Окно в Америку

Уже побывав на Кенайском полуострове, на Юконе и в других частях Аляски, некогда составлявших Русскую Америку, я понял, что путешествие в эти края, в их историю не может быть полным без знакомства с Охотском, городом и портом на Охотском побережье нашей страны. Долгое время он был "окном" в Новый Свет, единственным портом на единственном тогда пути из России в Америку.

Знакомство с этим городом было очень кратковременным и пришлось на зиму, пожалуй, самое неудачное для этого время года. Тем не менее оно послужило для меня как бы введением, напутствием ко всему путешествию в Русскую Америку.

В последние дни ноября 1977 года самолеты из Хабаровска в Охотск не летали - "по метеоусловиям", как сообщали аэропортовские репродукторы. Пояснение к этой скупой информации я вычитал первого декабря в газете "Тихоокеанская звезда", уже сидя в самолете. Газета сообщала: "Неделю на Охотском побережье бушевала пурга. Порывы ветра достигали десяти баллов. На улицах районного центра выросли трехметровые сугробы, двухэтажные дома были под самую крышу присыпаны снегом. Закрылись школы и Детские учреждения. В Охотске сформировали штаб по борьбе со стихией, создали аварийные бригады электриков и механизаторов,.. Сейчас над Охотском снова сияет солнце. Расчищаются дорога и улицы, устраняются последствия разбушевавшейся стихии".

И вот наконец Охотск. Постройки его сгрудились в низине, зажатой между горами и морем. Когда ми подлетали к нему, мне показалось, что город затаился здесь, на самом краю света, сжался, храня какую-то свою тайну. Но вблизи, несмотря на сугробы и болтающиеся в воздухе обрывки проводов - память о недавней пурге, - он предстал обычным, хотя и небольшим городом, с автомобилями, автобусами и неожиданно большим количеством людей на улицах.

Год его рождения - 1649-й. (Значит, нет старше его поселка на всем нашем Дальнем Востоке.) Именно тогда на берегу протоки Амунской, что в трех верстах от устья реки Охоты, заложил казацкий десятник Семей Шелковников "со товарищи" Косой острожек. Каких только испытаний не досталось будущему Охотску! Он горел, отбивал осады. Но особенно сильно страдал от наводнений. Через семнадцать лет после основания поселения река стала подмывать частокол, и острог перенесли на новое место, за четыре версты от прежнего. Еще через двадцать три года его начали разрушать морские волны, и острог вновь переехал, теперь - вглубь суши. Однако и на новоселье вид его оставался неприглядным. "Охотский острог рубленой в заплот ветхой. Во оном остроге в восточной стороне проезжая башня, ветхая без верху. Подле той башни, в полуденной стороне, три избы черные, ветхие, где живут комиссары. В том же остроге в стене амбар, где кладется всякая казна". Таким, по свидетельству очевидца, был острог перед своим очередным переездом.

Еще раз перенесли его на новое место - на галечниковую косу, к совместному устью Охоты и Кухтуя, - в 1725 году, когда по плану Витуса Беринга, начальника Камчатской экспедиции, началась постройка Охотского порта. С той поры Косой острожек ожил, "Юн стал называться Охотским острогом, потом - Охотским портом, а затем - просто Охотском. От него получило свое название и Охотское море (раньше оно звалось Дамским, или Пенжинским). Название же города происходит от реки Охоты, а это искаженное эвенское слово "окат", что значит "Большая река".

Но и устье Охоты и Кухтуя оказалось не лучшим местом для города: при штормах морская вода заливала косу и затапливала большую часть городских построек. "Вода с моря, - сетовал Г. И. Шелихов, - переливается в реку Охоту через все то пространство широты, на коей город стоит, и беднейшее охотское строение топит и повреждает, жителей приводит в отчаяние". По этой причине в 1815 году Охотск вновь переезжает, теперь - на левый берег Кухтуя, где он находится и поныне.

"Ни один путешественник, побывавший в Охотске, не отозвался о нем добрым словом", - писал в середине прошлого века автор "Пешеходной описи" Загоскин, хотя то была далеко не худшая пора в истории города. Не радовали глаз убогие, почерневшие избы, покосившиеся казармы, магазины (то есть склады), разбросанные либо на косе, куда в любой миг могли ворваться морские волны, либо по низменным речным берегам и утопающие летом в болотной жиже. Зимой лютовали метели, морозы, а летом досаждали бесконечный нудный бус (мелкий, въедливый дождь), туманы. Хотя и стоял он у рек, с питьевой водой в Охотске было плохо. Мясо за столом бывало только у богачей. Да и хлеб, по причине его чрезвычайной дороговизны, почитался у простого люда за лакомство; каждодневной едой у горожан была рыба, большую часть года вяленая либо соленая, да бурдук - кислое ржаное тесто. Каждую зиму нещадно косила людей цинга, и потому так быстро росли ряды бедных могил на охотских погостах. Моряки проклинали предательские подходы к Охотскому порту: по количеству кораблекрушений он, возможно, не имел себе равных в Российской империи. И все-таки жизнь здесь не считалась тусклой и однообразной.

В 1716 году отсюда отправилось в плавание первое морское судно местной постройки. И с тех пор Охотск стал "окном" в Тихий океан - на Камчатку, на Курилы, в Америку. Долгое время через этот город и порт проходил торговый путь на Аляску - к острову Кадьяк, Алеутским островам, Ново-Архангельску и в Калифорнию - к русскому поселению Форт Росс близ нынешнего Сан-Франциско. Охотск провожал за море то промышленные, то государственные экспедиции, встречал обозы из Якутска, из России, корабли, вернувшиеся из Далеких краев, и часто с богатым промыслом. Не раз сходили с этих кораблей на здешнюю землю невиданные доселе "дикие американцы" - гордые индейцы в плащах из лосиных шкур, алеуты в своих диковинных одеждах. В охотском магистрате скреплялись многотысячные сделки. В бокалах пенилось шампанское вдовы Клико, хотя цена на него была здесь поистине астрономической. Ни днем, ни ночью не стихал шум в охотских кабаках...

Хранит этот город и тайны: не обманывало все-таки первое впечатление. Свидетелем каких только событий он не был!

Как-то невольно представилось мне происходившее здесь в 1727 году, два с половиной столетия назад, когда только еще собиралась в путь Первая Камчатская экспедиция. "Нынешней зимою, - писал тогда в своем рапорте в Адмиралтейств-коллегию капитан Беринг (командором он станет позже), - здесь великие снега и жестокие морозы и пурги, и сказывают здешние жители, которые живут здесь больше 20 лет, что не помнят такой жестокой зимы".

Десяток изб, без всякого порядка разбросанных внутри острога и утопающих в сугробах, уже не вмещают определенных сюда на постой солдат, матросов, мастеровых. А новые партии людей все подходят. Из тех самых распадков, что видишь с улицы современного Охотска, тянутся обозы нарт, запряженных людьми, бредут люди, изнуренные тяжелой дорогой, закутанные кто во что, с почерневшими, обмороженными лицами...

Звонкий скрип шагов на мерзлом снегу, собачий лай и визг, хриплые человеческие крики, стук топоров, слова команд, подчас с иностранным акцентом. Притихшие и попрятавшиеся обыватели ("от эдаких гостей не жди барыша!")...

Летом того же года на засыпанной щепой косе выросли первые постройки, обозначились контуры будущего порта и города. В июне здесь торжественно спустили на воду "Фортуну", и капитан жаловал корабелов вином. Было это судно лишь одномачтовым шитиком, но первенцем среди кораблей, построенных в Охотске. А в августе на двух судах Первая Камчатская экспедиция покидала порт. Буднично, обычно катилась в тот день по мелям серая холодная волна, как всегда, хрипло кричали чайки...

В 1737 году Беринг снова в Охотске - снаряжает Вторую Камчатскую экспедицию. Стояли здесь тогда, как пишет Степан Крашенинников, автор "Описания земли Камчатки" и первый исследователь этого полуострова, "часовня во имя Спаса всемилостивого, канцелярия, дом управляющего, пять частных домов и строения морской команды - четыре дома, шесть изб и две казармы. Кроме того, возводилось много новых построек".

Старинная часовня на Кенае

Лето, зиму и еще лето шли сборы; строились корабли, подтягивались обозы со снаряжением и провиантом. Лишь в сентябре пакетботам "Св. Петр" и "Св. Павел" удалось выйти в свое знаменитое плавание к американским берегам. "Св. Петр" возвратился в Охотск лишь через четыре года, а "Св. Павел" - на год позже (но не тот, что вышел в плавание, а новый, собранный из остатков прежнего). Многим морякам, да и самому командору, так и не суждено было вернуться...

Представился мне и другой Охотск - последней четверти XVIII века. Город расстроился. Кроме крепости, обнесенной палисадом, складов и казарм, поставленных еще при Беринге, выросло в нем несколько улиц, деревянная церковь, магистрат с городским гербом на фасаде: изображением двух якорей и морского штандарта. Над обывательскими домишками вознесся просторный дом всесильного совестного судьи, коллежского асессора Коха, сумевшего подчинить себе даже самого коменданта. "В небе бог, а в Охотске Кох"- возможно, сам Готлиб Иванович и сочинил эту ходкую поговорку и уж во всяком случае не считал ее для себя обидной.

Не легче прежней была здесь жизнь. Все так же царил в городе неистребимый рыбный дух, и завываниям метели вторил все тот же вой десятков, а то и сотен упряжных собак. Но потянулся народ в Охотск, далеко разнеслась молва, будто каждый находит здесь свою долю. Заманил он и удалого купеческого сына Гришату Шелихова. Впервые попал тот сюда в 1774 году, и, хотя сам город никогда не был ему мил, связала их судьба до самой смерти. Всего лишь приказчиком сибирских купцов-богатеев пришел Шелихов в Охотск, а покидал город в последний раз человеком, известным во всей империи, "Колумбом росским", государственным мужем.

Где-то здесь жил на покое известный передовщик Никифор Трапезников. Бывал он и на Алеутских островах, и на самой "матерой" американской земле, а хозяйство его вела вдовая внучка Наталья. Хорошо знал Григорий тот дом! Ведь там разбередили его душу рассказы старика о заморских землях, там сведался он и с красавицей Натальей, Там же благословил их дед, а вскоре сыграли свадьбу.

Здесь же, в устье Урака, строил Шелихов свои корабли и в 1782 году повел их к американским берегам. А через три года он снова в Охотске, где есть у него уже и, дом, и свои амбары.

В 1789 году в городском магистрате был скреплен договор с македонским греком Евстратом Деларовым, которого назначил Шелихов правителем острова Кадьяк и "матерой" американской земли. А до этого, уединяясь дома от суеты, не один вечер обдумывал и сочинял Григорий Иванович свои наставления будущему правителю. Конечно, не забывал он в них о собственной пользе, но еще дороже были ему интересы России. И проникнуты ими все параграфы наставлений, даже такой, казалось бы, второстепенный; "Для приплоду увезти в Америку из Иркутска две пары собак злобных и две пары кроликов, а из Охотска годовалых две пары с бычками телочек да пару свиней и пару коз, которых стараться там расплодить, с наблюдением экономии, посеяв хлеба и огородных плодов. Посланные семена... стараться непременно размножить, что послужит в честь вашего ревностного на будущия времена к отечеству усердия".

В той же горнице охотского дома писал он потом Деларову длинные письма. Чего только там не было - вплоть до советов, как учить кадьякских школьников: "Грамоте, петь и арихметике учить более мальчиков пожалуйте старайтесь, чтоб со временем были из них мореходы и добрыя матрозы; также мастерством разным учить их надобно, особливо плотничеству... Книг учебных, горных, морских и протчих множество к вам пришлю. Кто учитца хорошо, тем гостинца пришлю на судне".

Здесь, на охотском берегу зрели в его голове дерзкие планы дальних вояжей. И не был ли причиной тому здешний охотский ветер? Не он ли будоражил "Колумба росского", донося временами из-за моря таинственные пряные запахи?

Помнит тот Охотск и Александра Андреевича Баранова, его сутулую фигуру, тяжелую поступь, суровый взгляд. Хотя жил Баранов по-холостяцки, замкнуто, был он здесь человеком известным, а слово барановское считалось надежнее иного документа. И все равно, не полагаясь на молву, наверное, долго присматривался к нему Шелихов, прежде чем заключил с ним договор, скрепленный в городском магистрате 15 августа 1790 года: "Мы, нижеподписавшиеся, рыльский именитый гражданин Григорий Иванов сын Шелихов, Каргопольский купец, иркутский гость Александр Андреев сын Баранов постановили сей договор о бытии мне, Баранову, в заселениях американских при распоряжении и управлении Северо-Восточной компании тамо расположенной..."

Последний раз был Шелихов в Охотске в 1794 году, за год до своей смерти. Приезжал сюда Григорий Иванович, чтобы по-хозяйски снарядить корабли, отправить с ними в Америку и людей - промышленников, мастеровых, хлебопашцев, и грузы - инструменты, съестные припасы, книги...

...Хрустела эта прибрежная галька и под ногами капитана российского флота Гавриила Сарычева, и первого исследователя недр Аляски Дмитрия Тарханова, и священника Вениаминова (которого будут называть потом апостолом Аляски), и путешественника Лаврентия Загоскина. Неважно, коротким или долгим было их знакомство с Охотском, но этот город, несомненно, оставил свой след в жизни каждого из них.

Охотск жил полнокровной, богатой событиями жизнью до самой середины прошлого столетия. А когда по высочайшему повелению главным русским портом на Тихом океане стал Петропавловск-Камчатский, а потом Николаевск-на-Амуре, когда поднялись Благовещенск, Хабаровск, Владивосток и наладилось сообщение с ними - Охотск зачах. Все меньше кораблей вставало на его рейде. Без ухода, от сырости, от штормов быстро ветшали городские постройки. Зарастал и становился все менее проходимым Охотский тракт.

Но дело не только в появлении новых городов. Судьбы Охотска и Русской Америки оказались тесно связанными. Он был началом, опорой моста, что тянулся через океан, с материка на материк. Правительство России продало Аляску Америке - и это разрушило мост, осталась его опора на сибирском берегу никому не нужной. Только в наши дни вновь пришел расцвет к этому городу, на рейде его опять теснятся корабли. Но это уже тема другого рассказа...

Мало что осталось в наши дни в городе от старого Охотска - всего лишь один дом, что стоит на углу современных улиц Кузнецова и Белолипского и построен, возможно, еще в первой четверти прошлого века. Во всяком случае на фотографии, относящейся к середине XIX века, его без труда можно узнать: он невелик, приземист, не нов, о трех окнах по фасаду, обшит снаружи лиственничными досками, причем прибиты они явно "штучными", ручной ковки гвоздями с разнокалиберными квадратными шляпками. В доме все еще живут, над трубой вьется дымок...

Встречаются и еще кое-какие следы прошлого. В местном краеведческом музее, например, можно увидеть офицерский кортик, части ружейного замка, медный крюк в виде конской головы - часть традиционного якутского седла. Найдены они на размываемой морем косе. Среди прибрежной гальки, что топчут ногами прохожие, нет-нет да и мелькнет старинная позеленевшая монета или свинцовая пломба с буквами РАК (Российско-Американская компания). А у побережья якорьки рыбачьих шлюпок нередко цепляются за могучие лапы старых "адмиралтеев" (судовых якорей), потерянных когда-то мореходами.

Сохранилась, конечно, панорама окрестностей города. Таким же остался необыкновенный здешний воздух, в котором смешались смолистый аромат лиственниц и запахи водорослей, рыбы, моря...