Размышляя над письмами...

В конце ноября 1987 года в интервью американской национальной телекомпании Эн-би-си М. С. Горбачев сообщил, что за неполный год получил 80 тысяч писем от американцев. "Я почувствовал через эти письма, - сказал советский руководитель, - огромное желание американцев, их стремление к тому, чтобы ситуация в мире изменилась к лучшему. И на первый план они выдвигают вопрос об изменении наших отношений, между нашими народами".

Письма продолжают пересекать океан. Их поток заметно увеличился после визита М. С. Горбачева в Вашингтон в декабре 1987 года.

Часть писем, поступивших из США с февраля 1987 по февраль 1988 года, публикуется в этой книге (полностью, без каких-либо сокращений). Эти письма, дающие представление о характере всей корреспонденции, комментируют по просьбе издательства "Прогресс" главный редактор журнала "Огонек" писатель Виталий Коротич и американский профессор-советолог Стивен Коэн.

В. Коротич: Перед нами - письма из США, адресоные советскому руководителю. Пишут люди, разговаривающие с руководителем чужой страны уважительно, но и взыскательно. Иногда тон писем таков, какой бывает, думаю, когда избиратели пишут письма сенаторам. Американцы сознают, что Горбачев несет определенную ответственность за жизнь не только своей страны, но и Америки. Они видят в нем одного из мировых лидеров, и, очевидно, в этом проявилось изменение американского отношения к руководителям вообще и в частности к руководителю чужой страны. Мне кажется, американцы никогда столь четко не ощущали свою причастность к общей судьбе человечества. Это важно.

С. Коэн: Это, вероятно, справедливо. Многие сегодня полагают, что мы живем во взаимозависимом мире. Он взаимосвязан как реальностями международной экономики, так и глобальной угрозой, исходящей от ядерного оружия. Многие люди, включая порою и малообразованных людей, внезапно осознали, что от того, что предпринимают или, наоборот, не предпринимают ваши или наши руководители, зависит судьба мира. Их действие или бездействие может привести к концу света. Поэтому решение, принятое в Вашингтоне или в Москве, влияет на всех людей, живущих в мире.

Хочу прежде всего отметить, что я из тех американцев, которые уже много лет выступают за разрядку в отношениях между нами. Я говорил о разрядке в то время, когда меня поддерживали очень немногие в Соединенных Штатах. Я говорил, что разрядка не только возможна, но и необходима. За это меня часто критиковали в моей стране.

Но я - реалист. Сколько бы я ни стремился к новой разрядке, к новой фазе наших отношений, я понимаю, что для этого потребуется длительная борьба. Поэтому должен предупредить: ваши руководители сделают серьезную ошибку в анализе, если станут основывать свою политику на предположении, что все эти добрые и прочувствованные письма действительно отражают общественное мнение в Соединенных Штатах. Хотя в них, конечно, есть интересные моменты, которых я коснусь позже.

Убежден, что письма, которые собраны в этой книге, не отражают типичное американское общественное мнение о Советском Союзе. По существу я мог бы сказать, что более типичными в этом смысле являются те письма, в которых американцы критикуют Горбачева: выражают протест по поводу политики Советского Союза в Афганистане; по вопросам еврейской эмиграции и гражданских свобод; об отношении Советского Союза к странам Восточной Европы, в частности по поводу существования Берлинской стены; выражают недовольство наращиванием советской военной мощи. Я считаю - и это подтверждают результаты общественных опросов, - что именно эти критические точки зрения, простирающиеся от крайне экстремистской до весьма умеренной, отражают основные тенденции в настроениях американской общественности в отношении Советского Союза.

В Соединенных Штатах существует огромное недоверие к Советскому Союзу. Поэтому нам с вами нужно помнить, что представленные в книге письма не являются типичными, хотя, конечно, и очень интересны. Дело в том, что десятилетия "холодной войны" нельзя сбрасывать со счетов. Эти десятилетия не могут быть перечеркнуты тремя годами гласности, нового мышления даже в Соединенных Штатах. Другими словами, если мы хотим смотреть на вещи реалистично, стремясь к улучшению наших отношений, то должны готовиться к длительным годам борьбы с тем, чтобы преодолеть наследие "холодной войны" как в Соединенных Штатах, так и в Советском Союзе.

В. Коротич: Вы знаете, очень важно не идти в плену у стереотипов; нам надо научно, если хотите, осмысливать корни своей категоричности. Характерны эти письма или не характерны? Думаю, это могло бы быть темой статистического исследования. Согласен, может быть, эти письма и не отражают всей широты отношения американцев к Советскому Союзу. Но я хочу сказать здесь вот еще что. Каждый день журнал, где я работаю, получает до пятисот писем от советских читателей. Приходит и какое-то количество из-за рубежа. Нам пишут практически те люди, которые считают нужным решать свои проблемы именно с нами, с журналом. Я вполне допускаю, что американское общественное мнение по- прежнему настроено против Советского Союза. Но если люди решаются писать Горбачеву, то, значит, они видят в нем достойного собеседника и считают, что определенные проблемы могут быть решены через него, с его помощью. Очень хорошо, что таких людей становится все больше.

Я хорошо помню, как быстро на моих глазах по многим параметрам менялось общественное мнение США. Мне довелось прожить осень 1982 года в Америке - я был в ужасе. Это было время, когда каждый вечер я видел какой-нибудь фильм или читал что-нибудь страшное о Советском Союзе. Это выглядело зловеще. С этим надо было кончать. В своей книге о США я написал, что Америка устала от ненависти. Это должно когда-то кончиться, поскольку вредит самой Америке.

Но вот прошлой осенью, когда Горбачев и Рейган встретились, чтобы подписать соглашение, мы наблюдали, как в Америке перед этим событием постепенно менялось общественное мнение. Люди устали от ненависти и все больше понимают, что мы - Человечество, что, даже если идея стратегической оборонной инициативы Рейгана осуществится (кстати, в книге есть письма в поддержку СОИ), никто не будет защищен. У нас нет альтернативы. Тут я вполне согласен с Вами, что разрядка действительно безальтернативна. Она должна произойти, хотя останутся наши различия, останется очень много непонимания, и это, боюсь, надолго. Но все мы уже сейчас становимся иными по отношению друг к другу. Ведь я помню времена, когда профессора Коэна у нас обзывали по-всякому - он ведь советолог, то есть занимается чем-то вредным. А ныне он приезжает к нам и печатается в нашей прессе, он один из самых интересных американских советологов.

Стереотипы меняются. И, конечно же, нам надо отметить: как хорошо, что разговор об ответственности за мир ведется лидером великой державы не только с собственным народом, но и с народами других стран. Желание понять друг друга захватывает сейчас весь мир. Поэтому мне было очень интересно прочесть, как из одного из самых глубинных американских штатов, Юта, школьник пишет письмо Горбачеву: нам в школе дали задание написать кому-нибудь письмо, я и подумал, напишу-ка Горбачеву. Даже это чисто подсознательное движение души весьма характерно.

Все эти письма - письма надежды. Я помню, когда-то у нас были очень популярны - думаю, и Вы это хорошо знаете, - американские письма - их издали брошюрой "Ленин разговаривает с Америкой". Это была переписка надежды с американцами, мечта о некоем общем счастье. Тот момент подъема общей надежды - часть нашей истории, которую как раз профессор Коэн изучал очень усердно. Мы тогда потянулись друг к другу через барьеры. Только что была американская вооруженная интервенция в Советской России, только что ваши соотечественники пробовали изменить нашу жизнь с оружием в руках. А гем не менее другие американцы вглядывались в нас доброжелательно, первые книги о ленинской революции влюбленно писали Джон Рид и Альберт Рис Вильямс. Нам надо беречь это ощущение взаимного понимания, существующего поверх всех бед, надо сохранить это ощущение надежды друг на друга, на то, что ни Америка, ни Советский Союз не могут быть счастливы и безопасны по отдельности.

С. Коэн: Я хотел бы коротко коснуться того, как три года перестройки повлияли на представление американцев о Советском Союзе. Если вы попробуете проанализировать статьи в массовой прессе, передачи телевидения, вы непременно обнаружите следы воздействия гласности, перестройки, методов руководства Горбачева на наши средства массовой информации. Воздействие это выразилось прежде всего в том, что средства информации США сейчас как бы дезориентированы. Дело в том, что, как Вы правильно отметили, рушатся стереотипы. А когда человек утрачивает привычные стереотипы, он приходит в замешательство - такова его первая реакция. Потому что он не знает, как теперь нужно думать, приходится думать по-новому. В Соединенных Штатах ныне происходит процесс ломки стереотипов. В этом нет никакого сомнения. И это - весьма значительный сдвиг.

Но вы должны понимать, что Америка - огромная страна, и в ней вы столкнетесь с самыми разными точками зрения по множеству поводов, в том числе и о Советском Союзе. О нем также высказываются самые разные мнения - от абсолютно безумных до очень рациональных, от крайне левых до крайне правых. Очень важно иметь при этом в виду и то обстоятельство, что наша пресса также не однородна. У нас есть различные по характеру издания. Такое относится также к телевизионным и радиопрограммам. У нас есть меньшинство - правда, очень громкое и настойчивое меньшинство, - которое я называю "теологическим". У этого "теологического меньшинства" - своя политическая религия в отношении Советского Союза, который она представляет как "империю зла". Важно понять: что бы ни предпринимал Советский Союз, мнение этих людей меняться не будет. Они всегда найдут новый повод, чтобы осудить Советский Союз. Например, несколько лет назад они постоянно твердили, что Советский Союз никогда не позволит академику Сахарову вернуться в Москву. Сахаров вернулся в Москву. Затем они говорили, что Советский Союз никогда не пойдет на увеличение еврейской эмиграции. При Горбачеве еврейская эмиграция несколько увеличилась. Советский Союз, утверждали они, никогда не пойдет на инспекцию на местах по соглашениям о стратегических вооружениях. А Советский Союз пошел на это. Говоря о культурной жизни, они настаивали, что Советский Союз никогда не опубликует Пастернака. А Советский Союз сделал это. В СССР, заявляли они, никогда не издадут Гроссмана. Вы опубликовали его. Советский Союз, настаивали они, никогда не станет печатать Замятина. Вы его печатаете. Советский Союз никогда не будет издавать Бродского. А вы издаете Бродского. Ну, тогда никогда не реабилитируют Бухарина. А вы реабилитируете Бухарина. Никогда не будут упоминать имя Троцкого. О Троцком пишут... Одним словом, что бы ни делал Советский Союз, "теологическое меньшинство" тут же изобретает новый предлог, чтобы заклеймить его как "империю зла". С этим нужно считаться.

Но есть и более серьезный аспект в этом вопросе. Я имею в виду влиятельную прессу Соединенных Штатов, пытающуюся серьезно анализировать события и явления. Репортеры и корреспонденты, работающие в Москве, редакторы и журналисты, работающие в Соединенных Штатах, все, кто пишет о Советском Союзе, действительно хотят понять, что же у вас происходит. Здесь также идет ломка стереотипов, возникают новые точки зрения. Думаю, что среди серьезных людей, занимающихся Советским Союзом, самым старым стереотипом было представление о том, что советская система никогда не менялась, не меняется и никогда не сможет измениться. Сейчас эта проблема начинает им видеться по-новому. Аналитики понимают, что Горбачев предложил программу радикальных реформ. Но многие в Соединенных Штатах не верят, что эта программа будет успешно осуществлена. Они полагают, что помимо интеллигенции в Советском Союзе нет социальных групп, поддерживающих перестройку, что в советской элите существует политическая оппозиция Горбачеву. Поэтому, утверждают они, Горбачев провалится. Такая точка зрения тоже отражает сохраняющийся стереотип того, что Советский Союз якобы не меняется. И все же сделан шаг вперед, поскольку эти люди теперь понимают, что в Советском Союзе возможно появление руководства, способного осуществлять реформы.

Вернемся к письмам. О чем они говорят? Если исходить из того, что они отражают определенную часть американского общественного мнения, то можно сделать и более общие выводы. Во-первых, практически во всех слоях американского общества - я предполагаю, что то же самое относится и к советскому обществу, отмечается острое стремление избежать угрозы ядерной войны. И люди ощущают, что политические решения, принимаемые вашими и нашими руководителями, недостаточно радикальны и оперативны, чтобы избавить всех нас от реальной технологической угрозы, нависшей над нашими головами, от страшной опасности ядерной смерти, угрожающей всему живому. Поэтому они и поднимают голос протеста. Уверен, что Рейган также получает тысячи и тысячи писем. Не знаю, насколько хвалят авторы этих писем Рейгана или, наоборот, ругают. Главное, что люди пишут письма руководителям, надеясь на спасение. Они хотят, чтобы их мнение было услышано. Как в вашем, так и в нашем обществе люди опасаются, что к ним просто не хотят прислушиваться. Поэтому они пишут первым лицам - президенту Рейгану и Генеральному секретарю Горбачеву.

Нужно еще отметить, что Горбачев, с точки зрения американцев, новый и замечательный феномен современного мира. До 1985 года большинство американцев и подумать не могло, что у Советского Союза может появиться такой руководитель - человек, интеллектуально и политически привлекательный; образованный; разговаривающий как нормальные люди; призывающий к диалогу; свободно чувствующий себя не только у себя на родине, но и на Западе. Многие американцы просто не ожидали такого. Неудивительно, что многие из них растеряны. Поэтому среди американских политиков, среди всех, кто формирует общественное мнение, сейчас происходит очень серьезная дискуссия. Если упрощенно и схематично изложить ее суть, то она сводится к следующему. Действительно ли Горбачев представляет новый тип советского руководства или же это всего лишь пропаганда? Может быть, все дело лишь в том, что у него хорошие помощники, хорошие составители речей, хорошие консультанты по вопросам средств массовой информации и т. д.? Может быть, он просто-напросто умнее, чем предыдущие советские руководители? Или же он действительно выражает существенно новую политику? Я лично, и как американский гражданин и как советолог, считаю, что Горбачев представляет собой принципиально новый тип руководителя. Пока еще это точка зрения меньшинства в Соединенных Штатах. Но это меньшинство растет. Таков характер дискуссий, которые ведутся сегодня между нашими политиками и вообще всеми людьми, влияющими на общественное мнение.

B. Коротич: Могу сказать, что мне было очень приятно видеть, как живо М. С. Горбачев реагирует на письма, которые получает, как ему интересно, что люди думают о нем и его деле. Так и должно быть, иначе нельзя. Вообще, мне кажется, сейчас можно говорить об одном очень интересном процессе - о процессе возвращения к норме. Вот мы сейчас обсуждаем, как изменяются стереотипы. И это ведь тоже возвращение к норме - норме, которую постепенно приемлют многие люди и в Советском Союзе, и в Америке.

C. Коэн: Вы имеете в виду вопросы международной политики?

В. Коротич: Почему? И внутренние. Скажем, реабилитация Бухарина, человека, о котором вы сами столько писали. Это норма. Мы к ней возвращаемся. Издание Пастернака, Гроссмана - это тоже норма. И очень хорошо, что мы приходим к этой норме, к справедливости как закону жизни. Плохо, когда возвращение к норме воспринимается кем-то как героизм. Мы должны приучить друг друга к нормальной жизни. Мы должны, мне кажется, приучать друг друга к тому, что человек из любой страны, разжигающий ненависть между народами, совершает дело ненормальное, бесчестное, не имеющее политической перспективы. И чрезвычайно важно, что даже сам президент Рейган - как он это публично засвидетельствовал - отошел от стереотипа "империи зла"; и это очень знаменательно, ибо Рейган очень последователен в своих действиях.

Мне кажется, сегодня можно говорить о расширении круга людей, которые хотят нормализации, и прояснении облика тех, которые ее не хотят. Людей, мыслящих стереотипами, еще достаточно. Недавно возле берегов Крыма произошел очень опасный инцидент - я имею в виду случай, когда к Крыму подошли два американских военных корабля.Если следовать старым стереотипам, событие это могло оказаться едва ли не равнозначным происшедшему с американским самолетом У-2 и его пилотом Пауэрсом, - самолет был сбит над Свердловском, после чего были отменены переговоры между руководителями СССР и США, резко ухудшились отношения между нашими странами. Но сегодня эти отношения - на таком уровне, когда довольно стандартная военная провокация не принесла желанных дивидендов тем, кто хотел бы разрушить возрождающийся процесс разрядки.

Говорю об этом потому, что все-таки существуют люди, которые и сегодня, так сказать, профессионально заинтересованы в том, чтобы письма, которые посылаются из страны в страну, были только воинственными, чтобы отношения между нами были плохими.

Очень интересно наблюдать поэтому, как письма показывают: злость у части людей постепенно тает. Даже те, кто в СССР не испытывает симпатии к Америке, а в Америке к Советскому Союзу, добреют, приходят к мнению, что самое главное - не допустить третьей мировой войны. Таков лейтмотив писем школьников из штата Мичиган, которые пишут, что они сами и другие ребята боятся становиться взрослыми: "Пожалуйста, избавьте нас от страха". Или, скажем, Сара Элстон пишет о том, что ездит по США и всем показывает в кукольном театре русскую сказку "Репка". Она убеждена, что, если будет показывать добрую детскую сказку, отношения между нашими странами станут лучше. Все авторы этих писем стремятся конкретно что-то сделать, каждый человек пробует как-то по-своему улучшить отношения между великими странами.

Их действия могут выглядеть наивно, средства у них скромные - будь то показ спектакля по сказке или письмо Горбачеву. Подумайте, насколько у тех, кто в состоянии противодействовать этим добрым людям, более мощные средства - целая инфраструктура: институты, газеты, радиостанции. Поэтому мне очень нравятся письма, подобные тем, которые я упомянул. Эти искренние попытки людей на своем скромном уровне вторгнуться в хорошо отработанную, мощную систему разрушения разрядки. И очень хорошо, что вокруг нас такие храбрые люди.

В мире стало теплее. Снова вспоминаю, как я настрадался в Нью-Йорке, когда жил там осенью 1982 года и там происходил очередной пароксизм ненависти. Позже, когда вышел телевизионный сериал "Америка", у нас в стране кто-то предложил закупить этот сериал и показать его по советскому телевидению, чтобы советские зрители узнали, чем пичкают американцев. У нас и сейчас время от времени говорят, что неплохо бы показать нашим людям "Рэмбо" и т. п. Я всегда был против этого, я - против закупки и показа подобных произведений, потому что единственным результатом такого могло быть возбуждение ненависти к Америке. Нельзя. Нельзя, чтобы укреплялась линия взаимопонимания между "рэмболюбами" по обе стороны кеана. То, что мы в нашей стране добились моратория на такие фильмы, прекрасно. И не надо нам тревожиться из-за того, что около 80 процентов советских граждан, судя по разным статистическим опросам, воспринимают Америку дружелюбно. Это отношение народа к народу очень важное завоевание, а потому и дружелюбные письма американцев воспринимаются мною как нечто естественное. Вот ненависть - та противоестественна.

Впрочем, я вовсе не идеалист и посмеиваюсь, когда слышу дома: "Ну, не может быть, чтобы они, такие хорошие люди, нас, таких хороших, не любили". Не надо бояться, что произойдет идеализация американских писем. Я думаю, что, пожалуй, эту книгу у нас воспримут с большим пониманием и теплотой, чем в Америке. Надо быть готовым к тому, что в нашей стране эта книга подтвердит распространенное мнение: видите, простые американцы, мол, за нас! Пусть будет так, это не беда, я продолжаю думать, что, как это ни парадоксально, такая реакция тоже тяготение к норме.

Норма ведь, в частности, и в понимании того очевидного факта, что мы не можем решить ни одной проблемы при помощи войны. Норма и то, что хотя мы с вами, может быть, никогда не будем до конца друг друга понимать и принимать, но при этом не будем из-за этого целиться друг в друга ракетами. Дружелюбие - тоже возвращение к норме.

С. Коэн: Очень интересная мысль. Позвольте мне сделать два кратких замечания прежде, чем мы перейдем к обсуждению более крупных проблем. Во-первых, мне представляется интересным, если бы то же издательство "Прогресс" могло получить доступ к письмам советских граждан президенту Рейгану и опубликовать их отдельной книгой. Во-вторых, я подтверждаю сказанное Вами о добром отношении в Советском Союзе к Соединенным Штатам. Некоторые мои советские друзья полагают, что жизнь в нашей стране лучше, чем она есть, и даже мои замечания о ряде негативных моментов в ней их не разубеждают. Возможно, в этом сказалась и ваша пропаганда, прежде упорно отмечавшая только плохое в нашей действительности, причем настолько упорно, что теперь ей не верят и бросаются в другую крайность. Такого рода реакции можно обнаружить как в вашей стране, так и в нашей.

А сейчас - о главном, что я хотел сказать. Все мы, сидящие в этом кабинете, - да и все граждане наших стран, более того, по существу, люди всего мира, представители всех поколений, - все мы являемся детьми "холодной войны". Никто из нас и не жил в иную эпоху. Правда, некоторые люди старшего возраста помнят тот период, когда Советский Союз и Соединенные Штаты были союзниками во второй мировой войне. Но, во-первых, даже ветераны второй мировой войны вспоминают об этом периоде по-разному, не все из них - в позитивном плане. А, во-вторых, следует признать, что это был чрезвычайный период в наших отношениях, потому что у нас был общий враг - фашизм. И продолжался он недолго. Итак, все мы - дети "холодной войны", мы всегда были противниками на ее фронтах. Нам еще предстоит ответить на фундаментальный вопрос: "Что же является нормальным?", поскольку ни одному из нас не удалось испытать эти нормальные отношения на практике.

Я - ученый и поэтому стараюсь мыслить аналитически. Я задаю себе вопрос: какого рода отношения возможны между нашими странами? Мне видятся четыре возможных варианта.

Во-первых, "горячая война". Мы можем стрелять друг в друга, но это было бы явным безумием, хотя бы по той важной причине, что теперь уже не существует подлинного различия между тем, что наши и ваши военные называют обычным оружием и ядерным оружием.

Это означает, что, если бы между нашими транами, не дай бог, вспыхнула "горячая война", почти неизбежно та или иная сторона пришла бы к использованию тактического ядерного оружия. И это было бы падением в пропасть.

Второй возможный вариант - партнерство или дружба. Но я полагаю, что такое, а тем более стать союзниками, также нереально. У нас различные идеологии, различный исторический опыт, разные экономические и политические системы. К сожалению, история сделала две наши великие державы соперницами. Мы можем, скажем, быть друзьями на личной основе, но государства наши, во всяком случае на протяжении жизни нашего поколения, не могут быть друзьями.

Третий возможный вариант - продолжать жить так, как мы жили до сих пор, то есть в условиях "холодной войны". В Америке многие считают, что именно такими должны быть наши отношения. Они упирают на то, что "холодная война" и гонка ядерных вооружений якобы как раз и сохранили нам мир. Поскольку "горячей войны" между нами не было, то "холодная война" оказалась для нас полезной. Почему бы, рассуждают сторонники такой точки зрения, нам не продолжать в том же духе?

Я сам считаю, что жить в условиях "холодной войны" дальше невозможно. Во-первых, она стала слишком дорогостоящей; в ходе гонки вооружений во имя взаимного "сдерживания" не только накапливается оружие, но и исключается его использование. Советскому Союзу необходимы средства для решения крупных экономических проблем внутри страны, улучшения благосостояния народа. У Соединенных Штатов также огромные экономические проблемы, и нам для народа нужны доллары. Во-вторых, "холодная война" не может более считаться нормой из-за появления новой военной технологии. В прошлом даже при наличии ядерного оружия оставалось время для принятия рациональных политиче-ских решений. После размещения новых ракет в Европе американская ракета, запущенная из Западной Германии, могла достичь Москвы через 5-7 минут. Кто может принять за такое время решение о судьбе всего мира? Кто может принять разумное решение за 5-7 минут? Иными словами, сегодня возможности военной технологии превосходят нашу политическую способность контролировать эту технологию. В Америке и, может быть, в Советском Союзе кто-то надеется, что системы компьютеров смогут предохранить нас от сбоя в технике, предотвратить тем самым использование ядерного оружия. Но - и это особенно драматично показали нам как "Челленджер", так и Чернобыль - такого гаранта от ошибок в виде компьютера просто-напросто нет, и мы не можем рассчитывать на полную безопасность. "Холодная война" породила военную ядерную технологию, которая слишком опасна и с которой мы не можем больше мириться.

Поэтому, по моему мнению, существует только единственный рациональный и возможный вариант наших взаимоотношений - разрядка. Таков четвертый вариант. Это означает, во-первых, прекращение гонки ядерных вооружений. Во-вторых, это сокращение, а затем и уничтожение наиболее опасных видов ядерного оружия. В-третьих, это создание путем переговоров и сотрудничества новой структуры политических отношений между нашими странами.

Разрядка означает не только более надежные взаимоотношения в военной области, но и достижение крупных политических договоренностей с целью уменьшения уровня конфликтов, сохранения и углубления сотрудничества. Альтернативы разрядке нет.

В. Коротич: И письма, которые мы сейчас обсуждаем, прежде всего - свидетельства разрядки. Обратите внимание, что особенно хорошие из них написаны детьми. А это уже не просто свидетельство разрядки, а такой разрядки, которая, как бы это сказать, направлена в будущее. Ведь детей невозможно заставить писать то, чего они не хотят. И они пишут о том, как не хотят верить в то, что наши народы стали непримиримыми врагами. Очень многие из этих детских писем - как раз об этом. Ведь подумайте, до чего же нелепо, что в прошлом пришлось появиться Гитлеру, дабы мы ощутили общую опасность и смогли сблизиться друг с другом. Сегодня возникла новая общая опасность, не менее серьезная, а потому "холодная война" невозможна. Именно это и отражают письма. Дело не только в том, что такая война слишком дорога. Мало и того, что она стратегически бессмысленна, даже вредна; самое главное то, что она мешает снижать уровень существующей в мире ненависти.

Необходимо разрушать "образ врага". Мы это обязаны сделать. На примере нашего поколения можно видеть, что из этого выходит. Дело в том, что в поколении дорогого профессора Коэна был ведь сенатор Маккарти, который довел культивирование "образа врага" до паранойи, до мании преследования. "Образ врага" и у нас во времена Сталина был развит до чудовищных, болезненных размеров. Мы сейчас увидели - вот он, тупик, мы уперлись в него - за ним можно было только или воевать, или не знаю уж что делать. Поэтому сейчас мы думаем о том, как противодействовать этим наслоениям ненависти. Многое можно сделать, разрушая "образ врага". Вспоминаю, как однажды мы, руководители ассоциации деятелей искусства, борющихся против атомного оружия, вместе с американским актером Гарри Белафонте организовали концерт в Гамбурге. Он и шведская актриса Биби Андерсон ставили между собой и микрофоном метроном, который тикал в течение всей песни. "Слушайте, - сказал Белафонте, - эта вот моя песня такой длины, как путь ракеты отсюда, из Гамбурга, до Москвы". Он пел ровно пять минут, потом остановил метроном и сказал, что ракета уже пролетела - планеты больше нет. Такие образы оказываются очень действенными, мы четче понимаем угрожающий нам кошмар.

Я вполне согласен с Вами, профессор, что на компьютеры полагаться нельзя. И если ракета из Гамбурга до Москвы летит пять-семь минут, то из космоса она летит всего тридцать-сорок секунд. Тут уж даже перекреститься не все успеют. Поэтому я вновь возвращаюсь к необходимости разрушения "образа врага". Когда автор письма из Калифорнии, обращаясь к Горбачеву, защищает "звездные войны", он, сколь это ни парадоксально, считает, что эта космическая программа защитит мир, что она - защита Америки от Советского Союза. Это тоже стереотипное мышление. Получается, что мы пишем Горбачеву, пишем Рейгану, говорим, что, пожалуйста, давайте жить вместе, но тут же, с другой стороны, привычно считаем, что и нам, и американцам неплохо бы иметь хорошие ракеты и хорошие ядерные зонтики, чтобы защищаться от ракет.

Людям пытаются внушить мысль, что это - не так уж страшно. Атомную бомбу, сброшенную на Хиросиму, ласково назвали "Малыш". На ракетах рисуют цветочки, птички, называют их женскими именами. Обратите внимание: дети, пишущие сейчас Горбачеву самые волнующие письма, в играх уже привыкли к тому, что в космической войне будто бы и нет ничего страшного. Они ведь с малого возраста играют на автоматах и компьютерах, где космические корабли сражаются друг с другом: на экране телевизора или на дисплее один ракетный самолет сбивает другой. Надо остановить и это. Пусть президент и Генеральный секретарь договариваются - это их компетенция. Но наша обязанность создавать атмосферу, в которой они смогут договориться. Мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы в мире понемногу менялся моральный климат. Даже при самых лучших намерениях руководителям очень трудно совершать миролюбивые поступки, если вся моральная атмосфера против них. Поэтому надо писать письма и президенту, и Генеральному секретарю, дать им острее почувствовать, что, раз они избраны руководителями своих народов, мир от них многого требует. И народ США вправе чего-то требовать от нашего лидера, и советский народ имеет право что-то требовать от Рейгана. Потому что в одиночку мы ничего не можем.

Я думаю о том, что сейчас мы приближаемся к тому моменту, когда даже какой-нибудь маньяк сможет сделать бомбу или, во всяком случае, завладеть ею. Тогда нам придется срочно решать, как совместными усилиями остановить грядущую войну. Наша ответственность становится все большей. И чем успешней мы будем разрушать взаимно угрожающий "образ врага", тем будет лучше. Мы должны бороться против ненависти как разновидности сумасшествия.

С. Коэн: Совершенно верно. Мы подошли к критическому рубежу. И если мы перенесем гонку ядерных вооружений в космос, ситуация станет безнадежной: в этом случае мы утратим возможность контроля за гонкой вооружений. Поэтому мы не должны допустить переноса этой гонки в космос. Некоторые люди у нас обвиняют президента Рейгана в том, что он выдвинул идею "звездных войн", говорят, что это очень опасная, безумная затея, и я готов с этим согласиться. Я всегда критиковал политику президента Рейгана в отношении Советского Союза, но при этом сейчас, в марте 1988 года, должен сказать, что мы должны отметить и важную заслугу президента. Хотя в течение моей взрослой жизни в Соединенных Штатах не было президента, находившегося на более крайних позициях, чем президент Рейган, тем не менее именно он договорился с Михаилом Сергеевичем Горбачевым и поддержал ряд абсолютно новых идей. Рейган узаконил - на правом фланге американской политики - идею контроля над вооружениями. Кроме того, Рейган узаконил еще две идеи. Первую - об уничтожении ядерного оружия, по крайней мере отдельных его категорий. Тем самым теперь эта идея стала частью американской политики, а это - огромное достижение. И еще одна идея, узаконенная президентом,- разрешение советским гражданам перемещаться по территории США с целью проверки выполнения договоров на местах, включая и объекты военно- промышленного комплекса. Ваши инспектора могут приехать сюда - это очень важно. И заслуга в этом принадлежит наряду с Горбачевым и Рейгану.

Тем не менее, мы находимся на опасном, критическом рубеже. На мой взгляд, перед нами стоит по крайней мере четыре проблемы.

Во-первых, это психологическое и политическое наследие "холодной войны" - то, что Вы называете культивированием "образа врага". Последние сорок лет наши внутренние системы строились вокруг этой концепции. Это являлось и является одним из основных факторов, влияющих на нашу экономику, на нашу культурную и духовную жизнь, на нашу политическую жизнь, на массовую культуру, на образ мышления наших политических лидеров. Поэтому нужно что-то делать, чтобы изменить такое мышление, сформировавшееся в рамках наших двух систем. Ваше стремление к закрытости, к секретности объясняется тем, что вы опасались, что американцы могут чем-то воспользоваться. В свою очередь наша потребность постоянно создавать новые системы вооружений и стремление вас обогнать объяснялись, по крайней мере частично, опасением, что вы можете нанести нам какой-то урон в том случае, если мы не будем этого делать. Вот что означает этот "образ врага".

Вторая проблема заключается в том, что как в вашей, так и в нашей стране концепция безопасности достигла грандиозных, глобальных масштабов. Согласно этой концепции, все, что происходит в мире, в любой его точке, якобы имеет отношение к нашей безопасности. Если происходит гражданская война в какой-нибудь маленькой африканской стране, мы в Америке говорим, что наша национальная безопасность под угрозой. И вы говорите, что это затрагивает вашу национальную безопасность. Думаю, что это - наследие второй мировой войны, давшей толчок глобализации концепции национальной безопасности. Нам следует, так сказать, урезать, подсократить эти концепции. Они должны основываться на реалистическом представлении о подлинных и мнимых угрозах.

Третья проблема - предельная милитаризация наших взаимоотношений. Когда мы обсуждаем наши отношения с Советским Союзом, мы говорим почти исключительно об оружии. Все это, конечно, важно, но не самое главное. Мы должны затронуть коренные проблемы наших отношений, а они находятся в области политики. Нам, когда мы размышляем о противоположной стороне, необходимо возродить политическое мышление вместо военного.

Четвертая проблема состоит в том, что на протяжении многих лет происходило накопление различных конфликтов между нами во всем мире - в Афганистане, в Восточной Европе, в Африке, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке. Накапливались и многие другие вполне реальные проблемы, которыми нужно заниматься. Даже если нам удастся изменить общую атмосферу, они сами по себе не исчезнут.

Вот основные четыре проблемы. Как же можно решить эти проблемы? Я предлагаю на ваше рассмотрение свои варианты решения.

Во-первых, чтобы изменить политическую атмосферу, обе страны должны прежде всего признать, что обе ответственны за "холодную войну". В результате этого мы оказались в одной ядерной лодке, и теперь нам нужно вместе найти выход из положения, поскольку мы являемся партнерами в борьбе за выживание.

Во-вторых, нам нужны реалистические концепции безопасности. И в этом плане я считаю, что Горбачев внес важнейший вклад, выдвинув идею всеобщей безопасности. До Горбачева обе стороны исповедовали другие идеи на этот счет: моя безопасность не зависит от твоей, и я буду накапливать столько оружия, сколько смогу, в результате чего я буду в безопасности. Концепция всеобщей безопасности более реалистична.

В-третьих, мы должны демилитаризировать наши отношения, то есть осуществить конкретные акции, направленные на развитие политического сотрудничества. Прежде всего - и это моя заветная мечта - ввести полный мораторий на испытания ядерного оружия. Отмечу, кстати, что эту мою мечту уже сформулировал в виде предложения Горбачев. Такой мораторий продемонстрировал бы политическую волю к тому, чтобы приостановить процесс гонки вооружений. К тому же без испытаний ядерного оружия его нельзя и создавать. Таким путем мы бы остановили гонку ядерных вооружений.

Вторая моя идея, или, точнее, тоже мечта, заключается в следующем. Как известно, и ваша, и наша страна направляют огромную военную помощь в страны "третьего мира". Единственное, чего мы при этом добиваемся, так это того, что местные локальные и гражданские войны становятся более кровопролитными. Происходит эскалация смертей, эскалация насилия. Ничего полезного в политическом плане мы из этого не извлекаем. Мы должны найти путь к своего рода сотрудничеству-соперничеству в "третьем мире", не используя при этом поставок оружия. И моя идея заключается в том, чтобы создать советско-американский молодежный корпус в развивающихся странах, создать организацию, которая направляла бы представителей вашей и нашей молодежи в одни и те же страны, где эти молодые люди работали бы вместе. Именно работали, а не показывали этим странам, как убивать, как пользоваться оружием. Они могли бы строить школы, расчищать реки, готовить преподавателей, бороться с голодом и болезнями в развивающихся странах. Они могли бы учить людей выращиванию продуктивных сортов сельскохозяйственных культур. Обе наши страны обладают огромным технологическим потенциалом, который был бы чрезвычайно полезен для "третьего мира". Наши молодые люди могли бы жить в одних и тех же общежитиях, в одних и тех же домах, они бы работали на одних и тех же объектах. Какой это мог бы быть прекрасный образец того, что могут сделать две страны в современном мире!

Здесь я вспоминаю Карла Сагана, статью которого Вы напечатали недавно в "Огоньке". Он мечтает о том, чтобы советские и американские космонавты вместе направились на Марс. У меня мечта, как видите, более земная. Это было бы примером политического сотрудничества, но также и соревнования: кто может лучше учить людей грамоте, лечить детишек. Это было бы прекрасно.

В. Коротич: Мы становимся идеалистами, даже когда только придумываем хорошие идеи. Действительно, было бы замечательно, если бы молодежь наших стран встретилась за рубежом в совместном труде. Правда, это не только от нас зависит. Если это поручат нам с Вами, тогда наверняка все будет нормально: мы отберем хороших ребят. Но я боюсь, что это поручат чиновникам из соответствующих ведомств, и вопрос окажется более сложным.

Не готовы к этой идее многие вполне, не исключаю, славные люди. И вот так: часы отбивают новое время, а как по нему жить, многие люди не знают. Внутренние конфликты продолжают накапливаться, мы живем в плену каких-то странных великодержавных представлений - и Америка, и мы: не хотим поверить, что кто-то может не любить нашу замечательную систему, вашу или нашу, и при этом не быть иностранцем. Мы приучены с детства не верить, что иностранец, которому не нравится Советская страна, может быть нормальным и хорошим человеком. Точно так, как большинство американцев не верит в то, что человек, которому не нравится Америка, может быть достоин уважения.

Но вот в этих письмах идет очень важное, с моей точки зрения, разрушение стереотипов. Американцы пишут человеку, который в общем-то и по своей позиции и партийной принадлежности явно не является поклонником американского образа жизни. Тем не менее, они делятся с ним своими мыслями. Это тоже очень интересно. Так пусть же психология человеческая переходит из области разрушения в область дружелюбия, путь это меняет и государственную психологию.

Давнее раздражение и злоба между нашими госу-дарствами стали настолько привычными и глубокими, что мы даже переругиваться стали как бы между прочим. Вы нам - привычно - бросаете обвинение, что, мол, евреев не выпускаете, а мы вам про безработных в канаве. Вы нам про Сахарова, а мы вам про Пелтиера. Есть некий неджентльменский набор общих мест, которыми мы пользуемся, как теннисисты на корте во время разминки, перебрасывая их, словно мяч, туда-сюда. И очень хорошо, что авторы писем показывают высокий уровень политического мышления, не занимаются такой "гимнастикой ума", в принципе ни к чему не ведущей, ищут пункты, по которым мы лучше поймем друг друга.

Надо, чтобы события развивались естественно и нормально, чтобы их участниками и творцами были и нормальные люди - обычные рабочие, крестьяне, служащие. Пусть они не просто смотрят на то, что происходит в мире, но и учатся влиять на происходящее. Ведь это, а не Персидский залив, к примеру, - главная сфера их жизненных интересов. А для людей, работающих и в средствах массовой информации, и в науке, - сегодня дело чести разрушать стандартные представления, разрушать "образ врага". Мы должны объяснить людям, что можно быть счастливыми, не убивая друг друга. Это очень важный процесс, и поэтому письма, которые печатаются в этой книге, я рассматриваю как дружелюбно протянутую Америкой руку. От души протянутую - я ведь знаю, что заставить американцев писать такие письма невозможно.

Это письма от нормальных людей, мыслящих нормальными мозгами. Я радуюсь этим письмам и тому, что с ними познакомятся многие тысячи читателей. А ответом на их письма служит эта книга. Ответ ясен: мы рады им и тоже протягиваем руку американцам.

С. Коэн: Вот я Вас слушал, и у меня появилась необычная мысль. Возникло ощущение, что Виталий Коротич в большей степени идеалист, чем Стивен Коэн. И это меня несколько озадачивает. Дело в том, что американцы считают себя нацией идеалистов, а советских людей представляют себе как циников и догматиков. Интересно было бы разобраться, как на самом деле обстоит дело...

B. Коротич: Мы все же, думаю, в большей степени идеалисты. Возможно, потому, что мы уже лет триста живем и работаем для своих внуков и правнуков. Мы говорим все время: вот еще немножно потерпим и помучаемся, зато они будут жить хорошо. А в Америку люди ехали не для того, чтобы построить в будущем счастливую жизнь, - люди хотели уже сегодня построить добротный дом, вдоволь наесться, иметь все. Поэтому, наверное, прагматизм в мышлении американцев более силен, чем в нашем. Но мне кажется, считаться тут нет смысла: хорошо было бы нам вместе сочетать самые отважные мечты с самыми прагматическими путями к их осуществлению - от этого выиграли бы все, и не только мы и американцы, но и весь мир.

C. Коэн: То, что Вы сказали, очень важно. Ваши слова тоже разбивают существующие в Америке стереотипы о советских людях, устоявшиеся и неточные представления о том, какая из обеих стран является более, так сказать, нравственной. Впрочем, не буду углубляться в эту дискуссию. Думаю, что ради улучшения всей атмосферы наших отношений очень важно перестать читать друг другу нотации и проповеди. Сам я не испытываю к этому никакого желания.

Это не значит, конечно, что нам не следует обсуждать вопросы, которые нас волнуют. Таких вопросов немало. Например, в наших странах следует облегчить работу корреспондентов, помогать их контактам с обществом и людьми. Тут много неоправданных ограничений, которые лишь усложняют наши отношения. И вообще это касается не только представителей прессы, но и более широкого круга людей, в первую очередь специалистов, занимающихся изучением соответственно США и СССР. И с той, и с другой стороны им чинят немало препятствий. Я лично на себе это испытал: в течение трех лет - с 1982 по 1985 год - не мог получить визу для приезда в Советский Союз. Правда, положение теперь, при Горбачеве, изменилось в лучшую сторону, и все-таки еще есть мои коллеги - приличные, порядочные люди, ручаюсь, что не шпионы, - которые хотят посетить вашу страну, потому что изучают ее, но не могут пока этого сделать. Думается, эту проблему - с учетом, конечно, интересов национальной безопасности - можно решить, либерализовав эту процедуру.

Спорных вопросов немало. Я не буду углубляться в более широкую проблему - проблему эмиграции, права человека жить там, где он желает. Я то понимаю, что у наших стран разные исторические традиции, и подход к этой проблеме у них искони разный. У вас тоже есть к нам претензии - часто справедливые, когда речь идет о социальной сфере. Все эти проблемы решать трудно, но учитывать пх важность необходимо, раз уж мы взялись улучшать наши отношения. Главное, чтобы было Движение вперед, был прогресс на благо обоих народов. Эхо то, что я называю реализмом. Вы согласны?

B. Коротич: Да, давайте будем реалистами. Я тоже думаю, что надо нам говорить об этих и других проблемах, но не доводить такой разговор до абсурда, не превращать эти проблемы в искусственные барьеры, смотреть на вещи шире. Согласен, не надо читать друг другу нотаций. Помните, как Горбачев сказал на встрече с издателями и редакторами в Вашингтоне: мы - не подсудимые, а вы - не прокуроры. Важно глубже вникать в сложные проблемы с помощью друг друга, но не заводить их обсуждение в тупики и, уж во всяком случае, не ставить друг другу ультиматумы.

Сейчас начали двигаться идеи. Начала двигаться информация. Двинутся и люди. Не всё сразу. Самое главное - мы понимаем: от того, что мы ломаем барьеры, мы не начинаем жить хуже. Мы начинаем лучше понимать друг друга, но ни американский патриотизм, ни наш патриотизм от этого не разрушается. Мы учимся спорить, учимся доказывать свою правоту. И это нам обоим на пользу.

Хочу в заключение еще раз выразить радость по поводу того, что американцы пишут в Москву письма. Это прекрасно. Мне хочется, чтобы и мы больше писали американцам, причем не только первым лицам. Пусть круг людей, которые будут участвовать в переписке, расширяется. Узнавая друг друга, люди будут друг к другу иначе относиться. Я думаю: тот факт, что Рейган и Горбачев лично узнали друг друга, многое определил в результатах их встреч и переговоров. Видите, как это важно.

C. Коэн: Что же, я согласен с Вами. Согласен, что руководители должны делать то, что им положено делать, а мы с Вами должны делать все, что в пределах нашей компетенции. Все должны делать то, что находится в рамках их возможностей. Давайте будем строить мосты через разделяющую нас пропасть, много мостов, столько, чтобы их потом не удалось разрушить, потому что некоторые все-таки будут разрушены - трудности впереди будут, это несомненно. И этот сборник писем - тоже мост. И наш диалог Коротич - Коэн - мост. Маленький, крошечный, но полезный и нужный. Так что будем продолжать строить мосты.

В. Коротич: Давайте будем их строить.