Остается рассказать о центральной, внутренней части Аляски. На севере ее ограничивает хребет Брукса, на юге - Аляскинский хребет, а главной местной достопримечательностью можно считать полноводный и норовистый Юкон. Юкон как бы нанизывает на себя всю эту область, он же рассекает ее пополам, забирается своими притоками далеко вверх, в окружающие горы, бурлит в скалистых теснинах и широко, вольготно течет среди низменных берегов. Ельники, тополевые и березовые леса обрамляют реки, отчего летом в этом краю преобладают два цвета - голубой - цвет воды и неба - и зеленый. Осенью и вода и небо становятся сизыми, а зелень в рощах сменяют золото и багрянец. Летние дни здесь безоблачны и часто жарки. Зимой стоят жгучие морозы, землю устилает глубокий, сыпучий снег.
Пробная площадка в лесу на Юконе
В этой части Аляски есть города, пролегли дороги, здесь протянулся Трансаляскинский нефтепровод. Но остались пока большие пространства глухой тайги, кормилицы индейцев-атапасков, искусных охотников и рыбаков.
Не миновала этот край "золотая лихорадка". По Юкону, теперь пустынному, когда-то шел путь к Клондайку, и на реке было тесно пароходам и баржам, лодкам и плотам.
Вблизи Фэрбенкса самолет пересекает большую реку Танану, приток Юкона. "Танана, Танана..." - вертится в голове очень знакомое слово. Ну конечно, это же из северных рассказов Джека Лондона!
Позже мне встречались названия и других связанных с Джеком Лондоном мест. Находятся они в разных частях Аляски и в Канаде, но большинство их привязано к Юкону. При встрече с ними невольно вспоминались герои книг писателя Ситка Чарли и Мэйлмуд Кид, сильные духом и преданные в дружбе, и их верные подруги-индеанки, и персонажи отрицательные, жадные и бесчестные деляги...
Юкон и Джек Лондон... Как нечто единое, цельное воспринимал их и советский летчик Маврикий Слепнев, побывавший в центральной Аляске весной 1930 года.
"Нам отвели помещение, - писал он. - Это была почтовая гостиница. Внизу собрались все жители местечка. Мы окунулись в столь известную обстановку рассказов Джека Лондона. Все разговоры вертелись вокруг того, сколько золота дают сто фунтов породы и: на какой глубине вечной мерзлоты. Были люди, говорящие по-русски, потомки старых русских аляскинцев. Пришли и несколько индейцев, "настоящих" североамериканских индейцев. "Настоящие" индейцы были в костюмах и галстуках и тоже разговаривали про золото..."
Драга на золотоносном ручье у Фэрбенкса
Как считают сами аляскинцы, эти впечатления можно было бы отнести и к нашим дням. Разве что стали гораздо реже встречаться здесь люди, знающие русский язык.
Юкон - это поселки Клондайк и Сороковая Миля, Дэя и Доусон, это Индейская река и ручей Гендерсона. На берегу ручья Гендерсона в Канаде, примерно в двадцати пяти километрах от впадения его в великую реку, обозначен участок номер двадцать пять. Участок этот когда-то застолбил Джек Лондон. Совсем недавно, в середине шестидесятых годов, здесь нашли хижину, на стене которой сохранилась сделанная карандашом надпись: "Джек Лондон, старатель, писатель". В ее тесных стенах он провел зиму 1897/98 года, здесь заболей цингой и отсюда отправился вниз по Юкону к "соленой воде", на встречу с людьми, со славой.
На Юконе. Заброшенный лагерь золотоискателей
У истории с хижиной есть продолжение. Поскольку претендовали на нее США и Канада, она была разобрана и бревна поделены пополам между двумя этими странами. На них с добавкой новых бревен построены теперь две хижины - одна в Доусоне и другая в Окленде, на родине писателя.
...Был он белокур, строен, в глазах его словно голубело яркое весеннее небо. Ему шел тогда двадцать первый год, за спиной осталось уже больше половины бурно прожитой жизни. Таким он попал на Юкон. Лондон пришел сюда вместе с толпами золотоискателей в самый разгар "золотой лихорадки". Но привела его в эти края, наверное, не столько жажда богатства, сколько желание пережить те радости и невзгоды, что дает человеку Север, увидеть настоящих людей, мужественных, прямых, благородных.
Конечно, многое изменилось с тех пор. Восемьдесят с лишним лет - срок значительный в нашей быстротекущей жизни. И на Аляске, и в Канаде, там, где с трудом пробирались старатели, выросли большие города, пролегли автомобильные дороги, сюда можно быстро попасть на самолете. А Дэя и Фортимайл (Сороковая Миля), Серкл-Сити, Сент-Майкл, во времена Лондона главные очаги цивилизации на Юконе, пришли в запустение, превратились в "призраки" (так их называют современные американцы), а то и вовсе исчезли, бывшие улицы их заросли лесом. Упряжки собак - гордость прежних северян - во многих местах уступили место трескучим мотонартам. Однако многое осталось таким же, и прежде всего сама природа.
Писатели бывали в этих краях и до Джека Лондона, и после. Были среди них и большие художники. Но далеко не каждому удалось подметить на Севере главное, далеко не каждое повествование о нем оказалось таким живучим.
В аэропорту Анкориджа в пестрой толпе выделялись два пассажира. Они шли, согнувшись под бременем громадных рюкзаков. Может быть, чтобы пресечь расспросы любопытных, путешественники написали на рюкзаках большими буквами: "Чилкутский перевал - Юкон". Мне пояснили, что множество туристов ступают теперь на тропу клондайкских золотоискателей, поднимаются, подобно этим двоим, на знаменитый Чилкутский перевал, а затем, как и Джек Лондон, по бурным рекам и системе озер добираются до Юкона. Все более модными становятся в Америке и зимние путешествия в верховья Юкона и на его притоки-в "Белое безмолвие"... И я думаю, навеяна эта мода в значительной мере Джеком Лондоном, его рассказами.
Большая часть центральной Аляски покрыта лесами. Можно называть их тайгой. Однако сразу бросается в глаза отличие ее от сибирской тайги. В долине Юкона, правда, нередки ельники, но много здесь и березняков, тополевников, осинников, которые в Сибири, особенно Восточной, встречаются не так уж часто. Зато лиственницы, основного дерева сибирской, особенно якутской, тайги, на Аляске очень мало, она встречается только по Юкону.
С самолета мы несколько раз видели лесные пожары. Как можно тщательнее мы отметили на карте рубежи распространения огня и дыма, а на следующий день, оказавшись в Фэрбенксе, передали эти сведения лесникам. Реакция их оказалась неожиданной:
- Наша работа!
Оказалось, что на Аляске либо не тушат некоторые лесные пожары, либо выжигают лес специально, особенно в ельниках на заболоченных равнинах. Какой расчет? Гари зарастут травами, кустарниками, станут хорошими лосиными пастбищами. Охота на лосей в свою очередь даст больший доход, чем рубка леса. Поскольку значительную долю в аляскинских лесах составляют лиственные породы, огонь в них распространяется не так стремительно и не так агрессивен, как, скажем, в сибирской тайге.
Но конечно, на Аляске борются с лесными пожарами, разумеется, и здесь это большое бедствие. Например, в засушливом 1957 году в штате выгорело около двух миллионов гектаров леса. Летом 1974 года здесь иногда выпадали дожди, и тем не менее огонь полыхал на площади в четверть миллиона гектаров. В целом же считается, что в нашем столетии на Аляске выгорело восемьдесят процентов всех лесов. Подсчитано также, что в шестидесяти процентах случаев виновником этого бедствия был человек, в остальных случаях - молния.
Зоолог, приехавший из Старого Света и попавший в аляскинскую тайгу, возможно, будет разочарован: стоило ли ехать в такую даль, чтобы очутиться в обществе тех же самых пернатых и четвероногих, какие остались там, дома?!
В самом деле, сколько старых знакомых вы встретите в этом лесу! Сороку и ворона, свиристеля и чечетку, белокрылого клеста. На лесном болоте, возможно, попадется выводок белых. куропаток, а на обрывистом берегу реки совсем не редкость колония таких, казалось бы, настоящих россиян, как ласточки-береговушки. Если повезет, можно заметить и ястреба-тетеревятника, а то и кречета, ястребиную сову. Нырнет под валежину рыжий в своем летнем меху горностай, а тропу, по которой вы идете, возможно, пересекут следы бурого медведя. Это, конечно, не полный список; в него можно включить волка и выдру, росомаху и ласку, деревенскую ласточку-касатку, как ласково называют ее у нас, и некоторых других зверей и птиц. Все они относятся к тем же самым видам, что распространены и в Евразии.
А сколько видов близких, родственных, настолько схожих, что их не всегда различит и специалист! Зацокает на суку белка, почти такая же, как наша. С дерева на дерево перепорхнет летяга, прошмыгнет между стволами проворный полосатый бурундук. Где-то на вершине елки пискнет синичка-двоюродная сестра московки. А лось, бобр, лисица, рысь? Ну чем они не россияне, не сибиряки?
Наших норку и куницу, филина и кукушку на Аляске тоже заменяет их американская родня. Американский заяц на снегоступах (так буквально переводится его английское название - snowshoe hare) очень, похож и внешне, и образом жизни на беляка. Если, дойдя до каменной россыпи, вы услышите среди камней свист и увидите кучки сухой травы, значит, перед вами колония пищух, или сеноставок, похожих на тех, что живут в горах Сибири. Двоюродный брат аляскинского койота-шакал, а елового рябчика-обитатель дальневосточной тайги дикуша. Уж на что, казалось бы, истинный американец черный медведь-барибал! Но и у него в Евразии есть заместитель, тоже черный, или, как его еще называют, гималайский, медведь.
Да, сходство несомненно, хотя, конечно, есть и различия. Но вряд ли стоит разочаровываться. Попасть за тридевять земель и оказаться в кругу близких знакомых - это ведь тоже событие!
Драгоценный мех каланов и котиков, бобров и выдр издавна привлекал на Аляску русских промышленных людей. Пушной промысел долгие годы был здесь важнейшей отраслью хозяйства уже и после продажи Аляски Соединенным Штатам. Лишь в XX веке он уступил первенство другим отраслям - золотодобывающей, рыбной, лесной. Но и сейчас, несмотря на то что здесь говорят и пишут преимущественно о нефти, на Аляске, особенно в центральной ее части, добывается немало шкурок пушных зверей и промысел все еще остается источником существования охотников-профессионалов (в Америке их называют трапперами) - и индейцев-атапасков, и "бледнолицых".
Особенно большую роль в пушном промысле играет ондатра, или мускусная крыса (русские землепроходцы называли ее выхухолью). Зверек этот исконно американский, но в двадцатых - тридцатых годах ондатра была завезена в СССР и широко распространилась у нас. На Аляске мускусная крыса встречается повсюду на равнинах к югу от хребта Брукса, но, пожалуй, более многочисленна в бассейнах рек Юкона и Кускоквима.
Трапперы, как правило, добывают зверьков капканами. Ондатры также излюбленная мишень местных подростков, вооруженных лишь луком и стрелами. Дедовские луки нередко пускают в ход при добыче мускусных крыс и взрослые индейцы. К стреле в таких случаях прикрепляется тонкий, прочный шнурок: тогда легче извлечь из воды добычу, а в случае промаха - спасти стрелу. Мех ондатры не слишком дорог, но в штате ежегодно добывают двести - триста тысяч ондатр, гораздо больше, чем любых других пушных зверей. К тому же мясо этих зверьков многие аляскинцы считают вполне съедобным.
Другой важный и традиционный объект здешнего пушного промысла - бобр. Обилием его славилась эта земля, особенно долина Юкона, во времена Русской Америки. Многочисленность бобров поражает и теперь. Плотины и хатки, сооружаемые ими на реках и ручьях из древесных стволов, сучьев, ила, хорошо видны даже с воздуха. Не такая уж редкость встретить бобра и в дневные часы (вообще-то они ведут преимущественно сумеречный образ жизни). Но еще чаще замечаешь бобров, сбитых на дорогах автомобилями... Обилие этих животных обусловлено густой сетью рек и ручьев и большим распространением быстрорастущих пород деревьев с мягкой древесиной - тополя, ивы, которые служат им основным кормом. Но очевидно, немаловажную роль играет и охрана этих животных. Во время войны промысел их на Аляске был вообще запрещен. Сейчас он разрешается, но со многими ограничениями. Правилами охоты в штате определяются и сезон охоты, и норма добычи бобров, а действия трапперов на их участках контролируются. Наконец бобрам просто повезло. В послевоенные годы цены на их шкуры так упали, что охотиться на них стало невыгодно.
Ловят их аляскинские трапперы почти исключительно капканами, и этот промысел дает несколько десятков тысяч шкур в год. Попутно он дает "бобровую струю" - пахучее вещество, вырабатываемое мускусными железами самцов. "Струя" высоко ценится в парфюмерной промышленности и до сих пор применяется в народной медицине индейцев. Съедобно и даже вкусно бобровое мясо, а хвост зверя, широкий, как лопата, и мясистый, считается деликатесом, особенно когда из него варят суп.
Американская норка немного крупнее европейской, Как и ондатра, она была акклиматизирована в СССР. Встречается она на Аляске почти повсеместно, и добывают ее здесь ежегодно десятки тысяч. Это один из важнейших пушных зверей. Самолеты вывозят отсюда в большие города и другую пушнину - шкурки лисиц, выдр, рысей, горностаев, куниц, но в сравнительно меньшем количестве. Что же касается белки, то по качеству меха она значительно уступает нашей, и поэтому специально на нее здесь не охотятся.
Считается, что на Аляске живет за счет одного только пушного промысла не больше тысячи охотников. Трапперов, имеющих кроме промысла какие-то другие источники существования, здесь в несколько раз больше. Но даже в общей сложности трапперов здесь гораздо меньше, чем охотников-спортсменов, насчитывающих шестьдесят - семьдесят тысяч человек.
Что их ждет? Мне пришлось быть свидетелем разговора на эту тему. В нем участвовали преимущественно специалисты - биологи и охотоведы. Говорилось о том, что по сравнению с взлетом цен на продукты, одежду, бензин для мотонарт стоимость пушнины падает и траппер уже не в состоянии сводить в своем бюджете концы с концами. Говорилось, что со строительством нефтепровода в аляскинскую таежную глубинку пришли беды и язвы больших городов, что нефтепровод подкосил траппера не только материально, но и духовно, морально.
Заключение было единодушным: промысловой охоте на Аляске долго не протянуть.
Над Аляскинским хребтом мы очутились уже к вечеру. Под самолетом проплывали массивные пики, один выше другого, и их заснеженные вершины то неправдоподобно ярко белели и искрились, как рафинад, то были залиты густыми, синими тенями. Мимо самой высокой вершины, горы Мак-Кинли, мы пролетали в то время, когда за нее закатывалось светило. Уходило оно как-то особенно уверенно, деловито, словно по давно протоптанной и хорошо знакомой стежке. А потом выяснилось, что эту высочайшую из гор Аляски местные индейцы с незапамятных времен называли Денали, что значит "Дом солнца".
Другое название этой горы - Тралейка ("Великая"). Во времена Русской Америки наши земляки называли ее Большой горой. В конце прошлого столетия она получила теперешнее свое название в честь двадцать пятого президента США Вильяма Мак-Кинли. Однако современные аляскинцы все чаще высказываются за возвращение ей исконного имени Денали.
В национальном парке Маунт Мак-Кинли
У подножия горы расположен национальный парк, очень популярный на Аляске. Он носит имя Маунт Мак-Кинли. К сожалению побывать в нем, походить по этой земле, ощутить ее запахи, послушать птичьи голоса мне не пришлось. Но несколько полетов над парком на разной высоте, в разную погоду и в разное время дня, кажется, смогли возместить несбывшееся. Больше того, самолет открывал возможность оценить истинное величие здешних горных вершин и ледников, кинуть взглядом пеструю панораму каменных россыпей: будто гигантская кисть испещрила их то ярко-желтыми, то красными, то зелеными мазками. Сверху оказалось возможным заглянуть в лесные чащи и даже увидеть, что делается на дне кристально чистых озер, в том числе самого большого, действительно очень красивого, известного под названием озера Чудес.
В национальном парке Маунт Мак-Кинли
Конечно, рассмотреть с высоты мелких обитателей парка не удалось, но некоторые крупные звери, а на воде даже средних размеров птицы были видны как на ладони. Отчетливо выделялись в своем почти белом меху компании диких баранов, отдыхающих на ярко-зеленых горных луговинах. Хорошо различимы были северные олени, хотя и одетые в эту пору в темный, маскирующий их мех; еще заметнее были оленьи тропы, что затейливо ветвились на болотах. Как и в других частях Аляски, нередко встречались лоси. Несколько раз под крылом самолета оказывались медведи-гризли. А однажды удалось увидеть и главную достопримечательность парка - волка. Обычной волчьей трусцой он шел куда-то по своим делам вдоль автомобильной дороги, совсем рядом с ней.
Ледники - достопримечательность Ледникового залива
Самолет позволил оценить и популярность парка. По единственному шоссе, проходящему по его территории (оно же связывает парк Мак-Кинли с городами Фэрбенксом и Анкориджем и носит официальное название автострада Денали), тянулась цепочка автомобилей, машин с прицепами, автобусов. Машины грудились вокруг гостиницы и на специальных стоянках. Что же касается палаток, то их квадратики - зеленые, красные, желтые - виднелись даже в самых удаленных от дороги, казалось бы, вовсе недоступных местах.
Не только на Аляске и не только в Соединенных Штатах высоко ценится научный авторитет парка Мак-Кинли, а некоторые проведенные здесь исследования даже признаны классическими. Это относится, например, к книге Адольфа Мюри "Волки горы Мак-Кинли".
Золотая осень
В конце тридцатых годов количество волков в самом национальном парке, в его окрестностях, да и вообще да Аляске (я уже говорил об этом), стало заметно возрастать, и это вызвало тревогу за судьбу местных диких баранов, северных оленей, лосей. Чтобы разобраться во взаимоотношениях волков и их жертв, ответить на вопрос, что делать с хищниками, администрация парка пригласила Мюри, тогда еще молодого ученого. Исследователь сразу оценил открывшиеся перед ним возможности. В самом деле; волков здесь было много, а главное, они жили и охотились выше границы леса, благодаря чему с горных склонов можно было подолгу наблюдать за ними. Два года подряд (в 1940 и 1941-м) он следил за несколькими стаями зверей, живших у северо-западной границы парка, научился безошибочно узнавать каждого "в лицо", даже нарисовал в своих блокнотах их портреты и дал им имена. Там были Дедушка и Дэнди, Разбойник и Серый...
Ему удалось выяснить, что каждая семья имеет свой постоянный охотничий участок, где хозяева не терпят чужаков. Мюри открыл многие до того не известные подробности семейной жизни зверей. Например, для исследователя было большой неожиданностью, что о волчатах заботятся не только отец и мать, но иногда и третий взрослый волк, может быть, "дядя" или "тетя". Но главное, он установил, что жертвой этих хищников становятся преимущественно ягнята либо оленята, гибель которых отнюдь не самая тяжелая потеря для поголовья баранов и оленей. Конечно, волки ловили и взрослых животных, но, как правило, старых или больных, то есть уже обреченных на скорую смерть. Иными словами, выяснилось, что в национальном парке, где запрещается охота и вообще всякое вмешательство человека в природу, волк не только не вреден, но и необходим, поскольку он сдерживает излишний рост численности животных и даже способствует оздоровлению их поголовья. В наши дни подобная оценка роли хищников в природе, там, где хищник не конкурирует с человеком, воспринимается, как нечто естественное, само собой разумеющееся. Однако четверть века назад все это было откровением даже для специалистов.
Монография Адольфа Мюри опубликована в 1944 году. Однако и после выхода ее в свет изучение волков в парке Мак-Кинли не прекратилось. Эти звери стали здесь традиционным объектом исследования, и зоологи из года в год следят за ними со склонов тор или с самолета днем и даже в лунные ночи. Поведение некоторых волков регистрируется уже несколько лет подряд, а одна стая, живущая в долине реки Сэведж, находится под наблюдением (правда, с перерывами) уже больше тридцати лет!
Не теряет связи с национальным парком и Адольф Мюри, теперь уже ученый с мировым именем. С тех пор он опубликовал немало новых книг, в том числе "Звери национального парка Мак-Кинли", "Птицы национального парка Мак-Кинли", "Натуралист на Аляске".
Люди едут и идут в парк Мак-Кинли, многие приезжают из других штатов, а кое-кто и из-за границы. Они хотят хоть немного пожить среди нетронутой природы, отвлечься от забот, на которые так щедры большие города, вдохнуть свежего воздуха.
Особая категория гостей парка - многочисленные альпинисты. Их можно сразу узнать не только по чудовищно большим рюкзакам, по предметам специального снаряжения, но и просто по внешнему виду. Это почти исключительно представители мужского пола, не моложе двадцати и не старше пятидесяти лет. Большей частью они поджары, а на их лицах, продубленных солнцем и ветром, - выражение какой-то одержимости. Разумеется, гора Мак-Кинли привлекает их своей высотой и тем, что это наиболее северный из "шеститысячников". Но, кроме того, она еще слывет и "самой скверной в мире", а значит, восхождение на нее особенно заманчиво. Действительно, из-за большого перепада высот погода на горе сурова и непостоянна. В то время как внизу царит тридцатиградусная жара, наверху могут свирепствовать тридцатиградусные морозы и почти не стихают ураганные ветры.
Необычным было и покорение капризной Денали. Подняться на нее пытались и раньше, причем хорошо подготовленные альпинисты. Однако победа далась не им, а людям случайным, не имеющим ни опыта, ни снаряжения. Том Ллойд, Вилли Тэйлор, Пит Андерсон и Чарли Макгонэгол - просто золотоискатели, из тех, что наводняли в то время Аляску. Свой удивительный рекорд они поставили в 1910 году. Им удалось достать только кошки, а крепить эти нехитрые приспособления пришлось прямо к подошвам мокасинов. Финансировал же их "экспедицию" хозяин салуна, где четверо друзей любили посидеть.
Подсчитано, что на вершине Мак-Кинли побывало около двухсот экспедиций. Конечно, и сейчас эти восхождения непросты, а иногда они стоят спортсменам жизни. Так, с 1966 по 1976 год здесь погибло больше двадцати человек. Тем не менее популярность Мак-Кинли среди альпинистов не уменьшается. В 1975 году на пик поднималось сорок восемь групп, а в следующем году - семьдесят три (более шестисот человек). Подниматься на гору может теперь не каждый. Администрация парка требует от претендентов на восхождение медицинские справки, они проходят нечто вроде экзамена, тщательно проверяется их снаряжение, в том числе радиопередатчики. Организована спасательная служба, которая следит за подъемом каждой партии.
На пике побывали американцы, англичане, австрийцы, немцы, японцы, а в 1977 году успешное восхождение совершили советские спортсмены.
Природа парка Мак-Кинли сохраняет свой первозданный облик. В отличие от некоторых других национальных парков США тут никогда не истребляли хищников (немалую роль в этом сыграли исследования Мюри), а потому здесь не размножались катастрофически бараны, олени, лоси и, значит, не было необходимости их истреблять. Здесь не гремели и не гремят выстрелы. Мак-Кинли не изведал и другой распространенной напасти национальных парков - излишнего наплыва посетителей, чрезмерной скученности людей и автомобилей. Правда, в 1974 году здесь побывало около восьмидесяти тысяч посетителей, а в 1975 году даже сто тысяч. Но это еще не много по сравнению с миллионами людей, наводняющими каждый год знаменитые в США Йеллоустонский парк и парк Гранд-Каньон. К тому же администрация Мак-Кинли теперь стала ограничивать число посетителей, приезжающих в парк на автомобилях.
- Нашему Мак-Кинли везет. Его пока не засыпали горы консервных банок, здесь еще можно увидеть голубое небо над головой, - несколько раз слышал я на Аляске.
Верой и правдой служили человеку ездовые собаки. Не счесть тонн и километров, перевезенных и освоенных за тысячелетия лохматыми тружениками. Много поколений эскимосов, чукчей и других коренных северян выучилось ходить, держась за собачьи хвосты. И много человеческих жизней было спасено в лютую пургу, морозной полярной ночью преданными четвероногими друзьями. Не случайно собаки, упряжь, сани еще недавно были на Севере главной темой мужских разговоров. Хороший передовик в упряжке считался бесценным сокровищем. Теперь, когда в эти края пришла техника-трактор, вездеход, мотонарты,- собачья упряжка сдает позиции. Говорят даже, что авторитет ее безвозвратно утерян. Но так ли это на самом деле?
В Анкоридже
Ежегодно в конце февраля, когда здесь стоят самые сильные морозы и санный путь наиболее устойчив, в Анкоридже проходит "Пушной фестиваль". Он проводится с размахом, длится нескользко дней и собирает уйму народа. На. улицах в это время теснятся и горожане, и приезжие - из других частей Аляски, из других штатов, из Канады, даже из-за океана. В программе фестиваля - хоккей, выступления танцоров - эскимосов и индейцев, меховые аукционы, избрание "мисс Аляски", Но "гвоздь программы", конечно,- гонки собачьих упряжек. Это и спринтерские заезды на дистанцию в двадцать пять миль, и марафонские многодневные пробеги. О гонках много пишут местные газеты. Разгораются споры, заключаются пари, болельщики пытаются предугадать развитие событий. Шелестят банкноты, худеют и толстеют бумажники.
- Маш! Маш! ("Вперед! Пошел!") - Свистят и щелкают длинные кожаные бичи. Скрипят сани, шуршит снег под полозьями, под множеством собачьих лап, Упряжки срываются со старта и, промчавшись по центральной улице Анкориджа, исчезают в облаках снежной пыли.
Производные от слова "маш" - "машер" (каюр, погонщик собак) и "машинг" (езда на собаках). От хорошего машера требуется многое; сила и выносливость, умение находить контакт с животными и держать упряжку в беспрекословном повиновении. У него должен быть хороший глазомер: ведь искусство каюра заключается в том, чтобы удержать сани на узком, извилистом пути среди деревьев в лесу или среди торосов на морском льду. Не на последнем месте стоит и его умение владеть бичом, достать ремнем нужную собаку в упряжке, кого-то задеть слегка, а кого-то и строго наказать. Говорят, бывают машеры, которые с одного удара могут рассечь бичом лежащее на земле, в нескольких метрах от человека яблоко или яйцо.
В Анкоридже
А собаки? От них тоже требуются сила и выносливость, а кроме того, послушание, трудолюбие, смекалка (есть и среди них лодыри, неслухи, тупицы). Шерсть собаки должна быть густой и упругой, чтобы она защищала собаку от холода и не забивалась в пургу снегом. Ей нужны крепкие лапы, чтобы они могли долго ступать по весеннему колючему снегу, по шершавым ледяным полям. Конечно, всеми этими качествами в еще большей степени должен обладать передовик. Дело в том, что на Аляске, как и в Восточной Сибири, собак запрягают цугом - пристегивают попарно к длинному ремню или куску стального троса. Машер управляет упряжкой в десять - двенадцать собачьих сил при помощи голоса и бича, а передовик должен быть посредником между человеком и остальными собаками. Хороший вожак, где это необходимо, сам, не дожидаясь команды, пойдет быстрее или тише, повернет в нужную сторону или встанет.
Здесь различают несколько пород упряжных собак, и у каждой есть свои сторонники. Одним нравятся малемуты - крупные, сильные, но флегматичные и тихоходные трудяги. Другие больше ценят хаски: так называют здесь лаек, завезенных из Сибири, поджарых, темпераментных, быстрых. Ведутся бесконечные споры о достоинствах той или иной породы. Существуют клубы собаководов - "Хаски-клаб", "Малемут-клаб", а разведение породистых собак и торговля ими, так же как и гонки упряжек, превратились на Аляске в популярное и прибыльное дело.
- Хо! Хо! ("Влево!") Джи! ("Вправо!" - это уже более протяжно) - звучат команды машеров на "американском" языке (сибирские каюры подают другие команды).
- Маш! Маш! - Упряжки на финишной прямой. Решающий этап гонок. Собаки тяжело дышат раскрытыми ртами. Каюры стоят на задках полозьев, капюшоны их парок обросли инеем. Щелкают бичи, заключаются последние пари. И вот он, победитель! Совершается нечто вроде круга почета. Наконец команда "Boy!" ("Стой!"). Может быть, она сейчас особенно по Душе обессиленным "рысакам".
Наиболее трудная и длинная трасса таких гонок на Аляске - Анкоридж - Ном. Она проходит и лесами и горами, а протяженность ее - 1049 миль (около 1700 километров). В 1975 году чемпион преодолел этот путь за восемнадцать с лишним дней. Но рекорды совершенствуются. В 1976 году упряжка Рика Свенсона прошла по трассе за 14 дней, 18 часов, 52 минуты и 25 секунд (американцы любят точность!), а через год собаки Ричарда Меки промчались по ней на секунду быстрее!
Участвуют в гонках и женщины. В 1975 году со страниц газет долго не сходило имя и портрет победительницы гонок Рокси Брукс; своей популярностью она на время затмила даже самых известных кинозвезд. Но вообще-то говоря, женщина-машер не такая уж здесь редкость. Еще в 1916 году прославилась миссис Майхоф, завоевавшая звание чемпиона на гонках упряжек в поселке Руби, что стоит на Еловом ручье, притоке Юкона. В наши дни проводятся даже североамериканские чемпионаты женщин-машеров. Они проходят ежегодно в середине марта в Фэрбенксе.
Фестиваль в Анкоридже считается самым многолюдным, самым впечатляющим из происходящих в штате. Однако больше всего собак держат не здесь, не в средней части юга Аляски, а в Фэрбенксе и его окрестностях, в долине Юкона, словом, в центре "Большой страны". Не случайно именно в Фэрбенксе располагаются и клубы любителей ездового собаководства.
Так что же, век упряжек, заиндевевших машеров все еще продолжается? Не совсем! Использовать собаку как тягловое животное стало невыгодно. В самом деле, каждой собаке нужно выдать в сезон работы ежедневно килограмм мяса или два килограмма рыбы, а всей упряжке - десять килограммов мяса или двадцать рыбы. А в месяц, в год? А какова отдача? Максимальная нагрузка на собаку тридцать-сорок, на упряжку триста - четыреста килограммов. При этом максимальная скорость собачьей упряжки - около двадцати километров в час, а средняя скорость - по крайней мере вдвое меньше. Конечно, перевозка грузов и людей на вездеходе или мотонартах обходится дешевле. Потому-то ездовых собак уже не встретишь в большинстве эскимосских или индейских деревень.
И все-таки век упряжек вовсе не кончился. В местном управлении охоты и рыболовства мне рассказали, что собачьими упряжками охотно пользуются аляскинские егери и этот вид транспорта они считают самым пригодным для выслеживания браконьеров. По старинке ездят на собаках и некоторые из трапперов. Но это не главное. Почти исчезнув в глубинке, упряжки стали процветать в крупных поселках, а езда на них из обыденной монотонной работы превратилась преимущественно в спорт, в отрасль туристской индустрии, в бизнес. И хотя поездка на собаках - удовольствие не дешевое, а сама езда не так уж быстра, жителя большого города она привлекает как нечто экзотическое, как память о "дикой Аляске" прежних времен.
Когда-то в этих местах, по Юкону, пролегал путь знаменитого путешественника Л. А. Загоскина, и он впервые описал здешних индейцев-атапасков как "краснокожее племя ттынайцев".
"Пляски и песни ттынайцев, - писал Загоскин, - как бы входят в сущность их религиозных верований: без плясок они не начинают никакого дела... Подъезжая к какому-либо селению, ттынайцы, выстроившись в ряд, поют свою песню, потом, дружно выдернув свои лодочки на берег, становятся в один или два ряда, смотря по числу людей. Нам случилось заметить в Йулато, что несколько молодых людей, желая поскорее продать свои промыслы, пренебрегли этим обыкновением, и один старик долго им выговаривал и принудил выполнить этот обряд".
Свою любовь к цляскам и песням индейцы сохранили и до наших времен, но и пляски и песни их приобрели заметный "американский акцент".
Равнина при слиянии Юкона и самого большого его притока Тананы с незапамятных времен служила местом встреч вождей атапасских племен. Встречи эти происходили ежегодно в середине лета, в пору наиболее долгих дней и коротких ночей. Кроме вождей ( у них были свои дела) собирались здесь и их соплеменники: молодежь - чтобы присмотреть невесту или жениха из другого рода, как того требовал обычай, остальные - чтобы повеселиться, обменяться новостями. Однако с появлением "бледнолицых братьев", а тем более когда невдалеке отсюда как на дрожжах стал расти город Фэрбенкс (было это в начале нынешнего столетия), традиционные встречи индейцев прекратились.
Место слияния Тананы и Юкона на языке атапасков носит название Нукалавойя (по-английски- Nuchalawoyyaa; в обоих случаях это, конечно, весьма условное начертание индейского слова). С начала шестидесятых годов ежегодные встречи атапасков здесь возобновились и тоже называются "нукалавойя".
Поскольку эти празднества приурочены к середине лета, я смог увидеть только место, где они происходят, - небольшой поселок Танана, что вытянулся ниточкой вдоль правого берега Юкона. Однако встречи индейцев подробно описывались в аляскинских газетах и журналах. Из них я и сделал выписки, позволившие воссоздать такую картину.
Воскресенье. Десять часов утра. Поселковая улица почти пуста. На крылечке сидят и судачат три седые индеанки, каждой за шестьдесят. Они в пестрых платочках, повязанных по-российски, в очках, джинсах, и у каждой в руке откупоренная жестянка "кока-колы". Два, по-нашему, деда стоят у еще закрытого киоска, в котором продаются "горячие собаки" (hot dog) - распространенные в Америке булочки с горячими сосисками.
Двенадцать часов дня. Школьники по команде Альфреда Гранта, распорядителя торжеств, поднимают флаг встречи (на голубом фоне карта штата и надпись по-английски: "Нукалавойя") и флаг Аляски (восемь золотых звезд тоже на голубом фоне). На холме у флагштока собираются пожилые женщины и запевают что-то вроде гимна праздника. Мотив его печален, слова однообразны: "Нук-ка-ла-вой-я, хэй-ей-ей". Этот гимн будет звучать потом все дни и вечера до конца встречи.
У флагштока появляется симпатичная девушка. На ее иссиня-черных волосах позолоченная корона. Это прошлогодняя "мисс Нукалавойя", Новую еще предстоит выбрать. На холм поднимаются мужчины, женщины, подростки, совсем юные участники встречи. Индейского в них не так уж много. На мужчинах - узкие пестрые повязки на лбу, остальное - обычное, "американское". Женщины только в "американской" одежде.
Час дня. Народ стоит на холме, на самом берегу, кое-кто сидит на стульях и на бидонах из-под бензина. Соревнуются гребцы на каноэ. Нужно пересечь Юкон, коснуться противоположного берега и вернуться назад. Блестят на солнце мокрые весла, земляки встречают победителя одобрительными криками.
Грант объявляет начало соревнований да метанию копья.
- Разойдись, если жизнь дорога! - кричит он. Зрители жмутся к самым домам. Копье - заостренная жердь примерно пятиметровой длины, и, если она попадет в человека, добра действительно не жди. Состязаются копьеметатели, суетятся фотографы. С микрофоном в руке то появляется, то исчезает среди толпы один из вездесущих репортеров.
Потом начинается марафонский забег. Дистанция четырнадцать миль (около двадцати трех километров). Стартуют двенадцать бегунов, финишируют только четверо. Одного в свалке сшибли, его уносят. Соревнуются женщины: кто приготовит чай быстрее и вкуснее. Нужно добежать до реки, набрать воды, потом разжечь костер, потом... Желающих оценить качество чая хоть отбавляй. Затем соревнования мужчин: кто быстрее снимет шкурку с ондатры. Мелькают ножи, проворно и уверенно делают свое дело руки. И вот победитель. Он освежевал зверька и обезжирил шкурку меньше чем за минуту.
Шесть часов вечера. Садятся за столы (пока шли соревнования, несколько мужчин готовили традиционный суп с лосятиной). Это потлач, традиционный индейский пир, часто с раздачей подарков гостям, коронный номер встречи. Кстати, мясо на празднике у атапасков должно быть обязательно лосиным. Рассказывают, что летом 1974 года в Фэрбенксе состоялся суд над браконьером - индейцем, незаконно убившим лося. Присяжные, среди которых тоже были индейцы, оправдали обвиняемого. "Какой же потлач без лосятины?" - сказали они.
Хлеб, суп, вареное мясо достаются всем, деликатес - черника с рыбьим жиром - только старикам. Слышны застольные речи. Говорят и по-атапасски, и по-английски. В одном месте запевают по-индейски что-то грустное, в другом затягивают разухабистую песенку, когда-то бывшую здесь в ходу у золотоискателей. Голоса сливаются в общий гул. То тут, то там завязывается драка, драчунов разнимают. Столы постепенно пустеют.
Восемь часов вечера. Начинаются танцы под скрипку и гитару или под музыку транзистора. Звучат современные танцевальные ритмы. Молодежь приноравливается к ним, конечно, кто как может. Молодым танцорам неуклюже пытаются подражать пожилые участники встречи.
Время за полночь. Всходит луна. Она прочерчивает поперек притихшего Юкона блестящую дорожку. Музыка не стихает. Доносится нестройный хор человеческих голосов. Праздник продолжается...
Мы в гостях в семье Дэвида Клейна.
Наш хозяин - известный зоолог, профессор Института арктической биологии. Институт входит в состав Аляскинского университета. Университет расположен в Фэрбенксе, точнее, в его пригороде Колледже, а некоторые факультеты и институты университета находятся также в Анкоридже и Джуно. Фэрбенкс - самый большой город в центральной Аляске и второй по величине в штате.
Профессор Дэвид Клейн
Дом необычной архитектуры: частично - двухэтажный, частично - одноэтажный. Не сразу и поймешь, сколько в нем углов. Он срублен руками хозяина, его жены и сына из бревен несколько лет назад и стоит на лесной опушке. С тыла вплотную к дому подступает кондовая тайга, а с фронта перед ним открывается обширная поляна с тихим ручьем посередине. До шоссе около километра. Вокруг тишина...
В доме приятно пахнет смолистым деревом. Каждая вещь, будь то письменный стол или диван, идеально вписывается в уготованное ей место; видно, что хозяева долго вынашивали план дома и его устройства, прежде чем приступили к строительству. Профессор много ездит по свету, и на стенах развешаны сувениры - из Норвегии, Финляндии, Франции, Канады. В центре - знакомые нам изделия из меха, рога, бересты. Это память о пребывании в нашей стране, о путешествиях по Сибири. Хозяин и сам похож на сибиряка - высок ростом, сухощав, немногословен. В коротко, "по-мужицки", подстриженных усах и бороде - седина. Выражение лица, морщины вокруг глаз, походка, манеры - все это выдает в нем путешественника и охотника. Доказательства этому на столе. Вчера вместе с сыном они заполевали северного оленя, и поэтому основное блюдо сегодня - жареная оленина. В сенях на стене висят лыжи и снегоступы, похожие на большие теннисные ракетки (русские землепроходцы называли их лапками). Зимой он ходит на них на работу, в институт (это в нескольких километрах отсюда). Под стать мужу хозяйка - моложавая, энергичная, по-сибирски приветливая.
Клейн рассказывает об истории Аляскинского университета. Университет организован в 1922 году, и сначала в нем числилось шесть студентов и шесть преподавателей. ("Вот было идеальное соотношение",- смеется рассказчик.) Беседа идет об общих знакомых, а их у нас, оказывается, немало, но то и дело разговор переходит на самую близкую хозяину тему - оленеводство.
"Ну ладно, он зоолог, охотник, ему хорошо жить в лесу, - думаю я. - А каково ей, нашей хозяйке?"
Если нет дождя, в горах встает туман. На юго-востоке Аляски
Словно угадывая мои мысли, она подводит меня к окну. Надвигаются сумерки, над ручьем клубится туман. Через поляну идет рогач-лось. Он почти черный, белеют лишь ноги, размеренно движущиеся вверх и вниз.
- Где еще увидишь все это? - говорит она. - Где еще осталась такая тишина? Вот почему мне нравится Аляска, нравится наш дом...