Прежде чем продолжить свой путь по Ваикики в поисках многочисленных легенд и преданий, я зашел туда, куда обычно почти не заглядываю и о чем никогда не пишу,- в огромный местный торговый центр, носящий благозвучное гавайское название "Ала Моана" ("Морской путь").
Гавайская "Ала Моана" во многом отличается от торговых центров крупных городов; это скорее парк, украшенный многочисленными скульптурами, сочетающими в себе элементы традиционного и современного искусства, фонтанами и разноцветными бассейнами с золотистыми китайскими карнами. На многочисленных скамейках сидят люди, многие приходят сюда просто отдохнуть. Магазины, рестораны и культурные заведения, ради которых создан центр, скромно отступают па второй план. Я очень не люблю ходить по магазинам, но сюда заглядывал с удовольствием, может быть, из-за особой атмосферы, царящей в "Ала Моане". Здесь мне даже удалось записать одну интересную историю. Трудно сказать, добрая она или злая, "белая или черная".
Пожалуй, стоит начать с "черного цвета". Знаменитый художник, о котором пойдет речь, писал свои картины всегда только на темном фоне - на черном бархата. Прежде чем познакомиться с этими черными картинами, рассказывающими о жизни полинезийцев, в "Ала Моане", я встречался с ними на Таити. Тогда отметил про себя необычность двух пейзажей, которые видел в одном доме. Хозяин этих картин, по-видимому, не слишком высоко ценил их. Там я впервые услышал имя этого художника - Эдгара Литега - второго ваи-кикского человека-легенды.
Я мог бы рассказать об этом художнике, верном полинезийским мотивам, в книге "Последний рай", где шла речь о Таити. Однако мне кажется, о нем следует говорить именно в связи с "Ала Моаной", где я обнаружил настоящий храм, целиком посвященный творчеству Литега.
В "Ала Моане" можно купить все, но меня привлекла единственная надпись над одним из магазинов: "Блэк Вэлветс" - "Черный бархат". Строчкой ниже стояла фамилия художника: Литег из Таити. Здесь были выставлены для осмотра и на продажу богатым покупателям картины этого художника. Насколько же прочно вошел он в жизнь Полинезии, если к его имени, как правило, прибавляют название полинезийского острова, словно речь идет вовсе не об американском самоучке, случайно заброшенном на острова Южных морей!
Я зашел в магазин и сразу почувствовал себя как дома. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что именно такие картины на полинезийские сюжеты, написанные на черном бархате, я уже видел у моего таитянского друга. Когда-то они были куплены хозяином дома за несколько долларов - у бедного, как церковная мышь, начинающего художника, и он хранил их, свернув трубочкой. Сегодня такой "сверток", проданный когда-то Литегом так дешево, стоит в тысячи раз дороже. Цена их продолжает расти, чему немало способствует легенда вокруг имени их создателя.
В отличие от Дюка Каананоку, с которым мне довелось познакомиться лично, ко времени моего первого приезда на Гавайи Литега, "человека-легенды номер два", уже не было в живых. Но в храме, где царил культ Литега, я подружился с Барни Дейвисом, создателем и владельцем этой галереи, "верховным жрецом" поклонников покойного художника. Его судьба созвучна прошлому и настоящему неповторимого Ваикики.
Барни Дейвиса в детстве звали Бранислаусом. Он родился в Литве, но страшная нищета первых десятилетий нашего века вынудила семью литовского крестьянина покинуть родину и отправиться за океан, в Америку. Не знаю, как сложилась судьба родителей Бранислауса в Новом Свете, но сын их, носивший теперь имя Барии, быстро приспособился к американскому образу жизни и воспринял все американское - и хорошее и плохое. На теле появилась татуировка. На жизнь зарабатывал игрой на гармошке, пока в конце концов не попал в руки вербовщиков и не оказался на службе в военно-морском подводном флоте США. Так американский литовец Барни Дэйвис попал на Гавайи, в Перл-Харбор, и, демобилизовавшись через много лет, навсегда остался на прекрасных островах.
Мастер па все руки, моряк с подводной лодки нанялся подсобным рабочим в гонолулский театр. В этом же театре художником по декорациям работал потомок немецких иммигрантов Эдгар Литег. Он был продолжателем семейной традиции Люттагов (так звучала эта фамилия по-немецки): его дед делал прекрасные надгробные памятники, прадед был архитектором. Молодой Литег, единственный сын своих родителей, начинал в Америке "с нуля" - работал подручным у мясника, рабочим на сталелитейном заводе в Иллинойсе, был ковбоем в Техасе. В Калифорнии он рисовал рекламы. Скопив немного денег, молодой Литег предпринял "королевское" путешествие на Таити. Как и многие другие, он был сразу очарован "последним раем". Затем судьба забросила его на Гавайи, где он познакомился с Дейвисом. Когда Литег вернулся на Таити, он обосновался на красивейшем острове Южных морей - Муреа. Здесь он построил сначала маленький, а позднее и большой дом и каждый вторник на лодке "Митиаро" отправлялся на весь день в столицу Таити Папеэте. Об этих "вторниках" в Папеэте рассказывают до сих пор. Худой, низкорослый (всего полтора метра), невзрачный Эдгар был пьяницей и забиякой. В порту он дрался с кем угодно и по любому поводу, волочился за портовыми девчонками, а к вечеру, обессиленный от драк и любви, возвращался в свой "рай" на острове Муреа, в свой дом на берегу "прекраснейшей в мире бухты" Пао-Пао. Там он усердно, до изнеможения работал в течение шести дней, создавая одно полотно за другим.
Сначала Литег рисовал на обычном холсте. Но однажды в магазине Папеэте кончились белые холсты и все, что могло их заменить. Продавщица-китаянка предложила ему черный бархат, который в тропиках никто не покупал. Литег скупил весь бархат. Очень скоро он понял, что краски на таком "холсте" по-особому светятся, а черный фон придает картинам необычное настроение. Литег принялся за работу с еще большим энтузиазмом. За шесть дней одиночества он писал столько картин, что, похоже, создавал их одним взмахом кисти. На седьмой день, во вторник, он, как обычно, продавал свой товар в Папеэте по пять-десять долларов за штуку, выменивал на еду, выпивку, а чаще всего на любовь.
Однажды в Гонолулу приехал миссионер-мормон с Таити, рассказавший Дейвису, чем промышляет его приятель на Таити и какой разгульный образ жизни он ведет. Барни Дейвис решил, что он должен что-нибудь сделать для заблудшего друга, и предложил тому попробовать продавать его картины на Гавайях по более высокой цене, с тем чтобы прибыль делить пополам. Дейвис обладал тонким художественным вкусом и чутьем. Он стал хорошим советчиком своему другу, жившему на другом конце Полинезии. К тому же Дейвис оказался непревзойденным "рекламным агентом" и писал о Литеге статьи. Он подарил мне написанную им самим, прекрасно изданную в Японии книгу о Литеге. Распознав в своем друге большой талант, он причислил его к крупнейшим мастерам изобразительного искусства. Один мой гонолулский знакомый вспоминал, как Барни Дейвис много раз приглашал его посетить выставку картин Литега. Так, в 1950 году он сообщил, что "открыл художника рембрандтовского масштаба", в 1951 году утверждал, что "Литег волнует больше, чем Гоген", добавляя: "Это новый Рубенс". В 1952 году Дейвис сравнивал Литега с "великим Гойей". Но приглашенный не появился и на этот раз. В 1953 году Дейвис коротко и с грустью сообщал своему другу: "Литега больше нет. Ты слишком долго собирался. Теперь он уже среди бессмертных".
Вряд ля можно отнести картины Литега к бессмертным творениям. Более чем смело было бы сравнивать его с Гойей или Рубенсом. Но факт остается фактом: полинезийские картины Литега волновали зрителей и до сих пор возбуждают большой интерес. Каждое его полотно стоит несколько тысяч долларов. Творчество художника воспето крупным гавайским поэтом Блэн-дипгом. Тот оценивал Литега более трезво, чем татуированный моряк, американский гармонист литовского происхождения Барни Дейвис. Однако, по мнению поэта, Литег достоин сравнения с Гогеном.
Слава Литега подогревалась легендами о его бесконечных любовных похождениях. Были у него подружки и на Гавайях, но его постоянным окружением стали вахине с островов Таити и Муреа. Литег похож па Гогена тем, что еще при жизни стал человеком-легендой Южных морей. Так же как и Гоген, он в конце концов заразился от одной подружки дурной болезнью. Художник трагически погиб в 1953 году: возвращаясь с очередной пьянки, он на мотоцикле врезался в бетонную стену и разбился.
Барни Дейвис навсегда остался в Ваикики. Каждый раз, приезжая сюда, я заставал его в полном здравии и довольстве. Даже в своем преклонном возрасте он продолжает оставаться большим оригиналом. Барни по-прежнему верен памяти друга. Он тщательно отбирает картины и письма, которые тот писал ему с Таити, для экспозиции в своем магазине-галерее, где можно увидеть также таитянские фотографии художника. Как и прежде, пишет о нем статьи и репортажи и искренне верит в его исключительный талант. По-доброму он относится ко всем, кто, подобно ему и Литегу, по достоинству оценил и полюбил полинезийцев. Он подарил мне свою книгу о Литеге с надписью: "Я дарю эту книгу именно тебе, Мило, одному из нас, истинных друзей Полинезии. С алоха твой друг Барни". Передавая мне книгу, он не преминул еще раз заметить:
- И помни, Мило, Литег действительно был новым Гогеном!
Я мог лишь поблагодарить его за подарок, за честь осмотреть музей и картины Литега, но судить о них я не вправе. Оценку художнику, его искусству, его жизненности, как и всему в нашем мире, может дать только время, только мудрая и бескомпромиссная история.