Дезертиры

Кто же здесь Гарри Готблив?

- Именем закона Гарри Готлиб объявляется арестованным!

Бычья шея под стриженым седым затылком побагровела. Словно наливаясь гневом от сознания тяжести содеянного преступления, "маршал", судебный исполнитель, прохрипел:

- Гарри Готлиб, двадцати лет, житель Бруклина¹, злонамеренно уклонился от службы в вооруженных силах США. Он сжег свою призывную повестку... Гарри Готлиб совершил тягчайшее преступление перед страной...

¹ (Район Нью-Йорка.)

- Именем закона... - судебный исполнитель повысил голос, - Гарри Готлиб объявляется арестованным. Он подлежит заключению и преданию суду!

Седой служака замолк, опустил кулак со шпаргалкой. Стоявший по правую от него руку гигантского роста полицейский звякнул стальными наручниками. Десятка два копов, топтавшихся сзади, в дверях, темно-синей массой потекли в зал. Вслед за "блюстителями порядка", сверкая блицами, поднимая над головами технику, щелкая затворами, оживленной гурьбой двинулись вездесущие и неутомимые рыцари фотоаппарата и кинокамеры.

- Violence... Soon there will be violence¹, - услышал я весело сказанную фразу.

¹ (Насилие, скоро будет насилие (англ.).)

Слова эти в устах американского репортера звучали как пароль, как сигнал к бою.

Вместе с коллегами по перу я пробился в помещение и увидел наконец тех, к кому была обращена грозная речь "маршала".

Молодые ребята, парни и девушки, они хмуро взирали на ввалившуюся в комнату орду.

Темноватый зал с низким потолком был похож на пристанище беженцев. Сдвинутые в угол стулья, плащи и пиджаки, небрежно брошенные на пол, бумажные стаканчики от кофе и обрывки целлофана на столах - на всем лежал отпечаток чего-то временного, случайного, чрезвычайного. Здесь, в помещении клуба квакеров, как я уже знал из газет, вторую неделю скрывался студент Гарри Готлиб, отказавшийся воевать во Вьетнаме. С ним постоянно находились его друзья и единомышленники, такие же решительные противники грязной войны. Они снабжали беглеца провиантом и были готовы в любой момент встать на его защиту. Гнездо вьетников¹ стало бельмом на глазу респектабельного Нью-Йорка, терпение властей иссякало. Совершенно случайно я оказался в квакерском клубе в тот самый вечер когда, по-видимому, наступил момент решающего штурма прибежища "смутьянов".

¹ (Пренебрежительная кличка противников вьетнамской войны (англ.).)

- Гарри Готлиб! - снова заревел "маршал". - Кто здесь Гарри Готлиб?

- Я Гарри Готлиб, - сказал светловолосый курчавый юноша, сидевший на краю стола.

Полицейский с наручниками не успел сделать и двух шагов к курчавому...

- Я Гарри Готлиб! - раздалось оттуда, где на вытертом ковре, покрывавшем пол, сидел, скрестив по-турецки ноги, парень с гитарой.

Полицейский растерянно оглянулся на судебного исполнителя.

- Я Готлиб... Я Гарри Готлиб. - неслось со всех сторон.

К матерому "маршалу" протиснулся какой-то человек, серый костюм ладно облегал его спортивную фигуру. Человек показал "маршалу" в угол зала. Там за столом сидел горбоносый лохматый парень довольно задумчивого вида. Рука его подпирала щеку. На столе перед ним лежала раскрытая книга.

- Вот он, преступник, - сказал быстрый жест полицейского детектива.

И армия наступающих развернулась фронтом к неприятелю. Но на пути ее уже встал заслон: парни и девушки, плечом к плечу, со сжатыми кулаками.

- Расступись! - неожиданным тенором возопил огромный полисмен. - Дорогу!

Никто не сдвинулся с места.

- Именем закона!.. - кричал судебный исполнитель. Конец тирады потонул в шуме и грохоте. Началось то, что предвкушали фоторепортеры. Два десятка синих мундиров приступили к делу. Взлетела над головами дубинка и глухо опустилась на что-то. Кто-то вскрикнул. Что-то с грохотом упало. В помещении все перемешалось. Синие френчи, белые рубахи, разноцветные курточки сплелись в водоворот человеческих тел. Вздымались и исчезали дубинки. С грохотом падали опрокинутые столы.

- Варвары, свиньи... - заходился девичий голос, - прекратите... - Голос внезапно замолк, словно его выключили.

Щупленький парнишка с окровавленным лицом яростно вцепился в темно-синюю грудь огромного полисмена. Мгновение - и парень на полу, оглушенный ударом подоспевшего полицейского. Коп применяет отработанный прием - и другой вьетник летит на пол с вывернутой за спину рукой.

Полицейские отрабатывали зарплату на совесть, стараясь никого не упустить, - одного окрестить дубинкой, другого наотмашь кулаком по лицу, третьего, лежащего на полу, - кованым башмаком под ребра.

Было что фиксировать на фотопленку моим коллегам из американских газет и агентств. Они работали мастерски, прямо-таки вдохновенно. Не щадя себя, лезли в самую гущу сражения. Предприимчивый усач из Эй Пи поставил стул на стол и с этой стратегической высоты жарил кадр за кадром. Внезапно стол опрокинулся и усач полетел на плечи темно-синего френча.

- My God!^l - воскликнул изумленный полицейский и, быстро придя в себя, ловко огрел фотографа дубинкой по лысине.

¹ (Мой бог! (англ.).)

Горек хлеб американского фоторепортера. Но что значат выбитые зубы или даже размозженный "роллефлекс", если ты принесешь в редакцию шикарный снимок "насилия в действии", лучший снимок недели!

Минут через пятнадцать все было кончено. "Бунтовщиков" грузили в полицейские фургоны у подъезда старого кирпичного дома. Одних толкали взашей. Других, еще не пришедших в себя, бросали в фургон, раскачав за руки и за ноги. Последним я увидел "виновника торжества" - лохматого горбоносого парня. Его торжественно пронесли мимо. На лежавших на груди руках Гарри Готлиба сверкали никелированные наручники. Черные блестящие волосы мокрыми космами липли ко лбу, из виска сочилась кровь. Врезались в память глаза юноши, немигающие, спокойные глаза человека, готового взойти на свою голгофу.

Я опоздал, немного опоздал, и беседа с молодым американцем, отказавшимся воевать во Вьетнаме, как говорится, не состоялась. Правда, я был компенсирован зрелищем, которое вряд ли когда-нибудь забуду. Но поговорить с антивоенным "уклонистом" не удалось. Этот пункт моей корреспондентской программы оказался невыполненным. А так хотелось узнать, как молодой американец приходит к пониманию несправедливого характера войны своей страны во Вьетнаме, какие жизненные коллизии он переживает, утверждаясь в своей решимости скорее пойти в тюрьму, чем стать соучастником массового преступления.

Но встреча, которой я искал в Нью-Йорке, все же состоялась. И произошла она, как это ни странно, дома, в Москве. Утром в комнате американского отдела "Правды" зазвонил телефон: "Говорят из Советского комитета сторонников мира. Сегодня у нас в гостях будут четыре моряка с "Интрепида"... Да, те самые, что бежали с американского авианосца в знак протеста против вьетнамской войны... Приходите к двенадцати..."

Вот, оказывается, где они, эти четверо парней, о которых вторую неделю шумит американская и японская печать! Я читал эти сообщения. События начались в японском порту Иокосука. Американский авианосец "Интрепид", серая громадина водоизмещением в 42 тысячи тонн, уходил в море. На его плоской палубе, выстроившись в ряд, стояли остроносые истребители-бомбардировщики. Отдохнув в Япсуши, пилоты готовы были снова взяться за грязную работу - бомбить жилые кварталы Хайфона, расстреливать ракетами и жечь хижины южновьетнамских крестьян. Именно в тот день, когда авианосец снялся с якоря, стало ясно, что команда недосчитывает четырех человек.

Прошло несколько дней, и телеграфные агентства разнесли по всему миру сенсационную весть: демонстративное дезертирство четырех американских военнослужащих! Люди услышали заявления моряков, клеймящих позором преступную политику агрессии.

Сообщалось, что в погоню за беглецами уже кинулась американская военная полиция, что ей помогают японские власти. Писали, что дезертирам грозит суд военного трибунала. Передавали, что моряков прячут от ищеек японские сторонники мира.

И вот этот неожиданный звонок. Четверо в Москве! Проездом в Швецию, как сказал товарищ из Комитета защиты мира.

Четверо с "Интрепида"

Они вошли в зал гуськом, заметно смущенные, молодые, совсем ребята, непохожие друг на друга и в то же самое время чем-то очень одинаковые, чем-то неуловимо американцы, несмотря на обычные цивильные костюмы, которые носят во всем мире. Сели за стол. Представились:

- Крейг Андерсон, двадцать лет, родился в Сан-Хосе, штат Калифорния.

- Майкл Линднер, девятнадцать лет, Толедо, Огайо.

- Джон Барилла, двадцать, родом из Балтиморы, Мэриленд.

- Ричард Бейли, девятнадцать, город Джексонвилл, штат Флорида.

Держатся скромно, даже застенчиво. Задумчивы. Как их не понять? Такие повороты судьбы! Позавчера - авианосец, Америка. Вчера - Япония. Сегодня - Россия. А завтра?.. Кто знает, что их ждет завтра или послезавтра?

Я включаю портативный магнитофон, прошу ребят рассказать о себе.

Слово берет Джон Барилла, коренастый парнишка со смуглым лицом южанина.

Барилла. До призыва в армию о вьетнамской войне знал очень мало, тем более что в то время у нас в Америке это был так называемый спорный вопрос и не так уж много людей выступало тогда против вьетнамской войны.

Я слишком уважаю права человека, я не могу безразлично смотреть на то, как американская военная машина совершает массовое убийство людей во Вьетнаме. Постепенно пришел к выводу, что действия моей страны в Юго-Восточной Азии аморальны и несправедливы. Вьетнам - это маленькая страна, сказал я себе, и ее народ имеет право самостоятельно решать свои "домашние дела".

Это убеждение крепло. Но решение что-то предпринять, действовать родилось не сразу.

До армии я вел обычную жизнь молодого американца. Когда подошло время призыва, решил податься в военно-морской флот. Тогда еще не началась военная эскалация США во Вьетнаме, и поэтому вьетнамская война тогда меня не очень тревожила.

Я думаю, что таково отношение большинства американцев. Если их что-то по-настоящему не затронет, они предпочитают держаться в сторонке и не высказывать прямо своих взглядов. Один год я находился в рядах военно-морского флота в пределах Соединенных Штатов. Одиннадцатого мая наш авианосец покинул базу в штате Вирджиния и отправился в район Вьетнама. Еще месяца через полтора мы фактически оказались в районе Тонкинского залива. Так что, можно сказать, в действиях американского флота в этом районе я непосредственно участвовал около шести месяцев.

Вопрос. Скажите, какой факт или какой разговор послужил вам толчком для того, чтобы принять решение открыто выступить против вьетнамской войны?

Барилла. Какой факт? (Юноша задумывается.) Может быть, - говорит он, перебирая в памяти пережитое, - может быть, фотоснимки, сделанные авиационной разведкой над разбомбленными районами. Эти снимки мне довелось увидеть. Ужасная картина.

Это не война, как ее изображают в книгах, а массовое убийство мирных жителей...

Или нет, главным толчком послужило то, что я видел на авианосце чуть ли не каждый день. Сотни и сотни самолетов, груженных многими тоннами бомб, взлетали с палубы. И я понимал, что они отправляются убивать людей только за то, что те не хотят иметь у себя в стране иностранных хозяев.

Вопрос. Могли бы сказать о настроениях летчиков, тех, кто непосредственно участвует в бомбардировках?

Барилла. По армейской традиции, между нами, рядовыми, и пилотами, которые являются офицерами, нет близости. Каждая из групп держится замкнуто, сама по себе.

(В беседу вступает Ричард Бейли, высокий, тонкошеий, по-девичьи гибкий.)

Бейли. Нередко самолеты не возвращались на авианосец. Особенно последнее время. Пилоты ходили хмурые. Можно было услышать разговоры о том, что зенитная оборона красных становится невыносимой.

Вопрос. Есть ли у вас братья, сестры, из какого вы штата?

Барилла. Я из города Бостона, штат Мэриленд. У меня два брата, оба старше, чем я.

Вопрос. Доходили ли до вас вести об антивоенном движении в США? Например, о последних массовых демонстрациях?

Барилла. Да, доходили. Я и другие моряки на авианосце по временам получали письма и вырезки из газет, в которых говорилось об этом.

Вопрос. А какова была ваша профессия на авианосце? Барилла. В мои обязанности входило готовить самолеты к вылету, участвовать в их запуске.

Вопрос. Говорят, что если бы вы остались на авианосце, то смогли бы довольно скоро "с честью вернуться домой". Это было бы более легким путем.

Барилла. Я поступил так, как на моем месте должен был бы поступить любой человек, понявший, что война США во Вьетнаме аморальна и несправедлива. Да, действительно, я уже отслужил три четверти своего призывного срока и примерно где-то после первого января мог бы вернуться домой.

Вопрос. Как военное командование объясняло вам вьетнамскую войну?

Барилла. Нам говорили, что мы должны воевать для того, чтобы "остановить коммунизм". Нам говорили, что мы защищаем свободу. Но разве это было защитой свободы? Это было попрание свободы людей, массовым убийством.

Вопрос. Как вы думаете, каково отношение большинства американцев к вьетнамской войне?

Барилла. Я думаю, что большинство американцев не хочет воевать во Вьетнаме. Но у них не хватает решимости или нет четкого мнения для того, чтобы активно выступить против войны. Поэтому, если они попадают в армию, они, так сказать, выполняют свою работу и стараются как-то уцелеть. К тому же многие из них ожесточаются против вьетнамцев после кровопролитных боев, в которых теряют друзей.

Я хотел бы сказать, что вьетнамская война очень непопулярна у нас в Штатах. Нет ничего общего между патриотизмом и поддержкой военных усилий, как это было во время мировой войны, и нынешним отношением к вьетнамским делам.

Я знаю, что война во Вьетнаме продолжается давно. Сначала вьетнамский народ воевал против французов, чтобы отстоять свою независимость. Теперь он отражает нападение Соединенных Штатов. Я считаю, что настало время прекратить эту войну и дать возможность людям жить в мире.

Слово берет Крейг Андерсон, рослый парень с модными бачками.

Андерсон. Я хотел бы призвать всех американцев и людей в других странах предпринять конкретные действия для того, чтобы положить конец войне во Вьетнаме и восстановить там мир. Надо понять, что это дело затрагивает каждого из нас.

У меня в Соединенных Штатах остался младший брат. Он школьник. Я знаю, что он тоже против войны. Вообще, надо сказать, в нашем штате Калифорния довольно сильно антивоенное движение.

Вопрос. Что вы могли бы сказать об отношении пилотов к войне?

Андерсон. Я не думаю, что большинство из них активно за войну, но, опасаясь наказаний, они предпочитают молчать и делать свою работу.

Эта личная индифферентность - одна из главных причин, побудивших нас решиться на свой шаг, Мы хотели бы подтолкнуть тех, кто понимает несправедливость вьетнамской войны. Это сможет сыграть свою роль, особенно в нынешних условиях, когда движение против вьетнамской войны усиливается.

Вопрос. Доходили ли до вас какие-то сведения об антивоенных выступлениях в Соединенных Штатах?

Андерсон. Я бы сказал, что они укрепили меня в моем решении. Я видел, что все больше и больше людей в Соединенных Штатах активно выступают против вьетнамской войны, и почувствовал, что настало время и для меня действовать.

В США у меня остались отец - он уже около пяти лет болен, мать - работает секретарем, и младший брат - он школьник.

Говорит Майкл Линднер, скромный, неразговорчивый паренек. - Года два назад я не очень задумывался над тем, что происходит. Конечно, я знал о кризисе в Юго-Восточной Азии, но, как и многие молодые американцы, не очень над этим задумывался.

Только тогда, когда окончил школу и оказался перед призывом в армию, я стал задумываться над вопросом о войне во Вьетнаме. Я решил пойти во флот, чтобы не попасть в сухопутные войска и не участвовать непосредственно в боях во Вьетнаме.

В январе я был зачислен во флот. В апреле авианосец "Интрепид" оказался в районе Вьетнама. Я своими глазами видел, какая огромная масса бомб сбрасывается на вьетнамцев. Это зрелище потрясало. Видел, как целый день уходили в воздух груженные бомбами "скайхоки" и "скайрейдеры".

По временам они не возвращались обратно.

Все это заставляло задуматься над характером войны. Тысячи людей умирают. За что? Во имя чего? Эти самолеты сносили с лица земли деревни, разрушали города, жгли напалмом детей. Это было настоящее убийство, и этого нельзя было оправдать.

В разговор вступает Бейли:

- Да, действительно, нередко самолеты не возвращались на авианосец. Только за сентябрь и половину октября, как мне помнится, мы потеряли пять машин и очень многие были повреждены. Потери стали быстро возрастать особенно в этом году.

Вопрос. Когда вы решили бежать с авианосца?

Бейли. Примерно месяца два назад. Сначала думал покинуть корабль в Гонконге. Но потом решил, что удобнее будет это сделать в Японии.

Вопрос. Насколько я знаю, ваш отец профессиональный военный?

Бейли. Да, он военный. У него звание коммандер. Сейчас он в резерве. Коммандер примерно пятый офицерский чин во флоте. После этого идет капитан.

Вопрос. Поскольку ваш отец военный, вам, возможно, было еще труднее, чем вашим друзьям, принять решение о дезертирстве?

Бейли. Нет, я не сказал бы. Хотя, конечно, отец оказал на меня влияние в том, что я вступил в военно-морской флот. Вместе с ним я бывал раньше на базе, поднимался с ним в воздух на самолете, и мне казалось, что служить во флоте - это хорошее, почетное занятие. Но, надев военную форму, я довольно скоро убедился, что служба в американской армии - отупляющее занятие, превращающее человека в зверя.

Вопрос. Вы добровольцем вступили во флот?

Бейли. Да, добровольцем. С тех пор прошло примерно полтора года. В Тонкинский залив я попал в июле прошлого года и был там примерно до конца октября прошлого года. Затем я отбыл домой, а потом снова отправился на авианосце в Тонкинский залив. В этом году в мае авианосец снова появился у вьетнамских берегов.

Вопрос. Когда вы решили бежать с авианосца?

Бейли. Я не задумывался над всем этим до того, как оказался у берегов Вьетнама. По существу, работа моя на авианосце была легкой. Я первое время не очень задумывался над тем, что же я делаю. И только, пожалуй, в этом году я стал понимать, что участвую в грязном, несправедливом деле. Я бы сказал, с мая этого года, потому что, когда мы находились в Соединенных Штатах, я видел демонстрации, массовые выступления протеста против вьетнамской войны. Я подумал: видимо, у этих людей есть какие-то причины для протестов. У меня не было друзей среди участников демонстраций, но тем не менее одно дело - быть на корабле, другое - дома, в Соединенных Штатах. Несмотря на все искажения, дома все-таки легче получить какие-то сведения о происходящем.

Вернувшись, я снова работал на авианосце, на катапульте, помогая запускать самолеты. Но все валилось у меня из рук. Поскольку я помогаю запускать эти самолеты, нагруженные бомбами, думал я, я участвую в убийстве. Я пришел к выводу: я участвую в преступном убийстве людей. Я стал ненавидеть флот. Эти мои настроения заметили, меня подвергли неофициальному наказанию и фактически удалили из команды, непосредственно участвующей в запуске самолетов. Но я уже решил: я совсем уйду с авианосца и не буду ни в коей мере участвовать в преступной войне.

Когда мы стояли в Гонконге, я почти решился бежать. Но затем передумал: Гонконг неподходящее место. Наш авианосец снова отправился к Вьетнаму, он снова участвовал в войне, но я старался отлынивать от своих обязанностей, что вызывало раздражение и наказания со стороны начальства. И когда наш авианосец бросил якорь на японской базе Иокосука, я решил: настал момент действовать. Я полагал, что такие действия окажут влияние на очень многих людей. Особенно я надеюсь, что это повлияет на молодых американцев, что они объединятся, что голоса их станут громче. Я считаю, что наше поколение должно бороться против этой войны, вместо того чтобы послушно, по принуждению участвовать в ней.

Вопрос. Некоторое время назад американскую молодежь называли поколением потерянным, поколением молчаливым. Теперь начинают говорить о пробуждении молодежи. Что вы об этом думаете?

Бейли. Я считаю, что действительно происходит какое-то пробуждение в Соединенных Штатах. Я считаю, что настроения недовольства, протеста растут, и дело заключается только в том, чтобы они находили конкретное выражение, а не оставались внутри людей. Мы должны остановить военную машину.

Вопрос. Насколько я знаю, никто из вас не принадлежит к какой-либо политической организации или к какому-то политическому движению?

Бейли. Это совершенно верно.

Вопрос. Слышали ли вы о трех американских солдатах, которые отказались воевать во Вьетнаме и сейчас сидят в тюрьме? Андерсон. Да, мы слышали о них. Мы слышали и о других случаях выступления военнослужащих против грязной войны, например о капитане Леви. Затем еще один военнослужащий, который дезертировал в Японии. Его фамилия Кригс. Эти люди поднялись, несмотря на трудности, угрозы. Это, конечно, оказало влияние и на наше решение. Они поднялись и открыто сказали военной машине и правительству, что не будут участвовать в преступной войне. Я знаю, что многие люди так настроены, но у них только не хватает решимости, мужества заявить об этом открыто.

Вопрос. Каковы ваши планы сейчас?

Бейли. Мы направляемся в Швецию. Я хотел бы учиться в колледже. Фактически мы хотели бы стать гражданами нейтральной страны. Очень хотелось бы, хотя бы в отдаленном будущем, заглянуть домой, встретиться с родителями, с братьями и сестрами. Не знаем, удастся ли это хоть когда-либо.

Не без сомнений шел я на эту встречу в Комитет защиты мира. Откровенно говоря, версия "идейных дезертиров" вызывала некоторое недоверие. А что, если это просто трусишки, не желающие рисковать своей жизнью, просто ловкачи, прикрывающиеся красивыми антивоенными лозунгами? - думалось мне.

Беседа с четырьмя рассеяла подозрения. Нет, несомненно, они пошли на свой решающий шаг не из трусости, не из малодушия. Совсем наоборот, этот шаг был трудным, очень трудным; для каждого из четырех было бы гораздо легче почти в полной безопасности дослужить свой срок на авианосце и возвратиться домой. Вернуться к своим родителям, братьям и сестрам, пользоваться привилегиями, которыми одаряют власти ветеранов войны.

Но они побороли соблазн "плыть по течению", решительно изменив свой жизненный курс, вступили на путь новый, нелегкий, не сулящий ни лавров, ни жизненных благ. Это был по-настоящему мужественный поступок. Их решение бросить открытый вызов войне было продиктовано и умом, и сердцем, и совестью.

Девятнадцать лет - возраст слишком ранний, чтобы ожидать от человека сформировавшегося характера, сложившегося, четкого мировоззрения. Ни один из четырех и не претендовал на роль убежденного, последовательного борца против войн, против империализма. Общим и главным было другое - четверо оказались честными, думающими, совестливыми ребятами. Эта человеческая совесть и продиктовала им тот нелегкий, но правильный путь, который они избрали.

"Американская армия старается сделать из человека зверя", - сказал Бейли. Да, мир видел продукцию Форт-Брэгга, Форт-Бэннинга и других военных баз США. Там выкармливают и натаскивают "зеленые береты" и прочих "горилл", из которых вытравлено почти все, что отличает человека от зверя. Но даже самая отлаженная, самая изощренная система оболванивания людей не в состоянии "перевоспитать" всех. Ведь армия пополняет свои ряды за счет народа, за счет тех Джонов, томов, робертов, что вчера еще были рабочими, студентами, фермерами. Обкорнав ребят под "нулевку", облачив в одинаковые мундиры с золочеными буковками "US" на груди, пентагоновская машина далеко не всегда преуспевает в том, чтобы создать такое же единообразие, такой же "порядок" в головах новобранцев.

Ни одна армия ни одной страны не обладала иммунитетом против тех настроений, которые будоражат народ. В четырех с "Интрепида" я увидел знакомые черточки бунтарей из Колумбийского университета, молодых забастовщиков с заводов Форда, активистов антивоенной борьбы из Бруклина

"Вы смотрите сейчас на четырех дезертиров. Четырех патриотов, дезертировавших из американских вооруженных сил. На протяжении всей истории дезертирами называли трусов и предателей. Нас не интересуют ярлыки. Настал такой момент, когда мы должны выступить за то, что считаем правдой..." - это слова из совместного заявления четырех.

"Мы считаем, - заявляют они, - что Соединенные Штаты должны прекратить бомбардировки и уйти из Вьетнама, дав вьетнамскому народу возможность самому решать свои дела".

"Я простой американец", "Я не принадлежу к какому-либо политическому движению", "Я родился в семье среднего класса", - говорили Линднер, Андерсон, Бейли и Барилла. Это была простая констатация фактов. Но она неожиданно приобрела большой смысл. Действительно, четыре молодых американца, бежавших с корабля войны, - рядовые американские юноши. Они не участвовали в работе прогрессивных организаций, до вступления в армию не принимали участия в антивоенных демонстрациях. Большой шаг, на который решились четыре моряка, воплотив в себе их размышления и поиски, отразил в то же время важное политическое явление - размах антивоенных настроений в США, захвативших широкие слои населения.

Я слушал их и думал: как это нелегко, непросто быть настоящим патриотом. Для этого мало любить свою страну, мало лелеять в сердце своем любимые образы города, родных и близких тебе людей. Надо еще уметь думать, уметь вырваться из засасывающего водоворота казенной пропаганды и мещанского шовинизма и правильно ответить на вопрос: соответствует ли истинным интересам твоего народа то, что совершается от его имени.

"Права моя страна или нет - это моя страна", - внушают американцу голдуотеровцы. Казалось бы, надежный и простой рецепт на все случаи жизни. Но уже сегодня тысячи, сотни тысяч американцев отказываются следовать этому удобному совету. Они выходят на улицы и площади городов, требуя прекращения преступной войны.

Когда-то в годы революционной войны за независимость Новый Свет продемонстрировал образцы ратного героизма и самопожертвования. "Если бы у меня было десять жизней, я все их отдал бы родине", - сказал двадцатилетний Натан Гейл, расстрелянный солдатами английского короля. Сегодня одряхлевшая заокеанская держава выступает в роли главного врага народов, стремящихся к независимости и прогрессу. И настоящий патриот Америки - тот, кто говорит "нет" политике войны.

Их преследуют, травят, называют "изменниками", "предателями". Но пройдут годы, и, перелистывая страницы истории, отсеивая истинное от ложного, переоценивая ценности, американский народ воздаст должное тем, кто в дни грязной войны нашел в себе мужество стать дезертиром.