XII. Волшебник из страны грез
(В умной и поучительной сказке американского писателя Ф. Баума "Волшебник из страны Оз", известной советским читателям по книге А. М. Волкова "Волшебник Изумрудного города", одним из персонажей является некий состарившийся актер, который, прибегая к использованию примитивной бутафории, театральных эффектов и внушения, прослыл великим чародеем и волшебником в своей стране и правил ею много лет.)
На протяжении уже нескольких десятилетий, во всяком случае с тех пор как телевидение стало неотъемлемой частью политической жизни американского общества, перед политическими деятелями Соединенных Штатов стоит задача освоения актерского мастерства. Речь при этом идет не просто о хорошо поставленном голосе и умении модулировать им с целью придания желаемых оттенков произносимому - вескости, задушевности или твердости, а обо всем комплексе врожденных или благоприобретенных качеств, обладание которыми позволяет отличать хорошего или хотя бы просто приличного актера от рядового "человека с улицы". Дуайт Эйзенхауэр мог в свое время искренне или наигранно выражать негодование по поводу того, что его, "старого солдата", заставляли учиться мастерству производить впечатление на публику, но он, конечно, хорошо понимал, что этого требует от него новое, еще только входившее в повседневную жизнь американцев средство массовой информации - телевидение. Все его преемники в Белом доме, начиная с Дж. Ф. Кеннеди, уже не только понимали это и не возмущались по поводу попыток сделать из них актеров, но, напротив, даже включали в группу своих помощников и консультантов соответствующих специалистов, на которых и возлагалась сложная задача обучения американских президентов основам актерского мастерства. Хозяев Белого дома учили умело и к месту жестикулировать, телегенично улыбаться, поворачиваться к кинокамерам и телеобъективам наиболее привлекательным для зрителя ракурсом, им ставили голос, произношение и дикцию специально приглашаемые логопеды и актеры-речевики, им выбирали костюмы, рубашки и галстуки известнейшие законодатели мод, любые их выступления на публику ставились ведущими режиссерами театра, кино и телевидения, тексты их речей и даже вкрапленные в их выступления шутки писались маститыми журналистами и голливудскими сценаристами. Проходили долгие месяцы учебы, прежде чем президенты приобретали требовавшуюся от них свободу движений и жестикуляции, раскованность мимики лица, четкость и ясность произношения, давая основание педагогам и режиссерам любоваться на дело рук своих. Но при всем этом в президентах США, даже в самых способных из них, оставалось что-то от провинциальных актеров, волею случая оказавшихся на столичной сцене и изо всех сил старавшихся убедить публику, насколько для них естественно и привычно то, что они делают.
Все говорило о том, как заметил политический обозреватель Д. Бонафиди, что "это слияние театра и новой политики неизбежно сыграет на руку прежде всего профессиональному актеру - человеку, привыкшему при исполнении роли в спектакле следовать режиссерским указаниям"*. Однако вплоть до дня президентских выборов 1980 г. большинство крупнейших политических обозревателей печати, радио и телевидения США отказывались принимать всерьез шансы Рональда Рейгана на победу, хотя, возможно, в глубине души и соглашались с X. Сайди, который в июле 1980 г. высказывал мысль о том, что "в наше время ни один человек не может ни добиться президентского поста, ни быть дееспособным президентом, не будучи по крайней мере наполовину актером, способным привлечь внимание страны, просветить и вдохновить тех, кто готов остановиться и выслушать его"**. В комментариях прессы и телевидения еще в начале осени нередко встречались недоуменные вопросы: не видят ли все это американцы во сне и не следует ли им попросить ущипнуть себя, дабы они могли проснуться и убедиться в нереальности происходящего.
* (Washington Journalism Review. 1981, January - February. P. 27.)
** (Time. 1980, July 28. P. 31.)
15 июля 1986 г., выступая перед советскими учеными-американистами в Москве, бывший президент США Ричард Никсон, шутя, но с известными на то основаниями назвал себя "экспертом в том, как не производить впечатление на средства массовой информации". Политический деятель, победивший на президентских выборах 1980 г. и въехавший хозяином в Белый дом 20 января 1981 г., представлял собой в этом плане полную противоположность Р. Никсону - уже в первый год своего пребывания на президентском посту он был прозван "великим коммуникатором" или "великим мастером общения", а американский политолог Дж. Д. Барбер, специализирующийся в области изучения психологических особенностей личности президентов США, назвал его "великим мастером зрелищного искусства".
Американские журналисты писали уже в первые дни после президентских выборов 1980 г., что профессиональному киноактеру Рональду Рейгану, большая часть жизни которого прошла в стране грез - Голливуде, не было необходимости брать у кого бы то ни было уроки актерского мастерства. Хотя он и не мог претендовать на популярность крупнейшей "звезды" американского киноэкрана, поскольку за десятки лет своей голливудской карьеры он так и не поднялся выше уровня актера второй категории, не было никаких сомнений в том, что он имеет все основания считаться лучшим актером среди президентов Соединенных Штатов, во всяком случае за всю предшествующую политическую историю страны. Не возникало никакой нужды ставить ему дикцию, отрабатывать движения и мимику, учить мастерству производить впечатление на публику - все это Рональд Рейган умел делать давно и вполне профессионально. Он знал, когда следует улыбаться, а когда мрачнеть, когда демонстрировать восхищение, а когда печаль, когда многозначительно замолкать, а когда энергично внушать свою мысль, когда снисходительно усмехаться, а когда изображать гнев. И что самое главное - он знал не только "когда", но и "как". Соперник Рейгана в борьбе за пост губернатора штата Калифорния Э. Браун говорил: "Как и любой другой актер, Рейган привык работать со сценарием в руках. Он способный ученик. В течение ряда лет он неплохо зарабатывал, играя роли, которые требовали лишь одного - чтобы он не забывал слова, не пытаясь проникнуть в их суть в поисках скрытого смысла, тонкостей или нюансов. Задолго до того как компьютеры стали управлять нашей повседневной жизнью, Рейган был "запрограммирован" сценаристами и режиссерами, сформирован продюсерами и управляющими студиями, упакован и сбыт с рук специалистами в области рекламы"*. Единственное, в чем всегда нуждался Р. Рейган (как следовало из всего того, что писалось о нем тогда в американской прессе), был текст - будь то текст киносценария или политического выступления, а уж зачитать его с выражением и с подобающей случаю значительностью не представляло для него никакого труда. Лишним подтверждением тому явилось рейгановское выступление по поводу выдвижения съездом республиканской партии его кандидатуры на пост президента США, продемонстрировавшее, на что способен профессиональный актер, располагая всего лишь заурядным в принципе политическим текстом. Как писал в те дни журнал "Тайм", "вся речь его звучала так, будто она существовала до тех пор лишь в голове Рейгана, будто эти мысли только сейчас пришли ему в голову и он, черт побери, намерен поделиться ими со своими друзьями по всей Америке"**. А когда Рейган завершил свое выступление и, многозначительно выдержав несколько напряженных мгновений, тихим голосом предложил участникам съезда вознести молитву всевышнему, актерский триумф республиканского кандидата в президенты можно было назвать беспрецедентным. За актерским триумфом последовал политический триумф, и спустя два с половиной месяца Р. Рейган - 40-й президент США - въехал в Белый дом.
* (Цит. по: Washington Journalism Review. 1981, January - February. P. 27.)
** (Time. 1980, July 28. P. 21.)
Образ обаятельного, простого в общении, но умеющего быть серьезным и решительным в делах, не терпящего несправедливостей, движимого лишь общественными интересами политического деятеля, созданный Рейгану мастерами политической рекламы в середине 60-х гг. и обеспечивший ему победу на губернаторских выборах в Калифорнии, практически не претерпел изменений на протяжении полутора десятков лет, отделявших губернаторское кресло в столице Калифорнии Сакраменто от президентского кресла в столице страны Вашингтоне. В условиях обострившейся к началу 80-х гг. международной обстановки, осложнившейся экономической ситуации и роста социальных проблем в самих Соединенных Штатах этот образ был дополнен лишь еще одним положительным качеством, - способностью одолеть все (или почти все) свалившиеся на Соединенные Штаты проблемы. "Его самоуверенность, его неизменно бывшая наготове улыбка, его роскошные друзья, благозвучность его актерского голоса - все эти качества в сочетании способствуют тому, что общественность перестает испытывать страх перед неминуемой катастрофой, - писал журналист Л. Лэфам. - В кампании 1980 г. Рейган представил себя кандидатом, олицетворявшим в глазах избирателей (жаждавших услышать сказки о вновь обретенном рае) надежду, веру, свободу и процветание"*. "Безупречным телевизионным спектаклем" назвал созданный средствами массовой информации имидж Р. Рейгана американский публицист М. К. Мюллер, высказавший убеждение, что "пресса и, особенно, телевидение избрали Рональда Рейгана, подыгрывая сильным сторонам его характера, позволяя ему выказывать... себя с лучшей стороны, вежливо избегая каких-либо критических замечаний или разоблачений, которые могли бы скомпрометировать кажущуюся целостность его имиджа... Рейган считается "приятным человеком" не потому, что он действительно является таковым, а потому, в частности, что его имидж (временно) отвечает эмоциональным запросам довольно большого числа американцев, которые, устав от циничного отношения к своим лидерам, проглотят что угодно. И подобно хорошей телевизионной коммерческой рекламе образ Рейгана с легкостью усваивается телезрителями, убаюкивая их привлекательными извращениями правды"**.
* (Maclean's. 1982. Januare 25. P. 36.)
** (New Republic. 1982, April 7. P. 28-31.)
Годы пребывания на губернаторском посту оказались неоценимыми для Рональда Рейгана не только с точки зрения укрепления и расширения тесных связей с политическими и финансово-монополистическими кругами штата и страны, но и с точки зрения приобретения опыта и выработки стиля и приемов общения с представителями средств массовой информации. Уже при проведении губернаторских пресс-конференций Рейган демонстрировал мастерство ответов па несложные вопросы в сочетании с завидным умением уходить от ответов на сложные. Порой ответы на несложные вопросы были такими подробными, что времени па другие уже не хватало. Отвечая на вопросы, губернатор часто заглядывал в текст, напечатанный на небольших карточках, но содержащаяся на этих карточках информация была настолько общей, что не удовлетворяла репортеров и они забрасывали Рейгана дополнительными вопросами, в ответах на которые вскрывалось поверхностное знание им поднимавшихся на пресс-конференции проблем. Как заметил один из американских публицистов, "с точки зрения театрального зрелища представление (т. е. пресс-конференции Рейгана. - Э. И.) было отличным, что же касается качества получаемой информации, то оно оставляло желать лучшего". Когда отделаться поверхностным ответом не представлялось возможным, Рейган ссылался на отсутствие у него соответствующей информации. Он, например, мог заявить, что не может высказываться о растущих военных расходах США, поскольку не располагает информацией о военном бюджете СССР, или отказывался комментировать разоблачения тайной деятельности ФБР по организации слежки за американцами под предлогом того, что он "еще не успел прочесть утренних газет". "Он был мастером говорить все и ничего. У него была хорошая память актера и актерская способность говорить с уверенностью, независимо от того, действительно ли он чувствовал такую уверенность или нет", - писал Ж. Уитковер*. После окончания губернаторских пресс-конференций журналисты в недоумении застывали над своими стенограммами, пытаясь понять, что же именно заставило их лихорадочно записывать каждое слово, произнесенное Рейганом, и почему эти слова, звучавшие столь весомо, когда они произносились Рейганом или передавались в телезаписи, выглядели столь неубедительно па бумаге.
* (Witcover Jules. Marathon; The Pursuit of the Presidency, 1972-1976. New York, 1977. P. 92-93.)
Для калифорнийцев же, видевших, как проходят пресс-конференции их губернатора, только в вечерних телепередачах, Рейган неизменно оказывался на высоте, легко разделываясь со всеми вопросами и ставя своей осведомленностью в тупик даже самых бывалых журналистов. Лишь присутствовавшим на пресс-конференциях репортерам было ясно, что руководство местного телевидения подвергало жесточайшей редакции весь отснятый на пресс-конференциях материал, убирая из него все, что могло вызвать неудовольствие Рейгана и его могущественных покровителей, принадлежавших к богатейшим людям Калифорнии.
Незадолго до того как Рональд Рейган въехал в Белый дом, созданный его сторонниками Институт современных исследований разработал для нового президента серию рекомендаций относительно того, как ему следует себя вести с представителями прессы. В разработке рекомендаций приняли участие лица, хорошо знавшие особенности характера Рейгана и его слабые места и имевшие возможность обобщить свои личные наблюдения и впечатления от пресс-конференций Рейгана в бытность его губернатором Калифорнии. В подготовленном ими документе особо рекомендовалось с учетом слабой эрудиции Рейгана в вопросах государственной политики и экономики и склонности к непродуманным высказываниям и оценкам) воздерживаться по возможности от частых, не вызываемых острой необходимостью встреч с журналистами, а при вынужденных встречах с ними осуществлять строгий контроль за предоставляемой им информацией; сократить доступ представителей прессы к президенту под предлогом его крайней занятости решением важных государственных дел, для чего урезать число аккредитованных при Белом доме журналистов; подавлять активность репортеров путем предоставления им обильной информации общего и технического характера и ограничивать тематику пресс-конференций проблемами, которые играли на руку администрации; практиковать частое повторение выгодной Белому дому информации, с тем чтобы она обязательно находила отражение в публикациях, к тому же сообщать прессе информацию в решительном тоне; сократить до минимума общение всех сотрудников аппарата Белого дома со средствами массовой информации, а в случае вынужденного контакта с журналистами проводить единую, заблаговременно согласованную линию.
С первого же дня пребывания Р. Рейгана на президентском посту обращалось особое внимание на то, чтобы в процессе общения главы государства с представителями прессы не фигурировали неприятные воспоминания о "неуемных" газетчиках, осложнявших жизнь губернатору Калифорнии. В предвыборной кампании 1980 г. Рейган, казалось, излучал дружеское расположение к "пишущей братии". Он играл роль человека, не помнящего зла, настолько убедительно, что смог ввести в заблуждение даже самых опытных репортеров, знавших его не один год. Л. Кэннон, написавший в общей сложности о Рейгане больше, чем кто-либо из его коллег по перу, назвал нового президента "дружелюбным малым", а корреспондент Эн-Би-Си Д. Оливер пришел к выводу, что "Рейган любит репортеров... Он любит даже тех, кто писал о нем плохо, если он познакомился с ними поближе"*.
* (World Journalism Review. 1980, September 9.)
Восьмилетнее пребывание Р. Рейгана на посту президента США дало основание американским исследователям прийти к заключению, что он превзошел всех своих предшественников в Белом доме в мастерстве создания впечатления доступности, при том что в действительности доступ представителей прессы к нему был ограничен больше, чем при каком-либо другом современном президенте США. Подобные ограничения, по мнению одного из исследователей взаимоотношений президентов США с прессой, Дж. Спира, "не только снижают степень риска того, что Рейган может произнести нечто несуразное - а он весьма склонен к этому, - но и вынуждают пишущих о нем репортеров пережевывать одну и ту же информационную косточку, которую им подбросили в тот день"*. Налицо, по убеждению Дж. Спира, было явное нежелание президентских советников и помощников создавать такую ситуацию, в которой Рейгану пришлось бы отвечать на неожиданные для него вопросы, так как именно в таких случаях президент, как правило, делал заявления, которые требовали последующих оправданий, разъяснений и уточнений со стороны аппарата Белого дома, практически дезавуирующих сказанное главой американского государства. Вспоминается, что один из первых консультантов Р. Рейгана по вопросам общения с прессой, С. Спенсер, знавший обыкновение Рейгана говорить "не то", настойчиво рекомендовал тому поменьше говорить по существу задаваемых ему журналистами вопросов, отделываясь общими словами и шутками. Д. Броудер писал об этой особенности президента Рейгана: "Даже постороннему человеку уже давно было ясно, что политический анализ не является любимым 5ейганом видом спорта для закрытых помещений... Он выглядит гораздо лучше, когда пользуется заранее подготовленным текстом, чем когда пытается размышлять на глазах у других"**. С годами эта нелюбовь Рейгана к политическому анализу обострилась, особенно ярко она проявлялась в тех случаях, когда возникала сложная внутриполитическая или внешнеполитическая ситуация.
* (Spear J. G. Op. cit. P. 4.)
** (International Herald Tribune. 1984, October 16.)
На опыте пребывания Рейгана на губернаторском посту его помощники пришли к выводу, что периодическая печать является наименее продуктивным и соответственно наименее желательным каналом общения президента со страной - "его нужно не читать, а видеть". Этот вывод нашел отражение в явном предпочтении аппаратом Белого дома и самим президентом визуальных средств массовой информации и в сведении к минимуму президентских встреч с представителями периодической печати. Преобладание па президентских пресс-конференциях телевизионных журналистов и фоторепортеров откровенно объяснялось одним из президентских помощников тем, что "именно за картинками остается последнее слово"*. Обозреватель журнала "Тайм" Т. Гриффит находил и другое объяснение предпочтению, которое отдавали и сам президент и его помощники кино-, фото- и телекамерам: "Как только актер добивается успеха, он, естественно, стремится к ролям, более всего соответствующим его способностям"**. А чего греха таить - вся политическая карьера Рейгана основывалась не на том, что он говорил, а на том, как он говорил. Лишенный звука образ автоматически запечатлевался в памяти, минуя сознание. Дж. Наполитан, исследователь средств массовой информации и американского общественного мнения, как-то сказал, что он определяет эффективность выступлений политических деятелей по телевидению очень простым способом: он выключает звук и наблюдает лишь за изображением. Рональд Рейган, по его мнению, выдерживал такое испытание с блеском.
* (Washington Post, 1980, September 9.)
** (Time. 1981, November 23. P. 54.)
Именно по этой причине в рейгановском Белом доме была введена практика проведения президентских встреч с представителями прессы, на которых последним разрешалось лишь фотографировать главу государства при категоричнее ком запрещении задавать ему какие-либо вопросы. За соблюдением этого правила строго следили присутствовавшие на подобных "фотосеансах" сотрудники аппарата Белого дома, решительно пресекавшие любые попытки журналистов нарушить этот запрет. Корреспондентка информационного агентства Юнайтед Пресс Интернэшнл X. Томас писала, что президентские помощники "доходят до того, что буквально возводят вокруг президента живой щит, когда не хотят, чтобы ему задавали вопросы"*.
* (World Journalism Review. 1981, November. P. 44.)
Двумя причинами объяснял Д. Броудер стремление ближайших советников и помощников Рейгана оградить своего босса от контактов с внешним миром: тем, что "это облегчает им выполнение задачи по доведению до сведения общественности лишь той информации и таким путем, которые двигают политику в нужном им направлении", и тем, что "они знают о господине Рейгане нечто, что они хотят от нас скрыть"*. В результате такой в буквальном смысле неусыпной опеки президента со стороны его помощников, им удалось, как писал У. Грейдер, "создать впечатление о Рейгане как активном президенте, что, как хорошо известно всем, кто сколько-нибудь близок к Белому дому, не соответствует действительности. В действительности же он, мягко говоря, очень пассивный человек... Однако у общественности о нем сложилось совершенно противоположное представление: она считает его энергичным, решительным человеком, стремящимся к познанию неведомого"**.
* (International Herald Tribune. 1984, October 16.)
** (Hertsgaard Mark. On Bended Knee; The Press and Reagan Presidency. New York, 1988. P. 26.)
Вопреки данным им в ходе предвыборной кампании 1980 г. заверениям Рейган не только отказался от принципа регулярных пресс-конференций, но и всячески уклонялся от их проведения. В течение всего восьмилетнего пребывания у власти он провел в общей сложности лишь около 50 официальных пресс-конференций. Уже после того как Рейган покинул Белый дом, стало известно, что президентские пресс-конференции были гораздо более редким событием, чем когда-либо за предшествующие десятилетия. Было подсчитано, что в год им проводилось в среднем 6,5 пресс-конференций, тогда как Дж. Кеннеди проводил в среднем 22,6 пресс-конференций ежегодно, Л. Джонсон - 26,1, Р. Никсон - 6,6, Дж. Форд - 16,1, Дж. Картер - 14,7*. "В рейгановском Белом доме пресс-конференции котируются, по всей видимости, наравне с авиационными катастрофами - как нечто, чего следует избегать", - писал Дж. Спир**. Тактическая линия аппарата Белого дома, имеющая своей целью предотвращение возможного ущерба личности президента и политическому курсу администрации, заключалась, по словам Д. Броудера, в следующем отношении к пресс-конференциям: "Планируй их очень редко, сбивай темп длинными ответами на вопросы и надейся на то, что Рейгану удастся выбраться без нанесения вреда самому себе"***.
* (Time. 1987, March 31. P. 23.)
** (Spear J. G. Op. cit. P. 10.)
*** (International Herald Tribune. 1984, October 16.)
Давняя привычка Р. Рейгана пользоваться в подтверждение своих позиций, политического курса или оценок неизвестно откуда взятыми фактами, цитатами и сведениями не раз ставила в тупик не только журналистов и сотрудников аппарата Белого дома, но и американскую и международную общественность. "Лица, работающие с Рейганом, - писал Д. Броудер, - в очень скором времени приходят к выводу, что его политические взгляды лишь в очень малой степени опираются на информацию и факты и в очень значительной степени основываются па его инстинктах и давно сформировавшихся убеждениях"*. Если же к этому присовокупить, что, "отвечая без подготовки на вопросы, он обычно запинается, комкает слова, спотыкается на фактах"**, то можно понять причину того, что бывший президент США Р. Никсон уже после первых рейгановских пресс-конференций решил порекомендовать президентским помощникам в течение по крайней мере двух дней, предшествующих пресс-конференции, заниматься исключительно подготовкой президента и проведением репетиций к ней.
* (Ibidem.)
** (Spear J. G. Op. cit. P. 260.)
Одной из первых акций президентских помощников по ограждению Р. Рейгана от необходимости отвечать на неожиданные для него вопросы было введение в практику трюка, исключающего случайности. Как известно, незапланированные встречи президента с журналистами могут иметь место лишь у трапа президентского вертолета, когда президент либо отбывает куда-то, либо прибывает откуда-то, и чаще всего это происходит на лужайке перед Белым домом. Именно для подобных ситуаций и был отработан трюк, отбивавший у репортеров охоту задавать президенту вопросы: при появлении президента запускались на полную мощь вертолетные моторы, заглушавшие любые попытки "пообщаться" с ним, и телевизионным камерам оставалось лишь фиксировать для программы теленовостей улыбку президента и его приветственный взмах рукой.
Предпочтение, отдаваемое рейгановским Белым домом тем видам общения с представителями прессы, которые сводили к минимуму опасность острых и неожиданных вопросов со стороны репортеров, нашло проявление не только в резком ограничении числа допускаемых на встречи с президентом Журналистов и в ограниченном количестве проведенных президентских пресс-конференций (которые, как пытались убедить американскую общественность, с лихвой заменялись регулярными еженедельными пятиминутными выступлениями главы Белого дома по радио), но и в строгой регламентации того, что разрешалось, а что запрещалось делать журналистам, аккредитованным при Белом доме и допускаемым на редкие встречи лицом к лицу с президентом. Сотрудникам президентской пресс-службы принадлежала инициатива проведения так называемых мини-пресс-конференций Рейгана, созываемых практически без предварительного уведомления журналистов. За 10-15 минут такого мини-мероприятия президент делал нужное заявление для печати и успевал, как правило, ответить лишь на первый вопрос, который согласно разработанной Белым домом и рекомендованной к неукоснительному соблюдению журналистами процедуре должен был обязательно касаться сделанного президентом заявления. ("Попробуйте только нарушить процедуру, и мы тотчас отменим эти мероприятия. Могу вам это гарантировать", - заявил президентский пресс-секретарь Л. Спикс репортерам*.) Так президент получил уникальную возможность доводить до сведения средств массовой информации нужную ему информацию с одновременной демонстрацией своей доступности журналистам, но без неприятных последствий в виде невыгодных ему вопросов со стороны газетчиков.
* (Washington Post. 1983, January 25.)
Каждая из встреч президента с аккредитованными при Белом доме журналистами (а всего при Белом доме аккредитовано около 1700 представителей американских и иностранных средств массовой информации*), тщательно готовилась и контролировалась сотрудниками аппарата пресс-службы. Президенту заблаговременно передавались подборки материалов по важнейшим проблемам текущего дня, после тщательного ознакомления с которыми проводились, как минимум, две генеральные репетиции с участием президентских помощников, исполнявших роль репортеров. Каждому из присутствующих на пресс-конференции журналистов выделялось конкретное место в зале, покидать которое в ходе встречи с президентом категорически воспрещалось. Дело в том, что непосредственно перед пресс-конференцией президенту вручался план рассадки журналистов в зале с указанием их имен или уменьшительных имен и фамилий, дабы он мог предоставлять право задать ему вопрос предварительно отобранному, "согласованному" репортеру и одновременно создавать впечатление, что он знает чуть ли не всех собравшихся в зале лично и накоротке. Особо ценными, с точки зрения журналистов, являются первый и второй ряды, поскольку получение места там равнозначно получению определенной гарантии того, что обладателю этого места будет предоставлено право задать свой вопрос. Наиболее "настырные" и "неудобные" репортеры, от которых, по мнению сотрудников аппарата Белого дома, можно было ожидать "всяческих неприятностей" в форме несогласованных или "провокационных" вопросов, получали по плану рассадки места в глубине зала, практически лишаясь тем самым права и возможности задать президенту свои вопросы. Прежде чем выйти к журналистам, президент вновь сверялся с планом рассадки и внимательно всматривался в экран телемонитора внутренней телевизионной службы Белого дома, на который проецировался уже заполненный журналистами зал, удостоверяясь в последний момент в соответствии действительной рассадки с тем планом, который находился у него в руках.
* (World Journalism Review. 1986, June. P. 9.)
Но даже такая тщательность подготовки президентских пресс-конференций не исключала нередких "проколов", привносивших некоторый элемент непредусмотренной планом живости в рутину расписанного до мелочей и отрепетированного спектакля. Известны были случаи, когда президент, решительно указуя перстом, называл имя или фамилию отсутствовавшего в тот день на пресс-конференции журналиста или же путал имена и фамилии, предоставляя слово незапрограммированному лицу. В первом случае все кончалось, как правило, общим смехом, во втором же возникала необходимость ответить на неожиданный вопрос, и в результате в очередной раз складывалась ситуация, убеждавшая присутствовавших в неинформированности или некомпетентности главы американского государства.
У американских журналистов было множество претензий к тому, как организовывались и проводились пресс-конференции Рейгана. Особые нарекания вызывали ограниченность и малозначительность получаемой в ходе встреч президента с прессой информации, которая, как утверждали аккредитованные при Белом доме журналисты, в большинстве случаев не представляла общественного интереса. Строгая регламентация предоставляемых им сведений, отсутствие у президента желания отвечать на сложные и невыгодные для администрации вопросы, а нередко и незнание им ответа на интересующие общественность вопросы способствовали созданию в зале довольно напряженной атмосферы. Бесконечные и беспорядочные выкрики с мест, граничащие с бесцеремонностью попытки журналистов получить от президента четкий и определенный ответ на задаваемый вопрос, вызывали вместе с тем у американцев, смотревших телерепортажи о президентских пресс-конференциях, неприятие царивших в журналистской среде нравов, осуждение проявляемой представителями средств массовой информации грубости по отношению к главе американского государства. Приводимые некоторыми журналистами в свое оправдание доводы, сводившиеся к утверждению, что они вынуждены вести себя таким образом в условиях, когда Белый дом и президент пытаются скрыть истинное положение вещей от общественности страны, той же самой общественностью подвергались сомнению - на своих телеэкранах они видели лишь пожилого, плохо слышащего Рейгана, в меру своих сил и способностей пытающегося отбиться от "своры наседающих на него со всех сторон репортеров". Но от серьезных исследователей взаимоотношений между президентом и прессой не могло укрыться то, что активно демонстрируемая журналистами настырность была в значительной мере наигранной: проявив свою решительность и целеустремленность в получении ответа на свой вопрос (а этот факт фиксировался в телевизионном репортаже), журналисты затем удовлетворялись практически любым ответом, особенно в тех случаях, когда речь шла о сложных внешнеполитических проблемах. Было замечено, что они "боялись оспаривать внешнеполитические решения такого популярного политического деятеля, как Рональд Рейган, когда результаты опросов общественного мнения свидетельствовали в его пользу, и наседали на него в тех случаях, когда его популярность падала"*.
* (Blumenthal Sidney, Edsall Thomas Byrne (Ed.). The Reagan Legacy. New York, 1988. P. 205.)
Конечно же 54 художественных фильма (пусть даже в подавляющем большинстве своем относящихся к категории Б*), в которых снялся за свою продолжительную голливудскую карьеру Р. Рейган, сделали из него эксперта в вопросах поведения перед объективом. "Каждый его жест, каждое движение головы, каждая улыбка, усмешка или приветственный взмах руки отрепетированы. Он чувствует себя в своей тарелке перед камерой и знает, что она является его другом", - писал Дж. Спир**. Довольно высоким профессионализмом отличались и президентские помощники, ведавшие вопросами политической рекламы главы Белого дома. Еще до того как Рейган стал президентом США, представители американской буржуазной прессы не скрывали своего восхищения по поводу того, с каким мастерством ставилась каждая "встреча с общественностью" республиканского кандидата в президенты: общественности отводилось, как правило, небольшое, огороженное барьерами или канатами пространство, в которое запускалась огромная толпа. Расположенным позади толпы телекамерам и фотокорреспондентам оставалось лишь фиксировать "безбрежное скопление людей, где и яблоку было упасть негде".
* (Фильмы категории Б демонстрируются па одном киносеансе "Б нагрузку" к фильмам категории А, пользующимся популярностью у зрителей, позволяя кинопрокатчикам взимать двойную плату за билеты.)
** (Spear J. G. Op. cit. P. 13-14.)
Со дня съезда республиканской партии, выдвинувшего в июле 1980 г. Рональда Рейгана кандидатом партии на пост президента США, каждое запланированное его появление на экранах телевизоров было продуманным до самых мельчайших деталей массовым телевизионным спектаклем, рассчитанным на завоевание и поддержание популярности его имиджа по возможности в более широкой общественной среде. Очень кстати оказались и актерский опыт, и многолетние выступления перед различными по профессиональному и социальному составу аудиториями, и умение выступать перед микрофонами и телекамерами и, последнее по счету, но не по важности в одержимой зрелищностью американской политической действительности - телегеничность. Уже давно было замечено, что в результате ознакомления с печатными текстами речей и заявлений Рейгана создавался образ весьма жесткого и малосимпатичного человека, но среди американских политологов и журналистов бытовало утверждение, что, "когда вы видите и слышите, как он произносит эти речи, он предстает добродушным человеком, ни к кому не питающим ненависти"*. Нет необходимости говорить, что умение произвести такое впечатление на аудиторию также было составной частью президентского театрализованного политического представления. "Создаваемый таким образом имидж рассчитан на то, чтобы убедить зрителей, что Рейган "такой же, как вы и я", - писал М. К. Миллер. - Помимо того что такая кажущаяся принадлежность к "средней Америке" затушевывает в какой-то мере вульгарную роскошь, в которой живут Рейган и представители его круга, она как бы отделяет президента от бесчеловечных проявлений его политического курса - вам и в голову не может прийти, что такой "приятный малый" способен на такие вещи..."**.
* (US News and World Report. 1984, August 27. P. 28.)
** (New Republic. 1982, April 7. P. 28.)
Предвыборная кампания Р. Рейгана в 1984 г. в такой степени изобиловала телевизионной продукцией, восхвалявшей президента, что американские телезрители вскоре стали теряться в догадках, демонстрируются ли кадры оплаченной из республиканской казны политической рекламы Рейгана, или же они видят обычный информационный телерепортаж, стараниями симпатизирующих президенту комментаторов и телеоператоров превращенный в откровенную политическую рекламу его личности и деятельности. "Включая телевизор в один из дней последних нескольких недель, - констатировал журнал "Тайм" в ноябре 1984 г. по прошествии дня президентских выборов, - вы видели кадры разукрашенной в цвета государственного флага США сцены на фоне людских масс и улыбающегося неба. Затем следовали кадры, на которых фигурировал крупным планом Рейган, стоящий на фоне синего (обязательно синего) задника и произносивший D запатентованном им стиле (т. е. со вскидыванием головы и намеком на улыбку) уютно звучащие американизмы. Камеры переводились на лица его слушателей - одни светились от восхищения, на других были заметны следы слез. Оркестр взрывался мелодичной музыкой, в небо взлетали воздушные шары, и тысячи глоток издавали приветственный вопль"*. Р. Рейгану удалось добиться того, что не удавалось ни одному из его предшественников - превратить американское телевидение в инструмент рекламы президента.
* (Time. 1984, November 12. P. 29.)
Было бы, однако, неверно утверждать, что такого рода телерепортажи и телепрограммы были характерны лишь на протяжении ограниченного периода нескольких предвыборных месяцев 1984 г. За годы пребывания Р. Рейгана в Белом доме заметно изменился подход американских средств массовой информации, и в первую очередь телевидения, к тому, что считать "информацией", "новостью". Дело в том, что органы периодической печати, телевидение и радио США представлены при Белом доме на постоянной основе почти двумястами репортеров. Это довольно дорогое удовольствие, которое может быть оправдано лишь в том случае, если они оказываются в состоянии поставлять требуемую от них информацию. Требование "информации во что бы то ни стало" приводит зачастую к тому, что при ее отсутствии репортеры вынуждены делать ее из любого подручного материала или попросту брать с потолка. "Таким образом, - писал американский исследователь Г. Шмерц, - Белый дом рождает большое количество так называемых "новостей" только постольку, поскольку при нем аккредитованы репортеры и существует настоятельная необходимость получить материал. Если бы новостей не было, возможно, наших бесстрашных репортеров откомандировали бы из Вашингтона для освещения снежной пурги в Северной Дакоте, неурожая в Небраске или же засухи на Юго-Западе. Лучше "делать" новости и оставаться поближе к Пенсильвания-авеню и прелестям столичной жизни"*.
* (Presidential Studies Quarterly. V.XVI. No. 1. 1986, Winter. P. 14.)
Подобный спрос на новости в значительной степени способствовал еще более широкому распространению так называемых "безновостных новостей", сводящихся к краткому сообщению о прибытии или отбытии президента, сопровождаемому в периодической печати несколькими фотографиями, а на телевидении непродолжительным репортажем. "После того как мы видели сотни подобных плоских и пустых репортажей, становится очевидным, что целью большинства телевизионных новостей является не рассказ о том, что произошло, а попросту необходимость чем-то занять время. Кто-то заплатил за эти минуты, следовательно, надо вложить в эти минуты что-то, что может сойти за новости. Поэтому-то мы и видим репортеров, стоящих у ограды Белого дома и сообщающих нам, что президент отбыл в Кэмп-Дэвид на уик-энд", - пишет Г. Шмерц*. В результате ежедневные информационные телепрограммы в значительной степени превратились в бесплатную (для Белого дома) политическую рекламу президента. Функции американского телевидения, по словам публициста Г. Фэрли, сводились к "репортажу о перемещении в пространстве президентского тела на виду у всех, как о политическом событии. Политический репортаж все больше и больше сводится к освещению монаршьих явлений на публику"**.
* (Ibid. P. 15.)
** (New Republic. 1985, August 12-19. P. 10.)
Когда президент выезжал на отдых на собственное ранчо в Санта-Барбаре в штате Калифорния или уединялся в Кэмп-Дэвиде, журналы и газеты США буквально пестрели фотографиями, на которых Р. Рейган был изображен на прогулке верхом, колющим дрова и расчищающим территорию своего ранчо от зарослей. Но это вовсе не значило, что все эти фотографии были сделаны накануне. Строгая регламентация процедуры общения журналистов с главой американского государства была типична не только для столицы, но и для любого другого пункта пребывания Р. Рейгана, будь то на территории США или, тем более, за ее пределами. Нечастую возможность оказаться в непосредственной близости к президенту пишущие газетчики получали, как правило, лишь в тех случаях, когда их приглашали принять участие в снимаемом для телевидения репортаже, призванном продемонстрировать "доступность, простоту и человеческое обаяние" главы Белого дома. Любая попытка журналистов нарушить предписанные президентской пресс-службой регламент и процедуру общения с Р. Рейганом немедленно наказывалась отменой запланированных мероприятий и даже лишением журналистов возможности увидеть президента на приемлемом для фотографирования расстоянии. Возможно, именно это обстоятельство было причиной того, что на протяжении всех лет пребывания Р. Рейгана в Белом доме в газетах и журналах из номера в номер кочевали одни и те же фотографии президента, с улыбкой машущего рукой, колющего одни и те же дрова и ездящего верхом на одной и той же лошади.
Белый дом и не пытался скрывать своего отношения к появлениям президента "на публике", включая и его встречи с представителями прессы, как к своего рода театральным постановкам. "Я не понимаю, что вы называете манипулированием, - заявил как-то глава аппарата Белого дома по связи с прессой Д. Герген. - В определенном смысле слова Белый дом является театром, и мы ставим наш спектакль. С появлением телевидения особенно Белый дом становится все в большей и большей степени театром, и вполне естественно, что с годами сотрудники аппарата Белого дома все больше превращаются в постановщиков. Они хотят осуществлять руководство спектаклем". Телевизионные спектакли с Рональдом Рейганом в главной роли ставились на самых различных сценических площадках - от палубы авианосца "Констеллейшн", курсировавшего в Тихом океане, до свинофермы в самой глубинке штата Айова. И нередко в такого рода спектаклях американцы не слышали ни единого слова от президента и не могли прочесть в газетах ничего из сказанного им, поскольку весь рекламно-пропагандистский замысел постановщиков из Белого дома строился на впечатлении от увиденного, а не услышанного.
Уже в первый год пребывания Р. Рейгана на президентском посту бросалось в глаза, что ему с гораздо большей легкостью, чем кому-либо из его предшественников, удавалось заручиться поддержкой прессы США и оградить себя от негативных ассоциаций с внешнеполитическими промахами и неудачами и внутриполитическими проблемами и неурядицами. "Независимо от большого числа провалов и неприятностей, имевших место в течение первого года администрации Рейгана, - отмечал в начале 1982 г. журналист Л. Лэфем, - личности президента они не коснулись, и она парила в воздухе подобно воздушному шару над свалкой развороченных автомашин"*. "Президентом с тефлоновым покрытием", т. е. президентом, к имени которого не пристает никакая грязь, прозвали Р. Рейгана в американской прессе, причем, как можно заключить, не столько с сарказмом, сколько с известной долей уважения и восхищения перед способностью президента казаться непричастным ко всему плохому, недостойному, неудачному, что происходит в Соединенных Штатах и с Соединенными Штатами. В методах ограждения президентского имени от негативных ассоциаций, применяемых сотрудниками аппарата Белого дома, ничего нового в принципе не было. "Если мы располагаем очень важной информацией, ее сообщает президент; если она не очень важная, то ее сообщаю я; если это какая-то мелочь, то мы выпускаем пресс-бюллетень; если это совсем никчемная информация, то мы позволяем сообщить ее государственному департаменту, - не раскрывал никаких секретов пресс-секретарь Белого дома Л. Спикс. - Если те это плохая информация, то сообщение о ней поручается министерству внутренних дел"**. Но дело не только и не столько в беспримерном рвении, с которым аппарат Белого дома отстаивал интересы президента, изолируя его от ассоциаций с "неприятностями" - это всегда входило в круг обязанностей президентских советников и помощников (хотя эффект определялся в конечном счете мастерством, с которым проявлялось это рвение). Дело в той идеологической подоплеке, которая неизменно сопутствовала всем демаршам и отповедям рейгановской администрации в ответ на любые попытки подвергнуть сомнению, а тем более серьезной критике разумность или справедливость предпринимаемых ее главой действий и принимаемых им решений. По словам Л. Кэннона, президент Рейган был убежден, что новости, касавшиеся его администрации, должны основываться лишь на официальной версии, спущенной Белым домом журналистам. В идеале, по словам самого Рейгана, взаимоотношения между Белым домом и прессой должны были строиться по следующему образцу: репортеры звонят в аппарат Белого дома и информируют его сотрудников о получении ими того или иного материала. В ответ им следует: "Если вы опубликуете этот материал, это нанесет вред нашему государству и сделает невозможным осуществление того, что мы пытались сделать"***.
* (Maclean's. 1982. January 25. P. 37.)
** (International Herald Tribune. 1986, May 24-25.)
*** (International Herald Tribune. 1986, May 28; Dugger Ronny. On Reagan. The Man and His Presidency. New York, 1983. P. 254.)
Вполне реальная возможность быть публично обвиненным в том, что он сослужил "плохую службу своей стране" или, еще того хуже, что он "играет на руку врагам американской нации", особенно если такое обвинение выдвигается на официальном уровне, а тем более Белым домом, являлась серьезным и эффективным сдерживающим фактором для абсолютного большинства американских журналистов. Но подобное "запугивание журналистов является лишь одним из средств, к которым прибегают президенты и их помощники с целью предотвращения публикации невыгодной для них информации, - писал Дж. Спир. - Гораздо более зловещей практикой является использование огромных возможностей правительства для запугивания и обнаружения источников журналистской информации, а также ограничения передачи информации с помощью грифа секретности и других средств цензуры"*.
* (Spear J. G. Op. cit. P. 29.)
Администрация Рейгана превзошла все предшествующие администрации по степени активности предпринимаемых ею мер с целью перекрытия несанкционированных ею "утечек" информации. В апреле 1982 г. президент Рейган подписал распоряжение, расширяющее право федеральных властей США засекречивать любую информацию под предлогом того, что ее публикация может нанести ущерб национальной безопасности страны. Согласно этому распоряжению, при наличии сомнений в степени секретности того или иного документа или информации предпочтение должно отдаваться более высокой степени секретности. Рассекречивание государственных документов, касавшихся событий далекой истории, начавшееся в 1953 г. в годы президентства Д. Эйзенхауэра, при Р. Рейгане практически полностью прекратилось, и, более того, стало практикой засекречивание ранее считавшихся открытыми документов.
С целью создания заслона на пути "потока информации из правительства в прессу" распоряжениями президента и министерства обороны США в конце 1982 - начале 1983 г. была введена практика проверки десятков тысяч правительственных чиновников с целью определения, не являются ли они источниками "утекающей" в прессу информации. Не обошли эти меры и аппарат Белого дома - проводившиеся время от времени по указанию президента Федеральным бюро расследований проверки сотрудников президентского аппарата создали в их среде, по наблюдениям американских политических обозревателей, атмосферу взаимного недоверия и страха.
По словам американского журналиста Дж. Беннета, представляющего газетную цепь Скриппса - Говарда, в мае 1986 г. ФБР образовало секретное подразделение, которому было поручено "расследование утечки чувствительной правительственной информации". Директор ЦРУ У. Кейси приступил к осуществлению планомерной кампании запугивания крупнейших газет и телекорпораций, а также отдельных политических обозревателей, грозя привлечь их к судебной ответственности за "нарушение интересов национальной безопасности". "Причиной создания подобной бригады цензоров является стремление к тому, что когда-то именовалось в Германии словом "Gleichschaltung", т. е. к политическому порядку, не допускающему инакомыслия и не разрешающему обсуждения альтернатив, особенно когда это касается вопросов военной и внешней политики, - писал журнал "Прогрессив" в июле 1986 г. - Существует лишь одно объяснение подобному иррациональному ажиотажу - он не имеет ничего общего с охраной важной для национальной безопасности информации; в основе его лежит стремление заставить прессу отказаться от малейших попыток, предпринимаемых ею в настоящее время, вести независимый от правительства репортаж о внешнеполитических и военных проблемах"*. По убеждению политического обозревателя журнала "Тайм" Т. Гриффита, разделяемому, судя по всему, многими его коллегами по перу, "значительная часть того, что засекречивается в интересах безопасности, на самом деле скрывает просчеты и оберегает репутации"**.
* (Progressive. 1986, July. P. 9.)
** (Time. 1982, March 8. P. 98.)
Ни органы периодической печати или телекорпорации США, ни отдельные политические обозреватели и репортеры не были, конечно, заинтересованы в том, чтобы стали достоянием гласности случаи, когда запугиванием или "выкручиванием рук" администрация Рейгана добивалась своего - ведь это дает серьезные основания сомневаться в обоснованности утверждений об их неподотчетности и неподконтрольности официальным властям. Однако известны случаи, когда под давлением администрации Рейгана и в результате личных телефонных звонков самого президента издательница газеты "Вашингтон пост" К. Грэхем отменяла публикацию в своей газете ряда материалов, а газета "Лос-Анджелес таймс" была вынуждена временно прекратить публикацию популярной серии комиксов ведущего американского карикатуриста Г. Трюдо, обвиненного в том, что в своих карикатурах он "существенно преувеличивает и искажает правонарушения, допущенные членами администрации Рейгана". Р. Нессен, бывший пресс-секретарем Белого дома в годы президентства Дж. Форда, описал в газете "Вашингтон пост" от 21 августа 1986 г. реакцию пресс-секретаря Белого дома Л. Спикса на нарушение одним из репортеров корпорации "Мьючуэл бродкастинг систем" спущенных президентской пресс-службой указаний, касающихся публикаций "чувствительного" материала: "Мы собираемся наказать вашего репортера. Его можно считать безработным. Ему придется ломать голову над тем, каким путем получать в будущем информацию, потому что он больше не получит ее от меня, пока я здесь, а я пробуду здесь еще два с половиной года". Так что у американского журналиста У. Карпа имелись все основания констатировать существование "нового правила американской журналистики", заключающегося в том, что "пресса боится писать о том, что ее пугает"*.
* (Harper's. 1985, November. P. 67.)
Уже на начальном этапе президентства Р. Рейгана обозреватель газеты "Нью-Йорк таймс" Э. Льюис обратил внимание на то, что американская пресса явно щадит президента, решаясь высказать в его адрес лишь мягкие критические замечания, сводящиеся в большинстве своем к "выражению озабоченности по поводу его отстраненности от стоящих перед страной проблем". А публицист М. К. Миллер заметил, что такого единства в отношении прессы к президенту страна не знала со времен Джона Ф. Кеннеди*.
* (New Republic. 1982, April 7. P. 29.)
Одним из первых проявлений "щадящего" отношения большинства органов периодической печати, радио и телевидения США, включая "большую прессу" Америки, к президенту Р. Рейгану была позиция, занятая ими в ходе развития скандала по поводу кражи близкими к президенту людьми подборки материалов из штаб-квартиры демократической партии, с помощью которых президент Картер готовился к предстоявшим тогда дебатам с кандидатом республиканцев Р. Рейганом. Зная любовь американской прессы ко всякого рода сенсациям, тем более с душком, да к тому же затрагивающим известных в стране людей, можно было ожидать столь обычного в прошлом безудержного разгула репортерских страстей с привлечением слухов, домыслов и предположений. Однако многие органы периодической печати, включая ведущие газеты и журналы, и политические обозреватели не сочли возможным подключиться к тому, что они называли "очередной скандальной кампанией", и даже выражали сожаление в связи с "явной неспособностью проводить различие между мелкими грешками (к категории которых они отнесли дело о выкраденных документах - Э. И.) и грубыми политическими промахами". В июне 1983 г., в разгар дискуссий по поводу кражи документов, орган деловых кругов США "Уолл-стрит джорнэл" грозно предупредил в редакционной статье, что "США рискуют войти в историю как первая цивилизация, задушившая себя в безумном порыве нравственности", а журнал "Тайм" счел необходимым привлечь внимание к серьезной опасности, которую представляют собой попытки дискредитировать верховную административную власть: "Любой скандал отвлекает правительство от выполнения им жизненно важных функций поддержания на должном уровне экономики, национальной обороны и усилий по отстаиванию дела мира. Он отвлекает и прессу (!?) от выполнения ею роли сторожевого пса в деле решения важнейших вопросов. Подобное отвлечение внимания может, в свою очередь, разочаровать союзников и спровоцировать агрессивные действия со стороны недружественно настроенных держав"*. Даже малоискушенным в вопросах взаимоотношений Белого дома с прессой людям в каждом предложении этих доводов виделась опытная рука мастеров политических формулировок из числа президентских советников. Комментарии большинства политических обозревателей по поводу кражи документов в штаб-квартире демократов свелись, по сути дела, к попыткам отвлечь внимание американской общественности от той роли, которую сыграли в этой операции Р. Рейган и близкие к ному люди. В оправдание занятой ими позиции выдвигались доводы, представлявшие собой вариации высказывания пресс-секретаря Белого дома Л. Спикса: "Таковы методы, к которым прибегают в мире политики".
* (Time. 1983, July 25. P. 43.)
Незадолго до того как уйти в отставку с поста ведущего политического обозревателя либерально-буржуазного еженедельника "Нью рипаблик", в котором он работал с 20-х гг., Ричард Страут признал существование негласной договоренности между американскими журналистами не проявлять особой агрессивности в критике президента Рейгана*. Это признание было сделано им в разгар казавшейся суперактивной и нелицеприятной критики в адрес Р. Рейгана за допускаемые тем несуразные заявления и искажения фактов. Пресса сосредоточивала внимание публики на президентских несуразицах, заведя даже специальную рубрику новостей под названиями типа "Рейганизмы недели" или "Ну вот, опять он за свое!". К концу 1983 г. вышло в свет несколько написанных журналистами книг, в которых содержался перечень по меньшей мере трехсот допущенных Рейганом фактических ошибок и несуразных заявлений с комментариями авторов. Однако, как заметил С. Блюментал, "его (Рейгана) вопиюще несуразные заявления не стали предметом общественного внимания, его популярность не снизилась. Совершенно непонятно, каким образом Рейгану удается избежать последствий, в то время как другие политические деятели, окажись они в подобном положении, были бы вынуждены пойти на попятный или были бы попросту разбиты в пух и прах"**. С. Блюментал был отнюдь не одинок в констатации этого факта. О том, что аналогичный вывод был сделан многими его коллегами, свидетельствуют следующие высказывания. "За более чем 40 лет жизни в Вашингтоне я не могу припомнить другого периода, когда такое количество отъявленной чепухи и даже искажений истины оставалось неопровергнутым или не подвергнутым сомнению практически молчащей общественностью"***. "У меня возникает чувство, что они (президентские несуразицы. - Э. И.) вообще не производят никакого впечатления, - считал журналист К. Уилки. - Когда я делал то же самое с Картером (т. е. обращал внимание читателей на президентские несуразные заявления. - Э. И.), мне казалось, что это укрепляло людей в убежденности, что оп является некомпетентным простаком"****.
* (New Republic. 1982, December 6. P. 6.)
** (New Republic. 1983, November 12. P. 11.)
*** (International Herald Tribune. 1986, April 10.)
**** (New Republic. 1983, September 12. P. 14.)
Объяснение этой уникальной ситуации заключалось в том, что вся подобная критика президента Рейгана подавалась читателям, радиослушателям и телезрителям в комическом, несерьезном плане, как развлечение, будучи на самом деле отвлечением, уходом от серьезной критики того, что стояло за президентскими оговорками, ошибками, неточностями. Сами же несуразицы воспринимались значительной частью американской общественности как "очаровательная черта характера" Рейгана, как нечто, подтверждающее, что и президенту "ничто человеческое не чуждо". Рейгановские промахи, пришел к выводу Л. Кэннон, "либо помогают ему, либо вообще не производят впечатления. Ошибки, которые делает Рейган, свойственны нам всем - путаем фамилии, путаем даты. Люди узнают свои собственные ошибки. Это проявление его человечности. Мы можем увеличить вдвое количество рейганизмов, комментируемых в неделю, но это абсолютно ничего не изменит"*.
* (Ibidem.)
В том, что американская общественность не придавала особого значения подобным проявлениям президентской некомпетентности и что с течением времени даже самые большие любители скандалов из числа американских репортеров перестали обращать внимание на очередные президентские эскапады, есть доля заслуги и сотрудников пресс-службы Белого дома, научившихся (после относительно непродолжительного периода болезненного реагирования) рассматривать их как нечто ординарное и нуждающееся не в решительном отпоре, а в скорейшем предании их забвению, что достигалось путем оперативных дополнительных разъяснений и уточнений на уровне одного из помощников президента. Несуразные высказывания президента Рейгана потеряли оттенок сенсационности и скандальности и утратили привлекательность для американской буржуазной прессы. Президент смог убедить журналистов в том, что не придает особого значения публикуемым на эту тему материалам.
Президентские помощники утверждали, будто Рейгана меньше всего волновало то, как он выглядит в глазах телезрителей или читателей, и что он не проявляет особого интереса к тому, что о нем пишут и говорят. Эти утверждения звучали весьма сомнительно, тем более что такая реакция попросту не укладывалась в представление о человеке, чей успех в жизни зависел на протяжении нескольких десятков лет прежде всего от того, что о нем писали в прессе и как он выглядел в глазах своих соотечественников. В действительности же на протяжении всех восьми лет пребывания Рейгана в Белом доме аппаратом президентских помощников целеустремленно создавался и совершенствовался позитивный образ главы государства. Успеху этой деятельности в немалой степени способствовали не только сам Рейган, активно и энергично использовавший все имевшиеся в его арсенале профессионального актера средства, но и журналисты.
При всей своей парадоксальности довод "он лжец, но он нам нравится", приведенный в статье У. Шнайдера в журнале "Пью рипаблик"*, действительно огражал отношение большей части американских журналистских кругов к Рейгану на всем протяжении его пребывания в Белом доме. Надо сказать, что личной популярности Рейгана среди представителей прессы во многом способствовали происходившие ежегодно в столичном журналистском клубе "Гридирон" встречи вашингтонского журналистского корпуса с главой государства. Проводившиеся в традиционной форме своеобразных "капустников" при активном участии президента и Нэнси Рейган, эти встречи выливались, как правило, в демонстрацию взаимного дружеского расположения Белого дома и прессы. Встречи носили настолько неофициальный характер, что президент мог, к примеру, нарядившись в мексиканский национальный костюм, с сомбреро на голове, исполнять легкомысленные и самокритичные куплеты, вызывая бурные аплодисменты и громкие возгласы одобрения очарованных его простотой представителей вашингтонской журналистской элиты. Со своим "номером" могла выступить и Нэнси Рейган. "И вы и мы знаем, насколько ценно то, что мы можем шутить друг над другом и вместе веселиться", - заявил Рейган в своем приветственном слове, обращенном к журналистам, собравшимся на предпоследнюю встречу с ним в марте 1987 г. Комментировавший эту встречу президента с журналистами Д. Броудер писал: "Но это понимали далеко не все президенты. Линдон Джонсон, Ричард Никсон и Джимми Картер никак не могли забыть даже на несколько часов, что они презирают собравшихся в зале журналистов. Витавшая в воздухе напряженность придавала неприятный оттенок раздражительности их высказываниям и даже самым невинным из наших песенок. Но Рональд Рейган с самого начала понял, что такая встреча представляет собой удобную возможность подчеркнуть здоровый характер взаимной критики, неизбежной во взаимоотношениях между прессой и правительством, и свести к шутке неприятные наслоения"**. Президент с видимой беззаботностью подшучивал над самим собой, своими промахами и оговорками, над своим возрастом и доминированием Нэнси в семье, т. е. над всем тем, что уже не раз фигурировало в комментариях и высказываниях журналистов, лишая их тем самым возможности и необходимости эксплуатировать и развивать эти темы в печати и в эфире. При личном общении с журналистами, даже теми, кто ему по тем или иным причинам был антипатичен, президент смотрел им прямо в глаза, энергично тряс им руки, широко улыбался. "Просто, но производит впечатление, - констатировал X. Сайди. - Обаяние, как таковое, не может навести порядок в мире, но, судя по всему, позволяет добиться большего, чем предполагали многие"***. У бывшего президента США Дж. Картера были, как представляется, основания назвать Рейгана "любимцем американской прессы", а у Л. Кэннона - прийти к выводу, что Рейган "получает более благожелательную прессу, чем он того заслуживает"****.
* (New Republic. 1987, January 19. P. 12.)
** (Washington Post, 1987, August 31.)
*** (Time. 1983, April 11. P. 21.)
**** (New Republic, 1983, September 12. P. 11; Newsweek. 1984, October 22. P. 60.)
Особый характер взаимоотношений между президентом Рейганом и журналистами, практически беспрецедентный в современной американской истории, сохранялся вплоть до последнего дня пребывания Рейгана в Белом доме. У авторов, исследовавших эту проблему, можно найти множество объяснений этому феномену, но наиболее обоснованным представляется объяснение, данное М. Хертсгаардом, написавшим книгу на эту тему буквально под занавес рейгановского президентства. "На протяжении его президентства, - писал М. Хертсгаард, - рейгановская репутация как "великого мастера общения" была предельно раздута материалами прессы, граничившими с чуть ли не откровенным подхалимажем. С приходом Рейгана к власти средства массовой информации заняли позицию услужливой пассивности и с тех пор никогда от нее полностью не отказывались"*. Можно, конечно, спорить относительно пределов услужливости или пассивности отдельных журналистов, но нет никакого сомнения в том, что любой из рейгановских предшественников в Белом доме был бы скорее всего раскритикован в пух и прах даже за малую толику того, что делалось при Рейгане или с его ведома и согласия. (Широко распространенное в годы рейгановского президентства представление о том, что Рейган не может нести ответственность за происходившее при нем, поскольку-де практически все государственные вопросы решались его министрами и помощниками, стало оспариваться после его ухода из Белого дома. Даже Л. Кэннон признал в августе 1989 г., что со временем скорее всего выяснится, что Рейган знал о происходящем вокруг него гораздо больше, чем сегодня признается**.) М. Хертсгаард выдвигает заслуживающее внимания объяснение того факта, что в большинстве случаев Рейгана щадили от откровенно критических замечаний: "Будучи частью вашингтонского придворного общества и продуктом истеблишмента, пресса попросту конституционно не расположена к основательной критике президентства и в большей степени, чем кто-либо другой, выражает и продвигает интересы корпоративной Америки. Журналисты позволили своей верности редакторам и официальным источникам информации одержать верх над своими обязательствами перед общественностью и страной"***.
* (Washington Post. 1988, September 18.)
** (Washington Post. 1989, August 10.)
*** (Hertsgaard Mark. Op. cit. P. 348.)
В начале сентября 1986 г. Белый дом запретил сотрудникам администрации, имеющим какое-либо отношение к вопросам контроля над вооружениями, вступать в контакт с представителями прессы. Любые несанкционированные свыше встречи этих лиц с журналистами будут наказываться увольнением нарушителей с занимаемых ими постов в государственном аппарате, без обиняков заявили представители администрации. И хотя в очередном распоряжении властей некоторыми политическими обозревателями было распознано намерение Белого дома скрыть от американской и международной общественности отсутствие конструктивной позиции в вопросе контроля над вооружениями, да и в других связанных с ним насущных вопросах современности, пресса США в целом проглотила (в который раз!) и это явное нарушение рейгановской администрацией принципов свободной и независимой печати. "В информационную систему правительства США встроено блокировочное устройство, которое может привести к человеческим жертвам. Не секреты и утечки информации лежат в основе проблемы. Важную политическую информацию о мире, составной частью которого являются Соединенные Штаты, получить не трудно, просто ее трудно проглотить тем, кто хочет, чтобы она соответствовала их чувству собственного всемогущества"*, - писала одна из ведущих политических обозревателей, Флора Льюис, располагая уже не одним убедительным свидетельством того, как поступал Белый дом в тех случаях, когда, будучи не в состоянии проглотить ту или иную информацию, он искажал, замалчивал, игнорировал ее, ограничивал или вовсе запрещал ее распространение и публикацию, привлекая к соучастию в этих действиях становящуюся все более послушной прессу США.
* (New York Times. 1985, October 13.)
Осуждаемая представителями рейгановской администрации, Белым домом и лично президентом за свою "настырность", "назойливость" и "неуемность" пресса США в действительности не только оказалась неспособной сколько-нибудь глубоко проникнуть за блестящие фасады официальной информации, но и смирилась с отводимой ей Белым домом ролью распространителя официальных версий. На протяжении всех восьми лет пребывания рейгановской администрации у власти, по словам М. Хертсгаарда, "в результате правительственных манипуляций прессой и добровольной самоцензуры ведущие американские организации массовой информации слишком уж часто отрекались от своей ответственности за информирование общественности о том, что происходило в Вашингтоне в рейгановские годы"*.
* (Washington Post. 1988, September 18.)
За неделю до вступления Р. Рейгана на пост президента США, в январе 1981 г. американский посол в Сальвадоре объявил о том, что группа вооруженных повстанцев, предположительно проникших на территорию Сальвадора из Никарагуа, попыталась закрепиться в одном из районов страны, но была разбита в бою с подразделениями регулярной армии Сальвадора. Не удосужившись проворить сообщенные послом сведения, газета "Вашингтон таймс" опубликовала основанную на этих сведениях статью, а информация о случившемся была включена в вечерние теленовости. Двумя неделями позже были получены сведения о том, что сообщение о высадке повстанцев, прибывших из Никарагуа, было фальшивкой - это подтвердили журналисты, посетившие место "высадки". Однако опровержения первоначального сообщения, доведенного до сведения американской общественности, не последовало.
"Пресса в основе своей является частью истеблишмента. Ей не с руки раскачивать лодку", - признал бывший корреспондент газеты "Нью-Йорк таймс" в Центральной Америке Р. Боннер, а процитировавший его журнал "Прогрессив" заключил: "В то время как рейгановская администрация бьет в боевые барабаны в Центральной Америке, средства массовой информации отзываются верным эхом. Не исключено, что скоро под эту барабанную дробь солдаты начнут свой марш к войне, которая едва ли им будет понятна"*. У журнала были все основания предполагать самое худшее: всего лишь годом ранее, в октябре 1983 г., Соединенные Штаты совершили агрессию против Гренады.
* (Progressive. 1984, October. P. 20 and 23.)
В течение двух дней после начала американской интервенции доступ на остров представителям американских, а тем более иностранных средств массовой информации был категорически запрещен. Небольшая группа предприимчивых американских репортеров, не поверивших пресс-секретарю Белого дома, который категорически отрицал подготовку вторжения, и попытавшихся оказаться в гуще событий, была взята под арест военно-морскими силами США, действовавшими в этом районе. Всем журналистам было заявлено, что в случае дальнейших попыток пробраться на остров в обход запрета по нарушителям будет открыт огонь. Когда рыбацкой лодке, нанятой корреспондентом Эй-Би-Си Ф. Манкевичем для доставки его и его коллег на Гренаду, "срезал нос" крейсер ВМС США, Манкевич, по его собственным словам, "взглянув на все эти орудия в носовой части корабля, понял, что они несколько превосходят нас классом". Корреспонденту Эн-Би-Си Р. Валериани оставалось лишь констатировать: "Мы не можем писать об этом. Нельзя писать, не будучи на месте события. Единственное, о чем мы могли писать, было то, что нам сообщалось относительно происходящих событий"*. А сообщалось им, естественно, только то, что укладывалось в создаваемую администрацией картину событий. Лишь спустя еще несколько дней 15 журналистам было разрешено совершить в течение ограниченного времени объезд специально выделенной для этого части острова в сопровождении военного эскорта.
* (Time. 1983, November 14. P. 50.)
Высшим достижением в освещении американскими средствами массовой информации событий, связанных с интервенцией США на Гренаде, был телерепортаж о возвращении на родину "спасенных от коммунистов" американских студентов-медиков, включавший кадры с целующим родную землю Южной Каролины счастливцем.
Казалось, "свободная и независимая пресса" Соединенных Штатов должна была прийти в ярость от такого обращения с ней гражданских и военных властей, и действительно, жестко сформулированные протесты были официально направлены в Белый дом и правительственные ведомства профессиональными журналистскими организациями. Американское общество редакторов газет заявило, что лишение журналистов возможности освещать события на Гренаде "выходит за рамки нормальных ограничений военной цензуры"*. Однако эти протесты меркли на фоне потока официально предоставленной информации, которая ежедневно выплескивалась с помощью "гневающихся" репортеров на страницы органов периодической печати, в дневные и вечерние выпуски радио- и теленовостей. В этой информации непопулярное слово "вторжение" было заменено на вполне приемлемое для властей определение "миссия по спасению": ведь сам президент, выступая по телевидению, объяснил причину ввода американских войск на остров тем, что в этой "советско-кубинской колонии шел процесс по превращению ее в крупный военный бастион для экспорта террора и подрыва демократии". Недопущение же представителей прессы на остров было объяснено заботой об их безопасности. Протесты "обиженных" журналистов становились все тише, а через короткое время и вовсе прекратились.
* (Time. 1983, November 7. P. 39.)
В сентябре 1983 г. над территорией Советского Союза был сбит проникший в глубь ее на 500 км с провокационными целями южнокорейский самолет с пассажирами на борту. В числе погибших пассажиров оказалось 63 американца. Это несомненно трагическое событие, хотя и не входившее скорее всего в планы американской военной разведки, но ставшее неизбежным в результате ее преднамеренных действий, стало сенсацией усилиями Белого дома и значительной части американских средств массовой информации. Американское телевидение безостановочно демонстрировало художественно выполненные графики маршрута южнокорейского самолета, вновь и вновь возвращалось к тому, где и как он был сбит, передавало записи радиопереговоров пилотов самолета с японскими наземными контрольными службами, а также записи радиопереговоров советских летчиков с их командованием на земле, любезно и весьма оперативно предоставленные журналистам по указанию Белого дома Пентагоном и Центральным разведывательным управлением. Спустя 48 часов после того, как произошел инцидент с самолетом, по американскому телевидению выступил президент Рейган, обвинивший Советский Союз в гибели ни в чем не повинных людей.
Спустя пять с лишним лет решением суда была признана вина пилота южнокорейского лайнера, сознательно нарушившего воздушную границу СССР и продолжавшего полет над советской территорией, хотя факт нарушения ему был известен. Суд обязал южнокорейскую компанию KAL выплатить родственникам погибших крупную денежную компенсацию. Средства массовой информации США сообщили об этом решении суда буквально в нескольких строчках.
Внимательный анализ особенностей взаимоотношений Белого дома и прессы в годы рейгановского президентства позволяет заключить, что дело было не только и не столько в том, что личность Рейгана, манера его общения и даже слабости импонировали многим американцам, не только и не столько в том, что журналисты, комментировавшие происходившие в стране и за ее пределами события и выносившие им оценку, учитывали общественный настрой и сознательно воздерживались от излишне острой критики популярного в стране президента (хотя все это, несомненно, было тоже), сколько в том, что в рейгановское восьмилетие произошло бросающееся в глаза переосмысление роли и места прессы в общественно-политической жизни страны. Система, обеспечивающая крупным журналистам страны ежегодные доходы, выражающиеся в шестизначных цифрах (в отличие от журналистов предшествующего поколения, считавших ежегодный доход в 15 тыс. дол. благословением божьим, для сегодняшнего ведущего журналиста - политического обозревателя, имеющего к тому же выход на телевизионный экран, доход в 150-200 тыс. дол. в год считается рядовым событием), и приносящая владельцам средств массовой информации миллионные ежегодные прибыли, заслуживает их всемерной поддержки, а не деструктивной критики.
Первые признаки меняющегося отношения владельцев средств массовой информации и ведущих журналистов США к роли прессы как "сторожевого пса", стоящего на страже американских законов и демократии, стали проявляться уже в годы первого президентского четырехлетия Рейгана, когда ожидавшееся и даже предсказываемое кое-кем бурное развитие скандалов, связанных с кражей рейгановскими помощниками документов предвыборной кампании Дж. Картера или с бесконечными разоблачениями финансовых и иных махинаций и противоправных действий близких к Рейгану лиц, так и не состоялось. Но самым убедительным свидетельством изменившегося отношения прессы и ее владельцев к своим общественным функциям, особенно бросавшимся в глаза на фоне событий периода Уотергейта, явилось развитие политического кризиса, прозванного "Ирангейтом", и его последствия.
Вряд ли можно считать случайностью то, что ни один орган периодической печати США, ни одна американская радио- или телевизионная станция не решились предать гласности факт продажи американского оружия и боеприпасов Ирану и использования полученных от этой продажи средств для финансирования никарагуанских контрас до тех пор, пока события, связанные с этой сделкой, не переросли в международный скандал. Первые сообщения о проведенной сотрудниками аппарата Белого дома в нарушение американских законов и решений конгресса США операции появились в начале ноября 1986 г. в бейрутском еженедельнике "Аль-Шираа" и вызвали широкий международный резонанс, но только спустя три недели эта информация была доведена до сведения американцев, причем в официальной интерпретации Белого дома. Лишь с развитием скандала американцам были сообщены детали противозаконной сделки и были названы первые фамилии замешанных в скандале ответственных лиц. Оправдывая столь долгое отсутствие какой-либо информации в американской прессе относительно "Ирангейта" (именовавшегося также аферой "Иран-контрас"), некоторые обозреватели ссылались на мастерски осуществленное Белым домом перекрытие канала информации. Но дело было не только в этом. Обращало на себя внимание и то, что сами представители прессы, в первую очередь ведущие политические обозреватели, вовсе не спешили разоблачить и заклеймить основных виновников разразившегося скандала, причем их рвение явно шло на спад по мере того, как стали появляться свидетельства личной вины Рейгана. Более того, ведущие органы печати, радио и телевидения с нескрываемым энтузиазмом подхватили подброшенное им Белым домом утверждение о полной непричастности президента к скандалу и о достойном всяческого уважения патриотизме непосредственных виновников происшедшего. Справедливости ради следует признать, что время от времени в печати и в телекомментариях появлялись отклики, похожие на тот, что принадлежал обозревателю "Нью-Йорк таймс" Т. Уикеру, который писал: "Если будут найдены доказательства, что г-н Рейган не знал о том, что делал его собственный Совет национальной безопасности, он окажется ничуть не в лучшем положении, чем если выяснится, что он был тайным руководителем всего замысла... Президенты избираются для того, чтобы наблюдать за такого рода вещами, а не для того, чтобы дремать после обеда"*. Но, во-первых, даже таких примеров сдержанного осуждения было не так уж и много, а во-вторых, стремления найти доказательства прямого участия президента в этой сделке никто не проявлял.
* (New York Times. 1986, December 15.)
Удостоверившись на примере политических судеб Л. Джонсона, Р. Никсона, Дж. Форда и Дж. Картера в своей силе, убедив американцев в своих потенциальных способностях и, судя по всему, в какой-то степени испугавшись своей силы и своих возможностей, "большая пресса" США в лице ее владельцев при, по существу, полном взаимопонимании со стороны ведущих политических обозревателей страны решила не искушать более судьбы и не испытывать прочность американской политической системы еще одним кризисом президентской власти. Демонстрация претензий американской прессы на равную с исполнительной, законодательной и судебной властями роль в обществе (а именно к этому, как представляется, и стремились в первую очередь магнаты средств массовой информации США в ходе крупных внутриполитических кризисов 70-х гг. - Уотергейта, комплекса событий, связанных с Ираном и судьбой американских заложников, и проч.) была сочтена убедительной и достаточной. В 80-х гг. в этих кругах широко распространилось убеждение, что могуществом прессы следует пользоваться выборочно, разумно и с должной осторожностью, дабы не повредить политическим и экономическим институтам государства, не подрывать устоев социально-экономической системы и не нанести непоправимого ущерба президентскому авторитету внутри страны и, особенно, в международном масштабе. На выработку такого убеждения ушли годы, но окончательно, как представляется, оно сформировалось в те самые четыре месяца, на протяжении которых развивался "Ирангейтский кризис". В марте 1987 г. перед аккредитованными при Белом доме журналистами впервые с ноября предшествующего года появился президент, вновь обретший утерянную было уверенность в себе и решительно нацеленный на создание впечатления, что он по-прежнему контролирует ситуацию в стране и в Белом доме и не допустит ни при каких обстоятельствах повторения ситуации, наносящей ущерб престижу Соединенных Штатов. К маю 1987 г. "Ирангейт", сведенный усилиями президентских помощников и журналистского истеблишмента к противозаконным действиям лишь отдельных членов аппарата Белого дома, покинувших к тому времени администрацию, и нескольких вовсе посторонних для администрации лиц, исчез с первых страниц газет и из радио- и телевизионных новостей.
Уже после того как Рейган покинул президентский пост, американский суд был вынужден на протяжении 1989 и 1990 гг. несколько раз возвращаться к разбору обстоятельств, при которых сотрудниками аппарата Белого дома и самим президентом США были нарушены законы страны в ходе "Ирангейта". Однако судьям пришлось довольствоваться вынесением обвинительного заключения лишь в адрес помощника президента по вопросам национальной безопасности Дж. Пойндекстера и сотрудника Совета национальной безопасности О. Норта, признанных основными виновниками. В своих показаниях перед судом бывший президент бесконечно ссылался на свою плохую память, фактически предоставив своим недавним сотрудникам самим оправдываться за незаконные сделки с продажей оружия Ирану и финансированием никарагуанских контрас. Состоявшийся весной 1990 г. суд вынес заключение о существовании в рейгановском Белом доме тайного сговора по сокрытию от страны факта продажи оружия Ирану и финансовой помощи контрас.
Стабильность национальной экономики и заметное ослабление международной напряженности в результате серии встреч на высшем уровне между Р. Рейганом и М. С. Горбачевым, стараниями симпатизирующих президенту журналистов приписанные разумному руководству, а когда и просто политическому везению Рейгана, способствовали росту его популярности в стране и обрекали на неуспех и, более того, общественное неприятие практически любую попытку поставить под сомнение личный вклад президента в эти свершения или его авторитет. В годы президентства Рейгана произошел коренной перелом во взаимоотношениях Белого дома и американской прессы, характеризовавшийся добровольным отказом журналистов даже от той видимости конфронтации, которой была отмечена вся предшествующая история США.
Как-то, почти 30 лет назад, давая отповедь помощнику президента Дж. Ф. Кеннеди Теодору Соренсену, попытавшемуся оказать давление на аккредитованного при Белом доме корреспондента газеты "Нью-Йорк таймс", Дж. Рестон произнес нередко цитируемую ныне фразу: "Мы были здесь до того, как вы попали сюда. Тэд, и мы останемся здесь после того, как вы уйдете отсюда". Один из наиболее видных американских политических обозревателей, чьи статьи перепечатывались сотнями газет в США и в других странах мира и к чьему мнению прислушивались далеко за пределами Соединенных Штатов, напоминал одному из наиболее влиятельных сотрудников аппарата Белого дома, что время администрации Дж. Кеннеди пройдет, подобно времени всех предшествовавших ей администраций, тогда как американская пресса будет продолжать функционировать и выполнять свои задачи.
За прошедшие с тех пор десятилетия в Белом доме сменилось шесть президентов, но и пресса Соединенных Штатов уже не та, какой она была в начале 60-х гг. Нет уже среди ее представителей первых газетчиков - парий общества, не осталось в живых ни одного из "разгребателей грязи" 20-х гг. - принципиальных противников трестов и капиталистической эксплуатации, мало осталось и тех, кто от души приветствовал боевой союз США и СССР в борьбе против общего врага человечества - германского фашизма. Они стали частью истории, как стало частью истории время, в котором они жили. Они ушли, а институт прессы остался, подобно тому, как ушли все предшествующие администрации, а институт президентства и Белый дом остались. Но ни сегодняшний Белый дом, ни современная пресса не остались прежними: Белый дом начала 90-х гг. столь же походит на Белый дом 20-х гг., как нынешние представители "пресс-истеблишмента" - на репортеров скандальной хроники первой четверти столетия. Изменения, происшедшие в роли прессы в американском обществе, не могли пройти мимо внимания того же Дж. Рестона, который заявил незадолго до ухода в отставку, что пресса стала, по существу, всего лишь "трансмиссионным ремнем" от Белого дома к читательской и телезрительской массе страны. Можно догадываться, как подобное заявление было бы встречено гордившимися своей независимостью ("мы бедные, но гордые") газетчиками начала XX столетия, но в наши дни слова Дж. Рестона были восприняты как констатация неоспоримого факта.
С приходом к власти 41-го президента Соединенных Штатов Джорджа Буша во взаимоотношения между Белым домом и прессой были внесены некоторые коррективы, которые отразили, по существу, новый стиль президентского руководства страной. Это было неизбежно, поскольку трудно себе представить столь непохожих друг на друга людей и государственных деятелей, как Рональд Рейган и Джордж Буш. За первый год своего пребывания на президентском посту Дж. Буш провел больше пресс-конференций, чем его предшественник за последнее четырехлетие своего президентства. "В то время как Рейган был превосходным мастером общения с массами, Буш добивается наибольшего эффекта в менее грандиозных масштабах. Предпочитаемый им подход, предусматривающий разговор лицом к лицу, подчеркивает его приветливость, личную порядочность и четкое знание обсуждаемых проблем, сводя к минимуму впечатление об отсутствии у него личного обаяния и впечатляющих драматических способностей", - писал журнал "Ньюсуик". "Президент Буш является не просто источником информации для репортеров, освещающих деятельность Белого дома. Он стремится быть их другом. В отличие от Рональда Рейгана, который не знал имен большинства аккредитованных при Белом доме журналистов, Буш не только называет их по имени, но и льстит их самолюбию, направляя приглашения на неофициальные обеды, соревнования по метанию подков и на кинопросмотры в зале Белого дома"*. Обратила на себя внимание и еще одна черта, отличающая Дж. Буша от предшественника, - в отличие от Р. Рейгана он предпочитает иметь дело с журналистами, представляющими периодическую печать, а не телевидение, что легко объясняется различным жизненным опытом этих двух государственных деятелей. К началу второго года президентства Дж. Буша у представителей американской прессы стало накапливаться немало претензий в адрес нового хозяина Белого дома, в числе которых на первом месте фигурировало обвинение в скрытности. В условиях, когда согласно заведенному в Белом доме порядку источником любой важной информации может быть лишь президент, нежелание Буша делиться ею даже с самыми близкими к нему сотрудниками аппарата Белого дома означало, по сути дела, содержание представителей прессы на голодном пайке. До окончания президентского срока Дж. Буша осталось еще много времени, и нетрудно предположить, что еще будут меняться, и не раз, и отношение к нему со стороны представителей прессы, и его личное отношение к ним. И нет никакого сомнения в том, что взаимоотношения Белого дома и прессы в годы президентства Дж. Буша станут со временем объектом специального труда.
* (Newsweek. 1989, April 17. P. 16.)
Но сейчас настало время ставить точку в этой книге, хотя нужно было бы поставить многоточие. История взаимоотношений Белого дома и прессы не будет завершена, пока существуют оба субъекта этих взаимоотношений. Этим взаимоотношениям присуща динамика, они меняются, испытывая влияние требований времени, особенностей политического, экономического, социального, научно-технического, культурного и идеологического развития американского общества и, не в последнюю очередь, влияние специфических особенностей личности хозяев Белого дома. Но нельзя не обратить внимания на то, что остается неизменным, а именно на общие интересы Белого дома, олицетворяющего политическую и экономическую систему США, и прессы, являющейся действенным инструментом сохранения и упрочения этой системы.
|
ПОИСК:
|
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://usa-history.ru/ 'История США'