3. "Русский вопрос" на мирной конференции

Официально мирная конференция в Париже была созвана для выработки мирных договоров с Германией и ее бывшими союзниками. Фактически центральное место в ее работе занимал "русский вопрос". "Воздействие русской проблемы на Парижскую конференцию, - писал биограф Вильсона Р. С. Бэйкер,- было необычайно сильным. Париж не может быть понят без Москвы. Не имея никакого представительства в Париже, большевики и большевизм представляли собой могущественную силу на каждом повороте (конференции. - 3. Г.). Россия играла в Париже более важную роль, чем Пруссия. В то время как идея Пруссии была полностью сокрушена, идея России все еще набирала силу" (58 Baker R. S. Woodrow Wilson and the World Settlement, vol. 2. New York, 1923, p. 64.).

Сущность "русского вопроса" в понимании империалистических кругов Запада сводилась прежде всего к тому, чтобы покончить с социалистической революцией в России ( "..."Демократические" страны, вооруженные до зубов, господствующие в военном отношении безраздельно над всей землей, боятся, как огня, идейной заразы, идущей от разоренной, голодной, отсталой, по их уверению даже полудикой, страны! Одно уже это противоречие открывает глаза трудящимся массам всех стран и помогает разоблачать лицемерие империалистов Клемансо, Ллойд Джорджа, Вильсона и их правительств", - отмечал В. И. Ленин (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 301).) и тем самым восстановить целостность мировой капиталистической системы. Вильсон и руководители держав Антанты сообща пытались решить эту задачу с помощью интервенции. Но она не принесла им желанной победы. Молодая Советская Республика успешно отражала натиск своих многочисленных врагов. Более того, ее позиции окрепли в связи с тем "мирным наступлением", которое она последовательно и энергично проводила.

2 декабря 1918 г. Советское правительство в который раз направило ноты правительствам Великобритании, Франции, Италии и Соединенных Штатов Америки, призывая их заключить мир. Аналогичное предложение послал 23 декабря представителям стран Антанты и США в Стокгольме уполномоченный Советского правительства в Швеции М. М. Литвинов. На следующий день Литвинов в ноте на имя Вильсона, находившегося тогда с визитом в Лондоне, сообщил, что он специально делегирован в шведскую столицу, чтобы начать переговоры об окончании враждебных действий против Советской России и заключить соглашение о мире. При этом он отмечал, что трудящиеся Советской Республики "готовы пойти на все возможные уступки, если им удастся обеспечить при этом условия, позволяющие... мирно развивать свою социальную программу" (59 ДВП СССР, т. 1, с. 629-630.). В результате данного обращения президент США отправил в Стокгольм сотрудника американского посольства в Англии У. Баклера для неофициальных переговоров с Литвиновым. Они проходили с 14 по 16 января 1919 г., после чего Баклер представил соответствующий доклад Вильсону.

Ко времени созыва Парижской мирной конференции в руководящих кругах Запада определились два подхода к решению "русского вопроса". Черчилль, Клемансо, Фош и их сторонники ратовали за продолжение военной интервенции, рассчитывая с ее помощью и посредством экономической блокады уничтожить Советскую Республику. Главнокомандующий войсками Антанты Фош ради достижения этой цели даже выражал готовность пойти на сотрудничество с Германией.

Выразителями другого курса в отношении Советской России были Вильсон и Ллойд Джордж. Оставаясь врагами Великой Октябрьской социалистической революции, они считали целесообразным использовать иные методы борьбы с ней. Свои взгляды по "русскому вопросу" они изложили на совещании глав делегаций на мирной конференции, состоявшемся 16 января. Выступая здесь с большой речью, Вильсон поддержал точку зрения Ллойд Джорджа, предлагавшего начать переговоры с Советским правительством. Но в отличие от английского премьера, ограничившегося признанием бесперспективности вооруженной интервенции и "санитарного кордона", американский президент предпринял попытку разобраться в причинах успехов социалистической революции в России и ее влияния на трудящиеся массы всего мира. "Несомненно, - подчеркивалось в его речи, - что за большевиками стоит огромная скрытая сила... Во всем мире растет возмущение против крупного капитала, оказывающее свое влияние как в экономической, так и в политической сфере... Огромное большинство трудящихся убеждено, что привилегированное меньшинство никогда не уступит им своих прав. Если не удастся создать в некотором роде партнерство между этими двумя группировками, наше общество рухнет. Это естественное недовольство (трудящихся,- 3. Г.) делает большевизм жизнеспособным. Семена большевизма не могли бы взойти, если бы они не нашли благодатную почву. Если бы такой почвы не существовало, на большевизм можно было бы не обращать внимания" (60 F. R. The Paris Peace Conference, vol. 3, p. 583-584.).

Признав, что большевизм нельзя уничтожить силой, Так как он опирается на широкую поддержку народных масс, Вильсон отметил, что американские и английские войска, посланные в Россию, подвергаются там революционизирующему воздействию идей Октября и поэтому больше не хотят воевать против Красной Армии. Изменение своего курса в отношении интервенции он мотивировал и тем, что "большевистские лидеры часть своей силы черпают из постоянной угрозы иностранной интервенции. Эта угроза помогла им объединить вокруг себя народ" (61 Ibid., p. 584.).

Довольно трезвые суждения Вильсона о социалистической революции в России и о факторах, обусловивших распространение ее принципов по всему миру, не были следствием какого-то внезапного озарения. К мыслям подобного рода он не раз возвращался. Так, 28 февраля президент заявил собравшимся в Белом доме членам национального комитета демократической партии, что в капиталистических странах возникла серьезная опасность, причиной которой является "неверие народов в свои правительства" (62 Tumulty J. P. Op. cit., p. 368.), и что это способствует распространению большевизма. Выступая спустя месяц на заседании "совета четырех", он сказал: "Слово "большевизм" означает множество различных понятий. По моему мнению, попытка остановить революционное движение, выставив (против него.- 3. Г.) армии, равносильна попытке остановить половодье метлой. Более того, армии, получившие приказ сражаться с большевизмом, могут заразиться им... Единственный способ противодействия большевизму - уничтожение его причины. Это, однако, невероятно трудно..." (63 Thompson J. M. Op. cit., p. 204.)

Подобными взглядами Вильсон возвышался над тогдашним уровнем буржуазного мышления. Пожалуй, в то время он являлся исключением среди ведущих деятелей капиталистического мира. Объяснение этому феномену надо искать не в симпатиях американского президента к Советской Республике. Вильсон всегда выступал убежденным сторонником капиталистического строя. Отсюда его крайне непримиримое отношение к социализму. Если Вильсон утверждал, что с большевизмом надо бороться не с помощью вооруженной силы, а иными средствами, то вызвано это было рядом обстоятельств. К ним надо отнести успехи Красной Армии в борьбе с внутренней контрреволюцией и интервентами, а также повсеместный рост анти интервенционистского движения, в том числе в США. Существенное значение имело и то, что Вильсон, взяв на себя роль политического и духовного вождя либерального движения в мире, считал своим прямым долгом противопоставить большевизму идеи буржуазных реформ в расчете, что в конечном счете они возьмут верх.

20 января на конференции выступил бывший французский посол в России Ж. Нуланс. Этот воинствующий интервенционист основной акцент делал на "ужасах большевизма". На следующий день первым взял слово бывший датский посол в России Э. Скавениус, также призывавший к продолжению интервенции. Следующим оратором был Вильсон. Он огласил доклад Баклера о переговорах последнего с Литвиновым. Отклонив доводы сторонников вооруженной интервенции, президент заявил: "В создавшейся в России ситуации ясно одно: союзники, вступив в борьбу с большевизмом с оружием в руках, в действительности помогают делу большевизма. Утверждение, что союзники действуют против народа (России.-З. Г.) и хотят установить свой контроль над страной, дало большевикам возможность набрать целые армии. Если, с другой стороны, союзники смогут отбросить свою гордость и естественное отвращение (!), которое они питают к большевикам, и встретятся с представителями всех организованных группировок (в России. - 3. Г.), это нанесет серьезный ущерб большевизму" (64 F. R. The Paris Peace Conference, vol. 3, p. 648 - 649.). Глава американской делегации предложил пригласить представителей Советского правительства и контрреволюционных правительств на территории России на специальную конференцию в Салоники или на остров Лемнос. При этом он недвусмысленно заявил, что США исключают возможность дипломатического признания Республики Советов. "Совет десяти" согласился с основными положениями Вильсона.

"Где находятся Принцевы острова?" - спросил Ллойд Джордж. "Я раньше никогда не слышал о них" (65 Baker R. S. American Chronicle. The Autobiography.. New York, 1945, p. 489.), - ответил Вильсон. Тем не менее было решено созвать конференцию по "русскому вопросу" именно на этих островах, затерявшихся в Мраморном море. 22 января Вильсон огласил на "совете десяти" составленное им "Обращение к русским политическим группировкам", которое было одобрено. Текст "Обращения" был передан по французскому радио.

"Единственной задачей представителей держав, принимавших участие в обсуждении тех мер, которых следует придерживаться относительно России, - говорилось в "Обращении",- является желание оказать помощь русскому народу, но отнюдь не создавать ему препятствия или вторгаться в его право устраивать свои дела по собственному усмотрению. Представители союзных держав относятся к русскому народу как к другу, а не как к врагу... Они также не намерены эксплуатировать его в каких бы то ни было видах. Они без малейшей оговорки признают революцию и не будут никоим образом и ни при каких обстоятельствах помогать или потворствовать каким-либо попыткам контрреволюции... Их единственная и искренняя цель - сделать все возможное, чтобы дать России мир и возможность самой найти выход из нынешних беспорядков" (66 F. R. The Paris Peace Conference, vol. 3, p. 676 - 677.). В заключение было сказано, что "все организованные группировки" в России приглашаются направить своих представителей для переговоров на Принцевы острова и что последним следует туда прибыть не позднее 15 февраля 1919 г.

Не трудно заметить, что характер данного документа, его фразеология во многом напоминают "14 пунктов" Вильсона и его послание IV Чрезвычайному Всероссийскому съезду Советов. Все те же заверения в дружбе к России, в симпатиях к ее народу. Бросается в глаза и то, что автор "Обращения" заявлял о своем признании революции в России и клялся не оказывать помощь ее врагам. Но такое признание не означало отхода от враждебной политики в отношении Великой Октябрьской социалистической революции. Когда Вильсон с сочувствием говорил о ней, то имел в виду только свержение самодержавия.

Сообщение о конференции на Принцевых островах было получено царскосельской радиостанцией 23 января, а на следующий день Г. В. Чичерин телеграфировал полномочному представителю РСФСР в Швеции В. В. Воровскому: "Выбор уединенного острова, отдаленного от европейских политических центров, в качестве места для конференции может иметь целью лишь окружить ее непроницаемой тайной или создать ей искусственную и пристрастную гласность, поскольку выбор сторон, которым было бы разрешено участвовать в этой конференции, целиком находится в руках держав Антанты" (67 ДВП СССР, т. II. M., 1958, с. 43.). Тем не менее Советское правительство решило принять участие в этой конференции, где бы она ни проходила, направив на нее своих представителей. 4 февраля оно передало по радио ноту правительствам Великобритании, Франции, Италии, США и Японии, в которой отмечалось, что, несмотря на улучшение обстановки на фронте и внутри Республики, Советское правительство "считает настолько желательным заключение соглашения, которое положило бы конец военным действиям, что оно готово немедленно начать с этой целью переговоры и, как оно неоднократно заявляло, добиться такого соглашения даже ценою серьезных уступок, поскольку они не будут угрожать дальнейшему развитию Советской Республики" (68 Там же, с. 58.).

Прошло двенадцать дней, и в Париж поступили ответы белогвардейских правительств. Они наотрез отказались сесть за стол переговоров с представителями Советской власти. Подоплека такой позиции кроется не только в действиях французского руководства, поощрявшего белогвардейцев к срыву конференции на Принцевых островах, но и в политике других западных держав, в том числе и США. Американский историк Дж. Томпсон, обстоятельно исследовавший этот вопрос, пришел к заключению, что "антибольшевистские правительства получали со всех сторон (курсив мой. - 3. Г.) намеки на то, что они и впредь будут обеспечены помощью союзников и что план созыва конференции на Принцевых островах потерпит неудачу" (69 Thompson J. М. Op. cit., p. 122.). Стремясь переложить вину за срыв конференции на Советское правительство, Вильсон заявил: "Большевики приняли наше предложение, но умышленно сделали это оскорбительным образом... (Их уступки.- 3. Г.) означают: "Мы имеем дело с растленными правительствами, заинтересованными только в вымогательствах, но если это и есть цена признания со стороны Европы и сотрудничества с ней, мы готовы заплатить ее"" (70 Tumulty J. P. Op. cit., p. 374.). Пройдет еще несколько месяцев, и Вильсон вместе с Ллойд Джорджем, Клемансо и Орландо публично объявит, что Советское правительство якобы отклонило предложение США и держав Антанты о созыве конференции. В обращении НКИД, адресованном рабочим организациям Запада, справедливо подчеркивалось, что такое утверждение "есть не что иное, как одно из многочисленных ложных измышлений, направленных против Советской России" (71 ДВП СССР, т. II, с. 211.).

Успехи Красной Армии на Урале, Южном и Северном фронтах в конце января - первой половине февраля 1919 г. вынудили западные державы предпринять еще одну дипломатическую акцию. Ее цель - выиграть время для подготовки контрнаступления Колчака. Инициативу в этом деле взял на себя Вильсон. В день своего отъезда из Парижа, 14 февраля, он предложил послать специального представителя в Москву для неофициальных переговоров с советским руководством. Выполнить эту миссию, одобренную Ллойд Джорджем, было поручено атташе американской делегации на Парижской конференции У. Буллиту (72 For the President Personal and Secret Correspondence between Franklin D. Roosevelt and William C. Bullit. Ed. О. H. Bullit. Boston, 1972, p. 3-14.).

Перед поездкой в Советскую Россию Буллит получил подробные инструкции от Хауза, Лансинга и секретаря английского премьер-министра Ф. Кэрра. Имея на руках специальные полномочия, подписанные государственным секретарем США, он в сопровождении журналиста Л. Стеффенса и капитана американской армии Питита 22 февраля отправился в долгий путь. В Петроград, где его встречали Чичерин и Литвинов, он прибыл только 8 марта. Оттуда Буллит поехал в Москву. Здесь 11 марта состоялась его беседа с В. И. Лениным. Переговоры были эффективными и быстро завершились. "...Мы в несколько часов заключили предварительный договор о мире" (73 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 402-403.), - отмечал В. И. Ленин.

Окончательный текст проекта соглашения, составленный В. И. Лениным и одобренный ЦК партии, был вручен Буллиту 14 марта. Советская Россия, будучи заинтересованной в быстрейшем окончании интервенции, проявляла готовность пойти на серьезные уступки. Поэтому соглашение предусматривало, что после двухнедельной приостановки военных действий на территории России должен быть заключен мир на следующих условиях: сохранение власти существовавших тогда правительств в контролируемых ими районах, снятие экономической блокады, амнистия для всех политзаключенных, вывод из России иностранных войск и выполнение финансовых обязательств царского правительства по отношению к другим государствам и их гражданам. "Советское Правительство России, - указывалось далее в этом документе, - обязуется принять вышеизложенное предложение, если оно будет сделано не позже 10 апреля 1919 года" (74 ДВП СССР, т. II, с. 95.). В Париж Буллит вернулся 25 марта. Он встретился с Хаузом, а на следующий день должна была состояться его встреча с президентом. Однако Вильсон, сославшись на головную боль, отказался принять Буллита. Попытку встретиться с президентом предпринял Стеффенс, воспользовавшись давнишней договоренностью с ним "о свидании в случае особо важных обстоятельств. Он послал президенту свою визитную карточку, написав на ней: "Крайне необходимо!" Но Вильсон не принял и Стеффенса.

Прошло несколько дней, и по личному указанию Вильсона ему был представлен письменный отчет Буллита о переговорах в Москве. Но этот документ глава американской администрации решил хранить в тайне. Он не только не разрешил его опубликовать, но даже не сообщил о нем "совету четырех". Ллойд Джордж поступил иначе. Он принял Буллита и получил от него подробную информацию о переговорах. Тем не менее, выступая в палате общин, Ллойд Джордж заявил, что ему якобы ничего не было известно о миссии последнего. Следовательно, при различии тактик этих двух государственных деятелей результат оказался один и тот же: оба они отрицательно отнеслись к советским предложениям о мире.

В. И. Ленин, характеризуя договор с Буллитом, говорил о том, что он был "необыкновенно выгодный для них и необыкновенно невыгодный для нас..." (75 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 41, с. 140.). Тем не менее Вильсон не пожелал заключить мир с Советской Россией. Он рассчитывал на победоносный исход наступления Колчака, в результате которого слабая, с его точки зрения, Советская Республика будет уничтожена.

27 марта Вильсон предложил Хаузу проконсультироваться с руководителем Американской администрации помощи (АРА) о возможности отправки в Россию продовольствия. Г. Гувер - непримиримый враг Советского государства - с энтузиазмом воспринял такой проект и тотчас написал об этом президенту. Главная идея его письма состояла в том, что правительство США ни в коем случае не должно признавать "большевистскую тиранию". Если, считал он, трудящиеся России будут накормлены и одеты, они обязательно "отрекутся от большевизма". В соответствии с предписаниями президента Хауз и Гувер при помощи Д. Миллера (юридического советника американской делегации на Парижской конференции) и Г. Очинклоса (одного из секретарей делегации) занялись разработкой плана оказания "помощи" России. Сознавая, что после провала затеи с конференцией на Принцевых островах и с миссией Буллита Советское правительство с подозрением отнесется к этому плану, составители его сочли нужным обратиться к выдающемуся полярному исследователю известному гуманисту Ф. Нансену, находившемуся в то время в Париже.

Нансен откликнулся на предложение Хауза и Гувера и 3 апреля направил письмо Вильсону, в котором говорилось: "Нынешнее продовольственное положение в России, где сотни тысяч людей умирают ежемесячно от настоящего голода и болезней, является одной из наиболее важных проблем для всего человечества" (76 Nansen F. Russia and Peace. London, 1923, p. 23.). Автор письма предлагал создать чисто гуманитарную комиссию, составленную из граждан нейтральных стран - Норвегии, Швеции, а также, возможно, Голландии, Дании и Швейцарии, для организации снабжения России продовольствием и медикаментами.

Предложения Нансена никак не совпадали с тем, чего добивались Хауз, Гувер и К°. Поэтому они внесли дополнения к плану Нансена, в соответствии с которыми отправка продовольствия в Советскую Россию была обусловлена приостановкой ею военных действий и распространением контроля союзных держав над ее железнодорожным транспортом. Вильсон одобрил эти дополнения и вместе с главами правительств держав Антанты 17 апреля подписал письмо Нансену. Вслед за этим Нансен отправил телеграмму В. И. Ленину, в которой изложил свое предложение американскому президенту и ответ "совета четырех".

Телеграмма Нансена была получена в Москве 4 мая. Три дня спустя Г. В. Чичерин по поручению Советского правительства послал ответную радиотелеграмму. Выразив благодарность Нансену за проявленное им "горячее участие в благосостоянии русского народа", нарком иностранных дел заявил, что Советское правительство "будет особенно радо" вступить с ним в контакт в целях проведения в жизнь его плана столь гуманного характера. Но, как он далее отмечал, вопрос о приостановке военных действий, являвшийся политическим, должен обсуждаться с теми державами, которые вели войну против Советской России. "Мы всегда были готовы вступить в переговоры о мире, и теперь, как и прежде, мы готовы это сделать" (77 ДВП СССР, т. II, с. 155, 158.), - писал Г. В. Чичерин.

Получив согласие Советского правительства, Нансен сообщил ему и "совету четырех" о своей готовности прибыть в Москву для переговоров о реализации намеченного плана. Однако поездка не состоялась: Вильсон и другие члены "совета четырех", окрыленные временными успехами Колчака, не пожелали договориться с советской стороной о приостановке военных действий. В результате план Нансена не был претворен в жизнь.

В связи с начавшимся весной 1919 г. крупным наступлением колчаковцев Вильсон все больше склонялся к мысли о возможности признания "верховного правителя Российского государства". Такие же тенденции проявляли и руководители Антанты. Следствием общности позиции глав делегаций четырех западных держав явилась нота, в которой они извещали Колчака о своем согласии признать его и форсировать оказание ему помощи при выполнении им некоторых условий (созыв Учредительного собрания после взятия его войсками Москвы, признание независимости Польши и Финляндии, предоставление автономии Эстонии, Латвии и Литве и др.).

Вильсону было хорошо известно, что колчаковская власть представляла собой неприкрытую военную диктатуру, тем не менее он, а также Ллойд Джордж, Клемансо и Орландо довольствовались уклончивыми обещаниями Колчака установить в России "демократические" порядки. 12 июля "совет четырех", сочтя ответ омского диктатора удовлетворительным, обещал оказывать ему всяческую помощь. Правительство Вильсона ускоренными темпами отправило в распоряжение Колчака оружие, военное снаряжение, железнодорожное оборудование и другие материалы.

Ставка на Колчака как на главную силу первого похода Антанты оказалась несостоятельной. 14 ноября в результате героических усилий Красной Армии был освобожден Омск. Колчак бежал в Иркутск, но вскоре власть в этом городе перешла к Временному ревкому. 7 февраля 1920 г. по его приказу бывший "верховный правитель Российского государства" был расстрелян. Ровно через месяц в Иркутск вступили части Красной Армии. С колчаковщиной было покончено.

С именем Вильсона в бытность его участия в работе Парижской мирной конференции связана еще одна акция, направленная против Советской Республики. Речь идет о плане интернационализации проливов и о предоставлении США мандата Лиги наций на управление турецкой Арменией и Константинополем. 28 февраля 1919 г. он заявил членам национального комитета демократической партии, что "Америка является единственной страной в мире, которая может взять на себя такой мандат" (78 Tumulty J. P. Op. cit., p. 377.).

Официальное решение о предоставлении США мандата на турецкую Армению, Константинополь и прилегающую к проливам и Мраморному морю территорию "совет четырех" принял 14 мая. Ллойд Джордж по этому поводу писал: "Перспектива мандатов на Армению и Константинополь соответствовала идеалам президента Вильсона. Его не надо было уговаривать" (79 Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах, т. 2. М., 1957, с. 393.). Вильсон охотно согласился с мандатом на эти территории, и это дало основание Клемансо в шутку сказать ему: "Когда Вы перестанете быть президентом, мы сделаем Вас Великим турком (так в свое время именовали в Европе турецкого султана.- З. Г.)" (80 Riddell G. A. Lord Riddell's Intimate Diary of the Peace Conference and After, 1918-1923. London, 1933, p. 19.). В мае 1920 г. президент Вильсон предложил сенату согласиться с принятием США мандата на Армению. Но сенат не пошел на это. Это произошло 1 июля 1920 г., т. е. уже после того, как он отказался утвердить Версальский договор вместе с уставом Лиги наций.

"Русский вопрос" на Парижской конференции не сводился только к выработке мер ликвидации советского строя в России. В связи с тем что большевизм приобрел огромное международное значение, Вильсон и его коллеги из лагеря Антанты трактовали "русский вопрос" в расширительном плане, неотрывно связывая его с задачей подавления революционного движения в Европе ("Недаром Вильсон, - писал В. И. Ленин, - заявил: теперь наш враг есть мировой большевизм" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 226).). Поэтому "русский вопрос" не только занимал центральное место в работе конференции, но и неизменно находился в поле зрения при решении всех вопросов, обсуждавшихся в Париже. Гувер с горечью констатировал, что "коммунистическая Россия была призраком, который почти ежедневно бродил по мирной конференции" (81 Hoover H. The Ordeal of Woodrow Wilson. London, 1958, p. 115-116.). Об этом же, но на иной манер высказался американский историк Т. Бэйли. Характеризуя работу Парижской мирной конференции, он писал о том, что в "действительности там была "большая пятерка". Ленин был ее пятым членом, незримым и занимавшим невидимое кресло... Он оказывал влияние на всю работу конференции, подстегивал и стимулировал ее" (82 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Lost Peace, p. 312.).

Вильсона все время тревожила мысль, что, если идеи Октября будут распространяться и дальше, это окончательно подорвет основы того строя, которому он был так ревностно предан. ""Яд большевизма" охотно воспринимается в мире потому, что является протестом против существующего образа жизни",-говорил Вильсон своим экспертам, сопровождавшим его в Париж. "Нашим делом на конференции,-продолжал он,-должна быть борьба за новый порядок, по возможности с позиций доброй воли, а если будет необходимо - без них" (83 Shotwell J. T. At the Paris Peace Conference. New York, 1937, p. 77.). Но что это за "новый порядок", который президент США собирался отстаивать любыми средствами? Все тот же капиталистический строй, и ничего другого. Вильсон непоколебимо верил, что только он основан на разумных началах и нужно лишь немного его подправить. Американский историк Дж. Томпсон, анализируя такую политику, сделал точный вывод о том, что "в принципе он (Вильсон.- 3. Г.) был консерватором, надеявшимся сохранить статус-кво, лишь усовершенствовав его" (84 Thompson J. M. Op. cit., p. 43.).