Эрозия идеалов

Что случилось с американской мечтой? Не слышно более звуков единого мощного голоса, выражающего нашу общую надежду и волю. То, что мы слышим сейчас, - это какофония ужаса, примирения и компромисса, пустая болтовня, громкие слова "свобода, демократия, патриотизм", из которых мы выхолостили всякое содержание.

Уильям Фолкнер

Совсем недавно Новый Свет был вполне доволен своим мышлением, своими настроениями и идеалами. Однако за последнее десятилетие в официальной Америке все более явственно звучит серьезная тревога на этот счет. До сих пор высокопоставленные американцы не очень - то ценили идеи. Высшей ценностью считались доллары, высшей удачей в жизни - их приобретение, высшим счастьем - солидный капитал. Идеи, концепции, мысли, теории - все это рассматривалось как причуда европейцев, которые своим пристрастием к непрактичной "метафизике" лишь проявляли неспособность "по - деловому" смотреть на жизнь. Самодовольству "практического взгляда на мир", свойственному американцам, в большой мере способствовало традиционное представление об Америке как об "обетованной земле", где в изобилии произрастали человеческие радости, согретые светом всемогущего доллара.

Американцы, казалось, навеки свыклись с мыслью, что их страна - самая богатая, самая благородная, самая добродетельная на свете. США долгое время стояли в стороне от кипящего фронтового котла, войны отзывались здесь дополнительными прибылями; капиталы, которые с превеликой выгодой размещались за рубежом, зачислялись по статье "филантропия", а баснословные доходы от них рассматривались как скромная компенсация за проявленное великодушие. Незыблемой казалась сказка о добром дядюшке Сэме - вселенском филантропе. И пусть его манеры порой были развязны, пусть ему явно не хватало духовной изысканности, его карманы были доверху набиты леденцами, которые он, как святочный Санта-Клаус, раздавал многоязыкой босоногой толпе.

Эта лубочная, милая сердцу преуспевающего бизнесмена картина всегда была ложной. Она умалчивала о суровых кризисах внутри страны и о миллионах безработных, о трагедии индейцев и негров, о всемирной системе грабежа. До поры до времени все это казалось надежно скрытым под ворохом слов о "равенстве", "любви к ближнему", о "братстве". Поток слов рос. Они раскручивались на быстрых ротациях: бумаги в наш век хватает.

Вызов пришел со стороны Советского Союза.

Нельзя сказать, чтобы в Америке не писали раньше о Советской стране. С первых дней Октябрьской революции газетчики кричали о "скором, неминуемом крахе коммунизма", а белоэмигранты усердно "отрабатывали" заокеанский хлеб, наполняя свои слезливые сочинения беспардонной клеветой на Страну Советов. Добрый дядюшка Сэм не обольщался насчет большевиков. Он послал свои войска в обескровленную Советскую Россию. Но задушить ее, поживиться здесь не удалось, и он стал терпеливо ждать обещанного "краха большевиков". Ведь об этом в течение многих лет кричала могучая "неподкупная", "свободная" (и хорошо оплачиваемая) американская пресса!

'Вселенский филантроп'

Гром грянул среди белого дня. В небо взвился советский искусственный спутник. В космосе он был первым. Официальная Америка ответила истерикой.

Наша печать немало писала о громадном впечатлении, которое первый советский искусственный спутник произвел на Западе. Но до поездки в США я, например, не представлял себе, насколько глубокой и внушительной была эта реакция. Дело, уж если на то пошло, не только в технике. Речь шла о событии, которое расставило иные ударения в авторитетах государств, надломило острие идеологической стратегии США, выставив ее творцов как бессовестных дезинформаторов.

И тогда они выдавили слово "догнать". Еще несколько лет назад оно было бы воспринято американцами как добродушная юмореска, потому что они привыкли рассматривать мир, только оглядываясь назад. Теперь Новый Свет произносит это слово без запинки - сказывается практика.

Ко всему следует добавить постоянное предынфарктное состояние американской экономики, образование и укрепление мирового лагеря социализма, повсеместный бурный подъем национально-освободительного движения и крах колониальной системы, рост антиамериканских настроений во многих странах, которые не желают продавать свое национальное первородство за чечевичную похлебку и залежалый яичный порошок.

Запуск спутника вызвал серьезные, прямо-таки катаклические процессы в общественном мнении США. И это понятно. Если советские люди восприняли его как закономерный итог развития отечественной науки и техники, то американец был просто сбит с толку. Для него было непостижимым, как это страна "неграмотных мужиков", внушительных самоваров и свирепых медведей (а именно такое представление ему настойчиво внушали) могла запустить в небо такой спутник, по сравнению с которым неистово разрекламированный американский сателлит выглядит елочной игрушкой. Этот факт нельзя было замолчать, принизить. Он заставил американцев не только обратиться к небосводу, но и оглянуться вокруг. Мерцание "беби-луны" осветило многое и прежде всего неустроенность индустриального американского счастья. Недаром даже ренегат коммунистического движения в США Эрл Браудер вынужден был признать: "Реакция Америки на спутников и на все, что с ними связано, выразилась в страхе и отчасти даже в панике именно потому, что (в США. - Л. М) не решены проблемы новой промышленной революции". Запуск спутника стал как бы заключительным аккордом в той невеселой "переоценке ценностей", которая началась в США после второй мировой войны.

В здании ООН. Вот он, наш первый спутник!

Уже в 1950 году небезызвестный Джон Фостер Даллес писал в своей книге "Война или мир": "Что-то неладное происходит с нашей страной, иначе мы не очутились бы в таком положении и настроении, как сейчас... Источник беспокойства носит не материальный характер... Недостает же нам истинной и динамичной веры, а без нее нам мало что поможет. Недостаток веры не могут нам компенсировать ни политические деятели... ни дипломаты... ни бомбы, даже самые мощные..." Советский Союз, отмечает он, "добивается больших успехов" в идеологическом соревновании, где его "техника так же превосходит нашу, как пушки превосходят лук и стрелы". Причину Даллес видит в том, что "советские коммунисты разработали программу, обладающую огромной притягательной силой для всех, кто считает себя угнетенным или обманутым при существующем строе, а также для некоторых идеалистов, стремящихся усовершенствовать мир".

За минувшее десятилетие, которое американский драматург Артур Миллер образно и точно назвал "десятилетием вышибания мозгов", сетования по поводу изъянов американской идеологии звучали все более настойчиво. Состояние США было обозначено самими американцами как "вакуум идей".

Первоначально американские авторы упоминали о "вакууме" в чисто прагматистском смысле: идеология США проигрывает единоборство с учением коммунизма в международном масштабе. Признаний такого рода множество в американской печати. Например, газета "Вашингтон пост" заявила: "С одними пушками, долларами и дипломатией мы не можем вести борьбу с противником, у которого есть все это и который движется вперед потому, что он вооружен другим сверхмощным оружием - идеологией". Тревоги защитников империализма вполне обоснованы. Все больше американцев полагают, что Советский Союз успешнее, чем США,, воздействует на умы миллионов людей. В январе 1962 года Американский институт общественного мнения провел анкету на тему "Кто - Советский Союз или Соединенные Штаты - с большим успехом завоевывает умы людей во всем мире?". Итоги получились неутешительными. "7 лет назад, - указывается в докладе института, - когда этот вопрос впервые был поставлен перед общественностью, каждые двое из трех опрошенных утверждали, что Соединенные Штаты более успешно завоевывают умы людей во всем мире. Однако в 1958 году, когда русские достижения в космосе получили широкий отклик во всем мире, общественное мнение в Соединенных Штатах разделилось по этому вопросу почти пополам, хотя некоторый перевес все еще оставался в пользу Америки. К началу 1961 года вера общественности в успехи Соединенных Штатов еще более сократилась - вплоть до того, что многие американцы теперь думают: Россия обогнала Соединенные Штаты в "идеологической войне".

Но постепенно на первый план выступили сетования по поводу бедности идей для "внутреннего употребления". Известнейший религиозный проповедник в США Билл Грэм говорит: "Несмотря на внешнее процветание, Америку разъедает моральный и духовный рак, который неизбежно приведет к гибели страны, если срочно не начать лечить болезнь". Это высказывание видного евангелиста приведено в книге "Национальные цели". Далее в ней сказано: "Мы стали нацией трусов. Великое мужество, которое когда-то было характерным для Америки и американцев, кажется, оставляет нас. Многие из наших лидеров глубоко озабочены исчезновением желания бороться за то, во что мы верим".

Так постепенно подтачивается традиционное для американцев убеждение, будто доллары являются всеобщим эквивалентом человеческих ценностей. "Больше всего мы нуждаемся в постоянном потоке новых идей, - говорит президент США Кеннеди, - в правительстве, нации, прессе и общественном мнении, которые уважают новые идеи и уважают людей, имеющих их". Америке не хватает идеалов, но их за деньги не купишь!

Проблема идеалов выступила в США как национальная проблема. На их срочные поиски брошены и дипломированные теоретики и юркие журналисты.

Эйзенхауэр в бытность президентом создал специальную "президентскую комиссию по национальным целям", которая должна была наметить "программу действий на шестидесятые годы". В 1960 году появилась книга "Цели для американцев", которая представляет собой отчет этой комиссии.

Каков же результат?

Надо сказать, что даже американская пресса весьма скептически отнеслась к итогам ее работы. "Казалось, от такой группы авторов, - писала газета "Нью-Йорк таймс", - следовало ожидать мощного призыва к борьбе за более могучую и лучшую Америку... Но доклад комиссии, публикуемый сегодня, не оправдывает таких надежд. Он вряд ли сможет... вызвать сколько-нибудь значительную волну творческого энтузиазма среди нашего народа". Чтение отчета комиссии убеждает, что это горькое признание вполне обосновано. Однако неуспех этой затеи меньше всего зависел от квалификации и способностей членов комиссии - фактически он был предрешен.

Конечно, американскому правительству не составляло особого труда нанять несколько понаторелых теоретиков, чтобы они сформулировали самые что ни на есть "национальные" идеалы и наводнили ими печатный рынок. Но эта операция не решает проблемы.

Идеалы - не устрицы: их не глотают целиком. Они не могут декретироваться сверху, не становятся близкими лишь оттого, что постоянно мелькают перед глазами. Обществу нельзя навязать идеалы, если они не вытекают из жизненной практики. Люди должны принять идеал, поверить в него, знать реальные пути его достижения, подчинить свою жизнь этой цели. Только тогда он может стать "динамическим". Дело, таким образом, не столько в совершенстве формулировок, сколько в характере общественных отношений, в которых находится человек. Иными словами, вопрос стоит так: располагает ли данное общество реальными возможностями для того, чтобы идеалы могли воплотиться в жизнь? Если нет, то все рассуждения о "национальных целях" - пустые фразы.

Встреча 'спутников' на Бродвее

Правда же состоит в том, что по самой своей сути, по неотъемлемым законам развития современный империализм не в состоянии выдвинуть общественных идеалов, которые могли бы вдохновить широкие слои народа. В самом деле, главным принципом американской экономики - как и любой другой, построенной на частнокапиталистической основе, - является принцип "делай деньги". В таком обществе величина прибавочной стоимости оказывается тем бесстрастным и принудительным регулятором, действия которого не может избежать ни одно предприятие, независимо от того, как формулирует свои цели его владелец. При капитализме принцип "человек человеку - волк" - неизбежное следствие объективных законов этого общества. Таким образом, дело не в аморализме отдельных людей, а в порочности всего общественного строя.

В условиях господства капитала буржуазное государство представляет собой орудие, которое защищает классовые интересы крупных монополистов. Это вынуждены признать даже некоторые буржуазные авторы. "Американское правительство, - пишет профессор социологии университета Северной Каролины Флойд Хантер в книге "Руководство США", - осуществляет политику, но не является ее первоисточником. Правительство воплощает в себе высшую власть, но действует в полном единодушии с описанными выше неофициальными группировками". И далее: "Законодатели действуют решительно в политической области в тех случаях, когда предложения исходят от наиболее влиятельных хозяев промышленности". Высшим критерием действия политического лидера являются соображения, относящиеся к чековой книжке. "Он за все то, - пишет автор, - что полезно для Америки; вдвойне за все то, что полезно для его организации, и втройне за то, что полезно лично для него".

Но в каждом социальном организме имеются такие общественные потребности, не удовлетворив которые он существовать не может. Таковы, например, охрана общественного порядка, организация образования, здравоохранения и т. д. Степень, в которой они становятся предметом специальной заботы буржуазного государства, для различных капиталистических стран не одинакова и во многом определяется национальными традициями, зависит от сплоченности трудящихся, силы общественного мнения и т. п.

Классовую природу буржуазного государства не следует понимать упрощенно. Оно защищает интересы монополистов в целом, но может, например, выступить против действий отдельного предпринимателя, если они грозят нарушить условия "нормальной" эксплуатации рабочих, вызвать обострение классовой борьбы. В этом нет ничего удивительного: и в прошлом буржуазное государство, например, вынуждено было ограничивать продолжительность рабочего дня, хотя капиталист был готов заставить рабочего трудиться двадцать четыре часа в сутки. Но делает оно это не под влиянием филантропических порывов, а лишь под давлением борьбы пролетариата за свои права, под угрозой того, что будут нарушены условия функционирования частнокапиталистической экономики, истинную пружину которой составляет получение максимальной прибавочной стоимости. Таким образом, выполнение буржуазным государством общественных функций, которые западными авторами выдаются за "служение интересам народа", - это, так сказать, неизбежные издержки, побочный продукт жизнедеятельности современного капитала.

Если, например, в Нью-Йорке со всей остротой встала проблема нехватки классных комнат и дело дошло до того, что Вагнер - мэр этого города - персонально участвовал в ловле крысы, замеченной в школе, которая пришла в полную ветхость, то под влиянием общественного мнения мэрия может выделить некоторые дополнительные средства на строительство новых школ или, на худой конец, усовершенствовать производство крысоловок. Но было бы насилием над здравым смыслом усматривать в этом акте бескорыстное служение абстрактным "общенациональным целям" или какие-то "зачатки социализма", в чем нас неоднократно пытались убедить американские профессора и аспиранты. Если согласиться с такой логикой рассуждения, то первыми социалистами придется признать египетских фараонов, проводивших ирригационные работы на берегах Нила, или римских императоров, строивших общественные уборные.

Специфика функций буржуазного государства, кстати, объясняет заметный контраст, который существует в США между удовлетворением индивидуальных потребностей и удовлетворением общественных нужд населения (развитие общественного транспорта, наблюдение за состоянием улиц, их благоустройство, увеличение числа больниц, школ и т. д.). Если в сфере первых действует американский "сервис", так поэтично (и в целом справедливо) воспетый в "Одноэтажной Америке" И. Ильфа и Е. Петрова, то вторые находятся в забвении. Это точно уловил французский экономист Клод Альфандери, который пишет в книге "Действительно ли Америка так уж богата?" (Париж, 1959): "Чем объясняется такая разница? Почему организация и обеспечение услуг, предназначенных для всего общества, находятся в столь плачевном состоянии? Дело в том, что такие услуги не дают, как правило, никакой прибыли. Многие из них вообще не могут продаваться, так как их нельзя измерить (например, использование дорог). Другие же связаны с такими обязательствами (соблюдение одинаковых почтовых тарифов, обеспечение работы транспорта в часы, когда нет большого движения или на недостаточно загруженных линиях и т. п.), которые делают их абсолютно нерентабельными. Обеспечение таких услуг представляется мало заманчивым делом для частных предприятий".

Между тем, отыскивая "национальные цели", "динамические идеалы", "вдохновляющую программу", авторы отчета, о котором идет речь, могли указать лишь на эти общественные функции. При этом они выдавали их за главную цель и заботу государства. Но это, что называется, ставить воз впереди лошади^*.

^* ("Никто из национальных лидеров не считает, что такие вопросы внутренней политики, как повышение благосостояния населения, ликвидация трущоб, обеспечение прав национальных меньшинств и т. п., являются важными", - пишет Ф. Хантер в упоминавшейся книге "Руководство США".)

В отчете комиссии много напыщенных рассуждений о демократии, просвещении, здравоохранении, заботе о бедных и т. д., но все они построены на песке, потому что не имеют реальных корней в общественном организме. Их можно сравнить с евангельским призывом отдать последнюю рубашку ближнему своему, обращенным к бизнесмену. Он может, конечно, проявить акт филантропического великодушия, пожертвовав определенную сумму на общественные нужды, но сделает это в размерах, которые не повредят его "делу". В отчете много благих пожеланий. Здесь, например, говорится: "Индивидуумы должны иметь максимум свободы в выборе работы, товаров и услуг", ставится задача достичь "полной занятости рабочих". Но государство не властно ликвидировать безработицу, которая вытекает из самих основ капитализма.

Таков историко-социальный контекст, который неизбежно ведет к "вакууму идей", к эрозии моральных идеалов. Буржуазное государство не может правдиво сформулировать главные цели своей деятельности, потому что они сводятся к прислужничеству крупным монополистам. Оно вынуждено скрывать эти цели, маскировать внутреннюю политику завесой фраз о "гуманизме", об "интересах народа", "демократизме", сеять иллюзии о подлинных побудительных мотивах своей деятельности. Пока эти иллюзии довольно живучи среди американской молодежи. Но им неизбежно придет конец, потому что, по мере того как юноши и девушки США будут все более активно включаться в политическую жизнь - а именно этот процесс характерен для современной Америки, - они будут убеждаться в ложности модных социологических мифов. И они непременно будут приходить к истинному, материалистическому пониманию истории.

Говоря об идейной ситуации в современной Америке, заокеанские авторы охотно рассуждают о прежнем "моральном наследстве", об "американских традициях" и "заветах пионеров", основателей страны. Они пытаются вызвать тени прошлого, чтобы выведать у них диагноз социального недуга наших дней, расцветить идейную худосочность нынешнего времени романтическими образами эпохи освоения Нового Света. Но другие теперь времена, и старые призраки не облечь плотью.