Шоссе уходит за горизонт

Автомагистраль в Лос-Анджелесе

Эта встреча произошла незадолго перед моим возвращением из Вашингтона домой. С очередной почтой в корпункт «Правды» пришло письмо из столичного института «Уорлд уотч». Директор института Лестер Браун приглашал на собеседование с работниками его научно-исследовательского центра, посвященное выходу в свет новой работы «Современные концепции национальной безопасности».

К этому времени у меня уже установились неплохие отношения с молодым институтом, который проявлял большую заинтересованность в прессе, чем его старшие, прочно утвердившиеся собратья-конкуренты. Я несколько раз бывал на «крестинах» подготовленных им для публикации работ, познакомился с его сотрудниками.

«Уорлд уотч» означает «Следящий за миром». Он и впрямь наблюдает за процессами на нашей планете. Амплуа института - глобальные проблемы: демографические, сырьевые, продовольственные, экологические. В жестком мире рыночной экономики, где главным оправданием любой деятельности, в том числе научной, служит прибыль, расходы института должны перекрываться поступлениями. «Уорлд уотч» ориентируется на потребителей из правительственных учреждений, политических кругов, академических сфер. За соответствующее вознаграждение он предоставляет заинтересованным лицам и организациям самый ходовой в наше время товар - идеи и информацию. Но для того чтобы привлечь потенциальных покупателей, требуется, как выражаются американцы, паблисити (известность, реклама). А чтобы создать паблисити, существует пресса. Таким образом я и попал, говоря по-нашему, в корреспондентский актив института - приглашался на пресс-конференции, посвященные опубликованию новых работ, за которыми обычно следовали живые, непринужденные собеседования.

Книга, представленная нам на этот раз, называлась, как я уже сказал, «Современные концепции национальной безопасности». Она показалась весьма интересной, имеющей общественное звучание. Ее общее направление и аргументация были необычными для умонастроений, господствующих в американской столице, шли вразрез с официально принятой точкой зрения, насаждаемой «ястребами». Автор работы утверждал, что понятие: национальной безопасности, как производного от степени вооруженности страны, ее готовности превзойти потенциального противника по количеству и качеству средств массового уничтожения, устарело и является по существу порочным.

В условиях, когда в мире накоплены горы термоядерной взрывчатки, достаточной для того, чтобы многократно уничтожить все живое на земле, доказывал он, добавление к этому фантастическому арсеналу смерти новых орудий разрушения не делает страну сильнее, не упрочает ее безопасности. Наоборот, оно увеличивает риск катастрофы, лишает людей так нужных им средств для решения глобальных проблем. Современное понимание безопасности нации, настаивал ученый, должно выдвигать на первый план не ее военную вооруженность, а качество жизни народа. Обеспечение истинной безопасности требует переключения огромных средств, выбрасываемых в топку гонки вооружений, на преодоление таких бед, от которых страдает значительная часть человечества, как голод, болезни, массовая безработица, неграмотность, отравление окружающей среды промышленными отходами.

Книга вызвала споры. Большинство из присутствовавших' журналистов, преимущественно американских, не соглашались с основными позициями автора работы. Говорили о том, что кни-> га чересчур «голубиная», чуть ли не «розовая», что автор ее - идеалист, не учитывающий «жестоких реальностей» нашего мира,

Подытоживая обсуждение, директор института постарался примирить конфликтующие стороны и никого не обидеть. Его основная мысль заключалась в том, что меняется мир, меняется и Америка. И надо быть способным вдуматься в новое, не отвергать с плеча то, что кажется необычным. «Давайте мыслить даже то, что кажется немыслимым!» - повторил он знаменитые слова бывшего сенатора Уильяма Фулбрайта, одного из мудрейших политических деятелей США, противника вашингтонского «безрассудства силы».

Бывший сенатор Уильям Фулбрайт

- Да, Америка меняется,- повторил Лестер Браун, когда, прощаясь, мы стояли у окна.

- Вон, посмотрите.- Он показал на ту сторону улицы, где среди серого однообразия асфальта, между двумя домами, зеленел клочок живой земли.

- Да, не удивляйтесь. Это - огород. Огород в центре Вашингтона. Кто-то из жильцов выращивает свои собственные помидоры... Нет, не думаю, что это делается для того, чтобы бороться с растущими ценами в супермаркете. Скорее другое: люди хотят чего-то свежего, натурального, они напуганы сообщениями о том, что овощи, фрукты, мясо - все вокруг перенасыщено химикатами, используемыми для того, чтобы увеличить урожаи, обеспечить лучшую сохранность продуктов.

- А вот это, вы заметили?- Лестер Браун показал на катившего по улице человека на велосипеде.- Один, другой, третий... Еще несколько лет назад велосипедистов в Америке почти не было. Теперь, говорят, их несколько миллионов. Почему это произошло? Отчасти это реакция на подорожание бензина. В еще большей степени - это стремление регенерировать свои мускулы, почти атрофированные автомобилыю-кнопочной цивилизацией.

Сказав это, моложавый директор института покосился на прислоненный к степе комнаты велосипед с высоким, выгнутым, как рога горного барана, рулем.

Разговор происходил в приемной института, занимающего сравнительно небольшое помещение на одном из этажей нового учрежденческого здания американской столицы. (При весьма высокой научной производительности штат постоянных работников института невелик.) За окном шуршала шинами Массачусетс-авеню.

Рабочий день американской столицы, размеренный и не поощряющий энтузиастов сверхурочной работы, близился к концу. Чинная, респектабельная Массачусетс-авеню - улица посольств, научных институтов, закрытых клубов, в которых собираются, группируясь по вкусам, представители «высшего общества»,- все плотнее заполнялась потоком автомашин. Среди них было так много - после беседы со «следящим за миром» я стал видеть это особенно отчетливо - малогабаритных машин, особенно японских и европейских. И насколько реже, чем было когда-то привычно глазу, проезжал длинный тяжелый лимузин старого американского образца, из тех, что пять - десять лет назад загромождали вашингтонские улицы...

Интервью с бывшим послом США в СССР А. Гарриманом

И эти велосипедисты...

И действительно, огородик у стены дома. Подойдя поближе, я разглядел уже набравшие желтизну помидоры на темно-зеленых кустиках...

Это были изменения внешние, бросающиеся в глаза. Но они как.бы намекали на те глубинные перемены в потоке национальной жизни, которые не увидишь невооруженным глазом, но которые четко фиксируются «пробами воды» - переписями населения, опросами общественного мнения, научными исследованиями.

Взять хотя бы такое важное явление, о котором в последнее время написано немало статей и книг, как сдвиги в относительном весе - экономическом, а следовательно, и политическом - отдельных районов страны. В 70-е годы американские политологи обнаружили, что колыбель нации - Северо-Восток страны сдает свои главенствующие позиции, что его начинают обгонять в развитии более молодые Юг и Запад. Родилось понятие «солнечный пояс», как назвали дугу штатов, протянувшуюся от Флориды на Юго-Востоке, через Техас, Аризону и Неваду до Калифорнии на Дальнем Западе.

Этот регион быстрее других развивается в экономическом отношении. В его пределах стремительно растут города, в то время как на Северо-Востоке они хиреют. Именно на него приходится почти весь прирост населения страны в 70-е годы. Почему капитал вдруг устремился в штаты «солнечного пояса», создавая там новые предприятия - в основном аэрокосмические, электронные, фармацевтические? Объяснение, которое часто встретишь в американской прессе: жаркий Юг, дотоле преимущественно сельскохозяйственный, открыло для промышленного освоения широкое внедрение в жизнь установок кондиционирования воздуха. В этом ответе, думается, кроется крупица истины, но только крупица. Главные же причины движения на Юг - экономические и социальные. Покидая обжитые районы Северо-Востока и Ближнего Запада - Нью-Йорк, Буффало, Кливленд, Чикаго, капитал бежит от экономической и социальной ответственности за дело своих рук - от обременяющих старые городские центры финансовых трудностей, трущоб, массовой безработицы, социальной взрывчатки черных и цветных гетто. На просторы Техаса, Миссисипи, Алабамы, Джорджии его влечет не столько зелень полей и щедрое солнце, сколько элементарная выгода - земли здесь дешевле, чем на Севере, рабочие, многие из которых не объединены в профсоюзы, готовы трудиться больше за меньшее вознаграждение.

В обеденный перерыв

Изменения в соотношении темпов демографического и экономического роста районов страны имеют и будут иметь немаловажные политические последствия. Недаром, как отмечают американские историки, четыре из пяти последних президентов США - Лин дон Джонсон, Ричард Никсон, Джеймс Картер и Рональд Рейган - представители этого региона - Юго-Запада. Исключение составляет лишь Джеральд Форд, попавший в Белый дом в результате «уотергейтского дела».

А разве не чревато далеко идущими политическими, экономическими и социальными последствиями такое явление последних лет, как бегство белого населения из центров крупных городских агломераций в пригороды, превращение сердцевины больших американских городов в обиталище бедноты, преимущественно черной и цветной? И совсем уже новая тенденция - возврат населения в провинцию? Эти процессы, обостряющие кризис городов, закладывают «мины замедленного действия», готовые сработать в любой момент и в любом районе страны.

Не обойдется без последствий и тот зафиксированный последней переписью населения факт, что в результате сокращения рождаемости и относительного увеличения продолжительности жизни средний американец постарел - с двадцати восьми лет в 1970 до тридцати лет в 1980 году. Политологи считают, что это способствует распространению консервативных взглядов, создает дополнительные трудности для вербовщиков Пентагона и для министерства финансов, которому надо изыскивать дополнительные средства на пенсии престарелым. Или то, что средний американец слегка «потемнел» - темпы роста черного населения страны в закончившемся десятилетии составляли шестнадцать процентов, в то время как белого - лишь семь процентов. В целом на долю черных и испаноязычных американцев (в основном пуэрториканцев и мексиканцев) и других небольших этнических групп приходится ныне двадцать процентов населения США - 45,4 миллиона из 232,6 миллиона человек. В условиях обостренности расовых отношений и усилившегося в последние годы экономического неравенства небелых американцев это также может иметь серьезные последствия.

Существенные изменения претерпевает и социальная структура американского общества. Еще на рубеже 50-х и 60-х годов число лиц, занятых в непроизводственной сфере, превысило число работающих в материальном производстве, «белых воротничков» (работников умственного труда и служащих) стало больше, чем «синих воротничков» (работников физического труда).

Эти изменения, отражающие усилившуюся текучесть жизни нации, вызывают у людей естественное ощущение ненадежности привычного, необходимости приспосабливаться к меняющимся условиям. Но эти перемены, преимущественно демографического и социального порядка,- лишь часть меняющейся среды обитания американца, вступившего в 80-e годы XX века. Существуют гораздо более сложные, более болезненные и менее понятные простому человеку процессы, которые порождают настроения тревоги, неуверенности в завтрашнем дне.

Никогда еще за послевоенный период американец не сталкивался с таким озадачивающим переплетением обострившихся экономических, социальных, политических проблем. В плане его личной жизни оно означает наибольшую со времени великого кризиса 30-х годов возможность лишиться работы. Если этот человек предприниматель или фермер - возросшую до рекордного уровня вероятность банкротства. Для всех, за исключением наиболее богатых людей, оно несет относительное оскудение. Рост цен ныне обгоняет среднее увеличение доходов, и американец, привыкший в 50-е - 60-е годы к постепенному повышению своего жизненного уровня, вдруг стал с тревогой замечать, что его кошелек быстро худеет и что он ничего с этим не может поделать. Причем ныне - и это особенно сказывается на общественных настроениях - бич новых невзгод бьет не только по миллионам бедняков, которые всегда существовали в США, уравновешивая относительное благополучие преуспевающих американцев, но и по так называемому среднему классу, основе идеологической и политической устойчивости системы.

Специалисты объясняют, что экономика США вступила в период нарастающих трудностей, что государство лишилось способности сколько-нибудь эффективно управлять экономическими процессами. Они пишут о застое в отдельных отраслях американской промышленности, о том, что страна теряет свои преимущественные позиции на мировых рынках, что технологический и научный отрыв США от западноевропейских и японских конкурентов сокращается, а кое-где уже превратился в отставание. Заимствуя библейскую терминологию, политики рассуждают о том, что тучные годы остались позади, что надо готовиться к годам тощим.

Объяснения принимаются со вниманием, но без одобрения. Человеку не свойственно соглашаться с теми, кто обосновывает необходимость жить хуже. Социальное беспокойство широких слоев американского народа переплетается с падением доверия к основным институтам власти, с растущей тревогой, обоснованной или ложно возбуждаемой, насчет неблагоприятных для США перемен в мире. Неудовлетворенность, неуверенность, тревога рождают желание перемен.

Именно на этой волне широко распространившегося недовольства, разочарования в традиционных методах управления страной. Осенью 1980 года на президентских выборах победили республиканцы правого толка. В Белом доме место баптистского проповедника, мягко стелющего «арахисового фермера» Джимми Картера занял «сильный человек», приверженец «простых и жестких решений», голливудский киноактер и землевладелец Рональд Рейган. «Америка садится на коня!» - объявил он. «Америке- новое начало!» - возопили его ретивые сторонники из числа «новых правых» и «неоконсерваторов».

Лихой скакун, на которого правые решили посадить Америку, оказался заезженным конем «холодной войны». «Новое начало» походило больше на стремление, упрямое и безрассудное, воскресить порядком забытое и, казалось бы, отбракованное историей старое. Ставка на гонку вооружений и откровенную подготовку к ядерной войне во внешней политике. Отказ от социального лавирования внутри страны, попытки вернуться к первобытному капитализму начала века. Такой на деле предстала политика республиканской администрации Рейгана.

Нарушен благотворный процесс международной разрядки. Отброшены вобравшие в себя огромный труд обеих сторон договоренности по ограничению вооружений. Ломается сложившаяся структура взаимовыгодных экономических, научных, культурных связей между Востоком и Западом. А в самих Соединенных Штатах - затяжной экономический спад, закрывающиеся заводы, все более длинные очереди «лишних людей».

«Ястребы» снова тучами парят над Вашингтоном. Фанатическая кампания антисоветского психоза, развязанная администрацией США в связи с вторжением шпионского «Боинга» в воздушное пространство СССР, взрыв шовинистических страстей, вызванных событиями в Ливане и интервенцией США в Гренаде, создали среду, в которой стремительно плодится микроб ультраправых милитаристских сил. Тон задает сам хозяин Белого дома. Он не упускает случая, чтобы вновь ратовать за увеличение военных ассигнований, за скорейшее осуществление, многочисленных программ наращивания вооружений.

Именно этими настроениями руководствуется Белый дом, начав размещение американских ракет средней дальности на Европейском континенте и сорвав возможность достижения взаимоприемлемой договоренности на переговорах об ограничении ядерных вооружений в Европе.

Как все это не похоже на обещанные республиканцами восстановление уважения к США в мире и «оздоровление» американской экономики! Как далеко от тех разумных, реалистических подходов, которые начали было утверждаться на берегах Потомака и отзвуки которых я услышал на встрече в институте «Уорлд уотч»!

«Каждый народ имеет руководителей, которых он заслуживает»,- заметил с язвительной иронией Бертольт Брехт. Дело самих американцев решать свои внутренние вопросы, в том числе и вопрос, кому занимать белоколонный особняк на Пенсильвания-авеню. И все же, думается, мы вправе сказать, что великий американский народ заслуживает лидеров более достойных, более разумных, более дальновидных, чем нынешняя команда, говорящая и действующая от его имени. Тем более что причины для глубокого беспокойства за возможные последствия «ковбойских» действий нынешнего Вашингтона имеются не только у американцев. Всему миру, самому существованию человеческой цивилизации угрожают граничащие с безумием планы ядерной войны, будь то «ограниченная», «затяжная» или «эпизодическая», о подготовке к которой, словно о забавных играх, вслух рассуждают и глава Пентагона и сам хозяин Белого дома.

К счастью, и в самих Соединенных Штатах начинают видеть нависшую угрозу. Если американцам по сравнению, скажем, с европейцами и не хватает исторического опыта, то в прирожденном здравом смысле им не откажешь. Перспектива испепеляющего ядерного вихря, навлеченного на США их собственными лидерами, вызвала в стране массовое антивоенное движение. Преодолевая ограниченность исторического опыта, американцы осознают, что в век ракетно-ядерного оружия отсидеться за океаном, воевать на чужой земле, если случится худшее, не удастся. Что земля - наш общий дом.

История была на редкость благосклонна к американской нации. Бескрайние горизонты плодородной, нераспаханной земли открывали простор для приложения сил, для быстрого преуспевания. Океанские пространства отгораживали ее от раздираемого непрекращающимися конфликтами Старого Света. Военные противники, с которыми сталкивались колонисты и их потомки - от индейцев до мексиканцев,- были заведомо слабее их самих. До позорного финала интервенции США во Вьетнаме Америка не испытывала горечи военного поражения. Нога иностранного солдата никогда не ступала на ее территории. Почти полтора века, с момента окончания Гражданской войны между Севером и Югом, американская земля не знала взрывов снарядов, не обагрялась кровью сражающихся людей.

Все это создало определенный идейно-психологический склад американца. Сделало его излишне самоуверенным, нетерпеливым, преувеличивающим значение силы как в житейских, так и в политических делах, породило чувство превосходства по отношению к другим народам. Эти слабости, которыми умело пользуются политические спекулянты, переплетаются в характере американца с такими его достоинствами, как демократизм, трудолюбие, предприимчивость, здравый смысл.

Соединенные Штаты Америки - страна молодая. Двести с лишним лет государственного существования - возраст для нации юный. В некотором роде Америка напоминает здоровенного подростка, вымахавшего в двухметровый рост, нарастившего изрядные мускулы, но еще не обретшего житейской мудрости. А обретать надо. Время не ждет. Слишком велика роль этой страны в мировых делах. Слишком многое зависит от того, как будут вести себя ее руководители в этот сложный период мирового развития, в эти ответственные, во многом решающие для судеб человечества годы.

Есть у великого американского писателя Фолкнера прекрасный рассказ «Гон спозаранку». В нем повествуется о взаимоотношениях сельского подростка и его умудренного жизненным опытом опекуна и наставника, о слитности человека с природой, о фермерской жизни - простой, не лишенной своих радостей.

Рассказ, ведущийся от имени подростка, завершается многозначительным диалогом:

- Да, теперь от нас, кроме работы, ничего не требуется,- говорю я.- Займемся фермой и не заметим, как опять ноябрь.

А он:

- Ты теперь не фермой займешься. В школу пойдешь. Я даже ушам не поверил сперва:

- Как? Я - в школу?

- Да,- говорит мистер Эрнест.- Тебе надо учиться.

- А я что делаю? - говорю.- Я ж и так учусь. На охотника и фермера - такого, как Вы.

- Ну нет,- говорит он.- Этого мало. Это раньше от человека только и требовалось - одиннадцать с половиной месяцев фермы и полмесяца охоты. А теперь нет. Теперь мало участвовать в фермерском и охотничьем деле. Надо участвовать в деле всего человечества.

Участвовать в деле всего человечества!

...Катит миллионами автомашин общеамериканское шоссе. Закручивает эффектными эстакадами, пестрит указателями дорог, все чаще закупоривается безнадежными пробками. Куда ведет оно? Не пропустил ли автомобилист нужный съезд? И не уподобился ли он ненароком тем безрассудным юнцам, что, соревнуясь в храбрости, несутся на машинах в лоб друг другу - кто дрогнет первый, кто свернет?

Мчат миллионы автомашин. Просто потому, что остановиться нельзя. Мчат дни и ночи. Мчат месяцы и годы. Изнашиваются

моторы, и разъедаются ржавчиной корпуса - их стаскивают с шоссе и отправляют на автосвалки, что кладбищами ушедших лет печально и назидательно возвышаются по краям дороги. Стареют в автомашинах люди, умирают за рулем, уже не слыша визга шин, скрежета сталкивающегося в неожиданной катастрофе железа. Их места занимают дети и катят дальше.

Катят рабочие и бизнесмены, доктора и юристы, торговцы и фермеры. Руки привычно сжимают руль, ноги на педалях, глаза впиваются в несущееся навстречу пространство.

Куда ведет шоссе?

Что там, за горизонтом?

Ландшафты Америки