2.13. Вечер американской империи?

Сумерки империи?

Имперское государство (а надо исходить из того, что Аме­рика – имперское государство и другим оно просто быть не может) погибает в тот момент, когда в обществе разрушается консенсус относительно того, что это государство просто обязано быть имперским. В тот момент, когда возникают разговоры о том, что "бремя империи" неподъемно, что его надо сократить, что "не нужны нам эти..." – империя конча­ется. Конкретные последствия могут быть различны и зави­сят от того, насколько государство способно трансформиро­ваться в некую другую, неимперскую сущность. Великобри­тания, например, стала национальным государством всего лишь (всего лишь!) за счет геополитической маргинализации и утраты самостоятельности во внешней политике. А Советская империя, умершая тогда, когда основным, если не единственным, критерием развития стала колбаса, развали­лась с известными последствиями.

Так вот психологически Великая Американская Империя умерла тогда, когда на ее политической арене появились Росс Перо и Патрик Бьюкенен, которые задали именно эти вопросы. И американское общество, – конечно, далеко не всё – с большим пониманием отнеслось к их позиции; достаточ­но вспомнить, что и тот и другой на президентских выборах (Бьюкенен на предварительных, а Перо – на основных) наби­рают значительный процент голосов. А ведь это голоса политически достаточно активных из­бирателей, которые утруждают себя прихо­дом на выборы.

Но несмотря на все разногласия и трудности, до последнего времени противоречия внутри американской элиты возникали по поводу характера американского участия в регио­нальных военно-политических балансах и степени свободы Вашингтона в принятии стра­тегических политических решений. И вот выяс­нилось, что несмотря на внешний консенсус в умах американской элиты, который, как правило, выражается в культовых заклинаниях о том, что США единственная сверхдержава, существуют весьма различные представления о том, какой должна быть американская геополитика в XX веке. Показателем "разброда в умах" стало появление комплексных и достаточно развернутых концепций геополитического будущего США. Любопытно, что первым не выдержал бывший министр обороны США Уильям Перри. Еще находясь на должности и будучи, каза­лось бы, в силу своего служебного положения апологетом концепции "расширения", – Перри выступил с несколькими развернутыми заявлениями, в которых обосновал совершен­но новую концепцию, получившую наименование "превен­тивная оборона". За чисто военизированным названием скрывалась крупная геополитическая идея, которая по цело­му ряду параметров противоречила концепции "расшире­ния". Интересно, что американские военные сразу же сдела­ли вид, что к ним концепция Перри совершенно не относит­ся и что это – дело политиков.

Концепция "превентивной обороны" основывается на понимании того, что США не обладают в полной мере воз­можностями сдерживания всех региональных сил, поставив­ших перед собой задачу достижения гегемонии в своих реги­онах. Поэтому точнее было бы не подтягивать военный по­тенциал до уровня, потребного для выполнения такого рода задач, а решать вопрос через систему превентивных полити­ческих и военно-политических мер несилового характера. Взятая в целом, эта программа представляет собой попытку формирования системы сдерживания развития силовой многополярности в мире за счет формирования такой системы взаимоотношений в военной, военно-политической и эко­номической областях, в рамках которых потенциальные на­рушители благоприятного для Соединенных Штатов статус-кво в критических регионах (например, в постсоветской Ев­разии или в Азиатско-Тихоокеанском регионе) не смогли бы изменить сложившийся баланс сил даже при наличии поли­тической воли руководства.

Концепция Перри признает по крайней мере три ключе­вых, но достаточно неприятных для Соединенных Штатов факта: а) вопрос стоит не о расширении американского влия­ния в мире, а, как максимум, о сохранении существующих позиций Америки; б) тенденции развития многополярности, по крайней мере в военно-политической сфере, сохраняются и не могут быть более сдерживаемы только за счет факторов экономической взаимозависимости и политического доми­нирования; в) Америка не обладает достаточным военным потенциалом, чтобы самостоятельно обеспечить дружествен­ный характер основных региональных военно-политических балансов сил – как по финансово-экономическим критериям, так и с точки зрения геополитической целесообразности.

Конечно, здесь нет никакого изоляционизма; конечно, Перри исходит из того, что Америка должна оставаться един­ственной сверхдержавой; конечно, он даже не думал о том, что США должны отказаться от своих обязательств. Но тем не менее, требование рационализации методов поддержания американского доминирования означает то, что многие в американской элите понимают: далее быть "всемогущими" США просто не под силу.

Но понимают они и то, что резко сократить свое присут­ствие на мировой арене США не могут: рассыплется фантом "глобальности" в международных отношениях. Придется проводить не просто конверсию оборонной промышленнос­ти, но и конверсию всего общества в целом. Придется пойти на хотя бы частичную реиндустриализацию экономики, на что даже у богатейших США просто нет средств. А значит, придется согласиться с тем, что следующее поколение аме­риканцев будет жить хуже предыдущего. Так что логика аме­риканской внешней политики вряд ли изменится. Тем не ме­нее, идеи бывшего министра обороны США весьма показа­тельны. Перри сам по себе человек не простой и, думается, выражал не только свою точку зрения.

Но стоит вернуться к тому, о чем мы говорили в начале статьи, – в американском общественном мнении развивают­ся весьма противоречивые процессы. Накладываются друг на друга различные негативные явления, одно из них – внешне­политический популизм. Американский внешнеполитичес­кий популизм на поверку оказывается штукой весьма специ­фической. Американское общество, вкусившее сладость по­беды, всегда будет требовать от своего правительства внеш­неполитической державности – однако оно будет неспособно поддерживать внешнеполитические мероприятия своего правительства, если они будут связаны с человеческими жертвами и большими затратами. Так что свобода действий американской администрации оказывается существенно ог­раниченной.

Надо учесть и то своеобразное положение, в которое по­пал сам президент Клинтон. Он так долго стремился любыми путями избавиться от имиджа "белобилетника-пацифиста", что создал для себя имидж "крутого" президента, чем карди­нально сузил возможности для "мягкого" поведения в пери­од кризисов и тем более для отступления. К тому же, говоря простонародным языком, президент США Клинтон в насто­ящее время находится под следствием сразу по нескольким делам и его судебные перспективы не то, чтобы мрачны, но вызывают некоторое беспокойство. И поэтому для уверенно­сти в своих силах он вполне может решиться попробовать старое испытанное средство – маленькую победоносную вой­ну. Последний раз в качестве такой войны пытались исполь­зовать высадку в Сомали, которая закончилась большим по­зором. Ну, а несколько раньше был Вьетнам.

Американское общество, впрочем, уже сейчас четко по­нимает, что ничем хорошим это не кончится. Достаточно вспомнить, какого рода американские фантастические фильмы про будущее мы смотрели на видеокассетах. Вспом­ните: "Безумный Макс" (аж три серии), "Водный мир", "Черри-2000", "Планета обезьян" (целых пять серий, в кото­рых с совершенно садистским упорством доказывается, что люди – быдло), "Вспомнить все", "В пасти безумия", относи­тельно новый "Марс" и еще десятки им подобных фильмов. Они все какие-то апокалиптические: действие происходит то ли после ядерной войны, то ли в США возникло какое-то то­талитарное государство-корпорация, то ли власть в стране захватил безумный диктатор, то ли роботы покорили людей, то ли случилась какая-то вселенская катастрофа, то ли люди себя уничтожили сами и на планете проживают исключи­тельно обезьяны, говорящие по-английски. Исключение со­ставляет недавно прошедший с бешеным успехом фильм "День независимости", в котором американцы лихо громят напавших на США накануне Дня независимости Америки инопланетян. Хотя, по правде сказать, фильм, в котором уничтожаются все крупные города Америки, вряд ли можно считать вариантом "Кубанских казаков". Можно возразить, напомнив о культовых "Звездных войнах", в которых, одна­ко, в первых же титрах говорится, что дело происходит в га­лактике "далеко от нас" и стало быть к Америке отношения не имеющей. А вас никогда не удивляло, почему в государст­ве, находящемся на гребне могущества, снимаются и, что са­мое интересное, идут в кинотеатрах, на видео и по телевиде­нию с большим успехом такие фильмы? У нас в России так­же пытались снимать нечто подобное, но эти фильмы очень быстро перекочевали куда-то в рубрику "Кино не для всех" после полуночи.

Почему Голливуд оказался неспособным снять что-то по­добное "Зеркалу" или "Проверке на дорогах", понятно, - культуры не хватает. Но почему государство, победившее в изнурительной "холодной войне", не создало своего аналога "Взятия Берлина", "Клятвы" или "Светлого пути" (кстати, по духу совершенно голливудский фильм про self-made woman – женщину, которая сделала саму себя, – да еще и с фе­министским оттенком)? Неужели из-за каких-то моральных аспектов, антиимперского духа или чего-то подобного? Со­мневаюсь – достаточно посмотреть блестящее американское историческое костюмированное кино, совершенно, к слову сказать, имперское, после которого, если не читать книг по истории других государств, возникнет устойчивое ощуще­ние, что вся история человечества происходила на террито­рии США. Да и вестерны очень часто оказывались довольно близки к "Свадьбе с приданым".

Что это – коллективный мазохизм или подспудное ощуще­ние того, что страна идет куда-то не туда? Своего рода стыд­ливость режиссеров, отказывающихся врать народу про "светлое будущее"? У меня нет ответа на эти вопросы. Я мо­гу только предположить, что в американском обществе есть какой-то внутренний надлом, своего рода отрешенность от страны – ведь нельзя без боли смотреть кино, где показыва­ется будущее той страны, где ты живешь, и этой страны как бы нет, ее уничтожили. Этот надлом нельзя связывать только с окончанием "холодной войны" – он, думаю, был всегда: ме­ня поражало то, что золотой век для американца закончился не когда-то давно (как для многих русских – то ли в 1917 го­ду, то ли при Владимире Мономахе, на худой конец при Ста­лине), он закончился только что, и человек, с которым разго­вариваешь, с удовольствием признавался, что и он жил при золотом веке. В период Рейгана золотой век был при Кенне­ди и Джонсоне, при Буше он сместился к тому же Рейгану. Сейчас все вспоминают, как им хорошо было при позднем Рейгане и Буше. Иными словами, золотой век Америки за­кончился только что. Но главное, что он закончился и уже больше никогда не начнется.

Я не хочу сказать, что Америка вот-вот умрет, хотя, как правило, империи начинают умирать, будучи на гребне мо­гущества, когда наступает золотой век, плавно и незаметно переходящий в угар, а затем и распад. Даже если поставлен­ный нами диагноз и верен, то, в конечном счете, сумерки последней империи могут продолжаться достаточно долго. Нам нужно хотя бы оценить, насколько сильно Америка "вползла" в свои сумерки, насколько сильно ржавчина внутреннего кризиса разъела краси­вые схемы американской геополитики, на­сколько то, что происходит в США, может затронуть и нас.

Вместо заключения: зачем нам эта Америка?

Конечно, приятно узнать, что, как говорит герой популярного фильма "Брат", "Америке скоро кирдык", но к нашей практической жизни это отношения не имеет. К тому же, ни помочь Америке вы­жить, ни поспособствовать тому, чтобы она поскорее "отму­чилась", мы не сможем. Дело не в этом. Просто геополитиче­ская ситуация складывается в мире так, что Россия для Аме­рики становится очень важным элементом для розыгрыша спланированных комбинаций.

Ибо чисто концептуально только Россия может подкре­пить ту систему "глобальности" мировой экономики и международных отношений, за сохранение которой так сражаются США. При всей своей мощи и Китай, и в еще большей мере Западная Европа являются региональными силами, которые даже на пике своего могущества очень четко понимали пределы своей экспансии. И хотя Китай некогда считал себя центром вселенной и именовался "Поднебесной", однако же построил, не считаясь с затра­тами и человеческими жизнями, Великую китайскую сте­ну, которой четко разграничил "мое" и "не мое". Да и за­чем китайцам глобальность – поставив под свой экономи­ческий, а затем и политический контроль прилегающие к себе районы, они решат большую часть своих геоэкономи­ческих и военно-политических проблем. Россия же по оп­ределению является трансрегиональной силой, замыкая на себе "силовые линии" геополитического взаимодейст­вия европейского Запада, исламского Юга и склоняюще­гося к Китаю Дальнего Востока. И дело здесь не столько в военной силе, сколько в том, что без России не может воз­никнуть какая-либо серьезная коалиция, способная бро­сить вызов господству США. И несмотря на постоянные заявления о том, что "Россия повержена" и что с ней не следует более считаться, в США даже те, кто это говорит, прекрасно понимают: от того, как поведет себя эта сила, будет зависеть очень многое в XXI веке, а может быть, да­же раньше.

Действительно, представьте себе, что "случится страш­ное" и Москва с упертостью загнанного в угол медведя нач­нет, хотя и неуклюже, но целенаправленно лупцевать амери­канских союзников на постсоветском пространстве (а это очень просто – надо всего лишь изменить систему отноше­ний так, чтобы благополучие этих режимов оплачивалось не Москвой, а Вашингтоном). А затем сыграть в некую геопо­литическую игру, использовав свои связи с Ираном и Кита­ем, а также контроль над значительной частью трансевразийских коммуникаций (что также довольно просто – достаточ­но привести в порядок БАМ и Транссибирскую магистраль, а также объяснить зарвавшемуся Нурсултану Назарбаеву, "что к чему"). Это будет если не конец эры господства Америки на торговых путях (прежде всего – морских), то, по крайней ме­ре, существенный кризис данной системы.

Понимают американцы и то, что при всем экономическом кризисе Россия потенциально является столь мощной про­мышленной машиной, что для американцев контроль над ней будет означать возможность поддержания собственной экономической системы (причем и той, которая уже оторвалась от американ­ской почвы, и той, которая все еще находит­ся на территории США). Иными словами, Россия нужна США для того, чтобы больше не думать о том, что происходит в Европе и Японии, а также для того, чтобы дать понять становящимся все более самостоятельным элитам этих государств, что США и без них обойдутся.

Наконец, США, хотя и могучая в финансовом от­ношении держава, однако же при относительном упадке внутренней экономики эта могучесть реализуется в основ­ном в сфере мировой торговли и международного финан­сового рынка. И тот факт, что население России предпочи­тает хранить свои деньги в долларах, означает не только, что россияне финансируют государственный долг США, но и то, что существенная часть ресурсов России как бы иг­рает роль гаранта устойчивости американского доллара. К тому же, сейчас, когда российская экономика находится в весьма неоднозначном периоде "предподъема", возникает вопрос о том, на какой основе этот предподъем перейдет в реальный подъем. Ясно, что единственным источником капитала для такого подъема будут внутренние накопле­ния, – иностранные инвестиции в массовом порядке, как правило, приходят тогда, когда подъем становится необра­тимым. Вопрос в том, кто сможет консолидировать этот внутренний капитал: государство, российские финансовые структуры или контролируемые из-за рубежа и прежде все­го со стороны США финансовые монстры. И ответ на этот вопрос определит не только судьбу России, он определит и судьбу США, ибо сравнимых с российскими ресурсов: фи­нансовых, индустриальных, интеллектуальных, природных – в мире больше нет.

А из этого следует весьма прозаический вывод: нам не следует питать иллюзий относительно того, что нас оста­вят в покое и мы сможем спокойно заниматься "своими делами". Этот шанс у России был два-три года назад, но теперь его просто не существует: наши дела уже перестали быть просто нашими. И США уже не нужна "нейтральная" Россия – им нужна Россия "дружественная", которая во­лей-неволей будет вынуждена играть по тем правилам, ко­торые сформировались в системе международных отноше­ний. Сформировались при деятельном и определяющем участии США; сформировались для того, чтобы США и далее смогли безбедно существовать в качестве "единст­венной сверхдержавы".

Возможно, заключение статьи покажется читателю нело­гичным, но на мой взгляд, то, что происходит сейчас с США, говорит о том, что для России пришло время "большой гео­политики", стратегических решений и долгосрочных комби­наций. И все это – несмотря на тот внешний упадок, которым характеризуется наша государственность. Просто у нас нет иного выхода, если мы хотим, чтобы в XXI веке наше госу­дарство было не просто самостоятельным, а играло бы замет­ную роль в мире. И не стоит считать США всемогущими, – в конечном счете, разговоры о том, что "в Вашингтоне все уже решили" и нечего "рыпаться", есть проявление пораженче­ства. С такими настроениями нечего лезть в политику, ибо наша задача заключается не в том, чтобы доблестно умереть "назло всем", наша задача в том, чтобы победить. И победить вчистую.