Обострение отношений США и Англии с Японией

Еще в сентябре 1940 г. Япония захватила северную часть Французского Индокитая. Направление японской агрессии в сторону южных морей встревожило Вашингтон и Лондон. США ответили наложением 26 сентября 1940 г. эмбарго на вывоз в Японию некоторых видов стратегического сырья, в первую очередь железа и металлического лома. Затем последовало постепенное лицензирование американского и английского экспорта в Японию. Меры эти не имели ощутимых экономических последствий для Японии, однако они свидетельствовали о нараставшем напряжении в ее отношениях с США и Англией. Японские милитаристы усилили проникновение в Таиланд и к марту 1941 г. в значительной степени укрепили свои позиции в этой стране. Одновременно они начали шантажировать голландские власти в Индонезии, домогаясь далеко идущих экономических уступок. Японское правительство не скрывало, что его цель — создание «великой восточно-азиатской сферы взаимного процветания». Претензии Японии на монопольное господство не только в Китае, но и во всей Юго-Восточной Азии серьезно ущемляли империалистические интересы США и Англии.

Япония лихорадочными темпами готовилась к «большой войне». Операции в Китае, хотя и занявшие значительные ресурсы Японки, в планах японских милитаристов занимали подчиненное место: в декабре 1939 г. японское правительство отдало директиву — на войну в Китае разрешалось тратить не более 20% остродефицитных материалов и не свыше 40% военного бюджета.

Агрессивная война всегда была главным компонентом японской внешней политики. В Токио дискутировался вопрос не о принципе — осуществить агрессивные замыслы японских милитаристов вооруженной рукой, а о сроках. Предстояло, однако, наметить очередность среди противников. «Антикоминтерновский пакт» и давняя вражда японских милитаристов, казалось, указывали на первоочередной объект для нападения — Советский Союз. Японский министр иностранных дел Мацуока сразу же после 22 июня 1941 г. явился к императору и заявил: «Прежде всего нападение на Советский Союз. Войны с США следует избежать, но в случае вступления Америки в войну Японии придется воевать и с ней». Из Берлина настойчиво разъясняли истинные интересы Японии, приглашая японских милитаристов встать под знамена германских крестоносцев и отправиться в поход против коммунизма. 10 июля Риббентроп напомнил японскому правительству: «Наша цель остается прежней: пожать руку Японии на Транссибирской железной дороге еще до начала зимы». Рука была протянута.

В Токио, однако, решили поразмыслить, а не бросаться очертя голову в огонь войны против Советского Союза. 2 июля на совещании у императора было принято решение: «Хотя наше отношение к советско-германской войне определяется духом оси Рим — Берлин — Токио, однако мы некоторое время не будем вмешиваться в нее, но примем по собственной инициативе меры к тайному вооружению и для войны против Советского Союза... Если ход советско-германской войны примет благоприятный для Японии оборот, то мы применим оружие». Квантунская армия была увеличена до 1 млн. человек, к ней насчитывалось тысяча танков и полторы тысячи самолетов. На совещании 2 июля было решено одновременно подготовить удар на юге — захватить южную часть Индо-Китая. Двойственный характер решений совещания у императора был порожден сомнениями, все еше терзавшими токийских политиков, — где нанести основной удар: на Севере или на Юге. Без большой задержки сверхсекретные японские решения стали известны в Вашингтоне: в конце 1940 г. американцы сумели раскрыть японский «розовый» код и дешифровали перехваченные радиограммы Токио. Уже 5 июля штаб армии США ориентирует американских командующих на местах: мы пришли к «безошибочному выводу», что Япония вступит в войну в самом ближайшем будущем. Ее наиболее вероятный образ действия: «пакт о нейтралитете с Россией аннулируется», следует нападение на советский Дальний Восток в конце июля или «когда рухнет сопротивление в европейской России».

Здесь ключ ко всем последующим событиям, единственное удовлетворительное объяснение того факта, почему Японии спустя полгода удалось застать врасплох Соединенные Штаты. Дело заключалось в том, что решения совещания у императора 2 июля исходили из той посылки, которая была аксиомой и для государственных деятелей США, — Советский Союз продержится против Германии максимум три месяца. В Вашингтоне была правильно схвачена и прослежена логическая связь наиболее вероятных действий Японии в зависимости от обстановки на советско-германском фронте. Ошибка американских руководителей, имевшая роковые последствия для Соединенных Штатов, явилась не промахом суждения о последствиях, а была вызвана посылкой, принятой за аксиому последующих умозаключений, — пессимистической оценкой в способности Советского Союза выстоять в борьбе с гитлеровской агрессией. В Токио в конечном итоге оказались более гибкими, чем в Вашингтоне, — там сумели вовремя отбросить неоправдавшиеся надежды. Соединенные Штаты, находившиеся в одном лагере с Советским Союзом, оказались менее зоркими и проглядели переориентировку непосредственных агрессивных целей Японии. Таким образом, можно с достаточными основаниями утверждать, что правительство США само навлекло беду на собственную страну. Японские милитаристы оказались ближе к истине в оценке сил Советского Союза, чем руководители американской политики.

Соединенные Штаты в эти критические месяцы строили свои отношения с Японией так, чтобы не оказаться в войне с ней, но толкнуть японских милитаристов на Советский Союз. 24 июля Япония захватила южный Индо-Китай. США ответили наложением секвестра на японские фонды и практически прекратили торговлю с Японией. Английское и нидерландское правительства, опасавшиеся за судьбу своих владений, поспешили последовать примеру Соединенных Штатов. Черчилль, решивший, что наконец американское правительство заняло твердую позицию, предложил Рузвельту совместно предупредить Японию, что дальнейшее продвижение вызовет войну. Однако в Лондоне не поняли игры американского правительства, в расчеты которого вовсе не входило ссориться с Японией. Рузвельт категорически отклонил английское предложение. Своим советникам президент объяснил: «Черчилль неисправим. Он хочет, чтобы эта война закончилась как другие, — расширением империи. Теперь его больше всего пугает Восток — судьба Гонконга, Малайи, Индии и Бирмы. Я вновь и вновь был вынужден отказать в его просьбах принять угрожающие меры против Японии, ибо я стараюсь избежать нападения на нас». Действия президента и государственного департамента в это время приобрели столь сложный и непостижимый на первый взгляд характер, что их не понимали не только союзники США, ко и члены американского правительства, непосредственно не связанные с ведением внешних дел. Рузвельт отменил распоряжение министра внутренних дел Икеса о наложении эмбарго на экспорт нефти в Японию. Обиженный министр подал в отставку, Рузвельт не принял ее.

Вопрос о поставках нефти в Японию имел решающее значение для агрессора: полное прекращение их ставило японское правительство перед дилеммой — либо немедленно начать войну (мобилизационных запасов хватало для боевых операций на год с небольшим), либо вообще отказаться от нее. Завладеть нефтяными промыслами Япония могла только в Индонезии. Генерал Маршалл и адмирал Старк заявили президенту: «Эмбарго на нефть по всей вероятности вызовет в ближайшем будущем нападение Японии на Малайю и Голландскую Индию. Если США суждено воевать на Тихом океане, то действия, могущие привести к войне, следует отложить до тех пор, пока Япония не будет связана боевыми действиями в Сибири». Так считали командующие вооруженными силами США в июле 1941 г., 5 ноября они уточнили свою точку зрения, представив правительству меморандум с перечислением поводов для войны. В качестве таковых в нем упоминалось нападение Японии на американские, английские, голландские владения на Дальнем Востоке или Тихом океане, а также на английские доминионы. «Нападение на Россию,— писали они, — не оправдывает вмешательства Соединенных Штатов».( США, однако, едва ли подняли бы оружие, если бы японская агрессия не затронула американские владения. Черчилль замечает по этому поводу: «Крупные государственные деятели Америки, окружавшие президента и пользовавшиеся его доверием, не менее остро, чем я, сознавали грозную опасность (подчеркнуто мною. — Н. Я.) того, что Япония нападет на английские и голландские владения на Дальнем Востоке и будет тщательно обходить Соединенные Штаты и что вследствие этого конгресс не даст санкции на объявление войны Америкой». )

Итак, в Вашингтоне считали самым разумным для Японии войну с Советским Союзом, оставалось разъяснить это Токио и убедить японское правительство. Сложилась парадоксальная картина — американская интерпретация национальных интересов Японии целиком совпала с германской, хотя исходила из иных соображений. Токио подвергается двойному нажиму — из Вашингтона и Берлина. Гитлеровцы назойливо твердили одно и то же — Япония упускает удобный момент. Американская политика носила куда более сложный характер: в конечном счете США заявили о поддержке Советского Союза в войне против Германии. В начале октября, наконец, накладывается эмбарго на экспорт нефти в Японию. Принимая эту меру, американское правительство знало, что война на пороге. Осенью 1941 г. американо-японские переговоры, которые начались в Вашингтоне еще в апреле, вступили в решающую стадию. В ходе их Япония настаивала на . признании ее господствующего положения в Юго-Восточной Азии и Китае. Консервативные элементы в японских правящих кругах надеялись вырвать уступку у США одним шантажом и угрозами. Этих деятелей возглавлял премьер-министр Коноэ, сформировавший свое правительство 19 июля 1941 г., которое было прозвано в Японии «правительством японо-американских переговоров». Помимо переговоров в Вашингтоне, по инициативе Коноэ, японская сторона предложила организовать встречу глав правительств Японии и США на Гавайских островах. 2 октября США отклонили предложение о встрече глав правительств, заявив, что ее условием должно быть предварительное разъяснение Японией своего отношения к Тройственному пакту, целей пребывания японских войск в Китае и отношении к «равным возможностям» в международной торговле. Правительство Коноэ, настаивавшее, что можно добиться удовлетворения требований Японии переговорами, потеряло лицо в глазах милитаристов. 18 октября к власти пришло правительство оголтелой военщины, возглавляемое Тодзио. В Вашингтоне хорошо запомнили, что Тодзио в 1931 —1935 гг. занимал командные посты в Квантунской армии, т. е. был связан со сторонниками северного направления агрессии. Не было учтено, однако, что Тодзио лучше, чем кто-либо другой, понимал трудности войны с Советским Союзом.

5 ноября на совещании у японского императора было принято решение: крайний срок переговоров с США 25 ноября (позднее продлен до 29 ноября). Если США не уступят японскому нажиму, тогда — война. 20 ноября японские представители в Вашингтоне вручили последние предложения американскому правительству. Япония и США обязуются не производить «вооруженное продвижение» в северо-восточной Азии и южной части Тихого океана, они совместно эксплуатируют экономические ресурсы Голландской Индии, американское правительство содействует в установлении «мира» между Японией и Китаем, но американо-японские экономические отношения восстанавливаются в полном объеме. В шифрованных радиограммах Токио в японское посольство в Вашингтоне неоднократно указывалось, что если до 29 ноября эти предложения не будут приняты, события «будут развиваться автоматически». Американское правительство из расшифрованных японских радиограмм было полностью в курсе этой установки еще до вручения предложений от 20 ноября. В Вашингтоне состоялась серия совещаний правительства с представителями командования американских вооруженных сил. Последние категорически настаивали не прерывать переговоров с Японией, так как США не будут готовы к войне на Дальнем Востоке и Тихом океане раньше весны 1942 г. 25 ноября было окончательно решено ответить Японии уклончиво, предложив «модус вивенди», чтобы выиграть время для завершения военных приготовлений. Американские военные ушли с совещания удовлетворенными — они были убеждены, что все преимущества на стороне Соединенных Штатов. Однако на другой день правительство приняло противоположное решение.