Миссисипи [1975 Песков В.М., Стрельников Б.Г.

Первая встреча была в Ла-Кроссе. С волнением мы переехали гулкий клепаный мост и свернули с дороги на берег.

Надо было чем-то отметить встречу. Порывшись в карманах, нашли пятак. Кругляшка металла сверкнула на солнце и булькнула в воду.

Миссисипи... В этом месте она походила на Волгу где-нибудь у Калинина. Если крикнуть, человек с удочкой на том берегу нас услышит. Без большого труда тут можно и переплыть реку. Один из путешественников снимает штаны и забредает в воду. Увы, желание искупаться немедленно пропадает: под ногами что-то острое, скользкое. Поднятый из воды камень лоснится от какой-то коричнево-черной, дурно пахнущей мерзости. Открытие невеселое: Ла-Кросс - это всего лишь 300 миль от истока, от места в озерных лесах, где надписью на столбе обозначено: "Тут начинается Миссисипи".

Но внешне река привлекательна. Берег зеленый, в крапинах одуванчиков. Узловатые вязы подступают к самой воде. Дрозды у нас под ногами охотятся за прибитой к берегу мошкарой. По рощице робко ходит мальчишка-индеец. Он поддевает на острую палку клочки бумаги, жестянки, обрывки пластика - это, как видно, обычная чистка берега после воскресного дня...

Свидание у Ла-Кросса было коротким. Мы остругали щепку-кораблик и кинули в воду. Наши пути с рекой разошлись. Миссисипи текла на юг, а наша дорога лежала строго на запад.

На покрытых туманом болотах начинается путь Миссисипи. Это равнинный север Америки, штат Миннесота. Река тут вьется прихотливым, спокойным и светлым потоком. Это край тишины. Под пологом хвойных лесов тут обитает много животных: выдры, лоси, бобры, олени. Люди - переселенцы из Скандинавии - заняты охотой, рубкой леса и рыболовством

Но на семнадцатый день поездки после равнин, горных лесов, после океанского берега в Сан-Франциско, после пустынь Калифорнии, Аризоны и Мексики, после хлебных полей Оклахомы и душных лесов Арканзаса наша дорога на карте снова уперлась в голубую ленточку Миссисипи... Опять мост. Но какой! Переезд у Ла-Кросса рядом с этим мостом показался бы детской игрушкой. Река тоже была совсем непохожа на спокойную синюю Миссисипи, с которой мы попрощались на севере. Совсем не похожа! То была нежная, кроткая девушка. Теперь перед нами величаво плыла располневшая, повидавшая виды, царственной силы матрона. Шутки тут были уже неуместны. Где-то наш щепка-кораблик? Проплывет ли под этим мостом? Удушливый жаркий туман над водой. Другой берег с кудряшками зелени и желтоватой полоской песка выглядит призрачным. Не то что вплавь, до него и на лодке не каждый смельчак решился бы добираться.

У нас были планы проплыть хотя бы немного по Миссисипи. И в городке Гринвилле, лежащем, судя по карте, где-то рядом с рекой, решаем остановиться.

Убеждаемся позже: особых примет в портовом Гринвилле нет. Ориентироваться действительно лучше всего по светофорам и бензоколонкам.

У Ла-Кросса, где мы встретились с ней первый раз, Миссисипи течет уже полноводной рекой. Берега заселены, и вода уже нечиста. Желание тут 'искупаться на память' быстро пропало, как только один из нас, ступая по скользким камням, спустился в поток. Город Сент-Луис - середина пути Миссисипи. Огромный промышленный город заслонил вскормившую его реку. Принимая у Сент-Луиса свой правый приток Миссури, Миссисипи еще больше мутнеет, но набирается силы. Это уже великая Миссисипи

У мотеля краснощекий плотный джентльмен, очищавший палочкой зубы, приветствовал нас объяснением своих чувств.

Что бы ни делал, обязательно выйду и посмотрю... О, да вы с Севера!

Номер нашей машины дал чувствам румяного человека новое направление.

Переноска чемоданов "двумя с Севера" была теперь для румяного человека почему-то важней заходящего солнца. У двери своего номера он оглянулся.

- Кто бы вы ни были, не забывайте, в каком штате вы находитесь эту ночь...

Выбивая метелочкой пыль из одежды, мы переглянулись.

- Слегка. Но в этом штате и не такое можно услышать...

Утром мы позвонили в редакцию местной газеты. Так, мол, и так, коллеги, путешествуем, голубая мечта - проплыть хотя бы полсотни миль по реке. Готовы на барже, на катере, на плоту.

- О'кэй! - сказал заместитель редактора мистер Поль. - Будем стараться. Вам по звонит репортер Форман, только, чур, для нас интервью.

Пока репортер Форман хлопотал о флотилии для гостей, мы отыскали свежий номер местной газеты. Возраст газеты внушал почтение - "выходит 103-й год". Стало быть, беспощадно-веселый лоцман на Миссисипи Сэмюел Клеменс, известный миру под именем Марка Твена, бросая якорь в Гринвилле, всего на несколько лет опоздал увидеть первый номер газеты "Времена демократов Дельты". Впрочем, проплывая по Миссисипи уже известным писателем, он мог вот так же утром полюбопытствовать: а ну-ка чем живут гринвилляне?..

9 июня 1972 года газета "Времена демо" кратов Дельты" сообщила своим горожанам, что в магазинах их ждут: очки, шлепанцы, туфли, бюстгальтеры, трусики с кружевами, холодильники, сумочки, автомобили... Между большими полями рекламы, на межах и островках, паслись объявления в рамочках, сообщение о скачках, размышления о жизни страны и мира, поступившие из Нью-Йорка и Вашингтона. На письма читателей отвечала в газете некая умудренная жизнью Эн Лендер. Письмо: "Мы с мужем в большом затруднении. Сын хочет вернуться домой с девушкой. Знаем, они спят вместе. Как быть?" Совет: "Отвечайте сыну, что счастливы его видеть, но что под своей крышей его сексуальных увлечений не потерпите. Пусть ходят в мотель". Письмо: "Я люблю свою двоюродную сестру. Но родители против женитьбы. Говорят о каких-то наследственных болезнях". Совет: "Увы, болезни такие бывают. Но если в вашем роду их нет, то отчего же и не жениться?"

Шериф Гринвилля Гарвей Такет размышлял в газете о том, что стрелять в городе "просто так" вовсе небезопасно. По поводу пули 22-го калибра, извлеченной шерифом из чьей-то оконной рамы, глубокомысленно сказано: "Возможно, целились прямо в окно, но, может быть, пуля прилетела издалека".

"Гвоздем" газеты (три больших снимка и рецензия-репортаж) были культурные новости. В Гринвилле гастролировала "девушка-горилла". На фотографии рядом с продюсером, говорившим что-то важное в микрофон, стояла грустного вида девица. Сообщалось: "За шесть минут на глазах у зрителей девушка превращает свой разум и тело в рычащего 500-фунтового зверя... Шоу существует уже восемь лет, и во всех городах палатка на сорок мест всегда полна. В ночных клубах представление невозможно - от рева гориллы начинается паника, посетители бьют посуду". Далее говорилось, что в Новом Орлеане девушка появлялась к публике голой, но тут, в Гринвилле, славу богу, другие порядки, все, что положено, будет прикрыто. "Произошел ли человек от обезьяны?" - глубокомысленно вопрошал рецензент. И, не желая, как видно, принимать чью-либо сторону в давнем споре, дипломатично заканчивал: "Все может быть. Нельзя исключить, что Дарвин и в самом деле был прав".

Сто лет назад насмешливый лоцман Сэмюел Клеменс не мог, конечно, видеть в Гринвилле ни холодильников, ни телевизоров, но "культурная жизнь", как мы знаем по книгам, и тогда в городишках на Миссисипи вот так же била ключом. В современной палатке на сорок мест Марк Твен, несомненно, узнал бы своих героев и среди зрителей и на сцене. Пожалуй, лишь микрофон смутил бы бытописателя Миссисипи - микрофонов во времена лоцмана Клеменса не было...

Репортер Форман позвонил, когда мы уже обгладывали косточки старейшей на Миссисипи газеты. По голосу репортера мы сразу поняли: дело табак, плавучие средства не найдены. Искренне огорченный репортер Форман все же оставил нам кое-какую надежду. Мы записали телефоны мэра Гринвилля и хозяина пристани мистера Джесси Бранта. Позвонили туда и сюда. В одном месте веселый смешок: "На кой черт, ребята, вам эта грязная Миссисипи? Давайте я вас покатаю на яхте по озеру". В другом - глубокомысленные размышления о том, что жалко, но нет сейчас ничего под рукой, а проходящие мимо баржи - это, понимаете сами, не очень простое дело. Мы понимали. Однако на пристань все же поехали, хотя бы взглянуть на владения Бранта...

Владения были скромные. Складская постройка, домик-контора, метеобудка, плавный мощеный съезд к Миссисипи. У съезда дрема-па баржа. По ней слонялись два парня. Мы помахали. Один из парней взбежал по причальным доскам на берег.

- Привет с Волги! - сказал ему незнакомец, увешанный фотокамерами.

- Хеллоу... - Густые белесые брови у парня слегка поднялись. О Волге он, возможно, и слышал, но успел позабыть. Процедуру знакомства пришлось совместить с беседой по географии...

Когда беседа вернулась на берега Миссисипи и Джерри Дэвис поведал нам родословную, мы попросили его рассказать что-нибудь о реке, на которой живет.

- Вы хотите взять у меня интервью? - Значительность момента - "давать интервью" - явно была ему по душе...

Все Дэвисы - давние речники. Дед Джерри, Джим Дэвис, водил какой-то знаменитый в этих местах пароход. "Это было, когда из реки можно было зачерпнуть воду и сварить кофе". Отец Джерри, Джей Дэвис, прославил себя вождением буксиров. "Тогда в Миссисипи можно было еще купаться".

Джерри ответил в том смысле, что любит, но, пожалуй, не очень. "Долго смотришь на воду - надоедает".

- Сколько угодно. На мост напоролся или на мель...

- Ну и романтика... У каждой реки есть свои тайны...

- Тайны?.. Недавно поймали труп. Из черных парень. Все думают: это в Мемфисе. Там у них часто бывает...

Разговор прервался приходом грузовика. Надо было переваливать бочки с хлопковым маслом.

- Интервью окончено, - деловито сказал Джерри и сделал рукою почти президентский жест. С бержи он уже попросту помахал, не отрываясь от дела...

По Миссисипи почти беспрерывно по течению и против течения шли буксиры - связки барж и маленький жилистый катеришко. Пять минут - и новый буксир... Ни лодки, ни паруса на воде. Ни человека с удочкой или сетью. Ни птицы, ни всплеска рыб. Не живая река, а огромная жаркая лента конвейера с грузом. Почему-то стало тоскливо. Лоцман Клеменс, любимый с детства Марк Твен, где же романтика, елки зеленые?!

Мы все же решили отпраздновать встречу с великой рекой. Выбрали место, где можно съехать с шоссе, загнали машину в кусты акаций и, пробираясь сквозь заросли ежевики, вышли к воде в довольно пустынном месте. Среди разноцветной пластмассовой рухляди - банок, бидонов, помятых детских игрушек, выброшенных водой на песок, набрали подсохшего плавника, разложили маленький огонек. Было, правда, и без него жарко, но костер любое место сделает хоть немного уютным. Открыли жестянку с прессованной колбасой, срезали прутики лозняка. И вот уже в сторону Нового Орлеана ветер потянул запахи "шашлыка по-миссисипски".

Великая река текла в трех шагах от костра. Желтовато-грязные воды оставляли на кромке камней мазутный налет. Кинь эти скользкие камни в огонь, и они, пожалуй что, загорятся...

Возле любой реки и речушки человека одолевает куча разных вопросов. И будь Миссисипи существом говорящим, сколько рассказов мы бы услышали! Слово Великая вполне подходяще для этой реки. Миссисипи собирает и несет в Мексиканский залив воду с половины всей территории США. Она, правда, немногим длиннее Волги. Однако американцы с их страстью ко всему большому и сверхбольшому предпочитают измерять свою главную реку от истока Миссури (правый приток Миссисипи). И тогда лишь Амазонка и Нил стоят впереди Миссисипи.

Две главные ветви на водном стволе - дикая, необузданная Миссури и Огайо, светлая, полноводная, живописная и спокойная. Мы видели оба эти притока. "Толстая грязнуха" - фамильярно зовут Миссури. И верно, река похожа на грязно-желтый поток во время весеннего половодья. Она тащит хворост, деревья с кронами и корнями. Вода в Миссури кажется глинистым киселем. Соединившись у города Сент-Луиса, Миссури и Миссисипи километров сорок текут не смешиваясь. Справа - желтый поток, слева - голубоватый. У города Кейро картина слияния вод повторяется - помутневшая Миссисипи принимает Огайо. Именно в этом месте проснулись плывшие на плоту два любимых наши героя: Том Сойер и Гекльберри Финн. "Когда рассвело, мы ясно увидели, что светлая вода течет вдоль берега, а посредине реки - знакомая, грязно-желтая вода Миссисипи. Все пропало! Мы прозевали Кейро!"

Маленький Кейро от нашего костерка у Гринвилля стоит примерно в четырехстах километрах. Когда-то именно там, у Кейро, путь Миссисипи кончался - язык Мексиканского залива поднимался далеко к северу. Но река затянула наносами этот залив и теперь сотни километров вьется по созданной ею земле. На этих равнинах река ведет себя как хозяйка. Она петляет как ей захочется. От Кейро до Нового Орлеана синий шнурок на карте весь в завитушках. Во время весеннего буйства река неожиданно может сделать обход какого-либо препятствия, и длина ее в одну ночь возрастает. Но чаще происходт спрямление дуги. По этой причине длина Миссисипи всегда приблизительна. "Первая в мире обманщица", - говорил лоцман Сэмюел Клеменс.

Селиться возле реки - значит жить под угрозой. Лежащий ниже Гринвилля на шоссе 20 городок Виксбург однажды весной стал сухопутным - Миссисипи ушла. В одну ночь исчез смытый рекою город Наполеон. Каждый паводок жители побережья ожидают с тревогой. Беда приходит, когда разлив на Огайо совпадает с дождями и таяньем снега на Миссури и северной Миссисипи. В такие годы равнины, созданные рекой, становятся местом ее разгула. Временами разлив достигает 130 километров. Постройки, поля, дороги, мосты, машины и скот - все затопляется и уносится. Случается, гибнут люди. Убытки исчисляются миллионами.

В этом столетии катастрофы на Миссисипи повторялись в каком-то неумолимом ритме - раз в десять лет (1927, 1937, 1947 годы)- Потом разрушительный паводок "вне расписания"- 1952 год. В 1973 году - новое наводнение, "самое жестокое за историю Миссисипи". Вода достигла высших отметок с тех пор, как в городе Сент-Луисе стали делать такие отметки. (Ускоренный сток вызывается вырубкой леса и распашкою поймы.) "Скорость воды о шестнадцать раз превышала обычную. Деревья гнулись без ветра. Воронки воды напоминали йеллоустонские гейзеры. Как в жутком фильме, в опустевших поселках и фермах ветер трепал над водой белье на веревках, выдувал занавески из окон, по воде плыли мебель, доски, посуда". Так газетчики описали как раз тот район, где мы сидели у костерка. "Это был ад, - рассказывал житель Гринвилля Рестон Монтгомери. - Никогда в жизни я не видел столько воды. Хотелось убежать в горы".

Наивысшая точка разлива была в городе Ганнибале, как раз там, где жил знаток и певец Миссисипи. В коридорах отеля "Марк Твен" вода поднялась выше спинок у стульев, а на улицах волны чуть-чуть не достигли ступней стоящих на пьедестале Тома и Гека.

Убыток от бедствия - полмиллиарда долларов. Считают, однако, это всего лишь четверть цены, какую пришлось бы платить, если б не дамбы, возведенные вдоль Миссисипи после разлива 1927 года.

Эта американская постройка в отличие от эффектных небоскребов малоприметна - всего лишь поросший травою земляной вал в десять-двенадцать метров. Но насыпь имеет длину четыре тысячи километров! И ей-ей, перед нею стоит снять шапку - это пример человеческой деловитости, энергии, размаха. Правда, реку в узде удержать оказалось непросто. В 1973 году вода устремилась вверх по притокам и многие городки обошла с тыла. И все же постройка (ее стоимость - без малого два миллиарда) себя окупила.

Таков характер у Миссисипи. За четко проложенный курс (север - юг) ее иногда называют "подвижным меридианом". Все климатические пояса Соединенных Штатов ведомы Миссисипи. Она знает болотистый северный лес, строевые сосны средних широт, степи, снова леса и течет, наконец, в непроходимых топях южных болот.

О Миссисипи, так же как и о Волге, сложены песни, упоминанием реки пронизан фольклор. Книги, негритянские плачи-молитвы, фильмы, исторические исследования, поэмы, хозяйственные справочники, дорожные карты - всюду встречаешь знакомое слово. На языке индейцев племени альгонкинов "Мисси Сипи" значит - Великая Река, Отец Вод.

С верховьев до устья Миссисипи заселена. У истоков, в хвойных лесах, обосновались переселенцы из Скандинавии - шведы, финны, норвежцы. Этот озерный край напоминает им прежнюю родину. Язык, быт, одежда, сдержанность в обращении сразу же отличают этих людей от разношерстной Америки Запада и Востока. Занятия тоже традиционные, скандинавские: рыболовство, охота, рубка леса.

Ниже, к югу и северу от знакомого нам Ла-Кросса, осели немцы. Каждый второй тут - Миллер и Мюллер, Шварц, Гутенберг. Занятие - фермерство. Отсюда по Миссисипи вниз уходят грузы знаменитых сыров.

Еще ниже фамилии жителей - англосаксонские: Хиндсы, Монтгомери, Кенингамы и Смиты. Смитов, пожалуй, больше всего. "Смит" по-английски значит "кузнец". Занятие жителей этих мест ближе всего и стоит к древней профессии- в городах Давенпорте и Молине Смиты куют для Америки плуги и бороны, делают жатки, комбайны, сеноуборочные машины, копалки картофеля. Этот промышленный узел на Миссисипи - что-то вроде нашего Ростсельмаша в низовьях Дона. Надежные и совершенные механизмы по Миссисипи, а потом океаном идут в разные страны мира... И тем удивительней было встретить на Миссисипи крестьян с обычной допотопной мотыгой. Любопытней всего, что мотыга в до предела механизированной Америке устояла перед машиной на самых плодородных землях, прилегающих к Миссисипи. И не следует думать, что орудие это имеет скрытые преимущества перед плугом и культиватором. Нет. Это орудие бедности. На полосках земли, подходящих прямо к защитному валу у Миссисипи, растет рис, сахарный тростник, но главное - хлопок. Это хлопковый пояс. Черное - белое. Хлопок и негры. В этих местах мотыгу мы и увидели.

В отличие от скандинавов, немцев, англичан и французов (французы живут в самом низовье реки) негры на Миссисипи не были добровольными поселенцами. Этот нижний район реки многие годы был заповедником рабства. Явного. Потом скрытого. Под кнутом на хлопковых плантациях вначале гнулись и белые. Но белый сбежал с Миссисипи и сразу делался вольным на необжитых просторных землях. А черный - он везде черный. Цвет кожи был знаком рабства. Беглого негра ловили и возвращали на Миссисипи. Река стала-для черных и радостью и проклятьем. И, пожалуй, нет другого народа в Америке, чья судьба теснее всего срослась бы с этой рекой.

Проезжая уже под вечер километрах о двадцати от Гринвилля, мы вдруг услышали песню. На меже, разделявшей полоски посева, сидела старая негритянка с девочкой на коленях, две молодые женщины и парень в огненно-красной кофте. Под прикрытием акаций мы отошли от шоссе и прислушались. Парень в такт песне ударял палочкой о лопату, и четыре голоса бережно выводили мелодию. Она похожа была на церковную песню. Дребезжащий голос старухи придавал ей особую грусть и торжественность. Слов почти не было, но явственно различался припев: "Миссисипи.,. Миссисипи..." Индейское слово вплеталось в печальную песню народа из Африки...

Поселений индейцев на Миссисипи, кажется, нет, хотя они были по всей реке. Сейчас на месте вигвамов - несчетное число городов. (На карте реки они как бисер на нитке.) Три города - Миннеаполис, Сент-Луис и Новый Орлеан - выделяются. Это крупные, знаменитые, интересные города. Уподобляя реку огромному коромыслу, на концах его видишь Миннеаполис и Новый Орлеан. Сент-Луис - середина реки.

Миннеаполис в истории США известен как "самая крупная лесопилка". Отсюда северный лес шел по реке. Из него поселенцы рубили былую деревянную Америку. Сейчас этот город - перекресток многих путей. Тут происходит перевалка сухопутных и речных грузов. До Миннеаполиса река течет, не обремененная тяжестями. Плоты и лодки - это все, что скользит по тихим, задумчивым водам. Ниже Миннеаполиса Миссисипи становится судоходной, оживленной и деловой. Это уже река-работница.

Новый Орлеан - место прощания Миссисипи с Америкой. Это волжская Астрахань, но с выходом в океан. Крупнейший порт мира, город-купец и промышленник, заповедник французской речи, французской еды в ресторанах и кабачках, столица негритянского джаза. Новый Орлеан в глазах американцев - город седой старины, изначальной Америки.

Третий город на Миссисипи, Сент-Луис, применительно к географии Волги можно было бы уподобить Казани, где лежали когда-то ключи от Сибири. Еще точнее будет сравнение Сент-Луиса с Тобольском - воротами в Сибирь. Город на Иртыше служил главной базой исследования Сибири, а также местом, куда стекались новости и меха из необжитых земель. На Миссисипи эту же роль выполнял Сент-Луис. Миссисипи долгое время была границей, отделявшей Америку от Дикого Запада. Сент-Луис стал воротами, откуда в неведомый край уходили охотники, топографы, исследователи, авантюристы и поселенцы. Слияние Миссури и Миссисипи определило судьбу этой точки на карте. Сюда по рекам с севера и запада текла добыча (поначалу тоже меха!), тут была биржа всех новостей и открытий. Но в те времена, когда Тобольск был уже некой столицей Сибири с каменным кремлем, государственными постройками и правом "принимать посольства наравне с Москвою", Сент-Луис только-только рождался. Это была фактория, где в обмен на меха можно было купить провиант, капканы, припас для стрельбы, обменяться последними новостями.

Но потом судьба двух точек на Миссисипи и Иртыше резко переменилась. Рельсовый путь по Сибири прошел южнее Тобольска. (Только теперь тюменская нефть и подведенная нитка дороги обещают Тобольску новую жизнь.) Судьба фактории Сент-Луиса сложилась иначе. Место слияния Миссури и Миссисипи сделалось главным перекрестком Америки. Тут в единый узел сошлись пути водные, рельсовые, асфальтовые и воздушные. Сент-Луис за короткое время сделался одним из самых крупных городов США, огромной перевалочной базой, транзитным пунктом на линиях Запад - Восток, Юг - Север.

Город рос быстро. Марк Твен в книге о Миссисипи нашел и для этого случая шутку.

"Когда я впервые увидел Сент-Луис, я мог его купить за шесть миллионов долларов, и великая ошибка моей жизни состоит в том, что я этого не сделал". Город стал большим и богатым.

Для американцев Сент-Луис остался символом продвижения к девственным землям. Двухсотметровой высоты арка из стали (проект финского скульптора) - едва ли не самый впечатляющий монумент во всей Америке - закрепляет за серединным городом Миссисипи почетный титул: "Ворота на Запад".

Ну и стоит помянуть еще Мемфис. Ничем особенным этот город, самый крупный после трех "миссисипских звезд", не славится. Но он известен. 4 апреля 1968 года тут застрелили Мартина Лютера Кинга.

Историю Миссисипи американцы пишут с тех лет, когда белые люди продвинулись в глубь континента и "нашли" эту реку. Привилегия - "увидел первым" - принадлежит отряду испанского конкистадора Сото (1541 год). Сото, однако, всего лишь переправился через водный рубеж (примерно в ста километрах от Гринвилля), не подозревая, что имеет дело с главной рекой континента.

"Крестителем" Миссисипи считают француза Ла Саля (вторая половина XVII века). Проплыв по реке от верховий до устья, он обнаружил: Миссисипи впадает в Атлантический океан, а не в Тихий на западе, как полагали в то время... Как недавно все это было! 1681 год. Это время юности Петра I.

После Ла Саля водный путь по реке Святого Лаврентия, Великим озерам и Миссисипи сделался главной дорогой Америки. Нигде на земле вода не текла "столь удачно для развития нации", скажут позже историки, определяя значение водной дороги в становлении государства. Вниз по течению гружеными баржами надо было только умеючи управлять. Вверх, так же как и по Волге, баржи тянули на бечеве. Но поскольку грузы в то время шли главным образом вниз, баржи у океана просто сжигали, а для новых грузов вверху строили новые.

Появление парохода (американское изобретение!) сразу же сдепало Миссисипи самой оживленной водной дорогой Земли. Вниз и вверх по реке в 1860 году проходило 5 тысяч пассажирских и грузовых пароходов. На старых гравюрах мы видим то самое, над чем потешались в веселой, неумирающей кинокомедии "Волга, Волга", - колесные пароходы с высокими черными трубами, с затейливой вязью палубных ограждений, с белым паром свистков, шлейфами дыма, искрами и, конечно, бурунчиком за кормой. Олицетворение силы и скорости! Смешной по нынешним временам пароход в те годы был скорым, сильным и самым надежным транспортным средством. Такие суда гоняли кровь по молодому организму Америки.

На Миссисипи то было время романтики. Любознательный, жадный до впечатлений Сэмюел Клеменс не случайно сделался лоцманом на реке. (Напомним кстати: литературное имя Марк Твен заимствовано писателем из лексикона речников Миссисипи, меривших воду в фарватере, и буквально переводится так: "отметь две!") Миссисипи стала главным героем Твена. Люди, которых он тут встречал, были так самобытны и ярки, что всю жизнь потом, встречая где-нибудь интересного человека, Твен говорил: "Такого я уже видел на Миссисипи".

Железная дорога перерезала реку в 1856 году. Для капитанов и лоцманов мост был почти что кощунством. Мост! Да как это можно на Миссисипи. На Миссисипи! Столкновение парохода с первым мостом вызвало небывалый скандал. "Убрать! Помеха для судоходства!" Судебное дело пошло в Вашингтон к Линкольну. Ответ президента был прост и ясен, как изречение апостола: "Человек может пересекать реку так же, как и двигаться по ней". Тут и начался закат пароходства. Длиннотрубые властелины пространства стали жалкими и смешными. Их сухопутный соперник - паровозик, маленький, большеглазый и по традиции длиннотрубый, сегодня тоже довольно смешон. Но тогда миссисипские пароходы были как мамонты в сравнении с быстроногим, ловким и вездесущим волчонком. И мамонты вымерли. Их, конечно, и постарались прикончить возможно скорее. Схватка владельцев железных дорог с владельцами пароходов была жестокой. Одна акула пожирала другую. Романтика Миссисипи увяла. В 1910 году на реке доживали стой век 559 пароходов. Появление автомобиля вовсе прикончило пассажирское плавание: время - деньги.

Но с перевозкой грузов случилась метаморфоза. Сначала паровозы все за собой потянули: время - деньги! Но постепенно река вернула к себе часть грузов - то, что не спешно, водою возить дешевле. А позже на рельсах грузов осталось вовсе немного - спешные перевозки стали делать автомобили и самолеты, а громоздкие и тяжелые грузы оказалось гораздо удобнее таскать по воде. Рельсовый путь захирел. А великий путь по воде процветает! Вверх по реке идет нефть, хлопок, соль, бензин, асфальт, уголь, масло и сахар. На севере баржи грузятся лесом, зерном, прокатной сталью, бумагой, рудой, машинами и станками, камнем, кукурузой, бочками меда и химикалий. Река снова стала важнейшей транспортной магистралью. За день по ней проходит столько судов, сколько в лучшие времена проходило за год!

Былой романтики, правда, нет. Крошечный катеришка упрямо толкает перед собой низко сидящий "пакет" из барж. Буксиры повышенной мощности двигают связки даже по сорок (!) барж. Общий вес такого плота может достигать 60 тысяч тонн. Это груз для тысячи железнодорожных вагонов. Сравните стоимость перевозок: автомобилем - 7 центов за тонна-милю, железной дорогой - 1,3 цента, водным путем - 0,4 цента. Преимущество водной дороги как на ладони. Силу от возрастающих перевозок Миссисипи не потеряет. Но красота и здоровье у Великой американки - уже не те, какими их видел Ла Саль, лоцман Сэмюел Клеменс и даже последний из капитанов, водивший по Миссисипи колесные пассажирские пароходы.

Последняя справка о Миссисипи, к сожалению, грустная. Загрязнение! Загрязнение катастрофическое. Около 100 тысяч различных заводов и фабрик сбрасывают в Миссисипи свои отходы. Тысячи тонн химикалий стекают в реку с полей. Канализационные трубы городов обрываются в реку. Ранее говорили: "Вода в Миссисипи весьма хороша, если ее процедить". Теперь шутка куда грустнее. Органическая отрава, соединения мышьяка, цин-на, ртути, хрома, свинца, цианистые соединения, фенолы, нефтепродукты - вся таблица Менделеева течет по великому руслу. Лет пятнадцать назад американцам казалось: мощная Миссисипи все переварит. Сегодня есть ощущение: на реку уже махнули рукой.

В верховьях, в городе Мадисоне, в водной лаборатории университета нам показали схему спасения местных озер. Схема была проста: все опасные стоки отводились в обход озер - в Миссисипи. На вопрос: "Что же будет с рекой?" - профессор вздохнул: "Наша добавка в миссисипском коктейле ничего уже не меняет". Похоже, это тот самый случай, когда платье, безнадежно испачканное, уже перестают беречь. "Средоточие жизни и радости мы превратили в путь для отравы и барж, - пишет газета "Геральд трибюн". - Река, конечно, никогда не будет такой, какой она была во времена Твена, но, может быть, она не будет хотя бы сточной канавой, какой мы видим ее теперь?"

От какой точки пришлось бы идти к этой робкой надежде? Вот эта точка. "В воде, взятой ниже Сент-Луиса и разбавленной чистой водой в десять раз, рыбьи мальки погибали менее чем через минуту, а при соотношении загрязненной и чистой воды 1:100 - через сутки... Федеральные органы здравоохранения расставили на берегах щиты с объявлениями, запрещающими даже устраивать пикники около реки, не говоря уже о купании в ней. Концентрация вредных веществ и бактерий в Миссисипи здесь настолько высока, что даже несколько капель воды, попавших на лицо или губы, могут вызвать тиф, колит, гепатит, желудочные расстройства или заболевание крови" ("Лос-Анджелес тайме").

Урок Миссисипи - жестокий и очень наглядный урок. Умертвить можно любую реку. Постепенно и незаметно можно спуститься до точки, возврат от которой назад и дорог и труден. Да и возможен ли?

Мы считали: наше сидение у костра будет прощанием с Миссисипи, но вышло так, что путешествие по реке, маленькое, символическое, все-таки состоялось. И подарок этот неожиданно нам преподнес приветливый, разговорчивый хозяин бензоколонки на выезде из Гринвилля. Слово за слово - куда? откуда? какими судьбами? И вдруг собеседник говорит: "Подождите минутку..." Короткий диалог по телефону. И вот он, подарок. "Все в порядке. Вы увидите Миссисипи. Я говорил с тестем. Он провезет вас на лодке..."

Минут через двадцать возле колонки остановился желтый "пикапчик" с тестем. Большой, суховатый, стриженный ежиком человек в комбинезоне оглядел из-под прозрачного зеленого козырька кепки всех, кто был у колонки, шлепнул по спине зятя: "Ты считаешь, что я еще гожусь в капитаны?" И протянул руку русским.

Опустим для краткости церемонию знакомства, обсуждение плана поездки и сборы. На наше: "Наверное, вас оторвали от дел?"- старик выбил о каблук трубку, сощурил голубые, не потерявшие блеска глаза.

- Я, ребята, в жизни свое уже сделал. Вы видели, он ведь недолго меня уговаривал. Садитесь!

Свою машину мы загнали в укромное место рядом с колонкой и сели в "пикап"...

Красная лодка тестя стояла в старице Миссисипи, среди стада сверкавших краской таких же короткозадых посудин. Тут в чистой воде люди купались, ходили под парусом, удили рыбу. В шесть рук по пологому склону мы подтянули лодку к тележке-прицепу, погрузили в кузов мотор. А через час с небольшим красная лодка с надписью "Лоб-стер" уже качалась на Миссисипи. Радостно зазвеневший мотор и мощная тяга течения понесли "Лобсгера" по реке.

Как не похоже такое плавание на весельный ход по тихим, заросшим кувшинками водам! Тут, на упругом теле реки, широкая красная лодка испуганно трепетала и, кажется, предпочла бы лететь, не касаясь глубокой и страшноватой мутно-зеленой воды. Мы держались в стороне от фарватера, и насколько большой показалась нам лодка в старице на приколе, настолько хрупкой и маленькой была она теперь тут, на широком хребте Миссисипи. Дальний берег едва сквозил в беле-сой жаре. Ближний кудрявился жирной однотонной непроницаемой зеленью, отделязшей воду от всего, что было бы можно увидеть с реки. Насколько хватал глаз тянулся этот кудрявый сплошной забор.

За поворотом реки открылась новая даль, но без какой-нибудь новизны. Все тот же непроницаемый занавес зелени справа и та же туманная ниточка берега слева. На небе ни облака, однако не видно и солнца. И новый буксир впереди. Плыть вот так день или два было бы очень тоскливо.

И все же важно было увидеть большую реку со средины воды, с надеждой глядя на берег - не мелькнет ли что-нибудь в зелени? - и с тревогой на воду - не плывет ли скрытно бревно? Для нашего "Лобстера" это была бы торпеда. Предвидя такую возможность, наш капитан облачился в спасательный ярко-оранжевый пояс, и два пассажира весьма охотно проделали то же самое. Тридцати километров было довольно для знакомства с великими водами. Старик выключил двигатель, и минут десять мы плыли в тишине по течению.

С благодарностью вспоминаем милого, нарочито грубоватого старика. Странствуя по земле, убеждаешься: мир не без добрых людей, в любой стране встречается человек, готовый тебе помочь, не имея при этом ни малейшей корысти. Американцам эти черты свойственны не меньше, чем любому другому народу. Но, зная, как занят американец, как он постоянно спешит, как дорого для него время, мы спросили нашего капитана: чем обязаны такой щедрости?

- Да как вам сказать... - Старик пошарил под ногами рукой, обнаружил какой-то болтик, оглядел и кинул его за борт. - Тут, пожалуй, все вместе. Хотелось на вас поглядеть, слабость эта, надеюсь, понятна... Задело меня и то, что вам обещали, а не исполнили. Это уж никуда не годится... Занятий особенных у меня нет. Помогаю иногда зятю. И поскольку он же и попросил... Вот и все.

С поразительной откровенностью старик рассказал, что очень любит своего зятя: "Вы же видели парня!" И очень сухо отозвался о дочери, с которой "зять мается". Сказал о внуке, за которым нет глаза, но который, "слава богу, пошел в отца". Сына старик потерял четыре года назад.

- Утонул. Возможно, по пьянке, а скорее всего браконьеры... Тут умеют счеты сводить.

Последние годы старик вместе с сыном работал в соседней Луизиане, в ондатровом хозяйстве.

- Сын был в охране, я делал плотики для зверей. А это случилось - бросил все и перебрался в Гринвилль... Имя мое вам пред почтительней позабыть. В этом благословен ном штате... - Старик не договорил, нашел под ногами очередную железку и бросил в воду...

Изюминка нашей прогулки по Миссисипи - заезд в прибрежные заводи. С приглушенным мотором, потом толкаясь шестом, мы протиснулись в дебри болот. Тут, в стороне от течения, стоячие мелкие воды сплошь покрывала зеленая корка. Как уснувшие крокодилы, торчали коряги и бревна. Удушливый запах мокрого юга тяжелым пластом лежал на скрытой от солнца воде. Но жизнь тут была. От шороха лодки кто-то спешно бултыхнулся - оставил на ряске черный просвет воды. Тяжелая незнакомая птица с треском, теряя перья, скрылась в зеленом сумраке. Почти по брюхо в воде ходили четыре оленя. Они почему-то без всякого страха встретили появление лодки, дали себя сфотографировать и с достоинством удалились.

Добравшись к сухому месту, мы отметили лодку шестом с носовым платком на конце и пошли таранить плечом упругую стену зарослей. Ежевика и еще какая-то плотная вязь, напоминавшая хмель, заполняли пространство между деревьями. Мошкара и длинные бороды мха липли к лицу.

- К сожалению, есть... В Луизиане однажды наш городок почему-то наполнился змеями. Стрельба стояла такая, что могло показаться: кто-то напал на Соединенные Штаты...

Выбирались мы кверху по нашей просьбе: увидеть земляной вал, укрощавший реку весной. Он оказался за пойменным лесом сразу же и походил на оплывшие, покрытые травкой валы старинных русских городов-крепостей. По полоске мелкого плавника было видно, сколь высоко поднимается Миссисипи весной.

Зеленым рубцом вправо и влево насыпь тянулась вдоль леса. А за валом лежала равнина с островками деревьев. Серые негритянские хижины, полоски хлопковых полей. У самого горизонта в обширной роще белела большая усадьба. А прямо у вала, за легкой проволочной изгородью ходили лошади и коровы. Негритянка сидела на старом поваленном дереве, что-то бережно перебирала и складывала в желтый пластиковый мешок.

Наш провожатый очистил картузик от мокрых волокон мха, набил трубку, шутливо подражая голосу гида, мигнул.

- Между прочим, стоим почти на стыке трех штатов! В эту сторону - Арканзас, Луизиана - вниз по течению, а сюда - Миссисипи. Мои жизненные угодья! В одном штате родился, женился, плотничал. В Луизиане сомов разводил и ондатру. В третьем теперь живу. Жизнь как эта вот трубка - сосешь, сосешь, глядишь, уже все выгорело...

Все старики на Земле похожи. Как дети, они хотят участия. Только одни ждут сочувствия недугам и болезням, другие их прячут и сохраняют умение чувствовать радости жизни до последнего вздоха, пусть этой радостью будет хотя бы солнечный зайчик на негнущихся пальцах. Крист Рой (так мы условились называть старика) был из породы этих здоровых духом людей. Простой, открытый, доброжелательный. В любом месте встреча с такими людьми - наука жить. И мы (в который раз!) пожалели о жестком графике нашей дороги. Задержаться было нельзя...

В Гринвилль вернулись под вечер. "Нет, никаких благодарностей! - в один голос сказали тесть с зятем. - Мы это сделали с удовольствием".

Подарок на память - бутылка питья с пейзажем центра Москвы на наклейке и трубка эстонской работы - был принят с интересом и удовольствием.

- Грешно отказаться, - сказал тесть, разглядывая курительный агрегат. - Но только, чур, примите и от меня. Восемь лет прослужила...

Старик достал свою трубочку, попросил зятя дать ему гвоздь. Нацарапал на мундштуке какое-то слово.

- Вот. Это вам. А эту я сейчас же набью табачком...

Попрощавшись, мы тронулись из Гринвилля по шоссе 82, надеясь к полуночи достигнуть границы штата. В машине как следует разглядели подарок. На трубке старик нацарапал: Mississippi.