Икогмют - русская миссия

Эскимосы называют Юкон "Квихпак", индейцы-атапаски - "Юкхана" (отсюда и происходит современное название реки). И то и другое означает "Большая река".

Открыл, описал, положил на карту бассейн Юкона лейтенант русского флота Лаврентий Алексеевич Загоскин. Испытывая неимоверные тяготы, он прошел вместе с немногими своими спутниками больше пяти тысяч верст по неизведанной до того стране, пешком, на снегоступах - "лапках", в самодельной байдаре. Происходило это в сороковых годах прошлого столетия, И вот теперь, иного лет спустя, деловито звеня двумя моторами и не особенно напрягаясь, наш самолет повторяет маршрут славного путешественника.

Нам с Вадимом Сергеевичем пришлось полетать здесь и на "Бобре" - миниатюрной летающей лодке, и на "Орле" - двухмоторном самолете современных стремительных очертаний. Но главным образом возил нас этот довольно старомодный летательный аппарат "Гусь", побывавший, видимо, во многих переделках, зато способный садиться как на сушу, так и на воду и, следовательно, почти идеальный в условиях аляскинской глубинки.

Повторяя петли и изгибы, самолет летит над рекой величиной с Оку, а местами даже с Волгу. Вода рябит на перекатах, обтекает многочисленные острова, то лысые, сложенные голым камнем, то лесистые. Как и склоны речных долин, они горят золотом и багрянцем. С воздуха угадываются теряющие листву тополевники и березняки, ивняки и ольшатники. Ельники чаще распространены в стороне от Юкона.

Река как река, но чем-то она все-таки сильно отличается от Оки или Волги. Чем же? Ответ приходит не сразу. Да она же почти безлюдна! Изредка промелькнет прилепившийся к самой воде поселок, покажется временный лагерь - убежище то ли золотоискателей, то ли туристов, и опять леса, болота, горы без следов какой бы то ни было человеческой деятельности. Пустынно и на самой реке - ни парохода, ни катера, ни даже лодки или байдарки. На конце песчаной косы, которая протянулась чуть ли не до середины реки, расположилась семья бурых медведей. Наверное, они пришли сюда на рыбалку. Подняв головы, медведи проводили взглядами самолет, ничем не обнаружив страха и не покинув облюбованного места. На другом плёсе самолет выгнал из воды большого рогача-лося. Выйдя на берег, он отряхнулся и побрел в лес, тоже не проявляя признаков паники. На притоках Юкона кое-где видны построенные бобрами плотины.

"Гусь" летит от Нулато вниз по течению, в сторону Икогмюта (теперь он называется Русской Миссией). В конце августа 1843 года - золотая осень тогда тоже была в разгаре - здесь проплывал со своими спутниками Загоскин. Внешне мало что изменилось с тех пор на Юконе. Случись чудо, покажись сейчас из-за поворота та самая байдара, те самые гребцы, они не вызвали бы большого удивления. Во всяком случае в окружающий пейзаж они вписались бы вполне, А вот и бывший Икогмют.

"В Икогмюте... строения Компании расположены на увале сажен в 15 высотой, в 150 саженях от правого берега и окружены еловым и березовым лесом... Селение находится внизу, на песчано-глинистой низменности, впрочем, никогда не затопляемой в половодье. Селение от севера защищено подходящим прямо к реке утесом, которого горно-каменное сложение есть ноздреватый базальт и лава". Лес теперь отступил от человеческого жилья, но приметный утес остался, и сделанное Загоскиным описание позволяет сразу узнать поселок, который несколько месяцев был штаб-квартирой путешественника. Отсюда он совершал походы в стороны от Юкона, здесь вел метеорологические наблюдения, приводил в порядок свои коллекции и путевые записки.

"Общими чертами невозможно вполне передать жизнь, которую мы вели в наших заселениях в Нулато, Икогмюте и редуте Колмакова. Несмотря на то, что мы проживали на месте, редкий день не приводилось нам замечать чего-либо особенного в туземных нравах, обычаях, в образе их жизни, в домашнем быту и прочее или, осматривая окрестные места, трудиться для снискания себе пропитания".

И будто к нашим дням относятся многие сделанные Загоскиным заметки о природе этих мест. Хотя бы эта: "В стороне Квихпака несколько довольно значительных речек истекают из гор; все они изобильны бобрами и выдрами, промыслом которых занимаются... жители. Медведь в этих местах весьма многочислен. Нередко он нападает на туземцев, гоняясь за ними вплавь. На наших людей, весновавших в Икогмюте, медведи нападали дважды, и только греблею противу течения удалось от них избавиться". Может быть, потомков тех самых медведей и видели мы на косе с самолета?

Юкон и Кускоквим - видишь ли их в действительности или следишь за течением рек лишь по географической карте - живо напоминают о его путешествиях. Уналаклит и Нулато, редут Св. Михаила и Икогмют, названия многих других географических пунктов, точно определенных Загоскиным и положенных им на карту, настолько тесно переплелись с его именем, что в отрыве от него, сами по себе, даже и воспринимаются с трудом. А его "Пешеходную опись части русских владений в Америке..." на английском, а то и на русском языке встречаешь теперь среди наиболее часто используемых справочных книг на рабочем столе или на книжной полке практически каждого аляскинского биолога, географа, этнографа.

Лаврентий Алексеевич Загоскин среди современных ему "русских американцев" фигура удивительная и во многих отношениях типичная. Военный моряк, состоящий на службе Российско-Американской компании, отправлялся в глубь Аляски для решения лишь некоторых практических, "ведомственных" задач, причем уже это требовало от него больших усилий и мужества. Он полностью справился с поручением. Его экспедиция не только оправдала затраченные на нее средства, но и принесла, к удивлению начальства, даже прибыль за счет заготовленной пушнины, сохраненных инструментов, оружия, товаров. Экспедиция по-настоящему обогатила науку. Загоскин вел топографическую съемку местности и метеорологические наблюдения, собирал коллекции - зоологические и ботанические, по минералогии и этнографии, составлял словари наречий аляскинских туземцев. Он впервые описал закономерности климата внутренних частей Аляски и открыл целый народ - ттынайцев из "американского семейства краснокожих". Не меньшей его заслугой было и то, что он всюду устанавливал хорошие отношения с местным населением.

Свои наблюдения он изложил в книге, полное название которой - "Пешеходная опись части русских владений в Америке, произведенная лейтенантом Л. Загоскиным в 1842, 1843 и 1844 годах". Труд его был оценен по достоинству и признан современниками "столь же занимательным для обыкновенных читателей, сколько полезным для ученых", Таким он остается и сейчас.

..."Гусь" покружил над бывшим Икогмютом, низко прошел над крышами домов, над погостом с покосившимися крестами и полетел дальше. Времени на посадку не было. Как жаль, думал я, что не придется побывать в таком интересном месте. Но попасть в поселок все-таки удалось - весной следующего года.

Стояла середина апреля, солнце уже стало как следует пригревать, побежали первые ручьи, и у проталин суетились прилетевшие пуночки. Мы с Вадимом Сергеевичем оказались в это время в Бетеле, и у нас выдался свободный день. Накануне один из наших аляскинских знакомых, мистер Ворд, пилот и глава местной авиакомпании (в компанию входил еще один летчик, а владения ее составляли два маленьких одномоторных самолета), пообещал, если не будет клиентов, взять нас с собой в Ращен Мишен - Русскую Миссию. У него там были дела.

Клиенты, на наше счастье, не объявились, и утром мы уже втискивались в тесную кабинку самолета.

Кроме пилота и нас в самолете оказался пожилой эскимос, "отец Захар", как он сам представился, настоятель, а по существу псаломщик православной церкви в Русской Миссии. Это был сюрприз, приготовленный нам мистером Вордом. Отец Захар постоянно живет в Бетеле (по нашим понятиям - в районном центре, тогда как Русская Миссия - просто село). Он охотно откликнулся на приглашение Ворда в неурочный час посетить свою епархию и показать советским гостям церковь и другие местные достопримечательности.

Внешне наш спутник мало чем отличался от других аляскинских эскимосов. Одет он был в потертую синюю нейлоновую куртку, на голове - не менее потертая нейлоновая шапка-ушанка, на ногах - резиновые полусапоги-полуботинки. Единственный признак сана отца Захара - выглядывающий из-под куртки белый стоячий пластмассовый воротничок. Пока мы летели, отец Захар рассказывал о себе. Он почти неграмотен (с трудом, по складам читает по-английски), тем не менее был рукоположен в сан в Ситке (бывшем Ново-Архангельске, столице Русской Америки). Всю жизнь охотился, рыбачил, плотничал. С годами топором работать стало тяжело, помогают сыновья - тоже охотники, рыбаки, немного плотники. В Русскую Миссию он наезжает и правит службу в церкви по большим праздникам. Прихожане больше старики, сами живут бедно, за требы платят кто чем может - кто рыбой, кто деньгами. На доходы от службы в церкви не проживешь.

Показалась знакомая по прошлому году Русская Миссия. Тот же приметный утес, разбросанные без особого порядка избы, на этот раз почти по крыши заметенные снегом. Подо льдом и снегом нечетко улавливаются берега Юкона, разве что выдает их полоса кустарников или леса.

С земли на первый взгляд это и вовсе русская: деревенька, будто попал куда-нибудь на Северную Двину или Мезень. Рубленные "в лапу" избы и амбары утопают в сугробах. От избы к избе и от домов к реке и к лесу промяты тропки. Посредине, на холме, небольшая деревянная церковь с желтым куполом и: крестом. Немного в стороне, тоже на холме, огороженный частоколом погост.

А вот синие плакаты на стенах домов и амбаров с надписью по-английски: "Хэнзли - в конгресс!" - это уже Америка. Даже не просто Америка, а именно Аляска. Нас сразу же, словно они появились из-за ближайших сугробов, окружает стайка ребят, черноволосых, с плоскими, узкоглазыми лицами. Под скатом крыши на стене дома висят связки вяленой рыбы - юколы. На крыльце парень, длинноволосый, с непокрытой головой, "правит" шкуру бобра: тонким ремешком пришнуривает ее к деревянному обручу для придания шкуре традиционной па Аляске формы круга.

Со свойственной ему пунктуальностью Загоскин отметил, что зимников (домов) в Икогмюте пять, всего жителей - 92, в том числе взрослых мужчин - 22, христиан - двое, а язычников - 90. Что касается занятия жителей, то они состояли "сверх запасения рыбы на собственное продовольствие и продажу на Кускоквим в приготовлении из дерева различной деревянной посуды, а главнейшее - в перекупке пушных промыслов".

За сто тридцать лет многое, конечно, здесь изменилось. Прибавилось домов, хотя количество жителей увеличилось незначительно; нет работы, и молодежь едет искать ее в большие города, Наверное, не осталось больше язычников. Но в то же время, судя по рассказам отца Захара, многих эскимосов, особенно молодых, не назовешь и христианами.

С пронзительным треском, оставляя за собой струи сизого дыма, проносятся две мотонарты. Каждая тянет на буксире сани с железной бочкой. Они направляются на Юкон по воду. Одной из мотонарт управляет стоя преклонных лет эскимоска. Такого транспортного средства во время Загоскина, конечно, не знали, ездили на собаках" Однако сейчас в поселке не осталось ни одной собачьей упряжки.

Относительно "приготовления деревянной посуды" я, правда, не смог толком ничего выяснить. Что же касается рыболовства и пушного промысла, то они и сейчас основной источник существования местного населения. Ни над одной из крыш не видно радиоантенны, а тем более телевизионной антенны. В общем, многое здесь выглядит так же, как и в прошлом веке.

Сначала нас ведут к погосту. Пока идем по поселку, несколько пожилых эскимосов подходят к отцу Захару за благословением. Мужчины при этом снимают шапки. Обнажает голову и пастырь. Он крестит подошедшего, целуется с ним и невнятно произносит какую-то фразу, похоже - на церковно-славянском языке. Некоторые эскимосы прикладываются затем к заскорузлой руке отца Захара.

За покосившимся частоколом из-под снежной целины выглядывают ряды крестов, чаще деревянных, изредка - металлических или каменных. Многие из них наклонились, иные почти совсем упали. Есть кресты очень старые, основательно изъеденные вьюгами. На некоторых еще можно прочитать русские надписи: "Иван Бельков", рядом - "Анна Белькова", потом опять - "Иван Бельков". Видно, несколько поколений жившего на Юконе рода.

Отец Захар впереди нас прокладывает тропку, не смущаясь тем, что снег здесь выше чем по колено. Видимо, кладбище он знает хорошо. То и дело увлекает нас с тропки в сторону, разгребает рукой снег на могильном холме, чтобы показать очень старый, уже упавший крест с едва заметными следами русских букв. И чем больше видишь здесь русских имен и фамилий, тем грустнее становится на душе. Сколько же могил первопроходцев осталось в далекой американской земле! Могил, теперь оказавшихся в чужом краю, забытых и брошенных!

Экскурсия заканчивается осмотром церкви, бревенчатой, рубленной "в лапу", как и большинство строений в поселке. Она тесна и украшена внутри очень скромно. Отец Захар приглашает зайти в алтарь, отделенный от основной части церкви простой тесовой перегородкой. Достает псалтырь, изданный, возможно, еще во времена Русской Америки. К сожалению, начало книги не сохранилось, и установить, где и когда она была напечатана, невозможно. Потом он начинает распевать для нас что-то из церковных песнопений. Поет по-эскимосски, повторяя каждое слово по нескольку раз, и постепенно входит во вкус. Голос его, вначале дребезжащий, тихий, крепнет.

Деликатно покашливая, в дверь заглядывает мистер Ворд. Он уже закончил свои дела, и нам пора возвращаться...