РЕФОРМЫ «СТА ДНЕЙ»

Первоочередной проблемой, которой вынужден был заняться новый кабинет, был банковский кризис. Все ждали решительных мер. Впоследствии радикально настроенный сенатор Бронсон Каттинг писал: «Я с болью в сердце вспоминаю события 4 марта 1933 г. Тогда национализация банков Рузвельтом не встретила бы ни одного протестующего голоса. Это была крупная ошибка президента». За несколько часов до открытия специальной сессии конгресса Белый дом посетили два лидера прогрессистов - сенаторы Р. Лафоллет и Р. Костиган, намеревавшиеся побудить президента передать банки в общественную собственность. Рузвельт отклонил это предложение (Schlesinger A. M. Jr. The Coming of the New Deal. L.; Melbourne; Toronto, 1960. P. 5). Вместо этого 5 марта декретом президента было объявлено о четырехдневном принудительном закрытии всех банков. Одновременно правительство наложило запрет на вывоз золота, серебра и бумажных денег из США.

9 марта, в первый же день работы специальной сессии, на обсуждение конгресса был поставлен проект закона о банках. Некоторые вновь избранные сенаторы еще разыскивали свои места, когда чтение законопроекта правительства уже закончилось. Обсуждение заняло всего 40 минут. Через 8 часов после зачтения билля в конгрессе он был подписан президентом и стал законом. Разработанный банкирами и чиновниками министерства финансов, назначенными еще Гувером, он ни в малой степени не ущемлял интересов финансовых «агнатов. «Президент изгнал менял из столицы 4 марта, а 9 марта они вернулись назад», - пожаловался один из прогрессивно настроенных конгрессменов. Ему вторил редактор журнала «Нейшн». Не скрывая негодования, он писал в частном послании 9 марта: «Информация, которую мы получили из Вашингтона, вызывает ужасное недоумение. Рузвельт в своей первой речи при вступлении в должность президента изгнал менял из храма, а теперь они вновь возвратились в Белый дом и объясняют ему, что он должен делать... Конечно, как это всем известно, банкиры сейчас приутихли, потому что получили страшный удар и не видят возможности в ближайшее время серьезно увеличить свои доходы. Но как только этот шквал уляжется (а это случится), они вернутся к своей старой практике, спасенные - кем? - средствами, полученными у народа и переданными им в рамках мероприятий по правительственному регулированию бизнеса» (New York Public Library. N. Thomas Papers. Box 3. Ernest Gruening to Thomas. March 9, 1933). Как бы то ни было, Рузвельт добился своего. Через несколько дней стабильность банковской системы была восстановлена. «Капитализм, - сказал позднее Р. Моли,- был спасен...» (Moley R. After Seven Years: A Political Analysis of the New Deal. Lincoln, 1971. P. 155 )

21 марта президент направил конгрессу послание, предусматривавшее ряд мер помощи безработным: организацию специальных трудовых лагерей для безработной молодежи, широкое развитие общественных работ по всей стране и, наконец, финансовую помощь штатам для оказания прямой материальной поддержки голодающим семьям безработных. 31 марта конгресс принял Закон о создании лагерей для безработной молодежи (СКК) с целью привлечения к трудовой деятельности под общим наблюдением армейского командования 250 тыс. молодых людей в возрасте от 18 до 25 лет. А 12 мая Рузвельт подписал новый закон, согласно которому создавалась Федеральная чрезвычайная администрация помощи (ФЕРА), получившая в свое распоряжение от казны 500 млн долл. Половина этой суммы предназначалась штатам в виде дотации на организацию помощи безработным. ФЕРА возглавил Гарри Гопкинс, завоевавший в короткий срок огромный авторитет в стране благодаря своей неутомимой энергии.

Весной вновь стали поступать тревожные сигналы из фермерских округов. 9 мая в Белом доме раздался телефонный звонок из Миннесоты: губернатор штата заявил, что фермеры устали ждать, что они доведены до предела распродажами и готовы на самые крайние меры. Рузвельт немедленно дал указание подготовить правительственное распоряжение о моратории на фермерскую задолженность (Blum J. M. From the Morgenthau Diaries. 3 vols. Boston, 1976. Vol. 1. P. 45). 12 мая конгресс согласился вотировать аграрную программу правительства: были приняты Закон о рефинансировании фермерской задолженности и Закон о восстановлении сельского хозяйства (ААА). Такая отзывчивость и оперативность правительства и конгрессменов легко объяснимы: на 13 мая была назначена национальная фермерская забастовка. ААА явился крупной вехой в деятельности правительства «нового курса». Главная идея закона заключалась в попытке ликвидировать «ножницы» между ценой, затрачиваемой фермером на производство товарной продукции, и той, которую он получал после ее реализации. Чтобы сбалансировать предложение сельскохозяйственных товаров с рыночным спросом, программа ААА предусматривала в качестве главной меры изъятие из сельскохозяйственного производства части земли путем предоставления фермерам различного рода субсидий за отказ от ее обработки. ААА установил одинаковый процент сокращения посевных площадей для всех хозяйств, что в свою очередь возымело неодинаковые последствия для крупных и мелких хозяйств. Крупные землевладельцы и зажиточные фермеры часто совершенно безболезненно для себя шли на изъятие из производства неплодородных, а то и вовсе необрабатываемых земель, получая значительные премии и займы от государства и обращая их на цели интенсификации производства, за счет чего еще больше увеличивали валовые сборы и доходы. Мелкому же и части среднего фермерства сокращение посевов, несмотря на предусмотренную компенсацию, не сулило особых выгод.

Эти аспекты аграрной программы правительства предопределили неодинаковое к ней отношение фермерских масс. Американский историк Д. К. Файт, проведя тщательное исследование, пришел к выводу, что фермерство в своей массе согласилось с мерами контроля за размерами производства, но восприняло их как «нелюбимое дитя». «Совершенно очевидно, - пишет он, - что люди, планировавшие в Вашингтоне аграрную политику, приняли принципиальные решения вне зависимости от мнения фермерских масс, к которому политики отнеслись уважительно скорее в теории, чем на практике» (File G. C. Farmer Opinion and the Agricultural Adjustment Act, 1933//Mississippi Valley Historical Review. March, 1962. P. 673). Зажиточное фермерство, крупные сельскохозяйственные компании получили определенные выгоды от правительственной регламентации (они весьма энергично поддерживали ААА) (Ranch B. The History of the New Deal, 1933-1938. N. Y., 1944. P. 68), процесс же разорения мелких фермеров хотя и не проходил в столь мучительных формах, но тем не менее по существу не остановлен. Трудно сказать, какой результат призы правительственное «регулирование» в деле стабилизации цен, если бы не опустошительная засуха, постигшая многие сельскохозяйственные районы США в 1933 - 1935 гг. и ликвидировавшая естественным путем часть излишков сельскохозяйственной продукции.

Правительственная деятельность протекала в ритме стаккато. Выявление новых потребностей или нарастание кризисных явлений в какой-либо части общественного организма вызывало спазм активности администрации, которой в спешке далеко не всегда удавалось найти удовлетворяющее ее самое решение. Однако своей бурной деятельностью правительство вносило элемент успокоенности и надежды, чем достигало весьма существенного результата - психологического перелома, который прямо «работал» на авторитет нового курса» и Рузвельта (Полковник Раймонд Робине, республиканец по своей партийной принадлежности, писал с оттенком удивления: «Это правда, что Рузвельту удалось покорить воображение всей страны и что в данный момент он вершит делами при поддержке и содействии всех партий, слоев и классов нашего общества. Эта поддержка превосходит все, что мне известно о стремительном росте народной популярности президента, захватившей все слои общества, от самых низов до верхушки... Рузвельт обнаружил качества первоклассного политика, несравненные способности преломить в своей деятельности общественное умонастроение и редчайшее мужество...» (Wisconsin State Historical Society Library (далее - WSHSL) R. Robins Papers. Box 25. Robins to (фамилия адресата неразборчива). March 17, 1933)).

Важной реформой, осуществленной правительством по инициативе сенатора Норриса и сразу же завоевавшей признание прогрессивной общественности, явилось создание 18 мая 1933 г. Администрации гидроресурсов долины реки Теннесси для строительства плотин, обуздания паводков, эксплуатации гидроэнергетических сооружений, осуществления мелиоративных работ, производства удобрений и пр. В условиях США это был весьма смелый экономический и политический эксперимент, ибо деятельность нового учреждения, вне зависимости от субъективных побуждений его создателей, служила общественному благу. Невзирая на вопли реакционеров о «социалистическом характере» предлагаемой реформы и «подражании Советам», Рузвельт добился ее одобрения (Еще в 20-х годах группа либеральных законодателей во главе с сенатором Ф. Норрисом добивалась сохранения в руках государства двух заводов военных материалов в Масл-Шоулс (штат Алабама), построенных в годы войны. Но президенты Кулидж и Гувер отклонили все проекты Норриса, мотивируя это тем, что государственная собственность несовместима с принципом частного предпринимательства). Характерно, что победа сторонников реформы Норриса расценивалась в то время представителями радикально-демократической мысли как едва ли не самое крупное достижение «нового курса» в борьбе с монополиями (Rowley E. W. The New Deal and the Problem of Monopoly. A Study in Economic Ambivalence. Princeton, 1966. P. 325).

6 июня был принят Закон о создании федеральной службы занятости. 13 июня конгресс одобрил Закон о рефинансировании задолженности по жилищному кредиту. 16 июня был обнародован Закон о кредитовании фермерских хозяйств (ФКА), принесший немалое облегчение фермерству, задавленному бременем задолженности. Но подлинной вехой в политической истории США этот день стал благодаря другому событию.

Американский историк Э. Хоули пишет: «Для группы конгрессменов, окруживших письменный стол президента утром 16 июня 1933 г., момент был поистине уникальный.

Только что несколькими росчерками пера Рузвельт подписал Закон о восстановлении ппышленности (НИРА), который, по оценке самого презента, представлял собой «самое важное и далеко идущее законодательство, когда-либо получавшее одобрение американского конгресса» (Ibid. P. 19). Содержание закона еше не стало по-настоящему известно широкой публике, а он уже был назван тем рычагом, который способен в самый короткий срок привести в движение весь экономический механизм. Джон Рокфеллер-младший характеризовал НИРА как «многообещающее и великое усилие на пути восстановления» (Hallgren M. A. The Gay Reformer. N. Y., 1935. P. 171). Генри Гарриман, президент Торговой палаты США, назвал его сводом правил о «конструктивном сотрудничестве», руководствуясь которым благоразумные лидеры делового мира покончат в своей среде с «промышленными пиратами», «эксплуататорами рабочих» и «беспринципными ценопонижателями» (Hawley E. W. Op. cit. P. 19).

Можно ли отсюда заключить, что НИРА представлял собой обоснованную и всесторонне продуманную систему мероприятий, венчавшую собой длительные усилия буржуазной экономической мысли в поисках оптимального режима капиталистического воспроизводства? Отнюдь нет. Тот же Хоули убедительно показывает, что НИРА был в известном смысле экспромтом, импровизацией, «продуктом скорого обдумывания».

В самом деле, еще в марте 1933 г. у правительства «нового курса» не было конкретных планов экономической реформы промышленности. Сам Рузвельт объяснял это тем, что мнения, рождавшиеся в ходе дискуссии об экономическом планировании и реорганизации, еще не «выкристаллизовались», что и оправдывало, по его мнению, пассивность администрации в этом вопросе. Что же тогда вынудило правительство в необычайной спешке в апреле 1933 г. подготовить проект закона о контролируемой экономике и модернизации трудовых отношений?

Толчок событиям был дан 6 апреля 1933 г. В этот день сенат, уступив давлению со стороны организованного рабочего движения, неожиданно для правительства большинством голосов одобрил законопроект сенатора Блэка о 30-часовой рабочей неделе на крупных промышленных предприятиях. Его авторы и сторонники таким способом рассчитывали уменьшить массовую безработицу, полагая, что это даст возможность высвободить около 6 млн рабочих мест. Устами своего президента У. Грина АФТ поддержала законопроект рассматривая его как выход из положения и угрожая прибегнуть к всеобщей стачке в его поддержку.

Для большинства же промышленников подобная уступка была равносильна полной и безоговорочной капитуляции перед принципом самой строгой принудительной правительственной регламентации условий найма. На очень многих из них удручающе подействовала жесткость обычно угодливого У. Грина. В ней слышалось больше, чем желание просто «припугнуть». Однако правительство, убедившись в резко отрицательном отношении крупного капитала к биллю, решило «потопить» его в скоропалительно подготовленном Законе о восстановлении промышленности.

НИР А, составленному, как писал Хоули, так же как и Закон о банковской реформе, «пророками делового мира», принадлежало центральное место в системе реформ «нового курса». Целями политики регулирования промышленности объявлялись обеспечение «всеобщего благосостояния» путем кооперации между отдельными группами предпринимателей, достижение сотрудничества между рабочими и работодателями при содействии правительства, устранение «разрушительной конкуренции», ведущей к снижению прибылей, подрыву деловой устойчивости, сокращению инвестиций и занятости.

Упорядочения отношений между предпринимателями и группами предпринимателей было решено добиться путем принудительного картелирования промышленности. Для увеличения занятости, повышения покупательной способности и стабилизации товарного рынка различные отрасли промышленности должны были самоограничить себя «кодексами честной конкуренции». Предполагалось, что в каждой отрасли под наблюдением правительства можно будет остановить пагубный процесс понижения цен и, следовательно, восстановить силы, выработав строго определенные нормы производства и сбыта, а также определив уровень товарных цен и условия коммерческого кредита. Группам промышленников вменялось в обязанность согласовать совместно с профсоюзами и при содействии федерального правительства минимальные размеры заработной платы и максимальную продолжительность рабочего дня. Вынесение окончательного суждения по выработанным таким образом для каждой отрасли кодексам находилось всецело в руках президента. Подписанные им кодексы становились законом для предпринимателей. Общий контроль за реализацией программы НИРА возлагался на созданную Национальную администрацию восстановления (НАВ) во главе с генералом Джонсоном. Сенатор Роберт Вагнер был назначен председателем Национального бюро по трудовым отношениям (НБТ), на которое была возложена миссия содействовать урегулированию трудовых конфликтов в промышленности Срок действия НИРА определялся в два года до 16 июня 1935 г. До этого времени все мероприятия связанные с осуществлением программы, исключались из сферы действия антитрестовского законодательства.

Не дожидаясь результатов длительной процедуры выработки кодексов для каждой отрасли промышленности, правительство предложило свой типовой образец кодекса (так называемый blancket code), который мог быть применим к любой отрасли в качестве временной основы восстановления деловой активности. Примерный кодекс устанавливал для служащих максимум продолжительности рабочего времени в 44 часа в неделю, минимум недельной заработной платы - от 12 до 15 долл.; для промышленных рабочих были приняты иные показатели - 35 часов в неделю и от 30 до 40 центов в час. Все отрасли промышленности довольно быстро разработали кодексы, длительность действия которых была различной. В середине 1934 г., согласно докладу НАВ, насчитывалось около 500 действующих кодексов, охватывающих 95% лиц наемного труда (New Deal Mosaic. Ed. by L. G. Selingman, E. E. Cornwell. Eugene, 1965. P. 274).

В ходе первых же совещаний групп промышленников и профсоюзов, занимавшихся выработкой кодексов для различных отраслей промышленности, выявились явно неравноправные условия, в которых оказались рабочие и отраслевые ассоциации предпринимателей. Повсюду ответственность за подготовку проектов временных соглашений была возложена всецело на капиталистов, а участие профсоюзов в их выработке сводилось к критике и внесению поправок. Неорганизованные рабочие, а таких было абсолютное большинство, лишались права голоса. Разработанные представителями корпораций кодексы для основных отраслей промышленности, как правило, фиксировали максимум продолжительности рабочей недели выше, а минимум аработной платы ниже по сравнению с официально установленным уровнем. К тому же действие кодексов эыло неодинаковым по отношению к разным категориям рабочего класса. Там, где предприниматели шли на тупки одной категории рабочих, они стремились компенсировать это усилением эксплуатации другой.

Принятый 12 мая 1933 г. Чрезвычайный закон о омощи (ФЕРА) предназначен был закрыть одну из дых опасных пробоин. Полмиллиарда долларов были штатам «ля ликвидации угрозы голода и пауперизации населения. Из них 250 млн передавалось в особый фонд, находившийся под контролем Администрации чрезвычайной помощи. Сразу же встал вопрос: кто ее возглавит? Честолюбивые планы Гопкинса, из которых он не делал тайны, едва не были нарушены, когда новый губернатор Нью-Йорка Герберт Леман резко возразил против его перевода из Олбэни в Вашингтон. Гопкинс ответил военной хитростью. Он телеграфировал Леману 19 мая 1933 г.: «Президент говорит, что связался с Вами по телефону и утром в понедельник ждет меня с докладом». В сильнейшем раздражении Леман сделал выговор Рузвельту, отправив на его имя телеграмму следующего содержания: «Чтобы сделать выбор, в Вашем распоряжении есть вся страна» (Schlesinger A. M. Jr. The Coming of the New Deal. P. 257). Пока старые приятели - президент и губернатор - ссорились, Гопкинс мог чувствовать себя в безопасности. Джозеф Дэвис так говорил об этом аскетического вида человеке, вскоре ставшем правой рукой президента в деле реализации социальных программ: «Он обладал чистотой святого Франциска Ассизского, сочетавшейся с хитростью маклера на скачках» (Шервуд Р. Рузвельт и Гопкинс. Глазами очевидца. Т. 1. М., 1958. С. 130).

22 мая 1933 г. Гопкинс был приведен в Белом доме к присяге в качестве главного администратора федеральной программы помощи. Выйдя за стрельчатую ограду резиденции президента США, Гопкинс поймал такси и подкатил к старому, полузаброшенному зданию «Уокер-Джонсон билдинг» на Нью-Йорк-авеню, которому суждено было стать штаб-квартирой самого расточительного федерального учреждения. Гопкинс тотчас же принялся за дело. «Он сел за письменный стол, - писал Р. Шервуд, - и начал писать телеграммы, не дожидаясь даже, когда придут люди, чтобы передвинуть стол из коридора в его кабинет» (Там же. С. 123). Как величайшую сенсацию пресса преподнесла публике сообщение о том, что в считанные часы, пока прислуга приводила ; в порядок помещение, Гопкинс ухитрился истратить 5 млн долл., передав их штатам для оказания помощи безработным.

Ничем не примечательное на вид, «Уокер-Джонсон билдинг» как нельзя лучше соответствовало своему назначению. Правительство «нового курса» всячески афишировало свою близость и солидарность с «униженными и оскорбленными», с «забытым человеком», и администрация ФЕРА в этом смысле призвана была играть ключевую роль. Строго придерживаясь этой установки, Гопкинс (с согласия Рузвельта) и остановил свой выбор на старом здании на Нью-Йорк-авеню. По их убеждению, во всем внешнем облике штаб-квартиры ФЕРА ничто не должно было напоминать ледяную помпезность и неприступность опостылевших демократическим низам бюрократических учреждений, которыми так славились правительственные кварталы Вашингтона. Замысел удался. Либеральная пресса с восторгомь писала о преобразовании быстро ставшего знаменитым на всю страну «Уокер-Джонсон билдинг» и непривычном стиле работы его новых хозяев. Свершилось! Шллионы отверженных теперь имеют своих бескорыстных защитников в новом правительстве. Хотя Гопкинс не являлся членом кабинета, вскоре в нем привыкли видеть главного советника президента. ФЕРА придал всему «новому курсу» мессианские черты одним своим знаменитым девизом «накормить голодных, и притом чертовски быстро».

Найти людей, к чьим рукам не прилипали бы деньги, отпущенные на помощь голодающим семьям безработных, и к тому же людей, умеющих действовать по принципу «на войне как на войне», было делом исключительно сложным. ФЕРА не превратился в питомник идеалистов и бессребреников. Но наряду с «людьми Фарли» (New Republic. January 1, 1936. P. 211 )на службу в ФЕРА пришла большая группа молодежи, политические взгляды которой были порой значительно левее и последовательнее, чем убеждения главного администратора, что не мешало ей, впрочем, как отмечал журнал «Нью рипаблик», с комическим усердием копировать его манеры и образ действий (Ibid. April 10, 1935. P. 235). Особую ярость реакционеров вызывала фигура Обри Вильямса, ближайшего сотрудника Гопкинса. Лидер консервативных республиканцев Гамильтон Фиш называл его «одним из самых больших радикалов в стране... одним из самых розовых в составе розовой администрации «нового курса»» (The New Dealers. By Unofficial Observer. P. 181). Но на первых порах Гопкинс с санкции Рузвельта решил всем этим пренебречь (The New Deal. The National Level. Ed. by J. Braeman, R H Bremner, D. Brody. Vol. 1. Columbus, 1975. P 219).

«Гарри взял Вашингтон штурмом, - писал обозреватель в 1934 г. - Многие политики стали объектом для его нападок. Те, кто принадлежал к тори, мечтали снять с него скальп» («Schlesinger A. M. Jr. The Politics of Upheaval. Boston, 1960. P 352). Не убоявшись недовольства со стороны боссов демократической партии, Гопкинс твердо держит курс на обретение все большей самостоятельности в своих действиях в качестве руководителя ФЕРА. Это отвечало его личным амбициозным замыслам и тайному плану Рузвельта «стреножить», подчинить своему влиянию партийную машину демократов в штатах. С этой целью Гопкинс пустил в ход свое оственное изобретение - сеть особых федеральных чиновников и политических осведомителей, призванных не только самолично определять нужды на местах, но и служить главным источником информации о состоянии умов о настроениях в низах. Гопкинс называл их «мое бюро погоды» Со временем Рузвельт использовал эту сеть информаторов в различных политических целях.

Основная масса законов и постановлений начального периода «нового курса» была принята в чрезвычайной спешке, за первые три месяца пребывания правительства Рузвельта у власти. Зачастую законодатели на Капитолийском холме не имели времени ознакомиться с существом многих предложений. Однако скоропалительность дала выигрыш во времени. Это были 100 дней, которые помогли американскому капитализму избежать своего Ватерлоо. 16 июня 1933 г. чрезвычайная сессия конгресса завершила свою работу, приняв целую серию реформ, беспрецедентных в истории государственной практики США и способствовавших оживлению хозяйственной деятельности. Разумеется, самым важным итогом было то, что экономика США прошла фазу кризиса, и, хотя восстановление проходило далеко не последовательно, все же его признаки были налицо. Почти вдвое по сравнению с 1929 г. уменьшилось число банкротств промышленных компаний, число рабочих на автозаводах в Детройте намного возросло. Расплатившись по займам ААА, фермеры Айовы впервые за много лет заполнили универсальные магазины в Де-Мойне. Давка в торговых рядах напоминала дни рождественских праздников. Театры Бродвея вновь засветились огнями, и во многих из них спектакли прошли с аншлагом. Национальный доход в 1934 г. был на четверть выше, чем в 1933 г. И все же сомнения в устойчивости достигнутого прогресса оставались неизменным элементом общественного умонастроения.

«После двух недель пребывания в Пенсильвании, - сообщала в августе 1933 г. Гопкинсу в Вашингтон одна из его наиболее надежных поставщиков доверительной информации,- у меня сложилось впечатление, что безработица вместе с рабочими волнениями там, где вновь открываются предприятия, через несколько месяцев может вылиться в большие беспорядки... Католический епископ, чья епархия включает Питтсбург и район угольных шахт, где забастовки становятся все более частыми, сказал мне: «Какой бы недостаточной ни была правительственная чрезвычайная помощь, она сейчас является самым главным стабилизирующим фактором. Пенсильванское управление помощи осенью может оказаться без денег, и не исключено, что оно не сможет немедленно найти эти деньги. Если это случится, федеральное правительство должно будет взять эти расходы на себя, иначе... да, именно так, да поможет нам всем бог»» («FDRL. L. Hickok Papers. Box 11. Hickok to H. Hopkins. August 7-12, 1933).