Антимонополизм, казалось бы изгнанный в годы «процветания» из всех уголков национального самосознания, стал вновь в 30-х годах наиболее существенным элементом всей общественной обстановки в США. Крупный финансово-промышленный капитал утратил свои привлекательные черты «великой созидательной силы» в глазах миллионов простых тружеников. Мифы рушились, гении предприимчивости и наживы обретали свои первозданный вид «баронов-грабителей», беззастенчиво наживающихся на страданиях соотечественников, к бедствию и горю которых они относились с величайшим презрением и равнодушием. Обнаженность основного конфликта и восприятие его через критику эгоистических интересов монополистической буржуазии делали распознавание главного врага демократии доступным и понятным большинству рабочих, большой части фермерства, интеллигенции.
Антимонополизм многих общественных деятелей и в особенности новой плеяды рабочих кадров был настроен по камертону развивающегося движения, которое к осени 1936 г. достигло высшей точки своего развития и стало важной приметой времени. Никто с ним не мог не считаться. Рабочий класс, «новый тред-юнионизм» выступили главной силой этого широкого антимонополистического движения, отражавшего новые элементы в массовом сознании трудящихся. Росло убеждение, что национальные ресурсы, присвоенные монополиями, служат не благополучию народа, а чуждым его интересам целям - обогащению верхушки общества, внешнеполитической экспансии, военным приготовлениям и манипуляциям парламентскими учреждениями в угоду политическим кликам буржуазии.
Сопоставление трагического хода событий в Италии и Германии, вскрывших связи монополистического капитала с фашизмом, с аналогичными явлениями в США содействовало формированию правильного представления о монополиях как носителях крайне опасного начала для демократических свобод и институтов. В целом рабочий класс с каждым годом бурного десятилетия 30-х годов все теснее связывал себя с преобразовательными стремлениями, во многих случаях весьма расплывчатыми, утопичными, но содержащими в себе общую идею о разумно организованном обществе, в котором труженик перестал бы быть рабом бесконтрольного хозяйничанья кучки финансово-промышленных магнатов, живущих в роскоши и не желающих ничего знать о судьбе эксплуатируемых ими миллионов (Taylor B. H., Witney P. Unionism in the American Society // Labor Law Journal. Vol. 18. N 5. 1967. P. 301). Через восприятие антикапиталистических коллективистских идей эти побуждения зачастую развивались в направлении к социалистическому идеалу.
Антимонополистические настроения получили широкое распространение и в фермерской среде. Меры, принятые правительством Рузвельта с целью оказания помощи фермерству, носили крайне противоречивый характер и не устранили горючий материал, в избытке скопившийся в сельскохозяйственных районах. Очаги его самовозгорания проявили себя в разных местах по-разному, но повсюду господствующее настроение проявлялось в стремлении избавиться от гнета крупного финансово-промышленного капитала, опутавшего мелкое и среднее фермерство цепями экономической зависимости, обкрадывавшего его с помощью политики цен, кредита жесткого контроля за рынком сбыта сельскохозяйственных продуктов и т. д. Именно в этом контексте возрождения популистских настроении в фермерских массах следует рассматривать появление в перечне требований ряда фермерских организаций лозунгов передачи в собственность государства гидростанций, национализации природных ресурсов, банков и монополий, строительства находящихся под контролем властей штатов линий электропередачи и т. д (Burton R. E. Democrats of Oregon. The Pattern of Minority Politics, 1900-1956. Eugene, 1970. P. 71, 75; Shover J. L. Cornbelt Rebellion. The Farmers' Holiday Association. Urbana, 1965. P. 96). Укрепление контактов фермерских и рабочих организаций на местах на почве их общей заинтересованности в создании третьей партии (в штатах и в общенациональном масштабе) указывало на расширение взаимопонимания рабочей и мелкобуржуазной демократии на основе признания общности их интересов в борьбе с засильем монополий и контролируемым ими механизмом политической власти.
В целом аграрный радикализм второй половины 30-х годов оставался активным фактором антимонополистического движения, хотя типичное для мелкобуржуазной демократии явление - шараханье из стороны в сторону подчас увлекало фермерство на ложные, консервативные политические позиции. Позитивные тенденции в борьбе фермеров нашли свое выражение в действиях ряда фермерских организаций, возглавляемых прогрессивными и левыми деятелями. К их числу следует отнести Лигу объединенных фермеров, возглавляемую коммунистами, и Союз южных фермеров-арендаторов, возникший в 1934 г. в штатах Арканзас, Теннесси, Оклахома и Техас (Agricultural History. April 1968. P. 127). Они вели борьбу за углубление прогрессивных элементов аграрного законодательства «нового курса», за действенную помощь беднейшему фермерству. В этой борьбе приняли участие и многие рядовые члены Национальной фермерской стачечной ассоциации и Национального фермерского союза, отражавшие интересы мелкого и среднего фермерства. В то же время значительная часть руководства этих фермерских организаций отказала в доверии «новому курсу» и поддержала консервативную оппозицию, рассчитывая использовать свой политический вес для получения уступок после ее победы на очередных выборах.
Экономический кризис 1929 - 1933 гг. и последовавшая за ним депрессия поколебали доверие к капиталистическим институтам, к морали и этике буржуазного мира в самых широких слоях демократической интеллигенции, в городских средних слоях, среди престарелых и учащейся молодежи. Спонтанный характер протеста мелкобуржуазных радикалов порождал не только неодинаковые представления об идеальной модели нового общества, свободного от кризисов, анархии производства и гнета крупной собственности, но и беспорядочные, несогласованные и несогласуемые усилия изменить положение, апеллируя к сознанию всех классов, используя верхушечные, чисто парламентские способы борьбы и делая упор на постепенный переход крупной частной собственности в руки «кооперированных производителей» и общин. Переход к социализму мирным, ненасильственным путем, через серию реформ пропагандировала Лига независимого политического действия (ЛНПД), в деятельности которой принимали участие видные представители американской интеллигенции - философ Дж. Дьюи, экономисты П. Дуглас, С. Чейз, Г. Лейдлер и др. ЛНПД осенью 1933 г. выступила с инициативой создания Фермерско-рабочей политической федерации. Ее платформа провозгласила необходимость устранения старого порядка, основывающегося на безраздельном господстве частной собственности и переводе общества на рельсы всестороннего обновления, планового ведения хозяйства. Однако в ней умалчивалось о путях и средствах достижения главной цели. Критика «нового курса» мелкобуржуазными радикалами толкала их к размежеванию с рузвельтовскими либералами, которые в глазах разночинной демократии не оправдали надежд на быстрый поворот к более эффективному управлению экономикой и восстановлению жизненного уровня народа (McCoy D. R. Angry Voices: Left-of -Center Politics in the New Deal Era. Lawrence (Kansas), 1958. P. 61-85). На этой почве возникли многочисленные попытки возрождения движения за создание общенациональной третьей рабоче-фермерской партии на базе местных рабоче-фермерских партий, которые в ряде штатов (Миннесота, Висконсин, Мичиган, Южная Дакота и др.) не только пустили основательные корни, но и добились серьезных успехов на выборах. В Миннесоте, например, рабоче-фермерская партия во главе с популярными лидерами Олсоном и Бенсоном сумела с 1930 до 1938 г. занять положение ведущей политической силы в штате, оттеснив обе буржуазные партии.
Многообещающим был и процесс складывания предпосылок для победы коалиции левых и демократических сил в штате Висконсин, где весной 1934 г. при широкой поддержке рабочих и фермерских организаций буржуазные прогрессисты братья Филипп и Роберт Лафоллеты, использовав давние прогрессистские традиции штата, основали Прогрессивную партию. Опираясь на широкую массовую базу, партия в ходе ряда избирательных кампаний нанесла поражения демократам и республиканцам, сумев сохранить за собой на протяжении целого ряда лет большинство в законодательном собрании и пост губернатора штата. Прогрессисты открыто отмежевались от ведущих буржуазных партий как представляющих одни и те же «реакционные интересы» и, сосредоточив свои усилия на обличении «жестокосердия и идиотизма» существующей в США экономической системы, в которой контроль всецело принадлежит «организованному богатству», пообещали отдать все силы строительству «нового порядка, где американцы будут чувствовать себя в безопасности и жить в условиях изобилия» (Ibid. P. 47-48).
Однако из-за внутренних трений и фракционной борьбы не выработавшее четкой программы движение за создание третьей партии не смогло в 30-х годах подняться на высоту задач исторического момента. Сказались колеблющаяся природа его мелкобуржуазного ядра и гибкие контрдействия администрации Рузвельта. Наталкиваясь на них, мелкобуржуазное демократическое движение чаще всего пыталось достичь поставленных задач, не порывая с традиционной двухпартийной системой, а только стремясь как бы преобразовать ее изнутри методом давления на избирательный механизм обеих буржуазных партий.
Ни в коей мере не переоценивая масштабы радикализации широких демократических масс в США в годы «нового курса» - рабочих, фермеров, средних городских слоев, интеллигенции, молодежи, тем не менее следует сказать, что достигнутый ими уровень осознания природы общественных противоречий и решимость постоять за свои интересы представляли собой качественно новый элемент всей общественно-политической обстановки. Не считаться с этим в условиях расширения борьбы за Народный фронт во многих странах Европы и Америки, роста силы притягательного примера достижений реального социализма в СССР на фоне нестабильности экономики США и неопределенности ее перспектив Рузвельт не хотел, да и не мог, несмотря на яростные атаки всех, кто находился справа.