Глава IX Поражение

1. Версальский договор в сенате. Провал его ратификации

Подписав 28 июня мирный договор с Германией, Вильсон в тот же день отправился домой. Среди провожавших находился Хауз. Он посоветовал президенту протянуть сенату оливковую ветвь, чтобы все пошло на лад. "Хауз, я убедился в том, - ответил Вильсон, - что в этой жизни нельзя добиться ничего стоящего, если за это не бороться" (1 Архив полковника Хауза, т. 4, с. 378.).

8 июля "Джордж Вашингтон" бросил якорь в Нью-йоркском порту. Для встречи Вильсона прибыли вице- президент США, члены правительства, губернатор штата и другие официальные лица. В порту собралась также огромная толпа, с энтузиазмом приветствовавшая президента. "О дорогой, не чудесно ли это! - воскликнула Маргарет, дочь Вильсона... - Никогда раньше не было такого триумфа, такого возвращения домой". Вильсон, однако, знал, что его ожидает напряженная борьба по вопросу ратификации мирного договора. "Подожди,- сказал он дочери, указывая на толпу,-они еще все отвернутся от меня" (2 Cranston R. Op. cit., p. 348.).

Президент был настроен по-боевому. Это отразилось в первой же его речи по возвращении в США. "Некоторые лица,- заявил в ней Вильсон,-относятся к Версальскому договору скептически и даже отрицательно", и объясняется это тем, что "они слишком заботятся о близких им интересах и не прислушиваются к другим голосам". Сам же он, по его утверждению, "ни на минуту не сомневался в сокровенных стремлениях американского народа" (3 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 534.).

10 июля президент представил сенату текст мирного договора, сопроводив его соответствующим посланием. Он специально подчеркнул, что устав Лиги наций должен быть неотъемлемой частью договора. "Лига наций, - писал Вильсон, - является не только инструментом для устранения с помощью нового мирного договора старого зла, но это единственная надежда человечества" (4 Ibid., p. 548.). Если кратко сформулировать смысл данного послания, то он сводился к тому, что сенату необходимо одобрить Версальский мирный договор. Вильсон отдавал себе отчет в том, что на этом пути его ожидают большие трудности. Но он не сомневался в конечном успехе. На вопрос соавтора устава Лиги наций южно-африканского генерала Я. Смэтса: "Сможете ли Вы провести договор (через сенат. - 3. Г.) , сможете ли Вы добиться большинства в две трети голосов?" - Вильсон, не колеблясь, ответил : "Я абсолютно уверен, что смогу это сделать" (5 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 336.).

Сенат приступил к обсуждению Версальского договора. Впрочем, негласно он занялся этим значительно раньше, так как текст договора оказался секретом Полишинеля. За месяц до прибытия Вильсона домой органы американской прессы перепечатали его из германских газет. Еще один источник информации о Версальском договоре оказался у Лоджа. С копией договора его ознакомил Рут, к которому она попала через вторые руки - от моргановского партнера Ламонта, являвшегося финансовым экспертом американской делегации на мирной конференции. Недруги Вильсона использовали это обстоятельство для распространения демагогического тезиса о том, что банкирский дом Моргана узнал о содержании мирного договора с Германией раньше, чем страна и конгресс.

Противники Лиги наций сплачивали свои силы для совместной борьбы против Вильсона. Союзниками правых лидеров республиканской партии являлись так называемые "непримиримые" во главе с сенатором Бора.

Республиканец Бора начиная с 1907 г. и до конца своей жизни (1940 г.) представлял в сенате штат Айдахо. В интересующий нас период он был членом сенатской комиссии по иностранным делам, а впоследствии (в 1924-1932 гг.) являлся ее председателем. Бора неоднократно выступал в пользу нормализации американо-советских отношений. Будучи активным сторонником изоляционизма, он решительно противился участию США в Лиге наций. Сенатор считал, что Лигой наций будет распоряжаться Англия, вследствие чего США придется отказаться от своей традиционной политики "свободы рук". Если США вступят в Лигу наций, предупреждал Бора, они будут плестись в фарватере политики Англии и "предоставят в ее распоряжение свои финансы, людские ресурсы и все свои силы, для того чтобы гарантировать неприкосновенность ее владений во всех частях света" (6 Johnson CI. Op. cit., p. 229.). Избрав Лигу наций главной мишенью критики, Бора неприязненно отзывался и о ее творце - Вильсоне. В пылу полемики он называл президента "ставленником Англии, хитрецом и мошенником" (7 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 344-345.).

Видную роль в движении, направленном против участия США в Лиге наций, играл сенатор У. Лафоллет. Этот известный политический деятель являлся противником милитаризма и империалистической войны. Выступая 19 июля 1916 г. в сенате, он справедливо отмечал, что "подоплекой всех современных войн практически выступает одна политика - политика финансового империализма" (8 Congressional Record, 64-th Congress, vol. 53, p. 14029.).

Если лоджисты выражали интересы определенных империалистических кругов США, то "непримиримые", выступая в защиту средних слоев американского общества, требовали обуздания монополий. Если лоджисты добивались в перспективе установления доминирующей роли США в мире, то "непримиримые", отражая широко распространенные в американском народе изоляционистские настроения, считали, что США незачем впутываться в европейские дела. Они осуждали Лигу наций, полагая, что она серьезно ущемит интересы США, особенно в Латинской Америке. Несмотря на различия между лоджистами и "непримиримыми", эти группировки временно объединились в единый блок, основной задачей которого было не допустить ратификации сенатом устава Лиги наций.

Стремясь умножить число противников Лиги наций, Лодж - главный оппонент Вильсона - занялся соответствующей обработкой сенаторов. Одним из них был Джеймс Уотсон, избранный в сенат осенью 1918 г. Новичок в большой политике, он хотел выяснить, как можно добиться отклонения устава Лиги, если подавляющее большинство американцев поддерживает его. "Ах, мой дорогой Джеймс, - ответил ему Лодж, - я предлагаю использовать для отклонения устава не прямую фронтальную атаку, а окольный метод поправок" (9 Watson J. As I Knew Them. New York, 1936, p. 190.). При новой встрече Уотсон сказал: "Сенатор, предположим, что президент согласится принять договор вместе с Вашими поправками. Тогда мы вступаем в Лигу наций, и наши поправки сразу же превращаются в настоящую фикцию". Лидер республиканцев рассмеялся: "Но... Вы не принимаете во внимание враждебные чувства, которые Вудро Вильсон питает лично ко мне. Он ни при каких обстоятельствах не сможет принять мирный договор с поправками Лоджа!" (10 Ibid., p. 200.).

Пытаясь провалить план создания Лиги наций, Лодж и его сторонники развернули в США антивильсоновскую кампанию. Пенсильванский угольный король Г. Фрик выделил в ее поддержку 5 млн. долл. Такая же сумма поступила от питсбургского мультимиллионера Э. Меллона. На эти деньги устраивались собрания и митинги, издавалась литература, печатались объявления в газетах. 8 июля 1919 г., в день возвращения Вильсона в США, в газетах Бостона появилось такое обращение: "Американцы, пробуждайтесь! Должны ли мы связывать себя с уставом (Лиги наций.- 3. Г.), порождающим войну? Этот устав наносит ущерб американскому суверенитету, ставит под удар доктрину Монро, попирает предупреждение Вашингтона, впутывая нас в интриги европейских и азиатских стран, предусматривает отправку наших парней сражаться по приказу Лиги во всех уголках земного шара" (11 Fleming D. F. The United States and the League of Nations, 1918-1920. New York, 1932, p. 211.).

Несмотря на усиливающуюся критику, Вильсон настаивал на своем. "Мое глубокое убеждение состоит в том, - указывал он,- что принятие сенатом договора вместе с оговорками поставит Соединенные Штаты вне концерта наций так же, как и в случае отклонения его. Мы должны либо вступить (в Лигу наций. - 3. Г.), либо нет. Если бы мы находились вне Лиги наций, это было бы губительно для влияния Соединенных Штатов и даже для их торгового процветания, а вступление в нее позволит нам занять лидирующее место в мировых делах" (12 Tumulty J. P. Op. cit., p. 452.).

Президент не сидел сложа руки. Он пытался перетянуть на свою сторону сенаторов-республиканцев, занимавших колеблющуюся позицию в этой баталии. С этой целью он с 17 июля по 1 августа встречался с рядом из них. "Господин президент, - сказал уже упоминавшийся нами сенатор Уотсон, - имеется только один способ, который позволит Вам привести США в Лигу наций благодаря ратификации договора". "Что это за способ?" - спросил Вильсон. "Согласитесь на договор с поправками Лоджа". "Я никогда не соглашусь принять какой-либо политический курс, с которым отчетливо связано такое несносное имя" (13 Watson J. Op. cit., p. 201-202.),-категорично заявил Вильсон. Расчеты президента, что ему удастся переубедить сенаторов от республиканской партии, потерпели неудачу. "Я разговаривал со многими из них по поводу (Версальского.- 3. Г.) договора. Они пытались унизить меня" (14 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 345.),- возмущался президент.

14 июля сенатская комиссия по иностранным делам начала слушание Версальского договора. За его чтение взялся сам председатель комиссии - Лодж. Придерживаясь тактики проволочек, он преднамеренно читал текст крайне медленно, с большими паузами, завершив эту утомительную процедуру только две недели спустя, 29 июля. О заседании сенатской комиссии в тот день сохранилось свидетельство вашингтонского корреспондента нью-йоркской газеты "Трибюн". "Едва собрались члены комиссии, - писал он, - председатель Лодж возобновил чтение. Сенаторы один за другим засыпали, и в конце концов сенатор Лодж, подняв глаза, увидел, что он читает только одному клерку комиссии Ч. Редмонду. Не сделав никаких замечаний, господин Лодж продолжал читать. Немного позже он снова поднял глаза и заметил, что и Редмонд спит. Больше слушателей не осталось, но Лодж продолжал читать. Так он закончил формальное чтение (договора.- 3. Г.) в комиссии" (15 Cranston A. Op. cit., p. 145-146.).

31 июля комиссия приступила к обсуждению Версальского договора. Оно затянулось еще на шесть недель, до 12 сентября. За это время на открытых заседаниях комиссии, что было тогда беспрецедентным в истории США, выступило 60 человек. Первым давал объяснения Б. Барух. Он говорил об экономических статьях договора. Н. Дэвис остановился на финансовых проблемах, связанных с Версальским миром. Дважды (6 и 11 августа) давал показания Лансинг. Он заявил о своем несогласии с Вильсоном в отношении передачи Японии прав на Шаньдун. Подлил масло в огонь Буллит. Он сообщил комиссии о своей беседе с Лансингом, в ходе которой последний высказался за отклонение сенатом Версальского договора. Заявления Лансинга и Буллита подрывали позиции президента, и это играло на руку его политическим противникам.

Сенатор Л. Шерман, входивший в состав группировки "непримиримых", откровенно признал, что для борьбы с Вильсоном сенатская комиссия по иностранным делам заранее припрятала камень за пазухой. В статье, опубликованной еще в декабре 1918 г. в журнале "Форум", он писал: когда комиссия займется рассмотрением устава Лиги наций, "мы наденем очки и будем смотреть на каждую точку, поставленную над "и", на каждую запятую и сами установим предел этому" (16 Kuehl W. E. Seeking World Order. Nashville, 1969, p. 296.). Так оно и случилось. Сенатская комиссия самым скрупулезным образом обсуждала устав Лиги наций, подвергая его ожесточенной критике.

Особенно яростные атаки были предприняты на статью X устава, которая гласила, что члены Лиги наций "обязуются уважать и сохранять против всякого внешнего нападения территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги. В случае нападения, угрозы или опасности нападения Совет указывает меры к обеспечению выполнения этого обязательства" (17 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 416.). Тон нападкам на эту статью задал Лодж. Выступая 12 августа на заседании сенатской комиссии, он утверждал, что статья X устава Лиги наций якобы позволяет Англии и Франции диктовать свою волю США и тем самым она, мол, противоречит американскому суверенитету. Председатель комиссии подкрепил свои рассуждения ссылками на заявления президента Вашингтона и других "отцов-основателей", призывавших США не связывать себя обязательствами с другими странами и не заключать с ними союзов.

Касаясь хода обсуждения Версальского договора в сенатской комиссии по иностранным делам, газета "Нью-Йорк таймс" в передовой статье от 5 августа отмечала, что эта комиссия напоминает "орган инквизиции" и что сенаторы-республиканцы, являвшиеся ее членами, исходили "только из одного побудительного мотива - неприязни к Вильсону" (18 Canfield L. H. Op. cit., p. 211.). Правота этих слов особенно отчетливо проявилась две недели спустя, 19 августа, когда на заседании комиссии выступил Вильсон.

Разъясняя устав Лиги наций, президент много внимания уделил статье X, автором которой был сам. "Совет Лиги, - говорил он, - может только "советовать", какие следует принять меры для выполнения обязательств, предусмотренных этой замечательной статьей". Вильсон напомнил членам комиссии, что Совет Лиги наций может принимать решения только при единогласии его членов и, следовательно, США вполне смогут действовать самостоятельно. Он особо указал на то, что устав Лиги предусматривает "моральные, а не юридические обязательства" и благодаря этому конгресс США имеет возможность "быть абсолютно свободным в своей интерпретации во всех случаях, когда потребуются действия". Президент вместе с тем подчеркнул, что статья X является "подлинным становым хребтом всего устава. Без нее Лига едва ли будет иметь большее значение, чем влиятельное дискуссионное общество" (19 Wilson W. War and Peace, vol. 1, p. 578, 579.) .

После выступления Вильсона члены сенатской комиссии забросали его вопросами. Они проявляли большой интерес к таким проблемам, как устав Лиги наций, мандатная система, гарантийный пакт США и Англии с Францией, репарации, соглашение Лансинга - Исии и др. Члены комиссии особое внимание уделили тайным договорам держав Антанты. "Я хотел бы знать,- спросил сенатор Бора,-когда впервые правительству США стало известно о тайных договорах между Японией, Великобританией, Италией и Францией о германских владениях в Шаньдуне?" "Я могу только сказать, - ответил Вильсон, - что о них мне стало известно после прибытия в Париж". Бора задал еще один вопрос: "Когда Вы впервые узнали о секретных договорах между Великобританией, Францией и другими европейскими странами, относящихся к определенным урегулированиям в Европе? Было ли это после Вашего приезда в Париж?" "Да,-сказал Вильсон,-полностью все соглашения мне впервые стали известны тогда" (20 Treaty of Peace with Germany. Hearings Before the Committee on Foreign Relations United States, Senate Sixty-Sixth Congress, First Session. Washington, 1919, p. 518.), т. е. во время Парижской мирной конференции. На вопрос сенатора Джонсона, знало ли правительство США до мирной конференции о Лондонском договоре с Италией, Бухарестском договоре с Румынией и соглашениях стран Антанты о разделе Малой Азии, Вильсон ответил: "Нет, сэр. Поскольку это касается меня, я могу Вам с уверенностью сказать: "Нет"" (21 Ibid., p. 525.).

Эти заявления американского президента не соответствуют действительности. Как уже отмечалось, Вильсон впервые получил подробные сведения о тайных договорах Антанты во время пребывания в США миссии Бальфура. В конце 1917 г. об этих договорах стало известно всему миру, так как они были преданы огласке Советским правительством. 25 ноября 1917 г. "Нью-Йорк таймс" поместила на своих страницах сообщение из Петрограда о том, что советская печать, приступив к публикации секретных договоров, кратко изложила содержание пяти документов. Эта ведущая американская газета затем перестала давать подобную информацию, но зато основные тайные договоры стран Антанты в конце января 1918 г. опубликовала газета "Ивнинг пост", издателем которой являлся либеральный публицист О. Виллард. Вслед за тем тайные договоры перепечатали чикагская "Дейли трибюн", выходившая в Сент-Луисе, "Пост диспетч" и другие американские газеты. Уже по этой причине Вильсон не мог не знать о тайных договорах держав Антанты. Т. Бейли считает, что президент умышленно скрыл этот факт, дабы не ухудшать своего положения в сенате. "Признание, что он перед поездкой в Париж все знал о зловещих договорах, - писал этот историк, - несомненно привело бы к неприятному (для него.- 3. Г.) расследованию, почему он мало что сделал для их аннулирования" (22 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Great Betrayal. New York, 1945, p. 87.).

Встреча Вильсона с сенатской комиссией по иностранным делам продолжалась три с половиной часа. Несмотря на все старания, Вильсон, однако, не смог убедить сенаторов-республиканцев в правильности своих действий в Париже и не сумел добиться от них отказа от поправок к уставу Лиги наций. Сам же он не собирался идти на уступки.

Создалась сложная ситуация, выход из которой Вильсон видел только в прямой апелляции к стране. Но эта идея встретила возражение со стороны ряда приверженцев президента. Одни из них считали, что Вильсону следует остаться в столице ради того, чтобы найти общий язык со своими оппонентами в сенате. Другие серьезно опасались, что многочисленные выступления 63-летнего президента, страдавшего нарушением кровообращения и расстройством нервной системы, сопряжены с большим риском для его здоровья. Но Вильсон отверг эти возражения. "Я знаю, - сказал он своему секретарю, - что дошел до предела... Если даже при моем положении это (т. е. поездка по стране. - 3. Г.) может погубить меня, я охотно пойду на такую жертву ради спасения договора" (23 Tumulty J. P. Op. cit., p. 435.).

3 сентября Вильсон отправился в турне по США. За двадцать два дня он в сопровождении репортеров и фотографов проехал 10 тыс. миль. Президент посетил 16 штатов Запада и Тихоокеанского побережья, где особенно сильным было влияние противников Лиги наций. Он принял участие во многих парадах, торжественных приемах, дал десятки интервью, произнес более тридцати речей, нередко выступая по два-три раза в день. Радиовещания в то время еще не было, и поэтому больному Вильсону во время выступлений приходилось чрезмерно напрягать голос. Кроме того, его недруги не оставляли его в покое и во время турне. Следом за ним ездили представители так называемого "батальона смерти", решительные противники Лиги наций. Сенаторы Бора, Джонсон и Поиндекстер ставили перед собой цель свести на нет эффективность выступлений президента, подорвать его престиж. Так, Джонсон, выступая перед десятитысячной аудиторией в Чикаго, заявил: "Я слышал о людях, отдающих себя в руки своих кредиторов, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы человек сам себя отдал в руки своих должников. Соединенные Штаты являются величайшей в мире платежеспособной державой, а они (Вильсон и его сторонники.-З. Г.) добиваются от нас вступления в партнерство с банкротами (т. е. странами Антанты. - 3. Г.)". В таком же духе выступал и Бора. На одном из митингов он спросил присутствовавших: "Кто предал американских солдат и американские идеалы?" В ответ толпа закричала: "Вильсон 1 Судить его, судить!" (24 Smith G. When the Cheering Stopped: The Last Years of Woodrow Wilson. New York, 1964, p. 69.).

Отправляясь в поездку, Вильсон рассчитывал заручиться поддержкой общественного мнения страны в пользу ратификации Версальского мирного договора. Поэтому в своих выступлениях он первостепенное внимание уделял как раз тем статьям устава Лиги наций, которые подвергались особенно резкой критике (статья X, статьи о доктрине Монро, представительстве Британской империи в Ассамблее и др.), а также шаньдунскому вопросу. Вильсон с большим подъемом говорил, что Версальский договор - это "первый в истории человечества международный договор", отстаивающий "права слабых, а не сильных государств" (25 Wilson W. War and Peace, vol. 2, p. 9.). "Если оговорки не меняют содержания договора, - заявил он в другой речи, - тогда нет необходимости включать их в резолюцию о ратификации" (26 Ibid., p. 192.).

Для Вильсона проблема Лиги наций не сводилась лишь к простому участию США в ней. Речь шла о значительно большем - об их руководящей роли в этой организации. В результате "роста нашей силы, - говорил американский президент, - мы стали определяющим фактором в истории человечества..." (27 Ibid., p. 18.). Вильсон пытался доказать, что лидерство США в мире обусловлено не только их возросшей мощью. Оно якобы соответствует?

интересам и желаниям других стран. Соединенные Штаты, утверждал он, - "единственная страна в мире, чье руководство будет принято" (28 Ibid., p. 70.). Такой вывод мотивировался тем, что "только Америка является идеальной страной" (29 Ibid., p. 52.). Эти заявления Вильсона представляли собой очередную дань риторике. Характерно, что тот же Вильсон, говоря о делах насущных, рассуждал по-другому. Он откровенно заявлял, что США стремятся к вполне реальным выгодам. "Если вы не хотите, чтобы я был слишком альтруистичным, - говорил президент в Сент-Луисе, - разрешите мне быть очень практичным. Если мы являемся партнерами (других стран. - 3. Г.), позвольте мне предсказать, что мы будем главным партнером. Финансовое превосходство будет нашим. Индустриальное превосходство будет нашим. Торговое превосходство будет нашим. Остальные страны мира ждут нашего руководства" (30 Ibid., vol, 1, p. 640.).

Вильсон, стремясь повлиять на рядовых американцев, предостерегал их, что отклонение сенатом устава Лиги наций может вызвать новую мировую войну. "Я без колебаний заявляю, - говорил он в речи, произнесенной в Денвере 25 сентября, - что война, через которую мы только что прошли... не может походить на ту, с которой нам, возможно, придется иметь дело в следующий раз... То, что немцы использовали (в войне. - 3. Г.), является игрушкой по сравнению с тем, что может быть применено в будущей войне" (31 Ibid., vol. 2, p. 391-392.).

Во время агитационной поездки Вильсон неизменно утверждал, что с созданием Лиги наций на земле воцарится мир. Наряду с этим он чуть ли не каждый раз останавливался на проблеме революции. Это имело под собой определенную подоплеку.

Президент усердно доказывал, что революция приносит одни только беды. Однако это не помешало ему высказать некоторые здравые суждения о причинах, вызывающих революцию. Он говорил, что революция начинается "не в результате внезапной вспышки гнева. Революция происходит из-за длительного подавления человеческого духа. Революция происходит из-за того, что люди знают о своих правах, а этими правами пренебрегают..." (32 Ibid., vol. 1, p. 598.). Вместе с тем Вильсон с горечью констатировал, что "народы Европы настроены по-революционному" и, подобно России, на этом континенте могут произойти "экстраординарные события". Без американской помощи, без американского лидерства, подчеркивал он, мир в течение длительного времени будет переживать "кровавую революцию" (33 Ibid., vol. 2, p. 100.).

Вильсон с большим беспокойством говорил о том, что революционное брожение охватило и США. "Яд (революции.- 3. Г.) растекается по венам всего мира... Об этом открыто говорят как небольшие группы, так и масса людей не только в Европе, но и в Соединенных Штатах. Апостолы Ленина имеются и в нашей среде" (34 Ibid., p. 108.). Как остановить революционное движение в мире, как покончить с революцией в России? По мнению американского президента, эту задачу могла выполнить Лига наций. Она должна была стабилизировать положение в капиталистических странах Европы, сплотить их и при руководящей роли США, ликвидировать революционную опасность. "Вильсон, - сделал вывод американский историк Дж. Томпсон, - рассматривал Лигу наций... как главную альтернативу большевизму и средство обороны от него" (35 Thompson J. M. Op. cit., p. 314.).

25 сентября Вильсон произнес речь в Пуэбло (штат Колорадо). Это было его последнее публичное выступление во время турне. Он тяжело заболел, и его срочно перевезли в Вашингтон. Через несколько дней у него произошло кровоизлияние в мозг; всю левую часть тела парализовало, временно оказалась нарушенной речь.

Болезнь Вильсона затянулась на долгие месяцы. Президентская власть фактически перестала осуществляться. Заседания кабинета с его участием не проводились более полутора лет. В период его болезни конгресс одобрил 28 законопроектов, но из-за отсутствия подписи Вильсона они не вступали в силу. В это время президент не принимал иностранных послов.

К больному Вильсону имели доступ только его жена Эдит, секретарь Тьюмэлти и личный врач Грейсон. Они, и прежде всего супруга президента, решали, какие бумаги могут быть ему переданы, кого и когда он может принять. Злые языки острили, что в США установлена монархия во главе с Эдит Вильсон. Ее даже называли "президентшей". А сенатор Фолл, один из рьяных противников Вильсона, говорил, что США превратились в "бабье царство". На деле Эдит Вильсон была далека от мысли взять в свои руки бразды правления страной. "Я не интересуюсь делами президента Соединенных Штатов. Я заинтересована в здоровье моего мужа" (36 Garraty J. A. Woodrow Wilson. New York, 1956, p. 181.), - говорила она. Фактом, однако, является то, что из-за болезни Вильсона государственная машина США основательно забуксовала.

В то время как Вильсон совершал агитационную поездку по стране, сенатская комиссия по иностранным делам продолжала свою работу. К 12 сентября она закончила слушание Версальского договора и представила на рассмотрение сената не один, как обычно, а три доклада. Первый из них отражал взгляды республиканского большинства комиссии во главе с Лоджем. В нем содержались 44 поправки и 4 оговорки к Версальскому мирному договору (поправки предусматривают изменение текста международного договора, а это требует дополнительных консультаций с другими странами, подписавшими его. Между тем оговорка является односторонним заявлением государства - участника международного договора). Другой доклад, представленный от имени демократического меньшинства, возглавляемого Г. Хитчхоком, рекомендовал безоговорочное одобрение договора. В третьем докладе, автором которого являлся республиканский сенатор П. Маккамбер, говорилось о поддержке договора, но с некоторыми поправками.

Болезнь Вильсона никак не повлияла на конгресс. Высший законодательный орган власти в США даже не счел нужным выразить сочувствие президенту. Такая позиция конгресса способствовала усилению антивильсоновской кампании в США. По словам Р. Фосдика, одного из друзей президента, "республиканцы в Вашингтоне, питавшие неприязнь к Вильсону, стали теперь открыто ненавидеть его... Прислушавшись к тому, что говорят о нем, вы подумали бы, что Вильсон является главным врагом нашей страны" (37 Fosdick R. B. Letters on the League of Nations. Princeton, 1966, p. 45.). Свою лепту в антивильсоновскую кампанию внес Гарви. 4 сентября, когда здоровье президента резко ухудшилось, он опубликовал в своем журнале "Гарви уикли" статью, в которой поставил крест на Вильсоне, заявив, что "больше с ним нечего считаться. Пусть теперь действует сенат" (38 Fleming D. F. Op. cit., p. 358.).

Сенат отклонил поправки к уставу Лиги наций, мотивируя это тем, что США в одностороннем порядке не могут вносить изменения в Версальский мирный договор. Зато выросло количество оговорок. Вместо четырех теперь их насчитывалось четырнадцать.

6 ноября Лодж доложил сенату об этих оговорках. Главная из них касалась статьи X устава. Смысл оговорки заключался в том, что Соединенные Штаты без санкции конгресса не будут брать на себя обязательства по защите территориальной целостности или политической независимости какой-либо другой страны или вмешиваться в конфликты между странами. Специальная оговорка касалась доктрины Монро. Она предусматривала, что доктрина Монро ни в какой мере не подлежит юрисдикции Лиги наций и поэтому США не будут представлять Лиге на расследование и арбитраж вопросы, относящиеся к этой доктрине. В одной из оговорок указывалось, что США без согласия конгресса не будут брать мандат Лиги наций для управления той или иной территорией. Сенат высказал свое особое мнение по вопросу о Шаньдуне. Принятая по этому поводу оговорка не признавала статью Версальского договора о передаче Японии бывших германских прав на китайскую провинцию Шаньдун. В этой связи совершенно обоснованным является заявление секретаря Вильсона Тьюмэлти, который писал, что сенаторами-республиканцами "двигала не любовь к Китаю, а ненависть к Вильсону" (39 Tumulty J. P. Op. cit., p. 380.). Другие оговорки касались порядка оплаты США расходов Лиги наций, участия США в Международной организации труда, условий выхода США из Лиги наций и т. д. Позже появилась еще одна оговорка, в которой сенат демонстративно выражал симпатии Ирландии, боровшейся за освобождение от английского господства.

Дискуссия вокруг устава Лиги наций вышла далеко за пределы сената. Значительное число демократов и республиканцев из сорока штатов предложило одобрить устав без каких-либо оговорок. К этому же призывали видные политические и общественные деятели. Среди них - десять губернаторов, в том числе губернатор Нью-Йорка Дж. Смит. В вопросе о ратификации устава Лиги наций Вильсона поддерживали ряд представителей ведущих финансовых и промышленных кругов (Ламонт, Дэвисон, Гэри, Кингсли и др.), Американская ассоциация банкиров, большинство членов Торговой палаты, Американская федерация труда во главе с Гомперсом, различные религиозные организации, известные изобретатели Т. Эдисон, А. Г. Белл. В пользу ратификации устава без оговорок высказалось 718, т. е. большинство, американских газет. Однако 478 органов ежедневной прессы разделяли взгляды Лоджа относительно оговорок, а 181 газета отвергла саму идею создания Лиги наций.

В вопросе о Лиге отсутствовало единство и в вильсоновском окружении. Лансинг, как уже отмечалось, считал нецелесообразным создание этой организации за принятие ряда оговорок к уставу Лиги выступали Гувер, Боумен, Миллер и другие влиятельные лица. Их точка зрения была выражена Барухом в афоризме: "Лучше иметь полбуханки хлеба, чем остаться без него" (40 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Great Betrayal, p. 183.).

Попытку доказать Вильсону необходимость согласия с оговорками предпринял лидер демократов в сенате Т. Мартин. Однако его усилия ни к чему не привели. Вильсон категорически отклонил мысль об уступках. Более того, он решительным тоном заявил сенатору: "Я сокрушу всякого, кто будет оказывать мне сопротивление" (41 Ibid., p. 13.).

Компромисса стал добиваться преемник Мартина Ф. Хитчхок. 7 ноября он посетил больного президента и в течение получаса убеждал его принять оговорки. Но Вильсон был непреклонен. Десять дней спустя состоялась их новая встреча. Беседа продолжалась час, но и она ни к чему не привела. Хитчхок впоследствии так вспоминал о ней: ""Господин президент, - сказал я, - возможно, было бы разумным пойти на компромисс с Лоджем..." "Пусть Лодж идет на компромисс", - ответил Вильсон. "Правильно, конечно, - согласился я, - он также должен сделать уступки, но мы вполне можем протянуть оливковую ветвь". "Пусть Лодж протягивает оливковую ветвь", - ответил Вильсон. И на этом разговор прекратился" (42 Garraty J. A. Henry Cabot Lodge. A Biography. New York, 1953, p. 377-378.).

Франция, нуждавшаяся в американской помощи для решения послевоенных экономических проблем, считала целесообразным участие США в Лиге наций. Кроме того, она была заинтересована во вступлении в силу гарантийного пакта с США и Англией. По этим причинам французский посол в Вашингтоне Ж. Жюссеран вмешался в назревший конфликт между американским сенатом и Вильсоном. Он нанес визит президенту, призывая его принять оговорки республиканцев к уставу Лиги наций. Посол при этом подчеркнул, что державы Антанты готовы согласиться с этими оговорками. "Господин посол, - ответил Вильсон, - я ни за что не соглашусь. Сенат должен покориться неизбежности" (43 Hofstadter R. Op. cit., p. 277.).

Накануне голосования резолюции, предложенной Лоджем, президент направил Хитчхоку письмо, являвшееся инструкцией для сенаторов-демократов. "По-моему - писал Вильсон, - в этом виде резолюция способствует не столько ратификации договора, сколько ликвидации его. Я искренно надеюсь, что друзья и защитники договора будут голосовать против резолюции Лоджа" (44 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Great Betrayal, p. 185.).

19 ноября, в последний день специальной сессии конгресса, сенату предстояло вынести свой вердикт о Версальском договоре. В соответствии с установленной процедурой для одобрения договора требовалось согласие двух третей присутствовавших на заседании сенаторов.

После третьего тура голосования 38 сенаторов высказались за ратификацию Версальского договора без оговорок, а 53 сенатора - против. Таким образом, сенат не утвердил мирный договор с Германией, а вместе с ним и устав Лиги наций.

Противники Вильсона ликовали: у них буквально гора с плеч свалилась. Редакционная статья бостонской газеты "Трэнскрипт" начиналась словами: "Спасибо господу богу за то, что он даровал нам победу", а газета Херста "Америкен", отметив с большим удовлетворением, что "договор мертв" (45 Ibid., p. 201.), поздравила сенаторов-республиканцев с большим успехом.

Во время болезни Вильсону пришлось испытать еще один удар: его пытались отстранить от власти. Первым сделал такой шаг Лансинг. На следующий день после того, как Вильсона разбил паралич, он заявил Тьюмэлти о необходимости передачи полномочий главы государства вице-президенту Маршаллу. Секретарь президента отверг это предложение. Два дня спустя, 6 октября, государственный секретарь созвал заседание правительства для обсуждения вопроса об уходе Вильсона со своего поста и передаче его функций вице-президенту. Свою позицию Лансинг пытался оправдать ссылкой на статью конституции США, в которой сказано, что в случае неспособности президента осуществлять свои права и обязанности они передаются вице-президенту. Тьюмэлти и врач Грейсон заявили, что Вильсон в состоянии и дальше оставаться главой государства. Остальные члены правительства поддержали это мнение. Лансингу больше не пришлось возвращаться к своему предложению.

Через два месяца снова был поднят вопрос об отстранении Вильсона от его поста. Поводом к этому послужил следующий факт. Вопреки заведенному Вильсоном порядку, при котором президент сам зачитывал в Капитолии свои послания, он из-за болезни не смог туда прибыть и 2 декабря 1919 г. направил конгрессу письмо с текстом послания. Сенаторы Мозес, Мэдден, Фесс, Фолл и другие противники Вильсона не замедлили воспользоваться этим обстоятельством. Мэдден внес в сенат следующий законопроект: государственный секретарь созывает заседание правительства, и, если будет установлено, что Вильсон не может осуществлять свои функции, его место занимает вице-президент. Сенатор Фолл, не дожидаясь принятия законопроекта, решил лично удостовериться, как обстоят дела. Посетив для этой цели Белый дом, он, к своему неудовольствию, понял, что нет оснований для отстранения Вильсона от должности. "Господин президент, мы молимся за Вас", - елейным голосом сказал Фолл. "За что, сенатор, молитесь, за здравие или за упокой?" (46 Loth D. The Story of Woodrow Wilson. New York, 1957, p. 38.) - с сарказмом спросил Вильсон.

Сенат хотя и отклонил Версальский договор, но не вынес пока окончательного решения. Была создана специальная двухпартийная комиссия в составе ведущих сенаторов, задачей которой являлся поиск компромисса, приемлемого как для президента, так и для его противников.

Попытку помочь преодолению конфликта между президентом Вильсоном и сенатом предприняло правительство Англии. Важными причинами, побуждавшими Лондон сделать такой шаг, явились опасения, что, если США останутся вне Лиги наций, это приведет к форсированному росту их военно-морского флота и дальнейшему обострению конфликта с ними из-за ирландского вопроса. Поэтому Форин оффис направил в Вашингтон своего бывшего руководителя Э. Грея в качестве главы особой дипломатической миссии. В ее задачу входило обсуждение с правительством США ирландского вопроса, проблемы морских вооружений, а главное - поиск возможностей для участия США в Лиге наций.

Грей прибыл в столицу США в конце сентября. Вскоре он встретился с сенаторами-республиканцами, противниками Вильсона, и ознакомил некоторых из них с телеграммой Ллойд Джорджа, в которой говорилось, что оговорки Лоджа к Версальскому мирному договору могут быть приемлемы для английского правительства. Такие действия Грея вызвали недовольство Вильсона. Президент отказался принять руководителя английской миссии. Грей вернулся в Лондон ни с чем.

Предпринятые с разных сторон усилия с целью повлиять на президента США не изменили его позицию. 14 декабря Белый дом опубликовал официальное сообщение о выздоровлении президента. В этом документе также отмечалось, что Вильсон "не намеревается идти на компромисс или на какую-либо уступку" (47 Bailey Th. A. Woodrow Wilson and the Great Betrayal, p. 212-213.) и что вся ответственность за судьбу мирного договора и связанные с этим возможные последствия ложатся на республиканских лидеров в сенате. 8 января 1920 г. сам Вильсон высказался по данному вопросу. В приветственном послании, адресованном демократам, собравшимся в Коннектикуте, чтобы почтить память президента Э. Джексона, он специально остановился на решении верхней палаты конгресса отклонить Версальский мирный договор. "Лично я не согласен с тем, - напрямик заявил Вильсон,- что действия сената являются решением нации". Отметив, что "подавляющее большинство американского народа желает ратификации мирного договора" и, следовательно, считает целесообразным участие США в Лиге наций, он утверждал, что договор нужно представить на рассмотрение народа. И тогда, заявлял президент, следующие выборы явятся "великим и торжественным референдумом..." (48 Wilson W. War and Peace, vol. 2, p. 454-455.).

В январе 1920 г. двухпартийная комиссия сената завершила работу и обсуждение Версальского договора возобновилось. Снова предпринимались попытки найти удовлетворяющее обе стороны решение спора. 26 января Вильсон согласился с пятью оговорками, предложенными Хитчхоком. Но эти оговорки, касавшиеся условий выхода США из Лиги наций, доктрины Монро и некоторых других вопросов, не вносили коренных изменений в позицию президента.

Напряженная борьба вокруг Версальского договора велась с тем же ожесточением, что и прежде. Вильсон не шел ни на какие новые уступки. В конце февраля он сказал Р. С. Бэйкеру, что Лодж и его приверженцы хотят только осуществить свой коварный замысел и если он примет выдвинутые ими оговорки, то сенаторы-республиканцы предложат новые, еще более унизительные. "Эти злонамеренные люди желают уничтожить Лигу наций" (49 Daniels J. Op. cit., vol. 2, p. 473.), - констатировал президент. В том же месяце друг Вильсона банкир Барух, пытаясь сгладить острые углы, доказывал ему необходимость согласиться с оговорками Лоджа к Версальскому договору. Вильсон, прервав eго, заявил: "Нет, это не оговорки, а аннулирование (договора. - 3. Г.). Нет, я не приму их!" (50 Baruch B. The Public Years. New York, 1960, p. 128.).

Президент подтвердил свою непреклонную позицию в письме на имя лидера представителей демократической партии в сенате. Разъясняя Хитчхоку свои взгляды, Вильсон утверждал, что "каждая так называемая оговорка в действительности является огульным отрицанием самого договора" (51 The Political Thought of Woodrow Wilson. Ed. Cronon D. Indianapolis, 1965, p. 545.).

Воинственную позицию занимали и антивильсонисты, неожиданно получившие поддержку со стороны Дж. Кейнса. Книга этого английского экономиста "Экономические последствия Версальского мирного договора", подвергавшая резкой критике данный договор и одного из его главных создателей, Вильсона, вышла в свет в Лондоне в декабре 1919 г. и уже в январе 1920 г. стала широко распространяться в США. Отрывки из книги, где говорилось о том, что Вильсон на Парижской мирной конференции оказался жертвой мистификации со стороны Клемансо и Ллойд Джорджа, Бора 10 февраля 1920 г. зачитывал на заседании сената.

При создавшихся обстоятельствах нетрудно предугадать, каким оказался окончательный исход голосования в сенате, состоявшегося 19 марта 1920 г. За резолюцию о ратификации Версальского договора вместе с оговорками к нему голосовали 49, а против 35 сенаторов. Таким образом, для утверждения Версальского мирного договора не хватило всего семи голосов.

Во время голосования сложилась парадоксальная ситуация. Одну и ту же позицию, но по противоположным соображениям заняли самые рьяные сторонники Лиги наций и ее самые решительные противники. Демократы, выполнявшие предписание своего лидера Вильсона, голосовали против резолюции об утверждении Версальского договора, так как оговорки Лоджа, по их мнению, выхолащивали смысл устава этой организации. "Непримиримые" республиканцы, следуя за Бора, выступили против резолюции в связи с тем, что считали эти оговорки недостаточными для безусловного отказа США от присоединения к Лиге наций. Касаясь итогов голосования в сенате, Бора в этой связи язвительно заметил: "Между президентом Соединенных Штатов и мною имеется такое же взаимопонимание, как между сенатором из Массачусетса (Лоджем. - 3. Г.) и мною" (52 Hofstadter R. Op. cit., p. 277.).

После отклонения Версальского договора он был возвращен президенту с уведомлением, что сенат не ратифицировал его, так как договор не собрал требуемого конституцией большинства голосов. Прошло немного времени, и 15 мая 1920 г. конгресс США принял резолюцию о прекращении состояния войны с Германией. Две недели спустя Вильсон наложил вето на это решение. При президенте У. Гардинге, сменившем Вильсона, обе палаты конгресса снова приняли такую же резолюцию, а 25 августа 1921 г. правительство США подписало мирный договор с Германией, сохранив, однако, за собой все права, предусмотренные Версальским договором.

Отказ сената одобрить Версальский договор - не первый в истории США случай, когда президент терпел подобную неудачу. Джон Хей, занимавший пост государственного секретаря США в 1898 - 1905 гг., остроумно заметил по этому поводу, что "договор, переданный сенату, уподобляется быку, вступающему на арену. Никто точно не может сказать, как и когда он падет от последнего удара. Но одно несомненно: бык никогда не покинет арену живым" (53 Colegrove K. The American Senate and World Peace. New York, 1944, p. 9.).

Прав ли был Вильсон, отстаивая принцип все или ничего? На эти вопросы пытался дать ответ Ллойд Джордж. Будучи мастером компромиссов, он вполне естественно считал, что прежде всего был виноват Вильсон. "Побольше такта и поменьше гордости - и он достиг бы своей цели. Любезный поклон при входе в сенат - и он добился бы своего. Но он оставался по-прежнему чопорен и несгибаем - вот и расшиб себе голову о притолоку, остался оглушенным и навеки смолк" (54 Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах, т. 1, с. 210.). По мнению американского историка Д. Эдемса, "Вильсон требовал всего, но ничего не добился. В результате его неудачи Соединенные Штаты остались вне Лиги наций" (55 Adams D. К. America in the 20-th Century. A Study of the United States Since 1917. Cambridge (Massachusetts), 1967, p. 41.).

Имеются, однако, и другие суждения. Сам Вильсон видел все зло в своих противниках. "Несмотря на то, что я делаю, - заявлял он,- они будут продолжать атаковать меня" (56 Baker R. S. Woodrow Wilson and the World Settlement, vol. 1, p. 321.). Такой взгляд разделял влиятельный конгрессмен-демократ Корделл Хэлл. "Я глубоко убежден в том,- писал он,- что если бы Вильсон согласился принять их так называемое предложение об одобрении (устава.- 3. Г.) Лиги наций вместе с оговорками, то на следующее утро мы обнаружили бы, что республиканцы под руководством Рида и других с Лоджем на переднем плане выдвинули бы много новых требований. Они решительно добивались поражения Лиги наций любой ценой и тем самым - поражения Вильсона" (57 Hull C. The Memoirs of Cordell Hull, vol. 1. New York, 1948, p. 103.).

Как нередко бывает, правда оказывается где-то между двумя взаимоисключающими точками зрения. Так дело обстояло и в данном случае. Поэтому дать однозначные ответы на поставленные вопросы нельзя. Роль Вильсона в решении проблемы ратификации Версальского мирного договора никоим образом не объяснялась одной его неуступчивостью. Факторы, определявшие позицию президента, были куда более серьезными.

Вильсон не жалел сил для обеспечения успеха создания Лиги наций. В конце 1919 г. он заявил, что готов сражаться до конца ради "восстановления доверия к Соединенным Штатам и выполнения их обещания" (58 Daniels J. Op. cit., vol. 2, p. 479.) в отношении Лиги наций. Такое заявление не являлось бахвальством. Речь шла о престиже президента. Но не только об этом. Вильсон считал, что на карту поставлен вопрос о руководящей роли США в мире. Недаром его реакцией на отклонение сенатом Версальского договора явились слова: "Мы имели шанс добиться мирового лидерства. Мы потеряли его и вскоре будем свидетелями этой трагедии" (59 Leskie R. The Wars of America. New York, 1968, p. 666.).

Вильсона нельзя упрекнуть в политической близорукости. Он отчетливо сознавал, что оппозиция в сенате, с таким упорством противостоявшая ему, представляет собой внушительную силу. У него не возникало сомнений насчет того, что Лодж вместе со своими приверженцами и союзниками непременно будет упорно сопротивляться реализации его планов в отношении Лиги наций. Однако президент не допускал мысли, что сенаторы-республиканцы отважатся установить непреодолимый барьер на пути к участию США в этой организации. Он до последней минуты верил в благоприятный исход голосования.

И когда ему пришлось испить горькую чашу до дна, он признался своему врачу, что столь большая неудача может свести его с ума.

Несмотря на тяжелое поражение, Вильсон, однако, продолжал верить в правильность своих взглядов, по-прежнему считая, что его позиция в отношении Лиги наций была единственно верной. Уступки, которые он сделал в этом вопросе, являлись для него пределом. По его мнению, дальше отступать было нельзя. Это равносильно капитуляции. Вот почему президент ни в чем себя не упрекал. "Я готов отдать свою репутацию на суд истории" (60 Cranston R. Op. cit., p. 455.), - заявлял он.

Бесспорно принадлежа к разряду видных государственных деятелей, Вильсон тем не менее допустил крупный политический просчет. Он явно переоценил себя, свои возможности и соответственно не учел в полной мере степень противодействия своих врагов. Просчет Вильсона в определенной мере обусловлен особенностями его психологического склада. "Вильсон, - писали американские историки А. и Дж. Джордж, - должен был властвовать... Это представляло собой такую сильную потребность, что ничто... не могло побороть его решимость поставить на колени своих противников" (61 George A. L., George J. L. Woodrow Wilson and Colonel House. A Personality Study. New York, 1956, p. 12.). Непоколебимая убежденность Вильсона в правильности своих суждений и действий сочеталась в нем с высокомерным отношением к оппонентам. Он часто называл их "пустоголовыми", "душами пигмеев" и т. д. Такие оскорбления так или иначе становились известны тем, кому они адресовывались, и это способствовало усилению неприязни к Вильсону.

После длительного перерыва Вильсон созвал заседание своего кабинета. К этому времени произошли некоторые изменения в составе правительства США. Больше не занимал своего поста Лансинг. Вильсон давно ждал случая, чтобы избавиться от государственного секретаря, посмевшего высказать самостоятельные суждения по вопросам о Лиге наций и Шаньдуне. Такой случай представился, когда Лансинг без ведома президента, но с согласия остальных министров созвал заседание кабинета. Это переполнило чашу терпения Вильсона, и 12 февраля 1920 г. Лансинг был заменен нью-йоркским юристом Б. Колби. Этот бывший сторонник республиканца Т. Рузвельта теперь преданно служил демократу Вильсону. Изменения, но безболезненные произошли в министерстве финансов. Его руководитель Макаду, решив добиваться выдвижения своей кандидатуры на пост президента страны, подал в отставку. Министром финансов стал Хаустон.

Прошло несколько месяцев, и Вильсон дал понять, что готов еще раз добиваться президентского кресла в Белом доме. Об этом, в частности, свидетельствует интервью, данное им известному публицисту, издателю газеты "Нью-Йорк уорлд" Л. Сиболду и опубликованное 18 июня 1920 г. В интервью излагались соображения президента относительно платформы демократической партии на предстоящих выборах, причем, как и следовало ожидать, особый упор был сделан на необходимости участия США в Лиге наций. Сиболд, публикуя сообщение о беседе с Вильсоном, специально отметил, что тот быстро поправляется, снова проявил свой "блестящий интеллект" и "спасительное чувство юмора" (62 Blum J. M. Joe Tumulty and the Wilson Era. Boston, 1951, p. 244.). Американское общественное мнение по праву рассматривало интервью Вильсона как заявку на переизбрание его в третий раз. Не случайно и то, что на протяжении следующей недели "Нью-Йорк таймс" опубликовала предложения об оказании финансовой помощи президенту США для проведения его новой избирательной кампании.

В конце июня 1920 г. в Сан-Франциско начал работу съезд демократической партии. Ему надлежало выдвинуть кандидата партии на пост президента США. Устроители съезда подчеркнуто старались оказать Вильсону всяческие почести. На самом видном месте, рядом с национальным флагом, был установлен его большой портрет. В зале ярко вспыхивали лампочки, высветлявшие одно слово: "Вильсон". На улицах города и внутри помещения, где проходил съезд демократов, шла бойкая торговля различными сувенирами с его изображениями. Делегаты и гости съезда, обмениваясь впечатлениями, чаще всего говорили о Вильсоне. Человек, случайно попавший в такую обстановку, вполне мог подумать, что вопрос о кандидатуре на пост президента уже решен и что претендентом является только Вильсон. Но это было обманчивое представление. Вильсон не значился в числе лиц, выдвигаемых на президентский пост. Этого поста добивались генеральный прокурор М. Пальмер, приобретший печальную известность вдохновителя полицейских налетов на прогрессивные организации, бывший министр финансов У. Макаду и губернатор штата Огайо Джеймс Кокс.

Вильсон еще в 1918 г. высказал соображения о тех качествах, которые надлежит иметь новому президенту США. Опираясь на собственный опыт, он пришел к выводу, что глава государства должен быть не только деятельным по натуре человеком, но и обладать философским складом ума. Вильсон также считал, что президенту следует мыслить в мировом масштабе. Это, по его мнению, было тем более необходимо, что лидеры рабочего движения "действительно рассуждают с международных позиций"(63 Hofstadter R. Op. cit., p. 273. ) и, следовательно, надо уметь успешно противодействовать им.

Подходя с такой меркой, Вильсон считал, что ни один из указанных претендентов не подходит для того, чтобы занять высший государственный пост в стране. Выдвижение кандидатуры Кокса было бы "шуткой" (64 Ibid., p. 277.), заметил он. Вильсон отдавал предпочтение Макаду, хотя и этот деятель, с его точки зрения, не годился для поста президента. Макаду, говорил Вильсон, мог прекрасно работать, но не любил рассуждать. Скептически отзывался он и о способности Пальмера стать первым лицом в государстве.

По убеждению Вильсона, единственно, кто располагал всеми необходимыми качествами для занятия поста главы государства, был он сам. Правда, его кандидатура не значилась среди официальных претендентов, но положение можно было исправить. За это дело взялся государственный секретарь Колби. Когда съезд, казалось бы, зашел в тупик в решении вопроса о кандидате, он решил, что настал подходящий момент для выдвижения кандидатуры Вильсона. Колби 2 июля направил из Сан-Франциско в Вашингтон на имя хозяина Белого дома следующую закодированную телеграмму: "Основной характеристикой съезда являются единодушие и пылкие чувства к Вам... Если не будет иных определенных указаний, я намерен воспользоваться первой же возможностью, чтобы... включить Ваше имя в число кандидатов" (65 Smith G. Op. cit., p. 163.).

Вильсон благожелательно отнесся к предложению Колби. Из Белого дома государственному секретарю передали, что его план не является неприемлемым для президента (66 Walworth A. Op. cit., vol. 2, p. 401.). Но Вильсон знал, что, за исключением Колби и, возможно, Берлесона, все остальные члены кабинета и ряд влиятельных сенаторов (Гласс, Дж. Робинсон и др.) по разным мотивам возражали против его переизбрания. Поэтому, прежде чем принять окончательное решение, он счел нужным выяснить мнение своих друзей, находившихся в это время на съезде партии. Но участники обсуждения плана Колби восприняли его так, будто их холодной водой окатили. "Я никогда не видел большего возмущения и негодования", - писал Даниэлс о состоявшейся в Сан-Франциско встрече близких к Вильсону лиц. Он объяснил это тем, что Вильсон по состоянию здоровья не мог быть избран на новый срок. Но дело, очевидно, было не только в самочувствии президента. "Мы все считали, - продолжал морской министр,- что если бы имя Вильсона было представлено (съезду. - 3. Г.), то великое дело, которому мы себя посвятили, оказалось бы в стесненном и унизительном состоянии" (67 Daniels J. Op. cit., vol. 2, p. 556.). Можно предположить, что министры и другие лица из окружения Вильсона, прибывшие на съезд партии, считали, что кандидатура их шефа не получила бы поддержки со стороны делегатов, и поэтому сама идея ее выдвижения казалась им безнадежной. В результате под давлением участников указанной встречи Колби пришлось послать Вильсону новую телеграмму, в которой говорилось, что для выставления его кандидатуры на очередных президентских выборах "время еще не настало". Таков финал "энергичной, но тайной" (68 Bailey Th. A. Democrats Vs. Republicans. The Continuing Clash. New York, 1968, p. 100.), как писал Бейли, попытки Вильсона добиться возможного своего избрания в третий раз президентом США.

Пока за кулисами съезда демократической партии решался вопрос о кандидатуре Вильсона на пост президента, делегаты усердно занимались баллотировкой. Сорок четыре тура понадобилось для того, чтобы в конечном счете был назван кандидат демократов на пост президента. Избранным оказался Кокс. Он поддерживал устав Лиги наций, но без энтузиазма. Вильсон, который и без того не жаловал Кокса, был разочарован решением съезда. В сердцах он резко осудил его. Кандидатом на пост вице-президента демократы избрали Франклина Д. Рузвельта, занимавшего на протяжении семи лет должность помощника морского министра. Несмотря на сравнительно молодые годы, Рузвельт проявил себя способным государственным деятелем, он по праву считался активным вильсонистом и неизменно поддерживал политику Белого дома.

В начале июня в Чикаго заседал съезд республиканской партии, проходивший под председательством Лоджа. Основными соперниками на пост президента от этой партии являлись генерал Леонард Вуд и губернатор Иллинойса Фрэнк Лоуден. Но так как ни один из них не получил необходимого большинства голосов, руководство партии при деятельном участии Гарви под занавес сделало ставку на "темную лошадку". В итоге кандидатом республиканцев на президентских выборах стал губернатор штата Огайо Уоррен Гардинг. Это был довольно посредственный человек, которого всерьез не принимали за деятеля национального масштаба, да и он сам не считал себя таковым. Но его отличало одно качество: послушное выполнение желаний партийных боссов.

В стране полным ходом развернулась избирательная кампания. Демократическая партия шла на выборы с платформой, в которой одно из центральных мест занимал вопрос о Лиге наций. 3 октября Вильсон опубликовал воззвание к народу, в котором утверждал, что предстоящие выборы являются "подлинным национальным референдумом". "Хотите ли вы, чтобы честь вашей страны была защищена и Версальский мирный договор был ратифицирован? Одобряете ли вы, в частности, Лигу наций, организованную в соответствии с данным договором? Желаете ли вы, чтобы Соединенные Штаты выполняли свою ответственную роль в Лиге наций?" (69 Wilson W. War and Peace, vol. 2, p. 503.) - спрашивал он избирателей. Вильсону в любом случае предстояло покинуть Белый дом. Но так как он не собирался расставаться с политической деятельностью, результаты выборов имели для него важное значение. Если итоги президентской избирательной кампании 1920 г. будут успешными для демократической партии и она сможет остаться у власти еще на четыре года, тогда, как считал Вильсон, удастся обеспечить ратификацию Версальского договора. А это означало бы полную победу внешнеполитического курса Вильсона, его триумф.

Само собой разумеется, подобный исход имел бы печальные последствия для республиканцев. Поэтому они стремились во что бы то ни стало нанести сокрушительное поражение демократической партии. Эта установка была предельно четко изложена в речи одного из лидеров республиканской партии на Чикагском съезде. "Господин Вильсон и его династия, его наследники и уполномоченные или любое лицо, которое, преклоня колени, служит его интересам,- закусив удила заявлял Лодж,- должны быть отстранены от контроля и влияния на правительство Соединенных Штатов. Они должны быть отстранены от должности и власти" (70 Daniels J. Op. cit., vol. 2, p. 467.).

Для достижения победы на выборах республиканцы не гнушались ничем. Они осуждали "вильсоновскую Лигу наций" как инструмент войны. Добиваясь поддержки американцев немецкого происхождения, они напоминали им, что именно Вильсон объявил войну Германии. Они призывали ирландцев голосовать против демократической партии, обвиняя Вильсона в том, что он в целях организации Лиги наций якобы пошел на сделку с Ллойд Джорджем и тем самым помешал установлению независимости Ирландии. Они обращались за поддержкой к американцам итальянского происхождения, заявляя, что Вильсон воспротивился передаче Фиуме Италии. Такими демагогическими приемами республиканская партия стремилась распространить свое влияние среди самых широких слоев избирателей. Эта партия использовала в своих интересах и то обстоятельство, что 26 августа 1920 г. вступила в силу поправка к конституции, согласно которой женщины впервые в истории США получили право участвовать в выборах.

Наконец, и это, пожалуй, самое важное, республиканцы возложили на своих противников-демократов вину за экономический кризис, поразивший США после войны, и обещали вывести страну на путь процветания. "Америка, - заявлял Гардинг, - сейчас нуждается не в героическом, а в исцелении, не в патентованных средствах, а в нормализации, не в революции, а в восстановлении... не в хирургической операции, а в покое" (71 Beard Ch. A.. Beard M. R. Op. cit., p. 664.). Пущенный с легкой руки кандидата республиканцев призыв к возврату к "нормальным временам" приобрел большую популярность в период избирательной кампании и сыграл определенную роль в ее исходе.

Выборы состоялись 2 ноября 1920 г. Их результаты свидетельствовали о том, что фортуна отвернулась от демократов. Республиканская партия одержала крупную победу. Гардинг получил 16152200 голосов, а Кокс - лишь 9147553 голоса. В результате выборов республиканская партия спустя восемь лет отвоевала исполнительную власть у демократов. Серьезно укрепила она свои позиции и в конгрессе. Теперь соотношение мест республиканцев и демократов в палате депутатов составляло 310 к 131, а в сенате - соответственно 59 к 37. Республиканская партия добилась также успеха на выборах в штатах. Большинство избранных в том году губернаторов были республиканцами. Таким образом, "великий и торжественный референдум", на который так уповал Вильсон, окончился для него полной неудачей.