4. Германская проблема. Версальский мирный договор

Делегация США на Парижской мирной конференции имела собственную программу решения германской проблемы, пусть не детально разработанную, но зато вполне определенную. Программа эта прежде всего базировалась на том, что Германия, потерпев поражение в войне, отныне и надолго не будет представлять опасность для США и их планов экономической экспансии, особенно в Латинской Америке. Вместе с тем США учитывали, что чрезмерное ослабление Германии не в их интересах, так как это нарушило бы равновесие сил в Европе.

Вильсон строго следовал этим основополагающим принципам американской политики в германском вопросе. Вскоре после прибытия в Париж он откровенно заявил журналистам, что категорически возражает против стремлений держав Антанты заполучить возможно больше от побежденной Германии. "Мирный договор не должен быть грабительским миром. Если бы он стал таковым, это было бы историческим наказанием. В случае необходимости я сразу скажу им (главам правительств стран Антанты.- 3. Г.), что, если характер мира таков, как они этого требуют, я вместе с другими членами моей делегации отправлюсь домой и в подходящее время займусь деталями сепаратного мира" (85 Grayson С. T. Woodrow Wilson. An Intimate Memoir. New York, 1960, p. 60.).

В отличие от США правящие круги Франции добивались иных целей в германском вопросе. Они были заинтересованы в расчленении Германии, подрыве ее экономики посредством выплаты огромных репараций, расширении своей колониальной империи за счет бывших германских колоний в Африке и владений Турции на Ближнем Востоке. Страстным поборником такой политики являлся Клемансо. Он был убежден, что мощь Германии нужно сокрушить если не навсегда, то на длительное время и что только таким путем может быть обеспечена доминирующая роль Франции в Европе. Но реализовать подобные планы было крайне трудно. И не потому, как с сарказмом говорил Клемансо, что ему пришлось иметь дело с Ллойд Джорджем, возомнившим себя Наполеоном, и Вильсоном, изображавшим из себя Иисуса Христа. Сложность его позиции заключалась в том, что намерения Франции в отношении Германии шли вразрез с интересами как США, так и Англии.

Англию на Парижской мирной конференции представлял Дэвид Ллойд Джордж. Этот невысокого роста человек обладал горячим темпераментом, острым умом и ораторским талантом. Широкую известность Ллойд Джордж завоевал, проявив себя искусным мастером компромиссов и активным сторонником либеральных реформ. Благодаря таким качествам и огромному честолюбию он смог подняться на вершину власти. Когда цель была достигнута, Ллойд Джордж отбросил социальную демагогию. Теперь он выступал рьяным поборником интересов британского империализма.

В преддверии парламентских выборов, состоявшихся 14 декабря 1918 г., английский премьер-министр громогласно заявлял: "Боши за все заплатят!", "Мы выжмем из Германии все, как из лимона, и более того!" Но эти бравые призывы были предназначены лишь для того, чтобы заполучить голоса избирателей. После успеха на выборах Ллойд Джордж больше не вспоминал о своих недавних требованиях к Германии. Великобритания добилась всего, из-за чего воевала. С германской военно- морской мощью было покончено. Германия лишилась мировых рынков и больше не представляла опасности как конкурент. Почти все ее колонии оказались в руках англичан. Под контроль Англии перешла также большая часть бывших владений Турецкой империи.

Теперь перед английской дипломатией стояла новая задача: не допустить французской гегемонии на Европейском континенте. Когда Клемансо с возмущением заметил Ллойд Джорджу, что после победы над Германией Англия стала противницей Франции, последний, ничтоже сумняшеся, ответил, что в этом и проявляется традиционный характер английской внешней политики.

Существо германского вопроса заключалось не только в том, какое место займет Германия в системе послевоенных экономических и политических отношений капиталистического мира. Более важным являлось теперь то, каково будет ее внутреннее положение: останется ли она буржуазным государством или же в ней, как в России, победит социалистическая революция? Неизбежная в этом случае перспектива единства действий социалистической Германии с Советской Россией и дальнейшего продвижения революции на Запад всерьез беспокоила Вильсона. Он пытался осмыслить подоплеку и характер революционных событий в Европе, развивавшихся под прямым воздействием Октября. Однако глубоко разобраться в коренных причинах революционного движения он не мог. Вильсон рассуждал так: трудящиеся массы совершают революцию главным образом потому, что они голодны. Из такой посылки следовало, что, если люди будут сыты, причины для революции не будет. Подобную точку зрения Вильсон излагал неоднократно. В послании, которое он направил из Парижа лидерам конгресса 13 января 1919 г., сказано: "Продовольственная помощь является в настоящее время ключом ко всей ситуации в Европе и к решению вопроса о мире. Большевизм неуклонно продвигается на Запад и отравляет Германию. Он не может быть остановлен силой, но его можно остановить продовольствием..." (86 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 389.).

13 января Вильсон обратился к Верховному совету Антанты с предложением оказать срочную продовольственную помощь Германии. Выступая спустя некоторое время на заседании того же совета, он предостерегал: "Поскольку Германию терзает голод, там имеются условия для разрушения государства". Поэтому, продолжал он, нужно действовать безотлагательно. "Это больше, чем вопрос о том, как накормить Германию или как она будет расплачиваться; это вопрос о большевизме" (87 F. R. The Paris Peace Conference, vol. 3, p. 528.).

Германия получила свыше 1 250 тыс. т продовольствия и медикаментов. Этим, конечно, не исчерпываются все аспекты американской политики в германском вопросе, но сказанное проливает свет на усилия, предпринятые Вильсоном с целью воспрепятствовать свершению социалистической революции в Германии. Впрочем, в таком же направлении действовали Ллойд Джордж и Клемансо. Все они были озабочены опасностью "большевизации" Германии и поэтому совместно принимали меры

для защиты в ней буржуазного строя. Это был, пожалуй, единственный вопрос, в решении которого они действовали сообща.

20 февраля по поручению Клемансо его ближайший помощник А. Тардье представил на рассмотрение мирной конференции меморандум, содержавший требование создания зависимой от Франции Рейнской республики. Вильсон в то время находился в США. Узнав об этом, он не стал долго размышлять над тем, как ему следует поступать при создавшейся ситуации. Телеграмма президента в Париж Хаузу была совершенно определенной: "Я надеюсь, что Вы не дадите даже предварительного согласия на отделение Рейнской области от Германии ни при каких условиях, а отложите все дело до моего приезда" (88 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 276.). Вернувшись на конференцию, он одобрил идею Ллойд Джорджа о предоставлении англо-американских гарантий Франции на случай новой германской агрессии, но при условии, что она не будет домогаться Рейнской области. Клемансо согласился с гарантиями, потребовав одновременно демилитаризации полосы в 50 км на правом берегу Рейна и оккупации его левого берега в течение тридцати лет, а также передачи Франции Саара. Выполнение последнего требования привело бы к тому, что Франция, располагая лотарингской железной рудой и саарским каменным углем, создала бы экономический фундамент для своей гегемонии в Европе. Это предложение вызвало решительные возражения и американцев, и англичан. Клемансо, естественно, проявлял недовольство.

Вильсон также был не в духе. Причиной тому явилось следующее обстоятельство. Французская печать, которая еще совсем недавно расточала президенту США щедрые похвалы, теперь избрала его главной мишенью своей критики. Она писала, что Вильсон, защищая интересы Германии, хочет вырвать у Франции столь трудно завоеванную ею победу. Парижские газеты с нескрываемым злорадством расписывали его неудачи в конгрессе, охотно публиковали выступления Лоджа и других лидеров республиканцев. При этом они выражали надежду, что на завершающем этапе работы мирной конференции США будут представлены уже не Вильсоном, а его противниками из сената. Дальше всех в нападках на американского президента пошла наиболее влиятельная газета "Тан". Она явно переусердствовала, обвинив Вильсона в том, что выдвинутая им формула мира якобы способствует распространению в мире движения в пользу социальной революции и продвижению Франции "по пути к большевизму"(89 Mayer A. Politics and Diplomacy of Peacemaking. Containment and Counterrevolution at Versailles, 1918-1919. New York, 1967, p. 173.).

Глава американской делегации находился в состоянии крайнего раздражения, усугублявшегося тем, что французская пресса подвергала осмеянию его собственную персону, публикуя на него едкие карикатуры. Справедливости ради надо сказать, что французские газеты и журналы в равной мере не щадили ни Клемансо, ни Ллойд Джорджа. Но за долгие годы политической карьеры у них выработался своеобразный иммунитет к критике в свой адрес, пусть даже самой злобной.

15 марта Хауз от имени своего патрона дал понять Клемансо, что, если французская печать не оставит в покое американского президента, это неблагоприятно отразится на взаимоотношениях двух стран. Так как в планы премьер-министра не входил конфликт с США, он сразу же сделал соответствующие выводы. Прозвучал сигнал к отбою. На следующее утро парижские газеты, как ни в чем не бывало, снова стали курить фимиам Вильсону. Но если тон парижской печати круто изменился, то острые трения и горячие споры на конференции остались.

Вильсон, Ллойд Джордж и Клемансо обсуждали сложный вопрос о западной границе Германии. К нему примешивались серьезные разногласия в связи с требованием Франции о передаче ей Саара. Атмосфера переговоров накалялась ("...Господа Вильсоны и Клемансо, - отмечал В. И. Ленин,- задались целью нам помочь: телеграммы, которые каждый день приносят вести об их раздорах, о взаимном желании хлопнуть дверью друг перед другом, показывают, что эти господа передрались вдрызг" (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 280).). Когда Хауз как-то спросил французского премьера, стремительно покидавшего зал заседания, как закончилось совещание, тот ответил: "Блестяще, мы разошлись по всем вопросам" (90 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 305.). Выход из создавшегося положения пытался найти Ллойд Джордж. Он перебрался на несколько дней в пригородный дворец, где составил так называемый "меморандум из Фонтенбло". "Величайшая опасность в данный момент заключается, по моему мнению, в том, - писал английский премьер-министр, - что Германия может связать свою судьбу с большевиками и поставить все свои материальные и интеллектуальные ресурсы, весь свой огромный организаторский талант на службу революционным фанатикам, чьей мечтой является завоевание мира для большевизма силой оружия...

Если мы будем благоразумны, мы предложим Германии такой мир, который, будучи справедливым, покажется всем мыслящим людям предпочтительнее, чем другая альтернатива - большевизм" (91 Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах, т. 1, с. 350.). Предложения Ллойд Джорджа сводились к тому, что Рейнская область остается в Германии, но будет демилитаризована. Саар также не должен был отторгаться от побежденной страны. Франция получала только право в течение 10 лет эксплуатировать угольные шахты этого района.

27 марта "совет четырех" обсуждал "меморандум из Фонтенбло". Вильсон поддержал его основные положения, подчеркнув при этом, что демилитаризация восточного берега Рейна и военные гарантии США и Англии вполне достаточны для обеспечения безопасности Франции. Однако Клемансо категорически отказался от плана Ллойд Джорджа.

Французский премьер-министр продолжал настаивать на отделении левого берега Рейна от Германии. Свое требование он мотивировал тем, что в 1814 г., после крушения наполеоновской империи державы-победительницы предложили установить французскую границу по Рейну. Вильсон парировал это заявление, сказав, что с тех пор прошло 100 лет и что теперь, мол, настало время, когда "сила больше не приносит успеха", так как торжествует справедливость. Клемансо внимательно выслушал тираду Вильсона и язвительным тоном ответил: "Господин президент, кажется, забыл, что Соединенные Штаты возникли и обеспечили свое существование благодаря силе. Господин президент также говорил о 1814 годе, отметив, что сто лет - слишком большой срок в истории страны. Соединенные Штаты являются великой державой, возможно самой великой в мире, но сто лет - это большой срок в их истории. Другое дело Европа" (92 Makers of the New World by One Who Knows Them. London, 1921, p. 60; Riddell G. A. Op. cit., p. 42.).

Вскоре произошла новая вспышка острых разногласий - из-за Саара. Вильсон полностью отверг французское требование, а Клемансо, настаивая на включении этой германской территории в состав Франции, ультимативным тоном заявил, что в противном случае ни один французский премьер-министр не подпишет мирный договор. После этого последовал такой обмен "любезностями": "Значит, если Франция не получит того, что она желает, - сказал президент, - она откажется действовать совместно с нами. В таком случае не желаете ли Вы, чтобы я вернулся домой?" "Я не желаю, чтобы Вы возвращались домой, - ответил Клемансо,- но намерен сделать это сам" (93 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 310.), - и вышел из кабинета президента.

После этой стычки глава французской делегации грозился, что больше не будет встречаться с американским президентом. "Как я могу разговаривать с ним, - в порыве гнева восклицал Клемансо, - если он думает, что является первым за две тысячи лет человеком, все знающим о мире на земле!" (94 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Lost Peace, p. 221.). Тем не менее 31 марта состоялось очередное заседание "совета четырех". Французский премьер-министр при поддержке маршала Фоша добивался признания Рейна стратегической границей Франции и настаивал на аннексии Саара. Однако Вильсон и Ллойд Джордж соглашались лишь на временное использование французами Саарского угольного бассейна. Положение осложнялось несогласием сторон по репарационному вопросу. Франция требовала выплаты Германией огромных контрибуций. Их общая сумма должна была составить 200 млрд. долл., из которой 58 % приходились бы на долю французов. Между тем американский эксперт банкир Т. Ламонт предлагал ограничиться 30 - 40 млрд. долл., а английский эксперт Дж. Кейнс называл сумму репараций в размере 10-15 млрд. долл.

Переговоры в Париже зашли в тупик. Именно в это время конференция, как отмечал Сеймур, "явилась не столько дуэлью, сколько всеобщей свалкой, в которой представители каждого государства боролись за утверждение своих особых методов достижения мира" (95 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 296.).

Вильсон решил заставить Францию пойти на уступки. У него возникла мысль вернуться в США. "Пришло время кончать это дело" (96 Baker R. S. American Chronicle. The Autobiography, p. 403.), - заявил он. 7 апреля по распоряжению президента адмирал Бенсон послал в Вашингтон телеграмму, в которой запросил информацию о возможно более ранней дате отплытия парохода "Джордж Вашингтон" из Нью-Йорка в Брест. При этом специально было указано на желание президента ускорить отправку этого судна во Францию.

Однако глава американской делегации не решился покинуть конференцию. Его угроза повисла в воздухе. Поступи он иначе, срыв конференции был бы неизбежен. Вильсону пришлось бы расстаться с мыслью о создании Лиги наций, и тогда был бы основательно подорван его политический престиж как в США, так и в мире.

Американского президента, как и руководящих деятелей Антанты, особенно страшила перспектива дальнейшего роста революционного движения в Европе. О господствовавших в этих кругах настроениях можно, в частности, судить на основании письма генерала Блисса от 25 марта 1919 г. "С каждым днем, - с тревогой писал этот член американской делегации на мирной конференции, - положение становится все более и более мрачным... Я не удивляюсь тому, что мир движется по направлению к большевизму. Это последний отчаянный зов народов, которые потеряли всякое доверие к своим правительствам" (97 Rochester S. American liberal disillusionment in the wake of World War I. The Pennsylvania State University, 1977, p. 82.).

Вильсон остался в Париже. Начался поиск решения, способного вывести конференцию из состояния кризиса. 8 апреля была достигнута договоренность не записывать в мирный договор точную сумму репараций. В тот же день обсуждалась саарская проблема. Ллойд Джордж предложил предоставить Франции право на управление этой областью по мандату Лиги наций. Но Вильсон внес проект, в соответствии с которым власть над Сааром временно должна была быть передана специальной комиссии, призванной действовать под эгидой Лиги наций. По истечении пятнадцатилетнего срока в этой области надлежало провести плебисцит для окончательного определения ее судьбы. Клемансо согласился с американским проектом.

Осталось решить вопрос о Рейне. Вильсон и Ллойд Джордж в результате неофициальных переговоров условились не допустить образования "независимой" Рейнской республики, ибо в противном случае Франция могла бы распространить свой контроль над Руром - индустриальным сердцем Германии. Они, как и прежде, считали, что французскую безопасность вполне обеспечат демилитаризация 50-километровой полосы на правом берегу Рейна, оккупация его левого берега и заключение гарантийного пакта. Оказавшись перед лицом общего фронта США и Англии, Клемансо вынужден был согласиться с их предложениями, добиваясь вместе с тем установления трех линий оккупации германской территории войсками Франции. Вильсон поддержал это требование при условии, что Клемансо снимет свои возражения против доктрины Монро. Тот пошел на уступку, и спорный вопрос о Рейне был наконец улажен (98 Отказ американского сената ратифицировать Версальский мирный договор автоматически повлек за собой отклонение им гарантийного пакта с Францией. Правительство Ллойд Джорджа воспользовалось этим, чтобы не представить пакт на утверждение парламента. В результате Франция лишилась военных гарантий со стороны США и Англии.).

Серьезные разногласия вызвал вопрос о границах Польши. Франция, рассматривая Польшу как свою главную союзницу в борьбе против Германии и Советской России, настаивала на границах 1772 г. США и Англия возражали. В конце концов был найден компромисс, предусматривавший проведение плебисцита в Верхней Силезии и превращение Данцига в "вольный город", управляемый комиссаром Лиги наций. В результате такого решения часть исконных западных земель Польши осталась под властью Германии.

Мирной конференции до завершения своей работы пришлось испытать еще две критические ситуации. Первая из них возникла в связи с требованием Италии о передаче ей Фиуме.

Италия после длительного дипломатического торга в 1915 г. вступила в войну против центральных держав, заручившись согласием Антанты о переходе к ней части территории Австро-Венгрии и Турции. Осенью 1917 г. итальянская армия потерпела крупное поражение при Капоретто, после чего ее союзники и США, в сущности, перестали всерьез считаться с ней. Тем не менее правительство Италии не только добивалось выполнения условий тайного Лондонского договора 1915 г., но и выдвинуло претензии в отношении Фиуме (Риека), торгового и военного порта на Адриатике. Однако Англия и Франция, учитывая ослабление Италии, не собирались ни выполнять своих обещаний, ни тем более соглашаться на передачу ей Фиуме. Что касается Вильсона, то, считая себя свободным от каких-либо обязательств в отношении Италии, он еще в "14 пунктах" ограничился неопределенной формулировкой о том, что исправление ее границ "должно быть произведено на основе различимых национальных признаков".

Вскоре после прибытия американской делегации на Парижскую конференцию Орландо обратился к Вильсону с просьбой помочь в решении вопроса о Фиуме. "Я не могу согласиться, - ответил Вильсон, - чтобы Фиуме отошло к Италии, но можете рассчитывать на меня в отношении линии Бреннера" (99 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 340.). Такое заявление не удовлетворило Италию, но зато она неожиданно получила согласие американского президента на передачу ей части австрийского Тироля. Спустя несколько месяцев Вильсон высказал сожаление по поводу столь поспешного обещания, оправдываясь тем, что недостаточно разобрался в существе данного вопроса.

В лагере Антанты давали иное объяснение причине одобрения президентом США итальянской границы по Бреннеру. Этот жест был признательностью Вильсона за тот необычайно теплый прием, который был ему оказан в этой стране. Однако логичнее предположить, что у президента на то были и более веские доводы - расчет на поддержку Италией его плана создания Лиги наций, в чем, кстати говоря, он не ошибся, и надежда на упрочение влияния демократической партии среди избирателей- итальянцев, проживавших в США.

Италия, упорно добиваясь Фиуме, отвергала один компромиссный проект за другим. В связи с этим Вильсон решил обратиться непосредственно к населению Италии с разъяснением своей позиции. 23 марта он передал в печать составленное им заявление по поводу Фиуме. Этот порт, писал президент США, "должен служить пунктом вывоза и ввоза товаров не для Италии, а для стран, находящихся к северу и северо-востоку от него..." (100 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 466.).

Орландо на заседаниях "совета четырех" обычно говорил мало: его не очень интересовали вопросы, связанные с подготовкой мирного договора с Германией. Но теперь этот благодушный синьор пришел в ярость. "Прямое обращение к различным народам, - заявлял он, - бесспорно, является новшеством в международных отношениях... Однако если такие обращения к народам будут делаться через голову и даже в пику их правительствам, то я не могу... не напомнить, что этот метод, до сих пор применявшийся только против неприятельских правительств, ныне впервые пущен в ход против... правительства Италии" (101 Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах, т. 2, с. 74 - 75.). Негодующий Орландо покинул Париж. Шовинистические круги Италии с гневом обрушились на Вильсона. На бурных митингах раздавались негодующие выкрики "Abasso Wilson!" ("Долой Вильсона!".- 3. Г.). Американского президента обвиняли в предательстве интересов Италии, его портреты срывались, улицы и площади, названные три месяца назад его именем, срочно переименовывались, а карикатуристы изображали его в образе сатаны.

Отъезд Орландо из Парижа мало беспокоил Ллойд Джорджа и Клемансо. В определенном смысле он был им на руку, так как избавлял их от необходимости выполнить обязательства по Лондонскому договору. Но для Вильсона положение оказалось крайне серьезным: после отъезда итальянской делегации на сцену как назло со своими требованиями выступила делегация Японии. На конференции возник еще один кризис, обернувшийся тяжелыми последствиями для президента США. Об этом речь пойдет ниже, а пока рассмотрим, чем завершилось обсуждение итальянского вопроса в Париже.

Когда итальянцы столь демонстративно покинули конференцию, руководители делегаций трех держав решили использовать этот момент, чтобы исключить Италию из договора с Германией. Орландо, более всего опасавшийся такого поворота событий, не предъявляя никаких условий, поспешил вернуться в Париж, став при этом намного сговорчивее. Он согласился на превращение Фиуме в "вольный город" и на передачу Югославии большей части Далмации. Но предстояло еще установить, какой будет вся итало-югославская граница и что получит Италия в Малой Азии. Снова последовал торг.

Активное участие в попытках договориться с Орландо принял Хауз. Но он настолько увлекался закулисными переговорами, что "забывал" известить о них своего шефа. Это вызвало у Вильсона новый приступ недовольства своим советником. Кстати говоря, президент остался в неведении и о других манипуляциях Хауза. Как-то публицист Кобб спросил у Хауза, полностью ли информирован Вильсон о положении дел в мире. "Возможно, нет", - уклончиво ответил Хауз. Коббу между тем стало известно, что в каждом американском посольстве был сотрудник, ежедневно посылавший специальные донесения на имя Хауза. Но они не всегда доводились до сведения президента и государственного департамента (102 Floto I. Colonel House in Paris. A Study of American Policy at the Paris Peace Conference 1919. Aarhus, 1973, p. 69.).

Вильсон и его коллеги по "совету четырех" в основном утрясли итальянский вопрос. Однако это не удовлетворило домогательств Италии. Одновременно серьезно ущемлялись права югославов. Послевоенные границы Италии были зафиксированы в Сен-Жерменском (10 сентября 1919 г.) и Рапалльском (12 ноября 1920 г.) договорах, т. е. уже после отъезда Вильсона из Парижа. Италии пришлось отказаться от притязаний на Далмацию и Фиуме, но зато она получила почти всю Истрию, острова далматинского побережья и другие земли, почти полностью населенные южными славянами. Историческая справедливость была восстановлена только после второй мировой войны, когда в соответствии с Парижским мирным договором 1947 г. были произведены соответствующие изменения итало-югославской границы в пользу Югославии.

Остановимся теперь на кризисе, который возник на конференции в связи с Шаньдунем. Причины его кроются в американо-японских противоречиях, усилившихся в период первой мировой войны. Япония пыталась использовать войну между Антантой и Германией для расширения своего влияния на Тихом океане, с тем чтобы в перспективе занять там первое место. США со своей стороны, продолжая проводить политику "открытых дверей", рассчитывали в будущем установить свою гегемонию в Китае.

Во взаимоотношениях США и Японии в годы войны наблюдались две тенденции. Одна из них выражалась в глубоких противоречиях, которые рано или поздно должны были вызвать военный конфликт между этими двумя империалистическими державами. Другая проявлялась в стремлении США и Японии к сотрудничеству, основой которого являлась их совместная эксплуатация Китая.

Первая тенденция давала себя знать всякий раз, когда сталкивались интересы США и Японии в Тихом океане. Это имело место во время вступления Японии в войну против Германии, на стороне Антанты; при предъявлении ею "21 требования" Китаю; в период, когда США проявили инициативу создания нового финансового консорциума держав; в связи с вступлением Китая в войну, гонкой морских вооружений и т. п.

Вторая тенденция наиболее четко выразилась в американо-японском соглашении, явившемся результатом переговоров японского дипломата Исии с правительством США в сентябре - ноябре 1917 г. В соответствии с "соглашением Исии - Лансинга" правительство США признало за Японией "специальные интересы" в Китае, а Япония подтвердила свое обязательство соблюдать принципы "открытых дверей" и "равных возможностей" в Китае. Это соглашение по существу представляло собой сговор США и Японии, направленный прежде всего против Китая, а также против революционного движения в России. Но эта империалистическая сделка не могла устранить противоречий между США и Японией. Они с новой силой проявились после окончания войны.

Неудачная попытка Японии добиться включения в устав Лиги наций статьи, запрещавшей расовую дискриминацию, лишь подстегнула ее в стремлении добиться согласия США на положительное решение вопроса о Шаньдуне. Сразу же после отъезда Орландо из Парижа японская делегация выдвинула притязания на Шаньдун, предъявив требование об "окончательном урегулировании этого вопроса... с минимальной задержкой" (103 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 351.).

Перед Вильсоном встала сложная дилемма: либо отклонить притязания Японии, что могло повлечь за собой ее уход с мирной конференции, либо согласиться с ними и этим неминуемо вызвать законное возмущение Китая и навлечь на себя серьезное недовольство конгресса. Не удивительно, что он сразу не смог прийти к определенному решению.

Колебания Вильсона усугублялись тем, что в возглавляемой им делегации на конференции не было единства взглядов по шаньдунскому вопросу. Лансинг считал, что "было бы лучше примириться с тем, что Япония оставалась вне Лиги, чем предать Китай и потерять американский престиж на Дальнем Востоке" (104 Lansing R. The Peace Negotiations. A Personal Narrative, p. 256.). В этом вопросе его поддерживали Уайт и Блисс. Диаметрально противоположного мнения придерживался Хауз. Он пришел к выводу, что целесообразно принять требование Японии, иначе она вслед за Италией покинет конференцию. Убеждая президента пойти на уступку Японии, он, между прочим, высказал такое суждение: "Лично я считаю, что хотя все это и плохо, но это не хуже, чем многое из того, что мы делаем по ряду соглашений, в которых заинтересованы западные державы (курсив мой. - 3. Г.)" (105 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 354.). Доказательства Хауза возымели действие. Вильсон согласился с японским требованием в отношении Шаньдуня. Клемансо после этого заметил, что Вильсон "говорил как Иисус Христос, а действовал как Ллойд Джордж" (106 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Lost Peace, p. 283.).

Мировое общественное мнение усматривало в решении Вильсона по шаньдунскому вопросу не столько капитуляцию перед Японией, сколько новый американо-японский сговор, цель которого - нанести ущерб национальным интересам Китая и использовать Японию для борьбы с революционным движением в этой стране. Глубокое возмущение позицией США охватило китайских патриотов. Студенты-китайцы, обучавшиеся в Париже, устроили антивильсоновские манифестации. Волна демонстраций прокатилась в самом Китае. Там развернулось массовое антиимпериалистическое движение "4 мая", явившееся прямым ответом на прояпонскую политику Вильсона.

После того как были улажены разногласия из-за Фиуме и Шаньдуня, Парижская конференция собралась на пленарное заседание, где представителям Германии был вручен текст мирного договора. Это произошло 7 мая 1919 г.

...Зал Трианонского дворца в Версале. Столы расставлены в виде большого прямоугольника. За центральным столом председатель конференции Клемансо. Справа от него Вильсон, слева - Ллойд Джордж. Напротив Клемансо на довольно большом расстоянии стол с пятью креслами для германской делегации. В зале находятся маршал Фош, генералы и офицеры США и стран Антанты. Здесь же разместились иностранные журналисты.

3 часа дня. Швейцар объявляет: "Господа германские делегаты!" В зал входят представители побежденной Германии во главе с министром иностранных дел У. Брокдорф-Ранцау. Все встают. Ждут, пока немцы усядутся за стол. Клемансо открывает заседание и произносит краткую речь. Она продолжалась две минуты. "Господа делегаты германского государства! Здесь не время и не место для лишних слов. Вы видите перед собой собрание полномочных представителей великих и малых держав. Вы навязали нам войну. Будут приняты меры к тому, чтобы не могла возникнуть вторая война такого рода. Час расплаты настал. Вы просили нас о мире. Мы согласны предоставить его вам" (107 Новак К.-Ф. Версаль. М.-Л., 1930, с. 153.).

Слово предоставляется У. Брокдорф-Ранцау. Не вставая, глухим голосом он зачитывает свою длинную речь: "Мы не создаем себе иллюзий относительно размеров нашего поражения, причины нашего бессилия... Мы знаем, что сила германского оружия сломлена... От нас требуют, чтобы мы признали себя единственными виновниками войны. Подобное признание в моих устах было бы ложью" (108 Там же, с. 155, 156.).

Все напряженно слушают. Вильсон вертит в руках карандаш, Клемансо медленно постукивает по столу ножом из слоновой кости для разрезания бумаги. Ллойд Джордж забирает нож и разламывает его на кусочки. После окончания выступления Брокдорф-Ранцау Вильсон обменивается репликами с Ллойд Джорджем и Клемансо: "Ничего нового"; "В речи нет ни связности, ни единства"; "Неисправимый юнкер!"

Закончен перевод. Клемансо встает. "Нет ли других замечаний?" - спрашивает он. Брокдорф-Ранцау отвечает по-французски: "Нет, с моей стороны не имеется". Клемансо вскипает и бросает вполголоса: "Всякий сказал бы: нет, милостивый государь!" Затем он громко объявляет: "В таком случае заседание считаю закрытым" (109 Альдрованди Марескотти Л. Дипломатическая война. М., 1944, с. 232.).

Изучив условия мирного договора, германская делегация стала выдвигать контрпредложения. Ллойд Джордж был готов пойти на пересмотр ряда статей мирного договора в пользу Германии. Однако его желание наталкивалось на решительное возражение Клемансо. Вильсон также противился внесению поправок в договор. "Больше изменения в договоре не будут обсуждаться. На этом я стою, твердо стою", (110 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 323.) - заявил он. В результате мирный договор в основном остался без изменений. Германии пришлось подчиниться и направить в Париж новую делегацию для его подписания.

28 июня, в день пятой годовщины сараевского убийства, состоялось последнее пленарное заседание мирной конференции. Оно проходило в Зеркальном зале Версальского дворца, где в 1871 г. прусский король Вильгельм I был провозглашен императором Германии.

Клемансо уже сидит на своем председательском месте. Входят делегаты. Одними из последних появляются Вильсон и Ллойд Джордж. Клемансо делает знак, требуя тишины. Зал с напряженным вниманием слушает его слова: "Впустите немцев!"

Распахиваются двери. Входят два швейцара, за ними четыре офицера войск Антанты и США в парадной форме. Дальше идут два германских делегата: министр иностранных дел Г. Мюллер и министр колоний И. Белл. Клемансо открывает заседание. Уполномоченных побежденной Германии подводят к столу, за которым они ставят свои подписи под мирным договором. Затем его подписывают главы и члены делегаций стран-победительниц. Президент США Вильсон делает это одним из первых. "Заседание закрыто", - объявляет Клемансо. Ни слова больше. Церемония закончена. Чтобы подвести итог трагедии первой мировой войны, понадобилось всего 45 минут.

В тот же день Вильсон направил обращение к американскому народу, в котором заявил, что подписанный договор создал необходимые предпосылки для утверждения на земле прочного мира и всеобщей справедливости. Затем он провел пресс-конференцию в отеле "Крийон". Среди вопросов, заданных президенту, был и такой: удовлетворен ли он мирным договором с Германией? "Я думаю, что мы выработали лучшие условия мира, чем я ожидал по прибытии в Париж" (111 Steffens L. Op. cit., vol. 2, p. 789.), - после небольшой паузы ответил Вильсон.

Но такая оптимистическая оценка Версальского договора находится в противоречии с истинным положением дел. Всей своей тяжестью он лег на плечи немецкого народа, вызвав тем самым законное возмущение трудящихся. Вместе с тем благодаря ему были сохранены военно-экономический потенциал и военные монополии Германии. Версальский мирный договор, одним из главных авторов которого являлся Вильсон, стал империалистическим актом, закрепившим передел капиталистического мира в пользу держав-победительниц.

Парижская мирная конференция была кратковременным этапом в политической биографии Вудро Вильсона. Но она вскрыла его сильные и слабые стороны как государственного деятеля, дипломата и человека. Поэтому небезынтересны впечатления, сложившиеся об американском президенте у его главных партнеров по переговорам в Париже. Ллойд Джордж и Клемансо встречались с Вильсоном в течение нескольких месяцев, порой по два-три раза в день, спорили, договаривались, дискутировали, пока наконец совместно не выработали условия мирного договора.

Наиболее полно обрисовал портрет этого американского руководителя Ллойд Джордж, создав его в контрастных, черно-белых тонах. Вильсон, по признанию Ллойд Джорджа, обладал тонким умом, который, однако, был скорее церковного, чем политического, склада. Не являясь по своему характеру мелочным или сварливым, он вместе с тем неожиданно мог скатываться в болото мелкой личной злобы, был подозрителен и нетерпим к критике. Ллойд Джордж высоко оценивал ораторские способности Вильсона. Его слова, писал он, "походили на алмазы: отточенные и блестящие, они были поистине тверды". Но речь Вильсона, по мнению английского премьер-министра, была насквозь пропитана доктринерством. По его мнению, "Вильсон непроизвольно копировал Линкольна - его рассказы-притчи, каламбуры, умение обращаться с людьми". Но "остроумие и юмор Линкольна были естественным свойством его веселой и добродушной натуры". Между тем "Вильсон не обладал чувством юмора, а остроумие его было искусственным". Еще больше Вильсона отличало от Линкольна отношение к людям. "Вильсон был поистине гуманным человеком, но он в то же время был вовсе лишен способности Линкольна понимать людские слабости. Его подход к людям, - заявлял Ллойд Джордж,- был слишком холоден" (112 Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах, т. 1, с. 199, 203, 204.).

Клемансо мастерски очертил облик Вильсона несколькими штрихами. "Несомненно он (президент Вильсон.- 3. Г.) слишком много верил в болтовню и сверхболтовню о его Лиге наций" (113 Clemenceau G. Op. cit., p. 125.), - писал Клемансо. Но Вильсон не был идеалистом в политике. "Идеалист, - отмечал Клемансо, - это - тот человек, который строит социальное здание по своему идеалу. Вильсон же - практический человек, который сначала строит для себя хороший дом, очень просторный, на солидном фундаменте, а когда дом готов, он водружает на верхушке свой "идеал", подобно тому как каменщики водружают там свой флажок" (114 Тарле E. В. Соч., т. 5. М., 1958, с. 454.).

Характеризуя деятельность Вильсона на Парижской мирной конференции, Р. С. Бэйкер утверждал, что президент США являлся воплощением света и добра, в то время как Клемансо олицетворял силы тьмы и зла. Дж. Кейнс также придерживался мнения, что главным противником Вильсона на конференции был Клемансо: "Два противоположных плана будущего устройства мировых отношений боролись между собой - Четырнадцать пунктов Вильсона и Карфагенский мир Клемансо". Французский премьер-министр, по словам Кейнса, являлся "самым выдающимся среди членов Совета четырех", и он добился своей цели. Между тем Вильсон "не был ни героем, ни пророком". Этот "новый Дон-Кихот, слепой и глухой" (115 Кейнс Дж. М. Экономические последствия Версальского договора. М.-Л., 1924, с. 25, 13, 17, 18.), как называл его английский экономист, потерпел в Париже фиаско.

По-разному, но без подобных крайностей оценивается политика американского президента на мирной конференции 1919 г. в настоящее время. Так, Хофстэдтер считает, что подход Вильсона к решению проблем послевоенного урегулирования по существу ничем не отличался от позиции его партнеров по "совету четырех". "Это была не борьба между Старым и Новым порядком, а только спор о том, как Старый порядок должен уладить свои дела" (116 Hofstadter R. Op. cit., p. 272.). Большинство же американских авторов придерживается иной точки зрения. Они стараются поднять на щит Вильсона, изображая его бескорыстным защитником интересов народов мира, творцом новой дипломатии. "Для него (Вильсона. - 3. Г.) моральное влияние, поддержанное разумным мировым (общественным.- 3. Г.) мнением, - заявляют Дж. Файт и Н. Гребнер, - должно было явиться регулирующим элементом в послевоенной международной политике" (117 Fife G. С., Graebner N. A. Recent United States History. New York, 1972, p. 146-147.).

Оценивая результаты, достигнутые Вильсоном на Парижской мирной конференции, следует отметить, что ему не удалось, несмотря на большие усилия, решить стратегическую задачу: добиться установления доминирующего положения США на международной арене.

И дело здесь не в том, что главные партнеры Вильсона по переговорам в Париже были более искусными дипломатами. Несмотря на большие потери в войне, Англия и Франция успешно противостояли США в защите своих интересов и дележе добычи. Серьезно упрочились позиции Японии - основного соперника США в бассейне Тихого океана. Самыми решающими факторами, препятствовавшими реализации гегемонистских планов США, явились победа Великой Октябрьской социалистической революции и порожденная ею мощная волна революционного движения в мире. Следовательно, провал замыслов американского президента имел под собой объективную основу - несоответствие возможностей США их претензиям на роль мирового лидера. К слову сказать, американская буржуазная историография именно поэтому оставляет в тени данную проблему.