Предисловие

Было бы неправильно сказать, что современные американо-китайские отношения обойдены вниманием исследователей. За истекшее десятилетие советскому читателю был предложен большой выбор публикаций по этой проблеме, что вполне естественно. Отношения между ведущей капиталистической державой и наиболее крупным государством Азии объективно представляют собой одно из самых важных двусторонних звеньев в цепи современной мировой политики. А поскольку это звено приобрело за последние годы несколько странные очертания (что дало основание некоторым зарубежным политологам говорить о его "треугольном" характере), значение изучения этого звена, имеющего очевидные глобальные измерения, представляется особенно существенным.

Однако в последнее время создается впечатление некоторого повторения различными авторами основных узлов и композиционных ходов данной проблемы. Это связано прежде всего со стремлением в каждой работе непременно трактовать отношения между США и Китаем целиком, рассматривая всю совокупность многообразных форм и связей между ними, все последствия этих связей для общей международно-политической ситуации. В лучшем случае каждая последующая работа дополняет новым информационным материалом тот временной отрезок, который отделяет ее от предшествующего издания.

Между тем произведения подобного, синтетического плана особенно уместны и своевременны в качестве работ пионерских, открывающих ту или иную принципиальную проблему. В нашем случае этот период завершился где-то в середине 70-х годов - завершился анализом причин и долговременных последствий сближения между Вашингтоном и Пекином на конкретном материале первого его этапа, кульминацией которого стали визит в КНР тогдашнего американского президента Р. Никсона в феврале - марте 1972 г. и принятие так называемого Шанхайского коммюнике.

Обобщающие работы весьма уместны также в качестве завершающего этапа исследования проблемы. Очевидно, однако, что такой этап в случае с американо-китайскими отношениями не наступил. Они поставлены "на поток" и, несмотря на целую серию акций, предпринятых на рубеже 70 - 80-х годов, по-видимому, еще не достигли периода окончательного оформления.

В нынешней обстановке наиболее плодотворным способом углубления в проблематику американо-китайских отношений представляется их аналитическое исследование, тщательный профессиональный разбор каждого из многих узлов данном проблемы, выявленных в процессе предыдущего анализа. Только на основе такой работы могут быть получены результаты, которые создадут предпосылки для нового, действительно плодотворного синтеза.

Предлагаемая вниманию читателей книга А. А. Нагорного и А. Б. Парканского "США и Китай: экономические и научно-технические аспекты китайской политики Вашингтона" представляет собой работу именно этого плана. Авторы предприняли попытку основательно рассмотреть одну проблему в рамках сложнейшего "американо-китайского комплексам".

В работе подобного плана весьма важно с самого начала верно определить место рассматриваемого вопроса во всей совокупности проблематики двусторонних отношений. Авторы справились с этой задачей. Они справедливо подчеркивают, что изначально развитие экономических аспектов американо-китайских отношений не принадлежало к числу главных побудительных мотивов сближения между двумя странами. До конца 60-х годов экономические связи между США и КНР практически были равны нулю. Для Соединенных Штатов в условиях их послевоенного доминирования в рамках мировой капиталистической системы хозяйства и учитывая небольшое (примерно 6 - 7% валового национального продукта) значение внешнеторговых связей в их общем хозяйственном комплексе проникновение на китайский рынок не представлялось вопросом первостепенной важности. Что касается научно-технических связей, то была очевидной неспособность китайской стороны предложить что-либо такое, что было бы в состоянии заинтересовать американскую сторону (если не считать Китай как интереснейший объект исследования для американских историков, лингвистов, социологов, культурологов, а. также исследователей более прикладного плана).

Что касается КНР, то в обстановке острой борьбы за власть, замаскированной леворадикальной фразеологией, столь характерной для общественной атмосферы периода так называемой "культурной революции", экономические проблемы вообще и внешнеэкономические связи в частности превратились в проблемы второстепенные и даже в определенном смысле "низменные", недостойные внимания "истинных революционеров", занятых делом "нанесения ударов по штабам" и "разбивания собачьих голов" своим истинным и мнимым политическим противникам.

В результате, как уже отмечалось советскими и зарубежными исследователями, мотивировка американо-китайского сближения на первом его этапе лежала прежде всего и главным образом в политико-идеологической плоскости. Для Вашингтона со всей остротой встал вопрос о восстановлении своей глобальной политической маневроспособности после индокитайского поражения. А поскольку эту задачу предстояло решать в принципиально новых для США условиях складывавшегося военно-стратегического паритета с Советским Союзом и невозможности (в том числе и по внутриполитическим соображениям) изменить данную тенденцию, США пришлось искать дополнительные силовые резервы не только на традиционных путях наращивания военной мощи, но и в сфере "нетрадиционной" внешнеполитической активности.

Основным полем приложения такой активности стал маоистский Китай, превратившийся в результате разрыва с Советским Союзом и другими государствами социалистической системы в идеальную точку приложения концепции "баланса сил" - основного, глобального стратегического ориентира "политических реалистов", возглавивших американскую внешнеполитическую машину после прихода в белый дом Р. Никсона.

Что касается Мао и его группировки, то главный мотив сближения с США состоял в фиксировании и утверждении своего нового, "автономного" статуса на международной арене, а также в стремлении "перехватить" и торпедировать процесс улучшения советско-американских отношений. Немаловажными уже на той стадии были и более конкретные антисоветские стратегические соображения. "То, чего хотели китайцы (от США. - В. Л.), было отнюдь не проявление пустой благожелательности или даже практические шаги, подобные тем, которые лежали в основе предшествовавшего диалога, такие, как признание, членство в ООН, урегулирование взаимных претензий, различного рода обмены. Они хотели заверений стратегического характера, какого-то рассеивания преследовавшего их кошмара враждебного окружения. Именно это готова была предложить им новая (никсоновская. - В. Л.) администрация", - свидетельствует в своих мемуарах такой авторитетный эксперт по данному вопросу, как Г. Киссинджер¹.

¹ (Henry Kissinger. White House Years. Little Brown and Cº, 1979 г. c. 685)

Учитывая вышеизложенное, вряд ли следует переоценивать значение тех конкретных форм, какие приняли начальные этапы американо-китайского сближения. Тактика "малых шагов", которую избрала американская администрация, приступая к "новому курсу" в отношении КНР, и которая состояла в основном в постепенном размораживании различного рода второстепенных экономических ограничений и запретов, представляла собой не столько приманку в экономической сфере, сколько сигнал в сфере политической и довольно тонкий ход в сфере психологической.

Что касается политической области, то речь шла о заявке на "большие шаги" с помощью "шагов малых". Пекину сообщалось, что "лед тронулся", что Вашингтон готов к крупномасштабным политическим контактам и создает для этого подходящие условия, используя те инструменты, которые находятся под рукой.

Психологическая тонкость состояла в одностороннем характере "малых шагов". В то время как за кулисами на уровне тайной дипломатии затевался, как выяснилось впоследствии, оживленный диалог, на поверхности Соединенные Штаты в течение определенного времени ограничивались монологом, предпринимали малозначащие жесты в отношении КНР, которые не встречали соответствующей ответной реакции. По замыслу американской стороны (и. по всей очевидности, замысел этот в значительной степени реализовался) было чрезвычайно важно для придания импульса нормализации американо-китайских отношений, для стимулирования благожелательной ответной реакции Пекина компенсировать китайский "комплекс неполноценности", порожденный и действительной слабостью Китая по сравнению с США, и вполне реальными воспоминаниями о столь недавней антикитайской экспансионистской деятельности Вашингтона, и ситуацией, связанной со страстным желанием Мао имитировать великодержавное величие при отсутствии адекватной силовой базы для этого.

В подобной обстановке небольшие конкретные "невзаимные" действия способствовали созданию своего рода "компенсирующего" психологического эффекта, порождали условия для последующих уступок Пекина Вашингтону без столь очевидной "потери лица", как это имело бы место в иных обстоятельствах. "Шанхайское коммюнике" продемонстрировало готовность маоистов именно к такой "ответной реакции".

Итак, на первом этапе американо-китайского сближения экономические соображения были лишь вспомогательным инструментом в развитии крупномасштабной политической игры.

Такое положение сохранялось вплоть до второй половины 70-х годов. На страницах данной книги это обстоятельство проиллюстрировано весьма убедительно. Из предлагаемых вниманию читателей конкретных данных явствует, что на этом этапе не было создано сколько-нибудь прочного и спонтанно действующего механизма торгово-экономических связей. Колебания (весьма значительные) годичных показателей двусторонней торговли были непосредственно связаны с эволюцией политической конъюнктуры. Торговые связи составляли сумму нескольких конкретных договоренностей, которые приурочивались обычно к тем или иным визитам на высоком уровне и служили чем-то вроде "гарнира" к политическим соглашениям, а иногда и успокоительной заменой соглашений несостоявшихся.

Во всяком случае, в середине 70-х годов, когда подошел к концу первый, "эйфорический" этап американо-китайского сближения и наметилась довольно определенная заминка на пути дальнейшего развития связей между Вашингтоном и Пекином, объем торговли между двумя странами также заметно сократился. Конечно, частично это было результатом относительно хороших урожаев в Китае в эти годы и меньшей потребностью в импорте зерновых. Однако главная причина состояла в жесткой обусловленности экономических связей характером и уровнем политических отношений и их очевидным приоритетом в расчетах обеих сторон.

Второй этап американо-китайского сближения, начавшийся весной 1978 г. (с визита в КНР советника президента Картера по вопросам национальной безопасности 3б. Бжезинского) и пришедший на смену застою середины 70-х годов, несколько сместил мотивировочные акценты, хотя и не изменил их полностью.

Что касается Соединенных Штатов, то главным новым обстоятельством в этот период стала их болезненная реакция на успешное завоевание китайского рынка их главными конкурентами - Японией и ФРГ, а также рядом других западноевропейских государств.

В этой гонке на первом месте с большим отрывом шла Япония. Эта страна, валовой национальный продукт (ВНП) которой к концу 70-х годов достиг уровня ВНП Англии и Франции, вместе взятых, и превысил половину амернканского¹, превратилась в крупнейшего экономического гиганта азиатско-тихоокеанского региона. В отличие от США ее территориальная близость к Китаю, частичная "совместимость" их экономик (особая потребность Японии в ряде видов сырья, которыми располагает Китай), страстное желание диверсифицировать источники сырьевого обеспечения в условиях энергетического кризиса более естественным образом стимулировали развитие торгово-экономических отношений. Кроме того, японские деловые круги более чем кто бы то ни было другой знакомы со спецификой китайского рынка, производственными возможностями и теми сторонами национального психологического склада, который имеет непосредственное отношение к деловым взаимосвязям.

¹ (Japan as No I. Lessons for America. Ezra F. Fogel, 1979, Harvard University Press, Cambridge (Mass.), London, England, c. 10.)

Эти и некоторые другие причины обусловили то особенно быстрое экономическое проникновение Японии в Китай (или, точнее, возврат японских монополий на китайскую часть Азиатского континента), которое последовало за установлением дипломатических отношений между двумя странами летом 1972 г. Если в политической "нормализации" отношений с КНР Токио отстал от Вашингтона и в значительной степени был "переигран" (а говоря проще, обманут) своим старшим партнером, то в экономической сфере положение оказалось совершенно иное. К рубежу 70 - 80-х годов объем японо-китайской торговли составлял 6,5 - 7 млрд. долл., тогда как соответствующий американо-китайский показатель 2 - 2,5 млрд. долл. Уже в середине 70-х годов такая тенденция стала вызывать в американских политических и деловых кругах озабоченность, тем более что проблема американо-японской конкуренции за китайский рынок являлась лишь частью более крупной и более серьезной для Вашингтона проблемы ослабления под натиском конкурентов своих экономических позиций в мире вообще. В сознании многих представителей американского делового мира и ряда консервативных политиков быстрое продвижение Японии на китайский рынок прямо ассоциировалось с такими фактами, как хронический огромный дефицит торгового баланса в торговле США с Японией, успешная конкуренция японских монополий с американскими на самом американском рынке, в том числе в таких цитаделях экономики США, как сталелитейная и автомобильная промышленность, с отвоевыванием у США все новых позиций в. торгово-экономической сфере в азиатско-тихоокеанском регионе, в Латинской Америке и ряде других районов мира.

В условиях резко обострившейся конкуренции, нарастания нестабильности капиталистической экономики, "сырьевого голода" Соединенные Штаты обнаружили тенденцию менее пренебрежительно относиться к китайскому рынку, каким бы второстепенным он ни представлялся, если сопоставить его действительные и даже потенциальные возможности с возможностями таких американских партнеров, как, например, Канада, Япония или западноевропейские государства. Итак, экономическая мотивация сближения США с КНР на втором этапе этого сближения с американской стороны несколько возросла, хотя она по-прежнему остается подчиненной основным политико-стратегическим соображениям.

В тот же период существенные новые элементы в подходе к американо-китайским отношениям проявились и на другой, китайской стороне.

Вторая половина 70-х годов началась для КНР весьма значительными внутриполитическими событиями. Смерть Мао Цзэдуна в сентябре 1976 г. и арест месяц спустя его главных помощников и проводников его курса на протяжении большей части предшествовавшего десятилетия (так называемой "банды четырех") положили начало серии важных перемен в области внутренней политики. На первом этапе этих изменений доминирующим был этап эйфорического националистического оптимизма. Была провозглашена политика "четырех модернизаций", предусматривавшая превращение Китая в великую современную индустриальную державу к началу следующего столетия.

Однако вскоре эта амбициозная программа, основанная скорее на пожеланиях, чем на конкретных расчетах и планах, была фактически заморожена. Ее сменил трехлетний план "упорядочения экономики", который затем был продлен на неопределенное время.

Проект "четырех модернизаций" в его первоначальном виде был подвергнут критике - как еще одно воплощение печально знаменитого "большого скачка", а не план, основанный на сколько-нибудь серьезных экономических соображениях. В конце 70-х годов в КНР выявилась тенденция к сокращению капиталовложений в тяжелую промышленность, стремление к некоторому облегчению бедственного положения широких слоев населения и созданию на этой основе предпосылок для его более эффективного вклада в общественное производство.

Все эти зигзаги и колебания были связаны как с объективными трудностями нахождения оптимальной модели социально-экономического развития для такой огромной, многонаселенной и экономически отсталой страны, как Китай, хозяйство которого было к тому же развалено в ходе серии маоистских экспериментов, так и с целым рядом субъективных моментов. К последним прежде всего относится непрекращающаяся борьба за власть между различными группировками в Пекине, каждая из которых обвиняет своих противников в неправильном подходе к комплексу социально-экономической проблематики или по меньшей мере в конкретных ошибках в области управления хозяйством.

Однако при всех противоречиях и непоследовательности общим знаменателем для послемаоистского периода в истории КНР является существенное повышение значения проблем социально-экономического развития в системе "национальных приоритетов". Вряд ли это обстоятельство обусловлено, как считают некоторые западные китаеведы, сознательным и "обратимым" выбором группировки Дэн Сяопина. Такой "выбор" представляет собой в действительности единственно возможный путь выхода из того катастрофического положения, в котором оказался Китай в результате маоистской политики. Постоянные перемены планов и "урегулирования" последнего периода свидетельствуют о том, что на этом пути обнаруживаются все новые и новые препятствия.

Так, или иначе, принятие более рационалистического подхода к экономическим и некоторым другим внутриполитическим проблемам при сохранении националистической и антисоветской внешнеполитической ориентации обусловило смещение Пекином некоторых мотивировочных акцентов в процессе его сближения с Вашингтоном. На одно из первых мест выдвинулось стремление обеспечить развитие ключевых отраслей экономики с помощью западной технологии, капиталов и технических специалистов. Если при Мао экономические контакты с США мыслились в значительной степени как полезное, но второстепенное дополнение к стратегической игре, то в настоящее время стратегическое сближение с Западом представляется Дэн Сяопину и его единомышленникам средством, гарантирующим подключение КНР к западным источникам технологии и, в более широком плане, к мировой капиталистической системе хозяйства.

При этом все большее место пекинские руководители уделяют отношениям именно с Соединенными Штатами. Причины этого особого интереса находят подробное и обстоятельное объяснение в данной работе. В первую очередь это относится к технико-экономическим контактам с США. Китайские лидеры учитывают при этом, что в целом ряде областей (включая военную экономику) США сохраняют за собой технологическое превосходство и имеют многочисленных весьма удобных посредников в лице американских ученых и бизнесменов китайского происхождения.

Итак, на втором этапе американо-китайского сближения в рамках этого многостороннего процесса произошло известное повышение экономических факторов и мотивировок.

В книге подробно и обстоятельно рассказывается о том, в какие конкретные организационные, договорно-правовые и торгово-экономические формы воплощалась в последние годы эта тенденция.

Однако следует отметить, что большее внимание к экономическим аспектам в рамках развития американо-китайских отношений отнюдь не означает того, что они уже превратились в "спонтанный", самодовлеющий фактор и будут более или менее гладко развиваться при любых политических обстоятельствах. Напротив, на пути их дальнейшего развития лежит немало препятствий.

Прежде всего эти препятствия коренятся в противоречивой и нестабильной внутриполитической обстановке, продолжающей сохраняться в КНР. Поиски Пекином рациональной экономической модели выявили серьезные противоречия, которые сказываются на нынешней обстановке в Китае и имеют довольно длительную временную протяженность. Принятие на вооружение стратегии "четырех модернизаций" сразу же показало явное несоответствие между автаркистским, националистическим характером внешнеэкономической политики правящей группировки в КНР и императивами экономического развития страны, которые предполагают нахождение оптимального места Китая в международном разделении труда и не в последнюю очередь налаживание естественной взаимовыгодной кооперации со своими соседями.

У этой проблемы есть две стороны. Одна состоит в том, что быстрое развитие внешнеэкономических связен, мотивируемое националистическим стремлением обзавестись как можно скорее экономической базой для проведения "полноценно великодержавного" курса, обладает своей собственной логикой, весьма отличной от всего того, на что рассчитывают те, кто закладывает предпосылки для проведения в жизнь данной стратегии. Действительно, серьезное развитие торгово-экономических и научно-технических контактов с Западом вообще и с Соединенными Штатами в частности - это процесс, который не может быть ограничен исключительно "оперативно-технологическими" рамками. В таком случае он обречен на провал, ибо плоды экономики и технологии, порожденные определенным типом общественных отношений, неизбежно окажутся не более чем чуждым экзотическим "бантиком", попав в совершенно иной контекст производственных отношении и трудовых навыков. Эта проблема неизбежно начнет остро сказываться, как только плоды иностранной технологии выйдут за пределы единичного уровня (т. е. того уровня, когда они могут внедряться и поддерживаться в искусственной для данного социума обстановке "особого" наблюдения и использования для их эксплуатации "особых" кадров) и перейдут на уровень массовый или "нормальный" для китайской среды.

И действительно, сразу же после того, как в условиях эйфорической конъюнктуры начального периода "четырех модернизаций" было закуплено большое количество иностранной техники, эта проблема стала особенно острой. Субъекты живого и овеществленного труда оказались несовместимыми, и не только потому, что ощутилась острая нехватка специалистов, но и в более широком смысле потому, что возникли эти "субъекты" в слишком разной социальной и культурно-цивилизационной среде. В результате огромное количество иностранной техники оказалось лишь мертвым грузом; готовность к ее освоению не вышла за "единичный" уровень стратегического планирования.

Преодоление этого противоречия невозможно на чисто технологическом, организационном уровне (даже если включать сюда обучение значительного количества технически грамотных кадров). Принятие западной технологии в таких масштабах, чтобы это имело действительно общенациональное значение, невозможно без того, чтобы отважиться на определенный тип социальной политики, а, следовательно, на весьма важные и далеко идущие преобразования политической структуры. И здесь "модернистско-националистические" амбиции Дэн Сяопина и некоторых его наиболее верных сторонников сталкиваются с уже сложившимся за предшествующий период типом автаркического национализма, получившим в советской политической литературе наименование "военно-бюрократической диктатуры".

Борьба между этими двумя вариантами национализма в современном Китае находит довольно явственное отражение в идеологической дискуссии относительно того, с какой опасностью актуальнее бороться - с пережитками капитализма или феодализма.

Во многих публикациях китайской прессы последних лет проводится мысль о том, что на современном этапе социально-экономического и политического развития КНР наиболее важными и опасными являются пережитки не столько капитализма, сколько феодализма. Даже в выступлениях китайских руководителей отмечалось, что нынешнее китайское общество "во многих аспектах несет в себе родимые пятна старого", феодального общества, в том числе и в сфере экономики. По мнению китайских авторов, в таком единстве, ставшем возможным благодаря исключительно быстрому скачку от "демократической" революции к "социалистической", пережитки феодализма в сознании не только широких масс населения, но и многих кадровых работников оказались сильными и живучими. А поскольку в процессе революции главными объектами борьбы стали силы капитализма, то позиции феодализма, а также "бюрократического капитализма" не были разгромлены до конца.

К числу пережитков феодализма в социально-экономической сфере относятся такие известные положения программы "банды четырех:", как попытки ограничить развитие производительных сил общества посредством серии жестких, строго регламентированных установлений, отрицательное отношение к техническому прогрессу, упор на внеэкономические формы отношений и стимулов в процессе производства, упор на автаркическое хозяйство против товарного производства, создание "феодальной (по своей сути) государственно-монополистической системы управления"¹.

¹ (Основные аспекты китайской проблемы. М., 1976, с. 53.)

Подобные идеологические конструкции отражают борьбу между сторонниками приобретения материальных атрибутов политики величия, не останавливаясь перед такими социальными изменениями, которые необходимы для действительного подключения к экономике Запада, и сторонниками сохранения и утверждения традиционных автаркическо-националистических форм экономической и политической жизни. При этом к последним принадлежат отнюдь не только оставшиеся в аппарате власти сторонники "банды четырех", но и многие из числа реабилитированных после "культурной революции" кадровых работников, продолжающие тяготеть к восстановлению привычных для них форм и стиля политической жизни и административного управления, сложившихся в период, непосредственно предшествовавший внезапному удару маоистском группировки "по штабам". Сейчас многие западные синологи склоняются к мнению, что весьма крупным препятствием на пути решения задач, поставленных Дэн Сяопином и его единомышленниками, является бюрократия среднего и низшего звена, которую отличают "трусость, робость, уклонение от ответственности". "Будут вездесущей - пишет одни из них, - бюрократия может парализовать все, и в связи с этим задача Дэна намного усложняется"¹.

¹ (S. Leys. Changes in Communist China. - "Dissent". N. YM 1979, vol. 26, № 3, c. 295.)

Многие кадровые работники, как в центре, так и в особенности на местах, опасаются вероятных социальных последствий обширных внешнеэкономических контактов. К ним прежде всего относится неизбежное расширение различий в жизненном укладе между городом и деревней, между приморскими районами, где влияние заграницы будет сказываться особенно интенсивно, и внутренними провинциями с их отработанной веками автаркической устойчивостью и упругостью.

Серьезные различия в быту, стиле и методах работы возникнут и между той частью рабочего класса, которая будет непосредственно причастна к иностранной технологии, и слоями, занятыми на китайском производстве и работающими по сложившимся в Китае критериям. Создание смешанных предприятий после вступления в силу соответствующего законодательства сделает особенно явной данную тенденцию и вполне может породить волну ностальгии по левацкой уравнительной демагогии периода "культурной революции". Опыт Ирана (разумеется, в иных обстоятельствах и в совершенно иной идеологической оболочке) продемонстрировал, какие поистине колоссальные возможности таятся в массовом традиционалистском противодействии стратегии ускоренной модернизации, пренебрегающей урегулированием ее негативных социальных последствий.

Вторая сторона проблемы состоит в том, что модернистский вариант национализма в КНР, ополчаясь против анахроничных автаркических форм, сам не выдвигает программы гармоничного развития экономики КНР, которое неизбежно включало бы развитие внешнеэкономических связен с другими странами. На данном этапе сохраняется жесткая зависимость между экономическими контактами с Западом и императивами внешнеполитической стратегии Пекина. Это было продемонстрировано еще раз после прихода к власти в США администрации Рейгана, когда обострение споров по тайваньскому вопросу немедленно отразилось на отношениях в сфере экономической и научно-технической.

Со стороны Соединенных Штатов дальнейшее интенсивное расширение экономических связей с КНР порождает целый ряд проблем долговременного стратегического характера.

Когда представители американского бизнеса наблюдают за тем, как широко и энергично их японский конкурент развивает контакты в торгово-экономической области с Китаем, у многих из них не может не возникать вопрос, а не содействуют ли развитые капиталистические страны превращению Китая в конкурента, который, использовав некоторые достижения западной технологии, в сочетании с собственной дешевой рабочей силой создаст новые серьезнейшие проблемы для торгово-экономической экспансии США, Японии и других капиталистических государств сначала в азиатско-тихоокеанском регионе, а затем и в других районах мира.

В качестве модели подобного развития событий можно привести историю отношений в торгово-экономической и научно-технической сферах между Японией и Южной Кореей. Усиленные японские капиталовложения в южнокорейскую экономику с середины 60-х и до середины 70-х годов привели к еще одному, вслед за японским, на этот раз "малому экономическому чуду". Между прочим не в последнюю очередь оно было достигнуто посредством разработки и применения на практике стратегии так называемых "анклавов" - географически локализованных районов на южнокорейской территории, где допускалась практически полностью бесконтрольная деятельность иностранных монополий в определенных отраслях экономики.

Результатом такой политики явилось создание на южнокорейской территории довольно значительных очагов ориентированной на экспорт экономики, обладающей (учитывая относительную дешевизну южнокорейской рабочей силы) большим конкурентным потенциалом. Неудивительно, что во второй половине 70-х годов США и Япония столкнулись с острым соперничеством со стороны Южной Кореи (а также Тайваня и ряда других стран азиатско-тихоокеанского региона) по целой группе изделий (текстиль, бытовая электроника и др.), по которым ранее они не встречали сколько-нибудь серьезного вызова со стороны.

Есть конкретные свидетельства того, что проблемы подобного рода уже возникают и в отношениях между США и КНР. В предлагаемой книге читатели найдут подробное описание первого тура "текстильной войны" между двумя странами, которая носила весьма ожесточенный характер и привела к задержке подписания американо-китайского торгово-экономического соглашения. В случае широкого развертывания экономической и научно-технической помощи США в развитии экономического потенциала КНР совершенно очевидно, что эта помощь будет использоваться (в той мере, в какой ее использование вообще возможно по причинам, изложенным выше) не на создание пресловутого "миллиардного китайского рынка для импорта американских потребительских товаров", о котором время от времени мечтают некоторые наивные американские бизнесмены, а на создание искусственных "экспортных анклавов", отгороженных непроницаемой стеной от внутренних социально-экономических структур и предназначенных для выколачивания иностранной валюты в "государственных интересах", т. е. в интересах великодержавной политики Пекина.

Итак, существует реальная перспектива повышения конкурентоспособности китайской экономики в немногих, по важных для США отраслях в относительно короткий временной период, а следовательно, и реальная проблема возникновения нового опасного конкурента для США, созданного их же руками, в условиях, когда они и без того из года в год теряют свои позиции на мировом рынке, а по некоторым показателям - и на собственном, американском рынке.

У этой проблемы имеется еще одна важная сторона: активизация на рубеже 80-х годов военно-технологической помощи Вашингтона Пекину (о конкретных аспектах этой помощи подробно рассказывается на страницах книги).

В стремлении использовать "китайский фактор" в интересах антисоветской глобальной стратегии администрация президента Картера пошла по пути содействия в укреплении китайского военного потенциала.

Однако подобная линия не вызывает единодушного одобрения в правящих кругах США. Среди некоторых слоев этих кругов (как либеральных, так и консервативных) существуют опасения, что такой курс может принести больше неприятностей не Советскому Союзу, а самим Соединенным Штатам и их союзникам в Азии.

Их аргументация сводится к тому, что достаточно широкая помощь КНР и области военной и "полувоенной" технологии не может быть строго локализована и канализирована на развитие китайского военного потенциала только в тех сферах, которые "неприятны" Советскому Союзу.

Невозможно, предоставляя КНР усовершенствованные ЭВМ, избежать содействия развитию китайского стратегического потенциала. Но такое содействие, учитывая нынешний, уже достигнутый уровень развития китайских ракетно-ядерных систем, будет прежде всего способствовать усовершенствованию точности и надежности межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и созданию системы БРПЛ. Это породит добавочные стратегические проблемы прежде всего для Соединенных Штатов, создав для них "второй очаг уязвимости", и резко снизит надежность американских ядерных и иных гарантий в отношении союзников, расположенных в зоне Тихого и Индийского океанов.

В результате всех этих соображений многие американские военно-политические стратеги колеблются между желанием укрепить китайский военный потенциал в интересах "противостояния" КНР Советскому Союзу и повышения тем самым американской политической и стратегической маневроспособности и нежеланием создавать потенциально опасного военного соперника.

Что касается развития американо-китайских торговых, экономических и научно-технических связей на двусторонней основе, то это естественный процесс, который неизбежно сопровождает установление нормальных отношений между двумя странами, тем более если речь идет о таких крупных государствах, как США и КНР, которые к тому же имеют давние традиции торговых связей, восходящих, как это весьма уместно напоминают авторы настоящей книги, к концу XVIII в., т. е. к периоду, когда США только появились в качестве независимого государства.

Естественные вопросы и сомнения возникают тогда, когда экономические и научно-технические связи между Соединенными Штатами и Китаем превращаются в один из инструментов рискованной великодержавной игры, направленной на то, чтобы попытаться с помощью "китайской карты" переиграть вновь "холодную войну" и добиться для США таких позиций в мире, которых не удалось добиться в иной, значительно более благоприятной для них обстановке.

Подробный и объективный анализ всей совокупности этих сложных и неоднозначных проблем экономического и научно-технического сотрудничества между США и КНР, который дается авторами предлагаемой книги, будет способствовать лучшему пониманию читателем нынешнего состояния и перспектив американо-китайских отношений.

В. П. Лукин