У индейцев Аризоны

Аризона

- Великий каньон,- сообщает бесстрастный голос репродуктора.

Из пустыни в небо поднимаются могучие утесы странно розового цвета. Замки, крепостные стены, минареты, словно высеченные в горах скульптором-исполином. Залитые жестковатым предзакатным солнцем тянутся к крыльям самолета зазубренные вершины. Великолепно и жутковато. Полет сложный. Как ни замечательно зрелище, а где-то в подсознании пульсирует желание - скорее бы пройти ущелье, скорее бы дотянуть до того зеленого, пушистого берега. Хотя, если разобраться, это вовсе не мягкая травка, а лес.

Еще минут десять полета, и самолет ныряет в лес. Кажется, он идет прямо на макушки деревьев. Все ниже и ниже. И вдруг под колесами мелькнул бетон взлетной дорожки.

Выходим. Удивительная тишина. Только потом, когда обретаешь слух, различаешь голоса, шум ветра.

Вокруг небольшого здания аэровркзала стеной стоят сосны. Прохладно. Даже чем-то родным, русским вдруг повеяло. А два часа назад была сухая жара, пустыня и кактусы. Круглые, как бочонок, плоские, вроде больших, утыканных иглами лопухов, и гигантские сагуаро, увидев которые поэт сказал:

Аж сам
не веришь факту:
из всей бузы и вара
встает
растенье - кактус
трубой от самовара.

Отель «Светлый ангел» - длинный бревенчатый дом, сделанный в виде форта времен завоевания «дикого Запада»,- стоит у самого обрыва. Отель живет Великим каньоном. Несколько раз в день от гостиницы отчаливают большие комфортабельные автобусы фирмы «Фрэд Харви».

В самых интересных местах автобус останавливается.

- Перед вами чудо природы, бесподобный Гранд-Каньон,- говорит в микрофон интеллигентный гид, он же шофер автобуса.- Можете выйти, посмотреть, сделать снимки. Через пятнадцать минут трогаемся дальше.

Пестроклетчатой толпой, готовя кинокамеры и фотоаппараты, туристы устремляются к асфальтированной площадке с барьером, устроенной на выступе скалы для созерцания ущелья. Многие предпочитают стеклянный домик. Отсюда можно обозревать чудо света, будучи защищенным от ветерка.

Гора Снеффелс в штате Колорадо

Шустрый экскурсовод местного музея сыплет цифрами: глубина ущелья - более мили, ширина - от четырех до восемнадцати миль, протяженность - двести семнадцать миль... За сутки река Колорадо, прорезавшая эту расселину, проносит полмиллиона тонн песка и камней. Девять миллионов лет трудились вода и ветер, дожди и зной, творя чудо природы!

Притихшие экскурсанты слушают, кое-кто записывает. Американец любит статистику. Любит и комфорт, даже если занесло его в ущелье или, скажем, в пустыню. Не окажись здесь, на краю пропасти, экскурсовода, застекленной площадки для обозрения, не будь автобуса, американец бы возмутился: «Где же сервис?»

Правда, за сервис надо платить. И, вздыхая при взгляде на кошелек, американец платит.

На площадках для обозрения установлены специальные подзорные трубы - эдакие телескопы на массивных металлических основаниях. Хочешь обозреть противоположный край ущелья - бросай в счетчик куотер (Куотер - четвертак, двадцать пять центов.). Проглотив монету, подзорная труба оживает. В стекле окуляра, секунду назад темпом, закрытом шторкой затвора, фиолетово-красным огнем вспыхивает Великий каньон. Рассматриваешь скалы, гористую пустыню на том берегу, а часовой механизм отсчитывает: тик-так, тик-так. Не успел навести на резкость, как телескоп потух. Гони еще куотер.

Чудо природы - Великий каньон

Недалеко от жадных телескопов мы увидели вознесенную на каменный постамент старую лодку. Надпись на щите объясняла: «На этой лодке - «Вызов отважных» - братья Колб совершили удивительное путешествие вдоль Гранд-Каньона по реке Колорадо. Они покрыли расстояние в тысячу четыреста миль, преодолев триста шестьдесят пять смертельно опасных порогов».

Рядом с лодкой-монументом - магазинчик, где отважный мистер Колб торгует яркими открытками, разноцветными камешками и кусочками окаменевшего дерева. Колб номер два сидит неподалеку в конторке кинотеатра, где уже не первый год прокручивается фильм, снятый братьями во время плавания через бурлящие пороги.

Смелость, мужество, предприимчивость не пропали даром. Подвиг материализуется в долларах. А как же иначе? Закономерность, не вызывающая у рядового американца никаких сомнений.

И над горами и ущельями, над отелями и магазинчиками, над туристами и экскурсоводами, словно Саваоф над землей, парит Фрэд Харви, монополист сервиса. Его имя - на бумажных салфетках, спичечных коробках, на автобусных билетах, в названиях блюд. В меню имеется крем «Мечта Фрэда Харви», кофе а ля Харви. Ему принадлежат автомашины, гостиницы, железная дорога. Кажется, что всемогущий Фрэд Харви скупил оптом весь Великий каньон.

- Видите? Вон там... Индейские постройки.

Джим показывает куда-то вниз, на ту сторону ущелья.

При всем своем старании я не могу разглядеть никаких жилищ. Лишь скалы, слоистые камни да распластавшиеся, словно вылепленные ветрами деревья.

- Вон там. Видите? Вроде гнезд, прилепившихся к скалам.

Мы выбрались на край ущелья, как ни странно еще не заасфальтированный. Экскурсоводы и торговцы сувенирами остались где-то позади.

Чересчур энергичный сервис убивает в человеке первооткрывателя. Лишь постепенно, обретая способность видеть и удивляться, начинаешь ощущать потрясающее величие картины. Из-под ног в бездонную пропасть падают фантастическими уступами розовые скалы. Внизу парит орел. Еще ниже, совсем далеко, зеленым ручейком вьется могучая река Колорадо. А на той стороне, до самого горизонта, застыли в сизоватом мареве гигантские утесы, напоминающие замки, крепостные стены, башни. Глубокие фиолетовые тени. Безмолвие. Ни души.

Самые отверженные граждане Америки - ее коренные жители - индейцы. Грозная надпись при въезде в резервацию, запрещающая ношение оружия

Величественно и грустно. Кажется, что ты попал на развалины какой-то удивительной цивилизации. Будто бы жили здесь когда-то навсегда исчезнувшие гиганты.

В индейской резервации навахо

- А жили здесь индейцы племени навахо,- говорит Джим, мой спутник по поездке, работник госдепартамента, занимающийся иностранными журналистами.- В горах индейцы дали последний бой войскам полковника Карсона.

Об этом я читал. Готовясь к поездке, перелистал немало страниц, стараясь представить себе как можно реальнее удивительно интересную и предельно трагическую историю хозяев американской земли.

В пожелтевшей газете столетней давности я наткнулся на любопытное сообщение. Корреспонденция излагала донесение полковника Карсона конгрессу. Это был деловой отчет делового человека.

«Горы, в которых живут индейцы в стране Навахо, непреодолимы для войск. Здесь есть каньоны протяженностью до тридцати миль, с отвесными склонами высотой в тысячу футов, в которых они прячутся и возделывают поля... Осенью 1861 года полковник Самнер с несколькими тысячами солдат и артиллерией вошел в каньон де Челли. Он проник лишь на восемьдесят миль, но ночью вынужден был ретироваться... В стенах каньона,- продолжал полковник,- в расщелинах, у индейцев сооружены жилища, откуда они обрушивают на головы вражеских солдат ружейный огонь и огромные камни. У них имеются укрепления, поднимающиеся на высоту до ста - двухсот футов от основания, с бойницами для стрельбы. Легкое оружие не причиняет им никакого вреда, а артиллерию использовать в этих условиях невозможно. Я считаю эти каньоны неприступными. Генерал Кэнби вошел с войсками в этот каньон, но отступил на следующее же утро...»

Они пришли в Вашингтон, чтобы требовать справедливости

И все же бывалый вояка нашел путь к победе:

«Я выкурил упрямых краснокожих из их гнезд,- писал он,- я скрутил их железной рукой голода...

В каньоне де Челли,- докладывал полковник,- у индейцев было около трех тысяч персиковых деревьев. Я выкорчевал их все до единого. В долине мы обнаружили поля кукурузы и за день работы уничтожили нх. В результате нескольких операций мы захватили все стада овец и коз.

И когда на склоны ущелий лег пышный снег, они сами вышли с женщинами и детьми навстречу нашим ружьям!»

О том, что произошло дальше, полковник умалчивает. Но до сих пор старики из племени навахо рассказывают страшные истории о Длинных Ножах. Так прозвали солдат, имевших на вооружении штыки.

Это были те дни, которые запечатлены в кратких и энергичных приказах генерала Джеймса Карлтона.

3 августа. «Убивать всех лиц мужского пола племени апачи и навахо, которые в состоянии носить оружие...»

19 августа. «Убивать каждого мужчину племени павахо и апачн, которых только можно обнаружить...»

18 сентября. «Убивать индейцев... Пленных не щадить».

Докладывая военному министерству, генерал писал: «Запад - это настоящее Эльдорадо, где столько золота, что его можно взвешивать на весах».

Но на пути к золоту стояли индейцы.

Поэтому, философствовал генерал, «краснокожие должны исчезнуть, как вымерли мамонты, мастодонты и великаны ленивцы».

И хозяева земли американской, обогатившие пришельцев не только золотом, но и такими ценнейшими приобретениями, как картофель, кукуруза, помидоры, тыква, каучук, давшие им беспредельные просторы Нового Света, гибли от пуль, бичей, голода.

До появления европейцев на территории Северной Америки проживало, как полагают, два-три миллиона индейцев. К концу индейских войн, примерно к 1880 году, краснокожих осталось меньше двухсот сорока тысяч.

В действиях переселенцев по отношению к коренным жителям Америки поражает не только жестокость, но и вероломство. Они могли пригласить вождя индейцев для переговоров - и расстрелять его, могли заключить мирный договор - и назавтра уничтожить наивных «дикарей», веривших в силу человеческого слова.

Коварство в действиях пришельцев из-за океана было системой, продуманной и обоснованной идеологически. Комиссар по делам индейцев Фрэнсис Уолкер поучал: «Следует помнить, что в политике цивилизованной страны по отношению к туземцам не может быть и речи о национальном достоинстве. Что касается дикого человека, как и дикого животного, то вопрос о том, как поступить в данной ситуации: драться, уговаривать или бежать- это вопрос о том, что легче и безопаснее».

Я листал старые газеты, и вместе с горечью и болью рождалось удивление. Рапорты американских генералов и полковников, написанные сто лет назад, звучали поразительно современно: тактика выжженной земли... краснокожий хорош только мертвый... пленных не щадить...

Над скалами Великого каньона полыхал аризонский закат. Ночь, заполнившая черными водами ущелье, словно лобзиком вырезала силуэт гор - четкую линию зубчатых стен, башенок, минаретов. Тишина. Канули в небытие шумные туристы, гиды, автобусы.

И где-то совсем рядом, за этими скалами, невидимые и неслышимые в своих резервациях, укладывались спать индейцы.

С первых дней жизни в Нью-Йорке мне очень хотелось увидеть индейцев. Хотелось узнать, как же живут потомки Оцеолы и Гайаваты сегодня, в индустриально-автомобильно-электронной Америке. И раз уж довелось попасть на американский Юго-Запад, решил для себя: обязательно побываю в резервациях. О чем и сообщил Джиму. Джим неожиданно легко согласился. Может быть, потому, что Аризона - самый индейский штат в Северной Америке? Из одного миллиона трехсот тысяч его жителей около ста тысяч - индейцы. Здесь обитает четырнадцать различных племен. Резервации составляют треть территории штата. Да и само название штата индейское.

Заросли кактусов в Аризоне

«Земля короткой весны» - вот что означает слово «Аризона» на языке индейцев папаго.

Мягкий, убаюкивающий бег нашей машины прервался резко и неожиданно. Жалобно вскрикнули тормоза. Непреодолимая сила бросила меня грудью на кожаную кромку под ветровым стеклом. Краем глаза увидел: лицо Джима окаменело, костяшки пальцев впились в руль.

Джим затормозил вовремя. Мы чуть не врезались в рыжее брюхо лошади. Отчаянный всадник пронесся перед самым радиатором нашего «форда», наискосок перерезав дорогу. Мелькнули высокие башмаки со шпорами, светлые брюки, красная рубаха. А вслед - это уж совсем было похоже на чудо,- обдавая нас цокотом подков, пылью и крепким запахом пота, с воем и гиканьем мчались какие-то дикие, прекрасные в своей первобытности люди. Голые по пояс, смуглые, с иссиня-черными волосами, заплетенными в косички, они вихрем пролетали на низкорослых, пятнистых лошадках.

- Хай-йах! - возопил лидер дикарей.

- Йо-хо-йо-хо-йо-хохо! - нестройным хором подхватили остальные и еще пуще устремились вдогонку за парнем в красной рубахе.

Расстояние между преследователями и ковбоем сокращалось. Вот он испуганно оглянулся назад. Вот положил ладонь на кобуру кольта.

«Трах-тах» - ковбой разрядил револьвер почти в упор, в грудь нагонявшему его предводителю дикарей.

Ковбой на состязаниях. Побеждает тот, кто дольше продержится на необъезженном скакуне

«Ба-бах, бах, ба-бах» - ответили дикие люди, подняв на скаку длинные тонкоствольные ружья. Они влепили в спину красного пария по крайней мере с десяток зарядов. Но никто не упал. Поднимая клубы пыли, кавалькада устремилась дальше по оранжевой, клочковой пустыне и скрылась за бугром.

Только теперь, когда шум, гам и пальба улеглись, мы заметили слева от дороги бивак вполне современных американцев. Человек пять копошились у темно-синего грузовичка-«пикана». Двое возвышались на деревянном помосте, сооруженном на холме. Один из этих двух - толстенький человек в белой безрукавке, стоявший у массивного штатива кинокамеры,- отчаянно размахивал руками. Другой, долговязый, сидел па раскладном дюралевом стуле, глядя куда-то за холмы в большой морской бинокль.

Мы подошли.

- Проклятые индейцы! - кипятился толстячок.

- Опять они испортили представление.

- А может, пленка годится? - неуверенно спросил сухопарый.

- Какого черта годится! Годится для мусорного ящика!- Тело толстяка колыхалось, сотрясаемое возмущением.

- Сколько раз им объясняли: шериф выстрелом в упор убивает Черного Орла, после чего вся банда поворачивает и обращается в бегство.

- А они...- толстячок остервенело махнул рукой и чуть не всхлипнул от огорчения,- они как ни в чем не бывало продолжают погоню и всаживают в спину бедному Сэму полторы дюжины пыжей!

Он сдернул клетчатую кепку, похожую на ермолку с козырьком, и стал обмахиваться ею как веером. По его широкому, переходящему в плешину лбу струился пот.

- Успокойся, Фрад, они заворачивают, - флегматично заметил долговязый ассистент. Он не отрывал глаз от окуляров, нацеленных туда, где за буграми двигался по пустыне желтоватый смерч.

- Я отказываюсь работать с этими дикарями!

- Это невозможно, Фрэд. Ты же знаешь, индейцы обходятся дешевле белых статистов.

Тут Фрэд и его помощник наконец заметили нас.

- Джентльмены! - сказал Фрэд, обращаясь к нам со своего помоста, и в голосе его зазвучали интонации профессионального трагика.- Джентльмены, вы будете смотреть этот великолепный, идиотский фильм. Вспомните же тогда страдания великомученика Фрэда!

Он спустился к нам на землю, энергично пожал руки и по-деловому объяснил:

- Индейцы неплохие ребята, но они все принимают за чистую монету. Позавчера мы привезли грузовик трупов. Резиновых, конечно. Говорим индейцам: помогите разгрузить. Так вы знаете, что ответил их вождь? Он сказал: навахо не прикасаются к мертвым. В них сидит злой дух.

- Потом мы снимали нападение краснокожих на дилижанс красотки Мэгги. Роздали им луки, стрелы. Вождь посмотрел на ружья охраны, потрогал резиновый наконечник голливудской стрелы и отказался вести своих людей в атаку: у англос ружья. Такие стрелы - плохо.

- Так и мучаемся...- заключил оператор.- Вместо того чтобы потратиться на профессиональных статистов и краску. Умри, Фрэд, а кусок сдавай сегодня. По графику.

- Они слишком верят во всю эту чепуху,- заметил сверху ассистент.

- Чересчур перевоплощаются,- уныло подтвердил Фрэд.

- А может, это и неплохо? - вслух подумал я.- По теории Станиславского...

Фред посмотрел на меня так, будто впервые увидел и страшно этому удивился.

-Станисласки? - воскликнул он, и в голосе его снова проглянули интонации трагика.- А кто будет отвечать перед Бобом Уорреном? Станисласки? Ньемирович? Или, может быть, Данчьенко?

Фрэд оказался эрудитом.

Ассистент скомандовал что-то в раструб серой металлической коробочки. Желтый смерч за буграми растаял в воздухе.

- Может, посмотрим еще раз?

Джим взглянул на часы. Да, он прав, задерживаться больше нельзя. И снова мягкий бег автомашины, а по сторонам цветной кинолентой развертывается красочная земля Аризоны.

Мы едем в резервацию индейцев навахо. Сначала по сторонам дороги бегут солнечные лужайки, сосновые рощицы. Миль через тридцать началась клочковатая, с редкими кустиками бурая земля. А вот и кустики исчезли. Знаменитая цветная пустыня - розовые волны до самого горизонта. Она и впрямь похожа на море - движется, живет, меняется в окраске. Это от фиолетовых теней туч.

Красиво! Но жить? Жить здесь, кажется, невозможно. Раскаленный песок, глина. Проскочили реку. Под бетонным мостом высохшее русло - песок, камешки. Снова безжизненные поля. На розовой земле очумевшие от жары черные птицы. Застыли, раскрыв острые клювы.

Мелькнула надпись на каменном щите: «Резервация навахо».

Наконец-то, подумал я, увидим настоящих, нетеатрализованных индейцев. Но случилось несколько иначе.

Впереди замаячило что-то яркое, цветистое. Мы подъехали. У развилки дорог расположилась колоритная группа ребятишек. На понурой лошадке - малыш в полном индейском одеянии: в расписной рубашке, на голове пышная корона из перьев, лицо раскрашено цветными полосами. Рядом, на скамеечке, босоногая девочка лет двенадцати, держит за руку совсем маленькую сестренку.

Я берусь за фотоаппарат.

- Мани! - говорит девочка, решительно подходя к нам и протягивая руку.

- Выкладывайте четвертак,- говорит Джим. И добавляет: - Бизнесмены.

А может, точнее сказать,- нищие?

Нещадно палит солнце. Сколько часов провели здесь маленькие индейцы? Сколько им еще работать?

И снова по сторонам дороги всхолмленная равнина, плотная и красная, как кирпич, земля. И розовые холмы - удивительные обелиски, созданные ветрами. Вот сфинкс, вот орел, а это женщина в развевающемся платье.

- А вот и их дома,- говорит Джим.

У рыжих слоистых холмов прилепились лачужки, их не сразу и заметишь. Серые дощатые сарайчики, глиняные мазанки. Развешено тряпье, валяется хлам. От шоссе убогий лагерь отгорожен колючей проволокой. Говорят, это для того, чтобы овцы не выходили на дорогу.

Увидели проход в колючей проволоке, свернули с шоссе. Одна хибарка на замке. К двери другой прислонен большой камень. Можно подумать, что деревенька вымерла. Разворачивались, когда заметили в глубине поселка нечто живое.

Подъехали. Глиняный чум. У входа, прислонившись к стене, полулежит на одеяле пожилая женщина. Из глубины чума выглядывают две любопытные детские мордочки.

Мы поздоровались, спросили, можно ли войти в дом.

Старшая девочка спрашивает женщину. Та отвечает на непонятном языке. Лицо у женщины темное, суровое, глаза полузакрыты. Девочка приветливо нам улыбается.

В таких глинобитных хоканах и сейчас живут индейцы

- По-индейски это называется «хокан»,- говорит Джим.- Наверное, в таких хижинах они жили и сто, и пятьсот лет назад.

После яркого солнца сначала ничего не видишь: окон нет. Лампочку не включишь - электричества в этих краях не знают. Приглядевшись, в свете, падающем через проем двери, различаешь утрамбованный земляной пол, очаг с жестяной, трубой в центре жилища. Потолок из сходящихся в середине купола грубо отесанных палок. У стены несколько сундуков, тряпье. Ни кроватей, ни стола, ни стульев.

Разговор как-то не ладится. Мы прощаемся и идем к машине. Женщина все так же полулежит на подстилке. Из темноты хокана вслед нам глядят две пары блестящих любопытных глаз.

Вот это Америка! Страна сельскохозяйственных и прочих «излишков». Расскажи - не поверят!

- Бедные, страшно бедные,- задумчиво замечает Джим,- А в общем...- Он резко включает сцепление.- В общем сами виноваты. В Америке только лентяй не может заработать на жизнь...

Странный это человек, «средний американец» - деловой, практичный и в то же время во многом по-детски наивный.

Едем дальше. Справа от дороги появилась какая-то зелень. Рьщее поле с редкими, чахлыми стеблями кукурузы. Видимо, поблизости есть вода. На поле несколько индеанок. Работают мотыгами.

Еще один глинобитный чум. Неподалеку у кучи хвороста возятся двое мужчин -пожилой и юноша. Останавливаем машину и идем к ним. Старик поспешно удаляется и скрывается в кустах за бугром. Парнишка ждет нас. Стоит выпрямившись, словно готовый дать отпор. У него широкое, скуластое лицо, совсем не индейское, как я его себе представлял. И вовсе не красное, просто смуглое, темно-шафрановое.

- Вы здесь живете? - Да.

- Ходишь в школу?

- Нет.

- Что думаешь делать, когда вырастешь: останешься в резервации или уйдешь в город?

- Уйду.

- Куда?

- Не знаю.

- Кем хочешь стать, где хочешь работать?

- Не знаю. Кем угодно.

Он стоит все такой же напряженный, прямой, провожая нас глазами.

Мы встречаем уже не первого настоящего индейца, и удивление мое растет. Ничего похожего на рисунки к Майн Риду.

Индейцы! А кто они такие?

Впервые я увидел «живого индейца» в южном городке Флэгстафе, что в штате Аризона, неподалеку от Великого каньона. Из придорожного кафетерия на обожженную солнцем улицу вышел кряжистый человек в лихо заломленной белой шляпе.

- Вот вам и индеец,- сказал мой попутчик-американец. Человек был широк в плечах и коротконог. Во всей его фигуре было нечто квадратное. Лицо широкое, скуластое, темно-шафранового цвета. Начитавшись Майн Рида и Фенимора Купера, я был готов к встрече с заочно знакомым краснокожим - высоким, худощавым человеком с орлиным профилем. Тот, что вышел на улицу, был совсем иным. Похож на бурята или монгола.

Потом, засев за книги, я понял, что сказать «индеец» - все равно что определить тип человека, живущего в нашей части света, сказав «европеец». Чертами лица, телосложением англичанин отличается от итальянца, немец - от француза. То же самое и с индейцами. За тысячелетия жизни па обширных территориях Американского континента у них сложилось много племен и народов. Индейцы дакота или черокки, живущие на севере нынешних США, будут действительно похожи на того «классического краснокожего», что описан в литературе. Индеец же, встреченный мной в Аризоне, был из племени навахо. А иавахо, как и их соседи папаго, по своему типу принадлежат к центральноамериканской группе индейских племен.

Именно тогда, во Флэгстафе, мной овладело острое любопытство, особенно после того как я побывал на Пау Bay - ежегодном празднестве индейцев, собирающихся осенью в этом пыльном городке со всех резерваций.

Откуда же пришли индейцы на эту землю? Чьи они родственники?

Хотя наука в основном уже дала достаточно определенные ответы на эти вопросы, споры продолжаются. И каждая новая археологическая находка на американской земле, каждое новое открытие антропологов вновь подливают масла в огонь дискуссий.

Сегодня можно считать признанным, что Американский континент дольше всех «тосковал» по человеку. По крайней мере два миллиона лет наш волосатый пращур обживал Африку, Азию, Европу, а огромный земной массив в западном полушарии, от Аляски на севере до мыса Горн на юге, был безлюден. Раскопками доказано: в Америке не существовало очага происхождения людей. Не найдено здесь и останков человекообразных обезьян.

Только двадцать пять - тридцать пять тысяч лет назад - совсем недавно по сравнению с двумя с половиной миллионами лет, отпущенными роду людскому английским археологом и антропологом Лики,- нога человека ступила на девственную американскую землю. Начался второй период уходящей в глубь веков истории Америки - эпоха индейских цивилизаций.

Если первоначальное население Америки не автохтонно, то есть не зародилось на этой земле, то откуда оно взялось?

Почти все ученые сегодня считают: предки американских индейцев пришли из Северо-Восточной Азии. Преследуя стада животных, передвигавшихся в поисках растительной пищи, древние охотники «не заметили», как перемахнули из Азии в Америку.

Но ведь на их пути должна была встать серьезная по тем временам прегради - пятьдесят шесть миль водного пространства, отделяющих Чукотский полуостров от полуострова Сыоарда на Аляске? Ответ па этот вопрос таков: несколько раз в доисторические времена Берингов пролив превращался в Берингов мост. Это происходило тогда, когда льды «съедали» значительную часть водных ресурсов планеты, понижая общий уровень моря. Только десять тысяч лет назад, когда завершилась ледниковая эпоха, Сибирь и Аляска «расстались», по-видимому, навсегда.

Итак, предки индейцев пришли в Америку из Северо-Восточной Азии, а туда попали из более южных, глубинных районов Азиатского континента. Отсюда близость их антропологического типа к монголоидной расе, отсюда замеченные лингвистами элементы сходства в языке некоторых индейских племен, в том числе навахо, с тибетским языком.

Передвигаясь с севера на юг, индейские племена «освоили» Американский континент. За двести пятьдесят - триста пятьдесят столетий они заселили обширные земли от Аляски до Огненной Земли, от Тихого до Атлантического океана. Сложилось множество племен и народов, говорящих на разных языках, по-разному добывающих средства к существованию, отличающихся большой пестротой обычаев, традиций, верований.

Одни имели постоянные поселения - деревни из глинобитных построек или пещеры в горах, другие жили в разборных вигвамах, вели кочевой образ жизни. Во главе одних стояли самые смелые воины, во главе других - наиболее миролюбивые женщины, третьими управляли священные старцы, четвертые имели выборные советы. Часть индейцев поклонялась хозяину степей - бизону, кормившему, одевавшему и обувавшему охотника, другая - кормильцу-маису. И все они обожествляли природу - леса, реки, солнце, ветер.

Алчные конкистадоры, огнем и мечом покорявшие ацтеков и инков, были поражены богатством городов, плодородием полей в этих своеобразных государствах на части территории Центральной и Южной Америки. Ацтеки и инки поднялись выше всех индейских пародов и племен в своем социально-экономическом и культурном развитии. Остальные, промышлявшие охотой, рыболовством и примитивным земледелием, находились на различных ступенях первобытнообщинного строя.

Почему Американский континент до прихода европейцев задержался в своем общественно-экономическом развитии?

Ответить на этот вопрос нелегко. Воссоздавать картину доколумбовой Америки значительно труднее, чем историю других частей света. У индейцев не было письменности. Лишь инки имели зачаточную иероглифику. До нас не дошло папирусов, пергаментов или керамических пластин, повествующих о жизни в изолированном от общечеловеческого развития западном полушарии. Можно только строить догадки, пользуясь результатами археологических раскопок. Они, среди прочего, открывают любопытные факты. Краснокожие, эти лихие наездники, наводившие ужас на бледнолицых братьев своими стремительными налетами, до появления европейцев не знали лошади. Не было у них в обиходе и колеса.

Лошадь и колесо, ружье и порох, виски и незнакомые им болезни, которые косили не имевших иммунитета аборигенов сильнее пуль и снарядов, пришли вместе с посланцами Старого Света.

Начался третий, продолжающийся и поныне этап развития Америки - огромный континент был вовлечен в общий поток движения человечества.

Исторический прогресс, никогда не отличавшийся особой деликатностью, обернулся к индейцам самым жестоким лицом.

И снова розовые барханы до самого горизонта и первоклассное шоссе, идеально ровное, расчерченное белым пунктиром. Сойдешь с дороги и потеряешься в песках. Будешь брести под палящим солнцем, изнемогая от жажды, а если выстоишь, выберешься, то увидишь не оазис под пальмами, а асфальт, шоссе и на обочине - о чудо XX века! - ярко-красный автомат, выбрасывающий бумажные стаканчики с ледяной кока-колой.

Да, Америка есть Америка. Со всеми ее причудами и парадоксами. Страна, где век XX соседствует со средневековьем.

Еще утром мы находились во Флэгстафе - типичном американском городке средней руки. Это была стандартная Америка последних десятилетий XX века. Накануне мы видели век XXI. Высоко в горах, словно врезанные в ярчайшую голубизну неба, предстали перед нами .белоснежные строения и серебристые купола обсерваторий. В облике городка астрономов было что-то от научно-фантастических романов. И вот теперь резервация: глинобитные хижины, мотыги, нищета. Это уже средние века.

Они демонстрируют посетителям, как когда-то строили бревенчатые хижины

«Господь обогащает!» - начертано на эмблеме штата Аризона. Девиз, принесенный сюда конкистадорами, с новой энергией звучит сегодня. Молодой штат быстро растет и тучнеет. Туризм и цитрусовые, производство меди и добыча урана, а в последние годы - ракетно-ядерная промышленность обильно питают ненасытные сейфы корпораций и банков в Фениксе, Тусоне, Бисби, вознося в небо стеклянные параллелепипеды банков, зажигая среди пустыни огни новых городов, откладываясь довольством на лицах «лучших людей» штата. Воистину господь благосклонен к аризонским банкирам и лавочникам.

Индейцы? Но белый бог, видно, не курирует краснокожих. Как впрочем, и миллионы бледнолицых.

После встреч с индейцами навахо Джим что-то приумолк. Уж и восхищаться красотами перестал. Только поигрывал рулем. В зеркальце над ветровым стеклом вижу его настороженные, сузившиеся глаза. Задумался. Может быть, и его, самоуверенного американца, убежденного в том, что «процветание» невозможно без неудачников, прошибли картины нищеты и отверженности. Может, и у него в глубине души зашевелилось чувство горечи и стыда. Как у того корреспондента из журнала «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт», что побывал недавно в этих краях.

«Гетто в пустыне» - так назвал он свою статью об индейцах племени навахо.

«Индейцы живут гораздо хуже самых бедных негров, - писал он. - Из тридцати тысяч работоспособных навахо девятнадцать тысяч не имеют занятий...

Неграмотность скорее правило, чем исключение. Семеро из десяти взрослых индейцев не умеют ни читать, ни писать по-английски.

Болезни - туберкулез, дизентерия, трахома... Средняя продолжительность жизни навахо - тридцать один год.

Нищета,- заключал корреспондент,- это образ жизни для трехсот восьмидесяти тысяч коренных американцев. Резервации - слаборазвитая страна на территории Соединенных Штатов».

Ночь. Рассыпая рои искр, пылают четыре огненные пирамиды. Тревожный пульс тамтамов, гортанные возгласы. На поле стадиона в отсветах огромных костров, сложенных в виде вигвамов, развертывается индейское представление. Смешно трясут длиннющими, как крона пальмы, перьями танцующие «орлы». Выписывая огненные зигзаги, гоняются друг за другом с горящими лучинами голые по пояс, юркие, как чертенята, ребятишки. Шум. Визг. Веселье.

Ежегодное празднество Пау Bay. Древнее торжество, собиравшее когда-то тысячи индейцев навахо, хопи, папаго. Ныне, как и все американские праздники,- культмассовое мероприятие с сильным коммерческим душком. Для «отцов города» прекрасная возможность сделать бизнес на туристах. Для индейцев - случай немного заработать.

Как бы то ни было, сегодня и завтра Флэгстаф принадлежит индейцам. Они пришли из резерваций, завладели площадями города, раскинулись пыльным лагерем в городском парке. Палатки, палатки, тенты. Чрева импровизированных жилищ подсвечены красноватым светом коптилок. Спящие вповалку дети. Пылища от сотен ног.

«...Ацтеки... апачи... зуни... кочити... шейенны... навахо... хопи»,- голос диктора разносится в ночи.

В свете костров из темноты рождаются красноватые фигуры- в перьях и без перьев, в расписных доспехах и полунагие. Представление на стадионе завершается парадом участников. Идут приплясывая, что-то выкрикивая, напевая. И только навахо проходят тихо, в гордом молчании. Обнаженные по пояс, белесые от грима, они, как привидения, рождаются из темноты и в темноте же тонут.

Вспомнились слова Маяковского. Вроде бы иронические, а на самом деле горькие:

Тряхнув
             оперенья нарядную рядь 
Над пастью
              облошаделой, 
Сошли
          и - пока! -
                      пошли вымирать»
А что им
            больше
                        делать?

С треском рушатся пылающие бревна, посылая ввысь рои искр. Они взмывают вверх, высоко-высоко к звездам, что яркими россыпями щедро усеяли темно-синий небосклон.

«Целься в звезды, и ты попадешь в луну»,- говорят индейцы племени дакота. Ставь перед собой сверхсложные, почти невыполнимые задачи, и ты добьешься многого. Поговорка людей одухотворенных, смелых, мужественных. Но что значат душевный подъем, смелость и мужество, если, кажется, сами звезды отвернулись от первоначальных хозяев американской земли!