ПРЕЗИДЕНТ И ПОСОЛ

Дилемма в сфере внешней политики, вставшая перед Рузвельтом после его переезда из резиденции в Олбэни в Белый дом, объяснялась не доктринальными установками, а реальными условиями осуществления тех задач по укреплению позиций США (прежде всего экономических и военно-стратегических) на мировой арене, которые оказались подорванными в результате обострения межимпериалистических противоречий в период мирового экономического кризиса 1929 - 1933 гг.

Борьба с конкурентами за внешние рынки предопределила особую заинтересованность большей части монополистических кругов США в политике «экономического национализма», предполагавшей сохранение «свободы рук», несвязанность международными обязательствами, уклонение от участия в коллективных усилиях по урегулированию международных конфликтов. Держась в стороне, как полагали в этих кругах, можно было не только с чувством морального превосходства наблюдать за кровавыми драмами на Европейском и Азиатском континентах, но и извлекать немалые материальные барыши. Но был и другой, более дальновидный с точки зрения прежде всего общеклассовых интересов самой же буржуазии США, «интернационалистский» подход к международным событиям. Его подсказывали многообразные факторы, и в особенности, разумеется, резко усилившаяся в конце 20-х - начале 30-х годов угроза новой мировой войны, образование ее очагов на Дальнем Востоке и в Европе, вызов, брошенный доминирующей роли США в капиталистическом мире со стороны Японии и ремилитаризованной, жаждущей реванша гитлеровской Германии.

Внутренне для Рузвельта не было вопроса, какой подход предпочесть. Выбор был сделан им давно и бесповоротно, а годы кризиса только убедили его, что иного и быть не может. В его понимании изоляционизм, имеющий в определенных случаях свои тактические преимущества, как политико-дипломатический принцип в условиях возникшей опасности глобального военного конфликта, помноженной на необратимые сдвиги во всей международной обстановке и способах ведения войны, являлся анахронизмом, отголоском невозвратно ушедших времен. Возникшее в широких слоях демократической общественности в различных странах, и в США в том числе, антивоенное движение дало Рузвельту дополнительный довод в пользу создания привлекательного имиджа его администрации как ответственного правительства, готового серьезно участвовать в коллективных усилиях по укреплению мира, но, разумеется, в таких формах и масштабах, которые США считали для себя допустимыми.

Совсем не случайно одним из первых шагов президента было активное подключение к работе Конференции по разоружению в Женеве (1932-1935 гг.), которая к тому времени попросту зашла в тупик. Попытка реанимировать ее вызвала к жизни «план Макдональда», названный так по имени британского премьера и дававший определенные преимущества Англии, Франции и США перед Германией. Гитлер, пришедший к власти в январе 1933 г., недвусмысленно дал понять, что он не согласен с сохранением в силе военных ограничений Версаля, как это предусматривалось «планом Макдональда», и не будет считать себя связанным решениями конференции. Одним словом, Рузвельт почто настал его час.

Он приглашает в апреле 1933 г. в США Рамсея Макдональда и французского премьера Э. Эррио для осуждения всего комплекса вопросов, связанных с многосторонними межгосударственными отношениями. многие советники президента с трудом понимали, как политика «интернационализма», провозглашенная Рузвельтом, может быть увязана с экономической стратегией «нового курса», предусматривавшей жесткие меры против импорта иностранных товаров. Однако сам президент не усмотрел здесь ни малейшего противоречия. Ему важнее всего было убедить мировую общественность, что после бесконечных трений по проблемам военных долгов, торговых войн и препирательств о вооружениях достигнуто наконец некое «единомыслие» в отношении желательности видеть эти проблемы решенными.

Рузвельт открыто заявил о своей поддержке «плана Макдональда» и призвал все страны отказаться от наступательного оружия. Антигерманское острие этого заявления было подкреплено обещанием (в случае достижения приемлемого соглашения по сокращению вооружений) отказа от традиционного нейтралитета (т. е. от права поддерживать отношения со всеми воюющими странами), проведения консультаций с другими государствами в ответ на возникновение угрозы всеобщему миру. Президент обещал также не чинить никаких препятствий коллективным действиям, направленным против страны, которую США и другие государства рассматривают как агрессора. Значение этих заявлений было сглажено пояснениями К. Хэлла и Н. Дэвиса, представителями США на Конференции по разоружению, немедленно уточнившими, что их страна не будет участвовать в каких-либо коллективных санкциях против страны-агрессора.

И все же достигнутый моральный эффект был значительным. Рузвельт предстал в глазах мирового общественного мнения государственным деятелем, не отгораживающимся от участия в разрешении международных конфликтов и в принципе готовым использовать влияние своей страны для поддержания мира. Даже провал Международной экономической конференции (Лондон, 1933 г.) в результате отказа Рузвельта принять согласованные там решения и неожиданного отречения его от идеи совместных акций в пользу односторонних мер не нанес серьезного ущерба тому сценарному плану, который был разработан президентом наедине с собой. Внушить европейцам, что они и шагу не могут ступить без США, и одновременно не покидать выгодной позиции заинтересованного наблюдателя за сохранением баланса сил - вот что предусматривал этот план.

Стремясь сгладить отрицательное впечатление, которое произвели во многих европейских странах его ошеломляющие повороты во время лондонской экономической конференции, и дабы не убить надежды на конструктивную роль США в европейских и мировых делах Рузвельт 30 августа 1933 г. направляет два послания: одно - Норману Дэвису, уезжавшему на переговоры по разоружению в Женеву, другое - премьеру Макдональду, в Лондон. В первом он, выражая свою поддержку («в целом») «плана Макдональда», высказался за достижение соглашения. Рузвельт писал: «Ничто так не содействует установлению лучшего морального климата в мире и не помогает улучшению экономического положения, как соглашение о немедленном и существенном сокращении вооружений под соответствующим наблюдением и контролем. Я отдаю себе отчет в существующих здесь технических и политических проблемах, но верю, что если есть воля для их решения, то такое соглашение возможно» (LC. Norman H. Davis Papers. Box 51. F. Roosevelt to J. Ramsay MacDonald. August 30, 1933).

В послании Макдональду, однако, Рузвельт дал понять, что при всей приверженности Соединенных Штатов европейскому миру он возлагает всецело ответственность за его поддержание на Англию. Более того, в инструкциях, которые президент направил Дэвису и которые тот должен был довести до сведения всех заинтересованных сторон, Рузвельт рекомендовал Макдональду, Даладье (тогда премьер Франции), Муссолини и Гитлеру встретиться для обсуждения и урегулирования всех вопросов. Он говорил лишь о своем сочувствии Франции и ничего о том, как Англия, Франция, США и другие страны могли бы остановить милитаризацию Германии и оказать действенное сопротивление территориальным притязаниям Гитлера. Хотя письмо Дэвису было составлено в очень осторожных тонах, смысл его был абсолютно ясен: президент настаивал на уступках Германии, что могло бы, как он писал, дать возможность «европейским народам освободиться от тирании страха» (Ibid. F. Roosevelt to Davis. August 30, 1933).

Платонические призывы к миру и указания на заинтересованность США видеть Францию достаточно сильной перед лицом опасности со стороны Германии не могли обмануть Гитлера. Они не заставили его отказаться от выполнения плана ревизии Версальской схемы. 15 сентября барон фон Нейрат, министр иностранных дел Германии, потребовал, чтобы Конференция по разоружению признала равноправие Германии в области вооружений, а 14 октября 1933 г. германское правительство заявило о выходе из Лиги Наций. «Добрые услуги» Соединенных Штатов обернулись приобретением Германией свободы рук в отношении военных Версальского договора, а в конечном счете расшатыванием стабильности и возрастанием напряженности в Европе.

Фиаско в Женеве не было неожиданным для Рузвельта. Он предвидел его и втайне надеялся, что именно такой оборот событий позволит ему, не разрушая сотрудничества с пацифистскими элементами, продвинуть вперед программу строительства большого флота и сосредоточиться на неотложных внутренних проблемах под благовидным предлогом необходимости выдержать паузу для подготовки новых демаршей в пользу мира. Были причины и поважнее: могущественные силы - крупные монополистические объединения, связанные тесными узами с германской военной промышленностью, усиливали давление, добиваясь от Рузвельта пойти по пути упрочения дипломатических связей с гитлеровской Германией.

Но президент рассудил иначе. Сближение с нацистским режимом, уже проявившим свои палаческие наклонности, было невозможно в условиях общего демократического подъема в стране и нарастания антифашистских настроений. Все более удаляясь от поддержки даже той половинчатой позиции в отношении коллективных действий по сохранению безопасности в Европе, которую он занял весной 1933 г., Рузвельт не отказывал себе в удовольствии показывать, что его отрицательное отношение к попыткам взорвать мир остается неизменным и что его правительство готово содействовать усилиям Лиги Наций в деле сохранения мира, но... не выходя за пределы чисто морального выражения своих симпатий или антипатий. Назначение послом в Германию по рекомендации полковника Хауза и министра торговли Роупера профессора истории Чикагского университета, ярого «интернационалиста», Уильяма Додда показывало, что президент хотел бы сохранять независимость в оценке положения в Германии после прихода Гитлера к власти и в суждениях о возможных последствиях этого для германо-американских отношений.

Додд, испытывавший неприязнь к фашистскому режиму, отправился 5 июня 1933 г. в Германию с тяжелым сердцем и надеждой на возможность воспользоваться правом на отставку через год (Dallek R. Democrat and Diplomat. The Life of William E. Dodd. N. У., 1968. P. 195). Чувство уверенности в правильности сделанного им, 60-летним человеком, никогда не служившим на дипломатическом поприще, выбора поддерживалось только расположением президента и ощущением, что между ними существует единство понимания стоящих перед европейской политикой США задач. Додд не придавал значения навязчивому стремлению соответствующих отделов госдепартамента и лично государственного секретаря К. Хэлла наставлять его в духе почтительности к фашистскому режиму (LC. W. E. Dodd Papers. Box 42. W. Phillips to Dodd. November 27, 1933). Полученное разрешение сноситься непосредственно с Белым домом создавало душевный комфорт и настроение говорить суровую правду без оглядки, не останавливаясь перед соображениями личного благополучия. Так, зная, насколько болезненно воспринимают в госдепартаменте любые соображения об изменении дальневосточной политики США в сторону ее ужесточения по отношению к Японии Додд не стеснялся высказываться об этом в личных посланиях президенту, через голову Хэлла. 28 октября 1933 г. он писал: «Я получил информацию о попытках Японии заключить союз с Германией. Она поступила ко мне по секретным каналам. То же я слышал и от немцев. Неудача Стимсона два года тому назад грозит обернуться полным крахом» (Ibid. Dodd to Franklin D. Roosevelt. October 28, 1933). Последняя фраза расшифровывалась очень просто: продолжение политики уступок приведет к большой войне на Дальнем Востоке.

В представлении Додда медлительность и уклончивость президента проистекали только из его недостаточной информированности. Порой ему казалось, что своим напутствием Рузвельт благословил его на смелые выводы и шаги, способные образумить часть колеблющихся сторонников Гитлера и тем самым содействовать трансформации нацистского режима в парламентскую демократию обычного типа, тем более что президент в отличие от государственного департамента как будто бы разделял мнение Додда о полезности дипломатических жестов в качестве инструмента давления на нацистское правительство с тем, чтобы в сочетании с экономическими мерами сделать его более сговорчивым (Ibid). Одно из его первых писем послу в Берлин содержало ясное указание, что Рузвельт разделяет точку зрения Додда на опасность, которую представлял для мира гитлеровский «новый порядок». Рузвельт писал в ноябре 1933 г. (документ приводится с некоторыми сокращениями):

«Мой дорогой Додд!

Мне не нужно Вам говорить, что я с удовольствием получаю Ваши письма... Я рад, что Вы откровенно высказываетесь в беседах с отдельными людьми (президент имел в виду одно из публичных выступлений Додда в Германии, в котором содержался ряд критических замечаний в свой адрес нацистских порядков. - В. М.)... На прошлой неделе я беседовал с У. Липпманом и услышал от него интересное соображение о том, что 8% населения всего мира (Германия и Япония), придерживающихся империалистических притязаний, в состоянии сорвать предложения о гарантиях безопасности и о сокращении вооружений, выдвигаемые 92% народов остального мира... Я иногда чувствую, что положение в мире становится все хуже, вместо того чтобы улучшиться» (Ibid. Franklin D. Roosevelt to Dodd. November 13, 1933).

Хотя президент умолчал о том, что предполагали сделать США для улучшения обстановки, поскольку ситуация автоматически не могла измениться, тем не менее его письмо воодушевило Додда. Он усмотрел в нем одобрение инициатив, направленных на восстановление в правах коллективных действий в защиту мира. После того как 8 декабря посол Англии в Берлине Фиппс информировал его о предложении Лондона Германии вооружаться (до 1/4 от уровня ее соседей) взамен на пакты о ненападении, Додд посоветовал своему правительству поддержать эту попытку реанимировать процесс переговоров по разоружению. Через пару дней в беседе с тем же Фиппсом, действуя на свой страх и риск, Додд высказал идею о том, что американцы могли бы пойти навстречу англичанам в случае, если бы Англия благожелательно отнеслась к идее совместных действий Советского Союза, США и Англии с целью отражения японской агрессии на Дальнем Востоке (Dodd W. E. Ambassador Dodd's Diary 1933-1939. Ed. by W. E. Dodd Jr. and H. Dodd. N. Y., 1941. P. 63, 64).

В Вашингтоне разразилась буря. Рузвельт не имел ни малейших намерений поддерживать подобные схемы. Решив не делать Додд у лично выговора, он поручил это исполняющему обязанности государственного секретаря Филлипсу. Последний полностью дезавуировал все высказывания Додда о европейской ситуации, заявив, что США не намерены вмешиваться в эти дела. В отношении же главного Филлипс от имени президента и своего собственного сказал совершенно недвусмысленно: «Мы оба, президент и я, обеспокоены в связи с Вашими замечаниями о Дальнем Востоке... Мы очень хотим избежать любых шагов, которые выглядели бы как стремление изолировать Японию. Во время последнего визита Литвинова и обсуждений (вокруг) вопроса о признании Советского правительства было сделано все необходимое, чтобы не создавать впечатления, будто это признание содержит хотя бы малейший оттенок сотрудничества с Россией против Японии. Беседа шла только о самых общих вопросах, связанных с поддержанием мира во всем мире» (FRUS. 1933. Vol. I. P. 330-332).

Додд был ошеломлен, но не обескуражен. Ведь все было так предельно ясно. Он писал Филлипсу и президенту 14 декабря 1933 г., что большая война на Дальнем Востоке неизбежна, если США, Англия и Франция будут проводить политику попустительства японской агрессии, предавая Китай. «Я знаю, - с горечью отмечал Додд, - что наши лидеры всегда говорят «держитесь в стороне от всего». Но ведь это невозможно» Додд имел в виду выступление президента, когда говорил что рассчитывать на Лигу Нации в деле поддержания мира бесполезно. Эта организация, продолжал он, полностью контролируемая Францией, обречена на прозябание. Стремление же США замкнуться на своих делах, отгородиться от Европы приведет в скором времени к новой войне на Европейском континенте которая, по-видимому, будет дополнена войной на Дальнем Востоке. Где выход? «Я бы предложил,- писал далее Додд, - положить конец наглым действиям диктаторских режимов в Центральной Европе и проложить путь к подлинному сотрудничеству всех великих держав» (LC. W. E. Dodd Papers. Box 42. Dodd to W. Phillips. December 14, 1933). 28 декабря Додд отправил личное послание президенту, в котором изложил свои идеи, но ответа так и не дождался (Dallek R. Democrat and Diplomat. P. 218, 219).

«Разъяснительную работу» на сей раз было поручено провести судье Муру, заместителю государственного секретаря. Последний без обиняков дал понять Додду, что все его соображения о роли Соединенных Штатов в предотвращении агрессии ничего не стоят, ибо, как писал Мур, ситуация в скором времени может круто измениться вследствие нападения Японии на Советский Союз. А его в Вашингтоне ожидали буквально со дня на день. «Что больше всего привлекает мое внимание,- многозначительно отмечал Мур, - так это возможность возникновения в ближайшем будущем конфликта между Японией и Советами...» (LC. W. E. Dodd Papers. Box 42. R. Moore to Dodd. December 26, 1933 )Последовавший вслед за тем провал Конференции по разоружению в Женеве и заявления Рузвельта и Хэлла о нежелании вмешиваться в урегулирование европейских конфликтов вынудили Додда признать, что его демарш был несвоевременным. 1934 год был годом выборов в конгресс, и это обстоятельство в глазах посла частично послужило оправданием отхода президента от принципов «интернационализма».

Однако каждый день пребывания Додда в Берлине убеждал его в том, что политика попустительства только разжигает аппетиты Гитлера и приближает новую мировую войну. Он сообщает в Вашингтон о подготовке фашистского переворота в Вене, о планах присоединения Австрии к Германии, о той опасности, которая грозит мировой культуре со стороны бесчеловечной идеологии правителей «третьего рейха» и их изуверской практики. Слабым утешением для него бло только лишь подтверждение того, что его подробные отчеты вызывают большой интерес в Белом доме. Филлипс сообщал Додду 6 июля 1934 г.: «В эти дни невероятных событий в Германии Вы постоянно присутствуете в наших мыслях. Каждое слово, которое приходит из посольства, вызывает у нас здесь огромный интерес, так же как и ежедневные сообщения прессы из Берлина. Мы получили вчера телеграмму от находящегося на отдыхе президента с просьбой сообщить о новостях из Германии и отослали ему обзор Ваших отчетов, включая самые последние» (Ibid. Box 45. W. Phillips to Dodd. July 6, 1934).

Додду, наверное, было бы приятнее услышать другое, но Филлипс ничем его не обнадежил. США останутся на позиции стороннего наблюдателя, писал он послу 16 августа (Ibid. W. Phillips to Dodd. August 16, 1934). После попытки фашистского переворота в Вене и убийства премьера Австрии Дольфуса, а затем убийства французского премьера Луи Барту и короля Югославии Александра, после новых шагов гитлеровской Германии на пути «довооружения» такая позиция означала только одно: Соединенные Штаты не намерены были противиться пересмотру Версальского договора, а заодно и сепаратного мирного договора США с Германией (1921 г.) (Ibid. Dodd to Franklin D. Roosevelt. August 15, 1934).

В расчете на то что сами события заставят президента вернуться к тому пониманию роли США в европейских делах, которое было им высказано в ходе встречи в Белом доме в июне 1933 г., Додд направляет ему составленное в недвусмысленных выражениях послание. В нем он высказал все, что передумал, наблюдая изнутри вакханалию военной подготовки в «третьем рейхе», прикрываемую болтовней о миролюбии и законных интересах Германии (Ibid. Dodd to Daniel Roper. August 14, 1934. Тогда же, в августе 1934 г., Додд писал генералу Дугласу Макартуру: «Я считаю, что германское правительство ведет подготовку к большой войне на континенте. Тому масса доказательств. Это вопрос времени» (Ibid. Box 44. Dodd to D. MacArthur. August 27, 1934)). Смысл рекомендаций посла сводился к следующему: усилить давление на Германию с целью добиться остановки процесса милитаризации национального мышления и повлиять на расстановку внутренних сил в пользу умеренных группировок в правящих кругах; добиваться лучшего взаимопонимания с другими странами, которые заинтересованы в предотвращении роста военного могущества Германии и Японии, прежде всего с Англией и Советским Союзом (Мельников Ю. М. США и гитлеровская Германия, 1933-1939. М., 1959. С. 83).

В письме Хэллу, отправленном примерно в то же время, Додд изложил свой тактический план на ближайшее будущее в лаконичных выражениях. «Я думаю, - писал он, - что мы должны отказаться от нашей так называемой изоляции. Если мы будем оказывать сильное давление в Женеве (на Конференции по разоружению. - В. М.), где Германия делает все возможное, чтобы воспрепятствовать вступлению России в Лигу Наций, мы тем самым сделаем косвенное предупреждение Японии, в результате чего Англия и Франция могут поддержать совместно Россию. Эта политика заставит Англию отказаться от интриг на Дальнем Востоке, цель которых - спасти ее интересы, натравливая Японию на Россию Если после предстоящих ноябрьских выборов Соединенные Штаты предложат Англии присоединиться к пакту гарантирующему независимость Филиппин, то Голландия, Бельгия и Франция поддержат эту линию. Это гарантирует Китаю, Индии и Австрии существующий статус, который имеет все преимущества перед предложенной японцами дальневосточной Лигой, откуда Англия и Голландия скоро будут изгнаны. Заключительным шагом после выборов 1936 г. (Додд имел в виду предстоящие президентские выборы, - В. М.), а может быть, и до них было бы вступление США в Лигу Наций. Все это предотвратит германскую гегемонию в Европе и японскую на Дальнем Востоке...» (LC. W. E. Dodd Papers. Box 44. Dodd to С. Hull. August 30, 1934)

Письма Додд а не застали Вашингтон врасплох, Здесь отработали определенную модель поведения на международной арене, которую и решено было осуществлять. Советский исследователь Ю. М. Мельников в этой связи писал: «Накануне второй мировой войны правительство США широко использовало практику предоставления «советов», публичного одобрения внешнеполитических актов других государств или, наоборот, позицию «умалчивания» и т. п. для оказания постоянного давления на политику других правительств в желательном для американского империализма направлении... В то же время подобный способ воздействия на другие государства абсолютно не связывал и ни к чему не обязывал самих США, которые оставляли за собой полную свободу действий в любой обстановке» (Мельников Ю. М. Указ. соч. С. 82 )

Рузвельту понадобилось несколько дней, прежде чем он решил направить Додду тщательно отредактированный ответ. Он писал 25 августа 1934 г.:

«Мой дорогой Додд!

Я был очень рад получить от Вас письмо, хотя сознаю, что Ваше положение никак нельзя назвать приятным. Письмо подтверждает мои опасения, что ход событий в Германии, а может быть, и в других странах Европы развивается бесспорно в неблагоприятном направлении и что в последующие полгода или год может произойти непредсказуемое.

Гарри Гопкинс вернулся из поездки в Европу, и он тоже настроен пессимистично. Того же мнения придерживается Джорд Гаррисон из Федерального резервного

В целом я вполне удовлетворен нашим собственным прогрессом. Но мы подвергаемся сильному политическому нападению, и оно будет веетесь против нас до самых выборов. Вы читали о создании Американской лиги свободы (организация, объединявшая антирузвель-товские элементы в правящих кругах США, выступавшие против «нового курса». - В. М.) во главе с Шузом, А. Смитом, Джеймсом Уордсуортом, А. Дюпоном и Джоном Дэвисом. Ее уже назвали «клубом самоубийц».

Я тоже, как и Вы, с тяжелым сердцем наблюдаю за событиями в Европе, слежу за малейшими проблесками надежды, которая дала бы мне возможность протянуть руку помощи. Но в настоящее время ничего подобного нет на горизонте.

Будьте здоровы и время от времени держите меня в курсе Ваших дел.

Всегда Ваш

Франклин Рузвельт» (LC. W. E. Dodd Papers. Box 44. Franklin D. Roosevelt to Dodd. August 25, 1934).

Письмо красноречиво свидетельствовало, что никаких изменений в позиции президента не произошло. Рузвельт вежливо отклонил советы посла о коллективных действиях в пользу мира, хотя и признал, что в любой момент в Европе могло произойти непоправимое. Мотивы, которые были выдвинуты президентом для оправдания этой позиции, были также знакомы Додду - накануне выборов правительство не сделает ни одного лишнего шага. Вместе с тем Рузвельт не хотел создавать впечатление, будто его позиция и в будущем останется неизменной. Такой момент, напомнил он Додду, пока еще не наступил.

Поскольку в письме президента не было ни слова о силе изоляционистских настроений в США и содержалась фраза о протянутой «руке помощи», Додд решил, что имеет моральные основания сказать в беседах с Гитлером и Шахтом об обеспокоенности Америки масштабами военных приготовлений Германии. При этом он не отказал себе в удовольствии упомянуть и о имеющихся у него сведениях о закупках Германией военных самолетов в Соединенных Штатах. Последнее выглядело в его устах весьма двусмысленно (Ibid. Dodd to C. Hull. September 19, 1934), хотя и вполне в духе той антимилитаристской, антимонополистической кампании, которая разворачивалась у него на родине. Более того, в свете полученных им данных о продаже американскими фирмами больших партий оружия нацистской Германии Додд усматривал особый смысл в усилиях, направленных на пресечение ее ремилитаризации. История не должна была повториться, в противном случае все жертвы, принесенные человечеством на алтарь Молоху в годы первой мировой войны, окажутся напрасными и мировая цивилизация понесет уже непоправимый урон. Додд обращал на эту сторону вопроса особое внимание, полагая, что от его решения зависит очень многое, если не все, в плане устранения угрозы новой войны. «Как мы можем предотвратить войну, - писал он Эдварду Хаузу, - если торговля оружием между США и Германией продолжается? Этот факт показывает еще раз, что те же трудности, с которыми мы сталкивались всегда, имея дело с представителями крупного бизнеса, существуют и сейчас» (Ibid. Box 44. Dodd to E. M. House. October 19, 1934).

Рузвельт вновь убедился, что Додд не оставляет мысли о возможности участия США в коллективных действиях с целью предотвращения сползания Европы к войне. У президента появилось ощущение, что практическая деятельность посла выходит за рамки тех инструкций, которые он получает из государственного департамента. Решение указать Додду на необходимость держаться «в рамках» пришло на волне роста изоляционистской пропаганды в США, а также под влиянием неудачной попытки провести через сенат законопроект о вступлении в Международный суд. Неудачу нельзя было назвать провалом, но Рузвельт посчитал момент подходящим для того, чтобы подчеркнуть особую нерасположенность США быть втянутыми в европейские дела. Его короткое на этот раз послание Додду от 2 февраля 1935 г. было составлено в требовательном тоне (LC. W. E. Dodd Papers. Box 47. Franklin D. Roosevelt. Roosevelt to Dodd. February 2, 1935).

«Мой дорогой Додд!

Благодарю за Вашу интересную записку. Мы должны пройти через период несотрудничества во всем. Я опасаюсь, что он будет длиться весь следующий год или два. Уолтер Липпман все это очень хорошо объяснил в сегодняшнем утреннем выпуске «Геральд трибюн».

Дайте мне знать, когда Вы будете в Вашингтоне.

Всегда Ваш

Франклин Рузвельт».

Тем временем события в мире развивались своим чередом. 1 марта 1935 г. правительство Германии заявило, что оно считает себя свободным от обязательств, запрещавших ему создание военной авиации. 16 марта в Германии был опубликован декрет о введении всеобщей воинской повинности. И то и другое было нарушением сепаратного мирного договора США с Германией, предусматривающего разоружение Германии. Она в одностороннем порядке легализовала свою подготовку к войне. Вашингтон ограничился невнятным заявлением Хэлла на пресс-конференции 23 марта об обеспокоенности тенденциями несоблюдения обязательств, принятых на себя по договорам. Разъяснение возникшей ситуации Додд получил в послании к нему президента 16 апреля 1935 г. Рузвельт вместил его в одну-единственную фразу: «Как я уже говорил Вам, я чувствую себя в настоящее время абсолютно неспособным оказать какие-либо услуги делу укрепления мира ни сейчас, ни в будущем» (FDR: His Personal Letters. Vol. I. P. 475).

Удивительные невозмутимость и показная незаинтересованность, продемонстрированные американской дипломатией в эти драматические дни весны 1935 г., объясняются многими причинами, в том числе и внутренними. Идя навстречу изоляционистам в конгрессе, Рузвельт, в частности, рассчитывал таким путем обеспечить лучшие условия для прохождения в скором будущем правительственных программ военного (особенно военно-морского) строительства. Имели значение и предвыборные соображения: в 1936 г. предстояли президентские выборы, которые Рузвельт рассматривал как решающий референдум по вопросу о доверии «новому курсу». Существенное значение имело и стремление аппарата внешнеполитического ведомства продолжить движение по накатанной дорожке, не считаясь с изменившейся в корне ситуацией как внутри страны, так и за рубежом. Но еще более важную роль играли другие соображения: военно-стратегические и геополитические.

Не догадываясь об этом, Додд сам приводил многочисленные доводы в пользу тактики выжидания, сообщая о планах гитлеровской верхушки и командования «нового рейхсвера» начать перекройку карты Европы с нападения на Советский Союз и «ликвидации большевизма» в кратчайший срок (LC. W. E. Dodd Papers. Box 47. Dodd to R. Walton Moore. March 21, 1935). 27 июня 1935 г. он писал, например, заместителю государственного секретаря У. Муру, что в доверительной беседе с гитлеровскими высокопоставленными чиновниками им получена следующая информация: Германия в союзе с Польшей готовится к захвату прибалтийских государств и западных территорий Советского Союза, концентрируя главные силы именно на этом направлении; она пытается вовлечь Японию в войну против Советского Союза на Востоке, отказываясь от выдвижения колониальных притязании в качестве первоочередной задачи (Ibid. Box 47. Dodd to R. Walton Moore. June 27, 1935). Хотел этого Додд или нет, но такие сведения только укрепляли госдепартамент в убеждении, что самым целесообразным для США было бы дождаться начала войны в Европе, а затем уже и принимать решения.

Додд считал, что идею удара в восточном направлении питало предположение верхушки «третьего рейха» о военной немощи Советского Союза. Именно поэтому, писал он в марте 1935 г. в Вашингтон (Ibid. Dodd to R. Walton Moore. March 21, 1935), Гитлер отклонил предложение Лондона и Парижа о заключении Восточного пакта о ненападении («Восточный Локарно») Вся пропаганда Гитлера в пользу создания мощных вооруженных сил, и в частности большого военно-воздушного флота, сообщал посол в своих донесениях, строится вокруг тезиса о потенциальной «угрозе с Востока» (Ibid. Box 49. Dodd to R. Walton Moore. January 2, 1936). Не подозревая, что эти сообщения успокаивающе действуют на высших чиновников внешнеполитического ведомства США, Додд настаивал на активизации деятельности Вашингтона в пользу мира. В ответ он слышал неизменное: европейцы должны быть предоставлены самим себе. 22 апреля 1935 г. У. Мур писал Додду в Берлин о сложившемся в столице США «общем мнении»: не делать ничего и не говорить ничего, что могло бы «втянуть нас в неприятности в случае возникновения вооруженного конфликта... который, по-видимому, неминуемо произойдет в ближайшем будущем» (Ibid. Box 47. R. Walton Moore to Dodd. April 22, 1935). Заключение франко-советского пакта о взаимопомощи (2 мая 1935 г.), вызвавшего в Германии новый взрыв антисоветской кампании, и одновременно подписание Англией и Германией морского соглашения (18 июня 1935 г.) еще больше укрепили руководителей американской дипломатии в убеждении, что внимание Германии целиком переключается на осуществление широкой экспансионистской программы на Востоке.

Поспешность, проявляемая «изоляционистами» в конгрессе при определенной поддержке правительства, в ускорении разработки законодательства о нейтралитете, а также повышенная заинтересованность госдепартамента в нагромождении трудностей в советско-американских отношениях должны быть поставлены в прямую связь с теми выводами, которые делались в Вашингтоне из предположений об очередном ходе Гитлера и его японских союзников, Мур писал Додду в январе 1936 г.: «Впечатление, которое складывается у сенатора Питтмэна (председатель сенатской комиссии по иностранным делам. - В. М.), вернувшегося недавно из поездки по странам Дальнего Востока, и У. Буллита (тогда посол США в СССР. - В. М.) сводится к тому, что Россия почти наверняка будет втянута в войну, хотя Япония не совершит на нее нападения до тех пор, пока Германия не будет полностью готова к такому нападению» (Ibid. Box 49. R. Walton Moore to Dodd. January 13, 1936 )

Разумеется, не все в Вашингтоне думали так, хотя прогерманское лобби в дни, последовавшие за заключением франко-советского пакта и советско-чехословацкого договора (16 мая 1935 г.), прочно удерживало инициативу в своих руках. Джозефус Дэниеле, пользовавшийся большим влиянием в окружении президента, писал Додду о «безрассудных идеях» тех, кто рассчитывал в неделимом и взаимозависимом мире отсидеться за океаном и даже обогатиться за счет военных катастроф в Европе (Ibid. Box 45. Josephus Daniels to Dodd. September 19, 1935). А накануне рождества Додд получил послание от президента, в котором тот осуждающе отозвался о «группе», контролирующей судьбу германского народа, и о ее одержимости идеей вооружения Германии «на суше и на море». Рузвельт попытался защитить Закон о нейтралитете, но сделал это с рядом оговорок. Одна из них касалась его планов на будущее. «Пока, - писал Рузвельт, - страна проходит процесс серьезного обучения; я надеюсь, что в следующем январе смогу добиться принятия еще более сильного закона, предоставляющего президенту некоторые дополнительные полномочия» (Ibid. Box 47. Franklin D. Roosevelt to Dodd. December 2, 1935).

Додд посчитал подходящим изложить еще раз свои взгляды на возникшую в Европе взрывоопасную ситуацию, впервые сделав ударение на возможностях, которые открываются в результате сближения и сотрудничества с Советским Союзом. «Мне кажется,- писал он Рузвельту 15 декабря 1935 г., - сейчас для демократических народов становится все более необходимым избегать ухудшений отношений с Россией» (Ibid. Dodd to Franklin D. Roosevelt. December 15, 1935). Это было смелым, даже очень смелым шагом после угроз госдепартамента в агустовской ноте в связи с якобы имевшими место попытками СССР вести «коммунистическую пропаганду» в США. С того времени во многих докладах Додда, посылаемых в Вашингтон, этот мотив стал центральным. Но отклик неизменно был негативным, а перед президентом со стороны госдепартамента был поставлен вопрос об отзыве и отставке Додда. «Он мне нужен в Берлине» (Dallek R. Democrat and Diplomat. P. 274, 275), - отрезал Рузвельт.

Додд у внушали, что складываются предпосылки для всеобщего «урегулирования» в Европе на базе «мирных инициатив» Гитлера, последовавших за вступлением германских войск в ремилитаризованную по Версальскому договору Рейнскую область (7 марта 1936 г.). Высокопоставленные чиновники госдепартамента доказывали послу, что шансы на мир возросли и что Гитлер близок к вступлению в клуб пацифистов, стоит только Франции и Англии быть посговорчивее и осознать наконец, что требования Германии не чрезмерны (LC. W. E. Dodd Papers. Box 49. R. Walton Moore to Dodd. April 1, 1936; B. Long to Dodd. April 1936). Вновь была вытащена на свет идея «мирной конференции», кощунственная сама по себе, как считал Додд, поскольку речь шла заведомо о компромиссе с агрессором за счет суверенитета малых стран. Столкнувшись с проявлением циничного аморализма в политике, Додд в отчаянии пишет Рузвельту: «Может быть, Вы сможете что-нибудь сделать...» (Ibid. Dodd to Franklin D. Roosevelt. April 1, 1936 )

Однако президент тогда не был расположен внять этому призыву и изменить свою стратегию. Мятеж генерала Франко против законного правительства республиканской Испании обнажил ее суть. Народу Испании было отказано в помощи, интервенты получили 0олную свободу рук. Додд высказался по этому поводу совершенно определенно, не обходя острых углов, хотя донимал, что сказанное им будет услышано президентом. Из письма Додда министру внутренних дел Гарольду Икесу от 21 августа 1936 г.:

«Любой, кто находился в Европе более или менее продолжительное время, признает факт огромного экономического и политического влияния Соединенных Штатов. Если мы положим наше могущество на чашу весов, то некоторые люди здесь, в Европе, рассматривающие войну в качестве средства завоевания новых территорий, будут более осторожными и, может быть, даже станут сторонниками мира... Я хочу сказать только одно: даже сейчас присоединение Соединенных Штатов к демократическим государствам Европы могло бы положить конец кровопролитию в Испании и дать возможность испанскому народу самому решать свои внутренние дела... Совместная мощь Соединенных Штатов, Англии и Франции, особенно если принять во внимание их огромные военно-воздушные силы, бесспорно могла бы предотвратить интервенцию и, возможно, установление диктаторского режима в Испании» (Ibid. Dodd to H. Ickes. August 21, 1936)

Гражданская война в Испании ускорила более ясное понимание природы политики «умиротворения». То, что прежде виделось Додду ошибкой и промахом дипломатии, теперь изменило свои очертания, представ в реальном виде. Либерал по своим убеждениям, Додд, оказавшись лицом к лицу с европейской действительностью, в рамках которой так четко обозначилась линия водораздела между силами крайней реакции и прогресса, сумел если не понять, то почувствовать глубинные мотивы, которыми вдохновлялись архитекторы и непосредственные исполнители политики «умиротворения». Делясь своим открытием с Муром, он писал 31 августа 1936 г., что рост фашистской опасности в Европе объясняется не только внешнеполитической экспансией «третьего рейха», но и тайными усилиями правой реакции во всех странах. Перейдя затем к оценке роли дипломатии США в европейских делах, он резюмировал: «В заключение я должен сказать, что представители нашей дипломатической службы проявили свои профашистские симпатии в отношении перспективы Установления германо-итальянского контроля над Испанией, а также оппозицию к своему собственному президенту. Я этим не хочу сказать, что они должны заявить о своем сочувствии коммунизму, но фактом остается их явная поддержка за последние шесть месяцев интересов привилегированного класса капиталистов» (Ibid. Dodd to R. Walton Moore. August 31, 1936).

Была своя ирония в том, что в тот же самый день (31 августа) заместитель госсекретаря Мур направил Додду в Берлин личное письмо, в котором в вежливой, но категорической форме отвел все предложения о помощи республиканской Испании в любом виде. «Для нас, - писал Мур, - не существует абсолютно ничего другого, кроме эвакуации американцев из Испании...» (Ibid. R. Walton Moore to Dodd. August 31, 1936 )Выведенный же из себя государственный секретарь США К. Хэлл вообще фактически ничего не ответил на длинное письмо Додда от 19 сентября 1936 г., в котором тот настаивал на активизации американской дипломатии с целью предотвращения агрессии фашистских держав и убеждал видеть мир таким, каков он есть, - взаимозависимым, не позволяющим ни одной стране чувствовать себя в безопасности в условиях накопления оружия массового уничтожения - авиационного, химического (Ibid. Dodd to C. Hull. September 19, 1936; C. Hull to Dodd. October 2, 1936).

Ряд событий конца 1936 г. как будто бы давал повод думать, что призыв сделать европейскую политику США активной мог быть услышан президентом. Переизбрание на второй срок в ноябре 1936 г. делало Рузвельта менее зависимым от агитации влиятельных кругов «изоляционистов». Оформление «оси» Берлин - Рим, аннексия Италией Абиссинии ослабили влияние изоляционистской пропаганды внутри страны. Визит Рузвельта в страны Латинской Америки и его выступления в защиту идеи мирного сотрудничества имели серьезный резонанс в Европе.

Неудивительно, что порой Додд начинал слышать то, что ему хотелось бы слышать. В идее «международной конференции мира», выдвинутой Рузвельтом (См. подробнее: Мельников Ю. М. Указ. соч. С. 163-169), он усмотрел очевидный признак перемен. Письмо, отправленное им президенту 7 декабря 1936 г., буквально пропитано духом надежды на утверждение нового подхода Вашингтона к вопросам войны и мира. «В условиях складывания фашистского фронта от Рима до Токио, - писал он, - попыток поставить латиноамериканские страны под контроль фашистских диктаторов, затруднений, которые создаются нашей торговле, мне кажется, что Ваше предложение о реальном сотрудничестве США, Англии, Франции и России является единственным средством, способным защитить мир. Одна мысль для меня самоочевидна - Европа и Азия неминуемо окажутся под пятой диктатуры, если демократические страны будут продолжать свою политику изоляции (LC. E. Dodd Papers. Box 49. Dodd to Franklin D. Roosevelt. December 7, 1936). Но в отношении практической осуществимости официально сделанного в январе 1937 г. Рузвельтом предложения о созыве «конференции мира» у Полна было немало сомнений. А самое главное при этом считп он, что ни Германия, ни Италия, твердо следующие захватническим курсом и использующие метод запугивания соседей, не хотят такой конференции и не будут считаться с ее решениями (Ibid Box 51. Dodd to Franklin D. Roosevelt. February 27, 1937). Посол, прослывший в вашингтонских политических кругах неисправимым идеалистом, предостерегал президента-реалиста от любых иллюзий в отношении «миролюбивого» потенциала агрессивных фашистских держав и их готовности участвовать в мирном процессе. Додд опасался провала этой конференции.

Проведенные Доддом по поручению Вашингтона предварительные консультации с руководителями гитлеровского внешнеполитического ведомства лишний раз показали ему, что головы заправил «третьего рейха» были заняты не частичными территориальными изменениями и переделом колоний, а идеями порабощения целых регионов и континентов. Мысль Додда была очень проста: попытка договориться с Гитлером и Муссолини за счет народов, ставших жертвой агрессии, неминуемо приведет к обратному результату, т. е. подтолкнет захватчиков к расширению ареала экспансии и к умножению усилий, направленных на подрыв любых коллективных санкций. Его общий прогноз политического развития Европы и этапов нисхождения ее к общеевропейскому кризису и войне был точен и нелицеприятен, исходя из оценки вероломной и одновременно самоубийственной политики «умиротворения» Гитлера.

В письмах К. Хэллу от 21 и 24 июня 1937 г. Додд нарисовал сценарий того, как будут развиваться события в связи с занятой Англией и Францией позицией и «невмешательством» Соединенных Штатов. Вслед за поражением республиканцев в Испании, писал он, наступит черед Австрии, которой неоткуда ждать помощи, поскольку после отставки Блюма с поста премьера Франции французское правительство пойдет на сближение с Германией. Следующей жертвой станет Чехословакия. «Будет именно так, если только Россия не вступит на территорию Польши и Румынии (с целью оказать помощь Чехословакии. - В. М.)... Мое мнение состоит в том, что Франция останется в стороне... Гитлер на это рассчитывает, и, если все будет так, как он предполагает, Германия осуществит захват Австрии, Чехословакии, Венгрии, а позднее Болгарии и Румынии. Могу Вам сообщить, что все, с кем я беседовал здесь, - фон Нейрат, Дикгофф и даже покойный фон Бюлов говорили о правах Германии на этот район».

В письме Хэллу от 24 июня 1937 г. Додд стенографически изложил свою беседу с английским послом в Берлине Невиллом Гендерсоном, который поделился с ним соображениями о способах стабилизации положения в Европе. Суть их сводилась к тому, что Англия и США должны предоставить Германии делать все что угодно в отношении Австрии и Чехословакии, Испания должна быть отдана Франко, а Франция предоставлена сама себе (Ibid Dodd to C. Hull. June 21, 24, 1937). Додд уже не сомневался, что эта идея тройственного сговора Англии, США и Германии с предоставлением последней права на аннексию «дунайско-балканской зоны» прорабатывается в Лондоне, с тем чтобы быть представленной другим «заинтересованным сторонам» (Ibid. Dodd to E. Phipps. July 1, 1937).

Чем руководствовался Додд, ставя в известность Вашингтон о всех этих планах и маневрах? Скорее всего это была последняя попытка как-то воздействовать на Белый дом и заставить его задуматься над тем, куда с неумолимой логикой ведет политика «умиротворения». Додд принял решение об уходе в отставку, и в принципе с ним согласились. Но не в его характере было уходить, не высказав все, что он думает. Его последняя встреча с президентом произошла 11 августа 1937 г. Беседа вселила надежду. Рузвельт показал себя очень «встревоженным в связи с угрозой войны» и просил Додд а выступить с лекциями перед американцами, рассказав им «правду о том, что происходит» ( Dallek R. Democrat and Diplomat. P. 310. ). 26 августа Додд направил Рузвельту специальное письмо, в котором подробно изложил свою концепцию отражения агрессии фашистских держав как в Европе, так и на Дальнем Востоке. В ней было два центральных пункта: США должны признать жизненную необходимость отказа от политики «невмешательства» и создания системы коллективной защиты от агрессии с обязательным участием Советского Союза (Ibid. P. 310, 311).

Однако Рузвельт не согласился с этими предложениями. Его ответом была «карантинная речь» 5 октября 1937 г. Все, что сделано, сказал он Г. Икесу, нельзя было не сделать (Ibidem).