Когда мы вернулись в отель, портье вместе с ключами от комнат передал записку. Она была подписана неким господином Франчелли. Мы бегло прочитали ее. Как оказалось, наш знакомый, преподаватель музыки, очень извинялся, что дела отвлекли его и не дали возможности еще раз встретиться с нами в течение прошлой недели. В конце сообщалось, что у него есть заманчивое для нас предложение и что он будет звонить сегодня вечером.
Действительно, вечером раздался звонок и в трубке послышался знакомый голос.
Г-н Франчелли еще раз повторил свои извинения, осведомился о нашем впечатлении от города, а затем предложил назавтра, в воскресенье, отправиться вместе с ним и его супругой в "Империю красного дерева".
- Вы, наверно, устали от города? - спросил он. - К тому же все города в общем похожи друг на друга, и если вы что-то не увидите, это не так уж страшно. А вот то, что я хочу показать вам, вы вряд ли когда-нибудь видели в жизни и, наверное, никогда не увидите, если еще раз не приедете в Калифорнию.
После столь убедительной аргументации в пользу "Империи красного дерева" нам ничего не оставалось делать, как поблагодарить и согласиться.
На следующий день ровно в 10 часов к входу в отель подкатила знакомая машина. Впереди сидела улыбающаяся чета Франчелли. Их лица светились искренней радостью. Они были счастливы, что гостеприимством по отношению к нам могли выразить свое уважение и симпатии к русскому народу.
Г-н Франчелли представил нам свою супругу Доротти Франчелли. Это была среднего роста худощавая блондинка с добрым и постоянно улыбающимся лицом. Между всеми нами сразу же установилась атмосфера полной непринужденности. Мы весело обменивались нашими впечатлениями и соображениями относительно города и различных сторон его жизни, говорили об Италии, откуда эмигрировал отец Франчелли, о Советском Союзе, об Америке, порой даже забывая о том, что нас в жизни отделяют огромные пространства и что мы являемся гражданами различных государств. Среди нас было двое русских, итальянец и американка. Франчелли простые и скромные люди, и они, как все честные люди на земле, очень хотят, чтобы на земле был мир.
Вчерашний туман рассеялся так же неожиданно, как и появился. Впереди - густая синева залива и ажурная, точно слегка очерченная красным карандашом воздушная сетка моста Золотые ворота. Едем по мосту. По обеим сторонам дорожки для пешеходов, но пешеходов почти нет - слишком длинная прогулка. Замечаем лишь полисмена. Зачем он здесь?
Франчелли рассказывает, что с моста Золотые ворота часто бросались вниз самоубийцы. Для того чтобы этого не случалось, на мосту поставили полицейского.
Полуостров графства Марин и полуостров Сан-Франциско, как две клешни, обхватывают залив Сан-Франциско и залив Сан-Пабло. Противостоящие друг другу оконечности этих полуостровов отделяет узкая водная полоска шириной лишь в километр (Золотые ворота). Но так непохожи эти два рядом расположенных клочка земли.
Если в Сан-Франциско мы чувствовали себя еще на юге, то от молчаливой суровости маринского пейзажа потянуло северным холодком. Полуостров встретил нас нелюдимыми рериховскими глыбами замшелых валунообразных холмов. От их гранитной ряби веяло веками. Контраст с шумным городом был поразительный.
Дорога повернула влево и стала быстро набирать высоту. Невдалеке показались черные полукруглые ворота. Еще несколько минут езды, и естественный дневной свет ненадолго сменился желтоватым полумраком туннеля.
Проезжаем городок Сан-Рафаэль. Справа новый мост на Ричмонд. Франчелли обращает наше внимание на его странные очертания. Это новинка мостостроения. Приблизительно посредине моста глубокая седловина, так что весь он напоминает спину двугорбого верблюда. Считают, что это нововведение оберегает мост от раскачки под действием сильных ветров и замедляет его износ.
Вскоре от нашей автострады отделяется шоссейная дорога на Соному.
Сонома - самый северный пункт испанской колонизации Калифорнии. О прошлом города до сих пор напоминают остатки испанского католического храма.
Сонома расположена в Лунной долине, защищенной с севера Береговыми хребтами. Здесь еще с испанских времен выращивают виноград. Сейчас это один из известных районов производства вина в Калифорнии.
Сономе суждено было сыграть важную роль в истории США. В 1846 году янки-переселенцы подняли здесь мятеж против мексиканского правления и выбросили свой флаг с изображением медведя. Соединенные Штаты поддержали мятежников, и в результате развязанной ими войны с Мексикой американцы насильно отторгли Калифорнию. Флаг с изображением медведя стал официальным флагом нового штата.
Эти места связаны с жизнью двух видных американских писателей. Недалеко от Сономы, в местечке Глен Эллен, долгое время жил и работал Джек Лондон. Севернее Сономы, у подножия горы Сан-Хеллен, в Калистоге, проживал Роберт Стивенсон, автор "Острова сокровищ" и "Черной стрелы".
Быть недалеко от места, где жил Джек Лондон, и не заехать, казалось нам непростительным упущением. В один голос просим Франчелли сделать для нас одолжение и заехать в Глен Эллен. o
Франчелли достает дорожную карту, несколько минут внимательно изучает ее, и мы снова отправляемся в путь.
Съезжаем с главного шоссе. Долгое время крутим по проселочным дорогам. Они то идут в гору, то неожиданно ныряют в небольшую теснину с журчащей на дне ее водой.
Вдруг перед машиной вырастает дорожная надпись: "Глен Эллен".
Въезжаем в типичный провинциальный американский городок со своим миниатюрным одноэтажным Бродвеем и захолустными задворками. По улочкам снуют пикапы, нагруженные плоскими ящиками, корзинками, картонками. Людей немного.
Городок расположился в лощине. Окраины его поднимаются по пологим склонам холмов. Где кончается Глен Эллен и начинаются фермерские хозяйства - определить трудно.
Неожиданно для себя смаху преодолеваем весь город из конца в конец, и вот уже вновь потянулись заборы изолированных усадеб и сельские строения. Никаких вывесок, указывающих на наличие в городе мемориального музея или хотя бы на место, где жил писатель. Зато, как и всюду, пестрят бесконечные "Шелл", "Файрстон" и прочее.
Останавливаем проходящего мимо молодого человека:
- Скажите, где здесь находится музей Джека Лондона?
Парень не понимает, переспрашивает и после повторного вопроса с недоумением пожимает плечами.
- Здесь жил писатель Джек Лондон. Он умер в 1916 году. Вы, наверно, читали "Белый клык", "Любовь к жизни"? - поясняем мы.
Дальнейшие расспросы бесполезны. Замечаем, как в конце улицы открылась калитка усадьбы и из нее вышел человек. Подъезжаем. Перед нами пожилая, худощавая женщина, седая, с легким румянцем на морщинистых щеках. Задаем ей тот же вопрос. Лицо женщины выразило удивление. Через мгновение удивление прошло. Женщина оживилась и спросила:
- Как я догадываюсь - вы иностранцы. Американцы. редко вспоминают г-на Лондона. Если кто и спрашивает иногда о нем, так это почти всегда иностранцы. Усадьба Лондона находится недалеко отсюда, вон там за поворотом, выше по склону, но хозяйка, вдова писателя, миссис Чармейн Киттридж Лондон умерла вот уже четыре года назад, и в доме больше никто не живет.
Мы сказали, что мы русские, и что нам интересно было бы узнать как можно больше о писателе, о доме, где 43 года назад трагически оборвалась жизнь Джека Лондона.
- Вы живете в Америке или приехали из России? - спросила она. Когда мы подтвердили, что приехали из Советского Союза, наша собеседница еще больше оживилась.
- Я еще ни разу не встречала здесь гостей из Советского Союза. Я сама не застала господина Лондона. Он умер еще до нашего переезда сюда, но много слышала о нем и была знакома с миссис Чарм. Я вот уже лет пятнадцать не была в усадьбе Лондонов. Последние годы перед смертью миссис Чарм много болела, жила замкнуто, никого не принимала. Помню лишь, что слева от дома, в глубине усадьбы, на вершине холма, под сенью старых сосен лежит большой камень - могила г-на Лондона. Его похоронили там согласно его последней воле. Рядом с могилой грубо сколоченная скамья, на которой писатель любил сидеть и работать. Оттуда открывался вид на всю долину. Рассказывали, что г-н Лондон ежедневно работал до полудня, потом уходил гулять по окрестным холмам. Кстати, это он назвал долину Лунной. Здесь чаще ее называют просто Сонома-велли. Господин Лондон где-то раскопал, что Сонома в переводе с индейского означает "долина семи лун".
Мы в свою очередь рассказываем, что в Советском Союзе трудно найти даже школьника, который не читал бы замечательных рассказов Джека Лондона. Его уважение к человеку, к силе человека, к его воле всегда находило у советских людей сочувствие и глубокое понимание.
- Я слышала, что г-н Лондон тоже любил русских и русскую литературу. Во время войны России и Японии он даже собирался ехать на фронт военным корреспондентом со стороны русских, но как будто ваше тогдашнее правительство не разрешило ему.
- Иначе и не могло быть. Царь в 1905 году как огня боялся прогрессивных настроений. Писатель же именно в это время очень сочувствовал социалистическим идеям.
- Насколько я знаю из рассказов, г-н Лондон здесь слыл большим чудаком. В своей усадьбе недалеко от коттеджа он строил какой-то громадный дом-дворец для пролетариата всего мира. Вероятно, и до сих пор там валяются груды замшелого камня. По крайней мере я видела их во время моего последнего посещения.
- Кстати, внук писателя Эдуард живет на ферме в нескольких милях отсюда. Может быть, вам интересно было бы поговорить с ним. Он когда-то часто приезжал в усадьбу, хотя, конечно, не мог лично знать своего деда.
Мы горячо благодарим нашу собеседницу и мчимся к усадьбе Джека Лондона.
Еще издали узнаем по описанию чугунную решетку ворот усадьбы. Останавливаемся. Выходим из машины.
Ворота заперты. Тишина. На воротах полинялая и заржавевшая табличка с надписью: "Позитивли но адмишен", то есть "Закрыто для посетителей".
В глубине усадьбы, за воротами, в конце аллеи заколоченный дом с широкой крытой верандой. Толстым, сыроватым от недавнего тумана ковром лежит опавшая листва, от которой исходит пряный запах гнили. На всем вокруг печать запустения.
Вдалеке на возвышенности несколько старых сосен, видимо, живых свидетелей радостей и мучительных тревог хозяина усадьбы. Ныне они угрюмо оберегают прах писателя. Вокруг пусто. Ни едйного признака жизни. Усадьбу явно давно никто не посещал.
Стоим перед закрытыми воротами, всматриваемся в глубину усадьбы, пытаемся мысленно представить себе живого Лондона. Нам становится очень грустно и как-то обидно за талантливейшего писателя, забытого своими соотечественниками.
Лишь напоминание Франчелли заставляет нас очнуться. Садимся в машину, глазами провожаем и мысленно прощаемся с историческим местом...
* * *
Мы не стали задерживаться в Санта-Роса, хотя нам и очень хотелось посмотреть на опытный сад известного американского селекционера Лютера Бербанка. Бербанк известен советским людям помимо своих блестящих опытов по селекции еще и тем, что, приехав в Россию, был восхищен достижениями И. В. Мичурина и пытался перетянуть русского ученого-садовода в Америку. Но из этого ничего не вышло. Патриот Мичурин не поль-стился на американское золото и продолжал трудиться для своего народа.
Лесные пятна, покрывавшие холмы севернее Санта-Роса, издалека нам показались обыкновенными еловыми лесами. Из общей зеленой массы частоколом вырывались в небо отдельные стрелки с острыми наконечниками. Столь же узка была прижавшаяся к стволам небогатая крона.
Однако, когда метрах в пятистах перед нами открылась первая на пути роща, нас поразила мгновенно нарушившаяся масштабность. Издалека, когда лес выступал далекой темной полосой, трудно было судить о его высоте.
Но с каждым метром приближения к роще наше восхищение росло. Перед нами стояли какие-то сказочные гиганты. Расположившийся поодаль деревянный дом по размерам казался собачьей конурой, а люди - крохотными букашками.
Перестроить сознание на новое соотношение размеров было сразу невозможно, и вся картина первые минуты представлялась нам макетом с плохо выдержанной соразмерностью.
У самой опушки машины стали выстраиваться в один ряд перед торжественным въездом в этот мавзолей древности. Шоссе внезапно сузилось. "Бутылочное горлышко" на дороге здесь было вынужденным. Иначе пришлось бы спиливать много уникальных деревьев, охраняемых штатом.
Ощущение сказочности возросло, когда мы въехали в рощу. Мы неожиданно очутились среди таинственного мрака и прохлады темного бора из исполинских красных сосен. Солнечные лучи золотыми стрелами пронизывали лесную мглу, задерживаясь на листве молодой поросли. Перед нами стояли великаны в 10-15 обхватов. Их макушки взвивались высоко в небо. Стволы на высоте 10-12-этажного здания были голыми, покрытыми морщинистой, изрезанной вертикальными рытвинами поседевшей корой. Выше зеленели короткие сучья, напоминавшие ветки лиственницы. Высота многих деревьев превышала 100 метров.
Мы проникли в "Империю красного дерева". Красное дерево одна из разновидностей секвой (Sequoia Sempervirens). В Калифорнии растет еще одна разновидность Sequoia Gigantea, которая в отличие от красного дерева здесь называется просто секвойей.
Многие из стоявших перед нами секвой появились на свет до возникновения Римской империи и за много веков до открытия Америки. Одно это сознание наполняло нас внутренним трепетом. Перед нами были живые памятники истории, свидетели детства, зрелости и увядания многих поколений, династий, формаций. Рядом с ними думалось только историческими категориями. Это ощущение древности, музейности было столь велико, что мы невольно перешли на шепот.
Франчелли сообщил нам, что самое большое красное дерево - "Древо Основателей" - находится севернее, недалеко от Юрики, и достигает оно в высоту 132 метров.
Секвойя - несколько ниже красного дерева, но значительно толще и старше. Возраст самой большой секвойи в Калифорнии - "Генерала Шермана", - растущей в национальном парке секвой у подножия Сьерры Невады, превышает 3500 лет. Высота ее более 90 м, диаметр у основания свыше 12 м. Американцы подсчитали, что из древесины этого дерева можно выстроить 30 шестикомнатных дач.
В Иосемитском парке есть секвойя - "Вавона Три", - в стволе которой в 1881 году был прорублен туннель. Через туннель по шоссе проезжают автомобили и даже автобусы. Дерево после этого вот уже почти 80 лет продолжает расти.
Толщина коричневато-красной коры секвойи достигает полуметра. Она пориста и плохо горит. Может быть, этим отчасти объясняется тот факт, что секвойи не погибли от лесных пожаров.
Спиленное красное дерево, лежа на земле, как бы в предсмертных судорогах продолжает зеленеть каждую весну и давать отростки еще в течение 8-10 лет.
Посещение "Империи красного дерева" произвело на нас сильнейшее впечатление. Здесь мы как бы "углубились в века и осязаемо почувствовали поступь тысячелетий.
наконец обратился к нам со встречным вопросом: "Не устали ли мы? Не назначили ли мы с кем-нибудь свидание на вечер?" Когда мы ответили ему отрицательно на оба вопроса, он заявил, что для нас у него есть один сюрприз. Этот сюрприз должен нас, русских, особенно заинтересовать, но для этого надо сделать довольно существенный крюк в сторону.
Возражений не последовало.
От Санта-Роса мы на сей раз свернули вправо в сторону океана. Не проехали и получаса, как увидели небольшой городок в несколько нешироких улиц, почти весь одноэтажный, утопающий в зелени. Городок назывался Севастополь. Опять русское название.
После Севастополя рельеф приобрел более резкие формы. Слева появились высокие, пыльного цвета холмы. Явственно ощущалось приближение океана. Но вот и он. Однако нам виден был лишь горизонт, где вдоль затуманенной сероватой полосы он соприкасался с небом. Передний план загораживал берег, уступом обрывавшийся в воду.
Поехали вдоль берега на север. Вновь переправа через реку Русскую, но у самого устья. Справа опять холмы, голые и неуютные. В просветах между береговыми глыбами гранита белеет пенистая кромка воды.
Вскоре недалеко от воды на склонах залесенного холма показалось небольшое скопление одиноких построек. Над одной из них - бревенчатой, под зеленой крышей - торчат две белые башенки: одна круглая, увенчанная "луковицей", другая шестигранная с конусообразной верхушкой и крестом. Селение обнесено грубым частоколом. Видны остатки нескольких деревянных срубов.
Подъезжаем ближе. Машина останавливается. Франчелли объявляет, что это и есть цель нашего путешествия.
В метрах двухстах от построек горка камней. На мемориальной доске надпись: "Форт Росс. Памятник истории штата..."
Форт Росс был русской территорией в Калифорнии. Он был построен в 1812 году. Первые янки пришли сюда лишь в 40-х годах. В 1812 году на территории этого небольшого русского поселения стояло около 60 бревенчатых построек, огороженных защитным деревянным частоколом с башнями. Внизу за частоколом шла открытая прибрежная полоса, куда причаливали баркасы с товарами для колонии и где строили морские боты. В колонии были свои кузнецы, плотники, лудильщики. Жители занимались земледелием, содержали скот.
Помимо торговли и сельского хозяйства, население вело промысловую охоту на выдру - порешню. Дорогой мех этого зверя переправлялся в Россию.
Русское поселение в Калифорнии было оставлено его жителями по приказу Николая I в 1841 году. Все недвижимое и движимое имущество;, которое оказалось невозможным вывезти, было продано американцу Саттеру за 30 тыс. долларов. В дальнейшем все постройки вне крепости были разобраны, перевезены в Новую Гельвецию (Сакраменто) и, по всей вероятности, погибли. На месте бывшего поселения сохранилось лишь несколько разрозненных бревенчатых построек и православная деревенская церквушка с колокольней и круглым куполом.
В 1906 году церковь эта была разрушена землетрясением, но вскоре снова восстановлена. При реконструкции реставраторы, очевидно, отошли от оригинала и придали церквушке несколько американизированный облик. Например, мелкорешетчатые окна с белыми ставнями - деталь, явно почерпнутая из ранней новоанглийской архитектуры.
В бывшей комендантской крепости, просторной избе с широкими карнизами, сейчас музей. В нем хранится случайный подбор домашней утвари (деревянные лохани, ковши, ложки), охотничьи приспособления, некоторые виды оружия.
...В Сан-Франциско мы возвращались переполненные впечатлениями дня. Уже чувствовалась усталость, и мы сидели молча, погруженные в размышления.