II. "Отцы - основатели" и свобода печати

В числе подписавших текст Конституции США членов конвента были будущие президенты США Джордж Вашингтон и Джеймс Мэдисон, многие будущие министры, члены конгресса и Верховного суда США, но не им принадлежали инициатива принятия и авторство первых десяти поправок к конституции, вошедших в историю США как Билль о правах и гарантировавших в числе прочих демократических свобод свободу печати. Видный американский историк Р. Хофстадтер писал: "Как только революция освободила колонии от ежовых рукавиц британского правительства, с новой силой вспыхнули старые колониальные обиды фермеров, должников и скваттеров против торговцев, кредиторов и крупных землевладельцев; низшие слои населения воспользовались новыми демократическими конституциями, принятыми в ряде штатов, и это перепугало имущие классы. Члены Конституционного конвента были озабочены стремлением создать такое правительство, которое было бы в состоянии не только регулировать торговлю и платить по своим долговым обязательствам, но и не допускать денежной инфляции, отправлять судопроизводство и препятствовать восстаниям, подобным восстанию Шейса^*"^**.

^* (Восстание фермерской бедноты (1786-1787), к которому примкнули ремесленники и бывшие солдаты. Восставшие требовали, в частности, равного распределения богатства и земель, отмены всех налогов, справедливого судопроизводства.)

^** (Hofstadter Richard. The American Political Tradition; And the Men Who Made It. New York, 1958. P. 4.)

Характерной чертой социально-политических воззрений абсолютного большинства депутатов конвента была демофобия - страх перед народом. В устах "отцов-основателей" этот страх всячески камуфлировался заверениями их искреннего стремления к всеобщему благу. "Что же, всемилостивый боже, представляет из себя человек, - пылко вопрошал Дж. Вашингтон в письме к другу, - если в его поведении наблюдается столько непоследовательности и вероломства? Лишь вчера мы проливали нашу кровь, чтобы заполучить конституции (штатов), отвечающие нашим собственным чаяниям, а сегодня мы обнажаем мечи, чтобы отвергнуть их". Ему вторил Дж. Мэдисон, усмотревший в восстании Шейса реальную угрозу институтам власти молодой республики: "Если правительство не может предотвратить эти беспорядки, о какой безопасности для жизни, свободы и собственности человека может идти речь?"^*.

^* (Burns James MacGregor. The Power to Lead; Crisis of the American Presidency. New York, 1984. P. 105-106.)

То, что избирателям Массачусетса - центра зарождения восстания Шейса - вскоре удалось сместить непопулярного губернатора, серьезно напугало правящую верхушку, убежденную в том, что народ может проявлять "неблагоразумие", быть "несправедливым, эгоистичным, буйным", т. е. не готовым к тому, чтобы пользоваться "властью большинства". И "отцы-основатели" американского государства, как пишет американский историк Дж. М. Берне, приходят к выводу о необходимости "рафинировать" политическую систему путем "фильтрации порывов большинства через институциональное сито, которое отсеет безрассудство, грязные и неразумные помыслы и страсти и оставит спокойствие, разум, уравновешенную мудрость, которые найдут воплощение в весьма похожих на них самих лидерах"^*. И "уравновешенная мудрость" основателей американского государства создает политическую систему, обеспечивающую сохранность власти меньшинства, ее безопасность от "неразумных страстей" и "безрассудных поступков" большинства, способных повредить интересам сильных мира сего.

^* (Ibid. P. 106.)

Наибольшую угрозу для правящего меньшинства американского общества, опасавшегося народных волнений, представлял в силу своей массовости городской и сельский люд. Широкое разнообразие частных, локальных интересов, суждений и требований, именуемое политическим плюрализмом и уже в те годы фигурировавшее в качестве одного из наиболее убедительных свидетельств демократичности нового общества, препятствовало объединению сколько-нибудь внушительного большинства американского общества в мощную социальную силу, способную решительно требовать отмены долгов, равного раздела богатства и вообще выдвигать (пользуясь определением одного из "отцов-основателей" - Джеймса Мэдисона) какие-либо "другие непристойные или безнравственные прожекты"^*. Потенциальная опасность объединения этих социальных сил была предметом особой озабоченности правящей верхушки, и скрыть эту озабоченность были не в состоянии никакие лозунги "свободы печати" и "расцвета демократических идеалов". Вместе с тем правящая крупная буржуазия и ее представители в государственном аппарате управления ощущали крайнюю нужду в канале влияния на широкие народные массы, который позволял бы определять направления и диктовать степень проявления народных симпатий и возмущения. Таким социальным рычагом, вызывавшим нескрываемые опасения у верхушки правящего класса и в то же время обладавшим способностью содействовать реализации ее политических, экономических и идеологических целей и устремлений, была печать.

^* (Ibid. P. 9.)

26 июня 1796 г. в письме министру финансов Александру Гамильтону Джордж Вашингтон назвал среди причин своего намерения оставить пост президента США по истечении второго четырехлетнего срока пребывания на этом посту "нежелание более подвергаться нападкам в печати со стороны клики бесчестных бумагомарателей"^*. Биографы первого американского президента подмечали склонность Вашингтона приписывать всем своим критикам самые низкие побуждения. Документы и воспоминания тех лет содержат большое количество высказываний "отца американской нации" с обвинениями в адрес представителей печати, нарушающих-де все нормы приличия и действующих вопреки истине и справедливости в стремлении "разрушить все, что пыталась сделать администрация". "У нас есть несколько пакостных газет, - говорил он, - которые делают ставку на подрыв общественного спокойствия, если не полны решимости окончательно подорвать его"^**. Злоупотребления прессы в отношении правительства и правительственных чиновников, высказывался он в другом случае, наносят такой вред, что становится попросту невозможно "удерживать бразды правления или сохранять в целости и сохранности весь правительственный механизм"^***. Где проходила грань между личной неприязнью к критикующим его органам периодической печати и обеспокоенностью по поводу интересов крупной буржуазии, пожинавшей основные плоды революции, определить нелегко, однако можно утверждать, что Вашингтон четко представлял себе опасности, таящиеся в неподконтрольности прессы правительству.

^* (Keogh James. President Nixon and the Press. New York, 1972. P. 16-18)

^** (International Herald Tribune. 1969, November 22-23.)

^*** (Hughes Emmett John. The Living Presidency; Sisyphus in Washington. New York, 1973. P. 157.)

В своих публичных высказываниях и подлежащих преданию гласности документах Джордж Вашингтон выступал в роли убежденного защитника свободы печати и гневно клеймил сокрытие правды как разновидность введения в заблуждение, тайно предпринимая при этом меры против распространения невыгодной для него лично и его администрации информации и призывая политических деятелей страны проявлять большую осторожность, дабы не допустить просачивания на страницы периодических изданий сведений о не подлежащей огласке деятельности правительства. Вместе с тем, когда ему это было выгодно, Вашингтон мог передавать симпатизирующим ему газетчикам или благосклонно относящимся к его администрации органам периодической печати представляющую для них интерес информацию, прежде чем она становилась достоянием всеобщей гласности. Известно, в частности, что он передал копию своего важного заявления всего лишь одной филадельфийской газете, заслужившей его признательность хвалебными отзывами о президенте.

Именно в годы администрации Дж. Вашингтона получила распространение такая форма политического контроля над прессой, как установление финансовой зависимости органов периодической печати от руководства тогда еще только зарождавшихся политических партий. Находясь в значительной степени в зависимости от коммерческих рекламодателей, чьи платные объявления нередко занимали до 50% газетной площади, органы периодической печати связывали свою судьбу и свое финансовое процветание с будущим той или иной политической партии или группировки. Они получали таким образом дополнительный, в достаточной степени гарантированный источник дохода, но лишались политической независимости. Многих издателей такая сделка вполне устраивала. Устраивала она и лидеров политических партий и группировок, из числа которых вышли многие из первых президентов Соединенных Штатов.

Начиная с первой американской администрации, в США стал обычным явлением подкуп (и не только наличными) видных журналистов и редакторов периодической печати. Члены правительства Дж. Вашингтона соблазняли газетчиков синекурами в государственном аппарате, всевозможными привилегиями, включая право печатать официальную правительственную документацию, приносившее владельцам и издателям газет немалые доходы.

Одной из первых газет независимых Соединенных Штатов была основанная в 1789 г. в Нью-Йорке Джоном Фенно "Газет оф зе Юнайтед Стейтс" (позднее переименованная в "Юнайтед Стейтс газет"), ставшая вскоре ведущим органом политической группировки, а затем и официозом партии федералистов, курируемым лично министром финансов в администрации Вашингтона Александром Гамильтоном. Через два года, в октябре 1791 г., по инициативе Томаса Джефферсона и при решающем участии Джеймса Мэдисона, представителей антифедералистской (республиканской) политической группировки, а затем лидеров партии республиканских демократов была создана "Нэшнл газет", главным редактором которой стал старый друг Мэдисона по Принстонскому колледжу Филип Френо. Деятельность этого оппозиционного администрации Вашингтона и лично президенту печатного органа секретно финансировалась Т. Джефферсоном, которыми даже зачислил Ф. Френо на работу переводчиком в государственный департамент, чтобы снять с него часть финансовых забот по изданию газеты. На страницы этих двух газет и выплеснулись не только разногласия двух борющихся за влияние на государственную политику партий, но и личная непримиримая вражда их лидеров. Процесс прибрания к рукам и использования печати в личных или корпоративных интересах верхушки правящего класса американского общества начался. К лету 1792 г. "газетная война", открывшая десятилетие одной из самых злобных в истории американской журналистики кампаний диффамации личности, была уже в полном разгаре. Накалу этой "войны" в немалой степени способствовал и сам президент Вашингтон, гораздо чаще и внимательнее прислушивавшийся к внешнеполитическим и экономическим рекомендациям министра финансов А. Гамильтона и все более открыто игнорировавший советы Т. Джефферсона.

Дошедшие до наших дней документы и периодические издания тех лет позволяют заключить, что в первое четырехлетие пребывания на посту президента у Дж. Вашингтона не было серьезных оснований жаловаться на неуважительное отношение к нему со стороны газетчиков. Избрание Вашингтона первым президентом абсолютное большинство газет США приветствовало как важнейшее событие исторического значения. Газета "Пенсильвания пэкет" писала 21 апреля 1789 г.: "Казалось, что во взгляде каждого можно было прочесть: "Да здравствует Джордж Вашингтон, отец народа". В редакционной статье, опубликованной в той же газете 9 июля 1789 г., Вашингтон именовался "отцом своей страны - независимой империи". Появление в периодической печати критических высказываний в адрес популярнейшего в молодой республике генерала - героя Американской революции, "отца американской нации" и первого ее президента можно было считать редчайшим явлением. Доброжелательно настроенные к Джорджу Вашингтону газеты представляли ого американцам незаурядной личностью, которой были чужды земные страсти и глубокие привязанности, человеком суровым, прямолинейным, обладающим стальной волей и не теряющим ни при каких обстоятельствах чувства собственного достоинства. Отсутствие личных контактов представителей печати с президентом объяснялось его повседневной занятостью решением государственных дел и тем, что Вашингтон не признает праздного времяпрепровождения. (Однако среди членов кабинета министров ходили слухи, что президент сознательно воздерживается от личных встреч с газетчиками, поскольку от общения с ними он "буквально заболевает". Т. Джефферсон вспоминал о случае, когда возмущенный сатирической статьей Вашингтон "впал в такую ярость, что потерял контроль над собой, извергая ругань в адрес "негодяя Френо", присылающего ему к тому же ежедневно 3 экземпляра своей газеты, как будто ожидая, что Вашингтон станет распространителем его газет"^*.)

^* (Ford Paul Leichester (Ed.). The Writings of Thomas Jefferson. New York, 1892. V. 1. P. 254.)

С началом второго четырехлетия президентства Дж. Вашингтона ситуация резко изменилась, и в первую очередь в связи с обострением политической борьбы между федералистами и республиканцами. Президент, все чаще разделявший позиции федералистов по важным аспектам внешнеполитического курса и "экономического развития США, стал объектом резкой критики со стороны республиканских периодических изданий. Уже в начале 1793 г. (в марте этого года начался второй четырехлетний срок его президентства) против Вашингтона выступила "Нэшнл газет", назвавшая празднества по случаю дня его рождения "монархическим фарсом" и констатировавшая, что "воплощением добродетели" считают Вашингтона лишь пресмыкающиеся перед ним подхалимы. Критика в адрес президента становилась все активнее с каждым месяцем второго четырехлетия, и к концу 1793 г. одно из нью-йоркских республиканских периодических изданий решилось даже подвергнуть сомнению интеллектуальные и моральные качества "отца нации". По утверждению этого журнала, Вашингтону явно недоставало образования, поскольку же полученное им образование сводилось к "азартным карточным играм, бражничанью, бегам и верховой езде". Президенту приписывалось невероятное скопидомство и выражалось сомнение в том, что такой "ужаснейший ругатель и еретик" может кем-то считаться глубоко религиозным человеком.

О том, насколько велико было влияние такого рода обвинений на общественное мнение в тех городах и штатах, где выходили оппозиционные республиканские издания, можно судить по воспоминаниям Джона Адамса, вице-президента США в администрации Дж. Вашингтона и второго по счету президента страны, писавшего, что вскоре после появления в печати обвинений в адрес главы администрации "десять тысяч человек на улицах Филадельфии ежедневно грозились выволочь Вашингтона из его собственного дома и совершить революцию в правительстве"^*. По мере приближения к концу четырехлетнего срока и особенно после ухода в отставку с поста государственного секретаря Т. Джефферсона нападки на Вашингтона на страницах республиканских периодических изданий участились и ужесточились: в его адрес стали выдвигать обвинения в краже средств из государственной казны и даже в измене идеям Американской революции, лидером и вдохновителем которой он совсем недавно назывался. Дело дошло до того, что президента, "отца американской нации" стали обвинять в шпионаже в пользу англичан в годы войны за независимость. Оскорбленный до глубины души неблагодарностью своих соотечественников Вашингтон мог прервать заседания кабинета министров, чтобы поделиться с членами администрации своими претензиями к безосновательно ругающей его прессе; он все чаще жаловался своим друзьям на несправедливое к нему отношение.

^* (Commentary. 1976, December. P. 39.)

В ту далекую, не знавшую радио и телевидения (как, впрочем, и ставшей столь обычной в современной Америке театрализованности политической деятельности) эпоху президентам вовсе не было чуждо актерство. Спустя много лет после смерти Дж. Вашингтона намного его переживший преемник на президентском посту Джон Адаме скажет об "отце американской нации": "Если он не был самым великим президентом, то уж во всяком случае он был наилучшим актером среди всех, кто занимал президентский пост^*. Его обращение к штатам но случаю ухода из армии, его торжественное заявление о том, что он покидает конгресс... его прощальное послание к народу в связи с уходом с президентского поста - все это было сделано с непревзойденным драматическим искусством, достойным Шекспира и Гаррика"^**. В случае с прощальным обращением к нации, однако, как полагал Вашингтон, одного драматического искусства было недостаточно для того, чтобы оно произвело глубокое впечатление на общественность и политических деятелей Соединенных Штатов. В резиденцию президента был вызван издатель газеты "Пенсильвания пэкет энд дейли эдвертайзер" Дж. Клейнпокл, который обеспечил публикацию текста президентского послания в своей газете, откуда его перепечатали другие газеты. (Позднее стало известно, что проект прощального обращения Вашингтона к нации содержал резкие высказывания в адрес газетчиков, однако в опубликованном варианте обращения этих высказываний не оказалось. По-видимому, в последний момент президент счел более разумным не делать достоянием широкой гласности те чувства, которые накопились у него за 8 лет пребывания на посту главы государства, оставив за собой возможность откровенно делиться своими мыслями по этому поводу в личной переписке или в кругу близких к нему лиц.)

^* (Джон Адаме пережил Дж. Вашингтона на 26 лет, застав президентство шестого но счету президента США, которым стал его сын Джон Квинси Адаме. Единственное, что можно было бы добавить к этим словам Дж. Адамса, так это то, что ему пришлось бы изменить свою точку зрения, доживи он до наших дней.)

^** (Hughes E. J. The Living Presidency. Op. cit. P. 89.)

Представители республиканской прессы не проявили такой же сдержанности. 4 марта 1797 г., в день ухода Дж. Вашингтона с поста президента США, по "отцу американской нации" выпустила прощальный залп филадельфийская газета "Дженерал эдвертайзер" (более широко известная под названием "Аврора"), сменившая "Нэшнл газет" в качестве основного и наиболее боевитого печатного органа республиканцев. На ее страницах была опубликована своеобразная политическая эпитафия, авторство которой принадлежало редактору газеты 28-летнему Бенджамину Бейчу - внуку Бенджамина Франклина. "Мы переживаем сегодня радостный момент, - писала газета. - Сердца тех, кто проявляет заботу о свободе и счастье народа, должны забиться веселее при мысли о том, что с сегодняшнего дня имя Вашингтона не будет более служить распространению несправедливости и узакониванию коррупции. Перед нами открывается новая эра, обещающая народу многое..."^*. Ликующие статьи по поводу ухода "тирана" с президентского поста были опубликованы и в других, преимущественно республиканских периодических изданиях страны. "Газеты переполнены публикациями, связанными с выборами, пасквилями и бранью" - так охарактеризовала содержание газет того времени "Коламбиан сентинел"^**.

^* (Darling Arthur Burr. Our Rising Empire, 1763-1803. Yale University Press, 1940. P. 226-227.)

^** (Mott Frank Luther. American Journalism; A History of Newspapers in the United States Through 250 Years, 1G90 to 1940. New York. P. 121.)

Реакция президента была несколько запоздалой, но весьма красноречивой: став частным лицом, Джордж Вашингтон первым делом отменил свою подписку на все газеты. Но до конца своих дней он сохранил особое отношение к "Нэшнл газет" Ф. Френо и "Авроре" Б. Бейча, издание которых он именовал не иначе как "преступлением против общественной морали".

Решительные попытки официального закрепления за аппаратом государственной власти права контроля над деятельностью органов периодической печати были предприняты уже при преемнике Вашингтона, президенте Джоне Адамсе, весьма недвусмысленно выражавшем свое негативное отношение к "интеллектуально ограниченному ханжеству, завистливой зловредности, предельно подлой, вульгарной, низменной непристойности, откровенной лжи журналистов, характерной для торговок рыбой"^*. Однако эти красочные эпитеты адресовались президентом далеко не всем представителям второй древнейшей профессии человечества, как называют журналистику, - ведь четыре пятых американских газет того времени поддерживали его кандидатуру на выборах 1796 г. Объектом предельно желчной характеристики президента были органы оппозиционной республиканской печати - единомышленники и сторонники ставшего вице-президентом в новой администрации Томаса Джефферсона^**. На страницах этих газет и журналов глава американского государства чаще всего фигурировал как "случайно ставший президентом" "старый, слепой, лысый, беззубый калека Адамс".

^* (Keogh J. Op. cit. P. 18-19.)

^** (На выборах 1796 г. Джефферсон едва не стал президентом, получив лишь на 3 голоса выборщиков меньше, чем Дж. Адаме. По существовавшим в то время законам президентом становился кандидат, получивший большинство голосов выборщиков, а кандидат, занявший второе место по количеству полученных голосов, становился вице-президентом, независимо от того, принадлежал ли он к партии президента или представлял конкурирующую партию.)

Именно в этот период американской истории, охарактеризованный историком Г. Кранцем как период "расцвета политической прессы, когда каждая газета была либо рабом крупного политического деятеля, либо же, по сути дела, партийным органом, обязанным своим существованием политическим субсидиям или политической рекламе"^*, президент Адаме и его единомышленники-федералисты активно содействовали прохождению через конгресс в июне - июле 1798 г. серии законов, в числе которых был закон о подстрекательстве к мятежу, предусматривавший штраф до 2 тыс. дол. и даже тюремное заключение до двух лет за "лживую, клеветническую и злобную писанину", направленную против правительства Соединенных Штатов, членов конгресса или президента.

^* (Bailey H. A., Jr. (Ed.). Op. cit. P. 295.)

Всего лишь за две недели до утверждения конгрессом этого закона главный редактор филадельфийской газеты "Аврора" франкофил Б. Бейч опубликовал в газете попавшее ему в руки секретное письмо французского министра государственному секретарю США, прежде чем тот успел доложить его содержание президенту Адамсу. Письмо комментировало внешнеполитический курс США в оскорбительном для администрации тоне, что не могло не настроить против Бейча не только президента, но и многих членов конгресса - федералистов. Бейч уже давно вызывал раздражение президента и его единомышленников своими публикациями в газете и особенно тем, что, получая тайными путями документы государственной важности, в том числе и только что подписанные международные соглашения, он предавал их гласности с комментариями, расходившимися с официальными оценками. Бейч был арестован по обвинению в злонамеренной клевете в соответствии со статьей действовавших норм общего права. Ему было предъявлено также обвинение в том, что он является агентом французской Директории. После утверждения конгрессом закона о подстрекательстве к мятежу президент, как считали его сторонники, получил эффективное средство борьбы против "строптивых" газетчиков, надеясь в действительности воспользоваться им в борьбе против той политической силы, которая стояла за оппозиционными газетами, - против джефферсоновских республиканцев.

Однако победа Дж. Адамса над оппозицией и разделяющими ее политические взгляды и находящимися у нее на содержании органами республиканской периодической печати была весьма неубедительной и, более того, контрпродуктивной. В числе 24 республиканских редакторов, арестованных в соответствии с новым законом, оказался член палаты представителей Мэтью Лайон, издававший собственную газету и опубликовавший в ней письмо, призывавшее "упрятать президента в сумасшедший дом". Находясь в тюрьме, он был с триумфом переизбран в конгресс, став символом республиканского мученичества при федералистском президенте.

Политические проблемы, стоявшие перед президентом, усугублялись тем обстоятельством, что за многими из них просматривалась целеустремленная и целенаправленная деятельность вице-президента Т. Джефферсона, с самого начала возглавившего борьбу против закона о подстрекательстве к мятежу и ставшего тайным автором принятой в 1798 г. законодательным собранием штата Кентукки и объявлявшей этот закон неконституционным резолюции. С конца 1798 г. Джефферсон становится единоличным дирижером всей республиканской печатной пропаганды, ее вдохновителем и источником ее финансирования^*.

^* (Взаимоотношения президента Дж. Адамса с его вице-президентом были настолько сложными, что к концу своего четырехлетнего срока пребывания на посту Адамс вовсе перестал разговаривать с ним. Ссоре был положен конец лишь 11 лет спустя, когда оба были уже не у дел и доживали свои дни в родовых поместьях. Между Адамсом и Джефферсоном завязалась даже оживленная переписка, продолжавшаяся многие годы. Давнее соперничество- дало о себе знать лишь в последние минуты жизни Адамса: умирая, он произнес: "А Джефферсон-то пережил меня". Ему не суждено было узнать, что Томас Джефферсон умер несколькими часами раньше в тот же день, 4 июля 1826 г.)

В политической борьбе против Дж. Адамса к возможностям периодической печати прибегали не только республиканцы, но и расходившиеся с президентом по тем или иным аспектам государственной политики федералисты. В октябре 1800 г. Гамильтон, непримиримый противник президента внутри самой федералистской партии, стремясь не допустить переизбрания Адамса на второй президентский срок, сочинил для распространения среди своих единомышленников резкое письмо об "общественном поведении и общественном лице Джона Адамса, эсквайра, президента Соединенных Штатов". Письмо, возможно, не без ведома автора, оказалось в руках республиканского политического деятеля и будущего вице-президента Аарона Бэрра и попало на страницы республиканской печати.

Даже в зените своей популярности второй президент США был постоянным объектом яростной критики политических противников, открыто издевавшихся в печати над его неравнодушием к пышным, звучным титулам^*, обвинявших главу государства в несдержанности, вспыльчивости и даже ставивших под сомнение его интеллектуальные способности. Хотя Адаме был довольно самокритичен, мог называть себя в своих дневниках "надутым, самодовольным" человеком и признавать тщеславие своим самым крупным пороком, он очень болезненно реагировал, когда те же черты его характера комментировались или обсуждались в "недружественно настроенной печати". (Один из республиканских редакторов Томас Купер был осужден на 6 месяцев тюремного заключения за то, что в своей газете "Уикли эдвертайзер" назвал президента Адамса некомпетентным.)

^* (Адамсу очень нравился одобренный сенатом США титул главы американского государства: "Его Высочество Президент Соединенных Штатов Америки и Протектор Их Свободы", и он не мог скрыть своего разочарования, когда палата представителей решила заменить его скромным "Президент Соединенных Штатов Америки". В бытность Адамса вице-президентом США шутники из конгресса придумали склонному к полноте второму человеку в государстве титул "Ваша округлость".)

Джон Адаме покинул пост президента США после четырехлетнего пребывания на нем, оставив своим преемникам предупреждение о том, что "наиболее трудной, опасной и важной проблемой, которую им предстоит решить, является установление контроля над прессой"^*. Это политическое завещание государственного деятеля, умудренного опытом многолетнего общения с сугубо американской, персонализированной оппозиционной печатью разительно отличалось от его же теоретических выкладок колониального периода, содержавшихся, в частности, в "Диссертации по каноническому и феодальному праву" (1765), в которой Адаме, витая в эмпиреях буржуазной демократии, поучал издателей "Бостон газет" Идса и Джилла: "Никакие угрозы не должны запугать вас в такой степени, чтобы вы решили воздержаться от опубликования в условиях полной свободы всего того, что позволяют вам публиковать законы вашей страны; никакие притворные ссылки на воспитанность, деликатность и порядочность не должны заставить вас отказаться от этой свободы. Эти понятия являются в действительности не чем иным как тремя эвфемизмами лицемерия, софистики и трусости"^**.

^* (Keogh J. Op. cit. P. 19.)

^** (Wood Gordon S. (Ed.). The Rising Glory of America. 1760-1820. New York, 1971. P. 33.)

Свидетельством того, как бывший президент США Дж. Адаме в действительности относился к "свободе публиковать все, что позволяют законы страны", может служить написанное им в 1809 г. письмо в ответ на просьбу одного из издателей сообщить основные биографические сведения о себе: "Причины моего ухода с поста президента можно обнаружить в сочинениях Френо, Марко, Неда Чёрча, Эндрю Брауна, Пейна, Каллендера, Гамильтона, Коббета и Джона Уорда Фенно и многих других... Без полного собрания этих клеветнических сочинений невозможно написать правдивой истории последнего двадцатилетия, как нельзя составить верного представления и о причинах моего ухода из общественной жизни"^*. Абсолютное большинство упомянутых Адамсом лиц, во всяком случае все те, кто вошел в американскую историю, на том или ином этапе пребывания Адамса на посту президента США доставляли ему немало неприятностей своими выступлениями в печати, и кое-кто из них даже поплатился за это. Достойно удивления отсутствие в этом "поминальном списке" имени Томаса Джефферсона, но и этому можно найти объяснение: строгий законник и защитник авторитета президентской власти Адаме не мог позволить себе назвать в числе своих злейших врагов своего преемника, третьего президента Соединенных Штатов, находившегося у власти вплоть до марта 1809 г.

^* (Kane Joseph Nathan. Facts About the Presidents. 3-d edition. New York, 1974. P. 23.)

4 марта 1801 г. в новой, еще строящейся столице Соединенных Штатов, названной в честь скончавшегося в 1799 г. первого президента страны Джорджа Вашингтона в еще недостроенный Белый дом въехал новый президент Томас Джефферсон. Осталась позади беспощадная борьба с Александром Гамильтоном, исполненным решимости не допустить "захвата штурвала власти этим атеистом в религии и фанатиком в политике", но не мог так скоро пройти горький осадок на душе от разнузданной клеветнической кампании в федералистской печати, вдохновителем и организатором которой был Гамильтон.

"Газетная война" достигла колоссальных масштабов и накала со вступлением Т. Джефферсона в борьбу за президентский пост. В случае избрания "язычника" Джефферсона президентом "наши церкви будут повержены в прах", - грозилась "Нью-Ингланд палладиум", а "Коннектикут курант" писала о неизбежности гражданской войны и о том, что при Джефферсоне будут "открыто пропагандироваться и практиковаться убийства, грабежи, насилие, прелюбодеяние и кровосмешение"^*. Джефферсон глубоко переживал "боль от незначительных, но незаслуженных оскорблений, более острую, чем удовольствие от большой похвалы", о которой он писал в письме Ф. Хопкинсону^**. Но и он сам, как известно, был далеко не безгрешен в борьбе со своими политическими противниками - этого требовали сложившиеся уже на заре существования Соединенных Штатов при личном участии Джефферсона и других "отцов-основателей" правила политической игры; этого жаждала пресса страны в погоне за сенсационностью и скандалами.

^* (The American Heritage Pictorial History of the Presidents of the United States. V. 1. American Heritage Publishing Co., 1986. P. 99-100; Mott F. L. Op. cit. P. 169.)

^** (Hofsladter R. The American Political Tradition. Op. cit. P. 26.)

Став президентом, Джефферсон одним из своих первых указов амнистировал осужденных по закону о подстрекательстве к мятежу редакторов и издателей республиканских газет и высказался категорически против продления действия этого закона, срок которого истек в марте 1801 г. При этом он, как позволяют судить его собственные высказывания, исходил отнюдь не из какого-то принципиально негативного отношения к идее наказания виновных в такого рода нарушениях, а из убеждения, что существующих в штатах законов, предусматривающих наказание за подстрекательство к мятежу, вполне достаточно, и нет никакой необходимости в существовании особого закона на федеральном уровне^*. Проявив снисхождение к лицам, вызвавшим гнев его предшественника своими политическими симпатиями к Джефферсону, новый президент, однако, не был расположен терпеть нападки па себя и на свою администрацию, решительно высказываясь за судебное преследование конкретных нарушителей, дабы предпринимаемые правительством меры по наказанию виновных не выглядели "всеобщим обвинением"^**.

^* (См., в частности: Freedom of the Press. American Enterprise Institute, Washington, D. C, 1976. P. 93.)

^** (Bailey H. A., Jr. (Ed.). Op. cit. P. 295.)

Об оставшихся после Джефферсона трудах (включая его эпистолярное наследие, насчитывающее 18 тыс. писем) в Соединенных Штатах говорят, что он писал буквально обо всем и что в них, как в библейских текстах, можно найти доводы на любой вкус, как за, так и против практически всего существующего под солнцем. Не являются исключением в этом смысле и высказывания Джефферсона о свободе печати и американской буржуазной прессе, причем, что было характерно как для его предшественников, так и для его преемников на посту президента, существовали весьма серьезные расхождения между тем, что произносилось во всеуслышание, и тем, что предназначалось для узкого круга близких друзей и единомышленников. Превознося публично как "один из великих оплотов свободы" фигурирующее в Билле о правах положение о свободе печати и заявляя, что он выбрал бы скорее газеты без правительства, чем правительство без газет, Томас Джефферсон был заметно более откровенен в неофициальной обстановке и в личной переписке, считая возможным лишь в таких условиях высказывать свое истинное отношение к тому, что печаталось в "этом зараженном источнике", как он именовал газеты своего времени. "Я смотрю поистине с сочувствием на огромную массу своих соотечественников, которые, читая газеты, живут и умирают в убеждении, что они знали кое-что о происходившем в мире в годы их жизни"^*. В письме Томасу Маккину Джефферсон писал в 1803 г.: "Даже наименее информированные люди убедились в том, что нельзя верить ничему из того, что печатается в газете"^**.

^* (Dewey John (Ed.). The Living Thought of Thomas Jefferson. Fawcett Publications Inc. P. 121.)

^** (International Herald Tribune. 1969, November 22-23.)

Трудно найти оскорбительный эпитет, который бы не был использован оппозиционной прессой при характеристике личных качеств Джефферсона. Вскоре после его вступления на президентский пост в рядах его критиков, присоединивших свой голос к политическим противникам, оказались недавние союзники - редакторы республиканских газет, обманутые в своих ожиданиях получить выгодный правительственный пост после победы Джефферсона на выборах. Одним из таких обиженных оказался редактор одной из республиканских газет Дж. Т. Каллендер, упоминавшийся Дж. Адамсом в числе его самых злобных противников, оштрафованный и упрятанный при нем за решетку по закону о подстрекательстве к мятежу. Возмущенный отказом Джефферсона возместить понесенный им моральный и материальный ущерб, Каллендер решил отомстить президенту, опубликовав в сентябре 1802 г. в своей газете "Ричмонд рекордер" сенсационную заметку. В этой заметке Каллендер информировал читателей о сожительстве президента с находившейся у него в услужении невольницей-мулаткой Салли Хемингс, в результате чего па свет появились "многочисленные, удивительно напоминающие своими чертами президента детишки-мулаты". Реакция федералистских газет была немедленной и единодушной. Тема президентского "черного гарема", обрастая пикантными подробностями, в течение долгого времени не сходила со страниц печатных органов, дожив до наших дней.

Мотивируя свою позицию стремлением "восстановить доверие к прессе" в стране, Джефферсон санкционировал несколько судебных процессов над рядом газетчиков, подхвативших выдвинутую скончавшимся к тому времени Каллендером версию. Тогда-то президент и сформулировал часто цитируемое с тех пор утверждение о том, что отъявленная, бесчестная ложь, практиковавшаяся прессой его времени, наносит стране больше вреда, чем могли бы нанести правительственные меры по пресечению подобной деятельности газетчиков, т. е. явно и недвусмысленно высказался за правительственную цензуру. "Сама истина, - писал Джефферсон в 1826 г. в частном письме, - оказавшись в этом оскверненном сосуде, начинает вызывать подозрение"^*.

^* (Mott F. L. Op. cit. P. 171.)

На протяжении всей политической карьеры Джефферсона республиканская пресса и оппозиционные периодические издания не уступали друг другу - первая в восхвалении его личных качеств и общественных достоинств, а вторые в перечислении достойных презрения прегрешений и "отвратительных черт" его характера. "Апостол американизма" и "наполеоновский лакей и агент";"всесторонне развитая, талантливая личность" - лингвист, философ, музыкант, архитектор, натуралист - и просто "глупец"; "олицетворение Добропорядочности" и "пьяница", "лжец", "демагог", "лицемер", "хлыщ", "трус"; один из достойных уважения "отцов-основателей" американского государства и "кровожадный революционер-якобинец", "вероломный предатель" и "человек, которому не принадлежит ни единой строчки в Декларации независимости", - какими только полярно противоположными эпитетами не награждали третьего президента США его друзья и противники, но наиболее оскорбительные стали особенно часто появляться на страницах оппозиционной прессы во время второго четырехлетнего пребывания президента в Белом доме, вызвав у Джефферсона еще одну горькую констатацию факта: "Наши печатники насыщаются страданиями своих жертв подобно тому, как волки насыщаются кровью ягнят"^*.

^* (Commentary. 1976, December. P. 40.)

Томас Джефферсон, как, впрочем, и его преемник на посту президента Джеймс Мэдисон, скорее всего воспринял бы как личное оскорбление, если бы кто-нибудь из политических противников назвал их газетчиками, хотя и тот, и другой весьма часто выступали в допрезидентский период их политической карьеры в качестве негласных авторов политических статей, публиковавшихся в периодической печати. И действительно, политическая журналистика стала неотъемлемой составной частью политической жизни американского общества и всех тех, кто принимал в ней деятельное участие, и в этом смысле Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон могут быть названы первыми журналистами на посту президента США, во всяком случае, с гораздо большими основаниями, чем, предположим, официально именовавшийся бывшим журналистом 29-й президент страны Уоррен Гардинг, в течение тридцати с лишним лет являвшийся владельцем и редактором провинциальной газеты "Марион стар" в штате Огайо, но так и не освоивший этого нелегкого мастерства. Единственное, что отличало Джефферсона от профессиональных журналистов, обычно сохраняющих чувство особой привязанности к избранному ими роду деятельности до конца своих дней, это то, что, покинув Белый дом, он (по его собственному признанию, сделанному в письме Дж. Адамсу в 1812 г.) "бросил читать газеты, заменив их Тацитом и Фукидидом"^*.

^* (The American Heritage Pictorial History... V. 1. Op. cit. P. 103.)

В 1787 г. в одном из своих эссе в защиту Конституции США 36-летний Джеймс Мэдисон писал, что защитить общественные интересы и личные права можно, "либо предотвратив одновременное существование общей страсти или интереса у большинства, либо же лишив большинство, имеющее такую общую страсть или интерес, возможности действовать согласованно"^*. Еще более надежным, как можно легко заключить, представляется сочетание упомянутых Мэдисоном способов. Объективно сложившийся плюрализм американского общества гарантировал практическую невозможность существования (тем более одновременного) "общей страсти или интереса у большинства". Что же касается предотвращения появления у большинства общества реальной возможности действовать сообща, согласованно, то именно этой настоятельной задаче была посвящена деятельность всех администраций и их глав на всем протяжении американской истории. Одним из средств достижения этой цели было подавление буквально в зародыше опасности объединения большой массы оппозиционно или даже просто критически настроенных людей под единым идейным знаменем.

^* (The Federalist; A Commentary on the Constitution of the United States. Ed. by Henry Cabot Lodge. New York, 1888. P. 56.)

Преемники Т. Джефферсона на президентском посту Джеймс Мэдисон, Джеймс Монро и Джон Квинси Адаме не принадлежали к числу политических бойцов, сознательно и решительно идущих на обострение отношений с оппозицией. Отдельные представители политической оппозиции даже получали ответственные посты в их администрациях. Дж. Мэдисон не снискал себе славы ни в роли президента, ни в роли главнокомандующего в ходе войны 1812-1814 гг. с Англией, но воцарившаяся в стране после ее окончания атмосфера удовлетворенности новым положением Соединенных Штатов в мире, с которыми отныне были вынуждены считаться самые могущественные державы, не могла не отразиться на отношении американцев к политическому деятелю, олицетворявшему обретенную страной мощь. В июле 1817 г. федералистская бостонская газета "Коламбиан сентинел" провозгласила начало "эры добрых чувств" в отношении президента. При всей относительности такого рода "чувств" следует тем не менее признать, что в течение практически всего восьмилетнего периода пребывания у власти президента Дж. Монро именно ему приписывались все успехи администрации, будь то во внешнеполитической или в экономической области, и с него снималась вся вина за неудачи возглавляемого им правительства. Дж. К. Адаме оказался менее удачливым с этой точки зрения: обвинение в "бесчестной сделке" с Генри Клеем, уступившим Адамсу голоса своих выборщиков в спорной ситуации президентских выборов 1824 г. и ставшим государственным секретарем в его администрации, сопровождало президента в течение всех четырех лет его пребывания в Белом доме и в конечном итоге явилось одной из основных причин его поражения на выборах 1828 г.

Но прежде чем покинуть Белый дом, Джон Квинси Адаме создал, помимо и даже вопреки своей воле, прецедент президентского интервью представителю американской печати, Возникновению курьезно-комической ситуации способствовала небезопасная, как оказалось, привычка Адамса начинать каждое утро с купания нагишом в прилегающей к территории президентского особняка реке Потомак. Однажды, окунувшись несколько раз и поплыв к берегу, президент с ужасом обнаружил в обычно безлюдном укромном уголке женщину, безмятежно усевшуюся на оставленной президентом на берегу одежде. Этой женщиной была Энн Ньюпорт Ройалл, одна из первых американских журналисток, уже пытавшаяся в прошлом добиться аудиенции у президента с целью выяснения его позиции в отношении судьбы Банка Соединенных Штатов, срок деятельности которого должен был истечь в 1836 г. В Белом доме Энн Ройалл аудиенции не удалось добиться, по на берегу Потомака первая в истории США президентская пресс-конференция завершилась к ее полному удовлетворению - оказавшийся буквально в безвыходном положении президент был вынужден ответить на все вопросы предприимчивой журналистки.

В уже упоминавшейся "Диссертации по каноническому и феодальному праву", написанной Джоном Адамсом в 1765 г., т. е. задолго до Американской революции, высказывалось твердое убеждение автора в том, что свободная пресса представляет собой эффективное лечебное средство от хронической болезни общества - отсутствия единства и что газеты в состоянии сыграть роль инструмента сплочения общественности и могут даже поднять ее на решительные действия. Заняв с провозглашением независимости лидирующее положение в политической структуре молодого американского государства, его "отцы-основатели" заметно утратили былую заинтересованность в политически активной печати как инструменте сплочения масс на борьбу с британской короной. Более того, оказавшись сами у власти, они в не меньшей степени, чем представители метрополии в старых колониях, стали опасаться политической оппозиции, предпринимая шаги по предотвращению ее консолидации. Ратуя за соблюдение принципов "свободы печати", они пользовались любыми средствами и возможностями с целью приспособления ее к своим политическим нуждам. Отношение к ним лично и к руководимым ими администрациям со стороны "свободной прессы" Америки становится в глазах президентов с первых же лет существования института президентства основным и чуть ли не единственным мерилом "нравственности" или "безнравственности" прессы.