В политических ползунках

I

В начале 1910 года Д. Мак, прокурор округа Датчес, штат Нью-Йорк, заехал в контору "Картер, Ледиард и Мелбурн" подписать бумаги. Между ним и Франклином завязалась беседа. Горячий приверженец демократической партии, Д. Мак предложил юному юристу выставить свою кандидатуру на выборах в легислатуру штата Нью-Йорк. Ф. Рузвельт не раздумывая согласился. Через несколько дней он съездил в город Пугкипси, где был представлен местным лидерам демократов. ФДР в общем понравился: политические дельцы учли обаяние фамилии Рузвельтов, а также сообразили, что у Франклина можно выудить в партийный фонд изрядную по масштабам провинциальной организации сумму денег.

Франклин Д. Рузвельт в это время обладал довольно поверхностным политическим опытом. Вопросы партийной принадлежности для него в сущности были безразличны. В 1898 году, когда республиканец Т. Рузвельт был избран губернатором штата Нью-Йорк, Франклин писал из Гротона домой: "Мы дико обрадовались, узнав об избрании Тедди". В 1900 году Франклин - член гарвардского клуба республиканцев, активный участник факельного шествия в поддержку кандидатур республиканской партии на президентских выборах - Маккинли и Рузвельта. В 1904 году, первый раз принимая участие в выборах, Франклин отдал голос за дядю Тедди. Не высокие соображения, а порядок поступления предложений - первой оказалась демократическая партия - определил партийное лицо Ф. Рузвельта. Он стал демократом.

Приготовления к кампании не были сложными, разве пришлось сначала умиротворить дядюшку Тедди. Ныне безработный государственный деятель Т. Рузвельт мог одной неуместной фразой уничтожить политическое будущее Франклина. Теодор обещал промолчать о своем племяннике в политических выступлениях, хотя и не одобрил выбор им партии. Когда в округе стала известна кандидатура демократов, местная газета "Пугкипси Игл" 11 октября 1910 г. заметила: "Демократы сделали новое и ценное открытие - они сыскали Франклина Д. Рузвельта... Мистер Рузвельт окончил Гарвардский университет и делает первый шаг в политике. Полагают, что его вклад в избирательную кампанию значительно превышает четырехзначную цифру, отсюда ценность открытия... Мы уверены, что сенатор Шлоссер не будет обеспокоен выдвижением кандидатуры мистера Рузвельта". Ф. Рузвельт передал в избирательный фонд 2500 долларов.

Он всегда ассоциировал себя с силами прогресса. В кампании 1910 года прогресс олицетворял единственный в округе ядовито-красный автомобиль без ветрового стекла с исполинскими медными фарами фирмы "Максвелл". Франклин взял его на прокат. Ретрограды, лишь взглянув на машину, уверенно предсказали жалкий конец всего предприятия: автомобиль перепугает лошадей и фермеры, а они составляли большинство избирателей, в отместку провалят Рузвельта на выборах. Франклин, однако, верил в прогресс.

Он украсил автомобиль флагами, уселся в него и отважно двинулся навстречу судьбе. С какой скоростью? Биографы расходятся в показаниях по этому важному для потомства пункту. А. Шлезингер консервативно считает, что автомобиль "передвигался со скоростью двадцать миль в час". Ф. Фрейдель, как и надлежит самому большому знатоку жизни ФДР, придерживается золотой середины: "Они могли покрывать двадцать две мили в час". А. Барнс в своей книге, признанной в США лучшей политической биографией Рузвельта, утверждает: машина "ехала со скоростью двадцать пять миль в час и привлекала большое внимание"^*.

^* (A. Schlesinger, The Crisis of the Old Order 1919-1933, L., 1957, p. 342; F. Freide1, Franklin D. Roosevelt. The Apprenticeship. vol. 1, p. 91; J. Burns, Roosevelt: the Lion and the Fox, N. Y" 1956, p. 33.)

Биографы точно установили одно обстоятельство: когда поблизости оказывалась группа фермеров с лошадьми, "Максвелл" уместно отказывал. Приходилось запрягать лошадей, чтобы вызволить кандидата в сенат из беды. Дело не обходилось без шуток. Избиратели воочию убеждались, что будущий сенатор в их руках, и до конца использовали возможность указать непрактичному горожанину на преимущество лошади перед автомобилем. Ф. Рузвельт неизменно оказывался внимательным и вежливым слушателем.

То была деревенская идиллия, сельская пастораль. Стояло нежаркое бабье лето, окрасившее в яркие цвета рощи по обочинам дорог. Выезжали из Гайд-парка рано по утру и весь день проводили среди избирателей. Короткие речи на перекрестках, в ригах и просто перед зеваками. Рузвельт быстро приобретал навыки американского политика: автоматически широкая улыбка и крепкое рукопожатие. "Зови меня запросто - Франклин, а я тебя буду звать..." Том, Джон, Билл и т. д. Или: "Я не оратор, конечно, но мои друзья...". На одном из собраний, будучи представленным, Франклин начал: "Я не Тедди...". Естественно, смех. "Вчера один плутоватый мальчишка сказал мне, что он знает, что я не Тедди. Я спросил его - почему? Он ответил: "Потому, что вы не показываете зубов". Всеобщее ликование толпы. При всем этом Франклин оказался из рук вон плохим оратором. Элеонора под конец кампании решилась послушать политическую речь мужа. Он говорил с громадными паузами, и любящая женщина с ужасом думала о том, что раз прерванная речь больше не возобновится.

Содержание выступленией Ф. Рузвельта не отличалось большой глубиной. Он обрушился на "боссизм" в органах управления штата (то есть захват власти кучкой продажных политиканов). Один из них, Л. Пэн, в округе Чатэм во время выборов вписывал имена умерших в избирательные списки. Когда обман раскрылся, он объяснил, что не видит в этом ничего худого: ведь он знал, как бы они проголосовали, будучи живыми. Ф. Рузвельт не подчеркивал партийных граней, настаивая, что в борьбе за "чистые" нравы в политике он ищет поддержки "хороших" республиканцев.

Собственно, чтобы побудить избирателей, обычно поддерживавших республиканскую партию, на этот раз проголосовать за кандидата демократов, Ф. Рузвельт и затеял свое автомобильное турне. Город Пугкипси проблемы не представлял - в нем всегда побеждали демократы; камнем преткновения были сельские округа площадью в 25 тыс. кв. миль. Фермерам и уделил основное внимание Рузвельт. Республиканцы, сначала сбросившие со счетов молодого кандидата, спохватились поздно. Лишь в конце кампании они выдвинули против Франклина обвинение в том, что он служит в юридической фирме Уолл-стрита, обслуживающей гигантские корпорации. "Ну и что, - рассудила консервативная часть избирателей-республиканцев, - тогда этот молодой демократ не испорчен идеями Брайана, а следовательно, ближе к нам, чем к своей партии".

Хотя злые языки совершенно неосновательно утверждали, что Франклин Рузвельт победил только потому, что в день выборов шел дождь и многие избиратели-фермеры поленились съездить на участки, его успех отражал наступление демократической партии по всей стране. Ф. Рузвельт победил Шлоссера 15 708 голосами против 14 568 (в 1908 г. Шлоссер одержал победу большинством в 2070 голосов). По всей стране демократическая партия значительно усилила свои позиции: теперь ей принадлежало почти три пятых мандатов в палате представителей, большинство в обеих палатах легислатуры штата Нью-Йорк, а В. Вильсон был избран губернатором штата Нью-Джерси.

Друзья Ф. Рузвельта высоко оценили его успех: лишь второй раз со времен гражданской войны в округе избирался кандидат демократической партии. Коллеги Франклина на Уолл-стрите с понимающей улыбкой слушали о том, что двадцативосьмилетний политик собирается схватиться со столетним драконом коррупции властей штата. Один из них лукаво написал Франклину: "Если поздравление от "биржевой клики" не ранит ваши нежные политические чувства, тогда я шлю вам мои сердечные поздравления...", на что Франклин ответил: "Уоллстрит в целом вовсе не так плох, как я выяснил за четыре года пребывания там".

II

Легислатура штата Нью-Йорк работает в крошечном городке - Олбани, столице штата. Депутаты - сенаторы и члены палаты представителей штата - получали скромное вознаграждение - 1500 долларов в год. По этой и другим не менее основательным причинам законодатели не жили в Олбани, а съезжались лишь на время сессии, снимая недорогие комнаты в пансионе. Жены и дети, разумеется оставались дома. В январе 1911 года Рузвельты всей семьей переехали в Олбани, Франклин за 400 долларов в месяц арендовал трехэтажный дом на Стейтс-стрит. ФДР был доволен новым жильем. С характерным для него в те годы снобизмом он заметил: "Приятно жить в трехэтажном, а не шестиэтажном доме".

Случая отличиться на политическом поприще долго искать не пришлось. В те годы сенаторы от штата Нью-Йорк выбирались не населением, а членами легислатуры. Партийная машина организации демократической партии в городе Нью-Йорке - Таммани - предложила кандидатуру У. Шихана. В сущности этот делец с довольно темным прошлым сам напросился в кандидаты, щедро оплатив будущие услуги Таммани. Честолюбивый Шихан считал, что его пребывание в "клубе миллионеров", как еще называли в те годы сенат, очистит его от скверны сомнительных сделок и превратит в респектабельного старого джентльмена.

Кандидатура Шихана по разным мотивам вызвала оппозицию среди группы депутатов-демократов легислатуры от сельских округов. Франклин оказался среди них; он прекрасно понимал, что выступление против Таммани придется по сердцу избирателям его округа, в большинстве своем республиканцам. Франклин обрушился с горячими Филиппинами на Шихана и партийного босса Таммани Ч. Мэрфи. Это был отважный, но отнюдь не опрометчивый шаг - в конечном счете Таммани не контролировала избирательный округ Ф. Рузвельта.

Оппозиционеры нашли дом Рузвельтов удобным для регулярных совещаний, и Франклин очень быстро стал лидером группы. Репутация дома Рузвельтов как гнезда заговорщиков закрепила за ним это положение, да и газетчикам было удобно брать интервью - адрес был известен. Правда, сигарный дым из библиотеки - там-то и дислоцировалась штаб-квартира борцов за правду в рядах демократической партии - заставил перевести детские со второго этажа на третий. Но домашние неудобства были ничем по сравнению с политическим опытом, который стремительно набирал Франклин. Элеонора также достаточно наслушалась политических споров: гости засиживались далеко за полночь, и хозяйке, естественно, приходилось подкреплять их силы.

Титаническая битва вылилась в яростную брань. Юный сенатор оказался на высоте; что до существа спора, начатого на словах как "чистая политика" против "боссизма", то "вместо великого сражения противоположных сил борьба стала напоминать войну в изображении Льва Толстого - запутанные схватки людей и отдельных групп"^*. Исход десятинедельного сражения оказался плачевным: оппозиционеры в конце концов согласились поддержать кандидатуру судьи Дж. О'Гормана, куда более тесно связанного с Таммани, чем Шихан. Обе стороны торжествовали победу.

^* (J. Burns. Roosevelt: the Lion and the Fox, p. 79.)

Подводя итоги, Ф. Рузвельт сообщил избирателям: "Есть только одно средство. Ч. Ф. Мэрфи и ему подобных нужно выкорчевать с корнем, как вредные сорняки... Тем из вас, кто любит охоту, больше не надо ездить в скалистые горы Канады или джунгли Африки, штат Нью-Йорк дает возможность лучшей охоты... И эта охота идет, хищники уже начинают падать. Американский гражданин вновь сражается за свою свободу". Таммани не замедлила с ответом. Доверенный агент Мэрфи поставил в известность газеты, что речь идет о "глупеньком хвастовстве ограниченного и самодовольного парня.., который столь же равен политику, как равна цирку зеленая горошина". Кое-кто из членов оппозиционной группы, имевших денежные интересы в пределах досягаемости Таммани - в городе Нью-Йорке, основательно поплатился за свое свободомыслие. Ф. Рузвельт записал в свой актив известность далеко за пределами штата Нью-Йорк.

Черту под борьбой против Шихана подвел президент Франклин Д. Рузвельт, который, рассказав о ней министру труда Фрэнсис Перкинс, закончил: "Теперь и вы знаете, что я был отвратительно низким парнем, когда впервые вступил в мир политики"^*.

^* (F. Perkins, The Roosevelt I Knew, N. Y., 1948, p. 13.)

Современники не рассмотрели неприглядных качеств в сенаторе Ф. Рузвельте, они находили его разве ужасающе аристократичным для прогрессивного деятеля. Франклина считали высокомерным, в газетах обычно помешалась лишь одна фотография ФДР - в цилиндре, пенсне, с кислой, презрительной миной. На самом деле облик сверхуверенного политикана скрывал очень честолюбивого, легко ранимого и застенчивого молодого человека. Франклину нельзя было отказать в искренности, когда он иной раз отклонял приглашения выступить с речью, ссылаясь на свое неумение складно говорить на людях.

Как обычно случается с такими людьми, он был излишне настойчив по пустякам в словесных дуэлях в сенате. Председательствующий, выслушав какой-то очередной горячий призыв Ф. Рузвельта к чему-то, свирепо закричал: "Ладно, сенатор Рузвельт добился своего. Ему нужен всего-навсего заголовок в газетах, а теперь займемся делами".

Политический облик Ф. Рузвельта во время двухлетнего пребывания в сенате остался неопределенным. После некоторых колебаний он высказался за предоставление права голоса женщинам, боролся за качество молока для детей в бедных семьях и лучшее обслуживание иностранных моряков в порту Нью-Йорка, решительно выступил против профессионального бокса и состязаний по бейсболу по воскресеньям. Он был даже против ограничения рабочей недели для юношей от 16 лет до 21 года 54 часами. Франклин настаивал, что профсоюзы не должны прибегать к бойкоту в трудовых конфликтах, и считал закономерным подавление стачек силой. В то время стал ощущаться недостаток в людях для национальной гвардии. Она использовалась для разгрома стачек, и оказалось очень трудным пополнить ее ряды. Желающих служить в организации, запятнавшей себя карательными функциями, было немного. Франклин оказался среди тех, кто поддержал в легислатуре предложение об учреждении специальной полиции штата для борьбы с организованным рабочим движением.

Каким образом такой послужной список мог закрепить за Ф. Рузвельтом славу прогрессивного сенатора? Все зависит от места и времени, а главное - он быстро изменял свои взгляды в соответствии с настроениями в стране. То было время стремительного роста левых настроений в Соединенных Штатах, подъема борьбы против засилья монополий. Что правящие классы должны были считаться с этим, вне всякого сомнения, доказывает принятие антитрестовского законодательства. На словах по крайней мере конгресс был против отвратительных злоупотреблений баронов-разбойников монополистического капитала. Иначе поступить было нельзя - Америка бурлила. На подступах к избирательной кампании по выборам президента 1912 года социалисты набирали силы. На всю страну звучали пламенные речи лидера американских социалистов Ю. Дебса, влияние боевых элементов в рабочем движении США стремительно нарастало. И хотя оппортунисты плели свою сеть в партии, имена Уильяма Д. Хейвуда, Чарльза Е. Рутенбарга, Уильяма З. Фостера и др. стали известны не только передовым рабочим. Их неутомимая, вдохновенная деятельность является одной из лучших страниц в истории рабочего движения США.

Ветеран советской американистики профессор Л. И. Зубок в капитальном исследовании, посвященном этому периоду, пишет: "Однако добиться решающего влияния в социалистическом движении они не могли. Это объясняется главным образом тем, что левые не имели единой, боевой, марксистской, революционной программы. Состав их был довольно разношерстным. Среди них были индустриальные социалисты из союза ИРМ и синдикалистской лиги, основная линия которых была синдикалистской; левые в социалистической партии признавали необходимость для пролетариата боевой революционной партии и самостоятельных политических действий. Среди левых не было последовательных марксистов: они не понимали необходимости борьбы за диктатуру пролетариата. Большинство левых считало, что немедленно после завоевания рабочим классом власти будет создана индустриальная республика"^*.

^* (Л. И. Зубок, Очерки истории рабочего движения в США, 1865-1918, Соцэкгиз, 1962, стр. 503-504.)

Джек Лондон, создавший в 1907 году "Железную пяту", а в 1910 году "Революцию", воспевал классовую борьбу и необходимость объединения пролетариата. Бунтарские идеи будоражили духовный мир Америки, сметая старый консерватизм и наивный провинциализм. Дело явно шло к поляризации сил на политической арене Соединенных Штатов, и, хотя марксизм был очевидно слаб в Новом Свете, бурное возрождение хотя бы джэксонианства и деятельность "разгребателей грязи" от Л. Стеффенса до Т. Драйзера явились очищающей бурей в психологическом климате американского общества. Владимир Ильич Ленин в статье "Успехи американских рабочих", написанной в 1912 году, отметил один только факт: тираж американской социалистической газеты "Призыв к разуму" достиг миллиона экземпляров. "Эта цифра, - подчеркнул В. И. Ленин, - миллион экземпляров социалистической газеты, которую бесстыдно травят и преследуют американские суды и которая растет и крепнет под огнем преследований, - показывает нагляднее, чем длинные рассуждения, какой переворот близится в Америке"^*.

^* (В. И. Ленин, Успехи американских рабочих, Полное собрание сочинений, т. 22, стр. 109.)

Руководители как демократической, так и республиканской партии чувствовали знамение времени и понимали, "какой поворот" примут события. В. Вильсон летом 1912 года говорил: "Существует громадное скрытое недовольство, которое может найти себе выход. Республиканцы выставят Тафта, и, если демократы не выставят кандидата, который сможет быть принят народом как выразитель его протеста, возникнет радикальная третья партия, и в результате выборов мы будем недалеки от революции"^*. Дядюшка Тедди не мог тягаться в тонком политическом анализе с В. Вильсоном, совсем недавно сменившим кафедру истории в Принстонском университете на губернаторское кресло, но он давно понял, что рано ушел с политического поприща. Т. Рузвельт открыл кампанию по выборам себя в президенты. "Мы за свободу, - кричал он на митингах, - но мы за свободу угнетенных...". Выстрел фанатика, взбудораженного решимостью Т. Рузвельта сломать традицию - никогда еще президент не выбирался на третий срок, - не остановил его. С пулей в груди он прохрипел: "Я произнесу эту речь или умру". Тедди произнес эту речь, но, появившись в качестве кандидата в кампании 1912 года, фатально расколол республиканскую партию - теперь от нее выступали два кандидата.

^* (R. Baker, Woodrow Wilson, Life and Letters, vol. 3, N. Y., 1930, p. 225.)

Спор политических исполинов, по американской мерке, разумеется, был близок Франклину - он уже присмотрелся к В. Вильсону. Сильнейшее брожение умов также не обошло его стороной, разящий звон идейного оружия раздавался по стране. Хотя это оружие было совсем некачественным, гром стоял от океана до океана. Франклин внес свою лепту. 1912 год отмечен его первым выступлением политико-философского характера, в котором он пытался объяснить причины широкого недовольства трудящихся и расцвета, хотя и позднего, радикальных идей в Америке.

Выступая 3 марта 1912 г. в Трое, штат Нью-Йорк, он отметил, что "конкуренция полезна лишь до определенного момента, ныне мы должны добиваться сотрудничества, которое начинается там, где кончается конкуренция". Франклин тщательно избегал терминов, принятых тогдашними американскими социалистами, поэтому предпочел назвать указанное сотрудничество "борьбой за свободу общества скорее, чем за свободу индивидуума". В этой элегантной терминологии Ф. Рузвельт и представил глубокий конфликт между монополиями и народом, что марксистам известно как противоречие между общественным характером производства и частным присвоением продуктов труда.

Опасаясь возможных упреков в радикализме, он тут же объяснил, что "сотрудничество" применительно к монополистической практике выглядит следующим образом. "Если мы назовем этот метод регулированием, люди возденут руки в ужасе и закричат: "антиамериканизм" или "опасно", но если мы назовем тот же процесс сотрудничеством, те же мудрецы заявят: "прекрасно сделано". "Сотрудничество в этом виде, - настаивал Ф. Рузвельт, - делает монополию несовременной. Теперь мы понимаем, что размеры треста сами по себе не являются по необходимости злом. Трест является злом, поскольку он монополизирует в интересах немногих и до тех пор, пока это продолжается: общество должно изменить эту практику". Подобная философия, несомненно, встретила бы радушный прием в Национальной ассоциации промышленников.

Теория Ф. Рузвельта подкреплялась практикой. Важнейшей частью "сотрудничества" в интересах общества он считал сохранение естественных ресурсов. В речи в Трое он указал: "Если мы можем предсказать сегодня, что государство (иными словами, народ в целом) скоро будет диктовать данному человеку, сколько деревьев он может вырубить, тогда почему мы не можем, не став радикалами, заявить, что настанет время, когда государство будет заставлять фермера возделывать посевы, выращивать скот или лошадей? Ведь если я, допустим, имею ферму в сто акров и она у меня не используется и зарастает травой, разве я не уничтожаю свободу общества (под которой мы имеем о виду счастье и благосостояние) в такой же мере, как это делает сильный мужчина, болтающийся без дела и отказывающийся работать"^*.

^* (F. Freidel, Franklin D. Roosevelt. The Apprenticeship, vol. I, pp. 132-133.)

Под знаком сохранения естественных ресурсов в доступных ему масштабах штата Нью-Йорк прошла деятельность сенатора Ф. Рузвельта в 1912 году. Он пригласил главного лесничего США Г. Пинчо, который прочитал лекцию для членов легислатуры о необходимости сохранения лесов. Пинчо показал им старую китайскую картину, относившуюся к 1500 году. Очаровательная зеленая долина, к которой только прикоснулся топор лесоруба, и современный фотоснимок той же долины. Раскаленные солнцем камни, безжизненные холмы и песок, гонимый ветром. Настояния Ф. Рузвельта провести широкие меры по сохранению естественных ресурсов, в первую очередь лесов, в штате Нью-Йорк в общем оказались не слишком успешными: могущественные лесные и деревообделочные компании выступили против. "Я не могу понять, - взорвался Франклин, - почему люди, которые имеют денежные интересы в том или ином деле, никогда не видят дальше шести дюймов под собственным носом".

Людские ресурсы входят в понятие естественных ресурсов, и поворот Рузвельта в сторону поддержки социального законодательства в известной степени объясняется именно этим, хотя толчком к нему явилось широкое недовольство трудящихся. К концу двухлетнего пребывания в сенате он поддержал многие законопроекты, улучшавшие условия труда. Теперь Ф. Рузвельт был за 54-часовую неделю для юношей. На заключительной стадии обсуждения билля, перед голосованием, нехватало кворума - в зале не оказалось одного сенатора, который был известен как сторонник этого билля. Он спокойно спал дома. За ним послали, а чтобы предотвратить закрытие заседания, что означало бы провал законопроекта, Франклин взял слово. Он прибег к типичной обструкции: начал читать подробную лекцию по орнитологии. Жизнь птиц ФДР изучил с детства и знал предмет превосходно. Раздраженное замечание одного из присутствующих, что это не имеет отношения к рабочему законодательству, Франклин отвел, заявив: "Я пытаюсь доказать, что сама природа требует меньшего рабочего дня". Тем временем заспанный сенатор появился в зале заседания, и законопроект был принят.

Примерно в эти же годы, преодолев упорное сопротивление Сары, желавшей видеть Гайд-парк таким же, как при жизни мужа, Франклин прикупил земли и начал ежегодно засаживать склоны от дома к реке деревьями - от тысячи до четырех тысяч ежегодно. В основном тополь и сосна. Друзья не связывали это с его теоретическими воззрениями, а рассматривали увлечение посадками как проявление заботы о земле, обычной в аристократических семьях.

III

В 1910 году Вудро Вильсон был избран губернатором штата Нью-Джерси усилиями полковника Д. Харви, близкого к дому Морганов. Мультимиллионеры возвели консервативного профессора истории на первую ступень лестницы к посту президента. Считается, однако, что к 1912 году монополисты разочаровались в самостоятельной политике и двигали в президенты более покладистого деятеля. Как бы то ни было, Ф. Рузвельт душой и сердцем был с В. Вильсоном, получившим славу самого прогрессивного губернатора в Соединенных Штатах. Осенью 1911 года он совершил паломничество к Вильсону и обещал сделать все, чтобы обеспечить ему поддержку в штате Нью-Йорк. Если учесть отношения Франклина со всемогущей Таммани. то обещание было самонадеянным.

В конце июня 1912 года демократы наводнили Балтимору, там собрался их конвент, чтобы "назначить будущего президента". Франклин сколотил небольшую, но очень шумную фракцию в делегации штата Нью-Йорк. Мэрфи, контролировавший большинство представителей штата, игнорировал ее. Несколько дней в громадном зале, арендованном для конвента, бушевали страсти. Первоначально в качестве кандидата лидировал Ч. Кларк из штата Миссури. Но сторонники Вильсона вели громадную работу, выбросив лозунг: "Выдвинуть Вильсона, и все тут!". Голосование сменялось голосованием без решающего результата. Агенты Кларка наняли около двух с половиной тысяч человек, которые заполнили галереи зала. Их усилия - вопли и свист в пользу Кларка в течение часа - были оплачены. Привратники, стоявшие у дверей, были подкуплены: в зал не допускались лица, не носившие значка сторонников Кларка.

В этих трудных условиях Ф. Рузвельт проявил прекрасное знание тонкостей американской политической борьбы и распорядительность. В решающий день проводилось уже 46-е голосование, оказавшееся последним, - он провел своих людей в зал. У каждого красовался на груди жетон с именем Кларка. Не успели еще произнести с трибуны имя В. Вильсона, как дико завывавшая толпа ринулась вперед, призывая голосовать за него. Впереди шествовал приплясывавший Франклин, размахивая громадным плакатом "Штат Нью-Йорк!". Мэрфи со своими единомышленниками остались на местах, они-то знали, что демонстранты не представляют партийной машины штата. В колонне неизвестных лиц, заполнивших проходы, были видны рассыльные в ливреях из бостонских отелей, поспешно завербованные самозванцами. Вильсон был выдвинут на пост президента от демократической партии.

Теперь предстояло подумать о собственных делах, Избрание В. Вильсона президентом было все же проблематичным - за право занять кресло в Белом доме боролись Тафт, добивавшийся переизбрания, Теодор Рузвельт и Юджин Дебс. Нужно было застраховать себя на случай неудачи В. Вильсона. Франклин начал кампанию за переизбрание в сенат штата Нью-Йорк. Она оказалась полной противоположностью прошлой, Франклин заболел брюшным тифом и мог воздействовать на своих избирателей лишь пламенными обращениями с ложа страданий.

Отсутствие кандидата на митингах, однако, с лихвой компенсировала кипучая деятельность его нового друга и горячего обожателя. В жизнь Ф. Рузвельта в 1911 году прочно вошел сорокалетний Луи Хоу, сохранивший до самой смерти (1936 г.) горячую привязанность Франклина и неизменно вызывавший отвращение, которое, правда, с годами исчезло, у Элеоноры.

Л. Хоу в те годы был корреспондентом газеты "Нью- Йорк геральд" в Олбани. Низкорослый, на редкость уродливый, он был неудачником, хотя мечтал о большой политике. Он свято верил в миссию великого человека в истории. Обладавший незаурядным, едким умом, Л. Хоу давно понял, что он сам не достигнет успеха в политической деятельности, и на том утешился. Он стал вызывающе подчеркивать свое уродство: "Я один из четырех самых безобразных людей в штате Нью-Йорк, если можно назвать человеком то, что осталось от меня. Я высох и скрючен, как герои Диккенса. Мои глаза выпучены, ибо я много видел. Когда дети встречают меня на улице, они в страхе убегают". Нет ничего удивительного в том, что, когда Л. Хоу, как тролль из злой сказки, правда, с вечной сигаретой, торчавшей из саркастически сжатого рта, впервые появился в доме Рузвельтов, Элеонора была шокирована. Она возненавидела его неопрятный костюм, маслянистый блеск глаз, отвратительные манеры и просто не могла понять, что может быть общего у мужа с ним.

Франклин, однако, быстро разглядел драгоценные качества Луи: гибкий ум, проницательность, дьявольскую работоспособность и полную неприспособленность к жизни. Ф. Рузвельт доверил ему ведение своей избирательной кампании. Л. Хоу был в восторге: наконец он нашел великого человека, ради которого стоило жить и трудиться. В обожании Л. Хоу, однако, проскальзывал некий сарказм. Он писал Ф. Рузвельту в Балтимору в период битвы за В. Вильсона: "Дорогой и Почитаемый Будущий Президент. Напоминаю Вам о Вашем обещании поехать поплавать вместе".

Л. Хоу с блеском провел избирательную кампанию Ф. Рузвельта, серьезно считая, что отныне ему предстоит лепить президента. Он изобрел основной лозунг кампании - борьба против ограбления фермеров посредничающими компаниями по сбыту сельскохозяйственных продуктов. Каждый фермер - избиратель Ф. Рузвельта получил от него личное письмо, они были отпечатаны на ротаторе, но так, что выглядели написанными на пишущей машинке. Сенатор спрашивал мнение фермера, какой именно закон следует провести в легислатуре в целях охраны интересов производителей. Рыбаки на реке Гудзон также получили личные послания кандидата. Л. Хоу наводнил избирательный округ различными обещаниями, посылая соответствующие объявления Ф. Рузвельту с припиской: "Поскольку Вы дали эти обещания, я думаю, что вам следует, хотя бы от случая к случаю, знать, в какие дела я вас втянул", а именно введение стандартной бочки в качестве меры для яблок и слив, предоставление права голоса женщинам и т. д.

Л. Хоу разработал тот метод, который впоследствии стал испытанным оружием Ф. Рузвельта, - доходить до каждого избирателя. С прогрессом техники личные письма сенатора избирателям превратились в еженедельные "беседы у камелька" президента Соединенных Штатов.

5 ноября 1912 г. состоялись выборы. В. Вильсон получил 6293019, Т. Рузвельт - 4 119 507, Тафт - 3 484 956, Ю. Дебс - 901 873 голоса. Сенатор Ф. Рузвельт был переизбран 15 590 голосами против 13 889. С приходом к власти демократической партии перед ним открылись широкие горизонты.

В середине января 1913 года В. Вильсон пригласил его для беседы. Вскоре Ф. Рузвельту был предложен пост заместителя морского министра США. Он охотно согласился. Его сторонники в штате Нью-Йорк недоумевали: не проведя обещанного закона о стандартной бочке для яблок, прогрессивный сенатор променял Олбани на Вашингтон. "Это - козни врагов ваших прогрессивных идей, прошу вас, останьтесь в старом штате Нью-Йорк. Вы нам нужны", - заклинал избиратель-фермер.

Вновь назначенный министр морского флота Д. Дэниэлс решил навести справки о своем заместителе у сенаторов от штата Нью-Йорк. Сенатор-республиканец Э. Рут поджал губы. "Вы что, не знаете Рузвельтов? Где бы один из них ни правил, он желает быть первым".