I РЕСПУБЛИКАНСКИЙ ГАМБИТ

К первым президентским выборам XX столетия республиканская партия, находившаяся у власти в стране с 1897 г., пришла с многообещающим предвыборным лозунгом: "Еще четыре года с полным обеденным судком"- и с твердым намерением добиться переизбрания президента Мак-Кинли на новый четырехлетний срок. У республиканцев были реальные основания надеяться на повторение успеха избирательной кампании 1896 г., когда Мак-Кинли одержал внушительную победу над своим основным соперником - кандидатом демократической партии Уильямом Брайаном. Истекшие четыре года пребывания Мак-Кинли в Белом доме были годами экономического бума - бурными темпами рос объем капиталовложений в экономику страны; золото, упрятанное в подвалы казначейства в годы правления президента Кливленда, вновь было пущено в обращение (С конца XVIII в. и вплоть до 1873 г. в основе денежной системы США лежал биметаллизм, и размен бумажных денежных знаков осуществлялся как на золото, так и на серебро. После гражданской войны денежное обращение и банковская система США оказались в тяжелом положении. В 1873 г. под давлением сторонников серебряного стандарта, видевших в такого рода реформе решение финансовой проблемы, правительство прекратило обмен бумажных денег на золото и изъяло его из обращения. Этот шаг правительства привел к еще большему обесценению бумажных денег. Согласно принятому в 1900 г. закону о золотом стандарте, золото вновь поступило в обращение, и бумажные деньги стали свободно обмениваться и на золото и на серебро. Золотой стандарт окончательно рухнул в 1933 г., когда в результате потрясшего всю капиталистическую систему экономического кризиса Соединенные Штаты перешли к бумажно-денежной системе), вопреки антитрестовскому "закону Шермана", продолжали расцветать и богатеть промышленные тресты и банки; новая система таможенных тарифов надежно охраняла внутренний американский рынок от товаров, производимых иностранными конкурентами. Бесчисленное множество стоявших перед страной экономических и социальных проблем умело скрывалось правящими кругами США за блестящим фасадом видимого "всеобщего благополучия".

С именем президента Мак-Кинли были связаны и существенные изменения во внешнеполитическом курсе Соединенных Штатов. Именно он стоял у колыбели империалистической державы, чьи вожделения были устремлены уже за пределы Западного полушария, еще совсем недавно вполне удовлетворявшего разгоравшиеся аппетиты американских экспансионистов. Кое-кто из политических противников президента вспоминал, что всего лишь несколько лет назад Мак-Кинли во всеуслышание заявлял, что аннексия территорий противоречит представлению американцев о моральных нормах, являясь не чем иным, как "преступной агрессией", и предупреждал от соблазна территориальных захватов (William Miller. A New History of the United States. Dell Publishing Co., Inc., New York, 1969, p. 327). Но наступил 1898 год, и Соединенные Штаты аннексировали Гавайские острова; двумя месяцами позже американское правительство потребовало от побежденной Испании передачи США в счет военных репараций Пуэрто-Рико, а позднее и Гуама. Тем же летом американские войска оккупировали остров Уэйк, а спустя всего несколько месяцев Мак-Кинли категорически отказался вести переговоры о перемирии с Испанией, прежде чем Соединенным Штатам не будут переданы все Филиппинские острова. Еще в ходе испано-американской войны президент заявил, что по окончании войны США сохранят за собой все, что захотят ("The American Heritage Pictorial History of the Presidents of I he United Stales". American Heritage Publishing Co., Inc., 1908, vol. 2. p. 612). Позиция, занятая правительством Мак-Кинли в переговорах с Испанией, продемонстрировала, что президент намерен оправдать надежды, возлагавшиеся на него империалистическими кругами США.

Испанскому правительству пришлось в конечном счете согласиться с этими требованиями. В результате подписанного в декабре 1898 г. мирного договора Испания лишилась Филиппин и всех своих владений в Западном полушарии, получив от США в счет "возмещения убытков" 20 млн. долл. Выступая позднее перед методистскими священниками, Мак-Кинли следующим образом объяснял решение своего правительства об аннексии Филиппин: "У нас не было другого выхода... кроме как овладеть всеми островами и просветить филиппинцев, поднять их дух и приобщить их к цивилизации, и с божьей помощью сделать все возможное для них, наших собратьев, поскольку Иисус принял смерть и за них тоже". К этому важному решению президент, по его словам, пришел в результате продолжительной консультации с самим господом богом и лишь после того, как получил на то благословение свыше (Lord Charnwood. Theodore Roosevelt. Constable and Company, Ltd. London, 1923, p. 136 - 137).

В период президентства Мак-Кинли начал проявляться и откровенный интерес Соединенных Штатов к Азии. В сентябре 1899 г. государственный секретарь США Джон Хэй направил главам правительств Великобритании, Германии, Франции, Италии, России, Австрии и Японии идентичные ноты, в которых заявлял о желании американского правительства сохранить в Китае "открытый рынок для всей мировой торговли" и "устранить опасные источники международной напряженности" (W. W. Malloy (ed.). Treaties, Conventions, Internationa] Acts, Protocols and Agreements between the United States of America and other Powers. 1776 - 1909. Washington, D. C., 1910, vol. I, p. 249 - 251). В марте 1900 г. Соединенные Штаты официально провозгласили политику "открытых дверей" в отношении Китая, зарезервировав тем самым за собой право на участие в будущем разделе этой страны между империалистическими державами.

Предвыборная платформа республиканской партии 1900 г. предлагала избирателям закрепление золотого стандарта, сохранение системы таможенных тарифов, оправдывала приобретенными территориальными и экономическими выгодами испано-американскую войну и обещала новые успехи в случае переизбрания Мак-Кинли. Республиканский съезд, состоявшийся в Филадельфии в июне 1900 г., единогласно и уже в первом туре голосования утвердил кандидатом в президенты США от республиканской партии 57-летнего Уильяма Мак-Кинли. На пост вице-президента, который оставался вакантным после смерти Гаррета Хобарта в 1899 г., был выдвинут губернатор штата Нью-Йорк Теодор Рузвельт. Как и ожидалось, делегаты съезда выразили свое удовлетворение исходом испано-американской войны, окрестив ее войной "за свободу и права человека", а также одобрили "приобретение" новых зависимых территорий и меры, предпринятые республиканским правительством по обеспечению новых рынков сбыта американской товарной продукции с помощью политики "открытых дверей".

Демократическая партия выступила с демагогической, рассчитанной на привлечение голосов мелкой буржуазии программой действий и с "антиимпериалистическим" лозунгом: "Флаг республики на вечные времена, империя - никогда". В предвыборной политической платформе демократов из чисто тактических соображений межпартийной борьбы осуждалась экспансионистская внешняя политика республиканского правительства, а также содержались призывы к проведению более жесткой политики в отношении монополистических объединений и соблюдению ранее принятых антитрестовских законов. Демократы заявляли, и это особо подчеркивалось в принятой делегатами съезда платформе, что проведение империалистической политики за рубежом "быстро и неизбежно приведет к установлению деспотизма в Соединенных Штатах" (Richard Bain. Convention Decisions and Voting Records, Brooking" Institution. Washington, D. C., 1960, p. 103).

Исчерпывающая характеристика политических кругов США, выступавших на рубеже XX столетия с "антиимпериалистических" и "антимонополистических" позиций, была дана В. И. Лениным в его труде "Империализм, как высшая стадия капитализма". Анализируя внутриполитическую обстановку в США в те годы, В. И. Ленин писал: "В Соединенных Штатах империалистская война против Испании 1898 года вызвала оппозицию "антиимпериалистов", последних могикан буржуазной демократии, которые называли войну эту "преступной", считали нарушением конституции аннексию чужих земель, объявляли "обманом шовинистов" поступок по отношению к вождю туземцев на Филиппинах, Агвинальдо (ему обещали свободу его страны, а потом высадили американские войска и аннектировали Филиппины),- цитировали слова Линкольна: "когда белый человек сам управляет собой, это - самоуправление; когда он управляет сам Собой и вместе с тем управляет другими, это уже не самоуправление, это - деспотизм". Но пока вся эта критика боялась признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма, боялась присоединиться к силам, порождаемым крупным капитализмом и его развитием, она оставалась "невинным пожеланием" (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 409).

Кандидатом в президенты США от демократической партии был вновь единогласно выдвинут Уильям Дженнингс Брайан, кандидатом в вице-президенты - Эдлай Стивенсон, бывший в годы президентства Кливленда вице-президентом США. Политические судьбы Мак-Кинли и Брайана уже перекрещивались в недалеком прошлом: всего лишь четыре года назад, в ходе президентских выборов 1896 г., эти два деятеля были выдвинуты кандидатами своих партий на пост президента США. В тот раз Мак-Кинли одержал убедительную победу над 36-летним любимцем демократической партии, которому не помогли ни неистощимая энергия, ни блестящие ораторские способности. Не помогли кандидату демократов его незаурядные личные качества и спустя четыре года. Видимое экономическое благополучие страны, приписывавшееся активному внешнеполитическому и внутриполитическому курсу республиканского правительства, не могло не оказать влияния на значительную часть электората. Война с Испанией окончилась в короткий срок, а результаты заключенного мирного договора сулили американской буржуазии радужные перспективы на многие годы вперед. "От счастья счастья не ищут" - этот броский лозунг республиканской кампании за переизбрание Мак-Кинли нашел восторженную поддержку не только в монополистических кругах страны, но и в среде американских избирателей, связывавших с именем президента Мак-Кинли и возглавляемым им правительством свои надежды на конкретные экономические блага. Победа, одержанная Мак-Кинли на выборах 1900 г., была весьма убедительной - за него подали голоса более 1,2 млн. избирателей. За Брайана проголосовали 6,35 млн. избирателей (Оценивая соотношение голосов, поданных за Мак-Кинли и Брайана, следует иметь в виду, что в выборах 1900 г. приняли участие 73% зарегистрированных американских избирателей; более 5 млн. человек на избирательные участки не явились).

Боссы республиканской партии были в восторге от результатов выборов: предстоявшие четыре года пребывания Мак-Кинли на президентском посту сулили дальнейший рост популярности и политического авторитета партии. Не скрывали своего удовлетворения и представители монополистических кругов страны, выделившие на предвыборную кампанию Мак-Кинли около 2,5 млн. долл. (весьма внушительную по тем временам сумму). Щедрость представителей "большого бизнеса" основывалась на трезвом расчете: президент Мак-Кинли означал продолжение отвечавшего их интересам политического курса. "Страна, или по крайней мере та часть ее, на которой лежит вся тяжесть и риск, связанные с предпринимательством и промышленностью, вздохнут с облегчением, узнав, что нас миновала огромная опасность", - заявил один из членов республиканского кабинета, получив сообщение о поражении Брайана ("The New York Times", November 7, 1900). Ни о какой сколько-нибудь серьезной опасности интересам деловых кругов США в случае победы демократов, конечно, не могло быть и речи, однако внешняя и внутренняя политика республиканской администрации за последние четыре года и ее тесная связь с монополистическим капиталом давали все основания крупной буржуазии страны рассчитывать на большую "отзывчивость" правительства Мак-Кинли при решении вопросов, затрагивающих ее интересы. Ведь не кто иной, как Мак-Кинли, был убежден в том, что благополучие бизнеса способствует благополучию всей страны. Это кредо президента вполне устраивало представителей "большого бизнеса". Победа Мак-Кинли интерпретировалась республиканскими боссами как получение из рук американских избирателей мандата на проведение экспансионистской внешней политики и в будущем. "Антиимпериалистическая" оппозиция с ее "невинными пожеланиями" безнадежно устарела, вступив в противоречие с конкретными требованиями новой эпохи господства финансового капитала.

Мак-Кинли часто называли при жизни "президентом, сделанным Марком Ханной". Промышленник и банкир, миллионер Марк Ханна был влиятельной фигурой в американской политической жизни и признанным боссом республиканской партии. В. И. Ленин называл Ханну в числе столпов американского империализма наряду с Морганом, Рокфеллером и другими (В. И. Ленин. Полн. собр. соч.. т. 28, стр. 389). Ставку на Мак-Кинли Марк Ханна сделал еще в 1891 г., когда будущий президент США, пользуясь финансовой поддержкой Ханны, победил на губернаторских выборах в штате Огайо. Позднее, в 1893 г., Ханна, Карнеги, Фрик и другие крупные финансовые дельцы и промышленники в буквальном смысле спасли Мак-Кинли от банкротства, собрав на погашение его долговых обязательств крупную сумму. Выдвижение кандидатуры Мак-Кинли на пост президента в 1896 г. обошлось лично Ханне более чем в 100 тыс. долл., не говоря уже о том, что он осуществлял непосредственное руководство всей республиканской предвыборной кампанией. Среди крупнейших американских монополий, внесших колоссальные суммы в казну республиканцев, фигурировали "Стандард ойл" (250 тыс. долл.), "Нью-Йорк лайф" (50 тыс. долл.), железнодорожные компании (174 тыс. долл.) и др. Всего к окончанию избирательной кампании сторонникам Мак-Кинли удалось собрать около 3,5 млн. долл. Ханна щедро отпускал крупные суммы денег на издание плакатов и рекламных брошюр, повествовавших о заслугах и достоинствах Мак-Кинли, на изготовление сотен тысяч значков с портретом своего протеже. Теодор Рузвельт, будучи в то время еще совершенно неизвестным в стране, саркастически заметил, что Ханна "рекламировал Мак-Кинли так, как будто тот был патентованным лекарством". Ханне удалось внедрить своих агентов в штаб-квартиру демократической партии, что позволяло ему быть в курсе всех планов и намерений политических противников.

Поддержка со стороны Марка Ханны сыграла решающую роль и в предвыборной кампании 1900 г. Используя его влияние и связи в монополистических кругах страны, республиканцам удалось объединить финансовые средства и возможности "большого бизнеса" США, необходимые для обеспечения победы Мак-Кинли. Решающая роль Ханны в политической карьере Мак-Кинли была настолько хорошо известна в стране, что объектом критики со стороны политических противников республиканцев был чаще он, а не президент.

"Теперь вам остается только жить", - заявил Ханна праздновавшему свою новую победу Мак-Кинли. Но 6 сентября 1901 г., всего через шесть месяцев после торжественной церемонии вступления на пост президента, Мак-Кинли был тяжело ранен на Пан-Американской выставке в г. Буффало анархистом Леоном Чолгошем и спустя восемь дней скончался. "Этот чертов ковбой теперь является президентам", - воскликнул в сердцах активно недолюбливавший вице-президента Марк Ханна, когда 42-летний Теодор Рузвельт был официально провозглашён двадцать шестым президентом Соединенных Штатов,

В 1948 г. профессор Артур Шлезингер-старший провел опрос среди большой группы американских историков с целью определения, кто из американских президентов заслуживает быть названным "великим". Результаты этого исследования были таковы - из 33 президентов США (на тот период) большинство опрошенных специалистов назвали лишь шесть имен - Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Эндрю Джексона, Авраама Линкольна, Вудро Вильсона и Франклина Д. Рузвельта, достойных столь высокой оценки их деятельности. Часть опрошенных высказали мнение (которое разделяют по сей день и некоторые другие специалисты), что этот короткий список может быть дополнен именем Теодора Рузвельта, оставившего заметный след в американской истории. "Лихой всадник", ковбой и аристократ, "гроза трестов" и друг дома Морганов, воинствующий империалист, шовинист и проповедник "всеобщей справедливости", в каком только качестве не выступал этот талантливый мастер политической мимикрии за свою недолгую карьеру государственного деятеля, предоставив многочисленным сторонникам и столь же многочисленным противникам неистощимый материал для подчас полярно противоположных оценок своего места в американской истории.

В отличие от большинства своих предшественников и преемников на президентском посту, Теодор Рузвельт начал свою политическую карьеру с весьма влиятельного политического поста, не обладая необходимым для этого опытом. До своего выдвижения на пост вице-президента США Рузвельт был в течение двух лет губернатором штата Нью-Йорк. На этот пост он был рекомендован в свое время республиканскими боссами штата, которым, хотя и не без труда, удалось убедить нью-йоркские деловые круги в том, что Рузвельт может оказаться полезным человеком. Республиканская партия в те годы крайне нуждалась в кандидате, способном одержать победу на губернаторских выборах в штате Нью-Йорк, а популярный в стране командир кавалерийской дивизии "Лихие всадники" времен испано-американской войны Теодор Рузвельт имел реальные шансы оправдать возлагавшиеся на него надежды. Это обстоятельство, по всей видимости, сыграло решающую роль в изменении отношения к кандидатуре Рузвельта со стороны крупных промышленников и финансистов штата, считавших бывшего полковника несговорчивым и самонадеянным человеком. Последнее слово в решении судьбы Рузвельта принадлежало сенатору Томасу Платту, признанному политическому боссу штата Нью-Йорк и ставленнику Уолл-стрита в конгрессе. Добившись согласия Платта, Рузвельт мог уже не сомневаться в исходе выборов. В январе 1899 г. он, как и ожидалось, въехал победителем в губернаторский особняк в столице штата - городке Олбани.

На первых порах Рузвельт не проявлял неугодной деловым кругам штата активности, но уже на втором год пребывания на посту губернатора он заметно уверовал в свои силы и даже решился нарушить традиционную привилегию партийных боссов - назначение на ответственные административные посты штата. Убежденный сторонник сильной централизованной административной власти, Рузвельт стал к концу двухлетнего губернаторского срока мешать и представителям "большого бизнеса", безраздельно господствовавшим до этого в политической жизни этого влиятельного штата страны. Разногласия между губернатором и истинными хозяевами штата не носили, конечно, принципиального характера и не затрагивали в сколько-нибудь серьезной степени влияния последних на решение жизненно важных для них вопросов, однако сам факт наличия разногласий, пусть даже по второстепенным вопросам, вызвал недовольство деловых кругов, привыкших к безоговорочному подчинению местных властей их диктату. Об избранной Рузвельтом тактической линии поведения на губернаторском посту можно судить хотя бы по замечанию видного американского специалиста в области государственной, политической и партийной структуры США Уилфреда Бинкли, считающего, что "в своих отношениях с нью-йоркскими гигантами бизнеса, финансов и политики губернатор Теодор Рузвельт развивал практику гибкости, не настаивая на невозможном - т. е. развивая в себе качество, действительно необходимое для более ответственного президентского поста. Как он (Рузвельт. - Э. И.) писал в одной из статей, опубликованных в период пребывания на губернаторском посту: "Приспособленчество является подчас признаком высшей степени овладения искусством управления государством" (Wilfred Е. Binkley. The Man in the White House, p. 38 - 39).

Разгадав за приспособленчеством честолюбивого губернатора не что иное, как тактическую уловку, и не признавая иной формы сотрудничества с административной властью, кроме ее полного подчинения своему диктату и контролю, промышленно-финансовые магнаты штата решили избавиться от своего недавнего ставленника. В этих условиях и возникла идея выдвижения кандидатуры Рузвельта на пост вице-президента США, традиционно предназначавшийся престарелым политическим деятелям или лицам, чье выдвижение на этот пост отвечало лишь тактическим соображениям межпартийной борьбы. Томас Платт, инициатор этой идеи, рассчитывал убить одним выстрелом двух зайцев - устранить Рузвельта с местной политической арены и в то же время, воспользовавшись популярностью имени Рузвельта среди рядовых республиканцев, способствовать победе своей партии на предстоявших президентских выборах.

Вплоть до самого начала работы съезда республиканской партии Рузвельт сомневался (с точки зрения своей будущей политической карьеры) в разумности выхода на национальную политическую арену в столь незавидной, по его убеждению, роли и не давал согласия на выдвижение его кандидатуры. Но опытный Платт провел соответствующую организационную работу среди делегатов съезда, и, уверовав в льстящую его самолюбию популярность в партии, Рузвельт благосклонно согласился выступить "в паре" с Мак-Кинли. В ходе предвыборной кампании 1900 г. выяснилось, что Рузвельт пользовался большей популярностью у рядовых республиканцев, чем сам Мак-Кинли. Слушая его критику в адрес кандидата демократов Брайана, которого Рузвельт неизменно называл в своих предвыборных выступлениях не иначе как "мой оппонент", можно было подумать, что именно он, Рузвельт, а не Мак-Кинли баллотируется в президенты Соединенных Штатов. Кандидата в вице-президенты явно не удовлетворяла отведенная ему второстепенная роль в предвыборной кампании, и можно было предположить, что такая роль не удовлетворит его и в будущем, в случае победы республиканской партии на выборах. Уж очень не вязался образ энергичного и честолюбивого Теодора Рузвельта с традиционно ограниченными функциями вице-президента США, ироническая форма обращения к которому- "Ваше излишнее превосходительство" - была придумана еще Бенджаменом Франклином. Вступив на пост вице-президента 4 марта 1901 г., Рузвельт с явным неудовольствием обнаружил, что ему нечего делать даже в отведенном ему конституцией США качестве председательствующего в сенате, так как рано начавшееся лето в Вашингтоне не располагало сенаторов к сколько-нибудь плодотворной деятельности. Весть о смерти президента Мак-Кинли застала Теодора Рузвельта охотящимся в Адирондакских горах.

Принося присягу на пост президента, Рузвельт обещал продолжать внешнюю и внутреннюю политику своего трагически погибшего предшественника "в интересах мира, процветания и чести нашей любимой родины" (Herbert A gar. The United States; The Presidents, the Parties and the Constitution. Eyre and Spottiswoode. London, 1950, p. 635). Вопреки опасениям некоторых представителей монополистических кругов страны, в первое время принимавших словесный радикализм Рузвельта за чистую монету, новый президент не делал ничего такого, что могло бы вызвать недовольство "большого бизнеса". У тех, кто еще продолжал терзаться сомнениями в отношении дальнейших шагов Рузвельта на посту президента, несомненно, отлегло бы от души, узнай они содержание личного письма Рузвельта, датированного 1899 г. В том письме будущий президент писал, что тревога в стране по поводу роста могущества трестов "в основном бесцельна и беспочвенна", и признавался, что сомневается в необходимости каких-либо мер по ограничению этого процесса (Richard Hofstadter. The American Political Tradition and the Men who Made it. Alfred Knopf. York, 1948, p. 22). Рузвельт сохранил без изменений весь кабинет Мак-Кинли и не возвращался к теме своих предвыборных демагогических призывов о необходимости ограничения деятельности монополий и создания "сильного национального правительства". Среди ближайших советников нового президента можно было видеть представителей крупнейших монополистических объединений и трестов, в частности Роберта Бэйкона и Джорджа Перкинса, представлявших интересы финансового дома Моргана, Элиу Рута, Филандера Нокса, Джеймса Стиллмана (финансовый дом Рокфеллера), А. Д. Кассата ("Пенсильвания рейлроуд"), сенатора Нельсона Олдрича и др. Позднее в своей автобиографии Рузвельт признавал: "Я не могу сказать, что вступал на пост президента, имея какую-либо специально разработанную и далеко идущую программу социальных преобразований" (Ibid. p. 221). Его первое послание конгрессу США оказалось вполне умеренным с точки зрения американских деловых кругов.

Чтобы понять причину тревоги, охватившей монополистические круги США после преждевременной кончины президента Мак-Кинли, следует хотя бы вкратце напомнить об особенностях внутриполитической обстановки в США на пороге нового столетия. Рузвельт вступил на пост президента в период серьезного обострения экономических и социальных противоречий, усугублявшихся ширящимся недовольством трудящихся масс в связи с ростом коррупции и засилья монополий в экономике и политике американского государства. Идеи американских "популистов", активно выступавших в конце XIX в. против централизации финансового капитала и создания крупных промышленных корпораций, против усиления эксплуатации и отражавших в своих программах требования американского пролетариата, получили широкое распространение в профсоюзном движении, среди американских фермеров и в кругах мелкой и средней буржуазии. Однако уже в начале XX столетия движение протеста против экспансионистской внешней политики и антинародной внутренней политики правящих кругов США начинает испытывать преобладающее влияние мелкобуржуазного, филистерского реформизма, ограничивавшегося подчас лишь аморфной критикой монополий и правительства и не поднимавшегося до требований коренных перемен в существующем строе. В. И. Ленин писал: "Так как политическими особенностями империализма являются реакция по всей линии и усиление национального гнета в связи с гнетом финансовой олигархии и устранением свободной конкуренции, то мелкобуржуазно-демократическая оппозиция империализму выступает едва ли не во всех империалистских странах начала XX века" (B. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 408 ). Выдвигавшиеся буржуазными реформаторами требования положить конец коррупции в правительстве, улучшить условия труда в промышленности и сельском хозяйстве, ограничить рост монополий, справедливые по существу, отвлекали в конечном счете широкие трудящиеся массы Америки от революционной борьбы, способствовали распространению представлений о возможности достижения социальной справедливости в условиях капиталистического строя.

Популяризации идей буржуазного реформизма в значительной степени содействовала большая группа американских писателей и публицистов, среди которых были Элтон Синклер, Линкольн Стеффенс, Фрэнк Норрис, Ида Тарбелл и др. В 1902 г. эта группа публицистов начала печатать в ряде ведущих мелкобуржуазных журналов США критические статьи, затрагивающие различные стороны общественной, экономической и политической жизни в стране. В их статьях поднимался широкий круг вопросов - от тяжелых условий труда в американской промышленности, жестокой эксплуатации трудящихся и коррупции в чиновничьем аппарате до проституции, связей между политическими деятелями и преступным миром, от вводящей в заблуждение рекламы до опасных для здоровья пищевых продуктов и медицинских препаратов. Будучи еще губернатором штата Нью-Йорк, Рузвельт нередко прибегал в демагогических целях к использованию терминологии "популистов", обрушиваясь с критикой на "купающихся в роскоши капиталистов", подобно ростовщикам наживающихся за счет чужого труда; в то же время не кто иной, как Рузвельт, назвал буржуазных реформаторов, разоблачавших в печати злоупотребления трестов и растущую эксплуатацию трудящихся, "разгребателями мусора" ("muckrakers") (Традиционно приписываемая богатой фантазии Т. Рузвельта, эта фраза принадлежит в действительности английскому писателю Джону Бьюниану (1628 - 1688), автору "Путешествия пилигрима из этого мира в грядущий"), выразив в этой презрительной кличке свое истинное отношение к попыткам сколько-нибудь серьезно осудить всесилие монополистического капитала в стране. Более того, Рузвельт усмотрел в критических произведениях "разгребателей мусора" опасные признаки революционности и растущей популярности социалистических идей.

С осуждением капиталистической практики эксплуатации детского труда выступают участницы демонстрации в Нью-Йорке в начале XX в

По мере накопления политического опыта Рузвельт все чаще прибегал к демагогии, как эффективному оружию умиротворения мелкобуржуазной оппозиции. "Во многих отношениях замена Мак-Кинли Рузвельтом была благословением божьим для магнатов, ибо чисто словесный радикализм нового президента должен был сдерживать волну социального недовольства, поднимавшуюся все выше по мере безудержного роста капиталов: Мак-Кинли никогда не был достаточно гибким политиком, чтобы притворяться врагом магнатов, выполняя в то же время тайно все их требования. Рузвельт же, виртуоз обмана, еще и поныне слывет либералом и реформатором",- писал американский публицист Ф. Ландберг Ф ( Ландберг. 60 семейств Америки. М., 1948, стр. 79). Ореол реформатора окружал личность Рузвельта в такой степени, что незадолго до окончания первого срока его пребывания на президентском посту и решения его дальнейшей политической судьбы, Рузвельтом овладело беспокойство, не слишком ли он наступает на "любимые мозоли" истинных хозяев страны, и в конце 1903 г. он поспешил заверить их в своем непреходяще благожелательном отношении (Richard Hofstadter. The American Political Tradition, p. 219).

На смену сошедшим с американской политической сцены "популистам" в начале нового века приходит новое буржуазно-реформистское движение, окрещенное буржуазными историками "прогрессивным". Идеи американских "прогрессистов" начала XX столетия отражали взгляды мелкой и средней буржуазии страны, не без оснований опасавшейся растущей экономической мощи монополий и мечтавшей (пользуясь ленинской формулировкой) о "возвращении назад, к "свободной", "мирной", "честной" конкуренции" (B. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 322). Большинство "прогрессистов", среди которых можно было видеть видных политических деятелей США, сенаторов и конгрессменов, выступали против роста влияния монополий на политическую и экономическую жизнь страны, против вошедших в повседневную практику злоупотреблений с их стороны, но не решались ставить вопрос о необходимости полной ликвидации трестов. В качестве характерного примера "прогрессистского" отношения к монополиям небезынтересно ознакомиться с выдержкой из стенограммы одного из выступлений Рузвельта, позволяющего составить представление не только о его личной позиции по этому вопросу, но и о стиле его ораторского мастерства: "С точки зрения нашего материального процветания существует лишь один дополнительный момент, столь же важный, как и противодействие развитию духа зависти и враждебности по отношению к людям бизнеса, по отношению к честным состоятельным людям, а именно противодействие деятельности бесчестных бизнесменов. (Бурные аплодисменты.) Минуточку, я не хочу, чтобы вы аплодировали этой части моего выступления, если вы не готовы аплодировать и ранее зачитанной мной части, которую вы прослушали без проявления одобрения. (Смех, аплодисменты.) Я хочу, чтобы вы поняли, что я буду с такой же твердостью защищать права честного человека, наживающего свое состояние честным путем, с какой я буду выступать против бесчестного человека, наживающего состояние нечестными путями. И я настаиваю на своем праве требовать вашей поддержки в одинаковой степени как в первом, так и во втором случае. Я рад вашим аплодисментам, но хочу, чтобы вы возвратились к тому, что я сказал ранее, и наградили бы аплодисментами и то мое заявление. Я зачитаю его вам снова: "Любое проявление бездумной зависти и враждебности по отношению к честным людям, приобретающим богатство честным путем, должно быть подавлено в самом зародыше силой разумного общественного мнения". (Бурные аплодисменты.) Спасибо. А теперь я продолжу..." (Harold Howland. Theodore Roosevelt and His Times; A Chronicle of the Progressive Movement. Yale University Press, 1921, p. 106 - 107).

Рядясь в тогу поборника справедливости и защитника демократии, Рузвельт умело акцентировал внимание общественности на якобы единичных случаях проявления социальной несправедливости со стороны отдельных "нечестных" трестов, предупреждая обвинения в безудержной эксплуатации американских трудящихся, которые вполне оправданно могли быть адресованы всему монополистическому капиталу. Как показал дальнейший ход событий, у Рузвельта не было серьезных оснований опасаться за свое будущее: монополистические круги США обладали уже к тому времени достаточной политической зрелостью, чтобы разобраться в истинной роли, играемой президентом в деле защиты интересов крупного капитала. Что же касается отдельных представителей финансово-монополистического капитала, которые действительно с антипатией относились к президенту, то их критика даже играла на руку Рузвельту, позволяя ему фигурировать в роли реформатора.

Национальный республиканский съезд, состоявшийся в июне 1904 г. в Чикаго, не принес никаких неожиданностей. Политическая платформа республиканцев обещала продолжение оправдавшей себя политики прошлых лет, торжествующе противопоставляла экономические показатели периода пребывания у власти республиканцев показателям периода президентства демократа Кливленда, но не содержала сколько-нибудь конкретных планов и предложений на будущее. Подобно республиканской платформе 1900 г. новая платформа была откровенно экспансионистской и протекционистской. Делегаты съезда единодушно утвердили кандидатом от республиканской партии на пост президента Теодора Рузвельта. Сенатор Чарльз Фэрбенкс был выдвинут кандидатом на пост вице-президента.

Демократическая партия утвердила на своем съезде платформу, содержавшую дежурные положения прошлых лет (критику империалистической внешней политики, поддержку антитрестовских законов и т. п.), и выдвинула на пост президента нью-йоркского судью Элтона Б. Паркера, бесцветную личность и абсолютно неизвестного в политических кругах страны человека. Выдвижение на пост вице-президента 80-летнего Генри Г. Дейвиса из штата Западная Виргиния не способствовало популярности демократической "пары" среди американских избирателей. В республиканских кругах родилась и получила широкое распространение издевательская фраза в отношении кандидатов демократической партии - "загадка из Нью-Йорка и развалина из Западной Виргинии". Не оставались в долгу и демократы, называвшие Рузвельта "не менее приятным джентльменом, чем те, которые топили корабли и перерезали глотки". Предвыборная кампания разворачивалась в полном соответствии с многолетними традициями внутриполитической борьбы в США.

Надежды демократов на то, что деловые круги США предпочтут Паркера Рузвельту, не оправдались. Актив отвечавшей интересам этих кругов внутриполитической деятельности Рузвельта подкреплялся столь же существенными для них результатами внешнеполитического курса республиканского правительства. Ведущее место среди решений администрации Рузвельта, предпринятых в интересах монополистического капитала США, занимала операция по приобретению территории в Центральной Америке для строительства канала, вошедшая в историю как "изнасилование Панамы". В начале 1900 г. Т. Рузвельт - более чем за год до своего выхода на национальную политическую арену - следующим образом обосновывал экспансионистские устремления американского империализма: "Мы не можем оставаться в пределах наших границ и открыто признавать себя просто преуспевающими торговцами, которые не интересуются происходящими в мире событиями. В борьбе за морское и коммерческое превосходство мы должны крепить нашу мощь за пределами наших границ. Мы должны построить межокеанский канал и обеспечить себе преимущества, которые предоставят нам возможность сказать свое слово в определении судьбы океанов Востока и Запада" (H. C. Hill. Roosevelt and the Carriboan. Chicago. 1927, p. 1).

По американо-колумбийскому договору 1903 г. Соединенным Штатам было предоставлено право на бессрочную аренду шестимильной земельной полосы вдоль Панамского перешейка. За это право США обязались выплатить единовременно 10 млн. долл., а также выплачивать ежегодно 250 тыс. долл. в виде арендной платы. Однако спустя шесть месяцев сенат Колумбии отказался ратифицировать этот невыгодный для своей страны договор. При этом сенат отмечал, что одна французская компания, также заинтересованная в строительстве канала, предлагала более выгодные условия. Решение колумбийского сената вызвало негодование Рузвельта, который, по его заявлению, "не мог позволить, чтобы какая-то шайка бандитов грабила дядюшку Сэма" (Arthur M. Schlesingrr. Political and Social History of the United States, 1829-1925. Macmillan Company. New York. 1925, p. 436). Вскоре в Колумбии не без поддержки американского правительства приняло широкий размах движение за создание "самостоятельного Панамского государства", и "случайно" оказавшийся в крупном колумбийском порту американский крейсер "Нэшвилл" воспрепятствовал продвижению колумбийской армии в район беспорядков с целью подавления их. Новое государство Панама было признано американским правительством спустя немногим больше часа после того, как панамское правительство доложило в Вашингтон о его образовании. А через четыре дня панамские представители подписали в Вашингтоне договор о сдаче Соединенным Штатам в аренду территории для строительства канала. Его строительство было начато военным департаментом США в 1906 г. и завершено через восемь лет. Панамский канал обошелся правительству США в 375 млн. долл.

В 1904 г. Рузвельт "обогатил" теорию межамериканских государственных отношений собственной интерпретацией "доктрины Монро", которая вошла в историю под названием "поправка Рузвельта" ("Roosevelt Corollary"). Президент заявил, что вмешательство США во внутренние дела стран Латинской Америки будет считаться оправданным и законным в случае, если эти страны окажутся неспособными справиться с внутренними проблемами, или же в случае каких-либо действий с их стороны, которые могут вызвать вмешательство европейских государств в дела стран Американского континента. При этом Рузвельт, естественно, исходил из предпосылки, что исключительное право определять незаконность или опасность тех или иных действий со стороны латиноамериканских стран предоставляется лишь Соединенным Штатам. В своем послании конгрессу от 6 декабря 1904 г. Рузвельт заявил: "Любая страна, народ которой ведет себя хорошо (подчеркнуто мной.- Э. И.), может рассчитывать на нашу чистосердечную дружбу. Если нация демонстрирует, что она знает, как действовать с разумным умением и приличием в социальных и политических вопросах, если она соблюдает порядок и выполняет свои обязательства, ей не следует опасаться вмешательства со стороны Соединенных Штатов. Непрекращающиеся незаконные действия или проявление бессилия, приводящие к общему ослаблению уз цивилизованного общества будь то в Америке или где бы то ни было, в конечном итоге требуют вмешательства со стороны какой-либо цивилизованной нации. В Западном полушарии соблюдение Соединенными Штатами "доктрины Монро" может вынудить их, возможно и против своей воли, в вопиющих случаях таких нарушений законности или проявления бессилия, к выполнению обязанностей международной полицейской державы" (Thomas P. Brockway. Basic Documents in United States Foreign policy. D. Van Nostrand Company. Inc., Princeton, New Jersey, 1957, p. 73). Надо сказать, что агрессивный шовинизм Т. Рузвельта не был неким новым качеством этого человека, развившимся лишь в годы его пребывания на посту президента США. Еще в 30-летнем возрасте Рузвельт написал "исторический" труд "Покорение Запада", в котором изложил свои взгляды о необходимости завоевания "примитивных" народов более культурными и передовыми. Лишь "извращенная и глупая мораль" могла, по его мнению, осуждать завоевание Запада американцами. "Я не захожу столь далеко, чтобы утверждать, что лишь мертвые индейцы являются хорошими индейцами, но уверен, что это соответствует действительности в девяти случаях из десяти, и не желал бы тщательно разбираться в десятом случае. Наихудший из ковбоев обладает большим числом моральных принципов, чем средний индеец"(Richard Hofstadter. The American Political Tradition, p. 209).

В июне 1897 г., будучи еще помощником военно-морского министра, Т. Рузвельт выступил перед выпускниками военно-морского колледжа в защиту агрессивного внешнеполитического курса. "Наиболее опасным для нации было бы не военное настроение, а излишне мирное",- заявил он, подчеркнув, что все "великие доминирующие расы были боевитыми расами" (Ibid., p. 210). Биограф Рузвельта Уильям Р. Тейер писал: "Не только не колеблясь по соображениям правового или морального характера, но и более того, не ставя под сомнение нашу способность выполнить эту новую задачу, Рузвельт решительно, если не с ликованием воспринял империализм со всеми его возможными последствиями" (William R. Thayer. Theodore Roosevelt; An Intimate Biography. Constable and Co., Ltd., London, 1919, p. 171 - 172).

Данные, приведенные В. И. Лениным в труде "Империализм, как высшая стадия капитализма", свидетельствуют о показном характере предпринимавшихся правительством Теодора Рузвельта мер по ограничению роста и деятельности американских монополий. В. И. Ленин писал: "В Соединенных Штатах Северной Америки число трестов определялось в 1900 г. - в 185; в 1907 г. - в 250. Американская статистика делит все промышленные предприятия на принадлежащие отдельным лицам, фирмам и корпорациям. Последним принадлежало в 1904 году - 23,6%, в 1909 г. - 25,9%, т. е. свыше четверти общего числа предприятий. Рабочих в этих заведениях было 70,6% в 1904 и 75,6%, три четверти общего числа, в 1909 г.; размеры производства были 10,9 и 16,3 миллиардов долларов, т. е. 73,7% и 79,0% общей суммы" (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 317). Если в 1900 г. 149 крупнейших трестов США обладали капиталом в 4 млрд. долл., то после ухода Рузвельта с президентского поста в стране насчитывалось уже 10 020 трестов, общий капитал которых достигал 31 млрд. долл. (Ф. Ландберг. 60 семейств Америки, стр. 122). В приведенных данных обращает на себя внимание тот факт, что наиболее интенсивный и быстрый рост американских монополий имел место в годы президентства Т. Рузвельта, хотя вплоть до самого окончания срока своего пребывания в Белом доме он не прекращал своей демагогической кампании против засилъя монополий в стране. Начатый по инициативе президента судебный процесс против "Норзерн секьюритис компани", вложившей свои капиталы в создание гигантского железнодорожного монополистического объединения на Северо-Востоке США, закончился всего лишь ее фиктивной ликвидацией: на ее месте возникли две "новые" компании. Но этот нашумевший по всей стране процесс явился для Рузвельта хорошей политической рекламой среди представителей мелкой и средней буржуазии. Не менее широко разрекламированные американской буржуазной прессой в качестве эффективных мер борьбы с монополиями судебные дела против ряда крупнейших корпораций США ("Американ тобэкко компани", рокфеллеровской "Стандард ойл оф Нью-Джерси" и др.) способствовали поддержанию реноме президента как "разрушителя трестов", но к каким-либо существенным результатам не привели. В последний год своего президентства в одной из частных бесед он признался; "Честно говоря, я спускал на тормозах в любом случае, когда у меня было хотя бы малейшее оправдание для этого" (Richard Hofstadter. The American Political Tradition, p. 224). В антитрестовской кампании Рузвельта, как считали многие из его современников, было "во сто раз больше шума, чем достижений".

В ходе всей предвыборной кампании 1904 г. Рузвельт продолжал по своему обыкновению громогласно осуждать "преступников, обладающих огромным богатством", ведя в то же время тайные переговоры с представителями ведущих монополистических объединений о финансировании ими республиканской партии. И нет ничего удивительного в том, что его риторический радикализм устраивал монополистические круги США, охотно жертвовавшие огромные суммы в республиканскую казну. Лишь спустя несколько лет стало известно, что деловые круги США покрыли 72,5% всех расходов республиканской партии в этой предвыборной кампании (Wilfred E. Binldey. The Man in the White House, p. 130). Среди наиболее щедрых пожертвователей в фонд республиканцев назывались имена Моргана, Рокфеллера, Гарримана, Стиллмана, Фрика, Гульда и других крупных магнатов, уже давно признавших в Рузвельте энергичного и решительного проводника, полностью отвечавшего их интересам государственного курса.

8 ноября 1904 г., в годовщину панамских событий, Теодор Рузвельт был избран президентом США подавляющим большинством избирателей, став первым в истории США вице-президентом, избранным затем на пост главы государства. За него подали свои голоса более 7,6 млн. американцев. За основного противника Рузвельта, кандидата от демократов нью-йоркского судью Э. Паркера, проголосовали немногим более 5 млн. избирателей. Четыре других соперника республиканского кандидата, представлявшие мелкие партии, собрали в общей сложности несколько более 809 тыс. голосов.

Однако в день своего триумфа Теодор Рузвельт допустил, по убеждению многих американских историков, грубейший просчет. Получив сообщение о своей победе на выборах, Рузвельт неожиданно для всех опубликовал следующее заявление: "Четвертого марта будущего года исполнится три с половиной года моего пребывания на посту президента, и эти три с половиной года являются моим первым сроком. Мудрая традиция, ограничивающая период пребывания на посту президента двумя сроками, предусматривает содержание, а не форму. Ни при каких обстоятельствах я не намерен соглашаться на выдвижение моей кандидатуры или принимать предложение на новый срок". Этим заявлением 46-летний президент фактически приговорил себя к политической отставке по истечении четырехлетнего срока и, сам того не желая, привлек внимание политической оппозиции к ограниченности своего пребывания на посту главы государства. Некоторые американские историки утверждают, что, по возможности дольше . оставляя конгресс в неведении относительно своих планов на будущее и продолжая рассматриваться в качестве потенциального кандидата на 1908 г., Рузвельт смог бы совершенно по-иному строить свои взаимоотношения с оппозицией и с деловыми кругами Соединенных Штатов. Последствия этого опрометчивого заявления сказались в полной мере спустя восемь лет, когда Рузвельт решил возвратиться к активной политической жизни. А пока ему предстоял новый четырехлетний срок в президентском особняке.

Теодор Рузвельт был, несомненно, незаурядной личностью. Многие американские историки, пытаясь объяснить сложность и противоречивость его характера, склонны ссылаться на детские болезни и физическую неразвитость молодого Рузвельта, убедившие его в извечном преимуществе силы над слабостью. Подчинив себя строгой дисциплине и усиленно занимаясь спортом, Рузвельту удалось покорить астму и стать физически сильным человеком. И в годы пребывания в Белом доме он не прекращал своих занятий боксом и упражнений с гантелями и штангой. Презрение, которое Рузвельт питал к физической и духовной слабости, выражалось у него по-разному, но наиболее сильно оно проявлялось в подчас достигавшем патологических размеров честолюбии и энергичном противодействии любым попыткам доминировать над его личностью. Рузвельт стремился быть при любых обстоятельствах в центре внимания. На это его сознательное стремление обращал внимание даже один из его сыновей, которому принадлежит высказывание: "Отец не любит ходить на свадьбы и похороны, так как он не может быть невестой на свадьбе и покойником на похоронах" (William R. Thayer. Theodore Roosevelt, p. 207).

Для характеристики личности Теодора Рузвельта уместно было бы вспомнить и замечание его военного адъютанта капитана Батта, касавшееся нетерпимости президента к посягательствам на его авторитет. Батт рассказывает о случае с президентом Грантом, которого когда-то задержал полицейский за быструю езду в пролетке. За проявленное им усердие полицейский был удостоен похвалы от самого задержанного, и с тех пор все американские полицейские мечтали о повторении с ними подобного счастливого случая. Одному из них удалось задержать Рузвельта за аналогичное нарушение, вспоминал Батт, но, вопреки надеждам полицейского, на следующий день его выгнали с работы. С президентом Рузвельтом шутить никому не дозволялось. Он не разрешал довлеть над собой даже традициям Белого дома. Об этом говорит хотя бы тот факт, что до него ни один президент не покидал территории США. Рузвельт первым нарушил эту традицию, посетив в 1906 г. Панаму.

Теодор Рузвельт был типичным президентом "средней" Америки, которую всегда было довольно легко покорить гипертрофированной драматизацией личности. Мелодраматические жесты в сочетании, при необходимости, с бурным негодованием находили нужный отклик у аудитории. Рузвельт умело использовал даже свой часто срывавшийся на фальцет голос и некрасиво выступающие вперед зубы, т. е. такие внешние качества, которые могли повредить любому другому политическому деятелю, стремящемуся завоевать симпатии общественности. Склонность Рузвельта к шумихе, которой неизменно сопровождалось чуть ли не любое его решение или действие - будь то судебный процесс против "Норзерн секьюритис компани" или спасенный от охотников медвежонок,- дала основание одному из его биографов заметить, что Рузвельт убивал комаров так, как будто они были по меньшей мере львами. Пожалуй, первым из американских государственных деятелей понял он роль прессы как эффективного канала популяризации личности президента и принимал решительные меры, чтобы не допустить проникновения на страницы газет и журналов неблагоприятной для себя информации. Он часто встречался и беседовал с представителями прессы, но его собеседникам было хорошо известно, что без личного разрешения президента они не имели права печатать ни единого слова. Недаром один из журналистов как-то заметил, что будь Теодор Рузвельт не государственным деятелем, а газетчиком, он был бы самым выдающимся редактором "желтой прессы" (Archibald W. Butt. Taft and Roosevelt. The Inlimale Letters of .Archie Butt. Doran and Co., Inc., Garden City, New York, 1930, vol. 1, p. 30).

Характерным для президента Рузвельта стилем логических построений являлось, как утверждают историки, чередование утверждений, касавшихся той или иной проблемы "с одной стороны" и "с другой стороны" (Charles Edward Merriam. Four American Party Leaders. Macmillan Company. New York, 1926, p. 32). Выдвигая положение, отражавшее "с одной стороны" точку зрения определенных кругов страны, президент по прошествии нескольких дней выступал с точкой зрения, рассматривавшей проблему "с другой стороны". Такой политический маневр позволял ему привлекать поочередно на свою сторону круги, придерживающиеся различных взглядов на ту или иную проблему, и создавать впечатление всеобщей, массовой поддержки его политики.

Рузвельт был способным оратором и неплохим знатоком человеческой психологии. Трудно найти среди современных ему политических деятелей другого человека, достигшего такого же совершенства в своем умении избрать нужную аудиторию, нужный психологический момент и создать необходимую обстановку для обеспечения требуемого эффекта. По образному выражению одного из его современников, президент знал, когда одевать ковбойский костюм, а когда форму кавалериста времен испано-американской войны. Ковбозм Рузвельт оставался и в своих вкусах. С неразборчивостью лихого рубаки он расправлялся с крупнейшими литературными авторитетами мира - Золя раздражал его, толстовскую "Крейцерову сонату" он считал "грязной книгой", а Ч. Диккенса, открыто высказывавшего свою неприязнь к американским политическим порядкам, называл "неджентльменом".

В связи с приближением 1908 г. - года очередных президентских выборов - в Соединенных Штатах стали усиленно циркулировать слухи о намерении Т. Рузвельта согласиться на выдвижение его кандидатуры на очередной четырехлетний срок. Скорее всего, Рузвельт действительно был не прочь остаться в Белом доме, но опрометчивый отказ в 1904 г. выдвигать свою кандидатуру на новый срок вынуждал его покинуть высший административный пост в государстве. Завершать свою активную политическую карьеру в 50 лет, по всей видимости, было выше сил Рузвельта. В создавшейся обстановке он задумал сыграть решающую роль в подборе кандидатуры очередного президента США, с тем чтобы сохранить за собой возможность оказывать влияние на государственную политику. Личные симпатии Рузвельта склонялись в пользу кандидатуры государственного секретаря США Э. Рута, тесно связанного с крупным монополистическим капиталом страны, но Рут отклонил это предложение. И тогда Рузвельт решил предложить кандидатуру своего военного министра, бывшего губернатора Филиппин Уильяма Говарда Тафта, считавшегося к тому же одним из наиболее близких друзей президента. Свое отношение к Тафту Т. Рузвельт высказал в письме к историку Джорджу Тревельяну: "Мне доставляет глубокое удовлетворение мысль о том, что он (Тафт. - Э. И.) сделает все возможное для того, чтобы содействовать осуществлению... тех великих идеалов, за которые я боролся, и что он будет настойчиво продолжать все направления того государственного политического курса, в который я твердо верю". "Короче говоря, - как суммировал ход мыслей Рузвельта другой американский историк, - Тафт будет мной" ("The American Heritage Pictorial History of the United Slates", vol. 2. p. 664). Боссы республиканской партии и представители монополистического капитала США в основной своей массе с откровенным энтузиазмом поддержали кандидатуру Тафта. Как оказалось позднее, оснований для проявления ими такого энтузиазма было более чем достаточно.

Противники Рузвельта в республиканской партии до последнего момента опасались, что Рузвельт даст согласие на выдвижение своей кандидатуры на новый срок, и с облегчением вздохнули, когда республиканский национальный съезд, состоявшийся в Чикаго в июне 1908 г., высказался в поддержку Тафта. На пост вице-президента республиканцы выдвинули конгрессмена Джеймса Шермана. Платформа, принятая съездом, обещала избирателям пересмотр системы таможенных тарифов, усиление антитрестовского законодательства и расширение правительственных мер по охране природных ресурсов, т. е. в основном развивала программу начатых при Рузвельте реформ, но тщательно избегала упоминания преобразований в каких-либо новых областях.

Демократическая партия вновь оказалась перед необходимостью выбора из весьма ограниченного круга возможных кандидатов. Поражение Паркера в 1904 г., а в его лице всего консервативного крыла демократической партии не оставляло перед демократами иного выбора, и делегаты, собравшиеся на национальный съезд, вновь решили сделать ставку на отвергнутого партией четыре года назад Уильяма Брайана. Кандидатом в вице-президенты был избран на съезде сенатор Джон Керн. Политическая платформа партии, написанная в основном самим Брайаном, подобно платформе республиканцев, касалась вопросов таможенных тарифов, антитрестовского законодательства, подоходного налога, но - в попытке хоть чем-то отличаться от республиканской - обещала более смелый подход к их решению.

Незадолго до выборов в ряде американских газет появились сообщения о том, что брат кандидата в президенты Тафта и зять президента Рузвельта замешаны в мошеннических сделках с французскими компаниями, заинтересованными в строительстве Панамского канала. Республиканцы категорически отвергали эти обвинения и даже возбудили судебное дело против публиковавших эти сообщения органов печати и их редакторов. Рузвельт с характерной для него демагогической пылкостью заявлял, что действия безответственных редакторов бросали тень не только на отдельных граждан Соединенных Штатов, но и на всю страну. Организаторами этой кампании разоблачений были, без всякого сомнения, демократы, пытавшиеся тем самым повлиять на ход избирательной кампании, но эта попытка успеха не имела.

Как и дважды ранее, Брайан потерпел в 1908 г. поражение от кандидата республиканской партии. Правда, за Брайана на этот раз было подано больше голосов, чем за Паркера в 1904 г. (более 6,4 млн. голосов избирателей против немногим более 5 млн. избирателей). Тафт и Шерман собрали 6,7 млн. голосов. Остальные кандидаты пяти мелких партий разделили между собой 800 тыс. голосов, причем более половины этого количества голосов было подано за кандидата от социалистической партии США Юджина Дебса.

На первых порах новый президент, по-видимому, не без умысла стремился создать впечатление, что он остается тенью своего популярного предшественника. В марте 1909 г., т. е. буквально в первые дни после официального вступления на пост президента, Тафт заявил своему адъютанту капитану Батту: "Когда ко мне обращаются "господин президент", я оглядываюсь, нет ли где поблизости Рузвельта. Когда я читаю в заголовках утренних газет о состоявшемся совещании между президентом, сенатором Олдричем и спикером Кэнноном, у меня первым делом возникает вопрос, о чем же шла речь на этом совещании" (Herbert Agar. The American Presidents, From Washington to Harding, p. 283). Есть основания утверждать, что Тафт, зная о близости Батта к Рузвельту, делал это и другие подобные заявления в расчете на то, что они будут при случае доведены до сведения бывшего президента. В одном из своих писем Т. Рузвельту Тафт "смиренно" признавался: "Я не сомневаюсь в том, что, когда вернетесь, вы обнаружите, что наши друзья с Запада (республиканские "прогрессисты". - Э. И.) испытывают ко мне сильные подозрения... Я не обладаю вашим престижем... Предпринимаемые мной усилия значительно уступают вашим... Я не способен просвещать общественность, как это делали вы с помощью бесед с корреспондентами, и я боюсь, что значительная часть общественности посчитает, что я отрекся от ваших идеалов; но я убежден, что вы знаете меня лучше и поймете, что я продолжаю работать над тем же старым планом" ("The American Heritage Pictorial History of the Presidents of the United States", p. 665).

Утверждение о том, что Тафт создавал лишь видимость робости и смирения перед авторитетом своего влиятельного предшественника, подкрепляется воспоминаниями лица, в силу своего служебного положения в Белом доме имевшего возможность наблюдать за поведением Тафта в быту. Эрвин Гувер, служивший старшим дворецким в Белом доме, вспоминал, как Тафт, возвратившись с торжественной церемонии принесения присяги, "тяжело опустился в большое удобное кресло, вытянул ноги и, прежде чем изречь свое первое приказание, заявил: "Теперь я президент, и мне надоело, когда меня шпыняют" (Irwin Hood Hoover. Forty-Two Years in the White House. Honghtori Mifflin Company, 1934, p. 41). Тафт добился своего. Внешняя политическая безликость и личные заверения Тафта убедили Рузвельта в том, что новый президент будет скрупулезно придерживаться советов своего предшественника и следовать основным положениям его политического курса. Рузвельт в такой степени уверился в этом, что его даже не взволновали некоторые изменения, внесенные Тафтом в состав рекомендованного Рузвельтом кабинета.

Через две недели после принесения Тафтом торжественной присяги на пост президента Т. Рузвельт покинул страну и в течение года охотился в африканских лесах. Весной и в начале лета 1910 г, он разъезжал по Европе, коллекционируя почетные докторские степени и щедро раздавая интервью представителям прессы. Будучи в Лондоне на похоронах короля Эдуарда VII, Рузвельт направил президенту Тафту письмо, в котором обещал по возвращении домой оставаться частным лицом, держаться в стороне от политики и стараться "сохранять свой разум открытым, а рот закрытым" (Daniel J. Boorstin (ed.). An American Primer, p. 732). А пока Рузвельт путешествовал, в Соединенных Штатах вызревал серьезный политический кризис, наложивший отпечаток на развитие событий в последующие двенадцать лет.

Уже первые месяцы пребывания Тафта в Белом доме продемонстрировали, что новый президент не обладает политической прозорливостью и гибкостью своего предшественника. Провозгласив себя продолжателем рузвельтовского курса внешней и внутренней политики, Тафт приступил к его проведению в жизнь со столь явными симпатиями к интересам монополистического капитала США и готовностью создать все условия для передачи его представителям всей власти в стране, что вызвал недовольство даже многих своих соратников по партии. Один из сенаторов назвал президента "огромным дружелюбным островом, окруженным со всех сторон людьми, которые очень хорошо знали, что им нужно" (James David Barber. The Presidential Character; Predicting Performance in the White House. Prentice-Hall. Inc., 1972, p. 174). В жизни страны заметно активизировалась роль консервативного крыла республиканской партии, сбитого в свое время с толку сложными политическими маневрами и изощренной демагогией Т. Рузвельта. С Тафтом таких сложностей не возникало - он делал, как говорил, а говорил, как думал. Активизировало свою деятельность и "прогрессистское" крыло республиканской партии, начавшее широкую кампанию в прессе против фактов коррупции и засилья монополий в правительстве. Антитафтовская оппозиция ширилась и завоевывала новых сторонников буквально с каждым новым решением республиканского правительства и с каждым новым законопроектом, одобренным контролировавшимся консерваторами конгрессом. Создавшаяся в стране ситуация грозила правящим кругам серьезными политическими осложнениями, далеко не последнее место среди которых занимала опасность создания третьей, радикальной партии, не говоря уже об опасности образования массовой партии трудящихся.

Спустя двенадцать лет, читая лекции в Йельском университете, бывший президент Тафт следующим образом характеризовал кредо, лежавшее в основе его внутриполитического курса в годы пребывания в Белом доме: "Стремление к спешке при осуществлении необходимых изменений в политике или при устранении несправедливостей является крупной ошибкой. Государства живут долго, и год или пять лет представляют есбой короткий срок в их жизни. Большая часть несправедливостей может существовать в течение определенного периода времени, не приводя к катастрофе. Ожидаемые реформы осуществляются шаг за шагом.

Лучше мириться с несправедливостью, чем осуществлять разрушительные перемены, в ходе которых может оказаться, что предлагаемое исправление хуже самого зла, которое оно призвано устранять. Часто бывает так, что факты, объявляемые несправедливыми, таковыми не являются. Требуется внимание и размышление для того, чтобы определить, во-первых, наличие зла и, во-вторых, верный способ его устранения... Мы всегда должны исходить из того факта, что личная свобода и право на собственность являются обязательными требованиями для любого возможного успешного прогресса общества" (William Howard Taft. Liberty Under Law, Interpolation of the Principles of Our Constitutional Government. Yale University Press, 1922, p. 20 - 26).

На протяжении всей своей долгой политической карьеры в качестве члена кабинета и президента США Тафт упорно отстаивал свое убеждение в "конституционной ограниченности" государственной власти в США, не позволяющей правительству вмешиваться в дела частных граждан. Такая точка зрения на нецелесообразность внесения сколько-нибудь существенных изменений в жизнь общества и на незыблемость "личной свободы и права на собственность" вполне устраивала деловые круги Соединенных Штатов. До находившегося в то время в Европе Т. Рузвельта уже стали доходить слухи о том, что президент Тафт начинает терять влияние в партии и что ему грозит поражение на очередных выборах. Сторонники бывшего президента, не терявшие надежды вновь увидеть Рузвельта в активной политической роли, сочинили песенку:

О Тедди, возвратись домой и бей тревогу,
Посевы топчут овцы, корова вышла за дорогу,
А парень тот, кого оставил ты пасти отару,
Забрался в сена стог, заснул, и горя ему мало

(Allan Nevins and Henry Steel Commager. A Pocket History of the United States. Washington Square Press. New York. 1908, p. 356).

Вернувшись летом 1910 г. в США, Рузвельт быстро сообразил, что создавшаяся в партии обстановка сулит ему единственный в своем роде шанс. В ослаблении авторитета Тафта в стране и в партии он усмотрел реальную возможность с триумфом возвратиться в Белый дом. Желание Рузвельта отмежеваться от Тафта и утвердиться в роли его политического противника, по-видимому, и послужило причиной отказа Рузвельта нанести визит Тафту в Белом доме по возвращении из Европы. Отвечая на приглашение, Рузвельт сослался на свое твердое убеждение в том, что бывшие президенты не должны приезжать в Вашингтон.

В результате промежуточных выборов 1910 г. демократы захватили в свои руки контроль над конгрессом, завоевав там большинство мест, чем усугубили раскол в республиканской партии между "прогрессивными" республиканцами и консервативно настроенными сторонниками президента Тафта.

31 августа 1910 г. Теодор Рузвельт выступил в Канзасе с одной из наиболее ярких и известных своих речей, основной темой которой был провозглашенный им "новый национализм". Эта речь явилась наиболее исчерпывающим изложением кредо и программы действий "прогрессистского" крыла республиканской партии, с руководством которым все чаще и чаще стало ассоциироваться имя Рузвельта. Демагогически оперируя близкими и понятными среднему американцу понятиями, Рузвельт представлял точку зрения своих единомышленников из республиканской партии как политику, полностью отвечающую надеждам, чаяниям и устремлениям большинства американского населения. "Я стою за справедливость, - заявил Рузвельт. - Но когда я говорю, что стою за справедливость, это вовсе не означает, что я выступаю за честную игру с соблюдением существующих правил. Это означает, что я выступаю за изменение этих правил с тем, чтобы они обеспечивали более реальные равные возможности и равное вознаграждение за равный труд..." Значительное внимание уделил Рузвельт в своем выступлении и вопросу о необходимости установления "контроля общественности" за деятельностью монополистического капитала. При этом он подчеркивал, что "нельзя говорить о действенном контроле над корпорациями до тех пор, пока они сохраняют свою политическую активность", и настаивал на опубликовании данных о деятельности корпораций и принятии законов, запрещающих прямое или косвенное использование фондов корпораций в политических целях. Финансирование корпорациями политической деятельности в США явилось одним из источников коррупции в политической жизни страны, заявлял он (Hermann Hagedorn (ed.). The Works of Theodore Roosevelt. Charles Scribners Sons. New York, 1926, vol. XVII, p. 5 - 22).

Характеризуя позицию, занятую Теодором Рузвельтом в предшествовавший президентским выборам 1912 г. период, следует отметить, что он, как и в прежние годы, не выступал против самого процесса концентрации промышленного и сельскохозяйственного производства, признавая его неизбежным и отвечающим экономическим интересам Соединенных Штатов. Но в то же время содержание и тон его публичных заявлений был рассчитан на создание впечатления, что он был и остается непоколебимым сторонником сильной государственной власти, сильного правительства, способного подчинить высшим государственным интересам деятельность монополистического капитала. Опытный политик, Рузвельт прекрасно понимал, что безропотное подчинение консервативного правительства Тафта диктату монополий, его откровенно промонополистический курс во внешней и внутренней политике уже привели к опасному расколу в республиканской партии и создали благоприятные условия для создания третьей политической партии на базе "прогрессистского" крыла реcпубликанцев. Ни монополистические круги США, ни наиболее прозорливые защитники их интересов среди республиканских политических деятелей, к которым с полным правом можно отнести Т. Рузвельта, не могли допустить этого. Сложившаяся в республиканской партии ситуация требовала быстрых и решительных действий со стороны единственного человека, способного возглавить движение, которое, оставаясь по существу промонополистическим, создавало бы видимость бескомпромиссной борьбы с засильем монополий, за повышение авторитета и влияния правительства. Но даже в этих условиях Рузвельт не решался заходить слишком далеко в своей демагогической критике монополий. "Тресты в промышленности, - говорил он, - возникли в результате неизбежного эргономического закона, который нельзя отменить политическим законодательством. Попытка запрещения объединения в тресты, по существу, провалилась. Решение вопроса заключается не в том, чтобы попытаться воспрепятствовать возникновению этих объединений, а в осуществлении всеохватывающего контроля за их деятельностью в интересах общественного благополучия. Отсутствие эффективного местного и особенно национального законодательства, ограничивающего приобретение богатства нечестным путем, привело к созданию небольшого класса исключительно богатых и экономически влиятельных людей, главной целью которых является сохранение и усиление их власти. Основная задача заключается в том, чтобы изменить условия, позволяющие этим людям умножать власть, наличие которой у них в руках и ее использование не отвечает общественным интересам". Рузвельт далее настаивал на так называемом "справедливом распределении национального богатства", заявляя, что "никто не должен получать и одного доллара, если этот доллар не был действительно заработан" (Daniel Boorstin (ed.). An American Primer. Op. cit., p. 741). Рузвельт никогда не вдавался в подробности практического осуществления провозглашавшегося им контроля за распределением национального богатства. Но из его заявлений явствовало, что единоличным органом, облеченным властью определять справедливость распределения, должно быть правительство США, чья политика ни в годы президентства самого Рузвельта, ни при его преемнике не шла вразрез с интересами и нуждами монополистического капитала.

Такова в общих чертах была рузвельтовская программа "отнюдь не сверхцентрализации власти" в руках федерального правительства, как уточнял сам автор, а деятельности "в интересах всего нашего народа в целом". Принципиальные положения этой программы оказались настолько популярными в американской мелкобуржуазной среде, что вслед за Рузвельтом их пытались развивать, когда из столь же демагогических побуждений, а когда и в наивной вере в их осуществимость, многие видные политические деятели "прогрессистского" толка.

Расходясь с Т. Рузвельтом в методах защиты интересов капитала, в своем внешнеполитическом курсе Тафт оставался достойным преемником автора дополнения к "доктрине Монро". Даже находясь позднее в натянутых и даже враждебных отношениях с Рузвельтом, Тафт ни разу не позволил себе критически отозваться о внешнеполитическом курсе своего предшественника. Особой похвалы Тафта удостаивалась политика Рузвельта в отношении Латинской Америки и его настойчивость в целеустремленном претворении в жизнь положений "доктрины Монро". Сама "доктрина Монро" оставалась для Тафта в годы его президентства и в последующие годы высшим проявлением "разумного осуществления" внешней политики в интересах США. "Доктрина (Монро), - писал он в 1914 г., - основана на разумной политике в наших собственных интересах, заключающейся в недопущении в нашем полушарии эгоистичного политического вмешательства европейских правительств и приобретения ими территорий..." (William Howard Taft. The United States and Peace. John Murray, London, 1914, p. 39). Со своей стороны Тафт внес существенный вклад в теорию и практику американского империализма, положив начало "долларовой дипломатии". Со времен Тафта этот термин стал символом использования дипломатических каналов, а в случае необходимости и вооруженных сил в целях дальнейшей экспансии американского капитала и завоевания зарубежных рынков сбыта для американских товаров.

В 1911 г. часть республиканцев, представлявших штаты Среднего Запада, образовали в рамках своей партии Национальную прогрессивную республиканскую лигу во главе с сенатором Робертом Лафоллетом. Хотя сам Лафоллет не видел никаких препятствий к тому, чтобы возглавить предвыборную борьбу против Тафта, значительная часть отколовшихся республиканцев считала его недостаточно известным и популярным в стране, чтобы он смог составить серьезную конкуренцию президенту на очередном республиканском национальном конвенте. Выход был вскоре найден, как этому ни пытался противодействовать Лафоллет. Физически окрепший после своего африканского путешествия и чувствовавший себя, по его собственному утверждению, здоровым, как "сохатый", Теодор Рузвельт после непродолжительных и явно неискренних сомнений активно включился в критику внутренней политики правительства Тафта и деятельности самого президента. Рузвельт заявил во всеуслышание, что его решение вступить в борьбу с Тафтом было вызвано тем, что тот не выполнил данных ему, Рузвельту, обещаний и позволил его политическим противникам вновь взять в свои руки контроль над правительством и страной. В ответ на выдвинутые сторонниками Тафта контробвинения в нарушении данного им самим обещания не баллотироваться в президенты на третий срок Рузвельт заявлял, что в 1904 г. он имел в виду третий срок подряд и, поскольку с 1908 г. прошло уже четыре года, он считает себя вправе вновь выдвигать свою кандидатуру на рассмотрение съезда. Многие видные представители крупного финансового капитала не только выступили в поддержку кандидатуры Рузвельта, но и внесли существенный финансовый вклад в бюджет прорузвельтовской фракции республиканской партии. Среди этих лиц в первую очередь следовало бы назвать крупного бизнесмена Джорджа Перкинса и издателя Фрэнка А. Мунси, тесно связанных с домом Моргана и "Юнайтед Стейтс стил корпорейшн". Эти лица внесли более полумиллиона долларов в кассу "прогрессистов" и обещали поддержку контролируемых ими органов печати. Мунси, настаивая на необходимости создания Рузвельтом на базе своей фракции новой партии, решительно заявлял ему: "Мое состояние, мои журналы, мои газеты с вами" (Richard Hofstadter. The American Political Tradition, p. 231).

Старая и многолетная дружба между Тафтом и Рузвельтом была забыта, политические противники и их сторонники осыпали друг друга нелестными эпитетами, подвергали сомнению моральные качества друг друга, проводили оскорбительные исторические параллели и аналогии.

Враждебные отношения между Тафтом и Рузвельтом оказались намного прочнее дружеских и сохранились вплоть до самой смерти последнего в 1919 г. Даже в изданной в 1925 г. книге "Наше верховное должностное лицо и его власть" Тафт, ставший к тому времени председателем Верховного суда США, продолжал полемизировать с уже покойным Рузвельтом, пытаясь определить его, а заодно и свое место в американской истории. "...Г-н Рузвельт, - писал он,- пытаясь проиллюстрировать свое положение, касающееся различных способностей президентов, делит президентов на две категории и называет их "президенты типа Линкольна" и "президенты типа Бьюкенена" (В противоположность президенту А. Линкольну (1861 - 1865), признанному большинством американцев одним из выдающихся государственных деятелей США, президент Дж. Бьюкенен (1857 - 1861) считается одним из наиболее слабых и непопулярных лидеров американского государства). С целью более исчерпывающей иллюстрации своего деления президентов по их заслугам он помещает себя в категорию президентов типа Линкольна, а меня в категорию типа Бьюкенена... Это мне напоминает историю, рассказанную мне приятелем о случае с его маленькой дочерью Мэри, - с едким сарказмом продолжал Тафт. - Однажды, когда он возвращался домой с работы, дочь выбежала ему навстречу из дома с лицом, светящимся от гордости и предвосхищенья важности того, что она собиралась ему сообщить. "Папа, - сказала она, - я лучшая ученица в классе". Сердце отца забилось от радости еще сильней, и он спросил: "Мэри, ты меня радуешь. Когда же сказал тебе об этом учитель? Сегодня днем?" - "Нет, - ответила Мэри, - учитель мне этого не говорил, я сама об этом догадалась" (William Howard Taft. Our Chief Magistrate and His Powers, Columbia University Press, New York, 1925, p. 143).

Республиканский национальный съезд, который состоялся в июне 1912 г., после длительной борьбы, развернувшейся как в самом зале чикагского Колизея, так и в его кулуарах, выдвинул на пост президента кандидатуру Тафта. Победа на съезде далась Тафту нелегко. До начала работы съезда сторонники президента провели энергичную организационную работу и обеспечили такое положение, когда абсолютное большинство делегатов принадлежало к протафтовскому крылу республиканской партии. На руку Тафту сыграло и то обстоятельство, что в среде "прогрессистского" крыла республиканской партии не было единства. Ни Т. Рузвельт, ни Лафоллет не собирались уступать друг другу в борьбе за голоса "прогрессистов". В своем выступлении после утверждения съездом его кандидатуры Тафт нарисовал леденящие кровь картины "захвата" Соединенных Штатов социалистами и "уничтожения демократических свобод" в стране в случае победы на выборах любого из его политических соперников. Кандидатом на пост вице-президента от республиканской партии был утвержден Джеймс Шерман, занимавший этот пост при Тафте. (Шерману не суждено было дожить до выборов, он умер за неделю до них.)

Т. Рузвельт не намеревался принимать участия в работе съезда, но, обнаружив, что его телефонные разговоры с доверенными лицами, выехавшими в Чикаго, подслушиваются сторонниками Тафта, решил быть на месте происходящих событий.

После того как была объявлена победа Тафта, негодующий Рузвельт назвал решение делегатов "наглым воровством" голосов и сделал следующее заявление: "Под руководством и при попустительстве господина Тафта большинство Национального комитета... проявив скандальное неуважение всех принципов элементарной честности и порядочности, украло восемьдесят или девяносто (голосов) делегатов... Съезд в нынешнем его составе не может представлять избирателей республиканской партии... В этих условиях позорно было бы принимать выдвижение своей кандидатуры съездом, и любое лицо, соглашающееся на это, не должно рассчитывать на поддержку хотя бы даже одного республиканца с партийной точки зрения и теряет право просить честных людей из любой партии о поддержке с моральной точки зрения" (Dwight Lowell Dumond. Roosevelt to Roosevelt; The United States in the Twentieth Century. Henry Holt and Co, New York, 1937, p. 98 - 99). Рузвельт не сдерживал своих чувств в колких выпадах против Тафта, который, по его словам, не только проявил нелояльность в отношении их прошлой дружбы, но и нарушил "все каноны порядочности и честной игры" (James David Ваrber. Presidential Character, p. 183).

Сторонники Рузвельта не думали сдаваться. Полутора месяцами позже, собравшись в том же Чикаго, они выдвинули Теодора Рузвельта кандидатом на пост президента от "прогрессистской" партии, ставшей известной в стране под именем "партии сохатого" ("Bull Moose Party"). Обращение "прогрессистов" к американским избирателям по поводу созыва ее национального съезда адресовалось всем, кто "осознает, что власти бесчестных политических боссов и стоящих за ними привилегированных классов сегодня настолько сильна в двух старых партийных организациях, что ни одна из них не может положить начало какому-либо полезному движению, отвечающему подлинным интересам нашей страны"(Dwight L. Dumond. Roosevelt to Roosevelt, p. 99). Политическая платформа "прогрессистов", демагогически окрещенная "Контракт с народом", требовала пересмотра таможенных тарифов, более строгого контроля над деятельностью монополий, права голоса для женщин, запрещения детского труда, установления предельного минимума зарплаты для работающих женщин.

Возмущенные "предательством" Рузвельта, консервативные республиканцы не жалели оскорблений в адрес своего недавнего кумира. Одна из контролируемых республиканцами провинциальных газет назвала Рузвельта человеком "без совести и чести" и "величайшим обманщиком всех времен". (Любопытно заметить, что издателем и редактором этой газеты - "Марион стар" - был Уоррен Гардинг, восходящая звезда республиканской партии и будущий президент Соединенных Штатов.)

Оправдывая свое решение порвать с республиканской партией, Т. Рузвельт писал в 1912 г., что республиканская партия находилась в те годы в руках "не просто консерваторов, а реакционеров", людей, которые из личных и корыстных побуждений не доверяли ничему прогрессивному и боялись радикализма (Lord Charnwood. Theodore Roosevelt, p. 91). В действительности же опытный в вопросах политической борьбы Рузвельт раньше многих других деятелей республиканской партии понял неизбежность поражения республиканцев на выборах 1912 г., независимо от того, кто будет выдвинут их кандидатом.

Демократы, наблюдавшие со стороны за внутрипартийными распрями между республиканцами, с растущим оптимизмом оценивали свои шансы на победу в избирательной кампании 1912 г. Партийные боссы отдавали себе отчет в том, что раскол среди республиканцев им на руку. Главная задача состояла в том, чтобы найти кандидата, способного завоевать большее количество голосов, чем Тафт или Рузвельт. "Я начинаю опасаться, - писал президент, - что их (демократов) может осенить и они выдвинут кандидатуру Вудро Вильсона, а это будет означать довольно тяжелую борьбу" (Archibald W. Butt. Intimate Letters, vol. 2, p. 754 - 755). Опасения Тафта подтвердились. В результате исключительно острой закулисной борьбы делегаты национального съезда демократической партии в 46-м туре голосования избрали большинством голосов кандидатом на пост президента США бывшего профессора Принстонского университета, губернатора штата Нью-Джерси Вудро Вильсона.

Кандидатом в вице-президенты съезд избрал Томаса Р. Маршалла, губернатора штата Индиана.

Платформа партии, утвержденная съездом, мало чем отличалась от предвыборных документов, которые выдвигались демократами в прошлом.

Стране была предоставлена возможность избрать нового президента из числа трех основных претендентов на этот пост.