Главнокомандующий вооруженными силами США

11 декабря 1941 г. рептильный германский рейхстаг собрался в Берлине. Послушные депутаты явились, чтобы выслушать речь "фюрера германского народа" - Гитлера. Хотя немецкие армии как раз в эти дни терпели тяжкие поражения под Москвой, Гитлер счел возможным посвятить два дня подготовке речи в рейхстаге. Он объявил войну не на жизнь, а на смерть Рузвельту.

Фюрер, задавая тон нацистской пропаганде на многие годы, сообщил рейхстагу, что "только этот человек", Франклин Д. Рузвельт, виноват во второй мировой войне. "Разрешите мне, - внушал Гитлер, - определить мое отношение к этому другому миру, представленному этим человеком, который в то время, когда наши солдаты сражаются в снегах и льдах, очень уместно предпочитает произносить речи у теплого камелька... То, что он именует меня гангстером, интереса не представляет. В конце концов термин этот рожден в Америке, ибо, без сомнения, в Европе названных гангстеров нет. Рузвельт не может оскорбить меня, я считаю его таким же сумасшедшим, как и Вильсона... Сначала он разжигает войну, затем фальсифицирует ее причины, потом гнусно кутается в тогу христианского лицемерия и медленно, но верно ведет человечество к войне, не уставая призывать бога в свидетели чистоты помыслов его нападения".

Особенность тоталитарной философии в том, что ее творцы обычно "знают" ответы на все вопросы. Гитлер не составлял исключения, ему было все ясно. Причина войны, - открыл он рейхстагу, - в провале внутренней политики Рузвельта: "Все рузвельтовское законодательство нового курса было ошибочным. Нет никакого сомнения в том, что продолжение этой экономической политики в мирное время привело бы к краху президента, несмотря на его Дьявольское искусство". Фюрер высказал предположение, что в любом другом государстве ФДР уже отдали бы под суд за "расточение национальных богатств".

С изощренной демагогией Гитлер апеллировал через океан к противникам Рузвельта в Соединенных Штатах. "Все это поняли и полностью оценили многие американцы, в том числе высокопоставленные. Угрожающая оппозиция нависла над его головой. Он сообразил, что единственное спасение - отвлечь внимание народа от внутренней политики к внешней". Несомненно, Гитлер рассчитывал на то, чтобы добиться раскола общественного мнения в США, усилив антирузвельтовские настроения.

Лицемерные разглагольствования фюрера о своей судьбе и жизни Рузвельта имели целью вызвать подъем ложной классовой ненависти. Он говорил: "Рузвельт происходит из богатой семьи и принадлежит к классу, чей путь гладок в демократических странах. Я, сын маленькой бедной семьи, пробился в жизни собственным трудом и прилежанием. Когда разразилась Великая Война, Рузвельт на своем посту мог ощутить лишь ее приятные последствия - он был среди процветавших, в то время как другие истекали кровью. Я же разделил судьбу простых солдат, выполнявших приказы, и, естественно, вернулся с войны таким же бедняком, каким я был осенью 1914 года. Моя судьба была судьбой миллионов, а Франклин Рузвельт был среди так называемых высших десяти тысяч семей.

После войны Рузвельт занимался финансовыми спекуляциями. Он обогащался на инфляции, на несчастьях других в то время, когда я валялся но госпиталям"^*.

^* (W. Shirеr, The Rise and Fall of the Third Reich, pp. 1173-1175.)

В таких красках фюрер изобразил причины войны между Германией и Соединенными Штатами, представляя ее как личный конфликт с Рузвельтом. Официальное объявление войны, состряпанное в германском министерстве иностранных дел, формулировалось в аналогичных терминах, чтобы немцы поняли: они вступают в вооруженную борьбу не с американцами, а с Франклином Д. Рузвельтом. Нацистскую пропаганду давно отмечало стремление лгать по-крупному.

В ответ на объявление войны Соединенным Штатам Германией и Италией 11 декабря Рузвельт попросил конгресс признать состояние войны с этими странами, подчеркнув: "Давно известное и долго ожидавшееся случилось. Силы, стремящиеся поработить мир, ныне двинулись на наше полушарие". Конгресс удовлетворил просьбу президента. Хотя сателлиты Гитлера, 12 декабря - Румыния, а 13 декабря - Венгрия и Болгария - объявили войну США, ФДР отнесся к этому с известным чувством юмора. Только через полтора месяца, 31 января 1942 г., президент рекомендует Хэллу передать декларации этих стран в комитет конгресса по иностранным делам "для информации". К деловому письму государственному секретарю президент присовокупил шутливую приписку: "Если бы это наделал мой внучонок Джонни, он бы добавил: "Ну и что из этого!""^*.

^* ("F. R. 1942, Europe", vol. 2, p. 834.)

Президент, вероятно, пребывал в отличном настроении: от Вашингтона до Европы далеко. Но в тучах фашистской саранчи, опустившейся на западные области СССР, были румынские, венгерские и финские солдаты. Вместе с вермахтом они сражались против СССР. Лишь 5 июня 1942 г. США объявили войну Румынии, Венгрии и Болгарии, а с Финляндией никогда так и не разорвали дипломатических отношений.

Вступление Соединенных Штатов в войну не вызвало патриотического подъема, сходного хотя бы с тем, что было в 1917 году. Хотя "изоляционисты" в своем большинстве немедленно сплотились вокруг правительства, в стране не без их участия получил хождение тезис: Рузвельт "вогнал нас в войну, ибо не имел политической смелости вести нас". Парадов почти не устраивали, патриотических манифестаций было мало, да и флагами особенно не размахивали. Народ, естественно, негодовал по поводу Перл-Харбора, требовал отомстить военным лордам Токио, но в целом имел относительно смутное представление о целях вооруженной борьбы. Ф. Рузвельт предложил звучный лозунг: "Война за то, чтобы выжить". Заклятые враги президента в пику ему заявили, что уместнее назвать ее "моя (Рузвельта. - Н. Я.) война".

Тщательный опрос общественного мнения в самом начале 1942 года продемонстрировал крайнее смятение умов. 26 процентов опрошенных дали ответ - война за освобождение мира, 14 - война за освобождение, 13 - война за свободу, 11 - война против диктаторов, 9 - война за человечество, 7 - солидаризировались с ФДР: "война за то, чтобы выжить", 6 - народная война, 5 - антифашистская война, 5 - тотальная война и 4 процента - освободительная война^*. Преобладали все же мессианские лозунги, большой части американцев страсть как хотелось видеть себя спасителями мира.

^* (См. Т. Bailey, The Man in the Street. The Empaet of American Public Opinion on Foreign Policy, N. Y., 1948, p. 189.)

Враги в форме были пока далеки, но под рукой были те, кого средний американец считал союзниками микадо,- японцы, проживавшие в США. Они жили в штатах, прилегавших к западному побережью, главным образом в Калифорнии - всего 112 тыс. человек, из них 71 тысяча имела американское гражданство. Уже в первые дни войны было арестовано 1266 японцев как "подозрительных". Стопроцентным и бдительным патриотам этого казалось мало - они шумно требовали репрессировать всех без исключения японцев. В военном министерстве составили подробные планы заключения их поголовно, включая женщин и детей, в концентрационные лагеря. Дело оставалось за санкцией президента.

Рузвельт, занятый по горло текущими военными делами, не имел времени рассматривать объемистые досье. Он решил дело просто и оперативно: 11 февраля президент по телефону отдал соответствующий приказ военному министру Г. Стимсону. Судьба более чем 100 тыс. человек, из них свыше 60 тыс. женщин и детей, была решена в ходе одного телефонного разговора! В отдаленных местностях США были сооружены концентрационные лагеря, куда за колючую проволоку американские солдаты загнали несчастных людей. 18 марта ФДР создал военную переселенческую администрацию для управления ими во главе с М. Эйзенхауэром. Патриоты вздохнули полной грудью: Америка спасена от внутренней угрозы.

Президент, однако, заботился о безопасности и аванпостов. Он выдвинул план - согнать более чем стотысячное японское население Гавайских островов на один островок или выслать его в США. Ближайшее ознакомление с проблемой показало, что план Рузвельта нереален: не было необходимого тоннажа, а на Гавайских островах требовались рабочие руки. Рузвельт неохотно отступил, только две тысячи "подозрительных" были высланы в США.

В начале мая 1942 года министерство юстиции представило президенту подробный доклад о результатах расследований в связи с депортацией японцев в концентрационные лагеря. У них было конфисковано 2600 револьверов, 1500 радиоприемников, 3000 фотоаппаратов. Однако, указывалось в докладе, "мы не обнаружили в ходе операции каких-либо опасных лиц, о которых мы не могли узнать другими путями. Мы не считаем, что конфискованный динамит или порох предназначались для каких-либо диверсий. Мы не нашли ни одного пулемета или револьвера в таких обстоятельствах, которые заставили бы предположить, что данный револьвер будет использован на пользу врагу. Мы не обнаружили ни одного фотоаппарата, в отношении которого можно было бы заподозрить, что он предназначен для шпионских целей"^*.

^* (S. Conn and others, Guarding the United States and its outposts, Wash., 1964, pp. 115-148, 214.)

Рузвельт внимательно ознакомился с докладом. Это не изменило судьбы заключенных. Всю войну они пытались жаловаться на свою печальную участь. Когда одна из жалоб достигла Верховного суда, его большинство в решении 18 декабря 1944 г. записало: "Мы считаем несправедливым называть переселенческие центры концентрационными лагерями в мрачном смысле этого термина". Судья О. Робертс, оставшийся в меньшинстве, все же отметил: "Так называемые переселенческие центры - эвфемизм для концентрационных лагерей". По всей вероятности, Франклин Д. Рузвельт считал расправу с японцами справедливой; "великая демократия" защищалась методами, соразмерными своей силе и величине вражеской угрозы.

По-иному думали невинно репрессированные люди. В начале 1945 года 5766 американцев японского происхождения, доведенные до отчаяния издевательствами в одном из лагерей, демонстративно отказались от гражданства США. Об их бедах и вообще о том, как именно в действительности страна готовилась к бою, стало известно много спустя - одним из первых действий президента после Перл-Харбора было создание 19 декабря 1941 г. управления цензуры. Печать и радио попали под жесткий контроль. Вспыхнувшее не слишком сильное недовольство только позабавило президента.

В начале января 1942 года у Рузвельта собрались привлеченные для подготовки ежегодного послания конгрессу. Адъютант сообщил, что генеральный прокурор Фрэнсис Ф. Биддл явился с каким-то докладом. Рузвельт улыбнулся и обратился к присутствующим: "Фрэнсис ужасно обеспокоен гражданскими правами, особенно теперь. Он буквально оседлал меня, требуя не ограничивать их. Вы не смейтесь, не выдавайте меня, а я проучу его".

Вошел Биддл. Президент серьезно, почти торжественно произнес:

- Фрэнсис, вы кстати. Мы как раз обсуждали вопрос о гражданских правах во время войны, и я решил издать прокламацию, текст которой надлежит подготовить вам, отменяющую в значительной степени свободу слова и печати в военное время. Жаль, конечно, но я убежден, что это абсолютно необходимо, и хочу объявить об этом в своем послании.

Биддл широко раскрытыми глазами оглядел присутствовавших. Все промолчали. Тогда он вскочил и произнес горячую речь в защиту демократических свобод. Рузвельт дал ему выговориться и только затем прервал, сказав, что пошутил. Разволновавшийся генеральный прокурор не очень поверил президенту. Во всяком случае он задержался в кабинете, чтобы присутствовать при подготовке послания.

Короче говоря, ФДР счел, что начавшаяся война - дело серьезное и игра в демократию в это время неуместна. Адмирал У. Леги, вскоре назначенный председателем комитета начальников штабов, доверительно довел до сведения американских командующих: президенту нравится титул "главнокомандующий вооруженными силами", и он не хочет, чтобы его именовали по-иному 1 (Е. King and W. White hill, Fleet Admiral King, N. Y., 1952, p. 567.). Работавшие с Рузвельтом отлично разгадали его желание быть военным руководителем. У. Черчилль и Г. Гопкинс не имели воинских званий, поэтому они сочли возможным обращаться к ФДР "г-н президент", но никогда - по имени.

II

Вступление Соединенных Штатов в войну потребовало немедленного определения американской стратегии. Это было невозможно сделать без консультаций с Лондоном. Черчилль начисто ликвидировал предстоявшую мучительную процедуру обмена телеграммами. Во главе внушительной делегации 22 декабря он явился в Вашингтон. Премьер был радостно взволнован: наконец исполнилась его давняя мечта - Англия и США стояли рядом как товарищи по оружию. Рузвельт оказал Черчиллю радушный прием, премьеру отвели комнату в Белом доме, дверь в дверь с помещением для Г. Гопкинса. Ветераны-англичане были преисполнены решимости наставить американцев, научить их искусству руководства и ведения войны.

Хотя формально уже развернулась коалиционная война против европейских держав "оси", только Советский Союз вел широкие боевые действия против гитлеровской Германии. Рузвельт и Черчилль договорились, что стратегия, изложенная в плане "АБЦ-1" - Германия враг № 1, верна и основные усилия США и Англии сосредоточиваются на европейском театре военных действий. Каким же образом, по крайней мере в ближайшем будущем?

ФДР согласился со следующей оценкой, данной Черчиллем: гитлеровский "режим держался до сих пор благодаря своим успехам, достававшимся ему без труда, дешевой ценой. Теперь же вместо предполагавшейся легкой и быстрой победы (над СССР. - Я. Я.) ему предстоит в течение всей зимы выдерживать кровопролитные бои, которые потребуют огромного количества вооружения и горючего. Ни Великобритании, ни Соединенным Штатам не придется играть какую-либо роль в этом деле, за исключением того, что мы должны обеспечить точную и своевременную отправку обещанных нами материалов". Итак, в обозримом будущем план "АБЦ-1" предстояло выполнять Советскому Союзу.

Если так, тогда вооруженная борьба советского народа заслуживала всяческой поддержки. 28 декабря Рузвельт распорядился возобновить приостановленные 7 декабря после Перл-Харбора поставки по ленд-лизу Советскому Союзу. Чтобы не возникло кривотолков, он разъяснил Стимсону: "Вся русская программа жизненно важна для наших интересов".

Руководящие принципы стратегии США и Англии были зафиксированы так: "В 1942 году основные методы преодоления сопротивления Германии будут заключаться в следующем: а) во все усиливающихся бомбардировках английских и американских воздушных сил, б) в помощи наступлению русских всеми имеющимися в распоряжении средствами, в) в блокаде, г) в поддерживании повстанческого духа в оккупированных странах и организации подрывных действий... В 1943 году может открыться путь для возвращения на континент через Средиземное море, из Турции на Балканы или путем высадки десантов в Западной Европе".

Что касается войны против Японии, то Рузвельт и Черчилль согласились, что этот театр являлся второстепенным по сравнению с Европой. План "АБЦ-1" вновь подтверждался, хотя и по иным причинам. После окончания совещания Рузвельта с Черчиллем начальник оперативного управления штаба армии генерал Д. Эйзенхауэр докладывал 28 февраля: несмотря на то, что "общая боевая мощь" Германии и ее сателлитов в Европе выше, чем мощь Японии, последняя все же "относительно сильнее их", ибо не ведет боевых действий против Советского Союза. Следовательно, исходя из стратегической аксиомы о том, что необходимо сосредоточить все силы против ослабленного врага, США должны заняться в первую очередь Германией. Иными словами, правительство и командование США не хотели вступать в решающую схватку с Японией, пока она не была обессилена действиями других.

Поползновения Рузвельта побудить СССР уже на этом этапе войны совершить такие действия, которые вовлекли бы его в вооруженный конфликт с Японией, были пресечены Советским правительством. В Москве разглядели, что крылось за настойчивыми предложениями Вашингтона послать на советский Дальний Восток "помощь" - соединения американской бомбардировочной

авиации. Эти предложения повторялись и в дальнейшем, однако США не удалось добиться своего. Безрезультатную переписку по этому вопросу завершило послание Советского правительства Ф. Рузвельту 13 января 1943 г., в котором говорилось: "Нам нужны не авиачасти, а самолеты без летчиков, так как своих собственных летчиков у нас более чем достаточно. Это во-первых. А во-вторых, нам нужна ваша помощь самолетами не на Дальнем Востоке, где СССР не находится в состоянии войны, а на советско-германском фронте, где нужда в авиационной помощи особенно остра".

Война против держав фашистской "оси" развернулась так, что не все их противники вели борьбу одновременно против Германии, Италии и Японии. По этой причине, а также чтобы подчеркнуть, что США ни перед кем не имеют союзнических обязательств, Ф. Рузвельт предложил термин "Объединенные Нации". ФДР очень гордился своей находкой: его осенило после вечера бесплодных споров с У. Черчиллем! Едва встав на следующий день, он горел желанием сообщить свое открытие, разумеется, в первую очередь Черчиллю. Камердинер Преттимен наскоро одел президента и покатил в кресле к комнате Черчилля. Он постучал. Никакого ответа. Тогда ФДР нагнулся в кресле и забарабанил обеими руками в дверь. Раздался приглушенный голос:

- Кто там?

- Я, Франклин.

- Входите.

Преттимен вкатил кресло с президентом в пустую комнату.

- Где вы, Уинстон?

- В ванне.

- Мне нужно поговорить с вами.

- Хорошо, входите.

Черчилль щурился под маской мыльной пены.

- Уинстон, - закричал ФДР, - "Объединенные Нации" подойдет?

Лицо Черчилля расплылось в улыбке, искаженной хлопьями мыльной пены.

- Отлично.

Термин был найден, а историческая беседа в ванной, вероятно, дала повод для анекдота, который рассказывали в те годы: Рузвельта ввезли в комнату Черчилля, когда тот расхаживал голый, окутанный только сигарным дымом. Смущенный президент извинился и хотел удалиться. Черчилль остановил его: "Премьер-министру Великобритании нечего скрывать от президента США". Когда Р. Шервуд спросил самого Черчилля, было ли так, тот энергично опроверг слухи - он никогда не беседовал с президентом, не завернувшись хотя бы в купальное полотенце. "Я не мог бы сделать такого заявления. Президент прекрасно бы понял, что это неправда", - добавил Черчилль.

Каков бы ни был генезис термина "Объединенные Нации", именно так стали называть себя противники держав "оси". 1 января 1942 г. в Вашингтоне состоялось торжественное подписание Декларации Объединенных Наций. Ее подписали представители 26 государств. Ф. Рузвельт, поставивший первым свою подпись под документом, определил порядок церемонии, вслед за ним расписались У. Черчилль, затем - посол СССР в США М. М. Литвинов, потом - представитель Китая. Представители 22 других государств были приглашены на следующий день в госдепартамент, где в алфавитном порядке начальных букв названия своих стран присоединились к Декларации.

Каждое правительство, говорилось в Декларации, "обязуется употребить все свои ресурсы, военные или экономические, против тех членов тройственного пакта и присоединившихся к нему, с которым это Правительство находится в войне". Участники Объединенных Наций заявляли о том, что они будут сотрудничать друг с другом и не заключат сепаратного мира с врагом. Так возник могучий военный союз - Объединенные Нации.

Основное бремя войны, однако, нес Советский Союз. Как писал Ф. Рузвельт Д. Макартуру в мае 1942 года, "с точки зрения большой стратегии в наступающую весну и лето ясен простой факт: русские армии убивают больше нацистов и уничтожают больше вражеского снаряжения, чем все остальные 25 Объединенных Наций, вместе взятые"^*.

^* ("The New York Times", October 20, 1955)

Соединенные Штаты также участвовали в войне, и Белый дом подавал пример. С 7 декабря 1941 г. на протяжении трех с половиной последующих лет резиденция президента была затемнена. Члены конгресса при распределении дефицитных зенитных орудий "Эрликон" подняли скандал - они требовали, чтобы орудия были установлены для защиты Капитолия.

III

Принятие стратегических решений пока не могло изменить течения войны. С Тихого океана и Дальнего Востока приходили удручающие вести. Японцы неизменно разбивали американские войска. Они захватывали аванпосты США, и было неизвестно, где и когда будет поставлен предел японскому продвижению. Поражения Соединенных Штатов в войне против Японии вызывали гнев у народа, в стране усиливались требования бросить все на Тихий океан. Это поставило Ф. Рузвельта перед трудной задачей - публично объяснить, кто главный враг.

6 января 1942 г. Рузвельт приехал в Капитолий, чтобы прочитать конгрессу ежегодное послание о положении страны. Его появление на трибуне вызвало неслыханную Овацию: аплодисменты не стихали несколько минут. Хотя ФДР не сослался на решения, принятые в беседе с Черчиллем, в послании он изложил их суть. Рузвельт рассказал, как он понимает распределение ролей между участниками фашистского блока. Охарактеризовав его как "заговор", ФДР указал, что роль Японии в блоке - "не допустить наших поставок вооружения Англии, России и Китаю, того вооружения, которое ускоряет день падения Гитлера. Нападение Японии на Перл-Харбор преследовало цель ошеломить и запугать нас до такой степени, чтобы отвлечь наши экономические и военные ресурсы на Тихий океан или даже для обороны американского континента".

Как главнокомандующий вооруженными силами США Рузвельт мог занести в свой актив только поражения, поэтому он предпочел сосредоточить внимание не на настоящем, а на будущем. ФДР огласил ошеломляющую программу военного производства США в 1942-1943годах. Сообщенные им данные потрясли слушателей, особенно тех, кто знал истинное положение вещей, - президент взял многие цифры с потолка, произвольно завысив соответствующие подсчеты. Он заверил, что в 1942-1943 годах США произведут соответственно: самолетов - 60 000 и 125 000, танков - 45 000 и 75 000, зенитных орудий - 20 000 и 35 000, спустят на воду суда общим тоннажем 6 млн. т и 10 млн. т. "Эти и аналогичные им данные по многим другим видам вооружения и снаряжения дадут представление японцам и нацистам, чего они достигли нападением на Перл-Харбор".

В послании было множество удачных словесных находок. Одна из фраз - "мир слишком мал, чтобы предоставить достаточное жизненное пространство Гитлеру и богу" - стала крылатым лозунгом американо-английской пропаганды. Ф. Рузвельт выразил уверенность в конечном торжестве над врагом, указал, что война будет вестись наступательно, и закончил: "Никакой компромисс не завершит этот конфликт. Никогда нельзя достигнуть удовлетворительного компромисса между Добром и Злом. Только тотальная победа может вознаградить сторонников терпимости и приличия, свободы и веры".

Послание Рузвельта произвело значительное впечатление на американский народ. Тот, кому оно было прямо адресовано, счел возможным скинуть со счетов Америку 7 января 1942 г. Гитлер подробно рассказал в своем тесном кругу, почему он не верит в силу США: "У американцев нет будущего. На мой взгляд, эта страна находится в упадке. У них расовая проблема и проблема неравенства... Как можно ожидать, чтобы эта страна устояла, - 80 процентов ее доходов поступает из кармана народа, ведь в ней все построено на долларе!". Германской пропаганде Гитлер отдал указание - "по всем станциям возможно чаще говорить о пьянице Черчилле и преступнике Рузвельте"^*. С точки зрения Гитлера, "преступление" ФДР заключалось в том, что США взяли сторону СССР.

^* ("Hitler's Secret Conversations", N. Y., 1952, pp. 196, 400.)

Проходили недели, а волна японского наступления поднималась все выше, размывая, как замки из песка, американские я английские бастионы на Тихом океане. Тихоокеанский флот США был нейтрализован еще в Перл-Харборе, остатки азиатского флота под флагом адмирала Г. Харта вели отчаянные арьергардные бои в морях, омывающих Индонезию. На Филиппинах американские войска сдавали свои позиции. Острие японского наступления было направлено на Австралию. 15 февраля пал оплот английского могущества на Дальнем Востоке - Сингапур.

В Соединенных Штатах нарастало смятение. Тогда Рузвельт объявил, что в "беседе у камелька" он объяснит соотечественникам военную обстановку. Выступление наметили в день рождения Д. Вашингтона. Поскольку в 1942 году оно падало на воскресенье, а ФДР давно отказался от выступления по воскресным дням - церковные люди жаловались, что это отвлекает верующих из храмов, - "беседа у камелька" была назначена на 23 февраля. Ударная бригада - Г. Гопкинс, Р. Шервуд и С. Розенман - села за подготовку речи.

Гопкинс сообщил основную идею: "Президент не хочет убаюкивать американский народ. Он хочет, чтобы люди поняли - идет война с отчаянными сукиными сынами, самыми жестокими ублюдками в мире. Он хочет, чтобы народ понял, с кем имеет дело". Трое составителей провели несколько бессонных ночей и сочинили нужную речь. Кухня Белого дома не жалела бутербродов, кока- колы, кофе и коньяка, а составители щедро оснастили речь эпитетами.

Вечером 23 февраля американцы услышали голос главнокомандующего. Он предложил им развернуть карты мира и взглянуть на них (газеты получили указание напечатать карту в этот день). ФДР очень внимательно и спокойно подсчитывал расстояния, которые оказались виновными в том, что американцы не могли оказать должного сопротивления на Тихом океане, - до их баз было далеко. Например, существовало мнение, что Перл-Харбор подготовил успех японской кампании на Филиппинах. "Это не так, - сказал Рузвельт. - Если бы даже не было нападения (на Перл-Харбор. - Н. Я.), на ваших картах видно, что было бы безнадежно попытаться направить флот на Филиппины - следовало покрыть тысячи миль океана, в то время как все базы на островах находятся под японским контролем".

Что же касается поражений, то Рузвельт напомнил, что во время войны за освобождение в XVIII веке "в течение восьми лет генерал Вашингтон и его армия стояли перед лицом значительно превосходившего их врага и несли непрерывные поражения". Он предложил черпать из прошлого уверенность в будущем. "В Берлине, Риме и Токио о нас говорят как о нации "слабаков", "торгашей", которые нанимают английских, русских и китайских солдат сражаться за нас.

Пусть повторят это теперь!

Пусть они скажут это генералу Макартуру и его людям!

Пусть они скажут это матросам, дерущимся в отдаленных водах Тихого океана.

Пусть они скажут это мальчикам в "летающих крепостях"!

Пусть они скажут это морской пехоте!".

Но, предупредил ФДР в заключение, "тиранию, так же как ад, победить нелегко". Эти слова, написанные Томасом Пэном на барабане во время освободительной войны в 1776 году, уместно прозвучали в суровый 1942 год.

Пока президент беседовал перед микрофоном у камелька в затемненном Белом доме, у побережья Калифорнии, вблизи Санта-Барбара, всплыла японская подводная лодка. Ее командир имел приказ ознаменовать речь Рузвельта артиллерийским обстрелом побережья. Несколько выпущенных снарядов попали в скотоводческую ферму. Жертв не было. Но пропагандистский эффект был достигнут. На следующую ночь в Лос-Анжелесе была объявлена воздушная тревога. Стрельба зенитной артиллерии в чистое небо шла всю ночь. Истерия перебросилась и на столицу: на третью ночь в Вашингтоне дважды звучали сигналы воздушной тревоги, оказавшейся ложной. ФДР потребовал расследования. "С этого момента, - замечает Р. Шервуд, - угроза с воздуха для континентальной части Соединенных Штатов уменьшилась".

Рузвельт отлично понимал значение тайной войны. Он с тревогой наблюдал распространение пораженческих настроений и принял различные меры, чтобы пресечь их, опираясь прежде всего на разведку и контрразведку. Последней он уделял особое внимание. Еще 18 июня 1941 г. по указанию Рузвельта было создано управление координатора информации во главе с генерал-майором У. Донованом, который отвечал за свою деятельность только перед президентом. 13 июня 1942 г. Рузвельт разделил эту организацию на управление военной информации под руководством Э. Девиса и управление стратегических служб под командованием генерала У. Донована. Первое занялось пропагандой и контрпропагандой, второе - шпионажем и диверсиями. В управлении военной информации отделом пропаганды на зарубежные страны стал ведать Р. Шервуд. Деятельность этих организаций переплелась с работой "тихого канадца" У. Стеффенсона, возглавлявшего английскую секретную службу в США.

УФДР пробудился необычайный интерес и вкус к делам, которые почти не вошли в официальную историю войны. Он очень много занимался постановкой пропаганды, в том числе "черной" - дезинформацией противников. В ряде речей, еще до вступления США в войну, он опирался на материалы, добытые американской и английской разведками. Однако в них далеко не все удовлетворяло ФДР. В конце 1941 года ему доставили сборник "Черная история" - яростные антигерманские речи лорда Р. Ванситтарта. ФДР передал его Доновану для возможного использования, предупредив: "Я полагаю, что, пытаясь изобразить немцев варварами на протяжении тысячи лет, хватают через край. Следует подчеркивать несколько иное - вину германского народа за то, что он разрешает существование крайне разрушительного руководства, и вину самого руководства".

Когда в речи 23 февраля ФДР обрушился на "шептунов и злосчастных сплетников в нашей среде", он пересказал секретный меморандум, подготовленный разведкой. За речью президента последовала сосредоточенная инспирированная кампания печати и радио против "пятой колонны". Общественное мнение было создано. Рядом приказов пересылка по почте пропагандистских материалов "изоляционистов" и лиц, симпатизировавших державам "оси", была запрещена. Затем были закрыты некоторые печатные органы, тридцать три их наиболее активных издателя посажены на скамью подсудимых, осуждены и угодили за решетку. Пощадили только "отца" Ч. Кофлина: Рузвельт полагал, что судебное преследование его может вызвать неблагоприятную для правительства реакцию среди католиков в стране.

Поток специально подготовленных передач и статей обрушился на американцев. Моральный дух заметно возрос. Сам ФДР счел необходимым включать в свои выступления героические эпизоды - как "летающая крепость" отбилась от 18 японских истребителей, о подвигах экипажа подводной лодки "Сквалус". Президент успешно использовал старый прием - если нет крупных побед, множество рассказов об индивидуальном героизме создает нужное настроение. Опросы общественного мнения показали, что Рузвельт стоит на верном пути. Если 11 марта 1942 г. лишь 49 процентов опрошенных считали, что Англия делает все для ведения войны, то 23 апреля так ответили уже 65 процентов. Никаких побед за эти шесть недель одержано не было, лишь развернулась пропагандистская кампания, направлявшаяся президентом.

Наконец, 18 апреля 1942 г. в интересах пропаганды ФДР нанес мастерской удар. По его указу авианосец "Хорнет" скрытно подошел к японским островам. 16 бомбардировщиков, стартовавших с авианосца, сбросили бомбы на Токио. Назад вернуться они не могли - авианосец поднял их на расстоянии, позволявшем полет лишь в одном направлении. Экипажи получили туманные инструкции приземлиться где-нибудь в Китае, на территории, контролировавшейся гоминдановцами. Только один самолет смог совершить успешную посадку, некоторые летчики, попавшие в плен к японцам, были казнены. Рузвельт был весьма удовлетворен набегом. На пресс-конференции у президента попытались выяснить, откуда вылетели бомбардировщики.

Он загадочно ответил: "Из Шангра-Ла". Больше от ФДР ничего не добились. Налет породил крайне преувеличенные слухи о возможностях Соединенных Штатов, чего, собственно, и добивался Рузвельт.

IV

Рузвельт поднимал боевой дух американцев искусственными средствами. Однако все его усилия пропали бы даром, если бы американский народ не знал, что Красная Армия не только остановила врага под Москвой, но и гонит его. Вести о победах советского народа были единственным светлым пятном на фоне бесконечных поражений США и Англии в войне с Японией.

В своей речи 23 февраля ФДР говорил о тяжелых испытаниях на Тихом океане. И в этот же день с этого театра военных действий пришла в Москву телеграмма генерала Д. Макартура по случаю Дня Красной Армии. Генерал, готовившийся под натиском японцев покинуть Филиппины, писал: "Мир возлагает свои надежды на доблестные знамена русской армии. За мою жизнь я принимал участие в ряде войн, был свидетелем других и подробно изучал кампании великих полководцев прошлого. Ни в одной из них я не видел такого прекрасного сопротивления тяжким ударам доселе непобедимого противника, за которым последовало сокрушительное контрнаступление, отбрасывающее врага к его собственной стране. Размах и величие этих усилий являются высочайшим военным достижением во всей истории".

Генерал Д. Макартур, испытавший горечь унизительных поражений, теперь был экспертом по современной войне. Отсюда его несомненно искреннее восхищение тогда подвигами Красной Армии. В эту зиму добрые вести приходили в США только с Востока, где под Москвой загорались первые лучи солнца победы. Американцы заново изучали географию по названиям до тех пор им неизвестных населенных пунктов, освобождавшихся советскими войсками в мучительно трудном продвижении на Запад. В глазах американского народа солдат Красной Армии вырастал в исполинскую фигуру освободителя мира от нацистской чумы.

Уважение к подвигам советских людей быстро дополнялось чувствами симпатии. ФДР чутко следил за барометром общественного мнения. В большой речи 27 апреля он воздал должное "сокрушительному контрнаступлению великих русских армий против могучей германской армии. Русские войска уничтожили и уничтожают больше вооруженных сил наших врагов - солдат, самолетов, танков и орудий, чем все остальные Объединенные Нации, вместе взятые"^*.

^* (S. Rosenman, Working with Roosevelt, p, 341.)

Победы Советского Союза уже ранней весной 1942 года остро поставили вопрос о том, какую помощь и когда смогут оказать западные союзники советскому народу. Страна в целом, хотя и нехотя, согласилась с президентом в том, что основной враг - Германия, а Тихий океан - второстепенный театр военных действий. Следовательно, не туда будет направлена основная масса войск, обучавшихся в бесчисленных военных лагерях. Настоятельным требованием стало - янки не должны бездействовать, пока доблестный союзник схватился в единоборстве с силами, которые представляют - и это неоднократно подчеркивал сам ФДР - смертельную угрозу Америке. Нужно безотлагательно протянуть руку помощи через океан Советскому Союзу.

Бездействие правительства побудило популярнейшего публициста Д. Пирсона выступить с едкой речью по радио, а его слушали по воскресным дням 15 млн. человек. Он не стал бросать упреков президенту, но заявил, что Хэлл стремится, чтобы СССР "истек кровью". Публичное обвинение Д. Пирсона больно уязвило президента - публицист нанес удар по официальной семье президента. ФДР сурово предупредил его, что такие высказывания легко истолковать как оскорбление союзника. Но Д. Пирсона, квакера по убеждению и правдоискателя по собственному мнению, нелегко было остановить.

Он дополнительно сообщил, что русские знают "о последовательных антирусских убеждениях Хэлла", и разъяснил: "Поэтому мне нет необходимости говорить им об этом. Однако если президенту нужен козел отпущения, я охотно стану таковым, если сказанное мной поможет правительству доказать словами то, что не доказывают его дела". Пирсон заказал множество плакатов, где он был изображен в профиль, с надписью: "Человек, которого президент назвал лжецом". В конечном счете Пирсон добивался популярности, но если даже он, гангстер пера, счел подходящим для этого поводом упреки правительству в бездействии, тогда нетрудно измерить силу народных требований оказать военную помощь советскому народу.

3 апреля 1942 г. Ф. Рузвельт пишет Черчиллю: "Ваш и мой народ требует создания второго фронта, чтобы снять бремя с русских. Наши народы не могут не видеть, что русские убивают больше немцев и уничтожают больше вражеского снаряжения, чем США и Великобритания, вместе взятые"^*. Это одна сторона дела, другая - руководители США все еще опасались конечного поражения СССР в войне с Германией. Они считали, что успехи Красной Армии в значительной степени были подготовлены "генералом Зима", и испытывали серьезное беспокойство по поводу исхода неизбежного летнего наступления гитлеровцев на советско-германском фронте.

^* (Н. Feis, Churchill, Roosevelt, Stalin, Princeton University Press, 1957, p. 58.)

Весной 1942 года американские штабы подготовили план вторжения на европейский континент с запада, через Францию. 25 марта Рузвельт рассмотрел его. Он предложил было передать план объединенному комитету начальников штабов. Но, пишет Г. Стимсон, "Гопкинс принял меч и убедительно доказал, что предмет этот (вторжение. - Н. Я.) не должен попасть в руки этой организации, там его просто-напросто раздерут в клочья и кастрируют"^*. ФДР согласился.

^* (Н. Stimson and М. Bundy, On Active Service in Peace and War, N. Y., 1946, p. 214.)

1 апреля план рассматривался на новом заседании в Белом доме. На 1 апреля 1943 г. предусматривалась высадка во Франции 48 дивизий при поддержке 5800 самолетов. На случай, если советско-германский фронт окажется на грани "развала" или резко ухудшится положение Германии, на сентябрь - октябрь 1942 года была запланирована чрезвычайная высадка на континент силами 5 дивизий. Рузвельт одобрил план и даже перенес срок чрезвычайной высадки на август. Поскольку эти операции должны были проводиться совместно с Англией, а базой войск вторжения были Британские острова, в Лондон отправились для переговоров Г. Гопкинс, генерал Д. Маршалл и адмирал Э. Кинг.

8-14 апреля они объяснили английскому правительству план. Черчилль и его окружение впервые увидели Гопкинса в деле. Вероятно, именно тогда они окрестили его "лорд - корень вопроса". Как бы то ни было, английское правительство согласилось с планом. Однако то было неискреннее согласие, а Вашингтон, в свою очередь, превратил второй фронт в объект недостойной дипломатической игры в отношениях с СССР.

Еще в конце 1941 года Советское правительство поставило вопрос перед западными союзниками о признании ими границ СССР 1940 года. В Лондоне остро понимали необходимость укрепления союзнических отношений с СССР и решили пойти навстречу. Вашингтон резко выступил против. Но как объяснить это Советскому правительству? Рузвельт и Хэлл решили, что обещание открытия второго фронта даст возможность избежать признания советских границ. Рузвельт пригласил в США советскую делегацию.

11 апреля ФДР пишет в Москву: "Я имею в виду весьма важное военное предложение, связанное с таким использованием наших вооруженных сил, которое облегчит критическое положение на вашем западном фронте. Я придаю этому громадное значение". Официальный американский историк Г. Файс комментирует: "Здесь ключ к поспешному, преждевременному приглашению" советской делегации в Вашингтон. "Нужно было отвлечь Советское правительство от одного блага к более заманчивому и привлекательностью скорой военной помощи отвлечь его внимание от границ"^*.

^* (Н. Feis, Churchill, Roosevelt, Stalin, p. 61, 28-462)

В результате американского нажима на Лондон в советско-английском союзном договоре, подписанном 26 мая 1942 г., вопрос о западных границах СССР был опущен. В конце мая - начале июня 1942 года Рузвельт вел переговоры с советской делегацией. Он категорически заверил советских представителей, что второй фронт будет открыт в 1942 году. Чтобы подчеркнуть деловой подход США к проблеме, ФДР указал, что США не смогут обеспечить обещанного объема поставок по ленд-лизу в СССР - суда нужны для переброски войск и грузов на Британские острова для последующего вторжения на континент. Если на год, начиная с 1 июля 1942 г., первоначально намечалось отправить в СССР 8 млн. т грузов, то подготовка второго фронта заставила сократить это количество до 2,5 млн. т. В интересах быстрейшего начала военных операций на Западе Советское правительство согласилось с новой квотой.

11 июня в Вашингтоне было подписано американосоветское соглашение "о принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии", регулировавшее расчеты по ленд-лизу. Соглашение это было аналогичным всем другим соглашениям, заключавшимся США со странами - получателями ленд-лиза. 12 июня из одновременно опубликованного в Москве и Вашингтоне коммюнике мир узнал, что между США и СССР "достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году".

Тем временем развернулось немецкое наступление на южном крыле советско-германского фронта. Завязались тяжелые бои, враг рвался к Волге и Кавказу, однако было очевидно, что Германия далека от решающих успехов. Черчилль и Рузвельт, внимательно следившие за ходом вооруженной борьбы, пришли к выводу, что "спасать" СССР, по всей вероятности, не придется. Первым высказался Черчилль, заявивший, что, пока вермахт не будет деморализован в войне с СССР, западные союзники не должны открывать крупных военных операций в Европе. Последовали сложные американоанглийские переговоры. 24 июля ФДР согласился с Черчиллем. Президент США и премьер-министр Англии договорились осенью 1942 года провести высадку в Северной Африке.

Американское командование негодовало, не выходя за рамки военной дисциплины. Президенту был представлен меморандум штаба армии, в котором говорилось: "Если немцы схватят за горло русскую армию, то никакие булавочные уколы не отвлекут их от поставленной цели. И чем дальше от нацистской цитадели будут проводиться такого рода операции, тем меньшие результаты они дадут". Штаб армии подчеркивал, что успех вторжения будет зависеть от "готовности пойти на риск и жертвы, связанные с захватом плацдарма". Если эта аргументация была способна убедить ФДР, то только в том, что со вторым фронтом торопиться не нужно. Он делал ставку на то, чтобы США сохранили свои силы, а генералы, по его мнению, рвались расточать их. Едва ли они осмелились бы досаждать главнокомандующему своими меморандумами, если бы знали о популярной лекции по стратегии, которую президент прочитал своему сыну Эллиоту в начале 1942 года.

"Ты представь себе, - говорил ФДР сыну, - что это футбольный матч. А мы, скажем, резервные игроки, сидящие на скамье. В данный момент основные игроки - это русские, китайцы и в меньшей степени англичане. Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент. Еще до того, как наши форварды выдохнутся, мы вступим в игру, чтобы забить решающий гол. Мы придем со свежими силами. Если мы правильно выберем момент... Я думаю, что момент будет выбран правильно"^*.

^* (Э. Рузвельт, Его глазами, М., 1947, стр. 68-69.)

Своим командующим Рузвельт, не вдаваясь в подробности, объяснил, что заверения об открытии второго фронта "имели целью лишь обнадежить Советское правительство". Генералы не слишком поверили, что дело обстояло именно так. Начальники штабов, рассмотрев связь между ходом борьбы на советско-германском фронте и замыслами правительства, в новом меморандуме президенту высказали предположение: "Итак, советские победы, а не неминуемое поражение Советов, становятся решающей предпосылкой вторжения в 1943 году". ФДР никак не реагировал.

12 августа Черчилль, прибывший в Москву, сообщил Советскому правительству, что второй фронт не будет открыт в 1942 году. Это поставило Советский Союз, сражавшийся один на один с Германией и ее европейскими сателлитами, в тяжелое положение - советское командование, планируя осеннюю и зимнюю кампании в 1942 году, рассчитывало, что на Западе развернутся активные операции.

В Вашингтоне понимали, в какое неловкое положение поставили себя США и Англия, вероломно нарушив торжественные обязательства. 19 августа Ф. Рузвельт пишет И. В. Сталину: "Я весьма сожалею, что не смог принять участия с Вами и г-ном Черчиллем в совещаниях, которые недавно происходили в Москве... Соединенные Штаты хорошо понимают тот факт, что Советский Союз несет основную тяжесть борьбы и самые большие потери на протяжении 1942 года, и я могу сообщить, что мы весьма восхищены великолепным сопротивлением, которое продемонстрировала Ваша страна. Мы придем Вам на помощь по возможности скорее и по возможности большими силами, как только сможем это сделать, и я надеюсь, что Вы верите мне, когда я сообщаю Вам об этом". Советское правительство приняло это послание к сведению.

Осенью 1942 года, когда на советско-германском фронте шли особенно тяжелые и кровопролитные сражения, ФДР поддержал советский народ несколькими теплыми посланиями на имя И. В. Сталина.

5 октября: "Я посылаю Вам мои самые сердечные поздравления с великолепными победами советских армий и мои наилучшие пожелания Вам дальнейшего благополучия. Верьте мне, искренне Ваш Франклин Д. Рузвельт".

9 октября: "Доблестная оборона Сталинграда глубоко взволновала в Америке всех, и мы уверены в ее успехе".

19 ноября: "Мне не приходится говорить Вам о том, чтобы Вы продолжали хорошую работу. Вы делаете это, и я искренне считаю, что дела везде выглядят в более благоприятном свете. С горячим приветом Рузвельт".

Советские люди нуждались прежде всего в военной помощи. ФДР заверял, что делается все, чтобы ускорить отправку вооружения и снаряжения. На деле, замечают официальные американские историки Р. Лейтон и Р. Коакли, "когда решалась судьба великого сражения под Сталинградом, поставки из Соединенных Штатов далеко не достигли обещанного по второму протоколу. К концу ноября 1942 года было отправлено 840 000 тонн грузов, против 1 608 800, намеченных по плану". Осенью 1942 года, ссылаясь на трудности, Англия и США вообще прекратили проводку конвоев в северные порты Советского Союза. Все это, естественно, наложило отпечаток на американо-советские отношения.

ФДР тем не менее стал в позу. 28 октября он пишет У. Черчиллю: "Меня не особенно тревожат полученные нами ответы или отсутствие ответов из Москвы. Я решил, что они не пользуются даром речи для тех же целей, как мы... Я вполне убежден, что русские продержатся эту зиму и что нам следует решительно осуществлять наши планы как в смысле снабжения их, так и отправки военно-воздушных сил для участия в боевых действиях на их фронте. Я хочу, чтобы мы имели возможность сказать г-ну Сталину, что мы выполнили наши обязательства на 100 процентов".

Логика президента имела мало общего с действительностью. Как можно совместить это заявление с тем, что действительно делали США летом и осенью 1942 года! Впрочем, стоит ли морализировать, послушаем компетентных людей. Д. Эйзенхауэр назвал день, когда было принято решение об отказе от вторжения в Европу, "самым мрачным в истории". Г. Гопкинс никак не разделял предостережения У. Черчилля о том, что Ла-Манш станет "рекой крови".

Когда кончилась война, генерал Д. Маршалл высказался прямо: "Нынешнее поколение американцев надолго запомнит мрачные дни 1942 года, когда японцы захватили Малайю, оккупировали Бирму, создали угрозу Индии, в то время как германские войска подошли к Волге и Суэцу. В то время Германия и Япония оказались настолько близко к завоеванию господства над миром, что мы до сих пор еще по-настоящему не осознали, насколько тонкой была нить, на которой держалась судьба Объединенных Наций. Ради справедливости следует сказать, что наша роль в предотвращении катастрофы в те дни не делает нам чести"^*.

^* ("General Marshall's Report. The Winning of the War in Europe and Pacific", Wash., 1945, p. 64.)

Катастрофа была предотвращена советскими войсками, выдержавшими натиск врага в Сталинграде и предгорьях Кавказа, с безграничным мужеством и тяжкими потерями.

VI

Война потребовала крутой перестройки жизни в США. Выполнение громадной программы вооружений, развертывание вооруженных сил, мобилизация ресурсов необычайно расширили и усложнили работу правительства. ФДР не стал возлагать новые функции на старые ведомства, а приступил к организации дополнительных управлений, бюро и т. д. Вашингтон стал средоточием громадного количества органов, специально созданных для ведения вооруженной борьбы. Перечень только некоторых из них, учрежденных в 1942 году, показывает, насколько удлинилась рука федерального правительства.

12 января создано национальное управление по трудовым отношениям; 16 января - управление военного производства; 26 января - объединенное управление по сырью, управление по распределению заказов на боеприпасы, управление по контролю над судоходством; 7 февраля - военная администрация судоходства; 24 февраля - национальное агентство по жилью; 11 марта - управление держателя собственности чужеземцев; 7 апреля - управление рационирования ресурсов; 18 апреля - военная комиссия по людским ресурсам; 15 мая - вспомогательный женский корпус; 9 июня - объединенные управления по производству, ресурсам и продовольствию; 25 июля - военное управление помощи; 6 августа - управление по производству синтетического каучука; 3 октября - управление экономической стабилизации.

Хотя несколько лет назад эти меры ФДР были бы заклеймены имущими классами как "федеральный экстремизм" или как-нибудь еще в этом роде, теперь особых протестов не заявлялось. И по основательной причине: почти все ведомства, созданные для ведения войны, возглавляли представители крупного капитала. Они толпами нахлынули в Вашингтон, предлагая направо и налево свои услуги. Монополии и их друзья в конгрессе вызвали к жизни феномен, невиданный в американской истории, - "людей за доллар в год" ("dollar-a-year men"). Тот или иной делец возглавлял соответствующее ведомство, получая символическое вознаграждение - доллар в год. Они начали прибирать военное хозяйство страны к рукам еще в период "странной войны" в Европе, а после Перл-Харбора оно оказалось полностью в их руках.

С вступлением США в войну обнаружились различные недостатки в области мобилизации промышленности. Выяснилось, что до 7 декабря 1941 г. в сущности было проделано очень немного. Автомобильная промышленность, например, несмотря на все увещевания правительства, продолжала выпускать главным образом легковые машины, не торопилась перейти на военные рельсы. Естественно, что компетентность и умение "людей за доллар в год" были поставлены под сомнение. Об этом много говорили в стране, возрастали требования навести порядок. Комитет сената под руководством сенатора Г. Трумэна, больше года расследовавший положение в военной промышленности, на рубеже 1941 - 1942 года пришел к выводу, что система руководства при помощи "людей за доллар в год" должна быть безусловно ликвидирована. Рекомендации комитета были представлены Ф. Рузвельту.

Президент ответил назначением в январе 1942 года на пост руководителя ключевого управления военного производства крупного монополиста Д. Нельсона. Он был наделен практически неограниченными правами, которые использовал, разумеется, в интересах крупного капитала. Г. Трумэн, делавший карьеру под сенью Белого дома, почувствовал, куда дует ветер. Он сделал поворот на 180° и заявил, что сенатский комитет больше не возражает против системы "людей за доллар в год". Естественно, в соответствующее письмо на имя Д. Нельсона Г. Трумэн ради протокола все же включил ссылки на то, что "комитету не нравится, что дело военных поставок находится в руках заложников капитала".

Попытки организованного рабочего движения создать совместные советы (из представителей рабочих, промышленников и правительства) для управления военным хозяйством ФДР игнорировал. Почему? Исследователь вопроса Б. Картон, в годы войны возглавлявший бюро информации управления военного производства, откровенно пишет: "Альтернативой системе "людей за доллар в год" были бы совершенно иные военные усилия. Почти неизбежно они оказались бы глубоко и постоянно революционными. Что-нибудь вроде плана Мэррея - создание по всей промышленности сверху донизу советов, ответственность в которых непосредственно несли рабочие, инженеры и управляющие. Конечно, контроль оказался бы более жестким, однако другого рода, который привел бы к утверждению права и обязанности федерального правительства игнорировать интересы крупного капитала во время кризиса. Принять решение против системы "людей за доллар в год" означало бы создать совершенно новую систему. Эту систему, возникшую в испепеляющем пламени войны, было бы трудно ликвидировать с ее окончанием"^*.

^* (В. Catton, The War Lords of Washington, N, Y., 1948, p. 122.)

Коль скоро Ф. Рузвельт не вынес такого решения, а освятил авторитетом федерального правительства право крупных монополий распоряжаться экономикой, он собственными руками создал те проблемы, над которыми правительство билось всю войну: инфляции, трудовых конфликтов, разнузданной наживы большего бизнеса. Сам ФДР испил чашу до дна, борясь с трудностями, порожденными собственной политикой. Впрочем, по-иному он поступить не мог: ФДР стоял во главе правительства капиталистической Америки.

В очень длинном послании конгрессу 27 апреля 1942 г. ФДР потребовал в интересах борьбы с инфляцией "замораживания" цен, заработной платы, квартплаты, а также ограничения чистой прибыли отдельных лиц на время войны 25 тыс. долларов в год. Частично эти меры были проведены, но конгресс никак не прореагировал на предложения президента ограничить прибыли и цены на сельскохозяйственные продукты. В высших правительственных советах Вашингтона споры приобрели скандальный характер. В конце лета 1942 года ФДР пишет записку С. Розенману по поводу очередной схватки Г. Моргентау и руководителя бюро бюджета Г. Смита: "Запри Гарольда Смита, известного как "боевой Смит", в комнату с министром финансов, именуемым "моряком Моргентау", и выпусти того, кто останется в живых. ФДР". Шутка, очевидно, была горькой.

Советники Рузвельта пытались побудить его ввести нужные ограничения исполнительным приказом - на время войны президент получил все полномочия для этого. ФДР все же решил заставить действовать конгресс. 7 сентября 1942 г. он направил довольно резкое послание конгрессу, предупредив, что, если до 1 октября конгресс не вынесет решения, президент собственной властью проведет необходимые меры. Вечером 7 сентября ФДР в "беседе у камелька" разъяснил суть своих предложений.

Он рассказал слушателям печальный эпизод. Американский летчик, отправлявшийся бомбить японские авианосцы, сказал своим товарищам по эскадрилье: "Помните, наши соотечественники на родине рассчитывают на нас. Я попаду, даже если придется вместе с самолетом врезаться в полетную палубу" вражеского авианосца. Летчик не вернулся на базу. "Он сказал, - продолжал ФДР, - что мы можем рассчитывать на него и его товарищей. Мы рассчитывали не напрасно. Однако имеют ли право эти ребята рассчитывать на нас? Что мы делаем здесь для победы? Ответ - мы не делаем достаточно... Войны не выигрываются солдатами, которые в первую очередь заботятся о собственной безопасности. И войны не выигрываются людьми, думающими прежде всего о своих удобствах и чековых книжках".

На этот раз конгресс вотировал меры по некоторому ограничению прибылей и цен на продукты сельского хозяйства. 3 октября Рузвельт назначил члена Верховного суда Д. Бирнса руководителем управления экономической стабилизации. Его ведомство расположилось в восточном крыле Белого дома. Фактически он стал правой рукой президента по внутренним делам. Работы у Г. Гопкинса поубавилось. ФДР считал назначение Д. Бирнса удачей - он был связан с демократами южных штатов и обеспечивал президенту поддержку реакционного крыла партии.

Хотя побед в войне не было, ФДР в предвидении очередных выборов в конгресс в речи 12 октября укреплял веру в военное командование. Вне всякого сомнения, он пытался доказать, что отказ от открытия второго фронта был разумным. "Я хочу сказать только одно о наших планах: они принимаются не чернильными стратегами, выражающими свои взгляды в печати и по радио. Один из величайших американских полководцев, Роберт Е. Ли, как-то заметил, что в войне в его дни все лучшие генералы, по-видимому, работали в газетах, а не в армии. Сказанное им, вероятно, верно для всех войн". Советники побудили ФДР исключить из речи следующее заявление: "Один кабинетный стратег или комментатор опаснее для дела победы демократической страны, чем десять "медных касок"" (так в США называют военщину). Они сочли, что осенью 1942 года это суждение принесет больше вреда, чем пользы.

3 ноября 1942 г. на выборах в конгресс демократы потерпели неудачи в ряде округов. В результате выборов ФДР имел в конгрессе самое маленькое большинство за все время пребывания в Белом доме. Исход выборов не был для него неожиданностью: правительство не достигло успехов ни на внешнем, ни на внутреннем фронте.

Война, хотя и носившая антифашистский характер, не ликвидировала социальных проблем США. Монополии наживались на войне, трудящиеся массы, разумеется, не несли тягот, сопоставимых с теми, которые выпали на долю народов Европы и Азии, тем не менее они видели, что им не идет должная доля национального дохода. Эксцессы Монополий приводили к стачкам. В 1940 - 1945 годах их было более 23 тысяч, а число участников перевалило за 11 миллионов. В разгар стачки горняков 1мая 1943 г. Рузвельт приказал войскам занять шахты. В конгрессе был принят закон Смита - Коннели, ограничивший право на забастовку во время войны. ФДР наложил на него вето, однако повторным голосованием 25 июня закон был принят. Эта и другие меры конгресса, принятые вопреки воле администрации, ясно говорили, что влияние ФДР на внутренние дела было на ущербе.

Он только взывал к нации, причем не слишком настойчиво. Пожалуй, самое сильное высказывание ФДР о делах внутренних было включено в ежегодное послание о положении страны в январе 1944 года: "В то время как большинство продолжает свою работу без жалоб, шумное меньшинство требует особых привилегий для особых групп. Тунеядцы гнездятся в кулуарах конгресса и барах Вашингтона, представляя эти специальные группы в отличие от основных интересов нации в целом. Они стали рассматривать войну прежде всего как средство обогащения за счет своих соседей - обогащение деньгами, политическими или социальными привилегиями"^*.

^* ("The Public Papers and Addresses of Franklin D, Roosevelt, 1944-1945v,", p. 34.)

Рузвельт назвал их "тунеядцами", но не принял никаких мер. Страна, однако, помнила ФДР времен "нового курса", и напрашивался вопрос: не растерял ли ФДР своих качеств бойца? На пресс-конференции в декабре 1943 года Ф. Рузвельт официально признал то, что, вероятно, уже замечалось за ним: он больше не считал нужным продолжать политику, сформулированную в "новом курсе"...

"Вопрос: Г-н президент, ...стало известно, что вам больше не нравится термин "новый курс". Не расскажите ли вы нам в чем дело?

Президент: Да, я ожидал, что кто-нибудь все же спросит об этом... Как родился новый курс? Он возник, потому что некий больной по имени США страдал от серьезного внутреннего расстройства... Послали за доктором. Потребовалось много времени, несколько лет... прежде чем болезнь была излечена... Два года назад с тем же пациентом произошел несчастный случай, не внутреннее расстройство. Два года назад 7 декабря он попал в тяжелую переделку... И он стал предметом забот нового доктора. Старый доктор - Новый курс - не умеет лечить руки и ноги. Он хорошо знает терапию, но не знает хирургии. Поэтому он обратился к своему коллеге - доктору Выиграть войну, который и занялся лечением последствий несчастного случая...

Вопрос: ...Собираетесь ли вы отложить новый курс до окончания войны и вновь обратиться к социальным проблемам или вы полагаете, что пациент выздоровел?

Президент: Программа 1933 года... была программой для разрешения проблем 1933 года. Со временем будет новая программа, независимо от того, кто окажется у власти. Мы больше не говорим в терминах программы 1933 года. Мы почти выполнили ее, однако это не означает.., что невозможна или необходима новая программа, когда придет время"^*.

^* ("The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt, 1943 v", pp. 569-6711.)

В огне антифашистской, освободительной войны объединились не только свободолюбивые народы, но и в странах - участницах антигитлеровской коалиции необходимость сокрушения держав "оси" приводила к известному национальному единомыслию. Объективно в США монополии становились "забытым врагом". Если так, тогда действительно не было острой нужды, во всяком случае на время военного кризиса, в политике, подобной "новому курсу".

VII

Хотя война была очень далеко от берегов США, секретная служба тщательно охраняла безопасность президента. Редкие поездки Рузвельта по стране в интересах безопасности хранились в тайне, его выступления во время их не освещались ни печатью, ни радио. Вокруг ФДР теснилась многочисленная сверхбдительная охрана. ФДР не находил в этом ничего странного.

Во время посещения, например, верфи Кайзера осенью 1942 года Рузвельт выступил на двадцатитысячнoм митинге рабочих. "Знаете, - сказал он в микрофон, - знаете, предполагается, что меня здесь нет". Всеобщее оживление. Переждав несколько мгновений, ФДР продолжал: "Вы обладаете тайной, которую не знают даже газеты Соединенных Штатов. Я надеюсь, что вы сохраните эту тайну, ибо я действую согласно военным и морским приказам, и предполагается, что мои выступления и передвижения, подобно передвижениям корабля, который только что был спущен на воду, должны держаться в секрете".

С лета 1942 года и все последующие годы Ф. Рузвельт часто ускользал из столицы, обычно в конце недели, в "неизвестном направлении". В ста с небольшим километрах к северу от Вашингтона находился маленький поселок, в прошлом юношеский летний лагерь. В войну он стал использоваться как центр для подготовки солдат морской пехоты. Эти бревенчатые домики ФДР и избрал в качестве своей резиденции, окрестив убежище от столичной суеты "Шангра-Ла".

До Шангра-Ла было всего два часа езды автомобилем от Вашингтона, с резиденцией ФДР был установлен прямой канал связи с Белым домом. Местонахождение Шангра-Ла хранилось в строжайшей тайне. Туда выезжали на обычных автомобилях, номера которых периодически менялись. Большую часть времени в Шангра-Ла ФДР отдыхал, а если приходилось решать дела, то из Вашингтона вызывались нужные люди. Рузвельта обслуживали моряки с президентской яхты "Потомак", поставленной на прикол в целях экономии. Все побывавшие в Шангра-Ла соглашались, что, хотя обстановка домика была очень скромной, кормили президента куда лучше, чем в Белом доме.

В военные годы, какие бы неприятные и тяжелые новости ни приходили с фронтов, президент сохранял спокойствие. Казалось, ничто не могло поколебать душевного равновесия Рузвельта, за исключением одного - нападок на его детей. В ноябре 1943 года Л. Джонсон в речи в палате представителей сообщил: "Чем больше мы узнаем о жизни и работе Рузвельта, тем большим уважением мы преисполнимся не только к его посту, но и к нему, как к человеку"^*. Л. Джонсон попросил включить в протоколы конгресса статью из журнала "Тайм" от 29 ноября 1943 г. В ней, между прочим, говорилось: "Рузвельт стал почти неуязвим для политической критики. Он редко, если вообще, сердится, и это случается лишь тогда, когда кто-нибудь пытается уколоть президента, нападая на его детей. Тот факт, что четверо сыновей Рузвельта носят военные мундиры, помогает понять его крайнюю чувствительность к спискам потерь - о них он прежде всего спрашивает, когда приходит сообщение о сражении".

^* ("Congressional Record", vol. 89, p. A5141.)

Журналист У. Уинчелл видел, как ФДР расплакался. Это случилось, когда очередные грязные инсинуации по поводу семьи Рузвельта коснулись его сыновей. Некий конгрессмен Ламбертсон со своими друзьями публично твердил, что сыновья ФДР избегают фронта. Уинчелл оказался в кабинете президента в то время, когда тот читал письмо одного из своих сыновей. Там было сказано: "Папочка, иногда я мечтаю о том, чтобы кого-нибудь из нас убили, и тогда они, может быть, перестанут терзать остальную семью!". Прочитав эти строки, президент отложил письмо, губы его задрожали, на глазах показались слезы.

Потрясенный Уинчелл решил взять реванш. Он случайно выяснил, что сын Ламбертсона только что отказался служить в армии, ссылаясь на свои убеждения. Журналист немедленно сообщил газетам об этом открытии, соответствующие заголовки запестрели на первых страницах. ФДР вызвал Уинчелла. На столе перед президентом лежали газеты со статьями о сыне Ламбертсона. Рузвельт постучал по ним мундштуком и произнес только одно слово: "Благодарю!".

VIII

В ночь на 8 ноября 1942 г. американо-английские войска под командованием Д. Эйзенхауэра высадились в Северной Африке, находившейся под контролем правительства Виши. Операция носила претенциозное название - "Факел". Высадка прошла без больших боев, французские войска через несколько дней прекратили сопротивление. В интересах предотвращения кровопролития Рузвельт санкционировал соглашение американского командования на Средиземном море с адмиралом Дарланом, одним из активных деятелей режима Виши, оказавшимся тогда в Северной Африке. Вишист Дарлан был поставлен во главе французской администрации в Северной Африке.

Сделка вызвала очень бурную реакцию со стороны прогрессивных сил во всем мире. Они обвиняли Рузвельта в том, что он способен делать дела с фашистскими режимами. Рузвельт соглашался, что сложилась обстановка, "отдающая дурным душком". Но политическое решение - сделка с Дарланом - позволило американским войскам избежать кампании в Тунисе и Марокко. В то время, когда обвинения сыпались на ФДР со всех сторон, а Хэлл объявил их "идеологической", то есть "коммунистической", пропагандой, И. В. Сталин писал в секретном послании У. Черчиллю: "Мне кажется, что американцы умело использовали Дарлана для облегчения дела оккупации Северной и Западной Африки. Военная дипломатия должна уметь использовать для военных целей не только Дарланов, но и черта с его бабушкой".

Сам Дарлан понимал, что он нужен американцам только на время. Его опасения подтвердило публичное заявление ФДР: соглашение "является только временной целесообразностью, оправдываемой лишь военной необходимостью". Узнав о заявлении Рузвельта, Дарлан пишет американским командующим: "Я только лимон, который американцы выбросят, когда выжмут до конца". Таинственное убийство Дарлана в конце декабря избавило Вашингтон от дальнейших хлопот. Но прогрессивная общественность запомнила сделку с Дарланом и не сумела соразмерить политический реализм с задачами борьбы против фашизма.

Гитлеровцы, не ожидавшие высадки в Марокко и Алжире, быстро оправились. Они перебросили в Тунис несколько дивизий, которые не только остановили, но и отбросили американские войска. Предсказание генерала Д. Маршалла на совещании у президента в начале ноября о том, что Тунис будет занят "в две-три недели", не оправдалось. После поражения на Кассерингском перевале генерал Б. Смит из штаба Д. Эйзенхауэра заметил: "Нужно было расквасить нам нос, чтобы выбить из нас некоторое зазнайство". Стремительного наступления в Тунисе не получилось, предстояла затяжная кампания в дождливую африканскую зиму.

В начале 1943 года, когда американские войска не могли справиться с полудюжиной вражеских дивизий, Красная Армия, окружив крупную группировку врага под Сталинградом, продолжала победоносное наступление на запад, сражаясь с сотнями вражеских дивизий. В ежегодном послании о положении страны, прочитанном конгрессу 7 января 1943 г., Рузвельт был вынужден указать, что "доблестная защита Сталинграда и ...наступление русских армий... являлись самыми большими, самыми важными событиями во всей стратегической обстановке в мире в 1943 году". Что до американских успехов, то, если отбросить пропагандистские рассказы о будущем, президент реалистически указал: вторжение в Северную Африку заставило Германию "отвлечь часть своих людских и материальных ресурсов на другой театр"; в войне против Японии "в прошлом году мы остановили японцев. В нынешнем году мы намереваемся наступать".

Победа на Волге положила начало коренному перелому в ходе войны. Это поставило Ф. Рузвельта и У. Черчилля перед необходимостью определения стратегии США и Англии. Местом новой встречи президента и премьер-министра была избрана Касабланка в Северной Африке. ФДР наметил столь отдаленное место, по-видимому, просто потому, что ему захотелось посмотреть на месте театр военных действий. 9 января с небольшим штатом сопровождающих лиц он втайне покинул Вашингтон. Рузвельт необычайно радовался перелету через Атлантический океан - он не летал с 1932 года, когда покрыл на самолете расстояние от Олбани до Чикаго. По прилете в Касабланку Рузвельт разместился в загородной вилле "Дар-эс-Саад", поблизости от которой была и резиденция У. Черчилля. ФДР вызвал к себе подполковника Эллиота Рузвельта и лейтенанта флота Франклина Рузвельта. Американская печать, разумеется, злорадно отметила это. ФДР не обратил внимания и в дальнейшем при выезде из США на театры военных действий неизменно виделся со своими сыновьями.

Восьмидневная конференция была посвящена почти исключительно военным делам. Ф. Рузвельт согласился с доводами Черчилля о расширении операций в бассейне Средиземного моря. Было решено по завершении боев в Северной Африке овладеть островом Сицилия. Дальше президент заглядывать пока не захотел. Американские начальники штабов очень неохотно шли за президентом, следовавшим "черчивиализму". Они указали, что сосредоточение усилий на Средиземном море сорвет вторжение в Европу в 1943 году. ФДР понимал, что второй фронт в Европе в этом году опять открыт не будет, Советскому Союзу снова придется вынести всю тяжесть борьбы с европейскими державами "оси". То было новым вероломным нарушением союзнических обязательств. Как совместить отказ от открытия второго фронта, обещанного на 1943 год, со словами о решимости нанести скорейшее поражение фашизму? ФДР нашел выход, на его взгляд, пристойный.

Красная Армия возложила на алтарь победы Объединенных Наций десятки разбитых вражеских дивизий, президент США на пресс-конференции в предместье африканского городка Касабланки 24 января 1943 г. заявил: "Некоторые из вас, англичан, знают старую историю: у нас был генерал США Грант, его звали Юлиус Стимпсон (по-английски Ю. С. - США. - Н. Я.) Грант. В дни моей и премьер-министра молодости его прозвали "Безоговорочная капитуляция". Уничтожение военной мощи Германии, Италии и Японии означает их безоговорочную капитуляцию".

Рузвельт впоследствии говорил, что формула была найдена чисто случайно: "Вдруг эта пресс-конференция, - рассказывал он, - Уинстон и я не имели времени подготовиться к ней, и я вспомнил, что Гранта прозвали "Безоговорочной капитуляцией", и в следующий момент я сам произнес эту фразу". Президент был очень далек от искренности, в действительности формула была согласована в госдепартаменте еще в мае 1942 года и предложена вниманию президента. ФДР держал ее про запас, победы Красной Армии в зимней кампании побудили его сделать эффектный жест. Президент поддержал наступление Красной Армии декларацией о решимости США вести войну до победного конца^*.

^* (На пресс-конференции на Оаху 29 июля 1944 г. Рузвельт разъяснил значение термина "безоговорочная капитуляция" так: в конце гражданской войны 1861-1865 годов главнокомандующий армией южан Ли после битвы при Аппотомаксе явился к главнокомандующему армией северян Гранту с просьбой о перемирии. "Грант ответил: "Безоговорочная капитуляция". Ли ответил, что он не может этого сделать, ему кое-что нужно: например, продовольствия в армии осталось на один день.

ФДР основательно напутал: эта беседа произошла у генерала Гранта с генералом Бакнером в 1862 году у форта Донелсон.)

Что до истинной стратегии США, то заявление адмирала Э. Кинга на штабном совещании в Касабланке отражало взгляды Ф. Рузвельта на том этапе: "На европейском театре Россия, учитывая ее географическое положение и людские ресурсы, наиболее благоприятно расположена для борьбы с Германией, на Тихом океане Китай занимает аналогичное положение в отношении Японии. Наша основная политика должна заключаться в том, чтобы обеспечить людские ресурсы России и Китая соответствующим снаряжением, чтобы дать им возможность сражаться". Тем, кто за столом конференции возражал против помощи СССР, Кинг бросил: речь идет не о том, чтобы "ублаготворять Сталина", а о том, чтобы "использовать русских в наших собственных интересах".

Военные решения в Касабланке отражали политику США и Англии истощать СССР и Германию, а самим постепенно занимать исходные позиции для удара, когда гитлеровская военная машина будет ослаблена Красной Армией. Черчилль считал, что операции в Средиземном море должны иметь конечной целью выход в Восточную и Юго-Восточную Европу, с тем чтобы воспретить продвижение Красной Армии на запад и не допустить освобождения ею европейских пародов. Хотя ФДР и согласился на этом этапе с Черчиллем, он не вынес окончательного решения: как войска западных союзников придут в Европу - с юга или через Францию. Будущее покажет, что целесообразнее.

Политика США и Англии вела к кризису в отношениях с СССР. ФДР и Черчилль взялись перебросить мост через возникшую брешь перепиской с И. В. Сталиным. После Касабланки переписка приобрела характер, неслыханный в отношениях между союзниками. Ф. Рузвельт и У. Черчилль очень внимательно готовили свои послания, пытаясь в потоке слов утопить основное - новое вероломное нарушение своих обязательств. По завершении совещания в Касабланке Рузвельт и Черчилль направили в Москву совместное послание, в котором яркими красками описали размах военных усилий их стран и выразили Уверенность, что Объединенные Надии "могут, наверное, заставить Германию стать на колени в 1944 году".

30 января 1943 г. И. В. Сталин пишет обоим сразу: "Понимая принятые Вами решения в отношении Германии как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в 1943 году, я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях". 5 февраля Ф. Рузвельт поздравил СССР с "блестящей победой" у Сталинграда, отметив, что эта победа, которую "празднуют все американцы", явится "одной из самых прекрасных глав в этой войне народов, объединившихся против фашизма и его подражателей". Черчилль 9 февраля ответил, что форсирование Ла-Манша намечено на август или сентябрь 1943 года. 14 февраля в послании в Москву он признается: "Цепь необыкновенных побед (Красной Армии. - Н. Я.) лишает меня возможности слова, чтобы выразить Вам восхищение и признательность, которую мы чувствуем по отношению к русскому оружию. Моим наиболее искренним желанием является сделать как можно больше, чтобы помочь Вам".

В ответ Советское правительство 16 февраля указало, что ввиду приостановки операций США и Англии в Тунисе на советско-германский фронт переброшено 27вражеских дивизий. 22 февраля Ф. Рузвельт объяснил, что сильные дожди в Тунисе сделали "поля и горы непроходимыми", и пожелал "героической Советской Армии дальнейших успехов, которые вдохновляют всех нас". На следующий день, 23 февраля, ФДР в очень красноречивом послании от имени американского нада выразил "глубокое восхищение ее (Красной Армии. - Н. Я.) великолепными, непревзойденными в истории победами... Красная Армия и русский народ наверняка заставили вооруженные силы Гитлера идти по пути окончательного поражения и завоевали на долгие времена восхищение народа Соединенных Штатов". А 25 февраля У. Черчилль присовокупил: "То, что вы делаете, просто не поддается описанию".

За этими посланиями последовали другие, также содержавшие высокую оценку подвигов Красной Армии. А тем временем весной 1943 года США и Англия опять прекратили отправку конвоев в СССР северным путем. В мае 1943 года Ф. Рузвельт предложил И. В. Сталину провести "встречу умов" где-нибудь в районе Берингова пролива. Ввиду подготовки к отражению летнего наступления немцев на советско-германском фронте встреча не состоялась. Наконец, 4 июня Ф. Рузвельт сообщил, что второй фронт в 1943 году открыт не будет. И. В. Сталин ответил: "Это Ваше решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет Советскую Армию, сражавшуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим силам почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом".

Победа на Волге решительным образом изменила положение Объединенных Наций. Германия понесла тяжкое поражение. Хотя предстояли еще новые сражения, в конечном исходе войны сомнений больше не было. С начала 1943 года мысли Ф. Рузвельта обращаются к послевоенному устройству мира. Он пытается наметить контуры американской политики непосредственно после окончания войны. ФДР, помнивший о революционном подъеме, пришедшем по пятам первой мировой войны, создает еще в конце 1942 года управление иностранной помощи и восстановления. Его главой он назначил старого соратника Г. Лимена.

Г. Лимен стал главой организации, которая просуществовала недолго: 9 ноября 1943 г. представители 44 наций подписали в Белом доме соглашение об учреждении ЮНРРА.

В марте 1943 г. ФДР в течение двух недель вел переговоры с министром иностранных дел Англии А. Иденом, приехавшими в Вашингтон. Он по-прежнему не хотел соглашаться на советские границы 1940 года, однако, заметил президент, "к моменту падения Германии в прибалтийских государствах будут находиться русские армии, и никто из нас не сможет заставить их уйти оттуда... Нам придется согласиться на это, но если мы и согласимся, то мы должны использовать наше согласие в качестве козыря для того, чтобы вынудить Россию на другие уступки".

В центре внимания во время этих переговоров оказался вопрос, как предотвратить революционный подъем в Европе. Гопкинс записывал о заседании 17 марта: "Я сказал, что, если только мы не будем действовать быстро и наверняка, может произойти одно из двух: либо Германия станет коммунистической, либо там наступит полная анархия, что фактически то же самое может произойти в любом европейском государстве, а также в Италии. Я сказал, что, по моему мнению, требуется какое-то официальное соглашение, что государственный департамент должен разработать с англичанами план и что этот план, согласованный между нами, должен затем быть обсужден с русскими. Президент согласился, что надо действовать таким образом. Дело, конечно, будет обстоять гораздо проще, если в момент краха Германии серьезные силы английских и американских войск будут находиться во Франции или в Германии, но мы должны разработать план на тот случай, если Германия падет до того, как мы окажемся во Франции"^*.

^* (Р. Шервуд, Рузвельт и Гопкинс, т. 2, стр. 385.)

30 марта генерал Д. Маршалл серьезно предостерег ФДР, что в Европе может возникнуть "хаос", если войска США и Англии "не поспеют" за советским продвижением. Всю весну и лето в Вашингтоне шла разработка американской политики. Развитие событий, однако, определил ход войны, а не бесконечные совещания в вашингтонских ведомствах.

5 июля 1943 г. началось немецкое наступление под Курском. В тяжелейших боях советские войска отбили удар 50 отборных гитлеровских дивизий и перешли в наступление, которое, расширившись в августе, охватило обширный участок фронта. Последствия новой победы Красной Армии были громадны. Она выглядела особенно внушительно на фоне более чем скромных успехов американо-английских войск, которые, высадившись на Сицилии, никак не могли сломить сопротивление двух немецких дивизий. Размах и величие побед советского оружия вне всякого сомнения говорили о том, что Советский Союз способен в одиночку разгромить Германию и освободить всю Европу.

Американские штабы в конце июля - начале августа 1943 года доложили президенту, что тянуть с открытием второго фронта больше нельзя. Попытки развить операции на Балканах приведут лишь к тому, что войска западных союзников завязнут там, а Красная Армия тем временем пройдет всю Европу, освободит не только Германию, но и Францию. 10 августа 1943 г. Г. Стимсон обратил внимание ФДР на последствия тогдашней политики США: "В свете послевоенных проблем, перед которыми мы встанем, наша позиция... представляется крайне опасной. Мы, как и Великобритания, дали ясное обязательство открыть второй фронт. Не следует думать, что хоть одна из наших операций, являющихся булавочными уколами, может обмануть Сталина и заставить его поверить, что мы верны своим обязательствам". Рузвельт ответил Г. Стимсону, что он "выразил выводы", к которым пришел сам президент^*.

^* (Н. Stimson and М. Bundy, On Active Service in Peace and War, p. 438.)

В августе 1943 года в Квебеке была срочно созвана конференция Ф. Рузвельта и У. Черчилля. ФДР категорически высказался против "балканского варианта" второго фронта Черчилля. На совещании 23 августа Рузвельт особо подчеркнул: "Войска Объединенных Наций... должны быть готовы вступить в Берлин не позднее русских". Конференция вынесла решение о подготовке вторжения во Францию в 1944 году.

Трезво оценив соотношение сил, сложившееся в антигитлеровской коалиции, американская делегация огласила на конференции документ, исходивший от "весьма высокопоставленного военного стратега США" и озаглавленный "Позиция России". Документ гласил: "По окончании войны Россия будет занимать господствующее положение в Европе. После разгрома Германии в Европе не останется ни одной державы, которая могла бы противостоять огромным военным силам России. Правда, Великобритания укрепляет свои позиции на Средиземном море против России, что может оказаться полезным для создания равновесия сил в Европе. Однако и здесь она не будет в состоянии противостоять России, если не получит соответствующей поддержки.

Выводы из вышеизложенного ясны. Поскольку Россия является решающим фактором в войне, ей надо оказывать всяческую помощь и надо прилагать все усилия к тому, чтобы добиться ее дружбы. Поскольку она, безусловно, будет занимать господствующее положение в Европе после поражения держав "оси", еще более важно поддерживать и развивать самые дружественные отношения с Россией.

Наконец, наиболее важным фактором, с которым должны считаться США в своих отношениях с Россией, является война на Тихом океане. Если Россия будет союзником в войне против Японии, война может быть закончена значительно быстрее и с меньшими людскими и материальными потерями. Если же войну на Тихом океане придется вести при недружественной или отрицательной позиции России, трудности неимоверно возрастут и операции могут оказаться бесплодными"^*.

^* (Р. Шервуд, Рузвельт и Гопкинс, т. 2, стр, 431-432.)

Ранней осенью 1943 года руководящие круги США осознали крайне неприятный для себя факт: американские политические возможности были производными от военных возможностей. Если в квебекском документе эта мысль была выражена не слишком отчетливо, то в процессе подготовки к Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии она была уточнена. 18 сентября 1943 г. комитет начальников штабов утвердил инструкции генералу Дину, главе военной миссии при делегации США, отправлявшейся в Москву. Основная функция генерала Дина, указывалось в инструкциях, - подчеркивать главе делегации Хэллу "неразрывную связь между политическими предложениями и политическими возможностями".

Командованию американских вооруженных сил роль Советского Союза в ходе и исходе коалиционной войны представлялась следующим образом: "...После разгрома Германии могучая советская военная машина будет господствовать к востоку от Рейна и Адриатического моря, и Советский Союз сможет осуществить любые желательные ему территориальные изменения в Центральной Европе и на Балканах. В то же время продолжение полного сотрудничества СССР в войне против Германии было кардинально важно для достижения основных стратегических целей США - скорейшего разгрома Германии. Если бы Советский Союз вышел из войны, а германская военная машина осталась в основном в сохранности, англо-американские операции на континенте оказались бы неосуществимыми и усилия в войне против Германии должны были бы ограничиться лишь воздушным наступлением. В равной степени полное участие СССР в войне против Японии после поражения Германии имело величайшее значение, чтобы добиться быстрого и решительного сокрушения Японии меньшей ценой для США и Англии"^*.

^* (М. Matloff, Strategic Planning for Coalition Warfare 1943-(1044, Wash., 11909, pp. 292-293.)

Отсюда согласованные решения на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии в октябре 1943 года. Ф. Рузвельт, политический реалист до мозга костей, понимал, что иного, кроме как сотрудничество с СССР, для Соединенных Штатов не дано.

VIII

13 ноября 1943 г. на линкоре "Айова" Ф. Рузвельт покинул США. Он отправился на конференцию с И. В. Сталиным и У. Черчиллем, созывавшуюся в Тегеране. На длительном пути, отнявшем почти три недели, президент совещался с начальниками штабов и своими советниками. На этих встречах под впечатлением побед Красной Армии были высказаны некоторые довольно трезвые мысли. Американский посол в Англии Ваймант 22 ноября 1948 г. указал, что, по мнению Черчилля и Идена, "интерес СССР к открытию второго фронта не был столь велик, как раньше". Генерал Дин 24 ноября подчеркнул: "Советы ныне рассматривают второй фронт скорее как желательную страховку, а не как непосредственную необходимость"^*.

^* ("F. R. The Conferences at Cairo and Teheran, IMS", pp. 303, 328.)

9 ноября под председательством Ф. Рузвельта на борту "Айовы" состоялось очередное совещание. Американские военные уже отвергли доводы Черчилля о расширении операций на Балканах. Рузвельт согласился с ними, объяснив: "Советы ныне только в 60 милях от польской границы и в 40 милях от Бессарабии. Если они форсируют Буг, что они могут проделать в ближайшие две недели, Красная Армия окажется на пороге Румынии".

Вновь и вновь Рузвельт обращается к своей излюбленной теме - США должны употребить все усилия, чтобы вместе с Англией занять большую часть Европы. "США, - говорил он, - должны взять северо-западную Германию. Мы должны доставить наши войска в такие порты, как Бремен и Гамбург, а также в Норвегию и Данию. Мы должны дойти до Берлина. Тогда пусть Советы берут территорию к востоку от него. Но Берлин должны взять Соединенные Штаты". На чем основывались эти планы Ф. Рузвельта? Ведь они были в кричащем противоречии с профессиональными оценками генералитета относительно перспектив в войне с Германией.

Ф. Рузвельт, по всей вероятности, надеялся на внезапную капитуляцию Германии в результате краха гитлеровского руководства. Оптимизм президента, судя по протокольной записи, побудил американских руководителей совершить приятную прогулку в Утопию. "Президент сказал, что он ожидает вторжение в Германию по железным дорогам, с небольшими боями или вообще без них.

Генерал Маршалл заметил, что железнодорожных вагонов не будет хватать и поэтому придется использовать главным образом автомобильный транспорт.

Г-н Гопкинс предложил, чтобы мы были готовы высадить авиадесантную дивизию в Берлине через несколько часов после капитуляции Германии.

Адмирал Леги: Во Франции, вероятно, развернется гражданская война. Пусть с ней справляются англичане. Для США будет значительно проще заняться осуществлением контроля в Германии. С немцами легче иметь дело, чем с французами, в той хаотической обстановке, которую следует ожидать во Франции.

Президент сказал, что мы, вне всяких сомнений, должны оставить несколько дивизий во Франции. Он считал, что Голландия не представляла собой проблемы: вернется королева - и все тут. Другое дело Бельгия, население которой говорит на двух языках"^*.

^* ("F. R. The Conferences at Cairo and Teheran 1943", pp. 265-256.)

Планы были составлены, дело оставалось за малым - добиться разгрома гитлеровской Германии, что зависело, однако, не столько от США и Англии, сколько от Советского Союза.

По пути в Тегеран Рузвельт, как обычно, стремился набраться впечатлений. Он наслаждался плаванием на линкоре, а капитан, чтобы потешить президента, устраивал учения. ФДР, сидя в кресле на палубе корабля, наблюдал за слаженными действиями экипажа. Не обошлось без инцидента: один из эскортирующих эсминцев случайно выпустил торпеду по "Айове". Линкору пришлось сманеврировать, чтобы уклониться от нее. Командир эсминца не знал, что за пассажиры были на "Айове".

В Оране Рузвельта перенесли на личный самолет президента "Священная корова", и на нем он проследовал дальше. По пути ФДР осмотрел места боев в Тунисе, поинтересовался, где стоял Карфаген, и высказал некоторые соображения о стратегии Пунических войн. Одновременно ФДР присмотрелся к генералу Д. Эйзенхауэру, дававшему пояснения президенту. В Каире Рузвельт побывал у пирамид и обсудил проблемы помощи Китаю.

28 ноября - 1 декабря в Тегеране состоялась конференция И. В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля. В целях безопасности президент разместился в особняке на территории советского посольства. За столом конференции ФДР, сославшись на то, что он "самый молодой из присутствующих здесь глав правительств", попросил разрешения высказаться первым. "Мы, - продолжал Рузвельт, - очень хотели бы помочь Советскому Союзу и оттянуть часть сил с германского фронта. Мы хотели бы получить от наших советских друзей совет о том, каким образом мы могли бы лучше всего облегчить их положение".

Советская делегация разъяснила, что наилучший путь - вторжение во Францию. Участники конференции договорились о том, что западные союзники в мае - июне 1944 года произведут высадку своих войск в северо-западной Франции, а Красная Армия приурочит к ней новое наступление. "Я надеюсь, - заключил Рузвельт,- что наши нации теперь поняли необходимость совместных действий, и предстоящие операции наших трех стран покажут, что мы научились действовать совместно"^*.

^* ("Международная жизнь", 1961 г., № 8, стр. 153)

На конференции ФДР стоял за расчленение Германии после войны на пять государств. Советская делегация не поддержала этого предложения. Рузвельт развил план создания после войны международной организации и даже собственноручно начертил схему ее, причем возложил особую ответственность на поддержание мира на четыре великие державы или "четырех полицейских", как он называл их. Рузвельт с глубокой признательностью встретил сообщение И. В. Сталина о том, что СССР по завершении боевых действий в Европе вступит в войну с Японией.

В Тегеране Ф. Рузвельт вел переговоры с главами правительств СССР и Англии с позиций политического реализма, что привело к принятию согласованных решений. Когда У. Черчилль пытался вновь отстаивать свою балканскую стратегию, ФДР выступил против. Американским советникам Рузвельт раздраженно заметил по этому поводу: "У Уинстона выработалась привычка произносить длинные речи, являющиеся повторением длинных речей, с которыми он уже выступал раньше".

Соглашения, достигнутые в Тегеране, зафиксировали единство СССР, США и Англии. В "Декларации трех держав", опубликованной по завершении конференции, они заявляли: "Мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир... Мы приехали сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели".

Рузвельт вернулся в США 17 декабря. В выступлениях по радио он высоко оценил достигнутое согласие. В одном из них, в канун нового года, ФДР сказал: "Мы собирались говорить друг с другом через стол в Каире и Тегеране, однако мы быстро выяснили, что сидим по одну сторону стола. Мы приехали на конференцию с верой друг в друга. Но нам был нужен личный контакт. И мы дополнили веру твердым знанием".

Миссия Ф. Рузвельта в Тегеране увенчалась заметным успехом, но длительная поездка подорвала его силы. Он выглядел больным. А Г. Гопкинса поездка уложила в постель, он смог вновь приступить к работе только летом 1944 года. ФДР сначала остро ощущал отсутствие Г. Гопкинса, затем привык. Болезнь подточила положение Гопкинса при президенте. В это время у ФДР появился новый помощник - дочь Анна. Она стала принимать участие в написании текстов речей.

IX

Подготовка вторжения во Францию потребовала значительного напряжения ресурсов США. В коалиционной войне против держав "оси" основное бремя сухопутных операций нес Советский Союз, американская армия была развернута в сравнительно небольших размерах - 89 дивизий. До 40 процентов американского военного производства шло на авиацию. Однако только со второй половины 1943 года ВВС США стали принимать участие в налетах на Германию. Бомбардировочное наступление в конечном итоге не оправдало возлагавшихся на него надежд. Военное производство в Германии продолжало возрастать.

Исход войны мог быть решен только наземными действиями. Англо-американские армии, сосредоточенные на Средиземном море, не добились сколько-нибудь заметных успехов. Хотя в сентябре 1943 года Италия капитулировала, операции на Апеннинском полуострове развивались очень вяло, а немцы имели в Италии меньше 20 дивизий. Лишь летом 1944 года союзным войскам удалось овладеть Римом. Основные силы Германии к маю 1944 года - 228 дивизий и 23 бригады - находились на советско-германском фронте, в Западной Европе дислоцировалось только 59 гитлеровских дивизий, в большинстве своем ослабленных, находившихся на переформировании или восстановлении. Красная Армия, сломавшая хребет вермахту, создала исключительно благоприятные условия для вторжения во Францию.

Предстоявшая кампания в Западной Европе в этих условиях, по всей вероятности, создала преувеличенное представление в определенных кругах США относительно американских возможностей. Поэтому комитет начальников штабов 16 мая 1944 г. в рекомендациях Хэллу счел необходимым подчеркнуть жизненную важность для США сотрудничества с СССР. В рекомендациях констатировались "революционные изменения в соответственной военной силе государств", вызванные "феноменальным ростом" мощи Советского Союза. Комитет предупреждал, что конфликтовать с СССР нельзя, ибо после войны в мире останутся только три великие державы - США, Англия и СССР. В случае если первые две доведут дело до вооруженного столкновения с Советским Союзом, "мы сможем успешно защитить Великобританию, однако мы не сможем нанести поражения России. Другими словами, мы окажемся в войне, которую нельзя выиграть"^*. Эту точку зрения не мог не разделять Рузвельт.

^* ("F, R. The Conferences at Malta and Jalta 1945", pp. 107-108.)

С начала 1944 года реакционные силы в стране подняли голову. Военный кризис миновал, победа была не за горами, и обычная политическая жизнь в стране возобновилась. Возник довольно резкий конфликт между ФДР и конгрессом. Зимнюю сессию конгресса в 1944 году можно сравнить только с сессией 1937 года. ФДР предварил свои предложения конгрессу на 1944 год достаточно реалистическим предостережением: "Один великий американский промышленник, - писал он в ежегодном послании о положении страны в январе, - человек, оказавший громадные услуги стране во время этого кризиса, недавно подчеркнул серьезную опасность "правящей реакции" в США. Все трезво мыслящие бизнесмены разделяют его озабоченность. В самом деле, если эта реакция разовьется, если истории суждено повториться и мы вернемся к так называемым "нормальным временам" двадцатых годов, тогда очевидно, что, даже сокрушив врагов на поле брани, мы отступим перед духом фашизма в стране".

Президент предложил принять "экономический билль о правах", то есть провозгласить, что американец имеет право на труд, образование и т. д. "Человек в нужде не свободен", - подчеркнул ФДР. Конгресс не обратил внимания на предложения Рузвельта, а республиканцы объявили послание президента первым залпом в избирательной кампании. Попытка ФДР ввести трудовую повинность на время войны также провалилась. В свою очередь, ФДР наложил вето на законы, принятые конгрессом, которые неизбежно привели бы к росту стоимости жизни. Накладывая 22 февраля вето на закон о налогах, ФДР подчеркнул: "Это не закон о налогах, а закон о предоставлении помощи не нуждающимся, а алчным"^*.

^* ("The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt, 1944 - 1946", p. 42.)

Развернувшаяся борьба, как и до войны, происходила в традиционных рамках буржуазной системы правления. Реакция сделала все, чтобы не допустить возникновения в стране широкой демократической коалиции. ФДР не протянул руку демократическим организациям, он бдительно стоял на страже двухпартийной политики. Представители организованных рабочих не заняли каких-либо постов в государственной системе, с начала

1943 года резко усилилась антикоммунистическая кампания. Если комитет по расследованию антиамериканской деятельности действовал по долгу службы, то Белый дом добровольно включился в нее. ФДР предпочел остаться в тени, на авансцену выступила Э. Рузвельт.

В речи 16 февраля 1943 г. она отдала должное советскому народу и обрушилась с ожесточенными нападками на компартию США. "Коммунисты пытаются заставить нас делать то, чего мы не хотим делать", - открыто призналась жена президента. В мае 1943 года Э. Рузвельт обратилась к национальной конференции студенческого союза, собравшейся в Нью-Йорке. Она призывала студентов всеми силами бороться против "коммунистического влияния"^*. Одновременно в компартии США возник правооппортунистический уклон, генеральный секретарь партии Э. Браудер занялся ревизией коренных положений марксистско-ленинского учения. В 1957 году стало известно, что в годы войны ФДР поддерживал контакт с Э. Браудером. Президент и главнокомандующий вооруженными силами США находили время для того, чтобы около 40 раз в 1942-1945 годах принимать тайно некую Д. Адамс, являвшуюся посредницей между ФДР и Э. Браудером. Последний подтвердил это, заявив, что Адамс сообщала ФДР взгляды Браудера по политическим делам^**.

^* (См. B.C. Коваль, Они хотели украсть у нас победу, Киев, 1964, стр. 371.)

^** (См. G. Crocker, Roosevelt's Road to Russia, Chi., 1950, pp. 211-212.)

Свои ревизионистские взгляды Э. Браудер публично изложил в ряде работ. В одной из них, увидевшей свет в конце 1943 года, он писал: "Если Джон П. Морган поддерживает англо-советскую коалицию и готов с ней солидаризироваться, я, как коммунист, готов в этом пункте протянуть ему руку и бороться совместно с ним". Э. Браудер практически сказал то, что проповедовал Ф. Рузвельт. "Одно из главных устремлений Рузвельта, - отмечал У. Фостер, - заключалось в том, чтобы предотвратить самостоятельные политические действия рабочего класса, и в войну, с благословения Браудера, он весьма преуспел в этом"^*. Хотя профсоюзы выросли - к 1945 году в АФТ и КПП насчитывалось около 14 млн. человек, - усилиями ревизионистов была ликвидирована компартия как самостоятельная организация.

^* (W. Foster, History of the Communist Party of the United States, N. Y" 1952, p. 416.)

Браудеристы в "интересах национального единства" повели дело к роспуску компартии США. В мае 1944 года компартия США была официально распущена и превращена в политико-образовательную ассоциацию. Между тем в этот момент численность партии достигла 90 тыс. членов^*, и были все основания ожидать, что она вышла бы из войны "крепкой организацией, насчитывающей по крайней мере 150 тыс. членов"^**.

^* ("Political affairs", July 1945, p. 669.)

^** (W. Foster, op. cit., p. 421.)

В разгар антифашистской войны монополистическая буржуазия и ее агентура обезглавили рабочее движение в США. Лозунги классовой борьбы усилиями браудеристов подменялись призывами к "национальному единству". Это случилось накануне вторжения в Европу - первой большой операции американских войск за всю войну. Когда на рассвете 6 июня 1944 г. американские солдаты высадились на побережье Нормандии, они вступали в бой с фашизмом. Вероятно, многие из них верили, что вооруженный народ сражается с диктаторами, отстаивает демократию - то дело, за которое вот уже три года боролись советские люди.

В тот час, когда солдаты головного эшелона десанта зацепились за побережье, Франклин Д. Рузвельт выступил по национальной радиосети. Он произнес не речь, а прочитал молитву, написанную вместе с дочерью Анной. "О всемогущий Боже, - читал президент, - наши сыновья, гордость Нации, сегодня совершают великий подвиг за сохранение нашей Республики, нашей религии, нашей цивилизации. Им нужно Твое благословение... Некоторые из них никогда не вернутся. Обними тех, Отец, и прими их, твоих героических слуг в твое царство... О, Боже, дай нам веру, дай нам веру в Тебя, веру в наших сыновей, веру друг в друга, веру в наш единый крестовый поход... С Твоим благословением мы возобладаем над нечистивыми силами врага... Аминь".

Антифашистскую войну Рузвельт в соответствии со своими убеждениями квалифицировал крестовым походом. Командующий союзными войсками Д. Эйзенхауэр, выпуская после войны свои мемуары, так и озаглавил их: "Крестовый поход в Европу".

11 июля 1944 г. Ф. Рузвельт сообщил, что, хотя он хотел бы вернуться к частной жизни, он готов, "как хороший солдат", остаться на своем посту, если "так прикажет главнокомандующий всеми нами - суверенный народ Соединенных Штатов".

X

С зимы здоровье Рузвельта медленно, но неуклонно ухудшалось. Он таял на глазах, исхудал, все чаще и чаще на лице появлялось выражение отрешенности. ФДР много работал, однако теперь поток дел не приносил ему прежней радости. О беспощадном времени напоминала смерть близких людей. В декабре 1943 года умер С. Макинтайр, летом 1944 года скончалась парализованная с 1941 года Мисси Лихенд. Гопкинс, вышедший из госпиталя, очень ослабел и мог работать два-три часа в день. Брешь в кружке советников в какой-то мере заполнил С. Розенман, с 1943 года он оставил свою должность в суде в Нью-Йорке и неотлучно находился при ФДР. Дочь Анна также постоянно работала с отцом.

С 8 апреля по 7 мая Ф. Рузвельт отдыхал в имении Б. Баруха в Южной Каролине. Там, полностью отрезанный от мира, - в доме, где жил ФДР не было даже телефона,- он немного восстановил свои силы. Пока президент находился в отпуске, вашингтонская печать распространяла дикие слухи о состоянии его здоровья. Одни газеты утверждали, что президент перенес удар, другие - что он впал в слабоумие. Из "надежных источников" сообщали, что среди врачей, окружавших президента, два психиатра. Республиканцы в избирательной кампании 1944 года поставили все на здоровье ФДР: они заявили, что больному инвалиду нельзя больше вверять функции президента. Своим кандидатом они выставили энергичного губернатора штата Нью-Йорк Д. Дьюи.

В высшей степени опытный политик, ФДР знал, что шансы на успех на выборах невелики, если за кандидатом не стоит партийная машина. Боссы демократической партии предупредили его, что кандидатура Г. Уоллеса на пост вице-президента нежелательна. Он выступал в последние годы слишком либерально. Когда председатель национального комитета партии Р. Ханнеган сообщил об этом ФДР, президент согласился. Но Рузвельт, верный манере не говорить в глаза горькую правду друзьям, никак не мог заставить себя объявить решение Уоллесу. Он послал объясняться с ним С. Розенмана и Г. Икеса. Беседы не получилось.

Уоллес явился в Белый дом и потребовал сказать, в чем дело. ФДР слукавил: он сказал Уоллесу, что оставляет на усмотрение конвента решить, кто будет кандидатом в вице-президенты, а вслед за встречей с Уоллесом направил письмо Ханнегану, в котором высказался против его кандидатуры. Вместе с партийными боссами ФДР наметил в вице-президенты сенатора Г. Трумэна. Он устраивал южных реакционеров, был известен в свое время как ревностный сторонник "нового курса", а его участие в первой мировой войне было очень уместно для военных выборов 1944 года.

Трумэн, однако, согласился не слишком охотно. На конвенте в Чикаго он поддержал кандидатуру Д. Бирнса в вице-президенты. Г. Уоллес не бездействовал, при первом туре голосования на конвенте он получил 430 голосов. Конвент в Чикаго был первым, за которым ФДР не наблюдал вплотную, - во время работы конвента президент отправился в поездку на Гавайские острова. Когда ему доложили о поведении Трумэна, ФДР велел передать ему: "Если он хочет взорвать демократическую партию, пусть продолжает, но он, как и я, знает, в сколь опасном положении находится мир". До сознания Трумэна, "самого упрямого миссурийского мула"^*, как иной раз именовали его в партии, дошли доводы президента. 20 июля конвент выдвинул его кандидатуру в вице-президенты. За Г. Уоллеса все же проголосовали 105 делегатов.

^* ("Memoirs of Harry S. Truman", vol. 1, N. Y., 1055, p. 192.)

Выбросив за борт Г. Уоллеса, Рузвельт, по всей вероятности, испытывал угрызения совести. Он капитулировал перед правым крылом. Летом 1944 года ФДР в тайне завязал сношения с У. Уилки. Розенману, действовавшему в качестве посредника между ними, президент сказал: "Я думаю, что пришло время для демократической партии избавиться от реакционных элементов с Юга и привлечь к себе либералов из республиканской партии, а Уилки - лидер этих либералов". Рузвельт предполагал провести таким путем полную реорганизацию политических партий, завершив ее к 1948 году. Ибо, заключил он, "нет никакого сомнения, что реакционеры в нашей партии охотятся за моим скальпом".

Уилки согласился^*. Но обе стороны понимали, что неразумно проводить встречу накануне выборов, и решили вернуться к вопросу после ноября. Уилки не дожил до выборов, а вслед за ним умер ФДР.

^* (См. S. Rosenman, Working with Roosevelt, pp. 463-464.)

Визит Рузвельта на Гавайские острова был представлен как инспекционная поездка главнокомандующего. На деле он преследовал политические цели: генерал Д. Макартур обвинял правительство в том, что оно игнорирует нужды тихоокеанского театра. В свое время Макартур обещал вернуться во главе победоносных войск на Филиппины. Теперь другие командующие предложили обойти острова и ударить прямо по Японии. Макартур злобствовал. Принятие их плана генерал мог бы использовать как повод для отставки, обиженным героем явиться в США и принять участие в избирательной кампании. ФДР приехал на Гавайские острова, чтобы предотвратить такое развитие событий.

Трехдневное напряженное совещание президента с командующими на Тихом океане закончилось тем, что ФДР, вопреки военной логике, поддержал Д. Макартура. Американским войскам пришлось вскоре провести трудную кампанию на Филиппинах. Тщеславному генералу была предоставлена возможность произнести слова: "Я вернулся!", а тысячи матерей в США получили извещения о гибели их сыновей на Филиппинах. Главное, с точки зрения ФДР, было достигнуто - опасный конкурент не появился на избирательной арене.

Посетив на обратном пути Аляску, ФДР в конце августа вернулся в США, когда предвыборная кампания республиканцев была в полном разгаре. Ф. Рузвельт негодовал на "этого мелкого типа" Д. Дьюи и заявил друзьям, что "идет самая грязная кампания в истории". Республиканцы заявляли, что правительство состарилось, и обещали, в случае если Д. Дьюи изберут, энергично, по-молодому вести государственные дела. В личных нападках на президента они явно хватили через край, чем и воспользовался президент. Рузвельт, "усталый старик", как отзывался о нем Дьюи, показал, что он еще способен на многое. Он извлек из шкафа старую "счастливую" фетровую шляпу, которую носил в 1932, 1936 и 1940 годах, а из политического арсенала - словесное вооружение.

Конечно, Рузвельт чувствовал себя отвратительно. Предшествующие три года он почти не пытался ходить. Взбешенный инсинуациями республиканцев, Рузвельт возобновил физические упражнения. Он стал надевать ортопедические приборы, но они плохо держались на исхудалых ногах, причиняли мучительную боль. Когда Розенман увидел Рузвельта, поддерживаемого врачом, с трудом передвигавшегося по спальне, он посоветовал президенту выступать только сидя. Так и было сделано: ФДР либо говорил, сидя в кресле, а если обращался к большой аудитории, то выступал с заднего сиденья открытого автомобиля. Впрочем, никто не заметил этого - президент произнес несколько зажигательных речей.

В одной из них, 23 сентября в Вашингтоне, ФДР выступил на банкете, устроенном профсоюзами. Он похвалил рабочее движение, отвел несправедливые упреки в том, что было слишком много стачек. Нет, сказал президент, "с Перл-Харбора в результате забастовок была потеряна только одна десятая процента рабочего времени". Рузвельт до конца использовал то обстоятельство, что республиканская партия теперь горой стояла за законы, принятые в период "нового курса". Заклеймив республиканцев как лицемеров, ФДР перешел к нападкам на самого себя.

"Эти республиканские лидеры, - саркастически сказал президент, - не удовлетворяются нападками на меня, жену и сыновей. Теперь они обрушились на мою собачку Фала. Ни меня, ни мою семью нападки не трогают, но Фалу трогают!.. Фантазеры-республиканцы в конгрессе сочинили историю о том, что я забыл Фалу на Алеутских островах и послал за ней эсминец, что обошлось налогоплательщикам в два, три или двадцать миллионов долларов. Когда Фала узнала об этом, - а она шотландского происхождения, - собачка взбунтовалась и стала другой... И я думаю, что имею право возражать против клеветнических измышлений по поводу моего пса".

Этими и подобными глупыми измышлениями республиканцы основательно подорвали эффективность своей предвыборной борьбы.

В октябре 1944 года, когда Объединенные Нации одерживали успехи на всех фронтах, Рузвельт очень умело пустил в политический оборот вести о победах. 27 октября он выступил с автомобиля на громадном митинге в Филадельфии. Сославшись на то, что американские войска 20 октября высадились на Филиппинах, торжествующий Рузвельт спросил: "Так как теперь с предположениями, высказанными несколько недель назад, о том, что я по политическим причинам не послал достаточно войск и припасов генералу Макартуру?". Указав на размах военных усилий США, ФДР отметил: "Это невероятное достижение того правительства, о котором говорят как о "старом, усталом и сварливом". Он часто рассказывал о том, что семья Рузвельтов живет теми же тревогами и волнениями, что и миллионы американцев, - четверо сыновей служат в армии и флоте.

ФДР резко отвел обвинение республиканцев в том, что правительство якобы является "прокоммунистическим". В речи 5 октября он сказал: "Я никогда не искал и не приветствую поддержки любого лица или группы преданных коммунизму или фашизму, или любой другой иностранной идеологии, которая подорвет американскую систему правления". В 1944 году Рузвельта поддержал комитет политического действия, созданный КПП и находившийся под руководством С. Хиллмэна. Республиканцы обрушились на эту организацию и лично на С. Хиллмэна.

На грандиозном митинге в Бостоне, где собралось 125 тыс. человек, Ф. Рузвельт призвал к религиозной и национальной терпимости. И далее: "Выступая здесь, в Бостоне, республиканский кандидат сказал (я точно цитирую по моей старой привычке): "Коммунисты захватили контроль над новым курсом, и таким образом они намереваются установить контроль над правительством США". Однако в тот же день тот же кандидат говорил в Уорчестере, что с победой республиканцев в ноябре "мы покончим с правлением одного человека и навсегда устраним угрозу монархии в США". Так кто я - коммунист или монарх?

...Когда любой политический кандидат торжественно заявляет, что правительство США, ваше правительство, может быть надуто коммунистами, тогда я скажу, что такой человек обнаруживает постыдное неверие в Америку".

Так ФДР и провел свою кампанию. На будущее, после войны, он обещал все блага - занятость для 60 млн. человек, новые дома, дешевые автомобили и т. д. В общем "плодами победы на этот раз не будут яблоки, продаваемые на перекрестках улиц", сказал ФДР, Чтобы продемонстрировать свою выносливость, в дождливый и ветреный день он проехал в открытом автомобиле, легко одетый, пятьдесят миль по улицам Нью- Йорка, запруженным народом. Едва ли многим из видевших его тогда приходило в голову, что ФДР не переживет нового срока, на который он просил народ переизбрать его.

Победа на выборах в ноябре не была внушительной - ФДР собрал 25,6 млн., Д. Дьюи - 22 млн. голосов. И трудно определить, сколько избирателей отдало голоса главнокомандующему, а не президенту. Даже при этом только 51,7 процента поддержали ФДР. Так мало он никогда не собирал.

XI

Глубокой осенью и ранней зимой 1944 года Соединенные Штаты и Англия внезапно столкнулись с очень трудным положением на фронтах. В Италии союзные войска завязли на германских оборонительных линиях, на Западном фронте гитлеровцы 16 декабря нанесли внезапный удар в Арденнах, приведя в серьезное расстройство союзные армии. На Дальнем Востоке японцы, хотя и потерпевшие сокрушительные поражения на море, в конце года открыли самое большое наступление в Китае, стремясь создать предпосылки для затяжной войны.

США и Англия, сосредоточившие свои усилия на создании водушной мощи, стали ощущать острую нехватку сухопутных войск. США уже ввели в дело 87 дивизий из имевшихся 89 и остались без резервов. Оптимизм, который охватил Вашингтон ранней осенью, рассеялся. Было очевидно, что еще предстоят тяжелые бои. Правительства США и Англии обратились в Москву с просьбой о помощи. Начавшееся раньше по просьбе союзников, 12 января 1945 г., наступление Красной Армии позволило им выправить положение на Западе. Но без тесного сотрудничества с СССР дальнейшее победоносное наступление было бы невозможно. Что до войны с Японией, то Д. Макартур сообщил Вашингтону: для ее разгрома нужна помощь 60 советских дивизий. Назрела необходимость проведения новой конференции И. В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля, местом проведения которой была избрана Ялта.

Суровые ноты прозвучали в ежегодном послании конгрессу о положении страны 6 января 1945 г. "Стоит вопрос не о конечной победе, а о потерях. Наши потери будут велики", - предупредил ФДР. Президент потребовал решительного увеличения военной продукции, запуска в производство новых видов вооружения, введения всеобщей трудовой повинности в военных целях, а до принятия соответствующего закона - немедленно направить в военную экономику 4 млн. человек^*. "Мне совершенно очевидно, что существенным фактором поддержания мира в будущем явится введение всеобщей воинской повинности после войны. Я направлю конгрессу специальное послание по этому вопросу".

^* (Закон о всеобщей трудовой повинности, предусматривавший тюремное заключение и штраф для рабочих, самовольно оставлявших работу на военных предприятиях, был принят палатой представителей 27 марта 1945 г. Окончание войны в Европе сделало его ненужным.)

Принимая присягу президента, 20 января ФДР в короткой речи вспомнил своего школьного наставника Э. Пибоди, который учил: "Дела в жизни не всегда идут гладко". В будущем американцы должны помнить, что "мы одни не можем жить в мире, наше благополучие зависит от благополучия других... Как сказал Эмерсон, единственный способ иметь друга - быть самому другом". 22 января ФДР втайне покинул США. Он направился в Ялту.

Правительственные ведомства подготовили для ФДР и американской делегации в Ялте "Памятку", в которой указывалось: "Мы должны иметь поддержку Советского Союза для разгрома Германии. Мы отчаянно нуждаемся в Советском Союзе для войны с Японией по завершении войны в Европе". Оценивая политическую обстановку в европейских странах, составители "Памятки" подчеркивали: "Все народы Европы охвачены левыми настроениями и весьма сильно выступают за далекоидущие экономические и социальные реформы".

Комитет начальников штабов, постоянно предупреждавший о тесной связи политических и военных возможностей США, еще 3 августа 1944 г. представил государственному секретарю новые рекомендации, которые были подтверждены накануне Ялтинской конференции. Комитет призывал к величайшей осмотрительности в отношениях с СССР, аргументируя это так: "После успешного завершения войны против наших нынешних врагов в мире произойдут изменения в соответственной военной мощи, которые можно сопоставить за последние 1500 лет только с падением Рима. Это - решающий фактор для будущих политических решений и всех обсуждений политических вопросов... После разгрома Японии только СССР и США останутся первоклассными военными державами, что объясняется сочетанием географического положения с огромным военным потенциалом. Хотя США могут перебросить свои военные силы во многие районы мира, тем не менее очевидно, что сила и географическое положение этих двух держав исключают возможность военного поражения одной от другой, даже если к данной стороне присоединится Британская империя"^*.

^* (М. Matloff, Strategic Planning for Coalition Warfare 1943-1944, pp. 523-524.)

Ф. Рузвельт и У. Черчилль отчетливо представляли соотношение сил в антигитлеровской коалиции. Черчилль предложил зашифровать конференцию в Ялте кодовым названием "Аргонавт". По поеданию, древнегреческие герои отправились в Колхиду за мифическим золотым руно. ФДР понял скрытый смысл. "Вы и я, - прямые потомки аргонавтов", - сообщал он Черчиллю. 4 - 11 февраля в Ялте состоялась историческая конференция.

Главы правительств со своими военными советниками согласовали планы окончательного наступления в Европе. Было обсуждено будущее Германии. В заявлении об итогах работы конференции указывалось: "Нашей непреклонной целью является уничтожение германского милитаризма и фашизма и создание гарантии в том, что Германия никогда больше не будет в состоянии нарушить мир всего мира". Ф. Рузвельт и И. В. Сталин согласовали сумму репараций с Германии - 20 млрд. долларов, из которых 50 процентов предназначались СССР.

В Ялте были приняты решения о созыве 25 апреля 1945 г. конференции для создания Организации Объединенных Наций и о включении УССР и БССР в число учредителей ООН. Только в Ялте Ф. Рузвельт наконец согласился, что западная граница СССР будет проходить по так называемой "линии Керзона". Главы правительств утвердили будущие зоны оккупации Германии.

Наконец, на конференции 11 февраля было подписано соглашение о том, что СССР через два-три месяца по завершении боевых действий в Европе вступит в войну с Японией на условиях восстановления принадлежавших России прав, нарушенных вероломным нападением Японии в 1904 году.

После смерти Рузвельта ялтинские соглашения были объявлены "архипредательством" интересов США. Эта спекулятивная кампания не имеет под собой оснований. ФДР шел на согласованные решения с СССР, ибо понимал, что это единственный путь обеспечения интересов США. Как заметил американский профессор Р. Зонтаг, изучавший архивы госдепартамента, "во время конференции в Ялте казалось, что перед русскими армиями открыта дорога через всю Европу, в то время как западные армии еще не форсировали Рейн. В этих условиях было возможно, что русские к концу войны займут большую часть Германии".

В 1945 году секрета не составляло, кто недоволен решениями Ялтинской конференции. Геббельсовский орган "Дас Рейх" 23 февраля запугивал немцев: "Если германский народ сложит оружие, соглашение между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным позволит Советам оккупировать всю Восточную и Юго-Восточную Европу, а также большую часть рейха. На эти территории немедленно опустится железный занавес". ФДР знал, как бороться с теми, кто распространял такого рода клевету, - он отдал приказ арестовывать немецких военных преступников. "Теперь давайте быстро проведем процессы и подготовим всю процедуру заранее. Нужно сделать неотложным делом наказание виновных", - указал он.

Из Ялты Рузвельт отправился самолетом на Ближний Восток, где из чистого любопытства принял последовательно королей Египта и Саудовской Аравии, императора Эфиопии Хайле Селассие. 15 февраля на крейсере "Куинси" он тронулся в обратный путь, на родину. Рузвельт был измотан, больной Гопкинс страшился девятидневного перехода через океан. В Алжире, куда зашел крейсер, Гопкинс попросту сбежал с корабля - он хотел лететь самолетом. Рузвельт очень холодно попрощался с ним, он надеялся, что Гопкинс поможет ему подготовить отчет о Ялтинской конференции, с которым президент собирался выступить тотчас по приезде в США. Больше Гопкинс так и не видел ФДР. "Куинси" нельзя было назвать счастливым кораблем.

Рузвельт проводил много времени в постели, он читал бесконечные детективные романы, разговаривал мало и не интересовался делами, даже своей предстоящей речью в конгрессе. Он часами сидел на палубе, курил и молча, отрешенно смотрел на горизонт. Окружающие оставляли президента наедине со своими мыслями. Адъютант "папаша" Уотсон перенес удар на борту корабля и умер, когда "Куинси" был в открытом океане. Раньше ФДР никогда ни с кем не делился своим горем, теперь он вдруг старчески болтливо заговорил об Уотсоне. Это встревожило его друзей.

1 марта Рузвельт выступил на объединенном заседании конгресса с отчетом о Ялте. Впервые за всю свою политическую деятельность он публично упомянул о недуге - начиная речь, ФДР извинился за то, что он сидит: "Мне легче, когда я не надеваю на голени десять фунтов стали". Он трудно говорил, часто оговаривался, иногда его душил мучительный кашель. Изможденный вид президента плохо гармонировал с бодрой речью.

Но ФДР был твердо убежден, что в Ялте заложены прочные основы послевоенного мира: "С Тегеранской конференции год назад между всеми нами возникла - как бы мне назвать это? - большая легкость в переговорах, которые являются добрым предзнаменованием для международного мира, мы лучше знаем друг друга... Никогда в истории не было еще случая, чтобы главные союзники были столь едины не только в целях войны, но и во взглядах на мир"^*.

^* ("Foreign Affairs", July, 1955, p. 617.)

Франклин Д. Рузвельт верил d то, что Между США и СССР может быть установлено сотрудничество не только в дни войны, но и в дни мира. Его философия международных отношений, заключает С. Уэллес, включала в себя понимание "громадных различий в языке, религии, политике, идеологии и истории" между Западом и Востоком. "Он не верил, что различия в идеологии или экономических системах не дадут народам возможности сотрудничать. Он знал, что марксизм учит неустанной борьбе против капитализма, однако он не считал, что доктрина определяет поведение людей. Война идеологий, думал он, явится главным образом книжной войной". Так сообщил С. Уэллес о мотивах внешней политики ФДР автору специального исследования о Ф. Рузвельте в конце пятидесятых годов^*.

^* ("Congressional Record", vol. 91; p. 1619.)

XII

12 апреля 1945 г. истекала вторая неделя отдыха президента; из Гайд-парка он приехал в Уорм-Спрингс. К 20 апреля он собирался вернуться в Вашингтон, а оттуда выехать в Сан-Франциско, где 25 апреля открывалась конференция Объединенных Наций. Он с привычным энтузиазмом осматривал "свой" Уорм-Спрингс. Прогулки в автомобиле, планы благоустройства курорта и бесконечные дела.

Президентская почта 12 апреля запоздала. Б. Хассетт осведомился у президента, подпишет ли он бумаги утром или отложит на вторую половину дня. "Нет, давай их сюда, Билл". Рузвельт подписывал бумаги у громадного камина, Хассетт терпеливо стоял рядом, ожидая окончания процедуры.

Рузвельт взглянул на него снизу, улыбнулся и повторил свою излюбленную шутку: "Вот так я и делаю законы". Он только что подписал закон о продлении срока действия товарно-кредитной корпорации. Около часа дня Хассетт ушел, оставив несколько документов, которые Рузвельт хотел прочитать.

В комнату вошла художница Елизавета Шуматова. По договоренности с Рузвельтом она писала его портрет. Шуматова установила мольберт. Мягкие лучи раннего для этих мест летнего солнца освещали комнату, блики от отделанных стеклом панелей бросали причудливый свет. Рузвельт погрузился в чтение, художница спокойно работала. На диване тихо сидели племянницы Рузвельта Сакли и Делано.

Внесли столик для ленча. Рузвельт оторвался от бумаг и сказал Шуматовой: "Нам осталось для работы пятнадцать минут". Она кивнула головой и продолжала писать. Внезапно Рузвельт побледнел и проговорил: "У меня ужасно болит голова". То были последние слова Рузвельта. Он потерял сознание и скончался через два часа.

Соединенные Штаты потеряли своего президента, ушла в прошлое целая эпоха в американской истории. Народ искренне оплакивал утрату. 14 апреля траурный кортеж проследовал через Вашингтон. На улицах стояли молчаливые, печальные толпы. Жители столицы провожали в последний путь президента.

Американские газеты тех дней подробно описывали траурную церемонию. В статьях приводились слова, услышанные корреспондентами на улицах. В Вашингтоне Д. Ранон слышал, как какой-то мужчина печально сказал, глядя на траурный кортеж: "Да. Он очень страдал. Где-то я прочитал, что сражался еще лучше, ибо был в цепях". Вспомнились тяжелые ортопедические приборы, которые Рузвельт носил почти 25 лет...

15 апреля в саду Гайд-парка тело Рузвельта было предано земле. Похороны были простыми. Батальон солдат, трехкратный ружейный салют. Сияло ослепительное солнце, плохо гармонировавшее с трауром. Один из старых друзей Рузвельта заметил: "Ему понравилось бы это. Он всегда любил ясные, бодрые, весенние дни. Он любил жизнь". По завещанию Рузвельта Гайд-парк перешел государству.

В соответствии с конституцией президентом США стал Г. Трумэн.

XIII

В ту зиму и весну 1945 года в логове фашистского зверя - Германии по утрам бледный рассвет на востоке пронизывали огненные вспышки. Советские солдаты вступили на землю Германии, чтобы очистить ее от гитлеровской нечисти. Приближался конец фашистской ночи. В Берлине, в бункере имперской рейхсканцелярии, Гитлер, страшась настоящего, много говорил о прошлом. Мартин Борман прилежно записывал бредовые речи фюрера. Эти записи, впервые опубликованные в 1959 году, составили так называемое политическое завещание Адольфа Гитлера.

В нем большое место отведено Франклину Д. Рузвельту. В его деятельности Гитлер видел одну из основных причин надвигавшейся гибели "тысячного рейха". 4 февраля 1945 г., в день, когда М. Борман начал работу, Гитлер объяснил своим приближенным: "Этот оевреившийся полуамериканец, пьяница" Черчилль "способен лишь выполнять приказы сумасшедшего Рузвельта". 7 февраля Гитлер выразил желание "поговорить о том чудовище, которое именует себя Соединенными Штатами. Для них нет иного названия, кроме как чудовище! В то время как вся Европа, их мать, отчаянно сражается, чтобы остановить большевистскую угрозу, Соединенные Штаты, под руководством оевреившегося Рузвельта, не нашли ничего лучшего, как поставить свои сказочные ресурсы на службу этим азиатским варварам, которые только и думают о том, чтобы придушить их".

24 февраля Гитлер размышлял вслух о германо-американских отношениях. Он настаивал, что "война против Америки является трагедией". Гитлер дал собственную интерпретацию минувших событий. "В результате одного из странных стечений обстоятельств, в то время как я взял власть в Германии, Рузвельт, еврейский избранник, стал во главе Соединенных Штатов. Без евреев и без этого их лакея положение вещей было бы иным". Оказывается, если под руководством национал-социалистов Германия успешно вышла из мирового экономического кризиса, то "США достигли лишь посредственных результатов под руководством Рузвельта и его еврейских советников. Провал "нового курса" в. значительной степени объясняет их стремление к войне... Германия не ждет ничего от США, и им нечего бояться Германии".

Гитлер выразил твердую уверенность, что "не пройдет много времени, как американцы поймут, что Рузвельт, которого они обожают, как идола на глиняных ногах, этот подпавший под пяту евреев человек, на деле - злоумышленник как с точки зрения США, так и всего человечества. Он повел их по чужой дороге, прежде всего заставив принять активное участие в конфликте, который их вовсе не касался". В порыве ярости Гитлер не щадил слов в адрес Рузвельта. Один только пример: "Ведь это крайний идиотизм, когда преступник Рузвельт толкнул американцев в центр грызни. Конечно, он цинично воспользовался их невежеством, наивностью и легковерием. Он заставил американский народ смотреть на мир глазами евреев и принудил американцев пойти по пути, который приведет их к полнейшей катастрофе, если они только не опомнятся вовремя"^*. Бешеная брань фашистского маньяка - лучший аттестат Франклину Д. Рузвельту. Нет ничего удивительного в том, что гитлеровские главари, забившиеся в бункер, страстно желали смерти президента.

^* ("The Testament of Adolf Hitler with an introduction by H, R. Trevor-Roper", L., 1961, pp. 29, 32, 45, 87-92.)

В начале апреля 1945 года настольной книгой в бункере имперской канцелярии была "История Фридриха Великого". Гитлер и Геббельс проливали слезы над страницами, где рассказывалось, как во время Семилетней войны смерть российской царицы Елизаветы чудодейственно спасла Фридриха. Коалиция его противников пришла в расстройство, и Фридрих не покончил с собой, как намеревался. 13 апреля радио принесло весть о кончине Франклина Д. Рузвельта. Это вызвало неистовый восторг фашистских главарей.

Геббельс дрожащим от радости голосом провозгласил: "Вот поворотный пункт. Это напоминает смерть царицы во время Семилегней войны". Он говорил Гитлеру: "Мой фюрер! Я поздравляю вас. Рузвельт умер. Звезды указывают, что вторая половина апреля станет для вас поворотным пунктом. Сегодня пятница, 13 апреля. Это и есть поворотный пункт". Астрологам было поручено составить гороскоп для Гитлера. Они должным образом подтвердили: победа будет за фашистской Германией. Гитлер приказал германским дивизиям на Эльбе отойти к Берлину, дабы облегчить "столкновение" советских и американских войск.

Дальнейшее известно. Встреча частей 1-го Украинского фронта с американскими войсками в Торгау на Эльбе ознаменовала собой демонстрацию боевого содружества Советского Союза и Соединенных Штатов. На развалинах фашистского рейха державы антигитлеровской коалиции торжествовали победу.

XIV

Спектр оценок в США жизни и деятельности Франклина Д. Рузвельта очень широк. Прогрессивные силы Америки придавали большое значение его вкладу в решение международных проблем. Выдающийся руководитель американских коммунистов У. Фостер нашел, что Рузвельт "стремился к мирному сосуществованию с Советским Союзом", а также "был сторонником мира во всем мире".

При всем этом, разъяснял У. Фостер, мастер глубокого марксистского анализа, "Рузвельт был капиталистом, либералом, миллионером, и его политика в конечном итоге была очень выгодна монополистическому капиталу. Проведенные им в соответствии с "новым курсом" реформы были строго ограничены рамками капиталистической системы и, вне сомнения, помешали воинственно настроенному рабочему классу добиться более радикальных реформ и организовать широкую рабочую партию. К этому и сводилась главная задача ,,нового курса" Рузвельта"^*.

^* (У. Фостер, История трех Интернационалов, М., 1959, стр. 403-404.)

На закате жизни, в декабре 1944 года, сам ФДР на очередной пресс-конференции откровенно ответил на вопрос, будет ли возвращение к "новому курсу" после войны: "Нет, нет и еще раз нет. Следует держаться слегка слева от центра". "Так где же стоите вы, господин президент?" "Я нахожусь немного левее центра". На том он и стоял, признавая абсолютным в политике только процесс изменения.

В Америке наших дней те, кто канонизирует Рузвельта, вероятно, считают этот завет самым ценным в его наследии. Сын Ф. Рузвельта, конгрессмен Джеймс Рузвельт, в предисловии к сборнику критических статей о современной американской политике писал в 1962 году: "Лично я считаю, что многие идеи, касающиеся как ведения внешних, так и внутренних дел, были идеями, рожденными для других времен и для других проблем. Значительное число этих идей восходит к новому курсу. Ныне идеи и политические концепции, которые когда-то волновали и соответствовали нуждам момента, превратились в затасканные клише, формальность и пустые лозунги"^*. Это, не означает, что наследие ФДР отброшено в сегодняшней Америке, напротив, его развивают, но так, как считают нужным сильные мира сего в США.

^* ("The Liberal Papers", Ed. by I. Roosevelt, N. Y" 1962, pp. 5-6.)

Вероятно, никто из крупных американских политических деятелей в минувшие два десятилетия не напоминал столь часто своим соотечественникам о том, что среди них жил Ф. Рузвельт, как Линдон Б. Джонсон. Ежегодно он находил повод, чтобы произнести речи о Рузвельте, подавляющую часть которых можно найти на страницах официального отчета о заседаниях конгресса - "Конгрешнл рекорд".

Выступая в Гайд-парке 30 мая 1959 г., Л. Джонсон усмотрел основную заслугу ФДР в том, что "в период, когда революция была поставлена на повестку дня в мире.., одним из величайших его достижений было укрепление великого американского среднего класса". "Да, - подчеркивал Л. Джонсон в другом выступлении 30 января 1956 г., - вердикт истории о Рузвельте еще не вынесен. Однако, как бы ни кончилась книга о нем, в последней строчке должно быть сказано - Франклин Д. Рузвельт был человеком, способным решать страшные проблемы в страшные времена".

В десятую годовщину со дня смерти Ф. Рузвельта по инициативе Л. Джонсона сенат провел специальное заседание, посвященное памяти ФДР. Джонсон открыл его речью, в которой сказал: "Спустя десять лет Франклин Д. Рузвельт все еще остается противоречивой фигурой. Он все еще человек, о котором много спорят и мало соглашаются. Однако истинным критерием его величия является то, что даже сейчас находятся люди, считающие нужным спускаться в его могилу, чтобы бесконечно спорить по проблемам тех времен". А чтобы пояснить свою оценку ФДР, Л. Джонсон включил в речь передовицу "Нью-Йорк тайме" от 13 апреля 1955 г.

Газета писала: "Память о Рузвельте запечатлена не только в бронзе и мраморе. Она заключена во внешней политике, являющейся продолжением его политики... Рузвельт не изобрел ни доктрины Трумэна, ни плана Маршалла, ни их продолжение - Организацию Североатлантического пакта, техническую помощь или политику, имеющую в виду превратить Германию и Японию из разбитых врагов в союзников. Однако его мечтой и концепцией необходимости был союз свободного (капиталистического. - Н. Я.) мира". По всей вероятности, газета толковала политику ФДР произвольно...

Ближе к истине был Л. Джонсон в речи 30 января 1958 г.: "Президент Рузвельт был противоречивой фигурой, и мы должны оставить истории разрешение этих противоречий"^*.

^* ("Congressional Record", vol. 105, p. 9459; vol. 102, p. 1517; vol. 101, p. 4311; vol. 104, p. 1146.)

Г. Лимен, старый друг Рузвельта, в 1955 году добился решения конгресса о том, чтобы соорудить покойному президенту памятник (предложенная им конгрессу резолюция о том, чтобы объявить день рождения Рузвельта национальным праздником, осталась без последствий).

12 апреля 1965 г. в Вашингтоне был открыт памятник Ф. Д. Рузвельту. В соответствии с желанием покойного памятник предельно прост: небольшая каменная плита с надписью: "Памяти Франклина Д. Рузвельта".