На бирже

На бирже

Одиннадцать, Уолл-стрит. Нью-Йоркская фондовая биржа. Старомодное массивное здание с торжественными коринфскими колоннами. С фасада похоже на театр. Да и внутри, если разобраться, нечто вроде театра, на сцене которого разыгрывается массовое представление под названием «Битва за золотого тельца». Или, скорее, нечто подобное корриде, в которой одновременно участвуют сотни тореадоров и быков. (Кстати, «быки» действительно присутствуют на арене фондовой биржи - так называют здесь тех дельцов, что играют на повышение курса акций, в противоположность делающим ставку на понижение, которых зовут «медведи».) Между прочим, термин «биржа» происходит от позднелатинского «bursa» - «кошелек». Три кошелька были изображены на гербе одного из зачинателей этого капиталистического института голландского менялы и маклера Ван дер Бурсе из города Брюгге. Отсюда все и пошло.

Оказавшись здесь, на южной оконечности Манхэттена, нельзя не заглянуть на биржу. Потому что нет, наверное, другого места в городе, да и во всей стране, где с такой наглядностью представал бы перед тобой стихийный механизм капиталистического рынка, где столь зримо разворачивалась бы драка за прибавочную стоимость, создаваемую трудом миллионов американцев. А это имеет прямое отношение ко всему в стране - и к богатству тех людей, что прилетают сюда в личных гидропланах и садятся на воду неподалеку от Уолл-стрита, и к взрывчатой нищете Гарлема, и к бедам буксующего Детройта, и к агрессивной воинственности рейгановского Вашингтона.

На улице негритянского гетто - Гарлема

На Нью-Йоркской фондовой бирже я уже бывал. Заглядывал сюда несколько раз, приезжая в город на берегах Гудзона. Всегда оказывался на галерее для публики, откуда видишь наполненный суетящимися людьми зал сверху, через пуленепробиваемое стекло. (Прозрачную преграду, говорят, установили после того, как несколько раз посетители, взволнованные падением или взлетом курса акций, роняли фотоаппараты и другие достаточно тяжелые предметы на головы биржевых дельцов.)

На этот раз благодаря содействию вице-президента биржи я буду допущен на «дно денежной ямы», в святая святых «свободной предпринимательской деятельности».

Стою в холле на первом этаже перед высокими, темного дерева вратами. Жду специального пропуска. Черный мрамор стен, тяжелые латунные ручки дверей, старинные часы с выпуклыми бронзовыми цифрами над входом в зал - все здесь монументальное, темноватое, старомодное, хранящее дух тех времен, когда на Уолл-стрите заправляли основатели династий американских миллиардеров - «бароны-грабители», как прозвали их, Расхаживают у дверей дюжие охранники в униформе. Толпятся у входа какие-то однотипные люди в простецких синих спецовках. У каждого в нагрудном кармане десятка полтора карандашей с резиновыми наконечниками. Все поглядывают наверх, где на продолговатом экране бежит с шорохом бесконечная лента зеленых светящихся цифр - последние сведения о состоявшихся; там, внутри, куплях-продажах и курсе акций на данный момент,

Наконец мой провожатый возвращается. Вешает на карман моего костюма металлический жетон, просит не терять, так как, в этом случае придется заплатить штраф в сто долларов.

Металлический талисман сделал свое дело. Врата, неприступные для посторонних, распахнулись, и вот мы в главном зале Нью-Йоркской фондовой биржи. В капиталистическом аду ( а может быть, раю, где творится священнодействие купли-продажи.

Большой, темноватый зал с высокими сводами собора заполнен суетящимися, куда-то бегущими, размахивающими руками, сбивающимися в кучки и снова распадающимися на отдельные единицы людьми. Первое впечатление - полный хаос. Приглядев-1 шись, замечаешь, что в диком хороводе есть свои закономерности. Два потока движутся навстречу друг другу, вызывая за вихрения на стыках. Один - от телефонных аппаратов на стенах к шестиугольным, похожим на соты кабинам, что располо-! жены посредине зала. Другой - от кабин к телефонам. По потолку бежит такая же, как у входа, только еще более длинная, лента электронных букв и цифр. С щелканьем открываются номера на огромной черной доске наверху стены. Ровный нескончаемый гул - шум слившихся воедино голосов, шорох подошв, щелканье пластинок на черной доске.

- Люди в синих спецовках - служащие биржи,- объясня-| ет работник пресс-отдела Айван Купер. Он говорит о них почти пренебрежительно.- Мы называем их «двухдолларовые маклеры»- столько платят им за каждый оформленный контракт и сто акций. Они всего лишь технические работники, оформляют заказы. А вот те, кто стоят вокруг контороксот,- это солидный' народ, «специалисты», представляющие группы компаний. Другие, такие же, как они, в деловых костюмах, что снуют по залу, от телефонных аппаратов к конторкам,- брокеры. Когда на доске открывается номерок, брокер знает, что его вызывают к телефону. Получив заказ, к примеру, купить тысячу акций электронной компании «Интернэшнл бизнес машинз», он спешит к конторке, к тому специалисту, который представляет эту компанию. Здесь происходит купля-продажа, естественно, по курсу на данный момент. Быстро заполняется картонная карточка, которая закладывается в аппарат, немедленно сделка фиксируется, а на ленте вверху зала появляются светящиеся цифры - куплено столько-то акций, курс такой-то. Курс-то как раз и меняется в зависимости от спроса и предложения.

С любопытством рассматриваю жрецов доллара. Одни стоят, о чем-то задумавшись. Другие беседуют друг с другом, словно они и не на работе. А вон тот, высокий, артистичный, с закрученными вверх мушкетерскими усиками, что-то кричит, размахивая бумажкой. Каждый работает по-своему. Один спокойно, без излишней аффектации, другой - вкладывая всю душу в свои действия, жестикулируя, демонстрируя эмоции.

- Обратите внимание,- говорит Айван,- большинство из работающих здесь носят мягкую обувь. За день набегаешься. Подсчитано, что в иной день маклер покрывает дистанцию в семь - десять миль.

- А как становятся маклерами, какие условия предъявляются к человеку, чтобы получить здесь «прописку»?

-На бирже тысяча триста шестьдесят шесть мест,- отвечает Айван.- Чтобы заполучить одно из них, надо заплатить около ста тысяч долларов.

- Большие деньги! Где их достать?

- В Америке немало богатых людей,- отвечает мой провожатый, поправляя уголок красного платочка в нагрудном кармане темно-синего, ладно сидящего блейзера.

Все время щелкают открывающиеся пластинки на большой черной панели.

- Это старое сооружение,- говорит Айван.- У многих маклеров сейчас более надежная связь с конторой. Они носят в кармане маленькие приемно-передающие рации. Если коробочка запищит, значит, брокера зовут к телефону.

Следующий зал поменьше размерами, нечто вроде пристройки к основному. Здесь немного светлее, можно хоть сделать несколько фотоснимков.

-Может быть, хотите поговорить с кем-то из работников биржи?

-Конечно.

Полный, усатый человек, похожий чем-то на современного Портоса. Зовут его Майкл Крим. Неплохая фамилия, ведь английское слово «крим» означает «сливки». Он и впрямь здесь снимает сливки - он специалист, и не только специалист, но и «губернатор», то есть руководитель группы спецов. Стоит в уверенной позе, опираясь локтем на прилавок конторки, у доски, на которой написаны имена его компаний и цифирки сиюминутного курса их акций.

- Что представляю? Вот это - «Си-Ай-Ти» - страховав компания; «Эй-Би-Си» - цепь продовольственных магазинов; «Джи-Эйч-Би» - компания, производящая пиво; «Эй-Ар-Ви»-радиоприемники и детали для автомашин; «Би-Ар-Туай» - про довольственные товары; «Ти-Эн-Даблью» - транспорт. Как ви дите, у меня весьма широкий профиль,- улыбается мистер Сливки.

Чтобы получить это теплое местечко, Майкл Крим заплатил в 1956 году сто восемь тысяч долларов. Занял у отца, говорит он непринужденно. Оказывается, отец тоже был биржевым дельцом.

Отражается ли неустойчивость экономической конъюнктурь на его делах? Конечно. Возьмите компанию «Си-Ай-Ти». Еще недавно курс акций был тридцать пять, потом упал до двадцати восьми, сейчас держится на уровне тридцати. «Джи-Эйч-Би» с пятнадцати скатилась до десяти. Тут помимо общей экономической ситуации сказывается еще неблагополучие в руководстве компаний. Все сказывается... Он вынимает листок бумаги.

- Вот посмотрите.

На желтоватом плотном листе диаграмма выписывает острые зигзаги, словно температуру тяжелобольного человека,

- Это курс индексов Доу Джонса,- говорит мистер Крим.- Сказывается ли это на мне? Конечно, специалист больше зарабатывает, когда курс акций поднимается. В этом смысле работа у него рискованнее, чем, скажем, у брокера, который получает свои комиссионные независимо от того, падают ли акции или идут в гору... Но ничего,- улыбается в усы мистер Крим,- свое я возьму. Как бы ни падали акции, в период подъема компенсирую потери. На бобах не останусь...

Да, биржа - это барометр, который немедленно реагирует на нюансы экономической конъюнктуры. Можно сказать, что биржа - это индикатор уверенности делового мира в состоянии экономики или, наоборот, отсутствия такой уверенности.

Вот, например, три года назад, когда к власти в Вашингтоне пришло правительство республиканцев, акции компаний резко поднялись. Провозглашенная Рейганом программа «экономического оздоровления» оказалась по сердцу большинству банкиров и промышленников прежде всего потому, что она обещала значительное сокращение налогов, выплачиваемых корпорациями, отмену различных законов, регулирующих их деятельность, в том числе законов по охране окружающей среды. Особенно бурно радовались в офисах военных концернов. Упор администрации Рейгана на гонку вооружений, запуск в производство новейших видов оружия обещал им еще более крупные барыши от производства ракет, самолетов, подводных лодок, космических аппаратов, всевозможных электронных систем. А вот в сентябре 1982 года президент Рейган предложил увеличить налоговые сборы почти на девяносто девять миллиардов долларов в течение ближайших трех лет. На этот раз курс большинства акций резко упал, и не только потому, что увеличение налогов, естественно, никого не радует, а прежде всего вследствие того, что экономисты, да и не только экономисты, расценили новый шаг Белого дома как еще одно свидетельство провала «рейганомики», чрезвычайно неопределенных и даже мрачных перспектив американской промышленности.

Нью-Йоркская фондовая биржа - крупнейший рынок ценных бумаг в США. На ней представлено более тысячи пятисот пятидесяти компаний, на долю которых приходится свыше сорока процентов совокупного дохода американского бизнеса. Каждый день сорок - шестьдесят миллионов акций переходят из рук одних промышленных корпораций, банков и частных лиц в другие.

Фондовая биржа - важный механизм капиталистической экономики. Это своего рода общий рынок страны, на котором в стихийной игре спроса и предложения оцениваются состояние и перспективы отдельных компаний и отраслей промышленности. И главный канал мобилизации средств для вложения в основной капитал промышленности.

- Большинство компаний сегодня не принадлежит отдельному человеку или семье. Это акционерные общества,- бойко, как зазубренный урок, излагает Айван.- Создавая какую-нибудь компанию, например, по производству бытовых электроприборов, предприниматель или группа предпринимателей вкладывают в новый бизнес имеющиеся у них средства. Но денег не хватает, чтобы начать производство продукции. Тут-то и помогают акции. Выпускается, скажем, три миллиона акций стоимостью двадцать долларов каждая. Акции поступают на биржу. Их может купить каждый. Для этого достаточно позвонить по телефону в одну из маклерских фирм, представителей которых вы видите вокруг, и сообщить номер своего счета в банке. Не проходит и часа, как Джон Смит из Южной Каролины, Боб Ричарде из Огайо или Лестер Браун из Вашингтона становятся обладателями акций, символическими совладельцами компаний. У Джона Смита было свободных двести долларов. И он купил десять акций. Боб Ричарде выделил на эти цели четыреста пятьдесят - четыреста шестьдесят долларов, и ему досталось двадцать три акции. А Лестер Браун, человек побогаче, купил фондовые бумаги на общую сумму в две тысячи долларов, целых сто акций.

Итак, все довольны - и предприниматели, и клиенты. Первые загребли немало денег от тысяч Джонов, бобов и лестеров, а смиты, ричардсы и брауны стали совладельцами компаний, мечтающими о прибылях. Пройдет время, и все акционеры получат официальное извещение от совета директоров компании, извещающее их о финансовом состоянии бизнеса. И если компания функционирует успешно, если она выдержала конкуренцию и сумела утвердиться на рынке, получат прибыль, скажем, двадцать центов на каждую акцию. Если же дела электротехнической фирмы пошли плохо, курс акций упадет и вместо вложенных двухсот долларов Джон Смит станет обладателем всего ста пятидесяти долларов, Боб Ричарде - трехсот сорока пяти, а Лестер Браун - тысячи пятисот долларов.

Таковы законы капиталистической системы,- говорит Айван.- Решаясь играть на бирже, можешь не только выиграть, но и проиграть. Да еще как проиграть! Остаться, как говорится, без штанов.

Поправив и без того аккуратный узелок яркого красно-синего галстука, мой провожатый сообщает, что всего в Соединенных Штатах сейчас двадцать пять с половиной миллионов владельцев разнообразных акций. Что, дескать, свидетельствует о широком участии рядовых американцев в капиталистическом бизнесе.

Работник пресс-отдела биржи Айван Купер не просто гид для заслуживающих индивидуального внимания гостей. Он и пропагандист того института, которому служит. А раз так, то приходится бывшему журналисту отрабатывать более солидную и более устойчивую, чем в газетах, зарплату, полученную от щедрот финансовых воротил.

Но конечно же, и Джон Смит, и Боб Ричарде, и даже Лестер Браун - капиталисты липовые. К реальному воздействию на дела «своей» компании они имеют не большее отношение, чем пассажиры метро к управлению поездом. Да и шансы разбогатеть у них практически равны нулю. А вот потерять то немногое, что у них есть, шансы вполне реальные.

Выигрывают на бирже крупные владельцы акций, заправилы монополий, те, кто заседают в советах директоров компаний, кто заранее знает о намечающемся падении или росте производства. Покупая ценные бумаги по низкому курсу и продавая по высокому, они иной раз за день «прибавляют в весе» на миллионы долларов.

- Обратите внимание на металлические трубы под потолком,- говорит Айван Купер.- Их установили недавно. В трубах находится проводка электронных систем. А вот эта висящая пока над залом кабина заменит старую. Сделают это ночью, когда зал опустеет. Новые кабины оборудованы телеэкранами, автоматическими устройствами. Карандаш и бумага скоро будут не нужны.

Айван Купер рассказывает, что старушка-биржа - ей только что исполнилось двести лет - находится в процессе модернизации: оснащается новейшими электронными системами, компьютерами, через искусственные спутники Земли соединяется связью с биржами в Лондоне, Гамбурге, Токио. Но - удивительное дело! - обрастая всеми аксессуарами электронно-космического века, биржа по сути своей остается таким же стихийным базаром, как и в далеком 1782 году, когда здесь, под платаном на углу Уолл-стрита и Брод-стрита, собрались двадцать четыре купца и, ударив по рукам, постановили учредить рынок ценных бумаг, И, так же как два столетия назад, она вовсе не помогает перераспределению богатств, выравниванию доходов, экономической демократизации Америки, как утверждают апологеты «свободной рыночной системы». Наоборот, все большая концентрация богатств в руках узкого круга лиц, все более доминирующее влияние на жизнь страны оказывают решения, принимаемые в узком кругу руководителей транснациональных монополий, и все более беспомощным и отчужденным от этого мира чувствует себя простой человек.

Как распределяются сегодня богатства в США? Такой вопрос поставил перед собой профессор Йельского университета политолог М. Паренти. И после тщательного изучения предмета пришел к убийственным для апологетов «американского образа жизни» выводам. Примерно 1/5 одного процента населения, пишет Паренти в книге «Демократия для немногих», владеют шестьюдесятью процентами богатств. Насчитывается шестьдесят миллиардеров и более ста тысяч миллионеров. Почти в каждой отрасли промышленности несколько гигантских компаний заправляют шестьюдесятью - девяноста процентами всего бизнеса. На долю двухсот компаний приходится почти восемьдесят процентов всех сырьевых ресурсов, используемых в производстве. Американцам стараются внушить, что их экономика состоит из большого числа независимых производителей. Однако процесс концентрации экономической -власти продолжается и уже зашел очень далеко. Почти третья часть пятисот крупнейших корпораций США находится под контролем одного человека или семьи.

Сколько произнесено речей, написано книг и статей, в которых Соединенные Штаты Америки рисуются как земля благополучия и процветания! Однако анализ реальных фактов, пишет Паренти, не оставляет камня на камне от этих пропагандистских построений. Достаточно привести несколько цифр. По продолжительности жизни США занимают девятнадцатое место в мире. По детской смертности - четырнадцатое место. Один из пяти взрослых неграмотен, почти восемьдесят миллионов человек живут в условиях нужды. Паренти опровергает насаждаемое официальной пропагандой мнение, что существует тенденция к выравниванию доходов. Недавний анализ показал, пишет он, что разрыв между богатством и нищетой в США углубился за последние двадцать пять лет. Тенденция к увеличению неравенства наблюдается и сейчас. Один из каждых десяти белых американцев и один из трех черных, пуэрториканцев и американцев мексиканского происхождения живут ниже официально установленного уровня бедности.

Америка не принадлежит своему народу, заключает профессор. Фактически почти все американцы или опутаны долгами, или работают на хозяев, или должны платить чрезвычайно высокую ренту. В подобных отношениях людей преимущество всегда на стороне нанимателей - предпринимателей, банкиров. Политическая власть в Америке организована так, что социальные институты и материальные ресурсы общества поставлены под контроль «самовольно назначающихся на неопределенный срок групп белых американцев, представляющих интересы бизнеса и никому не подотчетных». Методы управления носят иерархический, недемократический характер. Профсоюзы лишь незначительно ограничивают злоупотребления администрации. Они не располагают такими материальными ресурсами, которые подвластны корпорациям. Кроме того, всего один из четырех американских рабочих является членом профсоюза. Права профсоюзов все более ограничиваются, а их руководители все более занимают позицию, совпадающую с устремлениями администрации, они как бы становятся прирученными младшими партнерами капиталистов. В американском «демократическом» обществе участие человека в управлении сводится к тем нескольким минутам, которые он проводит в кабине для голосования.

Власть бизнеса в США, продолжает Паренти, скрыта от глаз народа, она окружена завесой тайны. Многим кажется, что система свободного предпринимательства связана с символами Америки: патриотизмом, свободой, демократией, процветанием и прогрессом. С детства в американцах воспитывается преклонение перед этой системой как идеалом, отвечающим нуждам людей. Всякая попытка критики клеймится как антиамериканизм. Капитализм называется непременным условием политической свободы. Система частного предпринимательства создает якобы равные возможности. Вознаграждает тех, кто умел и инициативен, наказывает ленивых, содействует национальному процветанию и делает Америку великой, свободной и прекрасной страной.

Все это иллюзии, мифы, насаждаемые буржуазными политиками, прессой, школой, церковью в интересах сохранения системы неравенства и эксплуатации. «Гражданская власть, созданная для защиты собственности,- цитирует Паренти слова Адама Смита, сказанные двести лет назад,- на самом деле защищает богатых от бедных или тех, кто имеет собственность, от тех, кто ее не имеет».

Вот к каким выводам пришел американский политолог, анализируя факты, отделяя мифы от реальности, суровую действительность Соединенных Штатов последних десятилетий XX века от потрепанных, но тем не менее ходких стереотипов.

...Слышится призывный звон колокольчиков, торжественные звуки хорала. Все ясно: «Армия спасения» напоминает банкирам, биржевым маклерам, конторским служащим, секретаршам о тех, кому не повезло, кто в этом мире небоскребов, бирж и банков не только оказался без долларов и акций, но и без крыши над головой.

На том месте, где Уолл-стрит перекрещивается с Нассау-стрит, вижу работников этой благотворительной организации. Мужчина и девица с постными лицами. Мужчина в темно-синем плаще, в синей фуражке с красным околышем. Похож на железнодорожника. Девица в таком же темно-синем плаще и темно-синей шляпке. На металлической треноге висит красный котелок, куда прохожим предлагается бросать медяки, а если они раскошелятся, то и долларовые бумажки. На асфальте чемоданчик с репродуктором и усилителем. Это он-то и источает псалмы и хоралы. Звенит-звенит колокольчик в руках торжественно-постного мужчины.

- Помните Христа!- объявляет «спасатель».- Не забудьте и о нищих и обездоленных, о тех, у кого нет ни жилья, ни куска хлеба. Пожертвуйте, что можете, скрасьте жизнь нищим и бездомным хотя бы на несколько дней.

Бесстрастно-скорбны лица профессиональных благодетелей. Озабоченность, погруженность в свои дела на лицах прохожих. Не видно, чтобы кто-то остановился, бросил в котелок хотя бы мелочь.

А на противоположной стороне улицы, у мраморных ступеней банка «Бэнкерс траст», орудует конкурирующая группа «спасателей». У этих силенок побольше, целая бригада, да и благотворительно-проповедническое действо поинтереснее, нечто вроде театрализованного представления.

- Оглянитесь вокруг, задумайтесь над происходящим, вспомните о душе и боге! - взывает мужчина, одетый для проповедника на редкость легкомысленно - в желтоватую куртку из кожзаменителя и светлые клетчатые брюки. Ему лет тридцать пять - сорок. Черноволосый, с тяжелым подбородком. Вид скорее гангстерский, чем проповеднический. Видно, «сильный человек», очередной претендент в лидеры какой-нибудь секты, нечто вроде Джеймса Джонса, превратившего своих наивных последователей в «дойных коров», а затем, когда близилось разоблачение, подтолкнувшего их на массовое самоубийство в джунглях Гайаны.

- Мы забыли бога, мы погрязли в стяжательстве. Деньги, деньги и только деньги. Прибыль, лишь бы делать прибыль. Другой цели у нас нет.- И он обводит театральным жестом руки теснящиеся вокруг каменные крепости доллара, как бы взывая к немым свидетелям правоты своих слов.

Из-за этих денег люди выбрасывались из окон домов, бросали своих детей, из-за денег топтали себе подобных. А рядом, в трущобах, обездоленные, рядом безработные. И никому нет до них дела. Мы зашли в тупик. Ни одна политическая система, ни одна философия не дает из него выхода. Путь к справедливости и счастью один - обратитесь к богу!

Он опять воздевает руки к небу, и поддерживающая его группа статистов - странных людей в пестрых, разношерстных одеяниях, в основном чернокожих, отвечает отработанными возгласами: «Ие! Йе!» (Да! Да!)

Пестро одетый проповедник уходит. Его место занимает пожилой потасканный джентльмен, говорящий нараспев с британским произношением. Запавшие щеки, круги под глазами, в лице нечто провидчески-алкоголическое. Он тоже бичует мир денег и наживы, походя поминая Джеймса Джонса, и предлагает тот же самый выход - обратиться к богу. За что обещает великое вознаграждение - райскую жизнь на том свете.

А представители тех, в чью пользу звенят колокольчики, а помощи кому взывают цропов*едники,- они тут же, неподалеку. В конце Уолл-стрита, у литой ограды церкви, разместились чистильщики сапог, человек пять. Ящичек и складной стул - это I для декорации, чтобы полицейские не прогнали. Фактически каждый из них - нищий. Маленький, седенький, сморщенный старичок. Рядом с его ящиком стоит складная коляска. С такими ходят в магазины. В коляске - мешки с тряпьем. Все имущество старика. Дома у него нет. Немножко подальше полусидит-полулежит на асфальте старый негр, выпуклые белки глаз сверкают пророческим гневом. Еще дальше молодой человек лет двадцати двух, жалкий, замызганный, в удивительно легкой для такого холодного дня курточке. Все ждут клиентов. Но никто сегодня почему-то не хочет чистить ботинки. И подаяния в кепки, лежащие на асфальте, никто не бросает.

Звенят колокольчики «Армии спасения».

- Вы забыли бога! В вас вселился дьявол стяжательства! - доносится издалека голос уличного оратора.

Спешат мимо биржевые маклеры, клерки, секретарши. Наступил обеденный час. Надо где-то побыстрее перекусить. Почти никто не обращает внимания ни на проповедников, ни на объект их не очень искренних забот - нищих, что мрачным укором Уолл-стриту маячат у ограды церкви святой Троицы.