Среди каменных глыб и каменных сердец

Манхаттан - самая старая часть города. Здесь много 4-5-этажных домов из коричневого кирпича, закоптевших и почерневших от времени, с высокими ступеньками, ведущими к приподнятому над уровнем земли входу.

Но часто встречаются обнесенные забором участки - места новой застройки.

Вот на углу 61-й улицы громадных размеров кран размахивает висящей на тросе чугунной гирей метрового диаметра. Еще один взмах, и гиря с грохотом проламывает стену пятиэтажного здания, обнажая металлические ребра его конструкций. Поднимается большое облако пыли, обломки камней разлетаются во все стороны.

Старые дома и постройки в Манхаттане сносятся отнюдь не по степени их ветхости. Бывают случаи, когда разрушают совершенно прочные 6-7-этажные здания или 3-4-этажные особняки. В то же время многочисленные трущобы Нью-Йорка, где живет самое низкооплачиваемое население, остаются, как правило, в неприкосновенности.

За последние 10 лет процент ветхих и полуразрушенных домов увеличился более чем на одну треть. 20 процентов всех жилых помещений сейчас официально признаны ветхими, относящимися к категории трущоб.

Лишь под давлением общественного мнения с 1955 года предпринимались некоторые шаги к обновлению отдельных старых районов города. Но после перестройки бывшие обитатели этих районов в подавляющем большинстве случаев не могут и Мечтать о возвращении в родной район, потому что квартирная плата в новых домах, построенных на месте старых, для них слишком высока. За последние 10 лет средняя квартирная плата в Нью-Йорке увеличилась на 54 процента.

Предусматривалось, что в новых домах, которые будут строиться на федеральные средства, квартирная плата не будет превышать 20 долларов за комнату в месяц. Однако выявилась полная незаинтересованность частных компаний-застройщиков строить дешевые дома, к тому же обеспеченная верхушка населения Нью-Йорка воспользовалась сносом кварталов в центральных районах города для того, чтобы самой обосноваться там в шикарных многоэтажных домах.

Покупать индивидуальные дома в пригородах (даже при условии долгосрочного кредитования) могут лишь представители средних слоев. Беднейшее население Нью-Йорка продолжает жить в трущобах или старых, обветшалых домах. Для богатых же не проблема иметь роскошную квартиру в центре города и загородную виллу.

Таким образом, пригород формируется в основном за счет среднего класса. "Среднее" уходит из жизни старого Нью-Йорка, обостряя крайности.

Нью-Йорк все явственнее становится городом очень богатых и очень бедных.

Самое примечательное во внешнем облике Нью-Йорка - необычный для европейцев силуэт города. Линия силуэта - кривая с исполинскими амплитудами колебаний, символичная для изобилующей крайностями и контрастами жизни Америки. Первые небоскребы (эти первые резкие амплитуды в кривой городского силуэта) появились в период "просперити", в 20-х годах нынешнего столетия. Достраивались они уже в годы глубочайшего экономического кризиса, в начале 30-х годов. В то время в основном обстроился небоскребами финансовый центр города вокруг Уолл-стрита. Ряд других зданий вырос в даунтауне и мидтауне (В Нью-Йорке даунтауном называют нижнюю, южную, часть острова Манхаттан до 23-й стрит, в пределах которой находится первоначальное ядро города и старый деловой центр. Соответственно мидтаун-это средняя часть Манхаттана между 23-й стрит и 110-й стрит, проходящей у северной окраины Сентрал-Парка; здесь находятся новые деловые и фешенебельные жилые кварталы. Аптаун - это верхняя, северная, часть острова между 110-й стрит и рекой Гарлем, занятая в основном негритянским гетто и другими кварталами городской бедноты. Термин "даунтаун" стал в США нарицательным: так нередко называют центральную деловую и торговую часть многих американских городов). Погоня за рекордами в период первого строительного бума завершилась сооружением самого высокого здания в мире - 102-этажного Эмпайр Стейт Билдинга.

В последующие годы, вплоть до конца второй мировой войны, новые небоскребы в Нью-Йорке не воздвигались. Строительство возобновилось только после окончания войны. Начавшееся оживление вскоре переросло в один из самых бурных строительных бумов за всю историю Нью-Йорка. Тут и там на фоне темных закоптелых зданий появляются новые нагромождения камня, стекла, стали, алюминия. Это офисы, жилые дома, помещения городской и федеральной администрации.

Наибольшей известностью среди послевоенных строений Манхаттана пользуются здание крупнейшей нью-йоркской газеты "Дейли Ньюс", здание ООН и Колизеум.

Образцом нового строительства может служить Ливер Хауз - небоскреб компании "Ливер Корпорейшн" на Парк-авеню между 53-54-ми улицами. В его стенах лишь тонкие прожилки нержавеющей стали разделяют листы голубоватого стекла. Несмотря на подчеркнутую простоту форм, он выгодно выделяется на фоне окружающих грузных каменных строений своей "воздушностью".

Обилие стекла в новейших домах породило новую профессию.

В городе существуют многочисленные, конкурирующие между собой фирмы, специально занимающиеся протиркой окон. При помощи усовершенствованных гондол, приводимых в движение моторами, скорость протирки удается довести до 40 с лишним окон в час. Опасная работа на головокружительной высоте нередко сопровождается "моральной травмой", особенно там, где домовладельцы скупятся на новую технику. Если пояс, закрепленный при помощи защелкивающихся петель, вырвет одну из скоб, находящуюся сбоку от окна, рабочий повиснет на длинном ремне, оставаясь в беспомощном состоянии, пока его не заметят снизу и не выручат из беды.

Из всех построек на Манхаттане, пожалуй, больше всего известен так называемый Рокфеллеровский Центр, комплекс зданий, принадлежащих Рокфеллерам и сдаваемых в аренду под служебные помещения.

Наше знакомство с Рокфеллеровским Центром совпало с посещением крупнейшего в Америке музыкального театра - Мюзик-Холла, одного из "чудес" Рокфеллеровского Центра.

От "Парк-Шератона", расположенного на 56-й улице, до Рокфеллер-Центра рукой подать, всего семь кварталов.

Мы оказываемся на небольшой площади Рокфеллер-Плаза, где уже собралась очередная группа туристов для осмотра зданий. Присоединяемся к ним. А вот и экскурсовод - миловидная американка в форменном, как у стюардесс, костюме.

Рокфеллеровский Центр - это гордость семьи Рокфеллеров. Центр начал строиться в самый разгар мирового экономического кризиса, и были моменты, когда ньюйоркцы серьезно сомневались в его осуществимости. В море хаоса, царившего в то время в экономике, когда редкому домовладельцу-застройщику в Нью-Йорке удавалось избежать банкротства, Джон Рокфеллер Второй настойчиво осуществлял свою идею создания некоего "памятника себе", подписывал к оплате счета на все, даже самые претенциозные работы по отделке зданий.

Для художественных работ были приглашены крупнейшие специалисты из многих стран мира.

В вестибюле главного здания нам показали фрески, выполненные прогрессивным мексиканским художником Диего де Ривера и посвященные теме освобождения человечества от рабства.

- А не можете ли вы рассказать нам о фреске с изображением В. И. Ленина? - поинтересовались мы у экскурсовода.

- Я слышала о том, что таковая действительно была в одной из тематических групп, но где именно, мне неизвестно, - смущенно ответила американка.

Диего де Ривера, работая в Рокфеллер-Центре над стенными фресками, в тему освобождения человечества от средневекового рабства внес тему освобождения труда от капиталистического рабства, увенчав фрески портретным изображением В. И. Ленина. Несмотря на все художественные достоинства работы, Рокфеллер распорядился убрать ряд фресок, включая изображение Владимира Ильича. Об этом факте здесь редко вспоминают, так как он совсем не вяжется с разглагольствованиями американской пропаганды об идеологической терпимости.

В Рокфеллер-Центре никто не живет. Зато ежедневно в его здания прибывают 34 тыс. служащих и около 130 тыс. посетителей. В здании размещены конторы некоторых крупнейших корпораций, а также радиовещательные и телевизионные студии. В других зданиях Центра размещены крупнейшие агентства США - ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс, многочисленные представительства иностранных государств при ООН, банки, магазины, театры.

Помещения в Рокфеллер-Центре снимают в общей сложности 1100 арендаторов.

Все здания управляются и обслуживаются компанией "Рокфеллер Сентер Инкорпорейтед". Единственные держатели акций компании - представители семейства Рокфеллеров. Годовой доход от эксплуатации Рокфеллер-Центра составляет более 20 млн. долларов.

Земля, на которой размещен Рокфеллер-Центр, принадлежит Колумбийскому университету, получающему арендную плату в размере 3 млн. долларов ежегодно.

На площади Плаза и на внутренней, единственной в городе частной, улице время от времени хозяева Центра устраивают показ новейших мод или выставки собак.

Один раз в году частная улица Центра с соблюдением сложного церемониала закрывается для публики на 12 часов. Все подъезды запираются, и полиция строго следит за тем, чтобы на улице никто не появлялся.

Эта странная процедура имеет свое объяснение. Дело в том, что по существующим в США законам любая дорога, улица или проезд, открытые для пешеходов в течение полного года, автоматически становится общественной собственностью. Частные права на нее теряются.

В Рокфеллеровском Центре самое многолюдное место - Мюзнк-Холл Радио-Сити. Его зал вмещает 6200 зрителей.

Направляемся туда и мы. Сначала показывают фильм "Семь холмов Рима" с участием знаменитого певца тенора Марио Ланца и "Новости дня". Затем выступают сорок знаменитых герлз. Одетые в трико со сверкающими блестками танцовщицы, освещенные прожекторами всех цветов радуги, ритмично танцуют.

В Америке издавна ценились традиции русской балетной школы. Популярность русского балета, а также характерных танцев еще более возросла за последние годы после успешных гастролей балета Большого театра и ансамбля Моисеева в США. Стремясь набить себе цену, многие поступающие в ансамбль Радио-Сити танцовщицы заявляют, что они русские. Мы спросили одну такую "русскую" девушку, как ее зовут. Она покраснела и после некоторого колебания отрекомендовалась: "Ивановна".

Между двумя очередными вечерними сеансами и в антрактах в зале Радио-Сити публику развлекает электроорган. Скрытый за портьерами, он автоматически выдвигается из ниши в сторону зрительного зала.

Орган издает необычные для слуха звуки, удачно имитирует игру на скрипке, виолончели, контрабасе, флейте, подражает пению птиц, играет, как фортепиано. Мелодии, многократно усиленные, передаются сотнями скрытых репродукторов. Звуки льются в зал с потолка, справа, слева - отовсюду.

Потолок театра последовательно алеет, становится зеленым, синим, фиолетовым или желтым. Эти световые эффекты призваны создавать настроение, углублять впечатление, производимое музыкой.

Симфонический оркестр Радио-Сити, сопровождающий выступления артистов на сцене, состоит из более чем ста музыкантов. Он аккомпанирует большому хору, танцорам и балеринам. Всякий раз, когда оркестр исполняет какую-нибудь симфонию, его выступление перед зрителями обставляется особыми "чудесами" техники.

Вот в зале гаснет свет, и из темноты, как по мановению волшебной палочки, появляется оркестр. Впереди у самой сцены невысокий барьер, ограждающий глубокий и широкий колодец. Из колодца, освещаемый ярким лучом желтоватого света, медленно поднимается кверху большая площадка с оркестрантами. Поравнявшись с рампой сцены, площадка меняет направление и начинает плавно перемещаться по горизонтали, удаляясь от публики. Дойдя до самых задних декораций сцены, площадка скова поднимается вверх. Достигнув приблизительно высоты трех метров над сценой, она останавливается; на всем пути следования оркестр не прерывает игры, словно не замечая своего перемещения.

Высокий и тощий дирижер, с взлохмаченной шевелюрой, неистово размахивает палочкой, помогая себе плечами, всем телом, даже головой. Но, увы, многозвучный ансамбль инструментов создает подлинную какофонию абстрактной музыки. Барабаны, цимбалы и медные тарелки состязаются с саксофонами, флейтами и скрипками в силе звуков. Шесть контрабасов рыкают, как львы, духовые инструменты играют только форте. Но дирижер, автор симфонии, не удовлетворен и этим, он требует от музыкантов еще больших усилий. Длинные пряди волос маэстро мечутся по лицу, закрывая глаза.

Неожиданно в этот хаос звуков начинают робко проникать отдаленные звуки удивительно знакомой мелодии. Возникая все чаще и чаще, она застилает, наконец, все остальное, и вдруг мы узнаем в ней старинные русские "Очи черные". Все в порядке, маэстро торжествует. Зал содрогается от аплодисментов, слышатся возгласы "браво" и свист. Это значит, что симфония одобрена публикой.

Уходя из зала, мы задавали себе вопрос: способствуют ли эти технические трюки глубокому восприятию музыки?

Здесь, как и в других концертных залах, великолепное техническое оснащение только подчеркивало бедность художественного замысла.

Внимательно присмотревшись к небоскребам Манхаттана, в особенности к тем, которые появились в период первого строительного бума 20-40-х годов, приходишь к выводу об их архитектурном убожестве.

Нам казалось по меньшей мере странной их стереотипная форма пирамид с прямоугольными переходами от одной высоты к другой. Они врастали в землю своими пузатыми основаниями, но достигнув определенной высоты, начинали ступеньками сужаться, пока их не увенчивали башни, шпили или просто круглые крыши.

Эта уродливость формы вовсе не случайный результат бездарности того или иного архитектора.

Колоссальный спрос на конторскую площадь, с одной стороны, и ограниченность пространства, с другой, заставили дома стремиться ввысь. И вот ряд в ряд по Уоллстриту и Брод-стриту, по Парк-Медисону и 5-й авеню к небу потянулись бесформенные глыбы каменных пирамид.

Частные интересы пришли в противоречие с общественными. Небоскребы совсем лишили Манхаттан света, воздуха, ощущения свободного пространства над головой и превратили солнечный свет в недоступную роскошь.

Когда в прошлом шла планировка города, то имелось в виду, что основная связь между его районами будет осуществляться по воде, поэтому в городе непропорционально много довольно узких улиц, идущих в широтном направлении поперек острова, и лишь несколько продольных авеню, отстоящих друг от друга на значительном расстоянии. Кварталы также оказались вытянутыми в широтном направлении.

В результате такой планировки даже до строительства небоскребов большинство жилых строений города было почти лишено солнца, не попадавшего на поперечные улицы в течение большей части дня.

Блоки зданий, вытянувшиеся с востока на запад, преградили путь основному потоку транспорта в меридиональном направлении, осложнив проблему движения городского транспорта и увеличив заторы, а небоскребы превратили многие улицы города в мрачные, серые каньоны, где даже в ясный солнечный день царит полумрак.

Поэтому законодательный орган штата принял постановление о том, что любое здание, которое полностью занимает своим основанием принадлежащий застройщику участок, может подниматься прямо вверх лишь до определенной высоты; затем оно должно сужаться, чтобы сохранить свет и воздух для своих соседей.

Когда мы узнали об этом своеобразном компромиссном законе, для нас стало ясно, откуда взялась уродливая пирамидальная форма нью-йоркских небоскребов.

В стране, где все подчинено погоне за долларами, средний застройщик или кредитор не имеет никакого желания поступаться возможной доходной площадью ради эстетических соображений.

Лишь самые богатые владельцы недвижимости, заранее заручившись согласием богатых арендаторов, для которых фактор престижа, рекламной привлекательности их контор имеет первостепенное значение, позволяют себе строить узкие у основания, но очень высокие небоскребы, оставляя часть участка вовсе не занятой или занятой плоским, в один-два этажа, фойе. Таковы, например, Ливер Хауз и Сиграм Билдинг (375-я Парк-авешо).

Это явление нью-йоркские архитекторы называют "эстетическим альтруизмом", хотя взвинченная рента на помещение в таких зданиях вряд ли свидетельствует о проявлении истинного альтруизма со стороны их владельцев.

За спиной крупнейших строительных фирм Нью-Йорка стоят истинные хозяева города - крупнейшие финансовые воротилы. Они кредитуют строительство, и им принадлежит решающее слово в определении площадки строительства и характера будущего здания. Самые удобные участки новой застройки они, конечно, стремятся сохранить для себя или "своих" учреждений, даже если при этом приходится сталкиваться с другими такими же, как они, капиталистическими хищниками.

Интересна судьба участка на авеню Америкас, напротив Рокфеллеровского Центра.

Этот громадный участок, обнесенный длинным, сплошь залепленным рекламой забором, каждый раз, когда мы проходили мимо него, поражал своей безжизненностью.

Позднее в американском журнале "Бизнес Уик" мы наткнулись на заметку, пролившую некоторый свет на историю этого заброшенного участка.

Как выяснилось, за внешним спокойствием вот уже несколько лет скрывается ожесточенная борьба между финансовыми акулами за обладание этим участком.

В 1949 году, к началу строительного бума, участок состоял из 50 небольших участочков, занятых мелкими ресторанами, ночными клубами и самыми разнообразными торговыми заведениями. На 51-ю улицу выходило несколько старых кирпичных жилых строений и ресторан некоего Шора.

Предвидя рост цен на землю в этом расположенном по соседству с Рокфеллеровским Центром районе, спекулянты еще в 1949 году начали скупать ее. Спекулятивная деятельность продолжалась четыре года, в течение которых цены на землю росли с головокружительной быстротой.

К 1953 году, когда строительный бум вполне определился и все больше и больше крупнейших корпораций страны заявляло о своем желании обосновать свои офисы на Манхаттане, на этот отлично расположенный квартал обратили внимание финансовые магнаты.

Первой заинтересовалась компания "Эквитэбл Лайф", которая стала скупать небольшие участки, чтобы получить достаточную площадь для строительства 30-этажного служебного здания.

Однако на пути этой компании неожиданно встал владелец ресторана Шор, который стал отчаянно торговаться, не соглашаясь на сумму, предлагаемую компанией за его участок. А время шло. Компания уже платила налоги за приобретенную землю. Начать же строительство она не могла, не получив ключевого участка Шора.

Тогда в 1957 году "Эквитэбл Лайф" решила отказаться от всех прав на участок, продав его Зекендорфу, президенту "Уэбб энд Кнэп".

После долгих торгов Шор уступил и продал Зекендорфу свой участок за 1,5 млн. долларов.

Так Зекендорф стал обладателем всего участка.

Однако для задуманного им строительства отеля нужны были кредиты. Зекендорф начал поиски кредиторов. Но, как ни странно, все его просьбы о кредитах отклонялись. Кредиторы вежливо ссылались на то, что якобы отели давно не строились в Нью-Йорке и не было твердой уверенности в получении достаточной прибыли.

Тогда Зекендорф обратился к Дейвиду Рокфеллеру, стоявшему во главе Рокфеллер-Центра, но и здесь получил отказ.

Встретив неожиданные трудности, Зекендорф был вынужден принять предложение строительной компании "Урис Билдинг Ко" и продал ей весь свой участок с частично выполненными работами за сумму 8 млн. долларов.

Как выяснилось позднее, "Урис" находился в тайном соглашении с Рокфеллерами о строительстве на указанном участке 42-этажного служебного здания в дополнение к Рокфеллеровскому Центру. Неудачи предыдущих компаний, претендовавших на этот участок, объясняются тем, что на него имели виды Рокфеллеры.

Мы решили подняться на вышку самого высокого здания в Нью-Йорке, чтобы посмотреть оттуда на город.

Нашей спутницей при посещении 102-этажного здания Эмпайр Стейт Билдинг была пятилетняя девочка Зоя, давно мечтавшая о такой экскурсии. Неподалеку от этого уходящего в небо серебристо-серого здания наше внимание привлекла реклама. На огромном транспаранте был нарисован курильщик, широко раскрывший рот в виде буквы О. Из О-образного отверстия время от времени вылетали кольца дыма. "Ловко же этот неправдашный дяденька курит, по-правдашнему!" - заметила Зоя.

Мы проходим к скоростному лифту. Мгновение, и он поднимает нас на 86-й этаж, откуда из окон застекленного салона открывается широкая панорама всего Нью-Йорка. В сентябре 1959 года сюда поднимался Н. С. Хрущев и сопровождавшие его лица.

Неожиданно Зоя обнаруживает бьющуюся о стекло красивую бабочку: она оказалась пленницей небоскреба. По настоянию Зои мы ловим бабочку, выходим на открытую площадку и даем ей свободу. Свирепый ветер рвет одежду, треплет кашне и пытается сорвать с головы шляпу. Сквозь толстые железные прутья заглядываем вниз. Прутья загнуты на концах и кажутся когтями хищного ястреба. Для чего они так часты и прочны? Нам разъясняют: совсем недавно самоубийцы бросались вниз как раз отсюда. Теперь благодаря прутьям это уже невозможно.

Сквозь сизую дымку тумана и гари видно беспорядочное нагромождение домов, толпящихся вокруг небоскреба. Как муравьи, вдоль узеньких щелей-улиц ползут вереницы машин. На крышах многих домов видны площадки для игры в теннис, рестораны, небольшие сады с деревьями и кустами, около них стоят скамьи для приема солнечных ванн. Мы подсаживаем к гранитному парапету Зою и даем ей возможность взглянуть вниз на Нью-Йорк. "Ух! - восклицает она удивленно, увидев небоскребы. - Эмпайров-то сколько!"

Возле нас останавливается руководительница экскурсионной группы, окруженная толпой слушателей. Может быть, в сотый раз в течение дня она рассказывает о том, что две площадки обозрения Эмпайр Стейт Билдинга находятся на 86-м и 102-м этажах, все здание возвышается над уровнем земли на 381 метр. Несмотря на такую высоту, здание все же от ветра почти не качается.

В 1951 году на Эмпайре появилась надстройка - телевизионная башня высотой 67 метров. С нее ведутся передачи семи телевизионных станций.

В небоскребе, помимо контор и учреждений, проживает 25 тыс. жильцов.

В конце 1961 г. Эмпайр Стейт Билдинг был продан за 65 миллионов долларов одной из крупнейших страховых компаний Америки "Пруденшел иншуранс компани", которая решила перебраться в центр города.

Войдя в один из лифтов, поднимаемся на 102-й этаж.

Входим в помещение, называемое "Фонарем". За окнами бушует ветер. Яркий солнечный свет режет глаза. Город кажется отсюда рельефной географической картой.

Пребывание на 102-м этаже оказалось столь впечатляющим для посетителей, что многие из них старались увековечить это событие тем или иным образом. Но если одни довольствовались покупкой сувениров, то другие гвоздями или карандашами выводили свои имена и даты на стенах. Владельцы дома долгое время ломали голову над тем, как отучить посетителей портить стены. В конце концов они завели большую книгу, в которой можно просто оставить свое имя и дату посещения.

На верхней смотровой площадке администрация организовала студию звукозаписи. Большинство записанных посетителями пластинок начинаются словами: "Я говорю с макушки Эмпайра".

Остров Манхаттан с 102-го этажа виден как на ладони. На юге сосредоточены старые небоскребы. За ними блестят на солнце бирюзовые воды широкого залива.

Переходим на северную сторону и, прильнув к окну, рассматриваем недавно воздвигнутые дома-гиганты.

Немного левее, к северу, видно четырехугольное зеленое поле Центрального парка с тремя озерами. Парк перерезает несколько шоссейных дорог. Справа мост Триборо через Ист-Ривер. На горизонте жилые кварталы и зеленые парки Бронкса.

Восточная часть острова, обращенная к Ист-Риверу, кажется состоящей из детских кубиков, беспорядочно поставленных один на другой руками шаловливого ребенка. Среди них выделяется небоскреб Крайслер, увенчанный как бы рыцарским шлемом.

С вышки Эмпайра хорошо видно 39-этажное здание Организации Объединенных Наций. Здание находится на самом берегу Ист-Ривера. Возле него, словно круглая шапочка, выглядывает купол зала заседаний Генеральной Ассамблеи ООН. Южнее хорошо видны три моста через Ист-Ривер, соединяющие Манхаттан с Бруклином.

Западная часть острова до отказа загромождена раз-новеликими домами. Небоскребов с этой стороны нет. Видна широкая лента Гудзона и перекинутый через нее мост Вашингтона. По реке плывут теплоходы, катера. Пароход, извергая клубы дыма, изо всех сил толкает длинный караван барж, груженных песком. Кажется, что невысокая набежавшая волна может утопить баржи, так как над водой почти не видно бортов.

Несмотря на завывание ветра, сквозь стекла окон на 102-й этаж доносится глухой гул города. Раздается бас профундо огромного межконтинентального теплохода "Куин Элизабет", только что прибывшего из Европы. Этот двухтрубный лайнер медленно тащат вдоль доков крошечные, как козявки, катера, водворяя гиганта на уготовленное для него место возле трехэтажной пристани.

Спускаясь с Эмпайра вниз на лифте, мы выясняем у Зои, что же больше всего ей понравилось. Оказалось, самое яркое впечатление на нее произвела бабочка, попавшая на 86-й этаж.