4. Переговоры Вильсона с Германией о перемирии. Окончание войны

Германская милитаристская группировка отчетливо сознавала как безнадежность положения страны, так и неотвратимость ее поражения в войне. Верховное военное командование (П. Гинденбург и Э. Людендорф) пришло к заключению о безотлагательной необходимости немедленного прекращения военных действий. 3 октября германское правительство направило Вильсону ноту, в которой выражалась готовность начать мирные переговоры на основе "14 пунктов" и речи Вильсона от 27 сентября. В этом же документе содержалась просьба о немедленном заключении перемирия.

Отправка германской мирной ноты в Вашингтон, а не в Лондон или Париж была преднамеренным шагом. Людендорф в связи с этим писал: "Насколько я знал Клемансо и Ллойд Джорджа, надо было готовиться к худшему". Что касается американского президента, то, как заявлял далее Людендорф, "казалось возможным, что Вильсон сможет настоять перед Англией и Францией на своих условиях, которыми он был теснейшим образом связан" (89 Людендорф Э. Указ. соч., т. 2, с. 271.). Из этого высказывания видно, что правители Германии, не питавшие никаких иллюзий в отношении стран Антанты, надеялись, что в предстоящих переговорах о перемирии США займут менее жесткую позицию, чем их европейские партнеры. Выступления Вильсона давали основания для таких надежд. Своим обращением именно к США германские верхи демонстрировали также свое стремление найти общий язык с этой могущественной капиталистической державой. Они рассчитывали, что после войны Германия сможет, опираясь на помощь США, быстро восстановить свой военно-экономический потенциал.

В США отношение к судьбе Германии было неоднозначным. Одни считали, что нужно продолжать войну, пока Германия не сдастся на милость победителя. Такое мнение особенно рьяно отстаивали лидеры республиканской партии. Т. Рузвельт утверждал, например, что война должна закончиться только безоговорочной капитуляцией страны, ее развязавшей. Он называл "14 пунктов" Вильсона "14 клочками бумаги", говоря, что они предвещают "не безоговорочную капитуляцию Германии, а условную капитуляцию Соединенных Штатов" (90 Harbaugh W. Н. Op. cit., р. 485.). Такой же точки зрения придерживался Лодж. "Я уверен,- писал он,-что американский народ желает полной победы и безоговорочной капитуляции (Германии. - 3. Г.) " (91 Selections from the correspondence of Theodore Roosevelt and Henry Cabot Lodge. 1884-1918. Ed. H. C. Lodge, vol. 2. New York, 1925, p. 540.).

Наиболее воинственные круги США, стремясь поставить Германию на колени, считали само собой разумеющимся, что эта задача будет выполнена, если не исключительно американскими войсками (это был бы наивыгоднейший вариант), то при их активнейшем участии. Только в этом случае, по их мнению, США приобретут определяющий голос в решении германского, да и всех других вопросов мировой политики.

Лидеры республиканской партии руководствовались в решении германского вопроса также узкопартийными соображениями. Они рассчитывали привлечь на свою сторону шовинистически настроенные слои американского общества и благодаря этому добиться победы на выборах в конгресс в ноябре 1918 г., а затем и на президентских выборах 1920 г.

В отличие от республиканцев Вильсон считал, что заключение перемирия нельзя откладывать в долгий ящик. "Что касается меня, - заявил он еще весной 1918 г.,-то я не имею желания совершать триумфальный марш на Берлин" (92 Tumulty J. P. Op. cit., p. 274.). Когда же поступила германская нота с просьбой о перемирии, президент назвал глупцами тех, кто "поговаривает о походе на Берлин и о взятии его силой" (93 Ibid., p. 311.).

Позиция президента на первый взгляд может показаться странной. Еще совсем недавно Вильсон стремился продлить войну, а теперь стал добиваться ее быстрейшего окончания. На самом деле здесь противоречия нет. Кардинально изменилась обстановка.

Знамением времени был теперь стремительный рост революционного движения в Европе, причем особое значение имела вероятность революционного взрыва в Германии. Перспектива социалистической революции в этой крупнейшей капиталистической державе Европы со всеми вытекающими отсюда последствиями для остальных европейских стран и неизбежное объединение европейской революции с революцией в России - вот что Вильсон считал реальной угрозой, чему всеми силами стремился воспрепятствовать.

Революционное движение в Германии вызвало тревогу Белого дома. "Дух большевизма таится повсюду, - делился Вильсон 16 октября 1918 г. своими опасениями с главой британской секретной службы в США Уайзмэном,-и нет для него более благоприятной почвы, чем усталость от войны... Если мы унизим Германию и будем слишком долго ее колошматить, мы разрушим там все формы правления, и на их место придет большевизм" (94 Fowler W. B. British-American Relations, 1917-1918. The Role of Sir William Wiseman. Princeton, 1969, p. 284.).

Вильсон возражал против чрезмерного ослабления Германии еще и потому, что она должна была обладать силой, противодействующей революционному движению в Европе и способной успешно бороться с Советской Россией. Лодж и его единомышленники не менее Вильсона опасались революции в европейских странах и враждебно относились к Республике Советов. Но наилучшим вариантом они считали полный разгром Германии и оккупацию ее территории войсками Антанты и США. Тогда, по их расчетам, революция в Германии будет предотвращена и державы - победительницы смогут мобилизовать свои силы для сокрушения Советского государства. Лодж по сути дела ничем не отличался от Черчилля, главного организатора открытой антисоветской интервенции империалистических стран.

По мнению Вильсона, согласие США на прекращение войны давало им весьма важное преимущество. Они могли нажить политический капитал в глазах мировой общественности, выступив выразителями давнишних чаяний народов мира.

Как уже отмечалось, Вильсон и стоявшие за ним американские правящие круги считали целесообразным сохранить достаточно сильную Германию, могущую служить противовесом Англии и Франции. "Мое продуманное суждение заключается в том, - телеграфировал президент Хаузу в Париж 29 октября 1918 г.,- чтобы всю силу нашего давления направить в пользу такого перемирия, которое не позволит Германии возобновить военные действия, но которое в рамках этого условия будет по возможности умеренным и разумным, потому что в последнее время я убедился, что чрезмерная суровость со стороны союзников исключительно затруднит, если не сделает вовсе невозможным подлинное мирное соглашение..." (95 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 85.).

Считая необходимым удовлетворить просьбу, с которой Германия обратилась к США, президент ставил перед собой еще одну очень важную задачу - овладеть инициативой в переговорах о перемирии, а затем и на мирной конференции и тем самым заставить Антанту согласиться с американскими условиями мира. Вот почему, по мнению Вильсона, нужно было действовать без промедления, благо сама немецкая сторона проявила инициативу.

Получив германскую ноту, президент США тотчас занялся составлением ответа на нее. Как свидетельствует Хауз, проект ноты "был мягким по тону и не подчеркивал необходимости гарантий, обеспечивающих исчерпывающее согласие на мирные условия Вильсона" (96 Там же, с. 60 (прим.).). После внесения президентом соответствующих исправлений ответ на германское обращение о перемирии был отослан в Берлин. Правительство США в ноте от 8 октября заявляло, что оно ожидает подтверждения готовности Германии согласиться с "14 пунктами" и последующими выступлениями Вильсона, а также потребовало немедленной эвакуации германских войск из оккупированных ими районов.

Правительства Англии и Франции с большим беспокойством ожидали ответа Вильсона на просьбу Германии о перемирии. "Лидеры союзников были очень раздражены и рассержены... они покрывались холодным потом из-за опасения, что этот "опасный мечтатель" (т. е. Вильсон. - 3. Г.) попадет в такую ловушку, которая приведет к потере плодов победы" (97 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Lost Peace. New York, 1945, p. 40.). В приведенных словах американского историка Т. Бэйли дана довольно образная характеристика реакции правящих кругов Антанты на ноту Вильсона. Следует, на наш взгляд, внести в нее одно уточнение: опасения, что Вильсон попадет в германскую ловушку, были напрасны. Тонко рассчитанные ходы Вильсона исключали такую возможность. Более того, они могли лишь принести определенные выгоды США. Что касается руководителей Антанты, то у них действительно были все основания для беспокойства. Черчилль спустя десять лет после окончания войны так писал об этом: "Вильсон завладел благоприятной возможностью ведения переговоров на первом, наиболее важном их этапе. Он энергично использовал преимущество своего положения как против врага, так и против союзников, с тем чтобы взять в свои руки всю задачу и всю ответственность" (98 Churchill W. S. The World Crisis. 1918-1928. The Aftermath. London, 1929, p. 99.).

Недовольство позицией Вильсона в лагере Антанты проявилось сразу же, как только стало известно о содержании американской ноты. 13 октября в резиденции главы английского правительства на Даунинг-стрит, 10, состоялось совещание под председательством Ллойд Джорджа, в котором участвовали руководящие политические деятели Англии. Обсуждался один вопрос: что следует предпринять в ответ на действия президента США? О решении, принятом на совещании, говорит следующая запись в дневнике начальника имперского генерального штаба Генри Вильсона: "Мы договорились телеграфировать Вильсону (президенту США.- 3. Г.): он должен Объяснить бошам, что его "14 пунктов" (с которыми мы не согласны) не являются базой для перемирия". В ходе Совещания была также достигнута договоренность предложить британской прессе сообщить следующее: "Вильсон действует по собственному усмотрению, война еще не закончена, "14 пунктов" - это не перемирие, а перемирие - это не мир" (99 Callwell С. E. Field-Marshal Sir Henry Wilson. His Life and Diaries, vol. 2. London, 1927, p. 136.). В Париже открыто негодовали. Правительство Клемансо считало, что Франция должна занять бескомпромиссную позицию в отношении Германии.

Оказавшись перед фактом сепаратного ответа США германскому руководству, правительства стран Антанты попытались лишить Вильсона инициативы в дальнейших переговорах с немцами. В англо-французском заявлении, переданном 9 октября в Вашингтон, указывалось, что "условия перемирия могут быть установлены только после консультации с военными экспертами и в соответствии с обстановкой на фронте, которая сложится в момент начала переговоров о перемирии" (100 F. R. The World War, 1918, Supplement 1, vol. 1, p. 353.). В другой телеграмме, направленной в тот же день Белому дому, Ллойд Джордж, Клемансо и премьер-министр Италии В. Э. Орландо заявили, что "наступило время, когда, возможно, придется весьма срочно принимать чрезвычайно важные решения по вопросу о войне" (101 Ibid., p. 353-354.). Они поэтому предложили командировать в Европу ответственного представителя США.

12 октября из Берлина в Вашингтон была послана новая нота. Германское правительство подтверждало свое согласие вести переговоры о мире на основе американских условий. Вместе с тем оно предлагало создать смешанную комиссию для выработки планов эвакуации германских войск.

14 октября, в день получения германской ноты, Т. Рузвельт в заявлении, опубликованном в "Нью-Йорк тайме", вновь обрушился с нападками на президента. Тогда же Лодж внес в сенат резолюцию, согласно которой правительство США не должно вести переговоры с Германией о перемирии или об условиях мира до момента, пока не будет предъявлено требование о ее безоговорочной капитуляции.

Эти два документа, исходившие от лидеров республиканцев, не поколебали позицию Вильсона. В тот же день в Берлин была отправлена ответная нота. В ней выражалось удовлетворение тем, что правительство Германии и большинство депутатов рейхстага согласны с программой мира, изложенной Вильсоном. Наряду с этим отмечалось, что одной эвакуации германских войск недостаточно для прекращения военных действий (речь шла только об эвакуации с территорий Франции и Бельгии. Вопрос о выводе германских войск из России был полностью обойден). Обязательным условием перемирия, указывалось далее, является "сохранение на фронте нынешнего военного превосходства армий Соединенных Штатов и союзников". Германии было предъявлено требование о немедленном прекращении подводной войны. Ей также вменялось в обязанность не допускать опустошения Бельгии и Франции со стороны германских войск при их отходе с территорий этих государств. Одним из условий перемирия должно было стать изменение характера государственной власти в Германии, потому что кайзер и его окружение, по мнению Вильсона, были прямыми виновниками войны.

Перед президентом США стояла задача заручиться согласием "союзных" стран на американские условия перемирия. При обсуждении данного вопроса на заседании кабинета он заявил, что следует оказать решительный нажим на страны Антанты, так как "они близки к тому, чтобы требовать большего, чем могут требовать по праву" (102 Lane F. K. Op. cit., p. 295.). Этим Вильсон еще раз подтвердил свою верность избранному им курсу в германском вопросе.

Правительство США, отвечая на германскую ноту, решило одновременно переслать копии своей переписки с Берлином странам-союзникам. Вашингтон сообщил Германии, что ее просьба об окончании военных действий будет передана им странам Антанты. Вместе с тем Вильсон подчеркнул, что речь может идти только о таком перемирии, которое исключит возможность возобновления войны со стороны Германии.

27 октября правительство Германии известило Вильсона, что оно принимает новые требования США. Несколько дней спустя делегации стран-победительниц приступили в Париже к обсуждению конкретных условий перемирия. Своим представителем на этих переговорах Вильсон назначил полковника Хауза.

Хауз указывал, что "14 пунктов", сформулированные в общих выражениях, могут стать очень уязвимыми в ходе предстоящих переговоров. Поэтому он с помощью журналистов У. Липпмана и Ф. Кобба составил в Париже комментарий к ним. Вильсон в принципе одобрил этот документ, указав, однако, что содержащиеся в нем детали применения "14 пунктов" не являются окончательными и будут рассмотрены только на мирной конференции. Намереваясь принять в ней участие, Вильсон не хотел заранее связывать себя комментарием.

На совещании в Париже развернулась бурная дискуссия по вопросу о "14 пунктах". По словам Ллойд Джорджа, "союзники" были заинтересованы в том, чтобы дать собственное "толкование текста этого священного писания" (103 Ллойд Джордж Д. Военные мемуары, т. 6. М., 1937, с. 151.).

Особенно ожесточенный характер приобрели споры по пункту о "свободе морей". Глава английского правительства 29 октября категорически заявил, что, если "свобода морей" будет одним из условий мира, Великобритания решительно не сможет дать на это свое согласие. "Мы ни при каких обстоятельствах не можем принять этот пункт, так как это лишило бы нас мощного оружия блокады" (104 F. R. The World War, 1918, Supplement 1, vol. 1, p. 422.),-заявил английский премьер-министр.

Столкнувшись с непреклонной позицией Лондона, Вильсон уполномочил Хауза довести до сведения глав правительств Антанты, что он не может "согласиться принять участие в переговорах о мире, который не включал бы "свободы морей"", ибо США "обязались воевать не только с прусским милитаризмом, но и с милитаризмом вообще". Вильсон также предупредил "союзников", что США не примут участия "в мирном соглашении, которое не включало бы устава Лиги наций" (105 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 130.). Содержавшаяся в телеграмме президента США угроза заключить сепаратный мирный договор с Германией не была беспочвенной. За ней скрывались закулисные переговоры между этими двумя странами, проводившиеся в одной из "северных столиц" Европы. С американской стороны в переговорах участвовали два представителя, которые в воспоминаниях тогдашнего канцлера Германии Макса Баденского названы X и У, а с германской стороны - сотрудник министерства иностранных дел. В ходе переговоров один из американцев дал понять, что если страны Антанты не согласятся заключить перемирие на основе "14 пунктов" США, то они, вероятно, самостоятельно пойдут на мир с Германией(106 Prinz Max von Baden. Erinnerungen und Documente. Berlin, 1928, S. 532-534.).

Попытка Вильсона запугать Англию возможностью заключения сепаратного мира с немцами, однако, не достигла цели. Ллойд Джордж ни на йоту не отступил от своей позиции. 31 октября Вильсон направил новую телеграмму Хауз-у, в которой указывал, что условия, изложенные им во втором и некоторых других пунктах, являются "основными американскими условиями в программе мира" и поэтому он "не может отказаться от них". Президент особо подчеркнул, что, если Англия не согласится с американским принципом "свободы морей", ему, возможно, придется изложить дело перед конгрессом. А конгресс, предупреждал Вильсон, "не проявит ни сочувствия, ни желания, чтобы жизнь американцев и их имущество приносились в жертву ради британского морского владычества" (107 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 140, 141 (прим.).).

"Мы,- писал Вильсон Хаузу 4 ноября,-используем наше наличное оборудование для постройки сильнейшего флота, допускаемого нашими ресурсами, чего наш народ давно жаждет" (108 Там же, с. 137.). Он уполномочил Хауза заявить об этом англичанам в случае их отказа принять принцип "свободы морей". Это предупреждение не было пустым звуком. Летом 1918 г. правительство США разработало новую программу укрепления военно-морских сил страны. Она предусматривала дополнительно к уже заложенным судам сооружение в течение шести лет свыше 1000 судов, в том числе 12 линкоров и 16 линейных крейсеров. Задача новой программы состояла в том, чтобы США не позднее 1925 г. имели если не самый большой в мире, то хотя бы равный с английским военный флот.

Однако и эта угроза не изменила позиции Англии. Ллойд Джордж заявил эмиссару Вильсона, что "Великобритания истратит все до последней гинеи, чтобы сохранить превосходство своего флота над флотом Соединенных Штатов или любой другой державы..." (109 Там же, с. 139.).

Разногласия, хотя и не такие острые, выявились при обсуждении других пунктов вильсоновской мирной программы. В конце концов они были утрясены, и 4 ноября Верховный военный совет Антанты одобрил "14 пунктов" в качестве основы мирного договора. Что касается "свободы морей", то было решено специально обсудить этот вопрос на мирной конференции. Заседание Верховного военного совета завершилось утверждением условий перемирия. Поспешное их принятие было вызвано бурным революционным брожением масс в европейских странах, особенно в Германии. Показательно, что Верховный военный совет одобрил текст перемирия как раз в то время, когда в Киле началось восстание моряков, явившееся прологом Ноябрьской революции в Германии.

Вильсон осознавал угрозу революционного взрыва. Когда 5 ноября на заседании правительства США обсуждались выработанные в Париже условия перемирия, он специально остановился на усиливавшейся "красной опасности". "Президент подробно говорил о возможности революции в Европе под влиянием сложившихся там условий и большевистской пропаганды" (110 Houston D. Op. cit., vol. 1, p. 321; Lane F. K. Op. cit., p. 297- 298.), - записал в дневнике министр сельского хозяйства Д. Хаустон.

Правительство США поддержало условия перемирия. Вильсон тотчас предложил германскому руководству направить делегацию к главнокомандующему войсками Антанты маршалу Фошу для их получения. Прошло шесть дней, и 11 ноября в Компьенском лесу было подписано перемирие. Первая мировая война закончилась. Предстояла мирная конференция, на которой США и страны Антанты должны были разделить плоды победы.

На завершающем этапе первой мировой войны усилилась экспансия США в страны Латинской Америки. Поэтому совершенно несостоятельным является тезис видного американского историка С. Бемиса (как и ряда других буржуазных авторов США), будто целью политики Вильсона на Американском континенте было спасение народов этих стран "от дурных правительств, тирании и экономической эксплуатации" (111 Bemis S. F. The Latin American Policy of the United States. New York, 1943, p. 185.) их европейскими державами.

О том, как развертывалась экспансия североамериканского капитала в этом регионе, можно, в частности, судить на основе донесения русского поверенного в делах в Аргентине Е. Ф. Штейна. 25 марта 1915 г. он сообщал следующее: "Видно на глаз, как в здешней торговле американские фабричные клейма все более и более заменяют привычные европейские марки. Всюду видны автомобили американской марки, которые раньше, несмотря на дешевизну, никто не хотел знать. Всюду образуются американские компании для эксплуатации местных природных богатств, и это не только в Аргентине, Бразилии и Чили, но и в Боливии, и Перу... Нечто аналогичное наблюдается здесь в финансовой области, еще более важной по тем политическим последствиям, какие неминуемо влечет за собой всякая денежная закабаленность. Учитывая близкое разорение Европы, Соединенные Штаты готовятся заменить в Южной Америке бывших английских и французских поставщиков денежного капитала так же, как и их товары..." (112 Цит. по: Попов А. Вступление Америки в войну.- Историк-марксист, 1928, т. 7, с. 40.).

Закабаление США Латинской Америки сопровождалось рядом агрессивных актов. В 1915 г. американские войска оккупировали Гаити и установили протекторат США над этой республикой. В 1916 г. ими был оккупирован Санто-Доминго. Утвердился финансовый гнет США над Сальвадором, Гондурасом, Никарагуа и Эквадором. США вынудили Данию продать им Виргинские острова. Они рассчитывали покончить с влиянием Германии в этом регионе, укрепляя здесь свои собственные позиции. Намереваясь создать под своей эгидой блок стран западного полушария, США хотели также использовать его в послевоенное время против держав Антанты, подрывая влияние последних в этой части земного шара. Следовательно, основой политики правительства Вильсона в вопросе о вовлечении в войну латиноамериканских стран являлась забота о главенствующей роли США на Американском континенте. Известный общественный деятель Латинской Америки Мануэль Угарте законно спрашивал: "Как могли латиноамериканцы быть на стороне Соединенных Штатов в войне, которая привела бы к установлению исключительного влияния этой страны над всеми нашими республиками и к ее гегемонии в мире?" (113 Ugarte М. The Destiny of a Continent. New York, 1925, p. 268.).

Правительство Вильсона в этой своей политике прибегало к различным средствам давления. "В то время, когда я отправился в Панаму, - писал впоследствии молодой тогда сотрудник государственного департамента Джон Фостер Даллес, - между правительствами Панамы и Соединенных Штатов был спор по вопросу о налогах на ряд важных вложений правительства Панамы в США. Лансинг и Макаду уполномочили меня намекнуть, что, если бы Панама стала воюющей страной, этот вопрос был бы улажен" (114 Bailey Th. A. The Policy of the United States Toward the Neutrals. 1917-1918. Baltimore, 1942, p. 27.). "Намек" возымел свое действие: на следующий день Панама объявила войну Германии.

Более крутые меры США пришлось принять в отношении Гаити. Вопреки требованиям американских оккупационных властей Национальное собрание Гаити противилось вступлению страны в войну. В связи с этим Вашингтон предоставил командующему оккупационными силами генералу Э. Коулу "полную дискреционную власть" (115 Selected Articles of Intervention in Latin America. Compiled by L. T. Beman. New York, 1926, p. 214-215.), т. е. право действовать по своему усмотрению. Генерал распустил Национальное собрание, а новая конституция, навязанная оккупантами народу Гаити, санкционировала этот незаконный акт. 12 июля 1917 г. Гаити вступила в войну на стороне США.

Правительство Вильсона оказывало всемерную поддержку своему ставленнику на Кубе М. Менокалю, занявшему в 1916 г. после фальсифицированных выборов пост президента. Когда против его режима вспыхнуло восстание, США в феврале - марте 1917 г. предприняли интервенцию на Кубу. В Сантьяго-де-Куба, Гуантанамо и Гавану прибыли американские военные корабли, и восстание было подавлено.

Однако антиамериканские выступления на Кубе продолжались. Вооруженные отряды патриотов нападали на крупные сахарные плантации, предприятия, рудники и железные дороги, принадлежавшие американским капиталистам. В связи с этим Вильсон пришел к заключению, что наилучшим рецептом сохранения антинародного режима на Кубе явится ее участие в войне. 7 апреля 1917 г. Куба была втянута в войну. Согласно решению Белого дома, 1600 американских солдат и военных моряков высадились в провинции Ориенте и свыше 1000- в провинции Камагуэй. Формальным предлогом для отправки сюда новых военных контингентов послужила необходимость подготовки их к участию в боях. Фактически их использовали для борьбы с освободительным движением кубинского народа. Показательно, что войска США находились на Кубе вплоть до 1922 г., т. е. оставались там в течение длительного времени после окончания первой мировой войны.

Однако не все латиноамериканские страны оказались в фарватере милитаристской политики США. Пять стран этого региона ограничились разрывом дипломатических отношений с Германией, а семь - сохранили нейтралитет (116 Зубок Л. И. Империалистическая политика США в странах Карибского бассейна. 1900-1939. М.-Л., 1948, с. 293-297.).

12 апреля 1917 г. правительство Чили официально заявило о своем нейтралитете. Белый дом, стремясь оказать давление на его позицию, решил отправить в Чили морскую эскадру под командованием адмирала У. Капертона. Данный визит, как отмечал посланник России в Бразилии А. И. Щербатский, предназначался "для выяснения политического положения Чили", т. е. преследовал цель заставить ее подчиниться американскому диктату и вступить в войну. Посланник России, однако, подчеркивал, что это - трудная задача. "Стремление сохранить нейтралитет,- писал он,-объясняется у них (в Чили. - 3. Г.), вероятно, не столько воздействием Германии, сколько упорным желанием избегнуть подчинения кому бы то ни было, и прежде всего - Соединенным Штатам" (117 АВПР. Ф. Канцелярия, 1917, д. 15, л. 45.). Когда визит американских военных кораблей в Чили не состоялся, США использовали против Чили эмбарго на ввоз нефти, отзыв своих судов из чилийских портов, обвинения в тайных связях с Германией и другие средства. Но маневры Вашингтона остались безрезультатными. Чили не изменила своему внешнеполитическому курсу.

15 апреля и 22 июля германские подводные лодки потопили два аргентинских судна. США решили немедленно воспользоваться конфликтом между Аргентиной и Германией. В самый острый момент правительство Вильсона направило в Буэнос-Айрес эскадру Капертона. По словам Угарте, это было проявлением "максимального нажима" (118 Ugarte М. Op. cit., p. 266-267.) на Аргентину с целью вовлечения ее в войну. Но попытки США потерпели неудачу.

19 октября 1915 г. Вильсон признал де-факто правительство генерала Каррансы. Тем не менее правящие круги США продолжали вмешиваться во внутренние дела Мексики. Это и было главной причиной напряженности во взаимоотношениях двух стран. Используя в качестве предлога рейд отряда предводителя крестьянского движения Ф. Вильи в городок Колумбус в штате Нью-Мексико, правительство США в марте 1916 г. отправило в Мексику военный отряд под командованием генерала Дж. Першинга.

Предпринимая интервенцию, Белый дом надеялся на нейтралитет Каррансы. Однако под давлением народных масс правительство Каррансы в ультимативной форме потребовало от США вывода их войск. Вильсон, игнорируя это требование, послал в глубь Мексики дополнительные контингенты войск, а также отмобилизованные части милиции ряда пограничных штатов. Но, как отмечал посол России в Вашингтоне Г. П. Бахметьев, "карательная экспедиция, посланная 15 марта в Северную Мексику с предписанием взять Вилью живым или мертвым, не только не успела исполнить это наивное поручение, будучи встречена самым неприязненным образом и народом, и правительством, но в настоящую минуту (находится. - 3. Г.) в крайне критическом положении... Все мексиканцы без различий партий готовы дружно восстать против ненавистных американцев, и отряд генерала Першинга, состоящий из 11000 человек, легко может быть окружен и уничтожен" (119 АВПР. Ф. Канцелярия, 1916, д. 53, л. 113.). Сопротивление народа Мексики создавало еще одну опасность: пребывание экспедиции Першинга в этой стране могло затянуться, что в условиях усиленной подготовки США к войне с Германией было крайне нежелательно. Учитывая эти обстоятельства, а также негативную реакцию многих стран Латинской Америки на неприкрытую интервенцию США в Мексику, правительство Вильсона было вынуждено в начале февраля 1917 г. отозвать свои войска с мексиканской территории. Спустя месяц Вильсон признал де-юре правительство Каррансы.

Международное положение Мексики в это время осложнилось тем, что Германия, преследуя экспансионистские цели на Американском континенте, тоже стремилась подчинить ее своему влиянию и использовать для борьбы с США. Об этом убедительно свидетельствует пресловутая "нота Циммермана". Германия, предлагая Мексике заключить военный союз, сулила ей возвращение Техаса, Нью-Мексико и других территорий, захваченных в свое время США. Однако Карранса 16 апреля 1917 г. заявил, что его страна заинтересована в нейтралитете и будет строго придерживаться этого курса.

Несмотря на нейтралитет Мексики, ее границы неоднократно нарушались американскими войсками. Даже из официальных документов США видно, что такие факты имели место трижды: в декабре 1917 г., в марте и апреле 1918 г.

1 мая 1917 г. вступила в силу новая мексиканская конституция, отразившая антиимпериалистический характер революции 1910-1917 гг. На ее основе был издан ряд декретов, подрывающих позиции американского капитала (монополии США владели в это время 57,4% всех иностранных капиталовложений в нефтяной промышленности Мексики). США всячески противились осуществлению прогрессивных мероприятий правительства Каррансы. Американские нефтяные магнаты, подкупив генерала X. Пелаеса, организовали против Каррансы мятеж. Крупнейший нефтепромышленник США Догени, выступая с показаниями в сенатской комиссии два года спустя после этих событий, откровенно заявил, что правительство Вильсона не только знало о подкупе мексиканского генерала, но и "одобрило это, избегая, насколько было возможно, письменных документов" (120 Denny L. We Fight for Oil. New York, 1928, p. 54.).

Особое недовольство вызвал в США декрет правительства Мексики от 19 февраля 1918 г. об обложении специальным налогом нефтеносных участков и концессий на добычу нефти. "Соединенные Штаты, - говорилось в американской ноте, врученной министерству иностранных дел Мексики 2 апреля, - не могут согласиться с каким-либо порядком, который... сводится к конфискации частной собственности и произвольно лишает законных прав" (121 F. R. 1918, p. 713-714.) американцев, владевших нефтяными участками. Правительство США предупреждало Мексику, что если она не откажется от этого декрета, то оно само займется защитой интересов своих граждан. Это была открытая угроза новой интервенции. Однако мексиканское правительство решительно отклонило протест Вашингтона.

В разгар обострившегося конфликта с Мексикой Вильсон 7 июля 1918 г. заявил группе журналистов этой страны, что его правительство стремится только к дружбе с ней. Разоблачая такое лицемерное заявление, мексиканская газета "Эль Пуэбло" 14 июня с возмущением писала, что "все это является ложью и что заявлению (Вильсона. - 3. Г.) о мире и дружбе предшествовали большие события. Каждое такое слово сопровождалось агрессией"(122 Ibid., p. 585.).

Характеризуя политику Вильсона в Латинской Америке, американский буржуазный историк Д. Перкинс отмечал, что "дипломатия доллара" достигла "кульминации во время пребывания у власти демократа-президента" (123 Perkins D. Hands Off. A History of the Monroe Doctrine. Boston, 1945, p. 257.). К таким же выводам пришли и другие американские авторы. Линк вынужден признать, что при Вильсоне политическое и военное вмешательство США в дела стран Латинской Америки осуществилось "в таком масштабе, который даже не предполагали такие ярые империалисты, как Теодор Рузвельт и Уильям Хоуард Тафт" (124 Link A. S. Woodrow Wilson and the Progressive Era, p. 93; Seidel R. N. Progressive Pan Americanism: Development and United States Policy Toward South America, 1906-1931. Ithaca (New York), 1973, p. 53, 62.). Эти оценки подтверждают, что Вильсон принял эстафету от своих предшественников в проведении империалистической политики в Латинской Америке и пошел дальше них.

После победы над Германией (в октябре 1918 г. она была уже отчетливо зрима) Вильсону неизбежно пришлось бы расстаться с теми необычайно широкими полномочиями, которыми он обладал в период войны. В послевоенное время успех политики президента в значительной степени зависел от характера его взаимоотношений с высшим законодательным органом страны. Для Вильсона наличие в конгрессе большинства демократов было особенно важно, так как предстояла мирная конференция, а, согласно конституции США, подписанный правительством внешнеполитический договор подлежал утверждению сената. По этим причинам Вильсон был крайне заинтересован в благоприятном исходе промежуточных выборов в конгресс, назначенных на 5 ноября 1918 г. (в результате выборов 1916 г. демократы потеряли часть мест в конгрессе).

Вильсон, как уже отмечалось, под разными предлогами старался уйти от решения вопроса о равноправии женщин. В связи с предстоящими выборами он отказался от прежней позиции. 30 сентября президент обратился с посланием к сенату, в котором предложил дополнить конституцию поправкой о предоставлении женщинам избирательных прав. Он говорил, что уравнение женщин в правах с мужчинами "жизненно необходимо для успешного окончания войны" и "правильного разрешения больших проблем", которые необходимо будет "решать сразу же после ее окончания" (125 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 266.). Но самой насущной задачей Вильсон считал привлечение женщин-избирательниц на сторону демократической партии.

Ради достижения победы демократов на выборах президент решил также обратиться к избирателям за поддержкой. Делясь своим намерением с вице-президентом Маршаллом, Вильсон сказал: "Я не сомневаюсь, что они (избиратели. - 3. Г.) дадут мне демократический конгресс. Они пока мне ни в чем не отказывали" (126 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 201.). Будучи уверенным в успехе своего начинания, 25 октября он обратился к гражданам страны со специальным воззванием, призвав их избрать в конгресс демократов и обвинив при этом лидеров республиканцев в обструкционизме. "С того времени, когда мы вступили в войну,- утверждал Вильсон,- они почти на каждом повороте пытались отнять у меня политическое и военное руководство и установить над ним контроль инструментария по собственному выбору". Между тем, подчеркивал он, "теперь не время ни для разделенного совета, ни для разделенного руководства... Если вы одобряете мое руководство и желаете остаться вместе со мной, для того чтобы я с полным основанием продолжал быть вашим уполномоченным для решения внутренних и внешних дел, - заявил он, - я искренне прошу вас ясно это выразить возвращением демократического большинства как в сенат, так и в палату представителей" (127 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 286-287.).

Эффект от воззвания Вильсона оказался неожиданным. Создается даже впечатление, что руководство республиканской партии только и ждало такого опрометчивого шага со стороны президента-демократа. Тафт и Рузвельт, забыв на время о своих разногласиях, вместе с Лоджем постарались сквитаться с хозяином Белого дома. Его воззвание подверглось самой ожесточенной критике. Председатель национального комитета республиканской партии У. Хейс, характеризуя этот документ, заявил, что "более свирепого, более несправедливого и более лживого обвинения никогда раньше не было сделано... президентом США ради своих узкопартийных целей. Это - оскорбление для каждого лояльного республиканца не только в конгрессе, но и в стране" (128 Baker R. S. Op. cit., vol. 8, p. 522.). Национальный комитет партии со своей стороны тоже обратился с воззванием к стране, которое было подписано Тафтом и Рузвельтом. В нем комитет убеждал американцев отдать свои голоса кандидатам-республиканцам.

Выборы в 66-й конгресс завершились крупной победой республиканской партии. В палату депутатов от нее было избрано 237 человек, в результате чего она стала располагать большинством над демократами не на шесть мест, как было в предыдущем составе палаты, а на сорок четыре. В сенате республиканцы, правда, имели теперь большинство всего в два голоса, но зато они установили свой контроль над сенатской комиссией по иностранным делам, одной из функций которой являлась выработка рекомендаций по вопросу об утверждении сенатом международных договоров, заключенных правительством. Из семнадцати членов комиссии десять принадлежали к республиканской партии, причем ее председателем был избран Г. К. Лодж, являвшийся наиболее непримиримым противником Вильсона.

Успех республиканской партии на выборах в конгресс был обусловлен рядом причин. Значительная часть избирателей отвернулась от демократической партии, так как возлагала на ее представителей в конгрессе ответственность за рост налогового гнета, подавление демократических свобод и другие тяготы военного времени.

Победа республиканцев на выборах в конгресс послужила импульсом для начала нового раунда их борьбы с Вильсоном. Лидеры республиканской партии еще за два года до президентских выборов приступили к "битве за Белый дом". Они потребовали отставки Вильсона. Однако президент не собирался расставаться со своим постом. Не в его характере было сдаваться без боя. Кроме того, уйти сейчас, накануне окончания войны и подготовки к будущей мирной конференции, было совершенно немыслимо для Вильсона. "Я не могу уйти в отставку, принимая во внимание ситуацию в мире, в которой американское влияние имеет очень важное значение и может стать решающим. Если бы даже случилось, что народ нанес бы мне поражение, я пытался бы достичь тех целей, ради которых мы вступили в войну" (129 Canfield L. H. Op. cit., p. 153.),- заявил президент. Так Вильсон связал воедино судьбу своей политической карьеры с решением задач США в послевоенном мире.