Белый дом: президенты и политика (Иванян Э.Я.)

Через шесть лет после того надолго запомнившегося американцам дня один из близких советников Джонсона, Эрик Голдман, напишет в своей книге "Трагедия Линдона Джонсона": "Линдон Джонсон вошел в Белый дом неприветствуемым и исполнял в нем свои обязанности нелюбимым. И только однажды к нему были проявлены теплота и в некотором смысле любовь - когда он объявил стране, что покидает президентский пост" (Eric F. Goldman. The Tragedy of Lyndon Johnson. Alfred A. Knopf. New York, 1969, p. 520). Нелестная политическая эпитафия, но, как свидетельствует история, вполне заслуженная.

Линдон Бейнс Джонсон стал президентом Соединенных Штатов в день трагической гибели своего предшественника. По мнению большинства американских исторргков, не будь его кандидатура на пост вице-президента выдвинута Джоном Кеннеди на национальном съезде демократической партии в 1960 г., Джонсону вряд ли удалось бы самостоятельно добиться президентства. Это вовсе не означало, что Джонсон был до 1960г. одним из малозаметных политических деятелей, неизвестных в стране "темных лошадок", периодически появляющихся на политическом горизонте Америки в годы президентских выборов и рассчитывающих на успех лишь в силу стечения обстоятельств. Он был политиком-профессионалом в полном смысле этого слова, человеком, посвятившим политической карьере 25 лет своей жизни. С тех пор как он был избран членом палаты представителей конгресса США в 1937 г., Джонсон старался быть на виду у лидеров демократической партии. Это достигалось не особой активностью в конгрессе, а умением оказаться в нужном месте в нужный момент. Еще совершенно неизвестному американцам молодому конгрессмену, а позднее сенатору при тех или иных обстоятельствах удавалось оказываться рядом пли неподалеку от видных государственных деятелей США. Фотографы запечатлевали для истории Франклина Рузвельта, Гарри Трумэна, Дуайта Эйзенхауэра, Эдлая Стивенсона и, как правило, внимательно их слушающего или разделяющего их триумф Линдона Джонсона. Он был первым среди своих коллег по палате представителей, надевшим военную форму после вступления США во вторую мировую войну, и одним из немногих политических деятелей страны, награжденных боевым орденом. (Об обстоятельствах, при которых Л. Джонсон получил боевую награду, будет рассказано далее.) По-видимому, именно этим "военным опытом" Джонсона и объясняется то, что после окончания войны его имя начинает фигурировать среди членов всевозможных комиссий палаты представителей и сената, занимающихся вопросами военно-стратегического планирования и использования атомной энергии. В 1951 г. Линдон Джонсон становится одним из руководителей фракции демократической партии в сенате США, а в 1954 г. лидером демократического большинства. К президентским выборам 1960 г. он уже по праву считался крупнейшим в партии специалистом в области ведения закулисной политической борьбы. Ричард Никсон назвал его в те годы "самым способным и ловким политиком нашего времени", а Эдлай Стивенсон - "мастером искусства возможного в политике" ("The American Heritage Pictorial History of the Presidents", vol. 2, p. 969).

По свидетельству американских историков, привыкшего к выполнению политически активной роли лидера демократического большинства в сенате Джонсона не могли удовлетворить конституционно ограниченные функции вице-президента США. Однако, за исключением тех случаев, когда президент Кеннеди поручал ему представлять Соединенные Штаты за рубежом с весьма узкими полномочиями, Джонсону приходилось соглашаться на роль пассивного наблюдателя, присутствующего при решении правительством важных государственных вопросов внешней и внутренней политики. С января 1961 г. и вплоть до 22 ноября 1963 г. деятельность Джонсона была ограничена, по словам С. Уоррена, узкими рамками "политической периферии". "Обычно говорливому, привыкшему доминировать и обуреваемому всевозможными идеями, ему, по-видимому, приходилось подчиняться строгой самодисциплине, чтобы сохранять большей частью молчание на совещаниях, в ходе которых другие (члены ближайшего окружения президента Кеннеди. - Э. И.) излагали свои взгляды" (Sidney Warren. Battle for the Presidency, p. 339). За две недели до гибели президент Кеннеди провел совещание со своими советниками, на котором обсуждались в предварительном порядке вопросы предстоящей в следующем году избирательной кампании. Вице-президента Джонсона на это совещание не пригласили. Можно себе представить, как воспринял такое проявление пренебрежения к нему человек, впадавший в ярость даже в гораздо менее оскорбительных для него ситуациях. Вспоминали, как Джонсон порвал со старым другом, осмелившимся иронически отозваться о его неимоверных размеров золотых запонках, или в каких выражениях был отчитан директор одной из крупнейших радиовещательных компаний США за отмену запланированной передачи с участием Джонсона.

Долготерпение Джонсона было вознаграждено судьбой. Буквально с первого дня его пребывания в Белом доме никому и ни при каких обстоятельствах не будет дозволено попирать его достоинство; любое посягательство на его авторитет будет рассматриваться как удар по национальному престижу Соединенных Штатов, как антипатриотический поступок. Возвратившись с похорон Кеннеди, новый президент отдал необходимые распоряжения своим помощникам в связи с готовившимся в Белом доме приемом для зарубежных государственных деятелей, прибывших в Вашингтон для участия в траурной церемонии. Телеоператорам было передано указание Джонсона снимать его только с левого, более фотогеничного профиля. Со временем он откажется от печаток с факсимиле его подписи и будет подписывать самолично все документы. Без всякого снисхождения он будет отбирать у охотников за сувенирами среди его окружения и журналистов листочки бумаги с президентскими записями и рисунками. Он будет сохранять все, к чему когда-либо прикасалась его рука. Ведь теперь все, что ни делалось президентом, все его решения и суждения, вскользь брошенные фразы, личные вещи, автографы и, конечно, фотографии становились достоянием истории, с которой, как отмечают американские историки, Джонсон уже "не сводил глаз" в течение всего своего пребывания в Белом доме. И история беспристрастно и скрупулезно фиксировала и то, что Джонсону хотелось оставить в ее анналах, и то, о чем он предпочел бы поскорее забыть.

Президент Линдон Джонсон позирует перед фотокорреспондентами на своем техасском ранчо

Техасский миллионер, обладавший к моменту вступления на пост вице-президента США капиталом, превышающим 6 млн. долл. ( Согласно завещанию скончавшегося в 1973 г. Л. Джонсона, его семья унаследовала капитал в 25 млн. долл ), Джонсон любил рассказывать своим собеседникам о "нищете", в которой он рос, и о "трудностях и лишениях", с которыми он сталкивался в молодые годы. Воспоминания не ограничивались узким кругом собеседников. В своей книге "Чего я ожидаю для Америки", изданной к президентским выборам 1964 г., Джонсон "вспоминал": "Я знаю, что такое для людей нищета. Я был безработным. Я стоял в очередях в бюро по найму в ожидании направления на работу. Я мальчиком чистил ботинки. Я работал дорожным рабочим с восхода солнца до захода за один доллар в день" (Lyndon B. Johnson. My Hope for America. Transworld Publishers. London, 1964, p. 33). Об этом не раз говорил он и в своих публичных выступлениях. Д. Халберстам писал, что Джонсону "нравилось думать о себе как о своего рода Эйбе Линкольне, деревенском мальчугане, учившемся при свете коптилки. Позднее, уже став президентом, он любил питать свою собственную легенду и щедро приукрашивать ее, сопровождая посетителей по старой ферме, описывая, какой непритязательной она была, попросту говоря, маленькой лачугой, пока наконец мать не прервала его в присутствии нескольких гостей и не сказала: "Послушай, Линдон, но ты же ведь хорошо знаешь, что это неправда, ты же знаешь, что ты родился и вырос в весьма приличном доме, который находился намного ближе к городу" (David Halberstam. The Best and the Brightest, p. 442). Что же касается перечислявшихся Джонсоном видов его трудовой деятельности в детстве, то он никогда и нигде не уточнял, что работал он не из бедности, а желая заработать себе на карманные расходы, и что в те годы (а это были годы экономического кризиса) многие из его сверстников были вынуждены работать за гроши, чтобы действительно не умереть с голоду.

Уже в 1931 г. Джонсон связывает свое будущее с деятельностью на политическом поприще, став секретарем техасского конгрессмена, консерватора Ричарда Клеберга, и заручившись поддержкой старого друга семьи Джонсонов, будущего спикера палаты представителей Сэма Рэйберна. Женитьба на дочери состоятельного техасского землевладельца Тэйлора явилась следующим важным шагом на избранном им пути. За невестой дали в приданое весьма значительную сумму денег, что, по замечанию биографа Л. Джонсона Уильяма Уайта, "несомненно, оказалось полезным для ее мужа" (William S. White. The Professional: Lyndon B. Johnson. FawceU Publications, Inc., Greenwich, Conn., 1964, p. 73). Уже став лидером демократического большинства в сенате США и претендентом в кандидаты на пост президента США от демократической партии, миллионер Джонсон будет язвительно отзываться о своем основном сопернике Джоне Кеннеди, как человеке, обязанном своим огромным состоянием предприимчивости "богатого папеньки", тогда как он, Джонсон, заработал многомиллионное состояние "собственным трудом". Каким образом ему удалось это сделать, находясь практически все годы после женитьбы на административных или выборных должностях в Техасе и Вашингтоне, Джонсон никогда не уточнял. Впрочем, таких уточнений от него никто и не требовал.

Придя в Белый дом, Джонсон поспешил засвидетельствовать свое уважение к деловому миру США, дав понять, что интересы последнего будут основополагающими при выработке им политического и экономического курса правительства. Впервые за всю историю Белого дома президент ввел в практику организацию в своей резиденции званых обедов для крупнейших представителей "большого бизнеса", демонстрируя свое намерение завоевать столь необходимые ему доверие и поддержку. Уже первые контакты президента с магнатами монополистического капитала США были встречены с нескрываемым одобрением американской крупной буржуазией. Деловой мир увидел в Джонсоне "типичного американского президента, более зрелого (по сравнению с Кеннеди) политического деятеля, самого настоящего дельца, человека действий, человека, с которым можно иметь дело". "Он был, - как сказал Джеймс Рестон, - частичкой их мира. Его личные капиталовложения в скотоводческий бизнес, его близость к нефтепромышленникам, значительное число акций, которыми владеет семья Джонсонов в области вещания, делают его самого бизнесменом в полном смысле этого слова" (Hobart Rowen. The Free Enterprisers, p. 279).

Энтузиазм, с которым был встречен приход Линдона Джонсона в Белый дом деловым миром США, контрастировал с настороженностью и недоверием к нему со стороны значительной части американской общественности, и в первую очередь со стороны представителей так называемых "интеллектуальных" кругов Соединенных Штатов, приобретших значительный вес в общественно-политической жизни страны в годы президентства Кеннеди. С точки зрения этих людей, Джонсон всегда был техасским провинциалом, несмотря на долгие годы жизни в столице сохранившим привычки, манеру поведения и кругозор политикана местного масштаба. Именно таким человеком он представлялся и ближайшему окружению Кеннеди, доставшемуся в наследство новому президенту. Трудно себе представить, что уважение этих действительно разносторонне образованных специалистов, среди которых было немало видных ученых, мог бы завоевать человек, прочитавший, по собственному признанию, за всю свою жизнь всего лишь шесть книг, а за все годы пребывания в Белом доме - только одну. Специальный помощник по вопросам национальной безопасности Макджордж Банди, верой и правдой служивший покойному президенту и пытавшийся на первых порах содействовать лучшему взаимопониманию между Джонсоном и своими коллегами, убеждал последних не быть "снобами с Восточного побережья" в отношении президента-южанина и не относиться к нему с таким явным пренебрежением. Действительно, признавал Банди, новый президент не обладает внешним лоском и культурой, которыми отличался Джон Кеннеди, и уступает своему предшественнику в знаниях и опыте в вопросах внешней политики. Но именно это обстоятельство, продолжал убеждать Банди, позволяет надеяться на усиление роли и авторитета членов кабинета, президентских советников и помощников, занимающихся международными проблемами. В способности Джонсона руководить внутренней политикой правительства, не удостаивавшейся должного внимания со стороны Кеннеди, сомнений никто не выражал.

С первого же дня своего пребывания в Белом доме президент Джонсон развил бурную деятельность. Уже в течение первой недели он провел беседы с видными политическими деятелями обеих партий, сенаторами и конгрессменами, общественными и профсоюзными лидерами, крупнейшими представителями деловых кругов страны, провел десять крупных совещаний и опубликовал десять заявлений. Стране было объявлено, что новый президент считает своим долгом перед памятью покойного лидера завершить обещанную тем программу широких социальных реформ и преобразований. Имя Джона Кеннеди в те дни буквально не сходило с уст Джонсона. Пользуясь тем, что многие противники предлагавшихся президентом Кеннеди реформ не решались открыто противодействовать претворению в жизнь идей столь недавно погибшего президента, Джонсон довольно оперативно провел через конгресс налоговую реформу и закон о гражданских правах. Уолтер Липпман, с которым у Джонсона на первых порах сложились хорошие отношершя, отметил активность нового президента, заявив, что тот выполнил то, "что президент Кеннеди вряд ли смог бы выполнить, если бы был в живых" ("New Republic", April 25, 1904). Монополистические круги США не скрывали своего удовлетворения: в результате одного из первых шагов Джонсона на посту президента - проведения налоговой реформы - чистая прибыль монополий увеличилась на 15 - 20%. Американским трудящимся проведенная реформа дала минимальные блага: ставки обложения по федеральному подоходному налогу сократились для большинства из них всего лишь на 4 %.

"Каждый правящий класс, - отмечается в "Новой программе Коммунистической партии США", - вынужденный пойти на проведение реформ, пытается представить их как символ собственного великодушия и благоразумия. Однако реформы - это продукты народной борьбы и нажима, но никогда не следствие капиталистического великодушия". Настойчивость, с которой Джонсон способствовал принятию конгрессом закона о гражданских правах, имела особую причину. В оставшиеся до начала президентской кампании 1964 г. месяцы Джонсону необходимо было убедить негритянское население страны в. том, что его программа в области гражданских прав полностью соответствовала планам погибшего президента, пользовавшегося популярностью среди большинства представителей национальных и расовых меньшинств США. Принятый закон, дававший некоторые формальные гарантии равноправия американским неграм, в свою очередь обеспечивал Джонсону голоса избирателей-негров на выборах 1964 г.

К марту 1964 г. Джонсон решил, что "он выполнил свой долг перед политикой "новых рубежей". Настало время, как заявил Джонсон, для проявления инициативы его администрацией, и он был намерен открыть перед страной "новые смелые национальные перспективы" (Hugh Sidey. A Very Personal Presidency; Lyndon Johnson in the White House. Athcncum. New York, 1968, p. 50). С этих пор имя Кеннеди перестает фигурировать в речах и заявлениях президента. На всех решениях и действиях Джонсона отныне четко и ясно будет стоять печать его собственной администрации, его собственное имя. Политически выгодная тема "борьбы с нищетой", выдвинутая еще в годы администрации Кеннеди, была сформулирована Джонсоном в 1964 г. в выражениях, не оставляющих никакого сомнения в том, что именно он является ее единоличным автором. "Нынешняя администрация сегодня, здесь и немедленно объявляет неограниченную войну с нищетой в Америке, - заявил президент в своем ежегодном послании конгрессу. - Мы должны бороться с нищетой, бороться с ней везде, где бы она ни существовала,- в трущобах крупных городов и небольших городках, в лачугах издольщиков или в поселениях кочующих с места на место сезонников, среди белых и среди негров, среди молодых и среди пожилых, в процветающих городах и в бедствующих районах" (Eric Goldman. The Tragedy of Lyndon Johnson, p. 40 - 47). Джонсон обещал сократить федеральный бюджет на полмиллиарда долларов, главным образом за счет сокращения расходов на государственный аппарат. Одновременно он заверил страну в том, что его правительством будут увеличены ассигнования на нужды образования, здравоохранения и социального обеспечения. Были обещаны реформы в области страхования по безработице, заработной платы, помощи школе, медицинского страхования, налоговых ставок и т. п. "Слова были правильными, ио в них не было какой-либо ясно очерченной системы, отсутствовало обязательство придерживаться какого-то порядка решения проблем по степени их важности, не было предложено какой-либо организационной структуры", - комментировал предложенную Джонсоном программу Ч. Уикс (Charles Weeks. Job Corps. Dollars and Dropouts. Little, Brown and Company. Boston, 1907, p. 60).

23 апреля 1964 г. Л. Джонсон впервые употребил в своем выступлении термин "великое общество", но в тот момент мало кто обратил на него внимание. За последующий месяц Джонсон был вынужден повторить его в других публичных выступлениях по крайней мере 16 раз, прежде чем он был подхвачен американской прессой. 22 мая 1964 г. в тексте выступления президента в Мичиганском университете в г. Энн Арбор этот термин уже фигурировал с заглавной буквы - "Великое общество" - и стал знаменем, под которым Джонсон вступил в борьбу за свое переизбрание на пост президента США. В тот день он заявил: "Великое общество основывается на изобилии и свободе для всех. В ближайшие сорок лет мы должны будем перестроить все города в США, ибо становится все труднее жить в американских городах. Их центры находятся в упадке, а окраины подвергаются разбою. Нам недостает домов и дорог... Во-вторых, наша деревня... Сегодня ее красоты в опасности. Вода, которую мы пьем, пища, которую мы едим, даже воздух, которым мы дышим, - все находится под угрозой загрязнения. Наши парки и пляжи переполнены. Зеленые поля и густые леса исчезают... Сегодня мы должны начать действовать, чтобы предотвратить появление Безобразной Америки... Наше общество не будет великим, если каждый молодой человек не получит возможности изучить все достижения человеческой мысли". Процитировав высказывание Томаса Джефферсона о том, что "никакая страна не может быть невежественной и в то же время свободной", он заявил: "В настоящее время никакая страна не может быть невежественной и в то же время великой". "Сегодня 8 миллионов американцев... не имеют даже пятиклассного образования. Почти 20 миллионов не закончили и восьми лет школы. Почти 54 миллиона - более одной четверти населения США - не получили среднего образования. Каждый год более 100 тысяч выпускников средней школы, обладающих необходимыми способностями, не поступают в колледжи, поскольку они не могут себе этого позволить" 12 "Time", May 29, 1954. Демократическая партия и ее лидер настойчиво и целеустремленно завоевывали популярность у американских избирателей в преддверии президентских выборов 1964 г., не замечая, насколько двусмысленно звучали ее широковещательные программы. Ведь любое развитое государство XX в. должно было считать своим долгом дать молодому поколению необходимое образование, заботиться о престарелых и гарантировать равные избирательные права всем своим гражданам, не обязательно именуя себя "великим обществом".

В январе 1964 г. окончился своеобразный мораторий, наложенный со взаимного согласия лидеров обеих партий на политическую борьбу между ними в знак уважения к погибшему президенту. Республиканские лидеры были полны решимости нанести поражение Линдону Джонсону в его первой попытке стать избранным президентом США и, не теряя времени, приступили к консолидации своих сил и финансовых средств. Правое крыло партии, значительно укрепившее свои позиции после поражения Р. Никсона на выборах 1960 г., делало ставку на известного своими экстремистскими взглядами и высказываниями сенатора из Аризоны Барри Голдуотера. Среди наиболее активных сторонников кандидатуры сенатора были крайне правые, расистские и фашистские организации и группировки США типа Ку-клукс-клана, "общества Джона Бэрча". О том, кого видели и кого поддерживали в лице Барри Голдуотера американские бэрчисты, можно было косвенно судить по высказыванию их главаря Роберта Уэлча о бывшем республиканском президенте Дуайте Эйзенхауэре как "преданном и сознательном агенте коммунистического заговора". Впрочем, сам Голдуотер не менее решительно высказывался о правительстве Кеннеди и Джонсона и демократической партии. Администрация Джонсона проявляла, по его словам, позорную "мягкотелость" по отношению к коммунизму, а демократическая партия была партией "взяточников, одержимых идеей власти, и левых радикалов". В рядах сторонников Голдуотера оказалась значительная часть избирателей традиционно консервативной провинциальной Америки. С. Уоррен писал, что "движение за избрание Голдуотера президентом развилось на базе зарождавшейся в сознании многих американцев тревоги по поводу событий, которые происходили в мире, все в большей степени вызывавшем замешательство и опасения. По их мнению, в мире происходило растворение некогда устойчивых человеческих ценностей, исчезало уважительное отношение к законности и порядку, "ползучий социализм" подминал под себя здоровый дух индивидуализма и независимости, усиливались веяния "холодной войны", и советский "вирус коммунизма" коварно заражал их собственное правительство. Многие из них были порядочными, хотя и одурманенными мужчинами и женщинами, но кроме них существовали экстремистские, правые группировки, кипящие ненавистью к неграм, евреям, католикам, либералам всех мастей и убежденные, что страна их находится на краю гибели. Их политические взгляды представляли собой смесь паранойи с тоской по прошлому" (Sidney Warren. Battle for the Presidency, p. 342 - 343).

Национальный съезд республиканской партии, собравшийся в Сан-Франциско 19 июля 1964г., представлял собой сборище ярых сторонников Голдуотера, не останавливавшихся перед самой настоящей обструкцией соперников своего кандидата. В такой обстановке Барри Голдуотер, сенатор из Аризоны, стал кандидатом на пост президента США от республиканской партии. Кандидатом на пост вице-президента делегаты утвердили Уильяма Миллера, конгрессмена от штата Нью-Йорк.

Радио и телевидение разнесли по всей стране политическое кредо республиканского кандидата, суть которого сводилась к тезису: "Экстремизм при защите свободы не является злом. Умеренность в достижении справедливости не является добродетелью". Либеральное крыло республиканской партии было шокировано крайне экстремистской речью нового лидера. Политическая платформа республиканцев вобрала в себя основные положения, выдвинутые консервативным крылом партии. Значительно урезанными или вовсе исключенными из платформы оказались даже те ограниченные программы республиканской партии в области гражданских прав, федеральной помощи безработным и нуждающимся и социальных реформ, которые еще фигурировали в ней в 1960 г. Особенно непримиримой и воинственной была та часть внешнеполитической программы, которая касалась Советского Союза и советско-американских отношений.

Еще весной 1964 г. президент Джонсон заявил, что он не намерен принимать участие в "предварительных" выборах в штатах, поскольку не может позволить себе заниматься бессмысленной тратой времени, в то время как на нем лежат ответственные обязанности президента США. Пусть делегаты съезда демократической партии, с напускным равнодушием сказал он, сами решат, кого они хотели бы видеть своим кандидатом. А между тем он пользовался всеми привилегиями, доступными лишь государственному деятелю, занимающему пост президента страны. Ежедневно его имя фигурировало на первых страницах американских газет, ежедневно его лицо появлялось на экранах миллионов телевизоров. Политическая реклама, за которую другие кандидаты должны были платить огромные деньги, обеспечивалась ему бесплатно. В начале августа Джонсон направил одного из своих ближайших помощников к сенатору Хэмфри с заданием выяснить у того, как он отнесется к предложению баллотироваться на предстоящих выборах на пост вице-президента от демократической партии. Заодно помощнику президента было поручено разузнать некоторые дополнительные сведения о сенаторе: его финансовое положение, размеры доходов и долгов, а также не было ли у сенатора в прошлом каких-либо романтических приключений, которые могли бы оказаться компрометирующими его кандидатуру. По возвращении в Вашингтон помощник доложил президенту: сенатор Хэмфри очень небогатый человек, и, за исключением небольшого собственного дома и личной машины, у него практически ничего нет. Не было обнаружено в биографии Хэмфри и каких-либо могущих скомпрометировать его фактов. Вопрос о "напарнике" Джонсона на предстоящих выборах был решен.

Состоявшийся 24 августа 1964 г. в г. Атлантик-Сити съезд демократической партии проштемпелевал единственно возможный вариант своего решения - кандидатом на пост президента США был утвержден Линдон Джонсон, кандидатом на пост вице-президента - сенатор Губерт Хэмфри. С учетом перспективы выступления на выборах против консервативного республиканского "тандема" лидеры демократов решили изъять из политической платформы отдельные ее положения, которые могли показаться излишне "либеральными", особенно в сравнении с позицией, занимаемой по аналогичным вопросам республиканской партией. В платформе подтверждались решимость способствовать выполнению обязательств от Берлина до Южного Вьетнама по "защите свободы", намерение продолжать блокаду революционной Кубы. Одновременно с этим в платформе приветствовалось подписание Договора о запрещении атомных испытаний в трех сферах и выражалась готовность добиваться прекращения гонки вооружений. В несколько более сдержанном тоне по сравнению с республиканской платформой подтверждалась твердая решимость оказывать сопротивление "растущей коммунистической угрозе". В области внутренней политики платформа демократической партии обещала проведение широкого круга мер в области образования, здравоохранения, гражданских прав, борьбы с нищетой, охраны природных ресурсов.

Скандальность, предельный накал политических страстей, поток взаимных оскорблений и обвинений, запугивание и шантаж являются характерными чертами всех предвыборных кампаний в Соединенных Штатах. История президентских выборов в XX в. свидетельствует о том, что с развитием современных средств массовой информации, новейших видов электронной техники политическая борьба в США принимает все более ожесточенный характер, демонстрируя полное отрицание правящими кругами США принципов демократии и свободного волеизъявления масс. Предвыборная кампания 1964 г. превзошла по всем показателям скандальности любую из предшествовавших ей. Соперничающие кандидаты и партии обрушили на страну поток предвыборной пропагандистской литературы. Крайне правые организации распространяли многотысячными тиражами брошюры, листовки и другие печатные издания, авторы которых, ссылаясь друг на друга, убеждали избирателей, что Соединенным Штатам грозит заговор "подрывных элементов" и что в случае победы демократов страну уже ничто не сможет спасти от социализма.

Республиканский кандидат не предлагал стране какой-либо позитивной программы действий в случае своего избрания. В распространявшейся в ходе предвыборной кампании брошюре собственного сочинения "Совесть консерватора" Голдуотер разъяснял: "Я нисколько не заинтересован в том, чтобы совершенствовать правительство или повышать эффективность его деятельности, поскольку я намереваюсь сократить его размеры. Я не беру на себя обязательство содействовать повышению благосостояния, поскольку я намерен способствовать распространению свободы. Моей целью является не принятие законов, а их отмена, не представление новых программ, а отказ от старых программ, нарушающих конституцию, не оправдавших себя или же возлагающих на плечи людей дополнительное финансовое бремя" (Ibid., p. 340 - 341). Воинственность Голдуотера в вопросах внешнеполитического характера не знала предела. Он призывал к вооруженному сопротивлению распространяющемуся коммунизму, отождествлял разоружение с "умиротворением". Он настойчиво предлагал использовать угрозу разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом как орудие оказания давления на СССР, призывал к военной и экономической блокаде Кубы, к продолжению войны во Вьетнаме до достижения победы над "коммунизмом, грозящим всему свободному миру". Каждое выступление его было насыщено зловещими словами: "ядерное оружие", "повальное уничтожение", "массовая гибель", "нажатие кнопки" и т. п. В случае своего избрания он обещал стране возврат к "доказавшей свою разумность политике мира с помощью силы". Провинциальные аудитории, привокзальные толпы, подобно тому как это уже было в 1948 г., надрывали глотки: "Поддай им жару, Барри!"

Столь откровенная агрессивность республиканского кандидата в значительной степени облегчила выработку тактической линии предвыборной борьбы президента Джонсона. Ловко маневрируя формулировками и избегая высказываний или действий, которые бы позволили политическим противникам обвинить его в "капитуляции" и "мягкотелости" перед лицом "коммунистической угрозы", Джонсон целеустремленно создавал "имидж" политического деятеля, сознающего ответственность за будущее своей страны и всего "свободного мира". Не отказываясь от проведения авантюристической внешней политики и тайно готовясь к расширению американского вмешательства в Юго-Восточной Азии, Джонсон продолжал выступать с заявлениями о стремлении его правительства к миру и мирным переговорам во Вьетнаме Обращаясь к избирателям, он говорил: "Чей же палец вы хотели бы видеть на кнопке (ядерных установок. - Э. И.)? Кого из кандидатов вы хотели бы видеть поднимающим телефонную трубку "горячей линии" ("Горячая линия" ("хот лайн") - специальная телефонная связь между Вашингтоном и Москвой, используемая в случаях особой важности. Установлена в соответствии с договоренностью между правительствами СССР и США в 1963 г), когда будут произнесены слова: - Москва на проводе?" Кандидат в вице-президенты от демократической партии Губерт Хэмфри заявлял: "На предстоящих выборах речь будет идти о самой жизни, о будущем нашей планеты, о спасении человечества". Вся страна пестрела всевозможными плакатами, стендами, объявлениями, тексты которых сочинялись и распространялись штаб-квартирой демократической партии в крупных городах, провинциальных поселках и, особенно активно, в университетских центрах. "Голосуйте за Голдуотера и отправляйтесь на войну!", "Забудь о мире - голосуй за Голдуотера!", "Голдуотера в президенты его собственного универсального магазина!" - вот лишь несколько образцов лозунгов, распространявшихся демократами. Особенно успешно перефразировался предвыборный лозунг республиканцев "Вы всем сердцем чувствуете, что он (Голдуотер. - Э. И.) прав!". Варианты демократов били в точку: "Вы всем сердцем чувствуете, что он прав, крайне прав!", "Вы всем нутром чувствуете, что он умом не здрав!" В кругах американской молодежи и студенчества, особенно отрицательно воспринимавших призывы Голдуотера к всеобщей мобилизации, широкое распространение получил плакат: "AuH2O + 1964 = ", и далее был пририсован гриб атомного взрыва (AuН2О - химическая формула - "золото" (по-английски- "голд") и "вода" (по-английски - "уотер")). Было создано несколько роликов телевизионной предвыборной пропаганды демократов, демонстрация которых по телевидению произвела особенно сильное впечатление на широкую американскую общественность. Вот содержание одного из них: маленькая девочка ест мороженое, в то время как женский голос рассказывает ей, что в свое время атомные бомбы испытывались в воздухе и от выпадавших радиоактивных осадков умирали дети и что человек по фамилии Голдуотер, собирающийся стать президентом США, голосовал в свое время против запрещения испытаний ядерного оружия. Если он придет к власти, испытания могут начаться снова. По ходу текста усиливался треск счетчика Гейгера, который прерывался энергичным мужским голосом, призывавшим голосовать за президента Джонсона. В другом рекламном ролике на экране появлялась маленькая девочка, считающая лепестки ромашки. Этот счет переходил в предпусковой отсчет секунд на испытательном полигоне. На фоне атомного взрыва слышался голос: "Мы должны либо любить друг друга, либо погибнуть". Состоявшиеся 3 ноября 1964 г. президентские выборы явились триумфом кандидатов демократической партии и серьезным ударом по американским "ультра", поддерживавшим кандидатуру Голдуотера. С перевесом почти в 16 млн. голосов (более 42 млн. против 26,4 млн.) победил Линдон Джонсон. С таким перевесом не побеждал за всю историю США ни один американский президент. За Джонсона проголосовало почти 62% американских избирателей - жителей крупных городов Восточного побережья США, фермеров, негров, молодежи (В выборах 1964 г. приняло участие всего лишь 62,1% от общего числа зарегистрированных избирателей).

В. И. Ленин писал, что "борьба партий на деле, перед избирателем, с подсчетом итогов - всегда дает материал, проверяющий наше понимание того, каково соотношение общественных сил в стране, каково значение тех или иных "лозунгов" (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 22, стр. 332). Исход президентских выборов 1964 г. в Соединенных Штатах явился красноречивой демонстрацией расстановки общественных сил в стране. Он дал убедительное доказательство того, что большинство американского народа "дорожит интересами мира, что ему надоела "холодная война", - говорил Л. И. Брежнев в докладе о 47-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. - Поражение американских "ультра" - хороший урок для всех приверженцев политики авантюр и реакции" (Л. И. Брежнев. О внешней политике КПСС и Советского государства. Речи и статьи. М., Политиздат, 1973, стр. 12). Соотношение общественных сил в США при явном количественном преобладании тех, кто выступал за укрепление мира и развитие международного сотрудничества, было верно оценено лидерами демократической партии и ее пропагандистами, акцентировавшими внимание избирателей, в отличие от кандидатов республиканской партии, на своем конструктивном подходе к решению спорных международных вопросов и на своем стремлении к миру. Исподволь планируя "эскалацию" военного вмешательства США во Вьетнаме, президент Джонсон лицемерно заявлял в октябре 1964 г., в разгар предвыборной кампании: "Пока я являюсь президентом, для всех американцев может быть сохранен и будет сохранен мир" (Eric Goldman. The Tragedy of Lyndon Johnson, p. 412). Добившись убедительной победы, Джонсон и его единомышленники из военно-промышленного комплекса сочли возможным пренебречь уроком выборов и, игнорируя недвусмысленно выраженное стремление большинства американской общественности к миру, стали на путь опасного расширения агрессивных действий во Вьетнаме, на путь авантюр и реакции. Американские политические деятели склонны часто цитировать в демагогических целях слова А. Линкольна: "Вы можете обманывать весь народ в течение некоторого времени или часть народа в течение длительного времени, но вы не можете обманывать весь народ в течение длительного времени" (Цит. по: "The Oxford Dictionary of Quotations". Oxford University Press. London, Second Edition, 1966, p. 314). Избрав путь обмана масс, правительство Джонсона обрекло себя на суровый приговор истории. "Персональной войной Джонсона" называли в Вашингтоне самую долгую, самую грязную и самую непопулярную в истории Соединенных Штатов войну во Вьетнаме и в годы пребывания Линдона Джонсона в Белом доме, и после того, как он его покинул. Насколько же правомерно именовать войну во Вьетнаме его личной войной и действительно ли настолько решающей была роль президента и его администрации в трансформировании "ограниченного участия" США в "защите Южного Вьетнама от коммунистической угрозы" в так и оставшуюся официально необъявленной кровопролитную войну, охватившую всю Юго-Восточную Азию?

Опубликованные в июне 1971 г. выдержки из секретных пентагоновских документов свидетельствуют о том, что агрессия против вьетнамского народа подготавливалась и осуществлялась американским империализмом на протяжении многих лет, являясь прямым следствием двухпартийной внешней политики американских правящих кругов. Предельно эскалировав войну во Вьетнаме, правительство Джонсона в значительной степени следовало безрассудной логике внешнеполитического курса, основы которого были заложены тремя предшествующими администрациями, и военно-политической стратегии, разработанной остающимся при всех обстоятельствах вне- и надпартийным военно-промышленным комплексом - этим союзом монополистического промышленно-финансового капитала США с Пентагоном. В предисловии к печатному изданию "Пентагоновских документов" американский журналист Нил Шиэн писал: "Эти четыре следовавшие одна за другой администрации (президентов Трумэна, Эйзенхауэра, Кеннеди и Джонсона.- (Э. И).) предпринимали зачастую гораздо более серьезные политические, военные и психологические акции в Индокитае, чем они осознавали это в свое время. Об этом свидетельствуют крупномасштабные поставки военного снаряжения французам в 1950 г., акты саботажа и военного террора против Северного Вьетнама в 1954 г., шаги, вдохновлявшие и поощрявшие свержение президента Южного Вьетнама Нго Дин Дьема в 1963 г., планы, обещания и угрозы дальнейшей активизации действий, вызванные столкновениями в Тонкинском заливе в августе 1964 г., тщательная подготовка общественного мнения к долгим годам предстоящих открытых военных действий и сложившаяся в 1965 г., одновременно с открытой подготовкой военно-воздушных и наземных сил к длительной войне, убежденность в том, что ни достижение компромисса в самом Южном Вьетнаме, ни ранние переговоры с Северным Вьетнамом не приведут к желаемому результату" ("The Pentagon Papers". Bantam Books, Inc., 1971, p. XI).

Осознав уже позднее бесперспективность авантюристической политики в Юго-Восточной Азии, столкнувшись с вызванным войной серьезным обострением политических, экономических и социальных проблем, с принявшим поистине общенациональные масштабы антивоенным движением в США и решительным осуждением мировым общественным мнением американской агрессии во Вьетнаме, президент Джонсон выдвинул утверждение, что он лишь выполняет соглашение, "которое было получено им в наследство". "Совершенно верно, что "американский дом", выстроенный Линдоном Джонсоном во Вьетнаме, был возведен не им одним. Фундамент его, если можно так выразиться, был заложен президентом Эйзенхауэром, а первый этаж выстроен президентом Кеннеди. Но президент Джонсон был архитектором остальной части того, что превратилось со временем в многоэтажное сооружение",- писал Теодор Дрейпер в своей книге "Злоупотребление властью". "Инициатива действительно была проявлена до него, но ему в наследство не оставалось никакого "сог-лашершя", и уж во всяком случае речь шла не о том "соглашении", которое он сам взялся выполнить" (Theodore Draper. Abuse of Power; U. S. Foreign Policy from Cuba to Vietnam. Penguin Books, 1969, p. 158 - 159, 155). Существо вопроса заключается, конечно, не в том, какая из предшествовавших джонсоновской администраций была подлинным инициатором вьетнамской политики США, и не в том, действительно ли решения и действия этих администраций были восприняты Джонсоном как "необратимые" (Rowland Evans and Robert Novak. Lyndon B. Johnson; The Exercise of Power. New American Library. New Jork, 1966, p. 530). Эти соображения носят второстепенный характер. Администрация Джонсона, как и все предшествовавшие ей республиканские и демократические администрации, осуществляла не некий независимый, "свой" внешнеполитический или внутриполитический курс, а курс, диктовавшийся интересами правящего класса страны и, в первую очередь - его монополистической верхушки. Именно в этом и заключается "необратимость" государственного курса Соединенных Штатов, не зависящего от воли, позиции или партийной принадлежности американских буржуазных политических деятелей до тех пор, пока подлинная политическая и экономическая власть в стране остается сконцентрированной в руках представителей монополистического капитала. Как же иначе можно понять утверждение президента Джонсона о преемственности его "вьетнамской политики" внешнеполитическому курсу, проводившемуся на протяжении многих лет руководителями как республиканской, так и демократических администраций в 50 - 60-х годах. Ни американские политические традиции, ни конституция США не требуют и не ожидают от американских президентов слепой приверженности политическому курсу их предшественников, тем более принадлежащих к другой буржуазной партии. Следовательно, определяющим как в этом, так и в других случаях является нечто стоящее вне и над буржуазными партиями, а именно долгосрочные и непреходящие в эпоху империализма интересы монополистического капитала США. "Много говорилось о влиянии определенных групп и лиц на решения президента Джонсона в отношении Вьетнама, и особенно о влиянии военных, военно-промышленного комплекса и близких советников (также в большинстве случаев тесно связанных с Пентагоном и военно-промышленным комплексом. - (Э, И.). Совершенно верно, что ЛБД продолжал внимательно прислушиваться к советам военных и у него не было антипатии к военно-промышленному комплексу, поскольку он не рассматривал его в качестве такового",- признал советник президента Джонсона Э. Голдман (Eric Goldman. The Tragedy of Linden Johnson, p. 400). Оставляя на совести автора формулировку и логичность этого высказывания, нельзя не обратить внимание на фактическое признание этим близким к президенту человеком зависимости внешнеполитического курса правительства Джонсона от "союза крупнейших монополий с военщиной в государственном аппарате", как назвал Л. И. Брежнев военно-промышленный комплекс США (Л. И. Брежнев. О внешней политике КПСС и Советского государства. Речи и статьи, стр. 148). Предвидя поражение во Вьетнаме, монополистические круги США поспешили принести в жертву своего верного ставленника президента Джонсона, объявив его чуть ли не единственным виновником вьетнамской авантюры и возложив на его администрацию и на него лично всю ответственность за провал внешнеполитического курса США. Но не только неминуемым поражением Соединенных Штатов в войне во Вьетнаме и разраставшимся кризисом военной политики администрации Джонсона объяснялась перемена в отношении к президенту со стороны представителей делового и финансового мира США. "Все прошлые мировые конфликты, - отмечал Г. Холл в 1968 г., - были для американского империализма прибыльными предприятиями. Издержки же войны во Вьетнаме нельзя переложить на союзников, и это вызывает глубокое недовольство определенных кругов монополистического капитала, обвиняющих президента Джонсона в том, что он позволил этой войне стать "американской войной", за которую приходится платить самим США".

Попытки Л. Джонсона оправдать политику своей администрации в отношении Вьетнама действиями и решениями своих предшественников в Белом доме относятся к более позднему этапу вьетнамской войны, когда обреченность агрессивной внешней политики США стала очевидной даже для многих из ближайших сподвижников Джонсона. Но в 1964 г. Джонсон отдавал себе отчет в том, на что идет его правительство и как далеко оно готово идти на эту авантюру. "Пентагоновские документы" являются убедительным свидетельством того, что именно правительство Джонсона "расширило тайные боевые действия против Северного Вьетнама и планировало ведение открытой войны весной 1964 г., за целый год до того, как оно публично раскрыло глубину своего вмешательства и свои страхи по поводу поражения". Еще в ноябре 1963 г., возвратившись в свою резиденцию с панихиды по Джону Кеннеди, Джонсон имел беседу с послом США в Южном Вьетнаме Генри Кэботом Лоджем. Выслушав доклад посла о положении в этом районе мира, президент без обиняков заявил: "Я не намерен терять Вьетнам". Он не собирается, сказал Джонсон, быть первым президентом США, проигравшим войну, забыв о том, что, согласно официальным заявлениям его же правительства, американские войска направлялись в Южный Вьетнам не для того, чтобы "выиграть войну", а для "защиты свободы".

Руководствуясь соображениями внутренней политической борьбы в условиях года президентских выборов и необходимостью предоставления американским избирателям видимой альтернативы экстремистской, агрессивной внешнеполитической программе, сформулированной крайне правым крылом республиканской партии и ее кандидатом Барри Голдуотером, Джонсон заявил в сентябре 1964 г., что Соединенные Штаты не хотят "завязнуть в наземной войне в Азии" (В августе 1964 г. правительство ДРВ предложило Соединенным Штатам начать переговоры с целью урегулирования военного конфликта. Мирная инициатива ДРВ осталась без ответа. Лишь 15 месяцев спустя Джонсон заявил, что предложение ДРВ не было серьезным и что сложившаяся к тому времени ситуация в Южном Вьетнаме не обеспечивала сильной позиции США на переговорах. У. Лафебер писал, что, по всей видимости, решающим в тот момент оказался внутриполитический фактор, так как "Джонсон не хотел подвергать себя обвинениям в умиротворении, особенно в условиях, когда его соперник, бывший сенатор от штата Аризона Барри Голдуотер, настаивал на необходимости достижения победы военным путем, путем расширения наступательных операций США против Северного Вьетнама" ) (Walter Lafeber. America, Russia arid the Cold War, p. 240). Незадолго до президентских выборов, 21 октября 1964 г., он утверждал: "Мы не собираемся посылать американских парней за девять или десять тысяч миль от их дома для выполнения задачи, которая должна быть выполнена азиатскими парнями в их собственных интересах" (Theodore Draper. Abuse of Power, p. 22 - 23). Это высказывание Джонсона полностью соответствовало тому образу "верного продолжателя" политики президента Кеннеди, который из конъюнктурных соображений стремился создать в тот период для себя Джонсон. Ведь именно Кеннеди говорил почти за два месяца до своей гибели, 2 сентября 1963 г.: "В конечном счете это их (Южного Вьетнама) война. Это им предстоит либо выиграть, либо проиграть ее. Мы можем помочь им, мы можем предоставить им снаряжение, мы можем направить туда наших людей в качестве советников, но им предстоит выиграть ее...". По прошествии всего лишь трех лет война во Вьетнаме стала, по утверждению президента и его единомышленников, "американской" войной, которую Соединенным Штатам отныне предстояло "выиграть во что бы то ни стало". В 1964 г. в Южном Вьетнаме, согласно официальным и быстро устаревавшим данным, было уже 23 тыс. американских военнослужащих, и разрабатывались планы использования военно-воздушных сил США против Демократической Республики Вьетнам. Один из первых и наиболее активных противников американского военного вмешательства во Вьетнаме сенатор Уэйн Морзе заявлял 2 августа 1964 г.: "Мы находимся в состоянии войны в нарушение конституции Соединенных Штатов. Раздел 8 статьи I конституции предусматривает, что только конгресс полномочен объявлять войну. Ни один президент не имеет права посылать американских парней на смерть, если война не объявлена. Я знаю одно - мы завязли в Юго-Восточной Азии на долгие годы, а если мы будем продолжать действовать так и впредь, мы приведем к гибели тысячи американцев, пока американский народ не скажет нам того, что сказал французский народ: "С нас хватит!". "Безрассудным брюзгой" и "отступником" назвали тогда дальновидного сенатора некоторые журналисты, не предполагая, насколько он был близок к истине.

Война во Вьетнаме вызывала протест во многих слоях американского общества. Цветок, опущенный в дуло винтовки, стал символом антивоенного движения в США в 60-х годах

В самый разгар предвыборной кампании 1964 г. президент Джонсон, следуя советам агрессивно настроенных военных, оперативно провел через конгресс резолюцию, предоставляющую ему полномочия предпринимать "все необходимые шаги" для "отражения вооруженного нападения" со стороны ДРВ и "защиты свободы" стран - членов СЕАТО. Проект этой резолюции Джонсон, по свидетельству американских журртлистов, "носил с собой в кармане уже несколько недель, дожидаясь момента" (Tom Wicker. Lyndon Johnson vs the Chost of Jack Kennedy. "Esquire". November 1956, p. 152). Сам Джонсом признавал позднее в своих мемуарах, что идея бомбардировок территории Северного Вьетнама уже давно обсуждалась в правительстве и в качестве репрессивной меры, и как длительная кампания. Долгожданный повод был спровоцирован американскими военными кораблями в Тонкинском заливе, в территориальных водах ДРВ. Со временем американской и мировой общественности станут известными обстоятельства, при которых был спровоцирован так называемый "тонкинский инцидент", и роль, сыгранная в организации этой провокации американскими милитаристами. Проведя задним числом расследование этого инцидента, сенатский комитет по иностранным делам придет к выводу в декабре 1967 г. о том, что "тонкинский инцидент" был, скорее всего, спровоцирован самими Соединенными Штатами.

24 июня 1970 г. сенат отменил "Тонкинскую резолюцию" с "такой же поспешностью и замешательством, с какой он содействовал ее принятию шесть лет назад" - так писала в те дни пресса США об этом запоздалом акте американских законодателей ("The New York Times", June 26, 1970). Процесс политического прозрения проходил у многих американских политических деятелей мучительно долго: в 1964 г. за "Тонкинскую резолюцию" проголосовали все члены палаты представителей и абсолютное большинство членов сената (против нее голосовали лишь два сенатора - Уэйн Морзе и Эрнест Грюнинг). В 1966 г. сенатор Джордж Макговерн заявит: "Я полагаю, что по меньшей мере 90 из 100 сенаторов считают, что мы совершили ошибку, вообще вмешавшись (в военные действия во Вьетнаме. - Э. И.). Это признают многие сенаторы в частных беседах, хотя и добавляя: "Но мы оказались там, и независимо от того, была ли совершена ошибка или нет, мы должны постараться довести это дело до конца". В феврале 1967 г. сенатор Рассел скажет: "Я не хотел этой войны. Я делал все возможное для того, чтобы удержать Америку от вмешательства. У меня было достаточно здравого смысла, чтобы понять, что нам не следовало вмешиваться. Однако мы оказались там, и я теперь не знаю, как нам оттуда выбраться" (Theodore Draper, Abuse of Power, p. 154, 153). Такого рода запоздалые признания делали и многие другие государственные и политические деятели США. Сенатор У. Фулбрайт заявлял Б марте 1968 г.: "Конгресс и, естественно, я считали в момент принятия этой резолюции, что мы не санкционируем большую войну, а предотвращаем расширение военных действий" (Сh. Cooper. The Lost Crusade. New York, 1970. p. 244).

"Пентагоновские документы" свидетельствуют о том, что аналогичные чувства испытывал и министр обороны США Роберт Макнамара, отношение которого к войне во Вьетнаме прошло стадии "колебаний" - зимой 1965 г., "растерянности" - весной 1966 г. и "разочарования" - следующей осенью. Именно осенью 1966 г. Макнамара, согласно этим документам, пытался даже убедить президента Джонсона прекратить бомбардировки территории ДРВ и начать поиски возможностей политического урегулирования конфликта во Вьетнаме ("The Pentagon Papers", p. 485, 510). В январе 1968 г., окончательно убедившись в полном провале затеянной с его активным участием военной авантюры США во Вьетнаме, Макнамара "ослаб духом" (как с презрением заявил Джонсон) и подал в отставку с поста министра обороны. Он был не первым и далеко не последним членом ближайшего окружения президента, поспешившим покинуть давший течь государственный корабль. Убеждаясь по мере расширения вмешательства США в военные действия во Вьетнаме в гибельности внешнеполитического и экономического курса администрации Джонсона, многие советники президента предпочли заблаговременно отмежеваться от катастрофически терявшего популярность президента. Однако все это произошло гораздо позднее. А в 1964 г. администрация Джонсона решительно стала на путь эскалации американского вмешательства в дела Южного Вьетнама. "Конечно, были протесты со стороны левонастроенных лиц и со стороны людей, проявляющих нервозность в отношении такого рода вещей, но Джонсон не обращал никакого внимания на это... Люди забывают о таких вещах, если они срабатывают, а в тот момент не возникало никаких сомнений на счет того, что произойдет, когда настоящие мужчины придут в одну из этих захудалых стран и наведут там порядок",- с едким сарказмом комментировал действия президента Джонсона и его единомышленников Д. Халберстам ( David Halberstam. The Best and the Brightest, p. 574).

В августе 1964 г. адмирал Шарп телеграфировал в Вашингтон: "Давление на противника, будучи начатым, не должно ослабляться какими бы то ни было действиями или отсутствием их, поскольку это может привести к утере выгодных моментов, приобретенных в результате ранее предпринятых полезных шагов" ("The Pentagon Papers", p. 270). Согласно "Пентагоновским документам" в конце 1968 г. милитаристские круги США оказывали особенно сильное давление на президента Джонсона, настаивая на усилении бомбардировок ДРВ и интервенции против Лаоса, Камбоджи и ДРВ, а также на проведении мобилизации в стране. "Если мы уйдем из Вьетнама,- пугал американцев президент,- завтра нам придется сражаться на Гавайских островах, а на следующей неделе мы должны будем вести бои в Сан-Франциско" (James D. Barber. The Presidential Character, p. 54). В июне 1966 г. Джонсон заявил, что "Соединенные Штаты располагают всем тем, что хотели бы иметь другие страны", и что, приобретя необходимую военную мощь, эти "жадные до чужого добра" страны попытаются отнять у американцев их богатства. Провокационное заявление президента было широко подхвачено прессой, внесшей свой вклад в раздувание страхов обывательской Америки ("The New York Herald Tribune", Int. ed, June 17, 1966). Не отставал от Джонсона и вице-президент Г. Хэмфри, заявлявший в поддержку внешнеполитического курса правительства, что "в тот день, когда США откажутся от выполнения своих обязательств, вся система международного права и порядка окажется разрушенной" (Walter Lafeber. America, Russia and the Cold War, p. 255). Ссылки на обязательства Соединенных Штатов и на стремление способствовать сохранению международного правопорядка на протяжении многих десятилетий служили американским империалистам маскировкой подлинных интересов монополистического капитала и оправданием политического авантюризма его ставленников в правительстве США. "Скажите этому... (тут следовало обычное для лексикона президента Джонсона непечатное выражение. - Э. И.), что, в отличие от молодого человека, который был моим предшественником, я не боюсь прибегать к оружию",- пригрозил Джонсон одному из руководителей национально-освободительного движения в Доминиканской Республике. Последовавшее за этой угрозой наглое вмешательство во внутренние дела республики оправдывалось необходимостью борьбы с "коммунизмом", якобы грозившим "демократическим устоям" в этой стране и жизни находившихся на ее территории американских граждан.

Ложь, лицемерие, утаивание фактов стали основным оружием джонсоновской администрации в ее попытках оправдать агрессивные действия США во Вьетнаме. Когда президента спросили, почему он скрывает от общественности многие факты, касающиеся хода событий в Юго-Восточной Азии, Джонсон цинично ответил: "Если у вашей тещи один глаз и расположен он притом посреди лба, вряд ли стоит держать ее в гостиной". Президент, писал в 1964 г. сам Джонсон, "не может вести людей туда, куда они не хотят идти", добавляя при этом, что он рассматривает президентство скорее как "институт убеждения, чем просто отправления власти" (Lyndon B. Johnson. My Hope for America, p. 10). Однако институт убеждения понимался Джонсоном, по словам У. Липпмана, как право президента "манипулировать информацией в собственных политических интересах" ( Walter Lippmann. Credibility Clap. "The New York Herald Tribune", Intern, cd., March 31, 1967). 23 мая 1965 г. в "Нью-Йорк геральд трибюн" была напечатана статья ее корреспондента при Белом доме Дэйвида Уайза, в которой впервые появилась фраза "кризис доверия", и с этого дня этот "обтекаемый эвфемизм обмана", как называл его Липпман ("The New York Herald Tribune", Int. ed., March 29, 1967), стал широко применяться для характеристики взаимоотношений, сложившихся между представителями администрации Джонсона и американской общественностью. "По мере расширения американского участия во вьетнамской войне становилось все более и более ясным, что президент Джонсон был явно не намерен благосклонно относиться к проявлениям несогласия с президентскими решениями по внешнеполитическим вопросам... Придерживаясь такой точки зрения, он был, естественно, готов к тому, чтобы замалчивать или искажать факты. Критики занимались неположенным делом, наносившим вред стране, и некоторые ответные нарушения в общении с ними были его (Джонсона) привилегией, и даже, более того, его долгом", - писал Э. Голдман, обретший, по его убеждению, право столь саркастически отзываться о президенте после ухода с поста одного из ближайших советников Джонсона (Eric Goldman. The Tragedy of Lyndon Johnson, p. 414). Корреспондент газеты "Нью-Йорк тайме" М. Фрэнкел следующим образом описывал любопытнейший эпизод, происшедший в Белом доме в ходе встречи президента с влиятельными американскими издателями: "Г-на Джонсона спросили, почему он не хочет прекратить бомбардировки Северного Вьетнама. Его ответ был не просто аргументацией занимаемой им позиции по этому вопросу. В течение пятнадцати минут, как рассказывает один из присутствовавших на встрече, "перед нами стоял святой Франциск Ассизский, купавшийся в свете, излучавшемся от нимба вокруг его головы", изливавший страстное признание в своем стремлении к миру и пылко отчитывавшийся в своем усердии в этом направлении. Присутствовавшие были потрясены. Состояние всеобщего восхищения сохранялось в течение некоторого времени, пока не был задан резонный вопрос: "Если все обстоит именно так, может быть, правы те, кто утверждает, что президент не решается нанести врагу действительно сильный удар?" И внезапно перед присутствующими возник как бы при всех регалиях главнокомандующий, перечисляющий подвергающиеся ударам объекты, цифры о нанесенном врагу уроне и обещающий продолжать давление. И вновь присутствующие были потрясены" (Emmet John Hughes. The Living Presidency, New York, 1473, p. 112 - 113).

На пресс-конференции 28 июля 1965 г. Джонсон заявил, что к концу года численность американских вооруженных сил во Вьетнаме достигнет 125 тыс. человек. В действительности к концу 1965 г. во Вьетнаме уже было 184 300 американских военнослужащих (согласно официальным данным Пентагона) (Официальные данные Пентагона также были значительно занижены. На самом деле, к концу 1965 г. во Вьетнаме находилось свыше 200 тыс. солдат и офицеров США. "Эскалация" численности американских вооруженных сил во Вьетнаме проходила следующим образом: 1966 г. - 385 тыс., 1967 г. - 485 тыс., 1968 г. - 535 тыс., опять-таки согласно официальным данным Пентагона. В действительности к концу 1968 г. во Вьетнаме находилось свыше 560 тыс. американских солдат и офицеров). Скрывая от американской общественности правду, правительство Джонсона заявляло, что ежемесячные затраты на ведение войны во Вьетнаме составляли 800 млн. долл. В середине 1966 г. группа сенаторов обратилась к видному американскому экономисту Э. Джейнуэю с просьбой прокомментировать официальные данные правительства о размере затрачиваемых Соединенными Штатами средств на войну. Джейнуэй заявил, что объявленная правительством сумма затрат не соответствует действительности и что на самом деле расходы составляли между двумя и тремя миллиардами долларов в месяц, или порядка 30 млрд. долл. в год. Уже после того, как Джонсон покинул Белый дом, были опубликованы официальные данные, оценившие затраты Соединенных Штатов на войну во Вьетнаме к концу 1968 г. в 75 млрд. долл.(41 George Christian. The President Steps Down; A Personal Memoir of the Transfer of Power. The Macmillan Company. New York, 1970, p. 51 ) (Военные расходы США за пять лет, с 1964 по 1969 г., составили почти 350 млрд. долл., т. е. на 20% больше, чем за все годы второй мировой войны )(См. Л. И. Брежнев. О внешней политике КПСС и Советского государства. Речи и статьи, стр. 149). В январе 1967 г. Джонсон охарактеризовал действия военно-воздушных сил США во Вьетнаме как "наиболее осторожную и наиболее ограниченную воздушную войну в истории", однако уже в 1965 г. ВВС США совершили 24 570 боевых самолето-вылетов с целью бомбардировки территории ДРВ. В результате этих разбойничьих налетов имелись большие жертвы среди гражданского населения, были разрушены многочисленные поселки, нанесен значительный ущерб портовым сооружениям и объектам ДРВ, не имевшим стратегического значения. В Соединенных Штатах росло массовое возмущение пиратскими действиями американских вооруженных сил, находившее горячую поддержку со стороны мирового общественного мнения. В 1966 г. Пентагон опубликовал данные, которые были призваны продемонстрировать критикам вьетнамской политики администрации Джонсона ее "сдержанность" в ведении воздушной войны против ДРВ. Согласно этим данным, американская авиация совершила в том году "всего" 23 577 налетов на территорию ДРВ, что выглядело для неискушенных в военной терминологии людей некоторым сокращением масштабов воздушной войны против вьетнамского народа. Лишь немногие специалисты были способны разобраться в том, что Пентагон сознательно обманывал американцев. Термин "налет" означал в действительности, в отличие от термина "самолето-вылет", вылет звена из четырех самолетов. В результате оказывалось, что в 1966 г. американская авиация совершила 94 308 самолето-вылетов, что свидетельствовало о почти четырехкратном расширении масштабов воздушной войны США против ДРВ.

Американскую общественность сознательно вводили в заблуждение относительно степени участия американских вооруженных сил в боевых действиях, интенсивности боев, от нее скрывались сведения о понесенных американцами жертвах и поражениях. Военные сводки из Вьетнама подвергались тщательной обработке сотрудниками аппарата Белого дома и Пентагона, прежде чем они начинали фигурировать в официальных сообщениях. В американском прессе время от времени широко публиковались заявления посла США в Южном Вьетнаме Банкера и командующего американскими войсками генерала Узстморлзнда, в оптимистических тонах расписывавшие "успехи" американских вооруженных сил в борьбе против вьетнамского народа. После очередного инспирированного Белым домом выступления в прессе о такого рода "успехах" опросы общест-венного мнения фиксировали кратковременный рост популярности президента. В эти дни Джонсон носил с собой повсюду бюллетени с результатами опросов и при любой возможности демонстрировал их собеседникам, восклицая: "Я люблю эти опросы, так как за многие годы я имел возможность убедиться в их точности!" Когда же результаты опросов были неблагоприятными для президента (что было гораздо чаще), Джонсон становился буквально невыносимым, он полностью терял контроль над своими действиями и высказываниями. В эти дни он с особой нетерпимостью обрушивался на "дрыгающих коленкой либералов", "психов" и "смутьянов", виновных-де в обрушивающихся на него бедах. Артур М. Шлезингер-младший заметил в этой связи в мае 1967 г.: "Когда политика терпит провал, лица, ответственные за ее проведение, вместо того чтобы согласиться с этой ужасной для них мыслью и признать ошибочность политики, склонны утверждать, что в этом провале виновен кто-то другой" ("The New York Times". Int. ed., May 6 - 7, 1967).

К весне 1967 г. в лексиконе президента появляются презрительные клички, изобретенные им для критиков его внешнеполитического курса: "нервные Нэлли", "ругатели", "трусы". (В узком кругу президент пользовался более "живописным" языком.) В категорию "нервных девчонок" Джонсоном были зачислены сенаторы У. Фулбрайт, М. Мэнсфилд и даже папа Павел VI. Противники вьетнамской войны подвергались едким нападкам со стороны президента и членов его кабинета, объявлялись симпатизирующими коммунистам и врагам нации. Государственный секретарь Дин Раек проводил параллель между противниками войны во Вьетнаме и теми, кто оправдывал внешнюю политику держав фашистской "оси" перед второй мировой войной. В январе 1968 г. Джонсон все еще продолжал утверждать: "...враг терпит поражение... количество южных вьетнамцев, проживающих на территории, полностью контролируемой правительством, увеличилось более чем на один миллион с января прошлого года" (Theodore Н. White. The Making of the President, 1068. Atheneum, New York, 1969, р. 10). Спустя два года пресс-секретарь Джонсона Джордж Кристиан, человек, которому чаще, чем кому-либо другому, приходилось выступать с разъяснением официальной позиции правительства, признавал в своей книге: "Мы, администрация и военные, несомненно, были виновны в том, что вся неблагоприятная для нас информация о войне, независимо от фактического положения дел, рассматривалась нами весьма неблагожелательно. Мы предпочитали информацию, свидетельствовавшую об успехах, и не признавали информации о наших поражениях, среднего дано не было. С нашей точки зренш; в условиях, когда вопрос стоял о благополучии государства, пресса должна была выступать в роли органа пропаганды во имя патриотических целей" (George Christian. The President Steps Down. p. 189 - 190).

В октябре 1966 г., после того как популярность президента Джонсона резко пошла на спад, Белый дом распространил среди корреспондентов фотографию Джонсона военных лет. На фотографии был изображен 33-летний капитан второго ранга Линдон Джонсон, показывающий на географической карте район Новой Гвинеи, "за участие в бомбардировке которого он был награжден Серебряной звездой", одной из высших американских наград за проявленный героизм. Последствия публикации этой фотографии оказались неожиданными. На следующий день в газете "Нью-Йорк геральд три-бюн" было опубликовано письмо, в котором рассказывались некоторые подробности отмеченного наградой "подвига" Л. Джонсона. "В тот день,- говорилось в письме,- Линдон Джонсон летел пассажиром бомбардировщика Б-26, который подвергся нападению японских истребителей. Бомбардировщику удалось скрыться в облаках, не вступая в бой. Следует сказать, что Джонсон летел на нем в качестве представителя бывшего президента Рузвельта... и именно в связи с его особым статусом бомбардировщик не вступил в бой. Но поскольку ни один из семи членов экипажа не получил за этот инцидент никакой награды, спрашивается, что же такого сделал бывший капитан второго ранга Джонсон, пассажир этого самолета, чтобы заслужить такую награду?" ("The New York Herald Tribune", Int. ed., October 15 - 16, 17, 1966). Реакции Белого дома на это письмо не последовало, однако с тех пор официальные ссылки на "боевые заслуги" президента прекратились.

Автор некогда постоянной колонки в журнале "Лайф", посвященной президенту США, журналист Хью Сайди писал: "Джонсон правит государством спазматическими порывами - он осуществляет колоссальную оргию деятельности либо в ответ на брошенный ему вызов, либо в поддержку выдвинутой им самим идеи.

За этой оргией следуют недели и месяцы затишья - периодов грустных размышлений и переоценок. А его послужной список свидетельствует о том, что, избрав определенный курс, он меняет его с большой неохотой" (Hugh Sidey. A Very Personal Presidency, p. VIII). В 1967 - 1968 гг. взрывы активности президента становились все более редкими. До недавнего времени он мог вдруг покинуть столицу и лично провожать американских солдат, посылаемых на кровавую бойню во Вьетнам, пожимая каждому из них руку, или посещать в госпиталях раненых во Вьетнаме солдат. Но "кипучая деятельность" такого рода прекращалась столь же внезапно, как и начиналась, не принося желаемой популярности. Ее сменяли продолжительные периоды хандры, проявлявшейся чаще всего в активизации выпадов против оппозиционно настроенных к правительству политических деятелей и представителей прессы. В течение последнего года пребывания в Белом доме президент Джонсон выступал лишь перед американскими военнослужащими.

Приступы президентского негодования стали особенно проявляться после серьезного поражения демократической партии на промежуточных выборах 1966 г. в конгресс - пэрвого признака наступившего морального и политического банкротства джонсоновской администрации. Партия потеряла 47 мест в палате представителей и несколько мест в сенате. Всегда отличавшийся самонадеянностью и самолюбованием президент, в лексиконе которого в прошлом то и дело фигурировали фразы: "мой государственный департамент", "мой Совет национальной безопасности", "мои войска", все чаще и чаще обиженно жаловался на неких лиц, давно ждавших повода, чтобы "изгнать" его из Белого дома, и воспользовавшихся войной во Вьетнаме, которая была прежде всего "их войной", для достижения своей цели. Обида Джонсона звучала искренне, но обращало на себя внимание то, что президент никогда не называл конкретные круги, "предавшие" его в тяжелое для него время. Лишь изредка в его обиженных тирадах фигурировали некие "либералы" и "умники из восточных штатов", приписывавшие все беды и несчастья, обрушившиеся на страну, лично ему, президенту Джонсону. Свою обиду Джонсон сохранил и после того, как он покинул президентский пост. Комментируя несчастный случай, происшедший с сенатором Эдвардом Кеннеди в Чаппакуиддике, в результате которого погибла находившаяся с сенатором молодая женщина, экс-президент выразил убеждение, что Кеннеди, несомненно, удастся выйти "сухим из воды". "Но окажись я с девушкой, которую укусил бы шмель, они (!?) меня тут же засадили бы в тюрьму",- с горечью заметил он. Складывалось впечатление, что всю горечь своей обиды Джонсон изливал в первую очередь на представителей крупного капитала США, на военно-промышленный комплекс, в чьих интересах и осуществлялся агрессивный внешнеполитический курс и чьей войной в действительности была война во Вьетнаме, на правящие круги страны, отказавшие ему в поддержке во имя спасения престижа США в капиталистическом мире и сохранения гораздо более реальных для них практических выгод от этого.

В течение всего периода пребывания в Белом доме Джонсон не скрывал своей неприязни к семейству Кеннеди, и особенно к Роберту Кеннеди, в котором он видел опасного конкурента в борьбе за симпатии и поддержку могущественных промышленно-финансовых монополистических кругов Северо-Востока США. В своих мемуарах "С выигрышной позиции" Л. Джонсон признавал, что на протяжении четырех с половиной лет его пребывания на президентском посту ему "так и не удалось установить близких отношений с Бобби Кеннеди... Быть может, одной из причин этого были его (Роберта Кеннеди. - Э. И.) политические амбиции, а может быть, мы просто были разными людьми" (Lyndon B. Johnson. The Vantage Point, Perspectives of the Presidency, 1903 - 1969. Holt, Rinchart and Winston. New York, 1973, p. 539). Вице-президент Г. Хэмфри говорил, что, когда Джонсон и Роберт Кеннеди оказывались вместе, "весь здравый смысл вылетал в окно, и они превращались в двух зверей, вцепившихся друг другу в горло" (Eric Goldman. The Tragedy of Lyndon Johnson, p. 53). До поры до времени Роберт Кеннеди был необходим президенту Джонсону как символ преемственности его правительства администрации Джона Кеннеди, подчеркивавший его духовное родство с погибшим президентом. Одержав победу на выборах 1964 г., Джонсон не только прекратил ссылаться на свое духовное родство с Джоном Кеннеди, но и постарался поспешно избавиться от многих членов кабинета и большинства близких советников и помощников своего предшественника в аппарате Белого дома, этих, как называл их Джонсон, "больно уж начитанных умников". В числе самых первых был сменен министр юстиции Роберт Кеннеди. Много позднее, находясь уже в политической отставке, Джонсон увидит в публикации "Пентагоновских документов" руку покойного к тому времени Р. Кеннеди.

После 1964 г. Джонсон перестал упоминать имя Джона Кеннеди, но не смог избавиться от преследовавшего его все четыре с половиной года "мифа Кеннеди". На встрече с группой сенаторов поздней весной 1966 г., спустя два с половиной года после убийства Джона Кеннеди, Джонсон все еще пытался убедить присутствовавших в том, насколько достигнутые им успехи в построении "великого общества" превосходят все то, что было сделано при Кеннеди. "Говорят, что Кеннеди был присущ особый стиль, - не мог отделаться от своего комплекса Джонсон, - но ведь именно я провел через конгресс законы, увеличившие ассигнования на образование, здравоохранение, борьбу с нищетой". В какой-то степени он был прав: по объявленной Джонсоном программе построения "великого общества" в 1968 г. затрачивалось 25,6 млрд. долл. по сравнению с 12,9 млрд. долл., ассигновавшимися на аналогичные нужды в 1963 г. Но расписывая программу "великого общества" и предпринятые его администрацией меры в этой области, Джонсон оставался верен себе: в его высказываниях было больше саморекламы, чем действительных достижений, а в его планах больше политического расчета, чем искренней заботы о бедствующих. Строя модель "великого общества", он пользовался Идеями и чертежами рузвельтовского "нового курса" и, подобно Рузвельту, пытался предотвратить назревавший в недрах американского общества социальный взрыв, грозивший серьезными последствиями правящему классу Америки. В 1964 г. Джонсон писал: "Трагический поворот судьбы сделал меня президентом. С этого ужасного дня 22 ноября, когда был убит президент Кеннеди, мной владела лишь одна-единственная мысль, одна-единственная убежденность, одна-единственная цель: быть президентом всего народа, не только богатых, не только сытых, не только счастливых, а президентом всей Америки... До тех пор пока я являюсь президентом, я не намереваюсь позволить, чтобы темп беспрецедентного процветания Америки заглушил стенания тех, кому отказано в полагающейся им по справедливости доле этого процветания" (Lyndon B. Johnson. My Hope for America, p. 9, 35).

Объявленная Джонсоном программа построения "великого общества" предполагала значительное увеличение федеральных ассигнований по игнорировавшимся в прошлом статьям бюджета, что, в свою очередь, требовало серьезных усилий правительства по выработке сбалансированного бюджета и сокращения огромных расходов на содержание государственного аппарата, а главное - на военные цели. Однако бюджетные ассигнования на так называемые оборонные нужды США продолжали поглощать значительно больше половины федерального бюджета, а ассигнования на осуществление программы космических исследований намного превышали расходы в области образования, здравоохранения и были в несколько раз выше средств, отпускавшихся по бюджету на нужды Бюро экономических возможностей, которому отводилась решающая роль в объявленной Джонсоном "борьбе с нищетой". 4 января 1965 г. Джонсон торжественно объявил, что правительству удалось сэкономить в предшествующем году почти 3,5 млрд. долл. в основном за счет сокращения неоправданных расходов на содержание государственного аппарата. "Я намерен добиться еще больших успехов в текущем году",- под аплодисменты присутствовавших заявил он. Президенту доложили, что счет Белого дома за пользование электричеством составляет ежемесячно несколько тысяч долларов, и Джонсон самолично взялся гасить свет в помещениях своей резиденции после окончания рабочего дня сотрудников его аппарата, предварительно разрекламировав этот решительный шаг в интересах экономии бюджетных средств во всей американской прессе. "Один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти. Невозможно что-либо накопить, не пытаясь сберечь хотя бы понемногу", - учил Джонсон искусству экономии американцев, в то время как на широко разрекламированную программу "борьбы с нищетой" по бюджету отпускалось столько же, сколько выделялось на оплату транспортных расходов чиновников государственного аппарата США (R. Sherrill. The Accidental President. New York, 1968, p. 150).

Согласно официальным статистическим данным, в Соединенных Штатах в эти годы было 3,5 млн. семей белых американцев и около 1 млн. семей цветных американцев, чей ежегодный доход был менее 1999 долл. Эти американцы, жившие в голоде и нищете, были вынуждены платить подоходный налог в размере 38%, тогда как те, кто получал между 7.5 тыс. и 10 тыс. долл. в год, платили 22.3%. Доходы 7 млн. американских семей составляли в год менее 2999 долл. В своем выступлении в г. Ньюарке в октябре 1966 г. Джонсон заявил: С 1961 г. типичная американская семья, состоящая из четырех человек, получила на 1200 долларов больше в реальных доходах. На эти 1200 долларов они могут перекрыть крышу собственного дома и оплатить покупку цветного телевизора и автоматической стиральной машины. Эти 1200 долларов могут оплатить год учебы их сына или дочери в университете штата" 52 Ibid., p. 152 - 153. Можно себе представить, насколько реально звучало для 11,5 млн. американских семей упоминание президентом собственных домов, цветных телевизоров, стиральных машин и учебы их детей в университете. Президент и члены его администрации широковещательно заявляли о якобы огромных суммах, выделявшихся на реализацию программ "борьбы с нищетой". Однако факты говорили о другом: на нужды одного из крупнейших промышленных городов США - Кливленда, валовой продукт которого оценивался в 6 млрд. долл. в год, отпущено было около 10 млн. долл. "Если в гуще такого высокоразвитого производства нищета все еще оставалась проблемой (а именно так и было), то 10 млн. долл. явно недостаточно для ее решения", - писал Хью Сайди (Hugh Sidey. A Very Personal Presidency, p. 106).

Администрация Джонсона ставила перед собой сложную задачу одновременного ведения двух войн: вьетнамской войны, приносившей колоссальные прибыли американским монополиям, но истощавшей экономику страны и ложившейся тяжким бременем на плечи трудящихся, и "борьбы с нищетой", ничего не стоившей монополиям и, как показывали факты, не приносившей облегчения трудящимся. В январе 1966 г. Джонсон с апломбом заявил в конгрессе: "Я считаю, что мы можем строить великое общество, продолжая воевать во Вьетнаме" (Lyndon B. Johnson. The Vantage Point, p. 326). Это было его глубоким заблуждением. Уже весной 1965 г. советники президента предупреждали Джонсона о том, что в стране нарастают инфляционные тенденции даже в условиях пока еще "ограниченного" вмешательства США в войну во Вьетнаме. Дефицит платежного баланса составил в 1966 г. почти 10 млрд. долл., в стране бешено росли цены, и хотя война несколько сократила безработицу, ее уровень составлял более 4%. Бурно развивалось забастовочное движение рабочих, требовавших повышения зарплаты и улучшения условий труда. В 1964 - 1968 гг. в результате забастовок было потеряно 163 млн. рабочих дней. Десятки американских городов были охвачены массовыми демонстрациями негритянского населения за ликвидацию дискриминации и предоставление равных гражданских прав с белыми. В апрельскую ночь 1968 г. после убийства. Мартина Лютера Кинга негритянские волнения и демонстрации охватили более ста городов страны. Особенно бурно развивались события в федеральной столице - Вашингтоне, а также в Чикаго и Балтиморе. За первую неделю этих волнений погибло 37 человек. К 1968 г. приняло массовый характер и антивоенное движение в стране, охватившее в первую очередь крупнейшие университетские центры. Молодые американцы публично сжигали мобилизационные повестки и учетные карточки, легли звездно-полосатые полотнища государственного флага США, устраивали обструкцию представителям официальных университетских властей и правительства, которые предпринимали попытки образумить" молодежь, призвать ее к порядку.

Участники массовых движений уже не удовлетворялись одними пацифистскими лозунгами: протест против войны соединился с протестом против ее экономических и социальных последствий. "Народ пришел в движение, - подчеркивалось в "Новой программе Коммунистической партии США". - Все больше и больше американцев принимает участие в борьбе за мир, за освобождение черных и цветных, за улучшение экономического положения. Все больше людей задумывается над поискам принципиальных решений. Растут политические лезьте силы... Беспрецедентная массовая оппозиция и активное сопротивление всех групп населения аморальной, несправедливой, колониальной и расистской войне во Вьетнаме все больше ставят под сомнение основополагающие посылки, мотивы и цели официальной внешней политики. Это движение все больше принимает форму оппозиции милитаризму и империализму в целом". В эти годы "сплелись в тугой узел острейшие социальные противоречия, борьба против войны во Вьетнаме, борьба за гражданские права негров", - говорил Л, И. Брежнев (Л. И. Брежнев. О внешней политике КПСС и Советского государства. Речи и статьи, стр. 159).

Американский народ требует демократических прав, обуздания милитаризма, повышения жизненного уровня

"В стране возникло глубокое убеждение, что ресурсы и силы Соединенных Штатов не безграничны, - отмечал в 1968 г. Гэс Холл. - Для некоторых эта мысль была как горькое, тяжелое пробуждение. Поэтому вопрос о том, чему отдать предпочтение - пушкам или маслу, стал сейчас кардинальным вопросом, и вокруг него развертываются широчайшие массовые движения, так как политика войны фактически ставит большинство народа перед выбором: либо пушки, либо масло, а если и то и другое, то масло в самом конце списка. Борьба масс направлена на то, чтобы решить проблему в своих интересах". По мере расширения американской агрессии во Вьетнаме и возникновения многочисленных проблем в связи с вызванной ею напряженностью американской экономики президент Джонсон отступал от одного за другим пунктов программы построения "великого общества". К реализации многих из них, в том числе в области борьбы с загрязнением окружающей среды, улучшения транспортного обслуживания населения и т. п., администрация так и не приступила, и упоминание о них сохранилось лишь в заголовках статей в американской прессе. К лету 1968 г. лозунг "великого общества" полностью исчез из лексикона президента. Широко разрекламированное дитя администрации Джонсона осталось сиротой.

16 марта 1968 г. Джонсон все еще продолжал настаивать на необходимости продолжения бомбардировок территории ДРВ, заявляя своим ближайшим помощникам: "Уясните себе следующее: я не собираюсь прекращать бомбардировок и не хочу больше от вас слышать каких-либо возражений. Я уже имел возможность все их выслушать. Я не собираюсь прекращать бомбардировки. Кому еще это непонятно?" (The New York Times", March 6, 1969 )К этому времени в ближайшем окружении президента остались лишь шесть техасцев. Джонсона покинули Роберт Макнамара и Макджордж Банди, Джордж Риди и Билл Мойерс, Джек Валенти, Хорас Басби, Джейк Джекобсон, все те, с кем ассоциировался весь внешнеполитический и внутриполитический курс его администрации. Лишь Уолт Ростоу, считавшийся по праву еще в годы администрации Кеннеди главным архитектором политики эскалации агрессии во Вьетнаме, до последнего дня оставался с президентом.

К весне 1968 г. поражение администрации на всех фронтах ее политического курса стало ясным даже президенту Джонсону. "Разочарование масс, их гнев и крушение надежд, вызванных, в частности, изменой Джонсона мирному наказу избирателей в 1964 году", отмеченные Генеральным секретарем Коммунистической партии США Гэсом Холлом ("США: экономика, политика, идеология", 1972, № 9, стр. 89), неизбежно привели бы демократическую партию к поражению на выборах 1968 г., решись Джонсон вновь выставить свою кандидатуру. 31 марта 1968 г., спустя всего лишь две недели после того, как он категорически отказался прекратить бомбардировки Северного Вьетнама, с телевизионных экранов страны президент объявил о том, что он не выставит своей кандидатуры на пост президента на предстоящих выборах и не согласится с ее выдвижением демократической партией. Одновременно с этим он объявил о прекращении бомбардировок ДРВ. Впоследствии в своих мемуарах он следующим образом объяснит свое драматическое решение: "Страну раздирали глубокие противоречия, быть может, наиболее глубокие со времен Гражданской войны. Это были противоречия, которые могли уничтожить нас, если им не уделять внимания и не пытаться их разрешить в конечном итоге. Но эти противоречия были таковы, что я был не в силах их устранить. Моя неспособность это сделать и послужила одной из причин, лежавших в основе моего решения от 31 марта, уйти с политической арены" (Lyndon В. Johnson. The Vantage Point, p. 553). Ни в своем выступлении 31 марта, ни позднее в своих мемуарах Джонсон ни словом не обмолвился о том, что этот глубокий раскол в стране был вызван политическим курсом его собственной администрации. Лишь однажды президент косвенно признал глубокую антипатию лично к нему со стороны американской общественности. Это было в беседе с Робертом Кеннеди вскоре после заявления Джонсона о его предстоящем уходе с политической арены. Джонсон тогда заявил: "Если бы я был уверен, что смогу принять участие в кампании и сплотить страну, я сам бы выдвинул свою кандидатуру. Если я выступлю с поддержкой какой-либо другой кандидатуры, это приведет к провалу того, кого я поддерживаю" (Ibid., p. 541). Опасения Джонсона подтвердились позднее, когда он попытался поддержать кандидатуру своего вице-президента Губерта Хэмфри. В течение продолжительного времени имя Хэмфри ассоциировалось с гибельным политическим курсом администрации Джонсона, и поддержка, оказанная ему в конечном счете президентом, закрепила за Хэмфри репутацию "человека Джонсона " и привела к поражению демократов на выборах 1966 г. "История, подобно плохому концертному залу, располагает некоторым числом неудобно расположенных мест, с которых музыка плохо слышна,- писал в 1967 г. один из ведущих американских поэтов и драматургов - Арчибальд Маклиш. - Всё в сегодняшних Соединенных Штатах - апатия молодежи, оцепенение, царящее в области искусств, неразумность политических деятелей - свидетельствует о том, что мы заняли одно из таких мест. И независимо от того, как мы вытягиваем паши шеи и напрягаем слух, нам не удается расслышать мелодии. Причина этого, по-моему, ясна. Мы не в состоянии расслышать мелодии времени, поскольку мы все еще находимся в прошлом, в 50-х годах, уставившись на ветхое строение антикоммунизма. Если мы решимся оглянуться вокруг, нас, возможно, наконец осенит, что вне зависимости от того, что утверждает билетер, мы занимаем отнюдь не самое лучшее место в зале" (Archibald MacLeish. Topics: The Seat Behind the Pillar, "The New York Times". Int. ed., February 4 - 5, 1967). На всем протяжении своего пребывания у власти правительство Джонсона создавало видимость искренней заинтересованности в отказе от откровенного антикоммунизма и в улучшении отношений с Советским Союзом. Однако широковещательные заявления президента и руководителей внешней политики США на тему о желательности разрешения спорных вопросов с СССР путем переговоров были лишены реального смысла в условиях осложнявшейся вьетнамской войной международной обстановки. Выступая на пресс-конференции в Нью-Йорке после встреч с президентом Джонсоном в Гласборо, Председатель Совета Министров СССР А. Н. Косыгин подчеркнул: "Нельзя рассчитывать на улучшение советско-американских отношений, пока США совершают агрессию против Вьетнама. Для того, чтобы улучшить наши отношения, надо прежде всего Соединенным Штатам прекратить войну во Вьетнаме" ("Правда", 27 июня 1967 г). Война во Вьетнаме, представлявшая, по словам Л. И. Брежнева, "самую серьезную угрозу для всеобщего мира" ( Л. И. Брежнев. О внешней политике КПСС и Советского государства. Речи и статьи, стр. 87), была серьезным препятствием на пути конструктивного решения вопросов нормализации взаимоотношений и расширения контактов между СССР и США. Инерция "холодной войны" продолжала довлеть над внешнеполитическим курсом Соединенных Штатов и в последние годы администрации Джонсона, найдя свое выражение, в частности, в наращивании темпов гонки стратегических вооружений.

У демократической партии оставались считанные месяцы пребывания у власти, в течение которых предстояло еще выяснить, кто станет ее лидером и кандидатом в президенты на выборах 1968 г. А пока сложилась парадоксальная ситуация, возможная лишь в условиях американской политической системы. Главой государства и правительства, несущим ответственность за его внешнюю и внутреннюю политику, в течение ближайших месяцев должен был оставаться человек, не пользовавшийся доверием американского народа, лишившийся поддержки правящих кругов страны и практически отвергнутый даже своей собственной партией, выдвинувшей его в свои лидеры всего лишь три с половиной года назад. С 1933 г. согласно поправке XX к конституция Соединенных Штатов между президентскими выборами и датой инаугурации вновь избранного президента должно пройти около двух с половиной месяцев, в течение которых, оставаясь номинально главой государства и правительства, президент США ограничен в своих действиях и решениях. Американцы даже ввел" в обиход малопочтительный термин "хромая утка", который употребляется, в частности, по отношению к президентам, которым предстоит уход из Белого дома, но которые вынуждены в соответствии с конституцией исполнять возложенные на них функции в оставшиеся считанные недели. Президент Джонсон стал "хромой уткой" за четыре с половиной месяца до того, как его собственная партия нашла ему замену, и почти за десять месяцев до въезда в Белый дом нового жильца. Уже в качестве малозаинтересованного в личном плане наблюдателя Джонсон следил за перипетиями разворачивавшейся перед его глазами подготовки к национальным съездам и предсъездовской борьбой претендентов за почетное право быть кандидатом на пост, который был пока занят им.

Ход работы национальных съездов, сложившаяся вокруг них обстановка, характер и особенности развернувшейся после съездов предвыборной борьбы свидетельствовали о новой расстановке политических сил в стране, о попытках партий и их новых лидеров найти выход из глубокого политического и социального кризиса, охватившего Соединенные Штаты, и предложить свое решение задач, стоявших перед внутренней и внешней политикой американского государства. "В критические моменты всегда обнаруживаются две тенденции, действующие в политике империализма. Они очень ярко представлены сейчас в США, - писал Г. Холл в 1968 г. - Одна из них выражает стремление к дальнейшей эскалации военной агрессии, независимо от последствий, к которым она может привести; для другой характерно стремление планировать политику с учетом расстановки мировых сил".

5 ноября 1968 г. Ричард М. Никсон был избран тридцать седьмым президентом США, получив всего лишь на 500 тыс. голосов больше своего основного соперника, кандидата демократической партии Губерта Хэмфри. Открывалась глава в истории Соединенных Штатов, которой было суждено стать одной из наиболее насыщенных драматическими событиями со времени окончания второй мировой войны.

Администрация Ричарда Никсона руководила внешней и внутренней политикой американского государства в течение пяти лет, шести месяцев и девятнадцати дней. 20 января 1969 г. президентом Соединенных Штатов был провозглашен политический деятель, обещавший стране мир во Вьетнаме, обуздание инфляции и безработицы, повышение благосостояния, соблюдение законности и порядка, сокращение непроизводительных расходов, в том числе расходов на гонку вооружений и содержание государственного аппарата. 20 января 1973 г., вступая во второй срок своего пребывания в Белом доме, он же пообещал стране приложить все усилия к тому, чтобы последующие четыре года его президентства были наиболее успешными за всю историю Соединенных Штатов. 9 августа 1974 г. тридцать седьмой президент США - впервые за двухсотлетнюю историю американского государства - подал в отставку, признав за собой вину в нарушении конституции и введении в заблуждение американской общественности. Его преемнику в Белом доме достались в наследство жесточайшая инфляция и высокий процент безработицы, резко понизившийся уровень жизни, растущие расходы на вооружение и содержание государственного аппарата, рост преступности и множество других трудноразрешимых проблем. Тридцать восьмому президенту США Джеральду Форду досталась в наследство сложная внутриполитическая обстановка в стране и перспектива серьезного ограничения конгрессом свободы действий и власти президента в вопросах, касающихся внешнеполитической деятельности правительства.

На этих страницах перед читателем предстала галерея политических портретов двенадцати президентов Соединенных Штатов эпохи империализма - от Уильяма Мак-Кинли до Линдона Джонсона. Каждый из этих государственных деятелей, сохраняя сугубо индивидуальные черты характера, особенности и стиль руководства, придерживаясь определенных политических, философских, морально-этических взглядов, нес в себе общие для всех американских буржуазных лидеров качества представителя и выразителя интересов правящего класса. Политический курс их администраций, неизбежно испытывавший заметное влияние индивидуальных особенностей личности, политической судьбы и воззрений президента, был прежде всего политическим курсом правящего класса США и его монополистической верхушки. Именно поэтому действительно объективный марксистско-ленинский анализ деятельности президентов и политического курса их администраций невозможен без анализа и изучения социальных фактов, исторических условий, особенностей общественного развития и соотношения общественных сил, вызвавших к жизни тот или иной политический курс и то или иное индивидуальное выражение или, вернее, отражение общественных отношений.

Президенты Соединенных Штатов обладают правом делать достоянием общественности лишь те документы и личные записи, которые они сами считают возможным или необходимым публиковать. Президент Трумэн, опубликовавший более 1100 страниц мемуаров, предварил их коротким, но весьма красноречивым замечанием: "Я исключил определенные материалы. Некоторые из них не подлежат опубликованию в течение многих лет, а возможно даже и поколений". Исторические документы и материалы, не носящие ярко выраженного личного характера и не снабженные грифами особой секретности, рано или поздно становятся доступными для исследователей, будь то в виде официальных источников, мемуарных произведений или научных исследований. И лишь тогда, и только тогда историк получает возможность и право выдвигать концепции, делать выводы и выносить оценки.

Неполные шесть лет пребывания в Белом доме Ричарда М. Никсона еще долго будут предметом исследования для многих зарубежных и советских историков, экономистов, социологов и юристов. И чем дальше мы будем удаляться от этого периода американской истории, тем полнее и доступнее будут официальные источники, тем, по-видимому, точнее и беспристрастнее будут оценки и характеристики мемуаристов и, следовательно, тем больше будет объективных возможностей для вынесения обоснованных суждений и проведения научного анализа. Это замечание в первую очередь относится к возможности и целесообразности исследования на этом этапе тех причин внутреннего характера и тех событий, которые привели к досрочному уходу с политической арены тридцать седьмого президента Соединенных Штатов.

В 1968 г., еще до того, как Ричард Никсон стал президентом США, Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл писал: "В США сейчас найдется немного таких, кто открыто поддерживает войну. Политическая база политики агрессии продолжает сужаться. Но эта политика полностью обнаружит свою несостоятельность только тогда, когда сами государственные деятели будут вынуждены выступить за изменение политического курса. Эта следующая стадия уже приближается" ("Рабочий класс в борьбе против империализма, за революционное обновление мира". М.. 1968, стр. 84). Сейчас, по прошествии шести лет, имеются основания утверждать, что эта стадия наступила. Достигнутые за последние несколько лет заметные успехи в создании основы для отношений мира и сотрудничества между СССР и США, разрядки международной напряженности объясняются не какими-то изменениями в природе империализма и не появлением у него каких-то новых, неведомых ранее качеств, а объективными изменениями в общественных условиях. в соотношении политических, экономических и военно-стратегических факторов на международной арене в пользу сил социализма, изменениями, подтолкнувшими наиболее дальновидных и трезво мыслящих политических, государственных и общественных деятелей США к единственно правильному выводу о необходимости отказа от бесперспективного курса на военную конфронтацию, от языка угроз, к единственно правильному выводу о необходимости создания разумных условий для мирного сотрудничества.

Изменения во внешнеполитическом курсе США, явившиеся косвенным свидетельством и признанием несостоятельности политики агрессии и "холодной войны", совпали с годами пребывания в Белом доме президента Р. Никсона, и в этом плане можно говорить о несомненном и понятном интересе исследователей к изучению периода его администрации. Что же касается того, насколько серьезно и ответственно подходили и подходят государственные деятели США к этому важному этапу в истории своей страны и в мировой истории, то об этом можно будет судить, по-видимому, несколько позже, по получении достаточного количества убедительных фактов их общественных действий, являющихся единственным свидетельством их реальных политических планов и намерений.

IX КРУШЕНИЕ МИФОВ