III. Пули, как и газетные строки, отливают из свинца

Начало 1829 г. было мало похоже на первые месяцы любого из предшествующих годов, когда в Вашингтоне происходили смены администраций. После победы Эндрью Джэксона на выборах 1828 г. в американской столице, или, вернее, в кругах политической элиты и старой аристократии, близких к доживавшей последние месяцы у власти администрации Дж. К. Адамса, воцарилась атмосфера уныния и безысходности. Тяжелая зима 1828/29 г., ставшая пиком поразившего страну экономического кризиса, усугубила охватившее политический и аристократический Вашингтон ожидание неизбежного краха. Не могла прибавить уверенности в будущем буржуазной и аристократической верхушке общества и перспектива въезда в Белый дом человека "из низов" - сына фермера-бедняка, обладавшего к тому же такими ставшими уже притчей во языцех личными качествами, как крайняя несдержанность, вспыльчивость и грубость в сочетании с безрассудной задиристостью. Отмечая "тенденцию среди бедного люда претендовать на долю богатства, принадлежащего богатым... трудолюбивым и добродетельным", нью-йоркский горист Дж. Кент, явно намекая на Э. Джэксона и его единомышленников, угрожающе констатировал одновременное наличке "тенденции среди честолюбивых и безнравственных людей воспламенить этот огнеопасный материал"^*, В личности Джэксона был усмотрен опасный символ успешной реализации замыслов "толпы" по захвату политической власти в стране и низложению господства "законно" правящего класса^**. Об этом, во всяком случае, свидетельствовали статьи, публиковавшиеся в оппозиционной прессе.

^* (The American Heritage Pictorial History... Op. cit. P. 198.)

^** (Президентские выборы 1828 г. были первыми в истории США выборами, в ходе которых кандидаты на занятие президентского и вице-президентского постов выдвигались не политическими фракциями ("кокусами") конгресса США, а легислатурами - законодательными собраниями штатов. В ходе этих выборов также впервые в истории США рядовым избирателям принадлежало веское слово в избрании выборщиков, которым предстояло затем выбрать президента и вице-президента США.)

11 февраля 1829 г. в Вашингтон прибыл Э. Джэксон, еще не оправившийся от предвыборных баталий и, особенно, от недавней кончины жены, вызванной или, во всяком случае, ускоренной, как он считал, злобной клеветнической кампанией, которую вели в оппозиционной печати против всей семьи Джэксонов его политические противники. Джэксону было не привыкать к подобному отношению со стороны оппозиции. Еще в 1821 г. он писал в письме президенту Дж. Монро: "Меня обвиняли в поступках, которые я никогда не совершал; в преступлениях, о которых я никогда не помышлял"^*. Однако то, что ему пришлось испытать в ходе предвыборной борьбы 1828 г., не шло ни в какое сравнение со всем ранее им испытанным. Политические противники не щадили никого - ни его давно умерших родителей и братьев, ни его больной жены, не говоря уже о нем самом. Пытаясь сохранить олимпийское спокойствие и выдержку и делая вид, что считает недостойным для себя реагировать на столь явную клевету, Джэксон изливал свои обиды лишь в кругу близких ему людей: "Не будь мои руки связаны, а рот закрыт, я бы положил конец этой клевете, не теряя ни одной минуты"^**. Буквально на пороге Белого дома Джэксон заявил, что у него нет намерений прощать оскорбления, нанесенные его супруге. В решительности и способности Джэксона рассчитаться со своими врагами сомневаться не приходилось: свидетельством тому могли служить многочисленные шрамы и раны, оставшиеся на его теле от стычек и дуэлей. (На память об одной из дуэлей он всю жизнь носил рядом с сердцем пулю, которую не удалось извлечь. Его противник был менее удачливым - пуля, посланная из пистолета Джэксона, оказалась смертельной.) Среди приглашенных на прием в Белый дом по случаю прихода к власти новой администрации гостей оказалось немало "простого люда", что послужило еще одним "свидетельством" "бесчестных намерений" президента лишить правящую аристократическую верхушку власти и почетного места в обществе.

^* (Hofstadter R. The American Political Tradition. Op. cit. P. 49.)

^** (Bailey Thomas. Presidential Greatness. New York, 1966. P. 252.)

Опасения политических и аристократических кругов Вашингтона по поводу того, что Джэксон будет опираться в своей политической деятельности па социальные слои населения, лишенные до того возможности влиять на политический процесс, в какой-то мере оправдались. Речь, конечно, не шла, да и не могла идти, об опоре президента и его непосредственного окружения на трудящиеся слои общества. Однако при Джэксоне произошло заметное возвышение военных (к которым принадлежал некогда и сам президент) и журналистов из числа тех, кто разделял политические взгляды президента и оказывал ему политическую поддержку в ходе избирательной кампании. По крайней мере 57 журналистов получили правительственные должности различного уровня, что обеспечило поддержку политического курса администрации со стороны печатных органов, в которых эти лица до того работали. Если профессиональные военные лишь с большой натяжкой могли считаться "отверженными" в политико-аристократической иерархии Вашингтона, то "журналиста воспринимали до тех пор в качестве приятеля или слуги правящего класса, но ни в коем случае как равного по положению в обществе", - пишет А. М. Шлезинджер-младший, приводя для иллюстрации слова журналиста "джэксоновской эры" Уильяма Брайанта об отношении окружающих к лицам его профессии: "Возможно, презрение и является слишком резким словом для характеристики их отношения, но это, во всяком случае, нечто ниже уважения"^*.

^* (Schlesinger Arthur M., Jr. The Age of Jackson. Boston, 1945. P. 67.)

Оказавшись в Белом доме, Джэксон предоставил ряд хотя и не очень ответственных, но все-таки правительственных постов дружественно настроенным к нему журналистам и решительно защищал это свое решение от критики политических противников, заявляя, в частности: "С какой стати этот класс граждан должен быть лишен возможности занимать посты, которые стремятся занять другие, отнюдь не более патриотично настроенные и не обладающие более внушительной квалификацией лица?"^*. Впервые в американской истории журналистам была предоставлена реальная возможность принимать участие в разработке политического курса американского государства и оказывать на него непосредственное влияние. Один из наиболее близких к Джэксону представителей журналистской профессии Амос Кендалл стал членом первого в истории США "кухонного кабинета", состоявшего из наиболее доверенных друзей и единомышленников президента. Регулярно встречаясь на кухне Белого Дома (отсюда и ставшее с тех пор нарицательным название этого неофициального, но могущественного органа влияния на государственную политику), эти люди определяли и формулировали многие решения администрации как в области внутренней, так и внешней политики Соединенных Штатов на протяжении всего периода пребывания Джэксона у власти. Но основной задачей, поставленной президентом перед Кендаллом и редактором созданной по инициативе Джэксона столичной газеты "Вашингтон глоб" Фрэнсисом Блэром, было оказание Белому дому необходимой помощи в воздействии на общественное мнение и пресечении или сведении к минимуму вредной деятельности оппозиционной прессы. По утверждению А. М. Шлезинджера-младшего, от президента нередко приходилось слышать слова "передайте это Блэру", когда возникала необходимость срочно довести до внимания общественности президентские послания, "и Блэр переделывал предложения президента в боевые редакционные статьи". Об А. Кендалле конгрессмен Г. Уайз, активный политический противник президента, говорил: "Он был думающей машиной президента, его пишущей машиной, да и его лгущей машиной", а экс-президент Дж. К. Адаме был убежден, что Э. Джэксон и его преемник в Белом доме Мартин Ван Бюрен были всего лишь инструментами в руках Кендалла, являвшегося в действительности главой американского государства^**.

^* (Ibidem.)

^** (Ibid. P. 73.)

Как видно из изложенного выше, новый президент и политическая оппозиция вкупе с отражавшей ее взгляды прессой имели достаточно оснований для взаимной вражды. Э. Джэксон явно не походил на своих непосредственных предшественников в Белом доме, в том числе и нескрываемым стремлением доминировать над другими органами государственной власти и особой нетерпимостью к своим политическим противникам, будь то представители оппозиции, "ослушники" из его собственной партии или газетчики. Э. Синглтон писала о нем в начале текущего века: "Он с давних пор был живописной фигурой в общественной жизни с его доминирующим, грубым и даже жестоким характером. Он одержал великую победу при Новом Орлеане (в войне 1812-1814 гг. против англичан. - Э. И.), успешно воевал против индейцев, бился на нескольких дуэлях, сурово разделывался с законами, когда они противоречили его собственным взглядам па то, что надлежало делать, и был готов повесить своих политических противников точно так же, как не колеблясь он вешал своих врагов. Он не испытывал никаких сомнений, арестовывая судью за то, что тот решился издать предписание об освобождении незаконно арестованного заключенного, и угрожал отрезать уши сенаторам, осмелившимся критиковать его своевольные действия"^*. О редакторах оппозиционных газет Э. Джэксон отзывался как о людях, "жиреющих на клевете" и "нанимающих писак, чтобы те лгали за них"^**.

^* (Singleton Esther. The Story of the While House. New York 1969 P. 191.)

^** (Time, 1969, November 28. P. 40.)

Отношение политической оппозиции к президенту было, как известно, столь же непримиримым и резким. А. де Токвилль был настолько потрясен откровенной враждебностью "просвещенных классов" и оппозиционных органов печати к Э. Джэксону, что привел отрывок одной из газетных статей того времени в своей книге: "В ходе всего этого (Токвилль не уточняет, о чем именно шла речь в этой статье. - Э. И.) язык, которым пользовался Джэксон, был языком бессердечного деспота, озабоченного лишь стремлением сохранить свою власть. Честолюбие является его преступлением, оно же явится и его наказанием; интриганство является его врожденным качеством, оно же разрушит его подлые махинации и лишит его власти; он правит с помощью коррупции, и его аморальные деяния выльются в его собственный позор и смятение. Его поведение на политической арене было поведением бесстыдного и необузданного игрока. Он преуспел в свое время, но час возмездия близится, и он будет вынужден возвратить все, что им было приобретено нечестным путем, ему придется выбросить фальшивые игральные кости и окончить свою жизнь в уединенной отставке, где, томясь от безделья, он получит возможность проклинать свое безумие; ведь раскаяние является достоинством, с которым, скорее всего, навсегда останется незнакомым его сердце"^*.

^* (Tocqueville Alexis de. Op. cit. V. 1. P. 206-207.)

Подобные статьи в оппозиционных изданиях не могли не способствовать зарождению в душе отдельных лиц чувств презрения и даже ненависти к Джэксону. Характеристика, выданная президенту одним из крупных политических деятелей того времени, как "отвратительному, невежественному, безрассудному, тщеславному и злобному тирану", разделялась даже теми, кто признавал принципиальную необходимость повышения роли и значимости президентского поста, особенно после того продолжительного исторического периода, на протяжении которого у власти в стране находились не отличавшиеся особой политической активностью администрации, руководимые малоавторитетными президентами. При всем своем высоком мнении о влиянии, оказанном Э. Джэксоном на политическую жизнь страны, видные американские историки К. Росситер и Т. Бейли считали, что "больше одного такого президента в столетие трудно вынести"^*, Можно предположить, что именно "невыносимостью" Э. Джэксона и объясняется упоминаемый им самим факт, что за время пребывания на посту президента им было получено 500 писем, содержащих угрозы физической расправы. "Он порождал недовольство собой... невиданной до тех пор интенсивности. Он делал то, что не пытался делать до него ни один из президентов. И никто из президентов, которые ему предшествовали, не испытывал того, что делалось и что чуть не было сделано по отношению к нему", - писал американский историк М. Канлифф^**.

^* (Rossiter Clinton. The American Presidency. New York, 1962. P. 92; Bailey Th. Presidential Greatness. Op. cit. P. 279.)

^** (Cunliff Marcus. American Presidents and the Presidency. New York 1972. P. 154, 159.)

Взаимоотношения между верхушкой имущего класса и "джэксоновскими демократами" особенно обострились в начале 30-х гг. XIX в. в связи с вопросом о судьбе так называемого Второго Банка Соединенных Штатов, крупнейшего кредитора страны, ставшего символом власти правящего класса. Борьбу, имевшую своей конечной целью ликвидацию банка, возглавил президент Джэксон, писавший в одном из своих меморандумов 1832 г.: "Вызывает сожаление, что богатые и могущественные слишком часто используют правительственные решения в своих интересах". Эти и другие высказывания президента были охарактеризованы сенатором Д. Уэбстером как свидетельства открытого стремления Джэксона "настроить бедных против богатых"^*. К лагерю противников президента примкнули две трети органов периодической печати США, которые связывали свое будущее материальное благополучие с получением рекламных объявлений коммерческих компаний, тесно связанных с банком или финансово зависевших от него.

^* (Schlesinger Arthur M., Jr. The Age of Jackson. Op. cit. P. 90, 92.)

В пасмурное утро 30 января 1835 г. была совершена попытка покушения на жизнь президента. Ричард Лоуренс стоял у здания Капитолия, вооруженный двумя пистолетами, и ожидал появления президента Джэксона на похоронах члена палаты представителей Дэвиса. Проникнув без каких-либо сложностей в зал, где вскоре должна была начаться служба по усопшему, Лоуренс в течение часа наблюдал за находившимися в числе скорбящих президентом и членами кабинета и, дождавшись наконец момента, когда Э. Джэксон встал с места и присоединился к траурной процессии, взвел курки обоих пистолетов, подошел поближе и с расстояния два метра выстрелил тому в грудь. Выстрела, однако, не последовало: под сводами Капитолия раздался лишь звонкий щелчок спущенного курка, но в тишине скорбного молчания он прозвучал как выстрел. В обстановке всеобщего замешательства Лоуренс хладнокровно бросил на пол первый пистолет, переложил второй из левой руки в правую и чуть ли не в упор выстрелил в грудь бросившемуся на него с поднятой над головой тростью президенту. И вновь раздался звонкий щелчок курка, но выстрела не последовало. "Пустите меня пустите меня, - кричал президент, пытаясь вырваться из рук окруживших его друзей и нанести удары тростью уже связанному Лоуренсу. - Я знаю, кто стоит за этим". Позднее было установлено, что в заряженных в то дождливое утро пистолетах скорее всего отсырел порох, пока Лоуренс выжидал удобный момент для совершения покушения. В любом случае оба пистолета были полностью исправны, что подтверждалось самим Лоуренсом, испытавшим их непосредственно перед покушением, и следственными властями, испытывавшими их уже после покушения.

Опасность покушения на жизнь грозит лишь тиранам -и монархам, захватившим или унаследовавшим власть и удерживающим ее за собой в течение неопределенного периода времени, не ограничиваемого никакими конституционными или законодательно установленными сроками; избранникам же народа, поставленным у власти волеизъявлением избирателей в условиях свободных, демократических выборов на определенный, конституционно закрепленный срок, такая опасность не грозит. Так считали американцы, во всяком случае в первые несколько лет существования Соединенных Штатов. Попытка покушения на Джэксона явилась свидетельством ошибочности такого убеждения. "Общественность была охвачена ужасом при мысли о том, что трагический способ борьбы с коронованными главами королевств и империй был наконец применен... в отношении личности всенародно избранного главы свободной республики", - писал в те дни один из американских авторов^*. Оппозиционные Джэксону политические круги не преминули воспользоваться ситуацией и в этих обстоятельствах, обвинив главу американского государства не только в том, что он своей риторикой и своими действиями спровоцировал эту акцию, но и в том, что, подав "дурной пример", он создал прецедент подобной формы "общественного протеста" против действий Белого дома. Один из видных политических деятелей того времени, сенатор Генри Клей, открыто предупредил "возможных последователей" Э. Джэксона: "Если узурпация исполнительной власти будет и впредь бесконтрольно развиваться, общественное сознание может оказаться охваченным безнадежностью отчаяния или же люди будут доведены до открытого и неистового сопротивления"^**.

^* (Donovan Robert. The Assassins of American Presidents. London 1956. P. 109.)

^** (Cunliff M. Op. cit. P. 156.)

Было бы, безусловно, неверно объяснять происшедшее одной лишь непредсказуемостью поведения Лоуренса - человека с явно нездоровой психикой. Его больное воображение не могло не подвергнуться воздействию широко распространившегося среди американских оппозиционных политических деятелей и с готовностью подхваченного оппозиционной прессой утверждения о том, что президент Джэксон является олицетворением "деспотизма исполнительной власти" и что "король Эндрью" (под таким именем Джэксон чаще всего фигурировал в критических выступлениях политических противников) ведет себя столь же своенравно и высокомерно, как и любой европейский деспот, которому власть вскружила голову. Так что имеются все основания утверждать, что в роли активного подстрекателя к покушению на жизнь президента США выступила "свободная", "демократическая" пресса Америки. То, что действия Лоуренса были спровоцированы тем, что говорилось и писалось в те годы о президенте, подтвердил фактически и сам покушавшийся в ходе следствия по делу о предпринятой им попытке убийства главы американского государства. Президент является тираном, заявил Лоуренс, ссылаясь на то, что "об этом говорят все" и что он "читал об этом в газетах".

Было бы, однако, неверно представлять седьмого президента Соединенных Штатов в роли невинной жертвы кампании клеветы и инсинуаций. Зная по своему собственному опыту силу влияния печатного слова па общественное мнение страны, Джэксон привлек все доступные ему средства и возможности дружественно настроенной к нему периодической печати для выполнения задачи по созданию благоприятной общественной обстановки для его решений и действий и подрыву авторитета и влияния своих политических противников. Некоторые американские историки высказывают даже убеждение, что он фактически правил страной с помощью газет, в частности с помощью официоза администрации, столичной газеты "Глоб", получавшей правительственную "дотацию" в размере 50 тыс. дол. в год в форме заказов па публикацию официальных материалов. Финансовая зависимость этой созданной в 1830 г. газеты от джэксоновской администрации подкреплялась негласным распоряжением президента, обязывавшим всех федеральных чиновников, получавших более тысячи долларов в год, подписываться на нее. Один из редакторов этой газеты, выразивший несогласие с политической линией Белого дома, был вынужден покинуть свой пост под весьма действенной угрозой лишения газеты права печатать официальные правительственные документы. Э. Джэксон предпринял даже попытку введения официальной цензуры, представив в декабре 1835 г. на рассмотрение конгресса законопроект, предоставляющий последнему право определять, какие из газет являются "подстрекательскими".

В истории американской печати годы пребывания у власти администрации Э. Джэксона явились в известной мере поворотными. Это лишь в очень незначительной степени было связано с личностью самого президента и с политическим курсом возглавляемой им администрация. Фактором, сыгравшим решающую роль в появлении новых акцептов в публикациях периодической печати США, были социальные сдвиги, происшедшие в американском обществе в первые десятилетия XIX в. Преимущественно персонализированная газетная критика конца XVIII-начала XIX в., т. е. критика, ориентированная на личности политических деятелей и высвечивавшая их индивидуальные качества, просчеты и ошибки, их спорные решения и действия, начинает сменяться критикой, в которой проявляются четкие классовые интонации, позволяющие безошибочно определять претензии и интересы каких слоев общества стоят за публикацией того или иного критического материала, той или иной статьи.

На протяжении 24 лет после окончания срока пребывания Э. Джэксона в Белом доме - с 1837 по 1860 г. - в стране сменятся восемь президентов, но в течение всего этого исторического отрезка времени (как, впрочем, и в ходе всей последующей истории американского государства) политические деятели США, включая президентов, будут объектами критики в буржуазной печати прежде всего тогда и в той мере, когда и в какой мере их решения и действия вступят в противоречие (или, точнее говоря, будут совпадать не по всем параметрам) с корпоративными интересами верхушки правящего класса.

Образовавшаяся в Нью-Йорке в 1834 г., т. е. еще в годы пребывания у власти администрации Э. Джэксона, коалиция политических партий и группировок, выступавших в оппозиции правящей демократической партии, к 1837 г. окончательно оформилась в общенациональную партию вигов - выразительницу интересов и политических амбиций в первую очередь крупной буржуазии и аристократической верхушки американского общества. На страницах контролируемых и финансируемых этой политической партией органов периодической печати чаще всего встречались расхожие утверждения типа: "разлад между нанимателями и работающими по найму вызывается деятельностью приезжих агитаторов, распространяющих вздор об эксплуатации" или "труд и капитал взаимно дополняют друг друга, а не являются естественными врагами, как утверждают агитаторы" и т. д.

На протяжении всего лишь нескольких лет одним из ведущих публицистов и журналистов того времени X. Грили было создано несколько периодических печатных органов партии вигов, в том числе еженедельная (вскоре ставшая ежедневной) газета "Нью-Йорк трибюн" - дешевое издание, специально предназначенное для распространения среди неимущих слоев населения (к 1852 г. ее тираж превышал 200 тыс. экз.), и "Лог кэбиы" ("Бревенчатая хижина"), на страницах которых увидели свет наиболее красноречивые образцы антипролетарской и антипрофсоюзной пропаганды. "Внушите бедняку убеждение, - грозил X. Грили в одной из своих статей, опубликованных в "Лог кэбиы", - что богатые являются его естественными врагами, что они грабят его, лишая того, что им было заработано законным образом, лишая принадлежащего ему по праву места в обществе, и вы не только внушите ему отвращение к работе, зависть, неудовлетворенность и злобу, но и подтолкнете его к действиям с целью вернуть себе то, что у него было незаконно отнято... Внушите ему, что богатые обладают огромными и несправедливо доставшимися им привилегиями и монопольными правами, в результате чего бедняк оказывается втоптанным в землю, и вы практически подтолкнете его - при наличии у него мужества духа - к тому, что он поднимется и предъявит свои права, если это потребуется, с помощью сабли и штыка"^*. "Нью-Йорк трибюн", "Лог кэбин" были не одиноки: по одну сторону классовых баррикад с ними были и другие ведущие газеты крупнейших городов США, финансово зависевшие от подачек крупной буржуазии.

^* (Schlesinger A. M., Jr. The Age of Jackson. Op. cit. P. 295.)

Скорее по традиции, чем по убеждению возражали оппозиционным органам печати "Вашингтон глоб", "Нью-Йорк ивнинг пост" и другие поддерживавшие демократические администрации постджэксоновского периода газеты и журналы. В результате материалы, печатавшиеся в этих периодических изданиях, зачастую представляли собой вялую попытку опровергнуть обвинения в том, что демократы являются "врагами и угнетателями класса коммерсантов", что ими замышляется "проект разрушения банков" или "всеобщее перераспределение собственности... путем равного ее раздела между всеми членами общества" или что они планируют наступление на религию и собираются превратить "церкви в лекционные залы для выступлений безбожников-философов".

Вся сила печатного слова, весь пропагандистский запал буржуазной прессы 30-50-х гг. XIX в. были обращены в основном не против отдельных личностей, которые в конечном счете были исторически преходящими фигурами и которых можно было без особых сложностей заменить даже на посту в Белом доме (восемь президентов за 24 года!), а против того, что считалось основной угрозой власти правящего класса - социального пробуждения пролетариата.

В ноябре 1861 г. К. Маркс писал, что "за последние два десятилетия в Соединенных Штатах выработалась своеобразная практика - не выбирать в президенты людей, которые занимали видное положение в своей партии. Правда, имена таких людей используются для предвыборных демонстраций, но как только наступает решающий момент, от них отказываются и заменяют неизвестными посредственностями, пользующимися влиянием лишь в местном масштабе. Таким путем стали президентами Полк, Пирс, Бьюкенен и другие... Генерал Эндрью Джэксон является последним президентом Соединенных Штатов, который обязан избранием своему личному значению, в то время как все его преемники, наоборот, обязаны этим своей личной незначительности"^*. К. Маркс назвал в числе "неизвестных посредственностей" лишь трех из восьми преемников Э. Джэксона в Белом доме. "Другими" были Мартин Ван Бюрен, Уильям Генри Гаррисон, Джон Тайлер, Закари Тейлор и Миллард Филмор. Ни одному из этих восьми государственных деятелей США не отводится почетной ниши в пантеоне "великих" или хотя бы среди сколько-нибудь уважаемых президентов страны; что же касается большинства из них, то американские историки стараются по возможности реже ссылаться на их фамилии. Так и вспоминаются они время от времени в истории американского государства: кто в связи с самым коротким пребыванием на посту президента, кто в сочетании с каким-то историческим событием или фактом, а кто попросту потому, что о нем нечего вспомнить^**.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 15. С. 390.)

^** (В ходе предвыборной кампании 1836 г. одна из газет придумала прозвище 54-летнему кандидату на пост президента, уроженцу местечка Киндерхук в штате Нью-Йорк Мартину Ван Бюрену - "старый Киндерхук" ("Old Kinderhook") или сокращенно "О. К.". С тех пор и появилось широко известное американское выражение V одобрения и согласия "О'кэй". Преемник Ван Бюрена Уильям Г. Гаррисон пробыл на посту президента всего лишь месяц, скончавшись в результате простуды, схваченной им во время церемонии принесения присяги на пост президента. Он вошел в американскую историю как единственный президент, за период пребывания которого Белом доме газеты не успели опубликовать в его адрес ничего плохого (как, впрочем, и хорошего). Неуважительное прозвище "Его Случайность" сохранилось на все годы пребывания в Белом доме за Джоном Тайлером, оказавшимся неожиданно для всех и самого себя президентом США в результате внезапной кончины своего предшественника У. Гаррисона. "Кто такой Джеймс Полк?" - повторяли из номера в номер газеты партии вигов после того, как этот государственный деятель стал президентом США, сознательно закрепляя в представлении американцев образ "серой личности" в Белом доме. Это им удалось. А. М. Шлезинджер-младший писал, что "в 1937 г. Джеймс Тёрбер (американский писатель-сатирик. - Э. И.) имел все основания изумленно восклицать при виде человека, который спустя 80, а то и более лет после смерти Полка был в состоянии припомнить три факта из его жизни... т. к. из общего числа наших президентов не было менее запоминающегося, чем Джеймс Н. Полк"^***. Помимо малопримечательности свершений этих президентов была у них еще одна общая черта - убежденность в необходимости существования печатного официоза их администраций. Эта роль попеременно доставалась газетам "Вашингтон глоб" (М. Ван Бюрен), "Нэшнл интеллидженсер" (У. Гаррисон, М. Филмор), "Мэдисониан" (Дж. Тайлер), "Юнион" (Дж. Полк, Ф. Пирс, Дж. Бьюкенен), "Рипаблик" (З. Тейлор).)

^*** (Schlesinger A. M., Jr. The Age of Jackson. Op. cit. P. 441.)

30-40-е гг. XIX в. стали поворотными в истории развития американской периодической печати и, в частности, в эволюции ее взаимоотношений с политическими институтами страны. Расширение сети железных дорог с 23 миль в 1830 г, до 9 тыс. миль в 1850 г. открыло перед газетными издателями возможность отказаться от медленной и крайне ненадежной конно-почтовой службы, В мае 1837 г. газета "Балтимор сан" получила текст заявления президента М. Ван Бюрена спустя два часа после того, как этот текст был отправлен железной дорогой из столицы в адрес редакции газеты. В 1841 г. издатели двух газет - одной филадельфийской и одной балтиморской - арендовали на пару специальный локомотив, с которым из Вашингтона в Балтимор, Филадельфию и Нью-Йорк был направлен текст инаугурационного заявления президента У. Гаррисона. В результате - произнесенная в полдень в столице речь новоиспеченного президента фигурировала уже во втором, дневном издании газеты "Балтимор сан".

Подлинную революцию в газетно-издательском деле произвела техническая новинка XIX в. - телеграф. 25 мая 1844 г. из Вашингтона было направлено первое телеграфное сообщение на Американском континенте, которое появилось в тот же день в позднем издании газеты "Балтимор сан". В мае 1846 г. текст послания президента Дж. Полка конгрессу, призывавшего объявить войну Мексике, был направлен телеграфом специально для газеты "Балтимор сан".

Оперативные возможности телеграфа подсказали группе нью-йоркских газетных издателей идею создания объединения нескольких периодических изданий с целью получения новостей телеграфом на регулярной основе. В 1848 г. 6 нью-йоркских газет, назвавшие свое объединение "Ассошиэйтед Пресс", обязались выплачивать совместно 100 дол. за 3 тыс. слов, переданных по телеграфу из Бостона - крупного порта, куда приходили иностранные корабли с последними международными новостями.

При всем том, что телеграф в значительной степени расширял информационные возможности периодической печати, а с ними и возможности оперативного воздействия институтов политической власти па общественность, его появление вызвало настороженную реакцию у политических деятелей США, усмотревших в нем фактор, способный осложнить контроль за тем, что печатается в прессе, и затруднить процесс воздействия на общественное мнение. Президент Дж. Бьюкенен, первым из государственных лидеров США испытавший на себе оперативность и масштабность новых технических возможностей газетно-издательского дела, не скрывал своего крайне отрицательного отношения к опасному нововведению: "Общественное внимание по всей стране находится в состоянии постоянного возбуждения под влиянием так называемых "телеграмм". Они лаконичны, остры и могут быть без труда помещены в провинциальных газетах. В городских изданиях их легко опровергнуть на следующий день, но в масштабе страны ситуация складывается иным образом. Многие из них являются чистейшими фальшивками, особенно те, которые касаются меня"^*.

^* (Keogh J. Op. cit. P. 21.)

В 50-х гг. прошлого столетия из почти 1700 газет, издававшихся в США, более 1600 были связаны с той или иной политической партией, отражали и защищали интересы конкретной политической группировки, содействовали политической карьере ее кандидатов на выборные посты^*. К концу десятилетия относится начало обратного процесса. Появление телеграфа ускорило процесс отмирания партийной печати США. Ускорению этого процесса субъективно способствовал и президент Дж. Полк, который отказался прислушаться к рекомендации бывшего президента Э. Джэксона сохранить за вашингтонской газетой "Глоб" статус официального печатного органа администрации. В 1860 г. было создано правительственное издательство - Government Printing Office, в результате чего газеты и журналы лишились источника государственного субсидирования в форме правительственных заказов на публикацию официальной документации. Отныне единственным источником средств существования печатных органов США становится правящий класс страны.

^* (Burns J. M. The Power to Lead. Op. cit. P. 150.)

Конечно, процесс превращения американской печати в инструмент подчинения общественных интересов интересам правящего класса шел не год и не два, хотя и все более убыстряющимися темпами. Постепенное превращение личностно и партийно-ориентированной периодической печати в классово ориентированную происходило на всем протяжении предшествовавшего Гражданской войне 1861 -1865 гг. периода политической истории США. Нельзя полностью исключать того, что этому обстоятельству в определенной степени способствовало отсутствие влиятельного и активного государственного лидера, который давал бы основание ассоциировать тот или иной государственный политический курс со своим именем или со своей партией. Однако решающим фактором влияния на этот процесс была внутриполитическая обстановка в стране. Характеризуя ее особенности незадолго до начала Гражданской войны, А. М. Шлезинджер-младший писал: "Деловое сообщество (т. е. финансово-экономическая верхушка правящего класса. - Э. И.) страшилось конфликта между социально-политическими группами общества, дабы непрочная и уязвимая ткань коммерции и кредита, широко распространившаяся по всей стране, не оказалась бы грубо нарушенной, вызвав конвульсии на рынке акций, разрушение финансовых активов и расторжение контрактов. Кроме того, многие коммерсанты были особенно тесно связаны с Югом выгодными экономическими узами"^*. "Власть денег" на Севере оказалась тесно связанной экономическими интересами с властью рабовладельцев на Юге.

^* (Schlesinger A. M., Jr. The Age of Jackson. Op. cit. P. 441.)

Оснований для опасений "делового сообщества" США было предостаточно: на протяжении десятилетия, предшествовавшего Гражданской войне, процесс вызревания одного из наиболее глубоких политических кризисов в истории американского государства шел особенно активно в результате серьезного обострения стоявших перед страной социально-экономических проблем. Вопрос о рабстве стал основным вопросом всей политической жизни Соединенных Штатов, причем отношение к нему разделило все американское общество на два непримиримых лагеря, не совпадающих по своим классово-партийным параметрам ни с одной из существовавших в тот исторический период классовых или партийных сил. Конфликт между сторонниками и противниками рабства оказался роковым для партии вигов: 20 марта 1854 г. в городке Рипон в штате Висконсин была создана республиканская партия, Объединившая в своих рядах противников рабства широкого партийно-политического спектра - от вигов до демократов. А через семь лет в Белом доме оказался кандидат этой партии, 16-й президент Соединенных Штатов Авраам Линкольн.

Победа республиканского кандидата на президентских выборах 1860 г. сделала военный конфликт между Севером и Югом, между противниками и сторонниками рабства практически неизбежным. По утверждению политических деятелей и периодической печати южных штатов, А. Линкольн в Белом доме означал "полную потерю независимости штатов", "подрыв принципа частной собственности" и "уничтожение понятия свобода, как такового", а для Юга к тому же еще - разрушение основ экономической и политической жизни. Единственным выходом из создавшегося в результате победы Линкольна положения, писала в ноябре 1860 г. одна из ведущих газет Юга "Ричмонд диспетч", является сецессия. В прессе южных штатов особо подчеркивалась необходимость осуществления сецессии до марта 1861 г., т. е. до официального вступления Линкольна на пост президента, пока в Белом доме хозяйничал протеже рабовладельцев Юга президент Джеймс Бьюкенен. В любом случае, угрожали газеты Юга, противники Линкольна не остановятся ни перед чем, дабы не допустить его в Белый дом. Речь шла об открытом и, при необходимости, вооруженном сопротивлении приходу к власти Линкольна.

20 декабря 1860 г. штат Южная Каролина объявил о своем выходе из "союза с другими штатами, именуемого Соединенными Штатами Америки", мотивировав свое решение тем, что Север избрал президентом человека, "чьи взгляды и цели враждебны рабству", а 4 февраля 1861 г. шесть южных штатов, представители которых собрались в городке Монтгомери в штате Алабама, провозгласили образование Конфедеративных Штатов Америки и избрали Джефферсона Дэвиса временным президентом.

На протяжении предшествовавших выборам 1860 г. пятидесяти лет Север, по убеждению К. Маркса, делал Югу уступку за уступкой, шел на нескончаемые компромиссы, знаменовавшие собой "последовательные этапы агрессивных действий, которые приводили к постепенному превращению Союза в раба рабовладельцев. Каждый из этих компромиссов означал новую агрессию со стороны Юга и новую уступку со стороны Севера"^*. Объяснение этим бесконечным компромиссам буржуазии Севера в ответ на агрессивные действия рабовладельцев Юга следовало искать прежде всего в страхе и тех, и других перед возможностью вступления в борьбу за отмену рабовладения широких народных масс, включая и черных невольников, т. е. перед превращением конфликта между Севером и Югом в социальную революцию. Обоснованность подобных опасений подтверждалась восстанием аболиционистов во главе с Джоном Брауном. Отмежевываясь от Джона Брауна и провозглашенных им целей борьбы с рабством, буржуазные круги Севера, включая и лидеров республиканской партии, вплоть до выборов 1860 г. не решались подвергать сомнению "конституционное право" рабовладельческих штатов сохранять рабство на своей территории при условии его нераспространения на территорию штатов, лежавших к северу от них. Такой позиции в принципе придерживался и А. Линкольн, умеренным лозунгом предвыборной кампании которого в ходе президентских выборов 1860 г. было, как писал К. Маркс, "сопротивление могуществу рабовладельцев"^**. Будучи несомненным противником рабства, Линкольн, однако, назвал восстание Дж. Брауна безумием, категорически отрицал роль своей партии как идейного вдохновителя восстания и утверждал, что подобные действия препятствуют освобождению рабов. Характерно, что подобную точку зрения высказывало и большинство американских газет (включая республиканские), явно отражавших опасения правящего класса по поводу реальной возможности серьезных социальных потрясений.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 15. С. 314.)

^** (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 17.)

Но при всей умеренности и даже непоследовательности позиции, которую занимали Линкольн и его единомышленники из республиканского "центра" в вопросе о ликвидации рабовладения, именно они стали средоточием притяжения сил, выступавших в противовес политическим и экономическим силам южных штатов. Активную поддержку Линкольну оказывала прогрессивная аболиционистская и республиканская периодическая печать Севера. К числу таких прогрессивных изданий относились в первую очередь газеты "Нэшнл ира", а также "Нью-Йорк дейли трибюн". Последнюю газету, выходившую в конце 50-х гг. XIX в. тиражом 300 тыс. экз., К. Маркс называл наиболее влиятельной, ведущей американской газетой^*. Именно на страницах этой газеты были опубликованы в октябре 1861 г. - марте 1862 г. десять статей К. Маркса, восемь из которых были посвящены событиям Гражданской войны в США. В марте 1862 г. К. Маркс прекратил свое сотрудничество с "Дейли трибюн" в связи с усилением в ней влияния сторонников компромисса с рабовладельческими штатами и ее отходом от прогрессивных позиций. К ноябрю 1864 г., т. е. к очередным президентским выборам, претерпело изменение и отношение редактора газеты X. Грили к А. Линкольну, а с изменением личного отношения редактора к президенту изменилась и редакционная политика газеты. "Вы мной недовольны, - недоуменно спрашивал Линкольн у Грили, - что же я такого сделал или не удосужился сделать, чтобы вызвать такую враждебность "Трибюн"?" В конечном итоге X. Грили вернулся в лагерь сторонников Линкольна, но из 17 ежедневных нью-йоркских газет, помимо "Трибюн", президента поддерживали лишь четыре - "таймс", "Ивнинг пост", "Сан" и "Коммершл эдвертайзер".

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 30. С. 387, 414, 425.)

Если согласиться с высказываемым американскими авторами утверждением о том, что чем крупнее историческая личность, тем более злобному поношению она подвергается, то Авраам Линкольн затмил всех своих соотечественников, претендующих на звание "великого президента США", считает американский историк Т. Бейли. Приводимый им в подтверждение этой точки зрения даже значительно урезанный список оскорбительных эпитетов, которыми награждался Линкольн в бытность президентом США, поражает многогранностью злобного воображения его противников, видевших в президенте основного виновника Гражданской войны 1861-1865 гг. и понесенных обеими сторонами человеческих жертв. Нью-йоркский окружной прокурор А. О. Холл, цитируемый Т. Бейли, публично обвинил А. Линкольна во всех известных юриспруденции преступлениях, включая измену, убийство, поджог, грабеж, клятвопреступление, умыкательство, богохульство, непристойное поведение, взяточничество, подлог, нанесение увечий и пр. Оппозиционная пресса взахлеб расписывала "достоверные" сведения о том, что президент получает причитающееся ему жалованье золотыми слитками, тогда как его солдаты вынуждены удовлетворяться обесцененными бумажными долларами, что президент принимает жизненно важные для страны решения, как правило, в состоянии тяжелого алкогольного опьянения и т. п. Подобные "обвинения" с энтузиазмом подхватывались и расписывались уже в деталях на страницах тех периодических изданий как Севера, так и Юга США, которые недвусмысленно встали на сторону рабовладельческого Юга.

Линкольн как-то сказал, что если бы ему пришлось читать и опровергать все то, что печаталось о нем в американской прессе, то "эту лавку (т. е. Белый дом. - Э. И.) пришлось бы закрыть, поскольку ни на что другое просто не оставалось бы времени"^*. Было бы, однако, неверно воспринимать это высказывание Линкольна буквально, рисуя его государственным деятелем, занятым исключительно отправлением ответственных обязанностей главы американского государства и не заботящимся о том, что писалось и говорилось о нем в стране.

^* (Newsweek. 1981, January 26. P. 31.)

Уже в первые месяцы своего пребывания на президентском посту Линкольн сознательно отказался от идеи создания официального печатного органа правительства по образу и подобию столичной газеты "Глоб", вполне резонно полагая, что в этом случае возможности выхода Белого дома на широкую общественность будут ограничены всего лишь одной газетой, тогда как контакты с другими периодическими изданиями будут практически сведены на нет. С ведома Линкольна была достигнута негласная договоренность с редакторами и издателями ряда газет о том, что они будут получать представляющую для них интерес информацию из первых рук, т. е. от официальных представителей администрации, включая самого Линкольна, в обмен на благожелательное отношение к президенту и проводимому им государственному курсу. Американский исследователь взаимоотношений американских президентов с прессой Дж. Поллард писал, что Линкольн, строя свои отношения с представителями печати, знал, в каких случаях ему следует быть "мудрым, как змея", а в каких - "неявным, как голубок".

В стремлении подчинить прессу контролю со стороны Белого дома Линкольн предоставлял газетчикам ответственные посты в администрации, соблазнял их всевозможными материальными благами. В первые же недели своего президентства Линкольн, по замечанию газеты "Нью-Йорк геральд", своими назначениями на правительственные посты буквально оголил рабочие помещения симпатизировавшей ему газеты "Нью-Йорк дейли трибюн". Сарказм "Геральда" - "северного адвоката Юга", как называл эту газету К. Маркс, отражал позиции ее владельца и главного редактора, "пресловутого Беннета", который "прежде распоряжался в Вашингтоне правительствами Пирса и Бьюкенена через своих "специальных представителей", корреспондентов, и который "пытался опять добиться такого же положения окольным путем"^*. Джеймс Беннет отнюдь не был принципиальным противником "сотрудничества" прессы с Белым домом, о чем свидетельствовали его взаимоотношения с предшественниками Линкольна. Дело было в том, что с установлением более тесных связей президента с газетой "Нью-Йорк дейли трибюн" некогда неограниченные возможности влияния самого Беннета на американскую политику были сведены к нулю. Если же к чувству обиды Беннета на Линкольна прибавить и его личные политические и идеологические симпатии к рабовладельческому Югу, то станет понятным поведение газеты "Нью-Йорк геральд" и ее главного редактора в ходе Гражданской войны в США.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 15. С. 493.)

К. Маркс в статье "Американский вопрос в Англии", опубликованной в октябре 1861 г. в газете "Нью-Йорк дейли трибюн", привел следующую выдержку из лондонского журнала "Экономист": "В разгар спора (менаду Севером и Югом. - Э. И.) не было недостатка в нью-йоркских газетах и нью-йоркских политиках, которые советовали воюющим сторонам, поскольку они вывели крупные армии на поле сражения, использовать их не друг против друга, а против Великобритании, с тем чтобы примирить внутренние раздоры, в том числе и по вопросу о рабстве, и вторгнуться на британскую территорию без предупреждения и с подавляющими силами". В числе нью-йоркских газет, игравших провокационную роль в ходе Гражданской войны в США, ведущая роль принадлежала беннетовской "Нью-Йорк геральд", чьи попытки "втравить Соединенные Штаты в войну против Англии преследовали лишь одну цель: обеспечить успех сецессии и помешать движению за возрождение Севера"^*. Манипулирование фактами, ставшее отличительной чертой антиправительственных выступлений Беннета в печати в интересах рабовладельческого Юга, Линкольн метко назвал попыткой выдать "конский каштан за коня каштановой масти"^**. Неприязненное отношение к Беннету и его газете, однако, не только не помешало, но даже, более того, способствовало решению Линкольна в преддверии очередных президентских выборов 1864 г. предложить Дж. Беннету пост посла США во Франции. Немаловажную роль в стремлении Линкольна перетянуть Беннета на свою сторону играло, скорее всего, то обстоятельство, что "Геральд" была наиболее широко читаемой в Европе американской газетой, игравшей существенную роль в формировании отношения европейских политических кругов к США в целом и к находившейся у власти администрации в частности.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 15. С. 317.)

^** (Nixon Richard. The Real Peace. Boston, 1984. P. 25.)

История донесла до наших дней эмоциональное обращение Линкольна к газетчикам, рассчитанное на завоевание среди них большего числа сторонников, столь необходимых президенту в условиях раздиравшей страну Гражданской войны. Давая интервью газете "Нью-Йорк геральд", Линкольн заявил: "У прессы нет лучшего друга, чем я; никто не готов в такой степени, как я, признать ее огромную силу, ее неимоверную мощь как во имя добра, так и во имя зла. Я хотел бы, чтобы она всегда была на моей стороне, если бы это было можно, ведь так много, так очень много зависит от здравого общественного мнения... Задумывались ли вы, джентльмены, столь основательно контролирующие общественное мнение, задумывались ли вы когда-нибудь над тем, как вы можете облегчить бремя людей, находящихся у власти, - этих злосчастных горемык, отягощенных заботами, тревогами и ответственностью? Какую же поддержку вы могли бы оказать им, если бы только проявили готовность постоянно и искренне содействовать им, терпеливо снося их в тех случаях, когда они, как вам кажется, совершают ошибки, и воздавая им должное хотя бы за их добрые намерения, когда эти ошибки не носят столь уж явного характера"^*. Подобные увещевания не приносили сколько-нибудь ощутимых плодов.

^* (Hertz Emanuel. Lincoln Talks. New York, 1939. P. 273.)

Накал антилинкольновской печатной пропаганды не спадал ни на одном из этапов Гражданской войны. Оппозиционная периодическая печать встречала в штыки буквально каждое решение и заявление президента. Газета "Чикаго таймс" негодующе откликнулась на Геттисбергское послание президента Линкольна в ноябре 1863 г.: "Щеки американцев должны покрыться краской стыда при чтении этих глупых, плоских и грязных заявлений человека, которого мы вынуждены представлять умным иностранцам в качестве президента Соединенных Штатов"^*. Газета "Нью-Йорк уорлд" опубликовала фальшивое послание о дополнительной мобилизации 400 тыс. резервистов, приписанное ею президенту Линкольну, а после выдвижения республиканским съездом в 1864 г. на пост кандидатов в президенты и вице-президенты США А. Линкольна и Э. Джонсона дала волю своим взглядам на этот счет: "В период кризиса самых ужасных масштабов... страну просят рассмотреть претензии на наиболее высокие посты в правительстве со стороны двух невежественных, третьестепенных, провинциальных юристов"^**.

^* (Presidential Studies Quarterly. V. XII. No. 1. 1982, Winter. P. 47.)

^** (Bailey H. A., Jr. (Ed.). Op. cit. P. 296.)

Враждебные нападки на политический курс администрации далеко не всегда сходили с рук периодическим изданиям оппозиции. По прямому указанию Линкольна было закрыто издание газеты "Чикаго трибюн", запрещено несколько выпусков газет "Нью-Йорк уорлд" и "Джорнэл оф коммерс" (за публикацию упоминавшегося выше фальшивого президентского послания о мобилизации), а 13 тыс. противников войны, в том числе и ряд редакторов газет, были арестованы. Любопытным, если не парадоксальным фактом является то, что в условиях существования военной цензуры в годы Гражданской войны в тюрьму были брошены лица, выступавшие против войны, т. е. против политического курса администрации Линкольна, но не те, кто печатал на страницах своих газет секретнейшую информацию о дислокации, вооружении и тактических планах вооруженных сил северян. В те годы, как отмечал А. М. Шлезинджер-младший, "конфедераты получали больше информации от репортеров Севера, чем от шпионов Юга"^*.

^* (Schlesinger A. M., Jr. The Imperial Presidency. Boston, 1973. P. 335.)

Задолго до того как стать президентом Соединенных Штатов, в январе 1838 г., в своем первом из известных истории выступлений перед слушателями мужского лицея в Спрингфилде, штат Иллинойс, Авраам Линкольн назвал насилие, столь распространенное в США, главной угрозой американским политическим институтам. Имеются основания полагать, что понятие насилия толковалось Линкольном в самом широком смысле и включало, помимо естественно предполагаемого физического насилия, также и духовное насилие над личностью. В своем исследовании "Кризис доверия" А. М. Шлезинджер-младший в числе факторов, способствующих распространению насилия, называет деятельность средств массовой информации, которые "закрепляют агрессивные и разрушительные импульсы и могут преподать с одинаковым успехом как уроки морали, так и методы насилия"^*. Автор излагал эти суждения в связи с очередным политическим убийством в США - убийством Р. Кеннеди, однако, как представляется, они могли с таким же успехом относиться и к более раннему периоду американской истории. Назвав насилие американским образом жизни, А. М. Шлезинджер-младший отмечает, что многие политические и духовные лидеры американского государства, в том числе и те, кто стоял у истоков его образования, зачастую оправдывали применение любых средств, включая убийство, если причина казалась им уважительной, а конечный результат оказывался достойным одобрения.

^* (Schlesinger A. M., Jr. The Crisis of Confidence. Boston, 1969. P. 13, 12, 25-26.)

Нет ничего удивительного в том, что взгляды подобного рода, подкрепляемые открыто провокационными выступлениями оппозиционной администрации Линкольна периодической печати Севера и Юга, привели к трагической гибели 16-го президента США от руки убийцы, убежденного в том, что, убивая "тирана", он выполняет свой "патриотический долг" и "спасает страну".

Вечером 14 апреля 1865 г. в сопровождении нескольких друзей семьи президент и его жена выехали в театр Форда. Обязанность охраны ложи президента во время театрального представления была возложена на некоего Джона Паркера, как выяснилось позднее, неоднократно вызывавшего нарекания со стороны своего начальства из-за пьянства. Уже после покушения следствием было установлено, что Джон Бут сидел в это время в соседнем с театром баре и что в ответ на замечание одного из своих собутыльников, что Бут никогда не станет таким же популярным актером, каким был его отец, Бут с улыбкой заявил: "Когда я навсегда покину сцепу, я буду самым известным человеком в Америке". Именно па этот вечер и была намечена заговорщиками террористическая акция против президента. Одновременно, согласно разработанному до деталей заговору, другой его участник Пэйн в сопровождении еще одного заговорщика Герольда направлялся верхом к дому государственного секретаря США Сьюарда - второй намеченной жертвы. Спешившись у дома Сьюарда, Пэйн вошел в дом и сказал слуге-негру, что ему поручено передать находившийся у него в руках пакет в руки государственного секретаря, поскольку-де в пакете находится прописанное врачом лекарство, способ применения которого он должен лично сообщить Сьюарду.

Шел третий акт пьесы "Наш американский кузен", когда у дверей президентской ложи появился Джон Бут. Отведенный охраннику стул у входа в ложу пустовал - Паркеру попросту надоело сидеть, не имея возможности наблюдать за театральным действием, и он решил заглянуть в находившуюся поблизости таверну. Открыв дверь и держа наготове пистолет, Бут вошел в ложу, неслышно ступая по ковру. Подойдя вплотную к сидевшему к нему спиной Линкольну. Бут выстрелил тому в голову. Отбросив еще дымящийся пистолет в сторону, он со словами: "Так извечно будет с тиранами", выхватил нож, которым успел ранить нескольких бросившихся на него лиц из окружения президента. Дальнейшие события развивались молниеносно - Буту удалось вырваться из ложи, хотя при этом он сломал себе ногу, а затем и из столь знакомых ему театральных закоулков. У дверей театра его ждала лошадь, вскочив на которую он скрылся от преследователей. A тем временем Пэйн совершил покушение на государственного секретаря Сьюарда, ранив его и еще четырех человек, включая двух сыновей Сьюарда.

Линкольн умер в соседнем с театром Форда доме на следующее утро, так и не придя в сознание.

Редакции целого ряда оппозиционных администрации газет были разгромлены толпами американцев после того, как было опубликовано сообщение о гибели президента.

Буту удавалось скрываться в течение 12 дней после совершения покушения, пока в Вашингтоне не были получены сведения о его местопребывании. На его поимку в штат Вирджиния был направлен отряд солдат. Сельский амбар, в котором, согласно полученной информации, прятался Бут вместе со своим сообщником Герольдом, был окружен в ночь на 26 апреля 1865 г., и заговорщикам было предложено сдаться. Из подожженного солдатами амбара вышел с поднятыми руками один Герольд, но в пламени разгоравшегося пожара была видна фигура опирающегося на костыль Бута с карабином в руках. Затем он выхватил револьвер, раздался выстрел, и Бут упал, пораженный в голову. Его успели вытащить из пожарища, но утром следующего дня он умер. До сегодняшнего дня остается не до конца выясненным, была ли сразившая его пуля выпущена им самим из собственного револьвера, или же его смертельно ранил сержант Бостон Корбетт, настаивавший на том, что именно он убил Бута "по указанию всевышнего", в надежде на получение львиной причитавшегося за поимку Бута вознаграждения. Через несколько месяцев, в июле 1865 г., по решению военного суда несколько участников заговора было приговорено к смертной казни и повешено.

Первое в американской истории убийство президента страны приглушило на очень короткое время остроту выступлений оппозиционной печати, стимулировав одновременно поток подчас незаслуженно хвалебных печатных материалов в поддерживавших администрацию газетах и журналах в адрес вступившего на пост президента США очередного "выходца из низов", некогда зарабатывавшего на жизнь портняжным ремеслом 56-летпего Эндрью Джонсона. Зная о Э. Джонсоне, по-видимому, в основном лишь то, что писали о нем (зачастую, как оказалось, с собственных слов нового президента) в американской периодической печати в тот период, К. Маркс счел возможным назвать Джонсона в Обращении Международного Товарищества Рабочих "человеком труда" и выразить надежду на успешное завершение им дела, начатого его предшественником.

Разочарование в конкретных намерениях и деловых способностях Э. Джонсона наступило у К. Маркса очень быстро, что служит еще одним свидетельством того, что он располагал на начальном этапе лишь поверхностной, скорее всего газетной информацией о новом президенте США. Уже в конце июня 1865 г. К. Маркс пишет Ф. Энгельсу: "Политика Джонсона не нравится мне. Смехотворна его напускная строгость по отношению к отдельным лицам; но до сих пор он крайне неустойчив и слаб на деле. Реакция в Америке уже началась и скоро очень усилится, если до сих пор царившей расхлябанности немедленно не будет положен конец"^*. А еще через год с лишним в письме Франсуа Лафаргу К. Маркс уже откровенно выражает удовлетворение но поводу поражения партии Э. Джонсона на промежуточных выборах 1866 г. в конгресс, в ходе которых президент открыто встал па путь соглашательства с плантаторами южных штатов и выступил против предоставления неграм избирательных прав.

^* (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 31. С. 106.)

Та часть американской прессы, которая продолжала выступать с позиции необходимости предоставления негритянскому населению страны гражданских прав, не скрывала своего отрицательного отношения к "наглому выпивохе", занимавшему президентское кресло в Белом доме, и содействовала распространению слухов о непосредственном участии Э. Джонсона в организации покушения па А. Линкольна., В публиковавшихся в так называемой радикальной прессе США статьях президента обвиняли в разработке совместных с южанами планов лишения Севера политической власти, поддерживали заявление видного идеолога противников рабства конгрессмена Т. Стивенса о том, что Э. Джонсон является "чужеземным врагом, гражданином иностранного государства... и, следовательно, не имеет права быть президентом"^*.

^* (Э. Джонсон родился в штате Южная Каролина, в годы Гражданской войны в США входившем в состав Конфедеративных Штатов Америки.)

За годы своего президентства Э. Джонсон дал больше интервью представителям прессы, чем кто-либо из его предшественников в Белом доме, явно стремясь задобрить журналистов и расширить возможности своего влияния на общественное мнение страны, с первого же дня появления Джонсона на национальном политическом посту давшее ему оскорбительную кличку "Энди-пьянчужка". (В день принесения торжественной присяги па пост вице-президента США Э. Джонсон появился на церемонии в явном подпитии - "пропустил рюмочку-другую с устатку и для храбрости", утверждали его друзья.) Особенно участились его встречи с дружественно и нейтрально настроенными журналистами по мере осложнения отношений с политически влиятельными членами его собственного кабинета министров и значительной частью конгресса. Именно с этих пор частые интервью президента Э. Джонсона представителям печати положили начало ставшим с годами традиционными президентским пресс-конференциям.

После промежуточных выборов 1866 г. и вплоть до президентских выборов 1868 г. шел неуклонный процесс падения авторитета и, главное, способности Э. Джонсона влиять на политический механизм страны, приведший в конечном итоге к рассмотрению в конгрессе США вопроса об импичменте президента по одиннадцати статьям обвинения в нарушении законов американского государства. Для вынесения сенатом решения об импичменте Джонсона не хватало всего лишь одного голоса. В Белом доме остался прежний хозяин, по вплоть до самого последнего дня пребывания Джонсона на посту президента у пего, по утверждению Дж. Кио, была "самая худшая пресса, чем у кого-либо из президентов до него"^*. Даже его собственная демократическая партия не решилась выдвинуть Джонсона кандидатом на пост президента США в 1868 г., отдав предпочтение X. Сеймуру, который, однако, потерпел поражение на выборах от кандидата республиканцев, популярного в стране генерала и героя Гражданской войны Улисса С. Гранта.

^* (Keogh J. Op. cit. P. 23.)