Полпред "Большой страны"

Центральная часть юга Аляски - побережья заливов Кука и Принца Вильяма и Кенайский полуостров. Эта часть штата не похожа ни на какие другие и в то же время как бы вобрала в себя все, что свойственно "Большой стране". Она - как бы полномочный представитель штата. Тут есть и высокие горы, и обширные равнины, и глубокие фьорды, и ледники, и вулканы, и большие реки - Суситна и Коппер (Медная), и много озер, и леса с елями-исполинами, и бескрайние топкие болота.

Горы в центральной части Аляски

Землетрясения? Они тоже здесь бывают. А 27 марта 1964 года вошло в местную историю как "траурная пятница". В этот день случилось самое сильное землетрясение из отмеченных на Северо-Американском континенте в нашем столетии. Волна его прокатилась по южному побережью Аляски, унесла больше сотни человеческих жизней и оставила без крова почти пять тысяч человек. Многие жители Анкориджа хорошо помнят тот день и рассказывают, как некоторые дома вмиг разваливались на части, а другие проваливались на трехметровую глубину. Впрочем, можно не только услышать о катастрофе, но и увидеть ее следы в "Парке землетрясения", расположенном в пяти минутах езды от города. Поездка в "Парк землетрясения" запоминается надолго. После катастрофы прошло много лет, но трещины в земле, вздыбленные слои грунта, покривившиеся деревья здесь все еще видны...

Юг Аляски - наиболее заселенная и освоенная часть штата. В центре ее расположилось большинство аляскинских городов, в том числе самый крупный из них - Анкоридж, пролегла единственная в штате железная дорога. Здесь наиболее развита промышленность. В долине реки Матануски, невдалеке от Анкориджа, довольно много ферм. Климат здесь мягкий, но не такой дождливый, как на "Ручке от сковородки".

И хотя общая площадь этой возделанной земли невелика, ее называют и главной житницей, и главным огородом штата.

Происходило это в заказнике на Кенайском полуострове. Солнце уже клонилось к закату. Все вокруг казалось таким знакомым, родным: березы с желтеющей листвой и стройные, как свечки, ели, мягкий травяной ковер под ногами и писк синички, напоминающей нашу московку. Но вдруг раздался необычный звук, похожий то ли на стон, то ли на мычание, и вмиг рассеялось сходство аляскинского леса с русской рощей.

- Что это? - спросил я у нашего спутника, служащего заказника.

- Колючка, колючий поросенок. Проснулся, лентяй!

"Колючка", "поросенок", "толстяк" - такими прозвищами наделен здесь древесный дикобраз, зверь действительно диковинный, непохожий ни на одного четвероногого обитателя Евразии. Его тело (а длиной дикобраз, может быть больше метра) покрыто вперемежку редкими грубыми волосами и тонкими, не толще спички, острыми иглами. Общий цвет его бурый или буроватый. Массивное туловище поддерживают очень короткие ноги и заканчивает толстый колючий хвост. Зверь ходит по земле очень медленно. Большую часть своей жизни он проводит на деревьях, а при наземных путешествиях успешно защищается от хищников иглами. Известно множество случаев гибели от дикобразьих игл не только собак, но и волков, койотов, рысей.

Американцы не питают к нему особенно теплых чувств. И не только за его тонкие и острые иглы, которыми он может даже покалечить собаку. Зимой он кормится корой деревьев и подчас наносит заметный ущерб лесу. А летом, когда у него появляется большая потребность в соли, от "колючки" страдают туристы и охотники: лакомка прогрызает ночью палатки, грызет даже топорища, весла, седла, словом, все, чем можно дасолониться. Многие охотники поэтому не упускают случая застрелить дикобраза (мясо его, кстати, вполне съедобно). Индейцы-атапаски очень ценят такую добычу, поскольку иглы (они легко окрашиваются в разные цвета) идут на украшение их традиционной одежды, посуды из бересты, из них делают нарядные бусы и браслеты.

- Не вздумайте акклиматизировать его в России, - сказал мне на прощание служащий заказника.

Хотя эта поездка на Кёнайский полуостров, в заказник, была кратковременна, она оказалась очень интересной.

Уже через несколько минут полета на "Бобре" - крошечной краснохвостой летающей лодке - показался выводок лебедей-трубачей. Птицы легко скользили по глади речной протоки: впереди один из родителей, затем гуськом четверо бурых подростков и, наконец, второй белоснежный лебедь. Летчик по нашей просьбе охотно покружился над птицами, и я подумал, что даже ради одной этой встречи стоило ехать сюда, в заказник. Подумалось, что нам могли бы позавидовать и многие американские зоологи. Зрелище было действительно впечатляющим, таким же, как и история этого лебедя.

А история эта вкратце такова. Некогда трубачи- самые крупные и, наверное, самые изящные из водоплавающих земного шара - населяли большую часть США и Канады. К началу XX века неумеренная охота резко сократила число трубачей, а в 1933 году американским орнитологам удалось насчитать только семьдесят три птицы. Казалось, трагический конец неизбежен. Но у лебедей обнаружились защитники. Благодаря их усилиям началась охрана основного гнездовья исчезающих пернатых - озера Ред-Рок и его окрестностей в штате Монтана. Одновременно в США и в Канаде была запрещена охота на них. Н эти меры сыграли свою роль. Замечательную птицу удалось вернуть почти что с того света. Важно и другое. Это была первая и убедительная победа американских натуралистов, энтузиастов охраны природы.

Советский и американские орнитологи кольцуют птиц в Дельте

В 1964 году в Северной Америке (без Аляски) насчитывали уже 1700 трубачей, а еще через год неожиданно выяснилось, что не так уж мало этих лебедей живет и на Аляске. В самое последнее время их общее количество определяют примерно в три тысячи. Трубачу больше не грозит исчезновение. Однако в Америке его продолжает окружать атмосфера почитания, даже какого-то поклонения, и американцы, любители природы, нередко издалека приезжают на Аляску, чтобы полюбоваться птицами, послушать их величавые, похожие на звуки валторны крики.

На следующий год в середине апреля, когда мы ждали самолет, чтобы полететь с овцебыками домой, мне довелось еще раз увидеть трубачей. Пара лебедей, медленно взмахивая крыльями, проплыла в голубеющем небе, над самыми домами Бетела. Трубные звучные клики птиц - тогда я услышал их впервые - возвещали приход на Аляску весны.

С заболоченной равнины Кеная "Бобр" перенес нас на юг полуострова, в его гористую часть. Такой маршрут был задуман заранее, в расчете на встречу со снежными, или, как их еще называют, горными козами. Ожидания оправдались. Животных мы застали именно там, где видел их наш пилот чуть ли не месяц назад.

Издали на серовато-синем фоне скал козы выделялись ярко-белыми пятнами, оправдывая свое название. Вблизи и телосложением и ростом животные очень походили на домашних коз. Бросалось в глаза, что они прилеплялись (более удачного слова не найдешь) к самым незначительным, едва заметным выступам и карнизам. Мне приходилось видеть в природе и кавказских туров, и сибирских козерогов, тоже "горцев", но в искусстве скалолазания они не идут ни в какое сравнение со снежными козами, Острые, цепкие копыта удерживают коз на шероховатых, почти отвесных утесах. Но чем они кормятся здесь, в этом бесплодном мире камня? Это оставалось, да и до сих пор остается, для меня загадкой. Обращала на себя внимание и еще одна их особенность: пролетающего вблизи самолета они как бы вовсе не замечали!

Снежные козы - такие же "коренные американцы", как и древесные дикобразы, и распространены только на Северо-Американском материке. На Аляске, как, впрочем, и в других местах своего обитания, они немногочисленны (в США и Канаде всего их насчитывают не больше трех-четырех тысяч), да и встречаются практически лишь на "Ручке от сковородки", в горах Кенайского полуострова да на некоторых островах, где они были акклиматизированы.

'Бобр' на лесном озере. Полуостров Кенай

Наш "Бобр", хотя это был совсем малыш в самолетном семействе и мотор его стрекотал как-то несолидно, исправно выписывал галсы, вычерченные на карте. С высоты открывались разнообразные пейзажи осеннего Кеная. Показывались внизу компании диких баранов с их белесой шерстью и почти черные лоси: крупные быки с широко раскинутыми в стороны рогами и комолые коровы. Мелькали вереницы байдарок на реках, пестрели палатки туристов, рыбаков, охотников...

В Кенайском заказнике разрешаются, конечно с соблюдением правил, любительская рыбная ловля, охота и даже пушной промысел. Любителей рыбалки местные водоемы привлекают разнообразными видами лососей, вплоть до самого крупного - чавычи. Водятся в реках и озерах Кеная форель, хариус, щука, словом, многие из тех рыб, что встречаются и в Сибири. Здешние охотники, так же как и сибиряки, добывают лосей, баранов, водоплавающую дичь. (Кстати, рыбацкие и охотничьи рассказы аляскинцев часто так же фантастичны, как те, что слышишь иногда в Сибири.)

"Главное действующее лицо" в разнообразном животном мире Кеная, конечно, лось. Не случайно ведь заказник, организованный в 1941 году, был назван лосиным. Вообще-то этот зверь широко распространен на Аляске. Так же как и в Евразии, лоси продвигались здесь в последние десятилетия к северу, появились на северных склонах хребта Брукса и даже в долинах тундровых рек, вплоть до побережья Северного Ледовитого океана. На Аляске и на северо-востоке Сибири обитают самые крупные в мире лоси: их вес может достигать семисот и даже восьмисот килограммов. Лосей в здешних лесах много: по мнению специалистов, в штате насчитывается 30-40 тысяч голов. Охота на них всегда была здесь важна. Например, в сезон 1974/75 года в штате было выдано более пяти тысяч разрешений на такую охоту, а пять лет назад - почти вдвое больше. Поэтому лось мог бы служить своего рода эмблемой для всей Аляски. Что же тогда говорить о Кенае, о Кенайском заказнике?

Научный стационар у подножия хребта Брукса

Считается, что на полуострове лоси появились после грандиозного лесного пожара 1883 года. На гарях поднялись тогда заросли кипрея, ивняки - излюбленные лосиные корма, и звери так стремительно заселили Кенай, расплодились на нем, что уже в начале нашего века полуостров прославился как лучшее на Аляске место лосиной охоты. Сюда потянулись за добычей не только местные жители, но и приезжие из других стран.

Сейчас лоси обитают здесь с рекордно высокой плотностью. На одном квадратном километре леса встречается пять-десять, а то и больше животных. Не будь возможности взглянуть на лес сверху, с самолета, трудно было бы этому поверить. Видимо, в этом сыграли свою роль организация заказника, контроль за соблюдением правил и сроков охоты и, увы, новые пожары. В заказнике разрешена охота на лосей, а проблема взаимоотношений лося и леса (она, кстати, злободневна и у нас), допустимой плотности зверей стала традиционной темой научных исследований, проводимых здесь зоологами.

Мы уезжали из заказника вечером. Расстояние от города Кеная до Анкориджа невелико, всего около ста пятидесяти километров, но наш автобус обогнали по крайней мере полдюжины машин с лосиными рогами на крышах, машины с лодками на буксире и просто с прицепами, которые легко превращаются в каркасную палатку. А навстречу тянулись автобусы и автомобили, пассажиры которых были одеты по-походному. Заказник расставался с гостями и принимал новых.

Отношение к волку на протяжении человеческой истории много раз менялось. Наши далекие предки относились к этому хищнику скорее всего терпимо, может быть, даже дружественно: принимали его услуга как санитара, ценили как родоначальника домашних собак, восхищались им как удачливым охотником. Потом, когда по вине человека сократились запасы диких копытных, волки стали конкурентами людей. Расправившись со стадами диких быков и лошадей, человек стал разводить домашних животных, и бывший санитар превратился в его заклятого врага. Все это происходило в разных частях земного шара, в том числе и в Северной Америке.

Когда-то европейские колонисты терпели здесь от волка большой урон и вели с хищником непримиримую борьбу. В ход были пущены капканы и яд, винчестеры и высокие премии за добычу зверей. Все это, вместе взятое, постепенно сделало свое дело. Несколько десятилетий назад в сорока восьми штатах, расположенных к югу от границы между США и Канадой (то есть по всей стране, кроме Аляски; в пятидесятом по счету штате, на Гавайях, их никогда не было), волки оказались полностью истребленными или стали очень редки. Сохранились они главным образом в районах, непосредственно примыкающих к Канаде. В конце шестидесятых годов нашего века в штате Мичиган, например, их оставалось не больше двух с половиной десятков, в Висконсине - меньше сотни, в Миннесоте - несколько сот. Наконец, стаи волков сохранились в горном штате Монтана, также непосредственно соседствующем с Канадой. Есть штаты, где эти звери теперь насчитываются единицами или появляются лишь время от Времени.

Эволюция взаимоотношений человека и зверя продолжалась, но вступила в новую фазу. Давняя и традиционная ненависть человека к волку как бы перегорела. Во многих районах США он был отнесен к числу редких и особо охраняемых видов животных. Были отменены премии за его истребление. Последним штатом, где выплачивались такие премии, была Миннесота. Здесь до сих пор волки наносят очевидный урон и стадам домашнего скота, и диким копытным, однако после долгих и бурных споров в середине шестидесятых годов пересилили защитники волка. И наверное, самым убедительным свидетельством новой фазы взаимоотношений человека и волка может служить рождение американо-канадского общества по охране этих животных, которое издает даже свой специальный журнал под названием "Вой" ("Howl").

На Аляске животноводство развито слабо. Наверное, поэтому аляскинцы не питают к волку лютой вражды и решение здесь "волчьей проблемы" не знало крайностей. Однако и в этой части Соединенных Штатов отношение к зверю менялось. До тридцатых годов небольшое население Аляски в общем-то не обращало на волка внимания, поскольку дичи хватало на всех. Но позже, с ростом населения и увеличением числа охотников, перемирие с волками на полуострове прекратилось.

С середины тридцатых годов аляскинцы стали считать их вредными хищниками. Для добычи волков было разрешено использовать яд, а охотник, убивший этого зверя, получал премию в пятьдесят долларов. Охотничья служба стала держать в своем штате профессионалов-волчатников и предоставлять в их распоряжение самолеты. Эти меры заметно сократили здесь число волков и увеличили количество диких копытных - баранов, лосей, северных оленей.

Волна симпатии к волку, зародившаяся в южных штатах - а она была чем-то вроде панихиды по истребленным там зверям, - к 1960 году докатилась, однако, и до Аляски. Из вредных хищников он перешел в категорию охотничьих животных. Его шансы на выживание заметно возросли, поскольку теперь запрещалось использовать яды и охотиться на него с вертолетов (хотя по особым разрешениям допускалась стрельба волков с самолета), ограничивался сезон охоты к уменьшились нормы добычи. В большинстве районов штата отменялись премии, а кроме того, вводились лицензии на право убить волка; особенно дорого такие лицензии продавались приезжим охотникам.

Не прошло и десяти лет, как руководители здешней охотничьей службы схватились за головы. После полувекового отсутствия волки опять появились на Кенайском полуострове; в 1971 году здесь видели лишь две семьи, а через пять лет их насчитали примерно полторы сотни. Несмотря на существующие ограничения, но всей Аляске их добывают в год больше тысячи, а численность волков в штате упорно ползет вверх.

Боб Стефенсен, аляскинский зоолог, задался целью объективно оценить роль волка в охотничьем хозяйстве штата. Его "полигоном" был охотничий округ номер двадцать площадью около девяти тысяч квадратных километров, расположенный невдалеке от Фэрбенкса. Как оказалось, 175 обитающих в округе волков съедают за год три-четыре сотни лосей и столько же телят (а всего сохатых здесь около 3,5 тысячи). Лосей становится в этом районе все меньше, особенно молодняка. В 1972 году на сто коров приходилось тридцать восемь лосят, в 1973 году - двадцать два, а в 1974 году - только восемнадцать. Охотники ежегодно убивают здесь около сорока волков, но численность хищников не сокращается. Если плотность обитания зверей на Аляске такая же, как и на "полигоне", рассуждает Стефенсен, то в штате живет уже не меньше восемнадцати тысяч волков. Некоторые зоологи определяют их численность даже в пятьдесят тысяч, а количество съеденных ими копытных - по крайней мере в миллион!

- Пора бороться с ними засучив рукава, всюду стрелять их с самолета, возродить премии, - говорят здравомыслящие охотники, особенно аляскинские старожилы.

- Стрелять волков с самолета - неспортивно и неблагородно, а кроме того, волк выполняет в природе важную роль и не к чему вмешиваться в естественный ход событий, - протестуют аляскинцы, недавно приехавшие сюда с юга. Такого же мнения придерживаются "натуралисты-теоретики", и им волки должны быть особенно благодарны, поскольку такие люди редко бывают на природе, но часто имеют влияние на правительственные учреждения.

Откуда и как пошло здешнее сельское хозяйство?

Распространено мнение, что первые попытки завести в этой части Америки пашни и огороды, разводить скот относятся ко времени "золотой лихорадки", к рубежу XIX и XX веков. Называется даже конкретная дата - 1902 год. Именно тогда была организована на острове Кадьяк сельскохозяйственная опытная станция, завезены коровы и овцы. В доказательство приводится и история аляскинского оленеводства, тоже берущая свое начало на рубеже столетий.

Следующим этапом развития сельского хозяйства на Аляске официально считаются двадцатые годы, когда в окрестностях Фэрбенкса зазеленели всходы пшеницы, поднялись первые мельницы. Во время великого экономического кризиса тридцатых годов правительство США переселило сюда, в долину реки Матануски, около двухсот наиболее разоренных фермерских семей с юга.

Фермы есть теперь и в долине реки Тананы (невдалеке от Фэрбенкса), на Кенайском полуострове, на острове Кадьяк, на "Ручке от сковородки". Однако "главная житница", "главный огород" штата - долина Матануски. Здесь, в окружении невысоких горных хребтов, колосятся поля пшеницы и овса, здесь неплохо удаются картофель, капуста и другие овощи, разводят молочный скот, овец, кур. В Сибири все это можно увидеть и в более суровых по климату местах. Но на Аляске считают свою житницу чуть ли не чудом, о ней рассказывают в туристских проспектах, а местные фермеры помимо зерновых культур и овощей стали выращивать много цветов, поскольку их охотно раскупают туристы.

Когда под нашим самолетом показались эти поля и огороды, яркие пятна цветочных плантаций, стада коров и овец, я вспомнил "Колумба росского" - Григория Ивановича Шелихова. Он сам пытался заводить в Новом Свете огороды, и по его же наказу еще в 1789 году поднимал на Кадьяке первые аршины целины Евстрат Деларов, шелиховский доверенный и правитель острова. Он сеял тогда здесь рожь и ячмень, впервые в истории Аляски возделывал грядки с репой и горохом, капустой и свеклой. Тогда же привез он сюда для расплода телочек и бычка, коз, свиней, кроликов, даже сибирских собак. После Деларова время для опытов по земледелию находил и первый правитель Русской Америки Александр Андреевич Баранов, а монах Герман, живший в барановские времена на Еловом острове, невдалеке от Кадьяка (теперь это Spruce Island), возделывал уже большое ржаное поле.

Не отсюда ли, не с той ли поры и пошло аляскинское сельское хозяйство?