Предисловие

Валерий Винокуров

Пишу эти строки за несколько месяцев до выхода книги, но мысленно держу ее в руках и явственно ощущаю, насколько естественно и логично ее появление в свете такого события, как Игры доброй воли. События лишь по форме спортивного, а по существу - выходящего далеко за рамки спорта. События высокой социальной, культурной, политической, общегуманитарной значимости. И если все это иметь в виду и только так - а как же иначе! - понимать слова «добрая воля», то естественными и логичными выглядят замысел и решение, исполнение нашей книги.

Правда, путь от замысла к решению был не таким простым, очевидным, как может показаться, когда книга уже в руках. Замысел, собственно, и впрямь прост: приглашение выступить под одной обложкой советским и американским писателям и тем самым продемонстрировать добрую волю и взаимопонимание, представить читателям свои страны, их культуры, традиции, интересы, быт. Но как, в какой форме, какой исторический период охватить, о чем писать авторам обеих стран - о взаимном влиянии двух культур, о различных периодах и подходах к отношениям друг с другом, о схожем и отличном в традициях и взглядах, скажем, на протяжении двух столетий? Надо было выбрать какой-то один путь создания книги из множества возможных путей.

Вспоминаю наши многочасовые беседы на эту тему, когда все сразу одобрили замысел, но долго не могли найти решение, тот единственный путь, которым мы в конце концов и пошли. Сейчас, конечно, и не вспомнить, кто первым и точно в такой форме определил характер книги, суть исполнения замысла, а потому считаю своим долгом упомянуть, что в тех многочасовых беседах участвовали кроме составителей от советской и американской сторон вице-президент Оргкомитета Игр доброй воли Джарлас Хьюм, директор издательства «Физкультура и спорт» Василий Жильцов и директор издательства «Юниверсити оф Вашингтон Пресс» Дональд Эллегуд. И в итоге пришли мы тогда к решению обозначить сверхзадачу книги, ее ключевую идею как самопознание. Самопознание общества, выраженное через индивидуальное восприятие каждой темы автором, личностью. Как нынешнее общество представляет себе историю, географию, искусство, литературу, науку, спорт, их место в жизни общества? Но, повторю, не методом социологического опроса мы искали ответ на эти вопросы, а через личностное восприятие писателя. И тогда естественным оказалось решение последней, седьмой главы книги. Какое место все эти шесть аспектов общественного бытия занимают в жизни одной, конкретной, более или менее типичной американской и советской семьи? Ответ на этот вопрос искали американский писатель в советской семье, советский - в американской. Искали, конечно, не с целью контроля - с целью объективного проникновения в новую среду, с целью достичь лучшего понимания, выступить в роли полномочного представителя читательской среды.

И вот книга пришла к читателю. Я далек от мысли предварить знакомство с ней неким путеводителем. Однако кое-что считаю необ-

ходимым пояснить. Прежде всего, читатель должен знать, что многие авторы не ставили перед собой цель написать исчерпывающий обзор по той или иной теме. Да и возможно ли охватить в одном эссе широты и глубины исторического развития, научного поиска или географического многообразия двух великих стран?! А как рассказать об искусстве или спорте, столь многогранных и беспредельных сторонах нашей жизни?! Вот почему писатели выбирали самое для себя близкое и, с их точки зрения, наиболее важное, типичное в своей теме, выбирали то, чем, как им кажется, живет общество, а сквозь ветви, четко выписанные авторами, читатель, думается, самостоятельно сможет увидеть небо. Тем более что знакомство друг с другом, уверен, начинается у наших читателей не с этой, какой бы удачной она ни оказалась, книги. Мы давно и, как мне кажется, неплохо знаем друг друга, а в последние годы узнаем все лучше и лучше, становимся все ближе и ближе друг к другу.

Индивидуальный, личностный подход к раскрытию каждой темы выразился и в изобразительном решении глав. Скажем, американское эссе о литературе проиллюстрировано портретами современных писателей, тогда как советское - прежде всего портретами самых великих наших классиков. И в этом, по-моему, есть определенный смысл, если принять во внимание, что именно в последние годы мы начинаем рассматривать свою литературу- и это основная мысль автора эссе о литературе - как нечто цельное и неразрывное, не разделенное историческими и географическими границами, политическими взглядами или местожительством писателей, а лишь принадлежностью их к русской словесности. В таком контексте, полагаю, читатель поймет и изобразительное решение, к примеру, американского эссе о спорте, точнее о бейсболе, как о самом типичном для них, совершенно новом для нас виде спорта, в чем-то родственном русской лапте.

Когда я читал подряд эссе американских и советских авторов, то не мог избавиться от ощущения большего благополучия, самоудовлетворения, общественного спокойствия, наполнявших американские эссе, и - напротив- критичности, горькой зачастую неудовлетворенности, социального беспокойства,

сквозящих в наших очерках. Но спросим себя откровенно: разве есть в этом нечто удивительное, разве не задаемся мы то и дело вопросами, почему в разных сферах производственной и общественной жизни мы не столь сегодня благополучны, сколь американцы? А если и умолчали о каких-то своих проблемах американские коллеги, то, может быть, потому, что им никогда и ничто не мешало обо всем больном и горьком говорить и писать, мы же получили возможность говорить в полный голос лишь с наступлением перестройки и гласности, новой страницы нашей истории, обозначенной словами, не нуждающимися уже в переводе на английский.

Впрочем, отдадим себе отчет и в том, что говорить-писать или думать - отнюдь не одно и то же. Среди советских авторов нет никого, кто бы раньше думал не так, как думает сегодня. Может быть, не имел возможности сказать все, что думает, приходилось говорить-писать вполголоса-вполтона, но это не вина наша - беда. И беда эта нас уже миновала, верится, что навечно.

Книга названа «Открытия». Открывая себя для себя, мы открываем и друг друга. Однако и не хотим выглядеть первооткрывателями, потому что это и по сути неверно. Какими бы прочными ни казались властителям-политикам железные занавесы разных модификаций, какой бы степени, какого бы градуса мороза ни достигала холодная война, мы всегда достаточно много знали об американцах и Америке и, полагаю, они о нас тоже кое-что и не так мало знали. Мы могли как угодно относиться к политикам-властителям, но и в XIX веке, и в XX тем более относились друг к другу как к великим народам с уважением, интересом, сочувствием, а то и с состраданием, потому что умели разделять интересы и качества простых людей и корысть сильных сих миров. Уверен, что среди авторов этой книги нет людей, которые бы раньше в угоду конъюнктуре занимались разоблачением, уничижением народа-противника и лишь сейчас «перестроились». Говорю об этом потому, что знаю многих таких соотечественников и знаю многих американцев, которым не верил тогда, как не верю в их искренность и сейчас. Эту книгу рассматриваю и как противоядие против выпущенного всеми ими когда-то яда.