Политический триумф по возможности

I

В 1919-1920 годах демократическая партия находилась в разброде. Ее кумир - Вудро Вильсон, еще недавно национальный лидер не только по должности, но и з духовной жизни, был низвергнут с пьедестала и разбит параличом. В спальне Белого дома доживал последние месяцы уже не президент, а тяжело больной старик, общавшийся с внешним миром через жену и врача адмирала Грейсона. На его совести были непростительные деяния, и хотя в них были повинны правители США в целом, тем не менее они связывались с именем В. Вильсона. Выступая с широковещательными декларациями о том, что в войне США ищут укрепления демократии, Вильсон оказался соучастником удушения прогрессивных движений во всем мире. Он послал американских солдат в нашу страну воевать против советских людей, и народный комиссар иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин с полным основанием в то время писал в ноте на имя В. Вильсона: "Мы имели дело с президентом архангельского набега и сибирского вторжения..."^*.

^* ("Документы внешней политик" СССР", т. I, Госполитиздат, 1957, стр. 537)

В самих Соединенных Штатах администрация Вильсона запятнала себя гнусными пальмеровскими облавами. В первый день нового, 1920 года в США было схвачено полицией 6 тыс. человек. Подобного полицейского произвола страна еще не знала. Хотя стопроцентные патриоты кричали, что только так можно спастись от "большевизма", а М. Пальмер даже полагал, что сыскная работа обеспечит ему президентское кресло в Белом доме, американский народ с нараставшим отвращением относился к запятнавшей себя демократической партии. Люди искали выхода, который, в соответствии с традициями двухпартийной системы, им с готовностью указала республиканская партия. Волна негодования масс была отведена в конституционные рамки межпартийных распрей двух буржуазных партий. Они сосредоточились вокруг внешней политики Вильсона, которой правящие круги США были крайне недовольны по вполне понятным мотивам. Коротко говоря, они считали, что на Парижской мирной конференции державы Антанты обделили Соединенные Штаты, а Вильсон якобы по своей профессорской близорукости, ослепленный мечтой об "американском веке", способствовал этому.

В конце 1919 года сенат отверг ратификацию Версальского мирного договора. Вильсон объявил, что президентские выборы 1920 года явятся "торжественным референдумом" по поводу ратификации. Он по-прежнему настаивал на том, что США должны вступить в Лигу наций. Республиканцы выступили против. Разгорелась словесная дуэль двух партий. ФДР, внимательно следивший за развитием событий, не тешил себя надеждами, что его партия преуспеет. Тем не менее он был верен ей.

Выступая в 1919 году на банкете национального комитета демократической партии в Чикаго, он произнес по существу свою первую большую политическую речь. Ф. Рузвельт попытался внести в межпартийную борьбу дух, созвучный времени. Он не стал тратить время на экскурс в область международных дел, а объявил, что республиканцы - "любимчики крошечной группы предпринимателей" и пекутся только о том, чтобы "облегчить участь тех несчастных, кто получает в год свыше миллиона долларов дохода". Между тем "в условиях нынешнего кризиса демократическая партия остается партией... либерализма, идеализма, здравого смысла, созидания, прогресса и всего остального".

Усилия ФДР не пропали даром, о нем заговорили как о восходящей звезде демократической партии, но он не мог изменить крен избирательной платформы демократов в сторону внешней политики. Тогда ФДР попытался исправить дело и привлечь в качестве кандидата в президенты от демократической партии Г. Гувера, который публично выступил за то, чтобы не делать Версальский договор предметом партийной борьбы, ратифицировав его с оговорками. К этому времени Г. Гувер был широко известен в США как организатор американской помощи Европе. "Он просто чудо, и мне бы хотелось, чтобы его сделали президентом США. Лучшего президента не сыскать", - отзывался ФДР о Г. Гувере. Гувер, однако, наотрез отказался.

Теперь Ф. Рузвельт очень мрачно смотрел на исход выборов и в начале 1920 года не собирался принимать сколько-нибудь заметного участия в них. Он писал одному из своих обожателей: "Откровенно говоря, грядущей осенью я не хочу превращаться в раннего христианского мученика, в год, который несет успех республиканской партии". Решение это оказалось преждевременным.

В конце июня 1920 года конвент демократической партии собрался в Сан-Франциско. В числе делегатов был Ф. Рузвельт. С первого же дня он оказался в центре внимания. Во время хорошо подготовленной стихийной демонстрации в зале в честь Вильсона делегация штата Нью-Йорк осталась на месте. Демонстранты, заполнившие проходы, стыдили ньюйоркцев, но, послушные воле Таммани, те оставались на местах.

ФДР бросился к судье Дж. Махони, державшему знамя штата, и схватился за древко. Судья крепко держал знамя, но где пожилому толстяку было совладать с мускулистым ФДР. В начавшейся потасовке обоим бойцам подоспело подкрепление; судья и заместитель морского министра обменялись крепкими тумаками. ФДР, изрядно помятый, выбрался из кучки дерущихся с трофеем и торжественно понес знамя штата. С тех пор историческая реликвия с надлежащей надписью красуется в кабинете дома в Гайд-парке. Эпизод этот не повредил отношениям с Ч. Мэрфи, ФДР на конвенте сидел рядом с ним, ведя дружеские беседы.

Только на сорок четвертом туре голосования был избран кандидат в президенты - губернатор штата Огайо Д. Кокс. Делегаты устали, и им, собственно, было безразлично, кто будет предложен на пост вице-президента. Коксу назвали несколько фамилий, среди них Ф. Рузвельта. Хотя Кокс лично не знал ФДР, он остановил выбор на нем, исходя главным образом из того, что кандидат был из штата Нью-Йорк. Перед тем как представить кандидатуру конвенту, Кокс все же посоветовался с Ч. Мэрфи. Последний отлично понимал, что шансы на успех демократов невелики, и заявил посланцу Кокса: "Я не люблю Рузвельта. Его не слишком хорошо знают в стране, однако в первый раз кандидат в президенты от демократической партии оказался вежливым в отношении меня. Поэтому я готов поддержать и дьявола, если этого хочет Кокс. Скажите Коксу, что мы проведем Рузвельта при первом же голосовании"^*.

^* (J. Burns, Roosevelt: the Lion and Fox, p. 73.)

Перед закрытием конвента ФДР был утвержден кандидатом на пост вице-президента. Он был выдвинут в значительной степени случайно и, возвратившись в Гайд-парк, сказал правду: "Я лично не имел никакого представления о том, что буду выдвинут за тридцать секунд до этого".

Оставалось завершить дела в морском министерстве. Это отняло около месяца, а затем короткий отдых в Кампобелло. ФДР отправился туда из Бостона на эсминце "Хатфилд" и сам провел его через опасные воды. ФДР гордился рекордно коротким рейсом, но забыл, что предвыборная кампания уже началась. Херстовская газета "Нью-Йорк джорнэл" оповестила, что кандидат в вице- президенты использовал военный корабль как собственную яхту и, чтобы доставить 165 фунтов своего живого веса в Кампобелло, сжег столько угля, сколько нужно для отопления домов пятидесяти семей в течение целой зимы. ФДР не мог не вспомнить в этой связи Дэниэлса: старик неоднократно порицал его за использование своего служебного положения. Члены семьи Рузвельта привыкли быть бесплатными пассажирами на военных кораблях.

В начале августа 1920 года перед входом в морское министерство собралось свыше двух тысяч служащих. Они были свидетелями трогательного прощания ФДР с Дэниэлсом. Работники министерства преподнесли уходившему в отставку Рузвельту памятную серебряную чашу. ФДР сердечно поблагодарил Дэниэлса за то, что тот "мудро учил его ходить по земле, в то время как он стремился взлететь к небесам".

9 августа речью со ступенек дома в Гайд-парке перед толпой соседей ФДР открыл свою избирательную кампанию. В области внешней политики он требовал, чтобы Соединенные Штаты не отгораживались стеной от остального мира, в области политики внутренней "золотое правило для государственного служащего - работать с той же или даже большей заинтересованностью и эффективностью, чем он занимается своими личными делами. Нет никаких оснований для того, чтобы эффективность федерального правительства по крайней мере не соответствовала эффективности хорошо организованной частной корпорации".

Основным лозунгом республиканской партии на выборах 1920 года, выдвинувшей кандидатом в президенты сенатора от штата Огайо У. Гардинга, был призыв вернуться к "нормальным временам". На это ФДР сказал: "Некоторые люди теперь говорят: "Мы устали от прогресса, мы хотим вернуться назад, заниматься только собственными делами, восстановить нормальные времена". Они ошибаются. Америка не хочет этого. Мы не может вернуться назад. "Старые золотые денечки" безвозвратно канули в прошлое. Наши взоры устремлены к будущим, лучшим дням". После речи - в дорогу; он отправился в трехмесячную поездку по Соединенным Штатам.

Кандидат в вице-президенты от демократической партии дважды пересек страну от океана, иной раз выступая больше десяти раз в день. Всего он произнес около тысячи речей. ФДР лично познакомился со всеми руководителями демократической партии на местах. Поездка проходила с большим комфортом: Ф. Рузвельт путешествовал в основном в специальном вагоне. С ним неотлучно были С. Эрли и М. Макинтайр, профессиональные журналисты, помогавшие в подготовке речей, Л. Хоу остался в Вашингтоне - ему пришлось задержаться в морском министерстве. Хотя Франклин много и энергично выступал, М. Макинтайр считал, что кандидат в вице-президенты относился к делу не слишком серьезно, скорее как спортсмен, а не как политик. ФДР иногда отдавал предпочтение завершению партии в покер очередному выступлению.

Однако ФДР вел политическую борьбу. Одним из основных аргументов республиканцев против вступления США в Лигу наций было то, что Соединенные Штаты, выступая в одиночестве, будут просто "заголосованы" в ней. Англия вместе со своими доминионами имела шесть мандатов в Лиге против одного американского. Ф. Рузвельт взял быка за рога. В речи 18 августа он заявил: "США имеют значительно больше, чем шесть английских голосов, которые будут с нами в любом споре. Можно ли, например, вообразить, чтобы Куба, Гаити, Сан-Доминго, Панама, Никарагуа и другие государства Центральной Америки голосовали по-другому, чем Соединенные Штаты?". Он оторвался от подготовленного текста и заверил потрясенных слушателей: "Вы знаете, что мне пришлось иметь дело с руководством двух маленьких республик. Дело в том, что я сам написал конституцию для Гаити и, если я признаюсь в этом, то, на мой взгляд, она прекрасная конституция".

Гардинг немедленно использовал промах ФДР. Он заявил, что после избрания президентом он не будет "уполномочивать заместителя морского министра составлять конституцию для беспомощных соседей в Вест-Индии и пропихивать ее в их глотку острием штыков американской морской пехоты".

Запахло скандалом. ФДР не осознал еще ущерба, нанесенного не только своей партии, но и Соединенным Штатам. 23 августа в Сан-Франциско он повторил: "Ну и что, я правил Гаити или Сан-Доминго все прошлые семь лет". Поразительные признания совпали с кампанией буржуазно-либерального журнала "Нэйшн", который вот уже несколько месяцев публиковал статьи, разоблачавшие бесчинства, в том числе бессмысленные убийства мирных жителей американской солдатней на Гаити. Дэниэлс попытался помочь Рузвельту, поручив провести расследование основательности обвинений "Нэйшн". Генерал морской пехоты, занявшийся расследованием, подтвердил правоту журнала. Рузвельт предложил Дэниэлсу даже бросить все и вернуться в Вашингтон. Этого все же не потребовалось. Ф. Рузвельт, однако, был вынужден выступить с опровержением, заявив, что его речь о Гаити была неверно передана корреспондентами. На том он и стоял в дальнейшем^*.

^* (Когда в 1928 году "Нэйшн" вновь упомянул о "конституции Рузвельта" для Гаити, ФДР писал в редакцию журнала: "1. Я никогда публично не заявлял, что конституция Гаити является наилучшей. 2. Я никогда не говорил, что написал эту конституцию. 3. Сознательно лжет тот, кто называет ее конституцией Рузвельта". (F. Freidel, Franklin D. Roosevelt. The Ordeal, vol. 2, p. 82).)

Чем дальше Ф. Рузвельт находился от Новой Англии, тем больше в выборе тем для выступлений он полагался на местных политиков. Это завело его далеко. Дело происходило на крайнем северо-западе США в городе Сентрейлия, штат Вашингтон. Примерно за год до этого городок потрясло кровавое преступление. Громилы из "Американского легиона" напали на клуб профсоюза рабочих лесной промышленности. В стычке были убитые с обеих сторон; один из членов профсоюза бывший фронтовик У. Эверест был схвачен полицией и посажен в тюрьму.

Ночью толпа линчевателей вытащила Эвереста из тюрьмы, кастрировала его и повесила на мосту. Еще живой Эверест пытался схватиться за край моста, но ему каблуками раздробили пальцы, а затем он был освещен прожекторами и расстрелян. Суд, естественно, нашел виновными в кровопролитии профсоюзных руководителей в Сентрейлии, и они были осуждены на различные сроки тюремного заключения - от 25 до 40 лет каждый. Бесчинства легионеров в маленьком городке вызвали гневную реакцию американского организованного рабочего движения. Ряд профсоюзов, включая крупнейший объединенный профсоюз горняков, в знак протеста исключили легионеров из своих рядов.

Трагические события в Сентрейлии еще были свежи в памяти американского народа, когда в конце августа 1920 года, выступая там, ФДР напомнил о них. Он указал, что рассматривает приезд в Сентрейлию "как паломничество к могилам героев-мучеников "Американского легиона", отдавших свои жизни за святое дело американизма". С большим пафосом ФДР заявил: "Их жертва приковала внимание нации к ужасающей внутренней угрозе американским институтам. Их смерть не напрасна, ибо она подняла патриотов великой нации на борьбу за то, чтобы очистить страну от чужеземных анархистов, преступных синдикалистов и тому подобных антиамериканцев. Здесь, в присутствии покойных, почитаемых вами, я клянусь перед нацией, что мы преисполнены решимости продолжить эти патриотическую работу, чтобы от края до края наша земля горела под ногами тех, кто пытается силой уничтожить конституцию и американские институты". Какова бы ни была реакция местных реакционеров, эта речь вызвала по крайней мере недоумение у мысливших американцев.

Вновь и вновь на протяжении своего турне ФДР обращался к Лиге наций. Он объяснял, просвещал и прямо требовал от избирателей голосовать за демократов, дабы США могли вступить в Лигу. Эта лига, говорил ФДР, необходима для того, чтобы обеспечить Соединенным Штатам руководство миром. Без США Лига может превратиться в Священный союз, направленный против Соединенных Штатов. С США она будет служить "бастионом против распространения революционных идей из России", она даст возможность избегнуть "красного флага". Пытаясь довести до сознания обывателей значение создания Лиги наций, ФДР сравнивал ее с пожарной командой. "Но команде нужен начальник, и Соединенные Штаты будут им".

Усилия Ф. Рузвельта в кампании 1920 года пропали даром для партии. Избиратели охотно приветствовали его лично, он определенно нравился, особенно женщинам, впервые в истории США получившим право голоса и принявшим участие в выборах. Но американский народ в целом отверг демократическую партию. 6 ноября 1920 г. Гардинг получил 16 152 220 голосов против 9 147 533, отданных Коксу.

ФДР не впал в отчаяние по поводу итогов, сообщив С. Эрли: "Благодарение богу, мы еще сравнительно молоды!". Одному из своих друзей, Л. Велю, Ф. Рузвельт писал после выборов: "Я боюсь лишь одного: старая реакционная клика так поведет дело, что многие либералы станут радикалами и это громадное большинство приведет к крайнему смятению в стране. Мы можем лишь надеяться, что всего этого не случится"^*. ФДР оказался более проницательным, чем толпы республиканских лидеров, заполнивших Вашингтон. Другому своему стороннику, Т. Лингу, ФДР загадочно заметил: "Том, нашим годом будет 1932 год". Вероятнее всего, то были слова утешения в дополнение к золотым запонкам, которые ФДР преподнес каждому из своих ближайших соратников в память о минувшей избирательной кампании. Больше он ничем не мог вознаградить их, ФДР стал частным лицом.

^* (L. Wehle, Hidden Threads of History. Wilson through Roosevelt, N, Y" 1953, p. 88.)

II

Отечество из рук Дэниэлса вознаградило Ф. Рузвельта за десятилетнее служение серебряной чашей. Благодарность Уолл-стрита была более ощутимой: коллега пояхт-клубу бостонский миллионер Ван-Лир Блэк предлоложил ФДР занять место вице-президента и директора нью-йоркского отделения "Фиделити энд депозит компани оф Мэриленд", Бродвей, 120. Эта финансовая корпорация, третья по величине в США, занималась обеспечением поручительств при выпуске акций: она проверяла платежеспособность клиентов, их надежность и т. д. Ф. Рузвельт согласился и последующие восемь лет, вплоть до избрания губернатором штата Нью-Йорк, занимал этот пост с окладом 25 тыс. долларов в год, что ровно в пять раз превышало его содержание в бытность заместителем морского министра.

Одновременно вместе с Т. Эмметом и Л. Марвином ФДР учредил юридическую фирму, разместившуюся в доме № 52 по Уолл-стрит. "Я рад вновь вернуться к настоящей работе, - пишет он Ф. Франкфуртеру. - Оба вида деятельности, по-видимому, прекрасно дополняют друг друга". Уже в конце ноября 1920 года служащие морского министерства изумленно поднимали брови, встретив в коридоре Ф. Рузвельта. Он явился в министерство по делам нефтяной компании "Ингланд ойл корпорейшн". Всего за год перед этим заместитель морского министра Франклин Д. Рузвельт добился подписания крупных контрактов на поставку нефти флоту этой компанией, обещавшей более низкие цены. В действительности нефть стала продаваться флоту даже дороже, чем у других поставщиков. Дэниэлс послал Франклина объясниться с новым заместителем морского министра Вудбери, который куда как нелюбезно обошелся со своим предшественником. В министерстве знали, что, добиваясь контракта для "Ингланд ойл корпорейшн", ФДР хлопотал за своих друзей, да и сам, хотя точные данные на этот счет отсутствуют, был материально заинтересован в преуспевании "Ингланд ойл корпорейшн". Беседа с Вудбери, очевидно, не удовлетворила Ф. Рузвельта. Он коротко выругался после нее в адрес преемника: "Мошенник и тупица!".

7 января 1921 г. Ф. Рузвельт был удостоен высшей чести на Уолл-стрите. Был дан приветственный банкет, отмечавший вступление "молодого капиталиста", как теперь именовал себя ФДР, в круг избранных финансовых тузов. Основную речь держал президент федеральной резервной системы У. Гардинг. На обеде были издатель "Нью-Йорк тайме" А. Огс, один из руководителей "Юнайтед стейтс стил" Э. Стеттиниус, президент "Дженерал электрик" О. Юнг, В. Виллард из "Пенсильвания рейлроуд" и прочие некоронованные короли Америки.

В новом качестве Ф. Рузвельт укрепил свое положение в различных организациях и получил приглашение занять новые посты. Он был членом наблюдательного совета Гарвардского университета, директором морского церковного института, президентом военно-морского клуба, председателем клуба бойскаутов большого Нью-Йорка, находился среди основателей Фонда Вудро Вильсона, вошел в комитет помощи странам Ближнего Востока, был избран членом совета Американского географического общества и т. д.

Как и надлежит немаловажному бизнесмену, Ф. Рузвельт стал здравым в суждениях. В марте 1921 года он пишет: "Я вовсе не разделяю мнение тех, кто требует, чтобы мы имели самый большой флот в мире". ФДР умело расширяет круг своих знакомств и связей в деловом мире. Не была забыта и политика - он уже давно утратил славу "бунтаря" в партийной организации демократов в штате Нью-Йорк. Теперь он проповедовал: в единстве - сила, разумеется, под руководством Ч. Мэрфи. Ф. Рузвельт определенно готовился выставить на выборах 1922 года свою кандидатуру в сенат от штата Нью-Йорк.

III

В начале августа 1921 года Блэк предложил Рузвельтам отвезти их на своей яхте в Кампобелло. В густом тумане Франклин мастерски привел яхту к цели, но был крайне истощен трудным плаванием. На следующий день ловили рыбу с яхты. Франклин потерял равновесие и упал за борт. Хотя он пробыл в воде несколько мгновений, страшный парализующий холод сковал все тело. Его быстро вытащили, но он долго не мог оправиться, сотрясаясь от непроизвольной дрожи.

С утра 10 августа Франклин со старшими сыновьями катался по заливу в своей маленькой яхте "Вирео". Они заметили лесной пожар на одном из островков и сошли на берег, чтобы потушить его. Несколько часов в дыму, задыхаясь и кашляя, Франклин вместе с сыновьями боролся с огнем. Наконец пожар был погашен. Пошатываясь от усталости, почерневшие от дыма, с ожогами л ссадинами, они стояли на пожарище. ФДР тут же заявил, что лучший способ восстановить силы - купание в холодной воде. Сказано - сделано, а затем в мокрых купальных костюмах домой. Там ждала свежая почта. Франклин настолько устал, что не захотел переодеться, а уселся за газеты. Он чувствовал сильное недомогание и после раннего ужина отправился спать. На другой день состояние ухудшилось, Франклин с трудом поднялся, волоча левую ногу. Поднялась температура. Встревоженная Элеонора вызвала доктора, тот поставил диагноз - сильная простуда и уложил больного в постель.

12 августа Франклин уже не мог встать. Болело все тело, к вечеру отказались служить ноги. Он был парализован по грудь и даже не мог взять в руку карандаш. Срочно приехал Л. Хоу, он нашел Франклина в тяжелой депрессии. Едва сдерживая слезы, Луи сидел на кровати больного, массируя его ноги и спину, а Франклин механически повторял все одну и ту же фразу: "Я не знаю, что со мной случилось, Луи, просто не знаю". Элеонора и Хоу стали искать опытного врача, оказалось, что поблизости отдыхал знаменитый диагностик д-р У. Кин из Филадельфии. Почтенный, седовласый врач осмотрел больного и нашел тромбоз сосудов нижней части туловища. Он порекомендовал усиленный массаж, а через дня два прислал счет за визит - 600 долларов! Массаж причинял Франклину невыносимые страдания и лишь ухудшил течение болезни. Много спустя ФДР признался своим близким, что в первые дни болезни он был на грани отчаяния: бог покинул его. Наконец он утешился мыслью о том, что провидение нанесло удар, но оставило его в живых для неизвестной цели.

25 августа другой врач поставил диагноз - детский паралич, полиомиелит. Он отменил массаж и предложил лечить больного горячими ваннами. К счастью для душевного равновесия Франклина, врач счел, что заболевание протекает в легкой форме и выздоровление не за горами.

Сара приехала из Европы и 1 сентября навестила сына. На другой день она писала брату: "Я немедленно прошла к мужественному, улыбающемуся, прекрасному сыну. Он сказал: "Я рад видеть тебя, мамочка, и подготовился к встрече". Он сам побрился, и кажется очень ясным и полным интереса к жизни. Ниже талии он вообще не может двигаться. Его ноги нужно все время передвигать. так как они болят, если находятся долго в одном положении. Он и Элеонора решили сохранять бодрость, в доме царит атмосфера довольства, я последовала их достойному примеру... Только что вошел доктор Беннетт и сказал: "Он оправится". Они все пошли в его комнату, и оттуда доносятся взрывы хохота. Громче всех смеется Элеонора". Но то все же был смех сквозь слезы.

Луи Хоу в первую очередь думал о том, как бы болезнь ФДР не отразилась на его политической карьере. Франклин разделял тревогу Хоу и даже в самые тяжелые недели болезни продолжал политическую переписку, как будто ничего не произошло, Но больного нужно было перевезти в Нью-Йорк. Хоу сумел так погрузить носилки с Франклином в поезд через окно, что толпа, собравшаяся проводить ФДР, сумела найти его, когда он уже удобно устроился у окна. Зеваки собственными глазами убедились, что больной вовсе не плох. В Нью-Йорке ФДР поместили в больницу, а Хоу передал в печать oсообщение, что легкий паралич лишил подвижности ноги Франклина до колен. Между тем как раз в это время врачи серьезно опасались, что ФДР даже никогда не сумеет сидеть.

Упрямец Хоу делал это не потому, что хотел поддержать больного, читавшего газеты. Хоу ни за что не хотел расстаться со своей мечтой - видеть ФДР президентом США. Он отклонил предложение занять высокооплачиваемый пост в частной фирме и посвятил себя целиком заботе об инвалиде. "Будь я проклят, но Франклин будет президентом, с ногами или без ног", - твердил он. Или уговаривал Франклина съесть завтрак: "Это подкрепит тебя, а я уж позабочусь, чтобы ты стал президентом Соединенных Штатов". Пока ему пришлось отбить атаку Сары.

Мать, потрясенная болезнью сына, предприняла решительную попытку овладеть своим сокровищем. Беспомощность Франклина влила в энергичную женщину новые силы. Сначала мягкими уговорами, затем самыми разнообразными хитроумными средствами она пыталась вырвать Франклина из опостылевшего ей политического Нью-Йорка и запрятать в тихом Гайд-парке. Она знала, что сын любит родной дом. Сара не уставала повторять, что она уже сделала уступки: еще в 1915 году дом в Гайд-парке по желанию сына был перестроен.

Тогда Франклин очень гордился тем, что сам был архитектором. Дом почти удвоился в размерах, к его южной части была пристроена библиотека, наполненная любимыми вещами Франклина. В числе реликвий стоял стол, за которым В. Вильсон составлял различные проекты Лиги наций. Все, что собрал и чем дорожил Франклин, - книги, старые рукописи, касавшиеся флота, картины маринистов и коллекция марок - находилось в Гайд-парке. Сара постоянно напоминала об этом. Наконец, она пыталась уверить Франклина, что пора кончать с "демократизмом" - водиться с политиками без роду и племени, а нужно вернуться в круг, где достойно прожил и спокойно закончил жизнь незабвенный отец.

Бороться с Сарой было трудно, и едва ли Хоу один справился бы с ней, если бы не Элеонора. Они противопоставили Саре единый фронт, считая, что с уходом от дел Франклин уйдет из жизни. Хоу и Элеонора трепетно верили, что работа - лучшее лекарство против недуга. В этих условиях усилия Сары выжить Хоу из дома ФДР успеха не имели. А она сделала все, даже убедила пятнадцатилетнюю Анну, что несправедливо ей, девушке, занимать небольшую комнату на четвертом этаже, в то время как отвратительный Хоу обосновался в отличном помещении на третьем с ванной, которая ему вовсе ни к чему. Попытка Анны объясниться с матерью кончилась только слезами дочери. Несчастье с Франклином сблизило Хоу и Элеонору. Теперь и она разглядела его драгоценные качества, в первую очередь беспредельную преданность Ф. Рузвельту.

Хотя Хоу и были присущи лучшие человеческие чувства, он все же рассматривал семью Рузвельтов под углом зрения своей основной цели - сделать ФДР президентом. Если временно возможности Франклина как политика ограничены, тогда почему не попробовать на этом поприще Элеонору, чтобы имя Рузвельтов никогда не исчезало с политического горизонта, размышлял Хоу. И он взялся делать политика из Элеоноры. Под руководством Хоу с ней произошла удивительная метаморфоза, хотя ученичество под его порой деспотической рукой было вовсе не легким.

Еще в 1917 году она впервые вышла за тесные рамки семейных дел, занявшись организацией столовых для солдат. Зимой 1920/21 года Элеонора начала изучать стенографию, училась печатать на машинке и водить автомобиль, а также компенсировала недостатки прошлого воспитания - она стала готовить пищу. Хоу приучал ее появляться на людях, в президиумах различных собраний организации демократической партии штата Нью-Йорк и, наконец, публично выступать. Последнее было самым мучительным. Хоу обычно садился за спиной Элеоноры. После первых выступлений Хоу говорил ей в своей дружески грубоватой манере: "Вы были ужасны. Ведь не было ничего смешного, тогда почему вы хихикали? Говорите ровнее и, ради бога, прекратите глупое хихиканье!". Элеонора сначала плохо владела собой на трибуне и иной раз истерически смеялась во время выступлений. К 1924 году, однако, ее обучение вчерне завершилось: она заняла видное место в кругах женщин-избирательниц, поддерживавших демократическую партию. Стратегический маневр Л. Хоу был блестящим: через Элеонору Франклин стал известен половине избирателей - женщинам; как приступиться к ним - политические будды Америки точно не знали, ведь женщины только-только получили право голоса.

В эти годы вокруг ФДР сложился кружок доверенных помощников, в котором верховодил, разумеется, Хоу. Элеонора постепенно становилась глазами и ушами мужа. С. Эрли и М. Макинтайр, сопровождавшие Ф. Рузвельта в предвыборной кампании 1920 года, были по-прежнему привязаны к нему. Хоу, чтобы подбодрить больного, организовал "Клуб золотых запонок" в память подарка, преподнесенного ФДР своим сотрудникам в 1920 году. Они ежегодно собирались в доме Рузвельтов в день его рождения. И совершенно незаменимой оказалась Мисси, Марджери Лихэнд, привлекательная женщина, ставшая личным секретарем Ф. Рузвельта.

IV

Франклин очень скоро осознал, что его поразила тяжелая болезнь и справиться с ней можно, только мобилизовав всю свою волю. Доктор Р. Макинтайр, впоследствии врач в Белом доме, говорил: "Никто никогда не видел, чтобы он распускался". В феврале 1922 года ФДР наложили на ноги от бедра до ступни стальные ортопедические приборы весом примерно по два с половиной килограмма каждый. С ними, опираясь на костыли, он пытался заново научиться ходить. Сначала то было жалкое, душераздирающее зрелище, он мог стоять только с посторонней помощью.

Во дворе около дома были сделаны поручни, и Франклин часами тренировался. Опираясь на руки и волоча ноги, он кое-как передвигался. Нетерпение сжигало его, усиленные упражнения грозили причинить больным ногам больше вреда, чем пользы. Правда, бесконечные физические тренировки необычайно развили грудь и руки. ФДР стал выглядеть выше пояса настоящим атлетом.

Врачи настоятельно рекомендовали для восстановления подвижности плавание. И он многие часы проводил в воде, повторяя: "Вода вовлекла меня в это дело, вода выведет меня из него". В Гайд-парке был сооружен бассейн. ФДР каждодневно обследовал ноги, пытаясь найти в них хоть искру жизни. Теперь он превосходно изучил анатомию, мог часами объяснять роль каждого мускула человеческого тела и испытывал громадную радость, когда, как ему казалось, он ощущал легкую дрожь в кончиках пальцев. Хотя он теперь не мог играть в гольф, своим друзьям каждый год ФДР обещал и, наверное, верил, что "на следующий год" он обыграет их. О некогда любимом Кампобелло ФДР больше не упоминал и побывал там вновь лишь в середине тридцатых годов.

При каждом удобном случае он пытался доказать, что оправился. Но то, что наполняло законной гордостью сердце больного человека, а ФДР был таковым, вызывало, несомненно, уважение, смешанное с очевидным ужасом, здоровых людей. Жена одного из знакомых семьи Рузвельтов оставила правдивое описание успехов ФДР в борьбе с болезнью: "По два-три часа он передвигался, опираясь на поручни, установленные во дворе. Он налегал на поручень, рука на руку, говорил, смеялся, волоча за собой ноги... Как-то вечером Франклин и Элеонора навестили нас. Двое мужчин внесли его в кресле и подвинули к столу. Он попросил их не возвращаться раньше 9.30. Мы решили, что он проведет вечер, сидя в столовой. Когда обед окончился, Франклин отодвинулся с креслом и сказал: "Смотрите, как я переберусь в другую комнату". Он опустился на пол и на четвереньках стал передвигаться, опираясь на руки и колени. Он сам забрался в другое кресло. По-видимому, доктор Макдональд учит своих пациентов передвигаться так, чтобы в случае необходимости они могли обходиться без посторонней помощи".

Для восстановления здоровья было необходимо солнце. Его целебным свойствам ФДР верил больше, чем бесконечным патентованным средствам, которыми пичкали его врачи и рекомендовали доброжелатели. В 1923 году из Англии ФДР прислали еще один "чудодейственный элексир". Франклин нашел, что с него достаточно. Он пишет одному из своих врачей: "Быть может, элексир сделан из гланд обезьяны или высушенных глаз вымершего трехпалого носорога. Вы, доктора, несомненно, имеете воображение! Но почему вы еще не догадались дистиллировать останки фараона Тутанхомона? Такая сыворотка поможет некоторым нашим общим друзьям восстановить свои силы! А я еду во Флориду, и пусть мною займется природа, старая мать-природа!". Сначала на своей яхте, а затем на большой яхте "Ларуко", купленной на паях с Дж. Лоуренсом, также страдавшим болезнью ног, ФДР предпринимает длительные летние путешествия по Мексиканскому заливу.

Три года подряд, с 1924 по 1926 год, "Ларуко" летом бороздила теплые воды у берегов Флориды. На борту яхты был установлен шутовской морской ритуал, "адмирал" Ф. Рузвельт вел судовой журнал и т. д. Он обычно избегал курортных мест, особенно Майами, предпочитая приставать к безлюдным пляжам. На яхте неделями проводили время гости, среди них бывали и колоритные фигуры. Президент АФТ У. Грин, "очаровательная пара", как назвал их ФДР, - сэр Освальд и лэди Мосли из Англии. Разумеется, в те годы Мосли еще не был лидером британских фашистов. Франклин поддерживал веселье на борту, но ему стоило громадных трудов казаться беспечным и счастливым. По словам Мисси, бывали дни, когда Франклин только к полудню, преодолев приступ депрессии, появлялся на палубе.

"Ларуко" требовала денег и денег, и ФДР понял, что содержать яхту ему не по средствам. Продать ее не удавалось. Проблему разрешил свирепый ураган в сентябре 1926 года - яхта была сорвана с якоря и обрела вечное место стоянки в сосновом лесу в нескольких милях от берега.

Сочетание воды и солнца принесло пользу. Уже летом 1924 года Франклин мог стоять без посторонней помощи по плечи в воде. Осенью 1924 года Дж. Пибоди обратил его внимание на заброшенный курорт - Уорм-Спрингс (Горячие Ключи) на юге США, в штате Джорджия, принадлежавший семье Пибоди. Там, в склоне холма поблизости от Сосновой Горы, били горячие минеральные источники, наполнявшие небольшой бассейн. Осенью 1924 года Франклин впервые приехал в Уорм-Спрингс. Местечко оказалось запущенным: полуразвалившаяся гостиница, несколько домишек. Ни одного медика в округе. Вода действительно оказалась чудесной. Насыщенная минеральными солями, она легко поддерживала тело, придавала необычайную бодрость. Уже через месяц лечения по собственной системе - многочасовые купания и солнечные ванны - ФДР заметно поздоровел, впервые с августа 1921 года он почувствовал-ступни ног.

Досужие газетчики, прослышав об исцелении, роем слетелись в Уорм-Спрингс и опубликовали подробные статьи, в которых со значительными преувеличениями рассказывалось, как Ф. Рузвельт "выплавывает себе здоровье" в теплом бассейне. Ранней весной 1925 года ФДР вновь приехал в Уорм-Спрингс. Безлюдного местечка как не бывало - десятки парализованных людей, мужчин и женщин, заполняли естественный бассейн. ФДР, по существу первый исследователь целебных вод, принял живейшее участие в их устройстве и лечении. Он охотно показывал больным упражнения в воде, разработанные им самим, и больные послушно следовали его указаниям. Уорм-Спрингс ожил. В 1926 году по инициативе ФДР группа врачей-специалистов тщательно изучила пригодность Уорм-Спринг как курорта для больных, перенесших полиомиелит, и вынесла положительное заключение.

В Уорм-Спрингс закипела работа. ФДР не только взял на себя функции "главного врача", под его руководством местечко быстро преображалось. "Я даю бесплатные советы, - писал он, - архитектору и инженеру- планировщику по поводу переноса строений, сооружения дорог, посадки деревьев и модернизации отеля. Мы, (т. е. компания плюс ФДР) разрабатываем новую систему водоснабжения, планы посадок, устройство пруда для рыбной ловли, а завтра проводим организационное собрание клуба Сосновой Горы, который объединит танцевальный зал, зал для чаепития, местечки для пикников и гольфа и различных видов спорта как в помещении, так и на свежем воздухе. Я бы хотел сыскать хоть одно местечко на земном шаре, где мне не представлялось необходимым затеять какое-либо новое строительство. Таковым, по-видимому, могла сказаться песчаная коса в океане, однако я, наверное, стал бы строить дамбу вокруг нее, чтобы получить возможность порыться в песке и найти там сокровища пиратов".

ФДР переполнял энтузиазм по поводу возможностей Уорм-Спрингса, и он начал переговоры о приобретении источников с прилегавшим участком земли. Требовалось около 200 тыс. долларов. Хотя в 1927 году ФДР унаследовал от двоюродного брата 100 тыс. долларов, покупка требовала большей части его личного состояния. В первый и единственный раз в жизни Элеонора заговорила с Франклином о деньгах. Она боялась, что на этой покупке он может потерять все и они не сумеют дать сыновьям образования. Франклин заверил жену, что Уорм-Спрингс - перспективное дело, а если их и постигнет банкротство, "то мамочка наверняка позаботится о детях". 1 февраля 1927 г. Уорм-Спрингс перешел в руки "Джорджия Уорм-Спрингс Фаундейшн", организованной ФДР. Был подобран медицинский персонал курорта, устроена лечебница, и уже до конца года там прошли лечение 150 больных.

Уорм-Спрингс стал вторым домом Ф. Рузвельта. Он прикупил ферму в районе Сосновой Горы, имевшую около 600 га. Там ФДР занялся разведением скота и любимым делом - лесопосадками. В 1932 году был закончен новый дом семьи Рузвельтов, получивший впоследствии название "маленького Белого дома". ФДР горячо полюбил Уорм-Спрингс и в последующие годы провел в нем много времени. Он находил здесь отдых и обретал душевное равновесие, однако его заветная мечта - научиться вновь ходить - так и не осуществилась. Лечебные свойства источников оказались небезграничными.

Болезнь произвела глубокие изменения в психическом складе Ф. Рузвельта. Нельзя сказать, чтобы он стал другим человеком, но как сильно развившиеся руки в какой-то степени компенсировали немощь ног, так и физическая неподвижность дала могучий толчок интеллекту. Один из ранних биографов ФДР, Э. Линдли, по-видимому, схватил суть проблемы. Еще в 1931 году Э. Линдли писал: "Он вскоре обнаружил, что неспособность передвигаться таит в себе и выгоды, которые со временем стали необычайно ценными. Он раньше всегда беспокойно работал - часто вскакивал с места, метался туда и сюда просто из-за избытка физической энергии. Он всегда любил энергичные физические движения и, наделенный необыкновенными жизненными силами, редко уставал. Теперь, когда он был прикован к месту, вся энергия по необходимости сосредоточилась на работе, которой он занимался. Частично освобожденный от суеты, он полностью избавился от многих мелких раздражителей и нервного напряжения, что больше всего изматывает в городской жизни. Он имел отличный предлог не делать того, чего ему не хотелось, и в то же время не мог прибегнуть к обычной человеческой уловке - бежать от трудной проблемы. Все приходили к нему, а он не тратил сил на посещение различных совещаний"^*.

^* (E. Lindley, Franklin D. Roosevelt: A Career in Progressive Democracy, p. 207.)

В эти годы ФДР очень много читал, особенно книги по истории Америки. Элеонора взяла на себя труд подбирать необходимую литературу. Результаты оказались поразительными. Если книга по-настоящему заинтересовывала мужа, она отыскивала автора и приглашала домой. Беседы с авторами проясняли их идеи, и, по-видимому, ФДР черпал в них многое. В середине двадцатых годов он сам решил нависать обширный трактат - историю Соединенных Штатов. Франклин находил, что все прочитанные им исторические сочинения страдали главным недостатком - в них не было центральной идеи, не освещалась эволюция американской нации, которая двигалась в определенном, пока неясном для него направлении.

ФДР начал писать. Времени ушло масса. Он не ушел дальше первых исследователей американского континента. К своему разочарованию, он обнаружил, что совершенно не имеет писательского дара, и разумно остановился на четырнадцатой странице. Сохранившийся отрывок, испещренный бесчисленными исправлениями, - доказательство большой работоспособности и прискорбное свидетельство неспособности дать связный рассказ.

V

Хотя ФДР стал инвалидом, Ван-Лир Блэк и не помышлял о том, чтобы он ушел с поста директора нью-йоркского отделения "Фиделити энд депозит компани оф Мэриленд". В первые месяцы болезни Ф. Рузвельт, естественно, вообще не работал, затем постепенно стал уделять все большее и большее внимание своим прямым обязанностям, дававшим ему двадцать пять тысяч долларов в год. Сначала он регулярно появлялся в конторе фирмы два раза в неделю, затем три и, наконец, четыре. Существуют значительные разногласия в оценке степени пользы ФДР для фирмы и в том, оправдал ли он доверие Блэка, но несомненно лишь одно - Ф. Рузвельт успешно использовал свои многочисленные знакомства для расширения ее клиентуры.

Он сумел привлечь в число клиентов компании У. Мак Аду. "Фиделити энд депозит" в результате усилий ФДР и Л. Хоу стала держателем значительной части ценных бумаг штата Нью-Йорк. Используя свое давнее знакомство с лидерами АФТ, Ф. Рузвельт добился для своей компании ведения часта дел этой организации. ФДР проявил поразительную гибкость. Ему удалось сделать клиентом компании Догени - магната нефтяной промышленности. В деловой переписке Ф. Рузвельт отзывался о нем "как о хорошем друге". Вскоре после этого лестного отзыва Э. Догени получил редкую "национальную известность" как человек, изобличенный в даче взятки министру внутренних дел в правительстве Гардинга в целях незаконного получения нефтеносных земель, зарезервированных за государством.

Как-то по "Фидедити энд депозит" поползли слухи, что инвалид ФДР мало работает, ибо не сидит днями в конторе. Он сухо ответил основному критику из числа служащих: прежде чем обвинять, ему бы "следовало познакомиться с большим числом крупных деятелей Нью-Йорка. Они в подавляющей части мои личные друзья и приходят завтракать в мою контору. Со своей стороны, я делаю все, чтобы привлечь их к делам компании". В 1928 году ФДР не без гордости сообщал, что за предшествующие пять лет годовой оборот нью-йоркского отделения увеличился с двух до четырех миллионов долларов. Учитывая финансовый бум в стране, трудно сказать, было ли это следствием общей конъюнктуры или личных успехов ФДР. Не были забыты и некоторые специальные интересы, сыновья руководителей Таммани получили выгодные должности в компании.

С 1920 года ФДР сотрудничал в юридической фирме с Т. Эмметом и Л. Марвином. Работа в ней - оформление всякого рода документов - не удовлетворяла Франклина. Он находил ее скучной, не дававшей простора для захватывающих дух операций и вообще "надоевшей мне до смерти", а Л. Марвин находил, что "большую часть времени Франклин отдавал политическим делам, написанию различных писем, связанных с ними. Я не помню, чтобы он активно занимался юриспруденцией". В 1924 году ФДР решил выйти из фирмы. Большинству знакомых и друзей он объяснил, что ему надоело возиться с бумагами. Он жаловался также, что не мог попасть в служебное помещение фирмы на Уолл-стрит, 52, куда вели крутые ступени, а ФДР не желал, чтобы кто-нибудь видел, как его вносят на руках. В письме к Блэку ФДР помимо указанных аргументов привел еще один: "Я не извлекаю ни одного цента от сотрудничества с ними, в то время как, если бы я работал с другими людьми и по-иному, я время от времени мог бы делать деньги".

В декабре 1924 года ФДР основал юридическую фирму, название которой "Ф. Рузвельт и О'Коннор" "начиналось с моего имени, а не кончалось им", как прежнее. Его контора разместилась в том же здании, что и "Фиделити энд депозит", Бродвей, 120. О'Коннор гарантировал ФДР доход не менее 10 тыс. долл. в год. Так оказалось на деле. Фирма оказывала юридическую помощь крупным корпорациям.

В двадцатые годы Соединенные Штаты охватила лихорадка спекуляций. В погоне за наживой возникали, молниеносно вырастали и так же стремительно терпели банкротство самые разнообразные компании, акционерные общества и т. д. и т. п. Ловкачи набивали долларами карманы, мелкие вкладчики-простаки разорялись. Хотя

ФДР уже занимал два солидных поста, дававших ему 35 тыс. долл. в год, он с головой окунулся в спекулятивные операции. Объясняют этот период в жизни ФДР по- разному: одни видят в нем доказательство избытка жизненных сил, не подорванных болезнью, другие усматривают страсть к обогащению. За Франклином стояло несколько поколений дельцов.

В связи с американскими займами Германии денежный рынок США наводнили германские ценные бумаги. Марку лихорадило, чудовищная инфляция, казалось, открыла безграничные возможности умелым дельцам для наживы. В это время возникла канадская корпорация "Юнайтед еуропиан инвесторе", скупившая акции 19 германских предприятий - энергетики, взрывчатых веществ, машиностроительных заводов и т. д. Президентом ее с окладом 10 тыс. долл. в год стал Рузвельт. Корпорация действовала два года в период самой острой инфляции в Германии. Когда курс марки стабилизировался, ФДР продал свою долю - свыше тысячи акций - по 10 тыс. марок^*.

^* (D. Fusfeld, The Economic Thought of Franklin D. Roosevelt and the origins of the New Deal, pp.112, 279.)

В 1927 году Ф. Рузвельт вошел в состав правления "Интернэшнэл германик траст компани", созданной для объединения американского и немецкого капитала. Основная цель компании формулировалась так: "обслуживать интересы лиц, поощряющих промышленное развитие Германии". Первое заседание правления состоялось в служебном кабинете ФДР. Далеко дело не пошло. Через полгода Ф. Рузвельт вовремя вышел из состава правления, честолюбивое предприятие вскоре обанкротилось.

Ф. Рузвельт вступал в многочисленные финансовые объединения - "Компо Бонд корпорейшн", "Ассошиэйтед банкерс корпорейшн" и промышленные компании - "Монтокал ойл компани", неудачно искавшую нефть, "Хадсон навигэйшн корпорейшн" - эта компания поставила цель организовать транспортировку грузов от Нью-Йорка до Чикаго через систему каналов и Великие Озера. Вместе с О. Юнгом и бывшим заместителем военного министра Б. Кроувеллом ФДР в 1923 году основал серьезное предприятие "Дженерал Эр Сервис". Они надеялись наладить сообщение на дирижаблях между Нью- Йорком и Чикаго. Результаты оказались самыми плачевными - дирижабли не выдержали конкуренции самолетов. Обанкротилась блестящая на первый взгляд идея - продавать место для объявлений в такси, автобусах и трамваях. Рухнули планы создать сеть курортов в США, объединенных одной компанией. Хотя большая часть предприятий ФДР, не успев расцвести, терпела крах, некоторые из них приносили небольшую прибыль, не превышавшую нескольких тысяч долларов в каждом случае.

Лихое вторжение Франклина Д. Рузвельта в бизнес вызывало некоторую тревогу в респектабельных кругах финансистов. В конечном счете его главным вкладом было звонкое имя, которое использовали спекулянты, а их в США в те годы развелось великое множество для обмана доверчивых вкладчиков. Эта тенденция ФДР подрывала самую базу ведения операций, основанных на доверии. Когда летом 1923 года ФДР связал себя с особенно сомнительным предприятием, генеральный секретарь Общества по распространению финансовой информации Ф. Андре писал Ф. Рузвельту: "Я заметил с большим огорчением, что ваше имя используется при продаже новых выпусков акций, что, хотя и преследует честные намерения, тем не менее является необычно рискованным с деловой точки зрения. Я не знаю, обращено ли ваше внимание на то обстоятельство, что эти акции предлагаются публике по подписке как очень "надежные"... Чрезвычайно прискорбно, что ваше славное и почитаемое имя стало использоваться для коммерческих сделок подобного рода в то время, когда есть столько возможностей использовать свой престиж в делах, приносящих действительную общественную пользу". Ф. Рузвельт ответил: "Вы должны знать, как трудно для человека, занимавшегося той или иной общественной деятельностью, избежать, чтобы его имя не использовалось без его ведома в различных предприятиях, однако попытаюсь быть бдительным в этих делах"^*. То были пустые обещания.

^* (F. Freidel, Franklin D. Roosevelt. The Ordeal, vol. 2, p. 147.)

В Нью-Йорке богачи охотно лакомились омарами, о чем прекрасно знал Франклин. Он решил стать монополистом по поставке омаров. Расчет был на первый взгляд безупречен - монопольная компания ловит омаров, придерживает их на складе, а затем, когда цены подскочат, загребает барыши. Первая часть плана удалась, омары были изловлены и отправлены на склад. Труднее оказалось претворить в жизнь вторую часть блестящего плана. Недостаток омаров в меню не привел к повышению спроса на них и соответствующему увеличению цен. Посетители фешенебельных ресторанов прекрасно обходились без блюд из омаров. Итог - 26 тыс. долл. чистого убытка для Ф. Рузвельта, самая большая потеря за все годы его занятия бизнесом. Он был изрядно наказан, а зловредный Л. Хоу был не из тех, кто легко забывал. Отныне стоило ФДР заикнуться об участии в очередном сомнительном деле, как Луи немедленно серьезно советовал поддержать благое начинание материально, инвестировав акции обанкротившейся компании по ловле и продаже омаров.

Омары изрядно подъели оборотный капитал ФДР, в другом предприятии он расточил толику своего политического капитала. В 1928 году Ф. Рузвельт вместе с Г. Моргентау-старшим создал компанию магазинов-автоматов "Камко", а с Г. Моргентау-младшим - компанию "Фотоматон", установившую фотоавтоматы в магазинах, на железнодорожных станциях и в иных людных местах. Они искренне верили, что идут в ногу с технической революцией, что подтверждал неплохой доход от автоматов. С наступлением кризиса в 1929 году обе компании оказались на грани банкротства. И хотя Ф. Рузвельт с избранием губернатором штата Нью-Йорк ушел из числа директоров "Камко" и "Фотоматон", обвинение в том, что автоматы заменили людей и усугубили безработицу, не миновало его.

Больше того, президент Ф. Рузвельт в 1934 году обрушился "на эти несчастливые десять лет, характеризующиеся сумасшедшей гонкой за незаработанными сокровищами". Газета "Чикаго трибюн" злорадно осветила текущие дела "Камко": "В свое время, чтобы привлечь неискушенных вкладчиков, компания обещала громадные прибыли. Ее акции котировались по 18 долларов. Недавно вы могли купить пару таких акций за 25 центов, и компания просит о реорганизации за счет своих кредиторов... В 1928 году в числе ее директоров был Франклин Д. Рузвельт". Упрек совершенно основательный тому, кто не был первым среди равных в деловом мире. Капиталистическая печать не терпит неудачников.

ФДР испытал все прелести равенства возможностей в стране "бога и моей", как именуют Соединенные Штаты те, кому там жить хорошо. О размерах извлеченного опыта судить невозможно. В январе 1925 года бизнесмен Ф. Рузвельт распродал с аукциона часть любимых картин художников-маринистов. Выручка - меньше 1 тыс. долл. "Я, - говорила Элеонора, - не имела никакого представления о его личном доходе". Франклин, в свою очередь, не знал ничего о денежных делах своей матери и не интересовался финансовыми возможностями жены, имевшей личное состояние. Семью сплачивали не меркантильные интересы.

VI

Успешный делец или нет, ФДР оставался прежде всего политиком. И хотя в 1921 - 1928 годах он не добивался и не занимал какого-либо политического поста, имя Франклина Д. Рузвельта никогда не забывалось в стране, напротив, с годами оно приобретало все больший вес и известность. Он охотно давал возможность использовать свое имя в различных кампаниях, местных и национальных, по самым разнообразным поводам - от председателя комитета по сбору средств для издания фотографий старинных домов в штате Нью-Йорк до председателя фонда "Американского легиона". Все это сопровождалось тем, что в США называют "паблисити" - упоминанием о ФДР на первых страницах газет, гласностью, предававшейся его различным высказываниям, даже самым банальным.

Так, Ф. Рузвельт, несмотря на свою болезнь, остался руководителем юношеской организации бой-скаутов штата Нью-Йорк. Он призывал ветеранов войны идти работать со скаутами, требуя, чтобы организация штата насчитывала по крайней мере 100 тыс. членов. Пребывание в рядах скаутов, объяснял ФДР, учит быть лучшими гражданами и готовит к защите родины. Стопроцентные патриоты развили тезис дальше, предложив принимать в скауты только выходцев из "коренных" американских семей, на что ФДР немедленно возразил: "Тысячи и тысячи скаутов являются американцами во втором поколении". Ф. Рузвельт высказывался за национальную и религиозную терпимость, что не могло не найти живого отклика среди определенных групп.

Один из многочисленных председательских постов президента американского строительного совета принес ФДР два дополнительных титула - "царя" и "диктатора" строительной промышленности. То было, однако, громадное преувеличение. Ф. Рузвельт, естественно, не мог оказывать сколько-нибудь значительного влияния на дела строительства, его функции сводились к даче советов, имевших больше политическое, чем деловое значение. В письме одному редактору ФДР буквально умолял: "Ради бога, не употребляйте слово "диктатор", я выполняю функции, средние между распространителем информации и референтом по фактам". Ф. Рузвельт стал президентом совета в 1922 году и в последующие шесть лет пребывания на этом посту, собственно говоря, пытался выполнить одну задачу: ввести зачатки планирования в хаос строительного бума двадцатых годов.

Его усилия заручиться поддержкой правительства натолкнулись на ледяной прием министра торговли Г. Гувера. Республиканская администрация свято блюла традицию "меньше правительства в бизнесе и больше бизнеса в правительстве". Кое-кто заговорил даже о "социалистических идеях" ФДР, грозящих поставить частную инициативу под контроль вашингтонских бюрократов. Это было слишком. Ф. Рузвельт объяснил, что он выступает за частную инициативу, но упорядоченную, что создаст равномерную занятость в строительной промышленности, а с ней связаны в той или иной степени 11млн. человек, работающих по найму. Нельзя, говорил он, действовать по принципу "каждый заботится о себе, а дьявол позаботится об остальных". ФДР стремился доказать, что реальный труд, а не банковские и биржевые махинации создали благополучие Соединенных Штатов. Нескольких выдержек из его заявлений достаточно, чтобы проиллюстрировать, где стоял ФДР.

"Наша великая республика была буквально создана руками предков. Если бы пуритане, отцы-основатели расселились на плимутском берегу и открыли бы конторы по купле-продаже недвижимой собственности, бюро по планированию застройки городов и иные теоретические учреждения, вместо того чтобы рубить лес и носить воду, я убежден, что наш прогресс как нации значительно замедлился". Или: "Я считаю, что мы должны сделать все для того, чтобы возродить (я назову это за неимением лучшего термина) дух гильдий. Несомненно, что удивительное мастерство в период расцвета гильдий объяснялось всеобщим признанием высокого места в обществе мастера. Как же мы можем ожидать ныне, что способные юноши станут заниматься производительным трудом, если мы сами считаем, что клерк, зарабатывающий в неделю 10 долларов, стоит выше на социальной лестнице, чем квалифицированный рабочий, получающий 60 долларов?.. Надеюсь, что нам удастся убедить колледжи привить юношам понимание: нужно больше ума, чтобы управлять двухтонным механическим молотом, чем механически складывать колонки цифр в конторских книгах".

Результаты подобного рода увещеваний были близки нулю для бизнеса, но политически они являлись неоценимым вкладом для укрепления репутации ФДР как человека, озабоченного национальными судьбами. Он делал политику на бизнесе.

В двадцатые годы Ф. Рузвельт выступает в поддержку известного в демократической партии Альфреда Смита. Этот деятель, католик по вероисповеданию и "мокрый" по убеждению (т. е. сторонник отмены "сухого закона"), стремительно восходил на политическом горизонте США. ФДР прочно приковал себя к его колеснице и уже в 1922 году был среди тех, кто горячо ратовал за переизбрание А. Смита губернатором штата Нью-Йорк, что и было достигнуто беспрецедентным большинством голосов. ФДР много говорил о том, что "дорогой Ал" - его друг чуть ли не со времен битвы против Шихана, да и в 1918 году он приложил руку, чтобы А. Смит в первый раз прошел губернатором штата Нью-Йорк. В действительности в 1918 году ФДР вместе с Л. Хоу заняли крайне уклончивую позицию. Однако в начале двадцатых годов А. Смит, шедший от успеха к успеху, охотно верил "дорогому Франку".

С приближением выборов 1924 года ФДР стал крайне необходим А. Смиту. В этот год в США возникла сильная третья партия Лафоллета, сенатора от штата Висконсин. Партия называла себя прогрессивной и действительно повела за собой несколько миллионов недовольных избирателей. Хотя это новое мощное движение окончательно подорвало слабые шансы на успех демократов, ФДР с готовностью взял на себя функции руководителя кампании по выдвижению А. Смита кандидатом в президенты. ФДР домогался еще большей известности, а состязание с Лафоллетом давало возможность потрясать нацию самыми прогрессивными речами. Помимо того, ФДР становился незаменимым партийным организатором, по крайней мере в штате Нью-Йорк. Ч. Мэрфи умер незадолго до выборов 1924 года, и Таммани остро нуждалась в вожаке.

Таким-то образом ФДР оказался на гребне избирательной кампании демократов. Современники усматривали в его неустанной работе на пользу А. Смита самопожертвование "дорогого Франка дорогому Алю", ибо болезнь лишила ФДР надежд на собственную политическую карьеру. Замечание ФДР в частных беседах: "Если бы не эти костыли, я бы сам принял участие в деле" - приводилось как доказательство вышеупомянутого верного служения. А если кто еще сомневался, тогда приводились отказы ФДР баллотироваться на пост сенатора или даже вице-президента. Ответил же ФДР Л. Стивенсону: "Я не хочу быть вице-президентом. Председательствовать при нынешнем составе сената четыре года будет неблагодарной, отвратительной и совершенно бесполезной работой". Биографы ФДР судят о нем несколько по-иному. Как замечает взвесивший все "за" и "против" Ф. Фрейдель, "эта кампания была повторением его маневра 1922 года. Тогда он поддерживал Смита в собственных целях - восстановить себя в качестве ведущего политического деятеля штата. В 1924 году Смит дал ему возможность сделать это в масштабах страны"^*.

^* (F. Freidel, Franklin D. Roosevelt. The Ordeal, vol. 2, p. 169.)

Действительно, появление мужественного Франклина Д. Рузвельта на костылях на трибуне конвента демократической партии вызвало неистовый восторг зала. Несколько минут бушевала овация. Когда она стихла, ФДР сильным, звучным голосом рассказал о достоинствах А. Смита, этого "счастливого воина" политических битв (термин заимствован у американского поэта У. Уордсворта), которого любят за прогрессивные убеждения "все и вся в нашей стране". ФДР убедил конвент в том, что он прекрасный оратор, но А. Смит так и не был одобрен кандидатом. После почти ста туров голосования А. Смит поручил ФДР снять его кандидатуру. Демократы выдвинули другого кандидата, а на выборах в ноябре 1924 года переизбрали республиканца К. Кулиджа, ставшего президентом в 1923 году, после смерти У. Гардинга.

Хотя выборы 1924 года воссоздали ФДР как активного политика, его выступление на конвенте было первой большой речью после болезни, он был далеко не удовлетворен только личным триумфом. Его успехи, а поздравления шли со всех концов страны, лишь подчеркивали плачевное положение демократической партии. В 1924- 1928 годах он упорно доискивается причин, по которым демократы не могли завоевать большинства. Диагноз, поставленный ФДР, не лишен интереса: он пришел к выводу, что повинны объективные условия, а также промахи самой партии.

В декабре 1924 года ФДР писал: "В 1920 году, когда нас прокатили на выборах, я сказал друзьям, что, на мой взгляд, нация не изберет демократа до тех пор, пока республиканцы не ввергнут нас в серьезную депрессию с большой безработицей. Я думаю, что этот анализ верен и сейчас". В 1926 году ФДР говорил в одной из своих речей: "Наше так называемое процветание со времен мировой войны случилось вопреки, а не в результате усилий политиков. Мы держим большую часть мирового золотого запаса, что обеспечило нам легкий, слишком легкий кредит. Строительство, улучшение транспорта, увеличение всех видов производства стало настоятельно необходимым из-за износа в военные годы. Добавьте к этому новые потребности: дешевые автомобили, радио, различные электроприборы, рост производства электроэнергии, распространение хороших дорог и последнее по счету, но не по значению - увеличение покупательной способности расширением кредита, и тогда станет ясно, что республиканская партия, стоящая у власти, повинна в том, что она пытается присвоить под лживыми предлогами достояние, принадлежащее другим - в данном случае американскому народу".

Следовательно, нужно ожидать экономического кризиса, а руководителям партии не следует сидеть сложа (руки. ФДР носился с планами решительной реорганизации демократической партии. Разномыслие среди павших духом руководителей партии просто пугало ФДР. Он полагал, что партия может воспрянуть, апеллируя к теням ее основателей, куда ФДР зачислял прежде всего Т. Джефферсона и Э. Джэксона.

В 1921 году Ф. Рузвельт подчеркивал, что значение Э. Джэксона для Америки двадцатых годов в том, что этот великий президент (1829-1837 гг.) "искренне стремился вырвать контроль над правительством из рук профессиональных денежных воротил и вверить его, как то и намеревались сделать отцы - основатели республики, в руки самого народа". Суждение, вне всякого сомнения, одностороннее. Э. Джэксон при всей своей одаренности и показном демократизме был все же рабовладельцем, а то, что конституция США была составлена богачами для богачей, убедительно доказал Ч. Бирд еще в 1913 году. Впрочем, ФДР никогда не был профессиональным историком, а в 1921 году еще не успел начитаться монографических исследований.

Через несколько лет он был куда более образован. Постоянное чтение, общение с людьми неожиданных профессий облегчило понимание ФДР проблем собственной страны, а следовательно, и задач партии. Источники информации были самыми разнообразными. Знакомая семьи Рузвельтов Хамлин как-то вечером в ноябре

1924 года застала у ФДР молодого человека. "После того как он ушел, - записала Хамлин в дневнике, - Франклин сказал мне, что это был еврей - портной из Нью-Порка. Он приехал из города накануне вечером и провел у них целый день. Франклин объяснил, что, общаясь с ним, он мог разузнать о жизни молодого человека - клубах и других организациях. Он считает, что нужно смотреть в корень вещей, которые можно и нужно изменить: скандальные жилищные условия, школы, церковь и семейная жизнь".

ФДР считал, что восстановление принципов Т. Джефферсона внесет спасительные улучшения в американскую жизнь. В декабре 1925 года Ф. Рузвельт писал: "Нам будет трудно внести раскол в ряды республиканцев, пока продолжается период материального процветения. Они поставили все на экономический бум, который, однако, является не следствием их усилий, а объясняется экономической обстановкой послевоенного мира. Мы приближаемся к временам, аналогичным периоду 1790-1800 годов, когда Александр Гамильтон вел дела федерального правительства прежде всего в интересах торговых палат, спекулянтов и узкого кружка внутри национального правительства. Он верил душой и телом в аристократию богатства и власти - Джефферсон вернул власть в руки рядового избирателя, настаивая на основных принципах и просвещении массы избирателей. Нам сейчас нужна такая же кампания просвещения, и, возможно, мы найдем другого Джефферсона".

Если ФДР думал так, а приведенные и многие другие его суждения не оставляют сомнения в том, что его убеждение в призрачности "процветания" было искренним, тогда он был суровым реалистом. Именно в эти годы американская компартия указывала, что "процветание" строится на песке. Американским коммунистам было невероятно трудно. "Небо было безоблачно, - писал У. Фостер, - и лишь немногочисленные недовольные и потерявшие доверие коммунисты заявляли, что "процветание" - это карточный домик, построенный на развалинах, оставленных первой мировой войной"^*.

^* (Уильям З. Фостер, Очерк политической истории Америки, ИЛ, 1955, стр. 509.)

Ф. Рузвельт не читал изданий компартии и был далек от коммунизма, но у него было достаточно здравого смысла, чтобы прийти к реалистическим выводам. Он взывал к принципам Т. Джефферсона и настаивал на том, чтобы подготовить демократическую партию к тем критическим временам, когда "процветание" рухнет. Хотя в те годы буржуазная печать злорадно приводила факты - и они соответствовали действительности - об упадке организованного рабочего движения в США, бесконечной фракционной борьбе в рабочей (коммунистической) партии США, ФДР понимал, что американский народ таит в себе громадный демократический потенциал, и стремился к тому, чтобы демократическая партия безраздельно овладела им.

Когда после неудачи движения Лафоллета на выборах 1924 года к Ф. Рузвельту обратились с просьбой продумать, не следует ли сторонникам Лафоллета вступить в блок с демократической партией, он категорически отклонил идею. ФДР писал: "Демократическая партия - единственная прогрессивная партия страны, но она не является и, надеюсь, никогда не будет радикальной партией в США, что совсем иное дело". И далее: "Мы, конечно, не можем развиваться, если каждый новый шаг не делается по твердой и испытанной почве. Слепо ринуться по пути, который некоторые наши радикальные друзья называют большой дорогой к Утопии, означало бы, что мы безнадежно погрузимся в зыбучие пески неразумных политических теорий и непрактичных доктрин правления. Это вовсе не будет прогрессом, а повлечет за собой лишь деморализацию. В результате мы добьемся только одного: столь же громадных страданий и несчастий для собственной страны, какие мы видели в некоторых других государствах, где были применены чисто теоретические концепции правления, прежде чем были проверены их разумность и возможность претворения в жизнь"^*.

^* (F. Freidel, Franklin D. Roosevelt. The Ordeal, vol. 2, p. 204.)

В этих воззрениях, и только в них, следует искать разгадку так называемого либерализма и прогрессивных убеждений Франклина Д. Рузвельта. Его преимущество перед толпой заурядных буржуазных политиков было в том, что он чутко реагировал на происходившее вокруг и своевременно приходил к четким выводам, которые оказывались реалистическими, ибо они соответствовали истинному положению вещей. Что до прогрессивных взглядов, то как могло быть иначе?^* Двадцатый век стал тем временем, когда прежде незыблемые истины капитализма подверглись сокрушительным ударам со всех сторон и жизнь на каждом шагу подтверждала правоту и мудрость марксизма.

^* (С. Розенман, работавший с ФДР с 1928 года до его смерти, открывает свою книгу о Ф. Рузвельте поразительным суждением: "Я никогда не мог удовлетворительно выяснить истоки непоколебимого либерализма Рузвельта... Я говорил с ним самим. Я спрашивал его старых друзей и членов семьи, но никогда не получил удовлетворительного и полного ответа. Я заключил, что в данном случае не могло быть и речи об обычных внешних влияниях. Причина родилась вместе с его рождением, она лежала в сердце и душе этого человека, в его любви к людям, в его собственной вере в социальную справедливость, в его ненависти к алчности, эксплуатации слабых, в его презрении к нахалам - будь это Гитлер или Муссолини, или владелец предприятия, или эксплуататор детского труда".

Отсюда видны искренняя любовь автора к ФДР и в то же время буржуазное узколобие. С. Розенман никак не может взять в толк, что события формируют людей, а применительно к ФДР нужно взять мерку побольше. (S. Rosenman, Working with Roosevelt, N. Y., 1952, p. 14).)

Хотя ФДР жил в твердыне капитализма - в Соединенных Штатах, он не мог не видеть, как стены ее размывает и разрушает мировой революционный процесс, стремление людей сделать жизнь лучшей уже для нынешнего поколения, возможность чего продемонстрировал наш Октябрь! ФДР прекрасно понимал, что противиться наступлению сил прогресса не только трудно, но просто невозможно. Он видел свою задачу в другом - попытаться оседлать гребень волны вместе с демократической партией, а чтобы удержаться там - реорганизовать ее.

Ф. Рузвельт писал: "Следует крепко запомнить, что без какой-то формы политической организации нельзя многого достигнуть"^*. Во второй половине двадцатых годов весь платный штат национального комитета демократической партии состоял из двух приятных дам, работавших в одной комнате. Ф. Рузвельт стремился разъяснить руководству демократической партии, что это нетерпимо.

^* (T. Greer, What Roosevelt Thought. The Social and Political Ideas of Franklin D. Roosevelt, Michigan State University Press, 1958, p. 114.)

С помощью Хоу ФДР подготовил и разослал своего рода циркулярное письмо активным работникам партии. Он просил их согласиться со следующими предложениями: национальный комитет должен работать постоянно, а не от одной избирательной кампании до другой, установить тесную связь комитета с местными организациями, частые встречи активистов партии и, наконец, добиться ее прочного финансового положения. Когда получились положительные отклики на письмо, ФДР попытался двинуть дело дальше - созвать в 1925 году национальную конференцию демократической партии. Ввиду острого соперничества между отдельными лидерами идея никогда не материализовалась.

Тем не менее ФДР заслужил репутацию политика политиков. Водители партийной машины демократов, пропустив его проекты мимо ушей как нереальные, взамен составили, как им казалось, реальный проект - они стали домогаться, чтобы сам ФДР выдвинул свою кандидатуру в сенат США, соблазняя его перспективой отстаивать дело партии на национальном форуме. ФДР отказался, частично боясь, что избрание в сенат не даст ему возможности долечиться, а главным образом не желая ввязываться в межпартийные распри в лучах прожекторов прессы, направленных на Капитолий. Хоу горячо одобрил поведение Франклина. В 1926 году накануне конференции демократической организации штата Нью-Йорк он пишет Франклину: "Я разузнал, что составлен план. Вас попросят произнести речь, а затем потребуют согласиться на выдвижение кандидатом в сенат единодушным воплем "Мы хотим Фраклина!". Это, конечно, лишь возможность, но я надеюсь, что вы сумеете убедить их, что еще два года вы будете стоять на пороге смерти. Постарайтесь выглядеть бледным, усталым и издерганным, выступая на съезде, с тем чтобы не составило труда отделаться от них заявлением, что по состоянию здоровья вы по крайней мере еще два года не сможете участвовать в выборах". Так ФДР и поступил.

Летом 1928 года, в преддверии очередных президентских выборов, состоялся конвент демократической партии. Вновь ФДР предложил кандидатуру А. Смита, которая на этот раз была одобрена. Появление Ф. Рузвельта на конвенте резко отличалось от прошлого - в 1924 году. Тогда он едва передвигался на костылях, теперь он относительно легко шел, опираясь на трость и руку сына. После конвента ФДР уехал в Уорм-Спрингс, а партийные боссы стали готовить его выдвижение кандидатом на пост губернатора штата Нью-Йорк.

В сентябре ФДР получил первые тревожные телеграммы от Хоу, который прямо требовал не соглашаться. Элеонора разделяла мнение Хоу. Франклин признал, что они правы. Изворотливые партийные деятели подключили к делу дочь Анну, которая телеграфировала: "Вперед и соглашайся". ФДР отвечает: "Тебя следует выпороть. Любящий отец". Смит сам стал бомбардировать Уорм-Спрингс телеграммами. Хоу комментирует: "Бойся данайцев, приносящих дары". И в другой телеграмме: "Если они ищут козла отпущения, то пусть сенатор Вагнер принесет себя в жертву". По совету Хоу Франклин прибег к испытанному аргументу - здоровье не позволяет. Смит вызвал ФДР к телефону, в разговоре выяснилось, что Рузвельт обеспокоен и финансовыми делами - он по уши погряз в "Уорм-Спрингс фаундейшн", а избрание губернатором сократит его личные доходы.

Если паралич ног был неизлечим, то финансовые затруднения поддавались исцелению. Смит переговорил с Д. Раскобом, одним из богатейших людей США, близким к Дюпонам, руководителем концерна "Дженерал моторз". Д. Раскоб в 1928 году щедро финансировал избирательную кампанию демократов. А. Смит просил Д. Раскоба быть вместе с несколькими другими миллионерами руководителем его избирательной кампании. Что произошло, дальше описывает Э. Линдли^*. 1 октября Д. Раскоб позвонил Рузвельту в Уорм-Спрингс. "Мягкий голос Раскоба звучал в трубке отчетливо, как колокольчик. Он просил его согласиться на выдвижение, чтобы помочь партии в национальном масштабе.

^* (E. Lindley, Franklin D. Roosevelt: A Career in Progressive Democracy, p. 19.)

Рузвельт выставил другие возражения - ему надо, например, заботиться о "Уорм-Спрингс фаундейшн". "К черту Фаундейшн, - ответил Раскоб. - Мы берем ее на себя". Раскоб прямо спросил ФДР, сколько? Рузвельт назвал цифру 250 тыс. долларов. Трубку взял Смит, просивший ФДР оказать ему "личную услугу" - баллотироваться. Рузвельт нехотя согласился. На следующий день случились два события: он получил чек от Раскоба на 250 тыс. долларов^*, в Нью-Йорке конференция демократической партии выдвинула его кандидатом на пост губернатора штата. "Я не знаю человека, который принес бы большую жертву партии, придя ей на помощь", - писал Раскоб Ф. Рузвельту.

^* (По возвращении в Нью-Йорк ФДР вернул чек Раскобу, заметив, что ему достаточно знать, что в случае необходимости он сумеет рассчитывать на помощь Раскоба. В последующие три года Раскоб пожертвовал "Уорм-Спрингс фаундейшн" 100 тыс. долларов. J. Flynn, The Roosevelt Myth, N. Y., 1948, p. 270.)

Узнав о внезапном решении своего подшефного, Хоу ничего не оставалось делать, как воздеть руки к небу и отправить ФДР телеграмму: "В качестве поздравления раскопайте телеграмму, посланную мною, когда вы участвовали в первоначальных выборах на место сенатора" от штата Нью-Йорк в 1914 году. Слухи о выдвижении Ф. Рузвельта распространились с быстротой молнии.

Республиканские газеты указали, что А. Смит в своей ненасытной жажде власти, которой ему, впрочем, не видать как своих ушей, бросает в огонь политической борьбы последний резерв-несчастного инвалида Ф. Рузвельта. Корреспонденты со ссылкой на друзей ФДР сообщали, что все, кто любит Рузвельта, будут голосовать против него, ибо не хотят, чтобы этот очаровательный человек нашел смерть под бременем губернаторства. Заботясь о "просвещении" избирателей, республиканцы также распространили слух, что ФДР не может передвигаться и страдает вовсе не из-за полиомиелита, а от последствий иного заболевания^*.

^* (См. Р. Шервуд, Рузвельт и Гопкинс, т. I, ИЛ, 1958, стр. 106.)

А. Смит парировал: "Губернатору не нужно быть акробатом. Мы выбираем его не за умение делать двойное сальто назад или ходить на руках".