Глава восемнадцатая. "Джефферсоновская речь"

Рузвельт сидел в своем кресле и думал о шифровке Маршалла, когда совершенно неожиданно появился док-тор Брюнн. Президент резко сказал ему, что чувствует себя отлично и никакой необходимости во "внеплановом" осмотре не видит...

Мозг его сверлила мысль: "Русские не помогут!" Но постепенно эта мысль как бы распадалась на множество других, превращалась в десятки жалящих, как осы, вопросов, и Рузвельт не мог найти на них ответа.

Он сидел около окна. Ветер раскачивал ветки клена у стены коттеджа, и время от времени они касались стекла, точно пытаясь проникнуть в комнату.

"Хотел бы я знать, когда именно Сталин изменил свое решение помочь нам в войне с Японией? - вновь и вновь спрашивал себя президент. - Вскоре после моего отъезда из Ялты? Или после того, как узнал о Берне? Или когда ему доложили о высказываниях американского и английского послов по польскому вопросу?"

Подсознательно Рузвельт хотел разжечь в себе злобу по отношению к советскому лидеру. Это помогло бы ему объяснить поступок Сталина только его коварством и двуличием, а не закономерной реакцией на антисоветские действия западных союзников после Ялтинской конференции. Один вопрос сменялся в сознании президента другим.

"А может быть, русский диктатор вовсе и не намеревался нам помочь? Может быть, его обещание было лишь искусным маневром, чтобы заставить нас пойти на уступки в определении послевоенной судьбы Восточной Европы, и в польском вопросе в частности?..

Но ведь обещание Сталина - нет, обязательство! - было не только словесным. Разве в "Протоколе работы Крымской Конференции" не было раздела, озаглавленного "Соглашение трех великих держав по вопросам Дальнего Востока", и разве этот раздел не начинался заявлением, в котором черным по белому было записано, что через два-три месяца после капитуляции Германии и окончания войны в Европе Советский Союз вступит в войну против Японии? Более того, разве Сталин не сказал мне, - вспоминал Рузвельт, - что уже в ближайшее время перебросит на Дальний Восток двадцать - двадцать пять своих дивизий?

Но японцы, конечно, не стали бы выводить из Маньчжурии Квантунскую армию, если бы знали, что переброска советских дивизий произошла или происходит! А утаить от японцев передвижение такого количества войск было бы невозможно, их разведка, конечно, не бездействует".

Листы документов - "Коммюнике о Конференции руководителей трех союзных держав" и "Протокола", секретного приложения к "Коммюнике", - замаячили перед мысленным взором президента... "Коммюнике" подписал сначала Черчилль, потом он, Рузвельт, а затем Сталин. Соглашение по Дальнему Востоку первым подписал Сталин, вторым - он, третьим - Черчилль.

Президент вспомнил, как подписывался "Протокол". Секретность этого документа была столь велика, что главы делегации подписали его не за столом Конференции, а уже после ее официального закрытия, и присутствовали при этом очень немногие...

И вот Сталин нарушил свое обещание. Проклятый византиец, бездушный сфинкс!.. Зачем тогда вообще была нужна эта встреча, ради чего он, Рузвельт, отправился в такую даль? Во имя чего столько раз пытался примирить Черчилля с русским правителем? Зачем спасал Конференцию, когда она оказывалась на грани срыва? Зачем провозглашал хвалебные тосты в честь советского лидера на многочисленных ленчах и обедах?

Неожиданно кто-то постучал в дверь, прервав поток мыслей президента. Рузвельт почувствовал облегчение, ему было бы приятно услышать звук человеческого голоса - все, что угодно, только бы оторваться от горьких размышлений.

- Войдите! - крикнул президент и, когда дверь открылась, увидел на пороге Моргентау с папкой в руке. - Иди сюда, Генри! Что у тебя там в папке? Опять что-нибудь из Вашингтона?

- Нет, сэр, это проект вашей "джефферсоновской речи".

- Но... но ведь я договорился о поправках с Хассеттом! Неужели он ничего не сделал и перевалил работу на тебя?

- Нет, он сделал все, что мог, - ответил Моргентау. - И попросил меня ознакомиться с текстом. У вас есть какие-нибудь возражения, сэр?

- Оставь политес, Генри! Я дал бы речь на просмотр самому Сталину, если бы он помог мне выразить в ней то, что я хочу.

- Очень сомневаюсь, что он захотел бы вам помочь, - сказал Моргентау. - Думаю, что у вас с ним диаметрально противоположные цели.

- Ты полагаешь, что он зол на меня из-за этой проклятой бернской истории?

Это был, так сказать, "психологический тест". Моргентау ничего не знал о сверхсекретной шифровке из Вашингтона, и Рузвельту хотелось проверить, как позиция Сталина воспринимается "со стороны".

- Конечно, большой радости эта история ему не доставила. Но я хочу сказать, что у вас с ним вообще разные цели.

- Я империалист, а он коммунист? Ты про это?.. - с иронией в голосе спросил президент. И, махнув рукой, добавил: - Брось, Генри, эта аргументация мне уже надоела. Допустим, я ангел, а он исчадие ада. Все равно мы можем мирно сосуществовать. Ведь бог и черт - антиподы, но даже они сосуществуют с незапамятных времен, хотя каждый стремится завоевать как можно больше человеческих душ. Ладно, оставим это!.. У тебя есть какие-нибудь предложения по проекту речи?

- Сэр, я редко перечу вам, и, как вы знаете, многие меня за это осуждают. Преданность они принимают за подхалимство.

- Не обращай на них внимания!.. Что же тебе не нравится в речи?

- Ее... как бы это сказать... - замялся Моргентау, - ее... утопичность.

Президент нахмурился.

- Это что-то новое, - недовольно проговорил он. - Такого я еще не слышал.

- Между тем это так. Речь была утопична по самому замыслу. А после того как Хассетт внес поправки, которые вы ему велели сделать, эта утопичность стала еще более явной.

- Почему?! - вдруг взорвался Рузвельт. - Ты понимаешь, что у меня нет времени переписывать речь заново? Послезавтра я должен ее произнести!

Моргентау присел на край кресла, стоявшего рядом с коляской президента, раскрыл папку и, тяжело вздохнув, сказал:

- В своей речи вы делаете упор именно на то, о чем вы сейчас говорили, - на якобы присущую людям способность мирно сосуществовать и сотрудничать. Однако на протяжении тысячелетий факты этого не подтверждали.

- Во-первых, все войны прошлого начинались не народами, а их правителями, - возразил Рузвельт. - Во- вторых, целью войн всегда был захват чужих земель. Эту цель преследовали даже крестовые походы, самые, так сказать, "идейные" войны минувших столетий... Теперь ответь мне на вопрос: почему правители не могут договориться между собой, если история учит, что война, ведущая к захвату чужих земель, неизбежно порождает новую войну - за восстановление справедливости? А стремление поработить весь мир ведет к гибели того, кто задается такой целью. В наши дни за примерами далеко ходить не нужно... Теперь насчет империалистов и коммунистов. Разве союз между Англией и Америкой, с одной стороны, и Россией - с другой, оказался невозможным? Разве он не принес благих результатов?

- Это всего лишь формальный союз.

- Ты глубоко заблуждаешься!

- Я хочу сказать, что западные союзники и русские преследовали и преследуют противоположные цели, - упорствовал Моргентау.

- Стремление разгромить фашизм - это, по-твоему, не единая цель?

- Да, но стремление во имя чего? Вот в чем вопрос.

- Нелепый вопрос! Русские защищают свою страну, англичане - свою. А мы понимаем, что если бы Гитлер завоевал Европу, то вслед за этим наступил бы наш черед.

- Все это правильно, мистер президент, - согласился Моргентау, - но позвольте дать более широкое толкование целей всех трех держав. Россия стремится подчинить себе соседние государства и насадить там коммунизм. Англия хочет сохранить империю или даже раздвинуть ее рамки. А мы... мы хотим руководить миром, пусть бескровно.

- То, что я называю руководством, - ответил Рузвельт, - естественно вытекает из того факта, что мы самая демократическая страна в мире, что скоро все у нас будут сыты, одеты и обуты. Сейфы Форт-Нокса будут ломиться от золота, наши бизнесмены развернут широкую и выгодную торговлю с Западом и Востоком. И если другие страны и народы пойдут в нашем "фарватере", то я, конечно, за такое руководство.

- Но коммунисты, которые после войны будут голодны и раздеты, могут - в соответствии со своей идеологией - предпринять шаги, не имеющие ничего общего с тем, что вы, мистер президент, называете нашим "фарватером".

Странный процесс происходил в эти минуты в сознании Рузвельта. Казалось бы, любое высказывание против коммунизма, против Сталина должно было органически вплетаться в одолевавшие его горькие мысли. Если бы кто-нибудь в разговоре с ним попытался прямо или косвенно оправдывать поведение русского лидера, то он, президент, обрушил бы на собеседника всю свою горечь, весь заряд владевшей им неприязни к Сталину. Но стереотипные, бессмысленные и за долгие годы осточертевшие Рузвельту нападки на коммунизм не могли не вызвать у него чувства протеста.

- Ты что, поступил на работу к Черчиллю? - раздраженно спросил президент.

- И все же, - вежливо улыбнувшись, сказал Моргентау, - на вашем месте я сделал бы основной мыслью прославление американской демократии и частного предпринимательства... Вы меня понимаете. Нужна ударная фраза... Скажем: "Каждому американцу - собственный дом!"

- Странно, что в четвертый раз президентом избрали не тебя, а меня, - саркастически заметил Рузвельт. - Но раз уж так получилось, не откажи в любезности включить в речь главное положение: "Если мы хотим уцелеть, не только мы, а цивилизация вообще, мы должны развивать способность всех людей на земле мирно сосуществовать". И не упускай из виду, что речь посвящена Джефферсону потому, что он был творцом Декларации Независимости.

- Боюсь, что в таком виде ваше выступление не будет благоприятно встречено американской общественностью, - печально покачал головой Моргентау.

- Что ты подразумеваешь под словом "общественность"?

- Конечно же не какую-то аморфную массу, а совершенно конкретные организации. Ведь в некоторых из них засели ваши злейшие враги...

- Ладно, Генри, иди работай. У нас остается очень мало времени.

Из-за двери, которую неплотно закрыл за собой Моргентау, доносились голоса кузин, звон кухонной посуды.

Тягостные мысли, отступившие было во время разговора о "джефферсоновской речи", снова устремились в атаку. Рузвельт уже думал не о предстоящем выступлении, а о том, что на Ялтинской конференции его об-манули...

"Но как же это все-таки произошло? - спрашивал он себя. - Как я мог настолько поддаться обаянию этого византийца, что стал считать его своим... если не другом, то, во всяком случае, доброжелателем, готовым крепить союз с Америкой и после разгрома гитлеровской Германии?"

И опять ему захотелось остановить время, вернуть назад стрелку часов Истории, а потом, как киноленту, прокрутить снова и, уже зная трагический конец, уловить тот момент, когда коллизия только зарождалась...

"Сталин заманил меня в ловушку, да, в ловушку!" - повторял про себя президент... Но тут же вспоминалось другое. Письма и телеграммы, которые он, Рузвельт, посылал Черчиллю и Сталину, настаивая на безотлагательной встрече "Большой тройки".

"Зачем? Зачем я так настаивал на этой Конференции? - снова и снова спрашивал себя президент. - Может быть, гораздо разумнее было бы не стремиться к встрече "Большой тройки", избегать обсуждения болезненных вопросов послевоенного устройства Восточной Европы. Второй фронт был уже открыт. Красная Армия и армии западных союзников неуклонно двигались навстречу друг другу... Зачем же нужна была встреча?"

Но в эти минуты Рузвельт кривил душой. Он, конечно, не мог не помнить, что главная его цель состояла в том, чтобы заручиться твердым, "запротоколированным" обещанием Сталина вступить в войну с Японией, помочь Америке. И разве ради этой цели не стоило отправиться в такую даль?

Впрочем, президент сделал все от него зависящее, чтобы встреча состоялась где-нибудь поближе. Вместе с Черчиллем он поочередно предлагал советскому лидеру провести Конференцию в Шотландии, на Мальте, в Афинах, в Риме, в Сицилии, в Египте, но каждый раз встречал вежливый, но твердый отказ: Сталин, руководящий военными операциями, ни на один день не может покинуть территорию Советского Союза.

Русские предложили, чтобы встреча состоялась в Ялте... Рузвельт послал в Крым Майка Рилли с группой сотрудников охраны. Они вернулись с докладом, что Ялту можно считать вполне приемлемым местом для Конференции.

Черчилль настаивал, чтобы до встречи "Большой тройки" состоялись англо-американские переговоры. Президент и британский премьер встретились в Квебеке в сентябре 1944 года... И разве Рузвельт не пытался тогда убедить упрямого Черчилля, что идти на переговоры со Сталиным с ультимативными требованиями в кармане значило бы заранее планировать неудачу?..

В дверь снова постучали. Президент, погруженный в свои воспоминания, не сразу услышал стук. Потом поднял голову и недовольно спросил:

- Кто там?

Дверь медленно, точно нерешительно, открылась. На пороге стоял Хассетт с тоненькой папкой в руках.

- Что-нибудь из Вашингтона? - настороженно спросил Рузвельт.

- Нет, сэр, - ответил секретарь. - Я принес окончательный текст вашего ответа Сталину.

- Оставь здесь и иди! - раздраженно сказал президент. И, словно желая сгладить свою резкость, добавил уже мягче: - На сегодня ты свободен, Билл. Если... - он хотел сказать "если не придет новая шифровка от Маршалла", но ограничился фразой: - Если не возникнет что-нибудь чрезвычайное...

- Хорошо, мистер президент, - покорно ответил Хассетт. - Один вопрос: вы намерены обедать, как обычно, со всеми или у себя?

Рузвельт взглянул на часы. До обеда - до семи вечера - оставалось еще два часа. Эти дни он обедал вместе со всеми - с Хассеттом, Брюнном, Талли, кузинами и, конечно, с Люси... Если сегодня он сделает исключение, они сразу же заподозрят, что ему нездоровится. А все должны знать: президент полон сил и энергии!

- Конечно, Билл, я буду обедать со всеми! - воскликнул Рузвельт. - Почему тебе вдруг пришла в голову мысль... - Он не докончил фразы и испытующе посмотрел на Хассетта.

- Я только спросил, сэр, - ответил секретарь. - Будет так, как вы хотите.

Хассетт ушел. Президент задумчиво обвел взглядом комнату. Коричневые стены. Кровать, покрытая белым узорчатым покрывалом. Тумбочка с настольной лампой под желтым абажуром. У стены небольшой шкаф с вы-движными ящиками. На нем лампа с металлическим рефлектором, а рядом - модель бело-голубой яхты. На стене барометр. Несколько гравюр.

"Интересно, что сейчас показывает барометр? - вдруг подумал Рузвельт. - Если бы он отражал состояние моей души, то стрелка указывала бы на слово "пасмурно"... Может быть, Сталин все же заподозрил, что в Квебеке мы с Черчиллем плели нити заговора против него? Заподозрил и затаил злобу, ведь не зря, наверное, среди многих эпитетов, которыми его награждали американские газеты, то и дело повторялось слово "мстительный". Да, Сталин показал себя как изощренный мститель. Успокоил меня, нет, точнее, подразнил денонсацией договора с Японией..."

Президент снова устало обвел взглядом комнату, словно надеясь увидеть что-то новое и неожиданное... Взгляд его остановился на модели яхты. Он вспомнил свое юношеское увлечение парусным спортом. Постепенно яхта стала как бы расти... расти, и вот уже Рузвельт видел перед собой военный крейсер с надписью "Куинси" на борту.

- Кстати, почему корабль, на котором ты отправляешься, называется "Куинси"? - спросила Люси за не-сколько дней до отъезда Рузвельта в Ялту.

- Почему "Куинси"? Думаю, что в честь Джосаи Куинси... - ответил президент.

- А кто он был такой?

- Американский адвокат. Жил в восемнадцатом веке. Прославился участием в борьбе против прапрадедов Уинстона Черчилля. Подожди!.. Я вспомнил одну любопытную деталь. Ты, конечно, знаешь, что в студенческие годы я редактировал газету "Гарвард Кримзон". Как-то раз я перепечатал на ее страницах статью Куинси, впервые опубликованную в "Бостон Газетт"... Сейчас, дай вспомнить... да, да, в феврале 1770 года. В этой статье он призывал оборвать все связи "с теми, чья торговля несет заразу, чья роскошь отравляет, чья алчность ненасытна и чей противоестественный гнет вынести невозможно...".

- Ты запомнил все это наизусть?! - с удивлением спросила Люси.

- Еще бы! Мне изрядно досталось тогда от ректора, да и потом об этом не раз вспоминали... Кстати, занятное совпадение: Джосая Куинси напечатал эту свою статью в феврале. И Конференция в Ялте открывается в феврале. Перст божий? - усмехнулся Рузвельт.