Глаза первая. Матрос Дэвид Ингрэм попадает в историю (в буквальном и переносном смысле)

Матрос Дэвид Ингрэм попадает в историю (в буквальном и переносном смысле)/

За столом сидели тесно прижавшись. Один время от времени подливал в кружку рассказчика из большой бутыли. Не поместившиеся на скамьях стояли за спинами сидящих.

Рассказчика - лет сорока, крепкого сложения, с навсегда загоревшими и обветренными скулами, с заскорузлыми мозолистыми руками и выцветшими глазами - можно было принять за только что вернувшегося из плавания, если бы не одутловатость лица и вялость мышц широкой груди и плеч. Так случается с теми, кто уже редко уходит в море, а больше времени проводит в тавернах. Он делился давними впечатлениями. И речь его вилась по привычной канве, куда вплетались истина и вымысел, в который он уже давно верил сам.

- Да, это было как раз на седьмой день. Сколько лет прошло, а помню как сейчас: 9 октября 1567 г. Ветер налетел сразу, за ним нагрянул шторм. Корабли разметало. Боты сорвались и вместе с людьми пошли на дно. Потерялась пиннаса¹. Четверо суток "Иисуса" - чтобы быть точным, "Иисуса из Любека" - носило по взлохмаченным гребням. Отчаявшись, молились. Ждали конца. Господь смилостивился, шторм утих. Тут, сказать правду, многие заговорили о возвращении в Плимут. Но вы слышали о нашем капитане и флагмане нашей экспедиции мистере Джоне Хокинсе...

^* (Пиннаса - небольшое, легкое парусное судно, обычно двухмачтовое, используемое главным образом как разведывательное и посыльное.)

Некоторые утвердительно закивали, кто-то, явно гордясь:

- Приходилось и видеть.

- Тогда он был не такой важный, борода и усы покороче, не тронуты сединой. Весь посуше, быстрый. Ну, а решительный - до крайности. Словом, пошли дальше - к Канарским островам. Заранее условились там встретиться. Потом туда подошли "Баловень" - поменьше нашего "Иисуса", тонн в 300, не новый, но хорошо вооруженный, и малые суда - "Уильям и Джон", "Ласточка", "Юдифь" и "Ангел" - от 150 до 33 тонн, с одним-двумя орудиями. Испанский комендант островов не препятствовал. Набирали воду, чинили такелаж.

4 ноября покинули Канарские острова. Взяли курс на мыс Бланко, что уже па африканском берегу. Там обнаружили три брошенные португальские каравеллы. Самую надежную захватили с собой - вместо потерянной пиннасы. Когда миновали острова Зеленого Мыса, капитан решил начать охоту па негров. Ради этого мы, и зашли в Африку.

Однажды на рассвете полторы сотни наших солдат подкрались к ближайшей деревне. По команде бросились вперед... Увы, нашли только пустые хижины и холодный пепел костров. Черные знали, зачем приходят корабли, и вовремя улепетнули. Наши вернулись обратно. Подняли якоря и принялись крейсировать у берега, высаживая отряд то здесь, то там. Черных как водой смыло. Захватили всего штук пять-шесть. Сунулись было в глубь леса, но наткнулись на засаду. И раз, и два... Черт бы побрал этих каналий! Наши в доспехах. Кто будет обращать внимание на легкую рапу на руке или йоге! Стрелы у них были отравленные. Умирали от самой пустячной раны! И не сразу, иногда на десятый день. В судорогах, оскалив сжатые зубы - не разожмешь влить воду. В одной из стычек ранило самого мистера Хокинса. Бог его хранил. Стрела, видно, была без яда. Ушли оттуда. С берега долго слышался рокот их барабанов.

Спустились на юг, к португальской Гвинее, где к нам присоединились два французских корабля. Ими командовал капитан План. В нашей эскадре стало девять судов. План, у нас повелось называть его на английский манер - Блэнд, принес удачу. В Гвинее захватили 150 чернокожих. Но потратили на это около месяца - почти до середины января 1568 г. Погода стояла скверная, люди болели. Флагман приказал готовиться к переходу через океан. Тут случилось непредвиденное...

Рассказчик смолк. Один из слушателей воспользовался паузой, чтобы потребовать новую бутыль вина. Разлили по кружкам:

- За тех, кто в море!

- Ставили паруса, когда к "Иисусу" подошел челн, управляемый негром. Один из тамошних "королей" предлагал военный союз против его врагов. Обещал всех пленных отдать нам. Глупо было упускать случай. В тех местах, куда мы плыли, негры - самый выгодный товар, Составили отряд в 120 человек. На берегу присоединились союзники. Стояла жара, в лесу парило. Каково при всей амуниции! Слава богу, оказалось не очень далеко. Подошли к городу (по тамошним меркам) Конга. Раскинулся широко. Нам сказали - тысяч восемь туземцев. Но достались невольники не легко.

Два дня штурмовали земляные валы и палисады¹, Потеряли 46 человек убитыми и ранеными. Конга стоял! Послали за подкреплениями. Мистер Хокинс сам повел людей. Прорвались и свели счеты. Все горело, и пощады никому не было. Чуть не забыли, ради чего старались. Капитан с трудом остановил вошедших в раж парней. Начали хватать убегавших, прятавшихся. В наши руки попало около 250 негров. Союзники наши, окружавшие город, захватили 600 пленных. До того как произвести дележ, расположились на отдых до утра: мы по одну сторону города, союзники - по другую.

¹ (Палисад - заграждение из бревен.)

Перед рассветом к одному из наших часовых подошел высоченный негр, показывая, что хочет сказать что-то капитану. Через переводчика-португальца негр передал, что его "король" снялся и ушел со своими людьми, так как получено известие о подходе противника к его владениям.

- А пленные?

Негр не ответил, повернулся и бросился в лес, мгновенно исчезнув в темноте. Преследовать его было бессмысленно и опасно. Предпринимать поход, чтобы догнать ушедших, было неразумно: ушли несколько часов назад, неизвестно куда, могли устроить засаду. Чертово племя! Провели нас наилучшим образом. Но нет худа без добра: считая со старыми, мы имели с полтысячи невольников, по предстоял долгий путь. А ведь рабов нужно кормить.

Вернулись на корабли. Набрав воды и топлива, в начале второй педели февраля вышли в океан. Не вам говорить, что такое долгие-долгие дни без берегов, сухари и солонина, протухающая вода, вонь из трюма от согнанных туда пленных, вахта в немилосердный шторм и знойный штиль. И еще: с испанцами и португальцами наша королева тогда замирилась, но, пока мы плыли, все могло перемениться. Кроме того, торговать в Америке нашему брату они все равно запрещали. Наскочить на их флот означало иметь неприятности. Попасть в их руки - повиснуть в петле. Надеялись миновать беду, рассчитывали на то, что их порты в Вест-Индии, куда держали курс, плохо защищены.

Пройдя Наветренные острова и остров Маргариту, стали у Барбураты, что на материке. Положение, доложу вам, презанятное. Отогнать нас оттуда местные испанские власти сил не имели. Тамошние жители очень хотели торговать с нами, особенно купить негров, руками которых там все делается. Но нарушить королевский запрет они не осмеливались. Так вот: мы делали вид, что вынуждаем их торговать угрозой нападения; они делали вид, что покоряются против воли. Мы разыграли даже поход на Валенсию, крупнейший венесуэльский город близ побережья.

До июня все шло как по маслу. Дело испортил болван Мигель де Кастельянос - комендант местечка, вы только послушайте, Нуэстра сеньора де лос ремедиос дель рио де ла Ача! На человеческом языке: Наша Госпожа Избавительница с реки Ача. Амбиция у этого Кастельяноса была не по размерам. Владение, смех сказать: с полсотни домишек, среди них всего несколько приличных, включая "дворец" коменданта, церковь и игрушечную крепостцу. Да и строить там что-либо стоящее не имело смысла: Госпожа Избавительница не спасала Ачу от частых набегов пиратов и многократного разорения. За 15 лет правления этой дырой Кастельянос не раз бежал от нападавших в глубь страны. Казалось бы, знал почем фунт лиха. Но счастливая случайность дала ему повод возгордиться.

За год до нашего прибытия к Аче туда подошел наш соотечественник и компаньон мистера Хокинса капитан Ловелл, чтобы сбыть негров. Сеньор Кастельянос запретил торговлю. Ловеллу, как обычно делают наши корсары, следовало припугнуть испанца, а то и напасть на город. Все бы и уладилось. Но, как утверждал потом капитан Ловелл, среди экипажа имелось много больных, припасов почти не осталось, негры околевали с голода. Чтобы избавиться от них и в надежде получить хоть что-нибудь, негров спустили на берег. Кастельянос не дал ничего. Ловелл же не захотел терять немногих еще здоровых людей и время. Он ушел из Ачи. После этого Кастельянос возомнил себя победителем. Надо думать, послал соответствующую реляцию "Его Католическому Величеству", провались он к дьяволу.

Мы стояли у Ачи. Флагман отправил коменданту парламентера. Он отказался вести переговоры. Три жалкие пушчонки его крепости уставились на наши корабли. Он заслуживал наказания за одну свою спесь. Но нам требовались стоянка, ремонт, вода, припасы. Главное - необходимо было продать как можно больше негров. Не зря мы их ловили, да и кормить их было уже почти нечем. Словом, как у капитана Ловелла. Но с нами был мистер Хокинс, и нас было значительно больше.

Утром 10 июня, до наступления жары, около 200 наших парней подошли на шлюпках к берегу. Испанцы не мешали высадке. Боялись оказаться под огнем наших орудий. Они укрылись за временным укреплением на подступах к городу. Кастельянос в это время еще с 20 всадниками гарцевал на коне в отдалении. Перед тем как мы бросились в атаку, наши корабли дали залп по укреплению. Все застлало дымом. Когда первые смельчаки взобрались на завал, то в редеющем дыму увидели испанцев, опрометью бежавших к городу. Правда, их было не более ста человек. Это считая негров-рабов и индейцев, которым они не доверяли огнестрельное оружие. Но в таком случае не мешало иметь поменьше гонора. Верно я говорю?

Никто рассказчику не ответил. Все соглашались с ним, да и вопрос был чисто риторический. Выражение их лиц говорило: "Не тяни, что дальше?"

- Бежим за испанцами. Солнце уже печет, доспехи, как тиски. Капитан торопит. Испанцы добежали до города все же раньше нас. Но встать на боевые посты не успели. Видя, что мы рядом, пустились дальше, оставив город в наших руках. Бежали так быстро, что мы успели захватить только одного солдата, да и то раненого. Ну, естественно, бросились по домам. Не тут-то было. Все заранее унесли, сукины дети, и сами все ушли, и сеньорит своих увели. В отместку мы подожгли их вонючие гнезда.

Капитан послал к коменданту нового парламентера. Мы потом узнали, что самые знатные сеньоры Ачи - их каменные дома все же уцелели во время пожара - уговаривали Кастельяиоса начать переговоры, боясь, что мы сожжем и разрушим все дотла. Тот уперся, как баран. Неизвестно, что бы мы делали в этой проклятой Аче, тлеющей под невыносимым солнцем, если бы раб самого Кастельяноса не перешел на нашу сторону. Не знаю точно, как там было дело, но знаю, что за обещанную свободу он согласился провести наших людей к месту, где скрывались ачинские обитатели и где была спрятана городская казна.

Шли ночью, через лес, не очень доверяя проводнику, ожидая подвоха. Но негр сдержал свое слово. Мы застали спящий лагерь. В нем - женщины, старики и дети. Под одним из навесов стояли обитые железом сундуки. Полусонных стражей смели в одно мгновение. Сбили с сундуков замки...

Рассказчик замолчал, прищурил глаза, то ли вспоминая, то ли желая показать, как слепил глаза тот нестерпимый блеск, который в свете факелов отбрасывали сокровища.

- Золото, жемчуг, серебро, драгоценные камни! Вот ведь повезло этим испанцам, в их руки попала страна, где они каждый год без всякого труда собирали золотой урожай. Действительно золотой!

Когда семьи испанцев и их казна оказались в наших руках, сеньор Кастельянос уступил. Начались переговоры. Мистер Хокинс обещал вернуть захваченную казну и пленных, если комендант разрешит торговлю. Кастельянос колебался. Но выхода у него не было. Он принял условия и сам купил 20 невольников. Всего мы их продали 200. Об этом, как и о своей покупке, комендант королю, наверное, не сообщил. Да и все дело представил наверняка как свой новый подвиг. Потом говорили, он, ссылаясь на пожар, выпросил у короля деньги на восстановление города.

Того негра, что навел нас на сундуки, и того мулата, что вскоре перешел на нашу сторону, по просьбе коменданта мистер Хокинс ему вернул. Их казнили: раба четвертовали, а мулата повесили. Жаль, конечно. Нам-то эти парни сослужили большую службу. Но уж так богом устроено, так начальством приказано...

Все когда-нибудь кончается. Кончилась и наша стоянка в Аче. Пошли дальше. Португальскую каравеллу, взятую у островов Зеленого Мыса и опустевшую после продажи негров, отправили на дно. Ушел на родину один из двух французских кораблей. Блэнд остался. Попытались сбыть оставшиеся товары в Картахене. Войти в порт нам не дали, не позволили даже воду набрать. Картахена - не Ача. Там сильнейшая в Америке испанская крепость. Нас - 370. Их - несколько тысяч. Пришлось уйти.

Стоял конец июля. Нужно было спасаться от приближавшихся штормов. Взяли курс на Кубу. Но проклятые штормы настигли. Потерялся "Уильям и Джон". Ветер относил нас все дальше на север, в неведомые широты. Потрепанные корабли нуждались в срочной починке. Ближе всего находился порт Сап-Хуан-де-Улоа в Новой Испании¹. Порт этот на небольшом острове, что прикрывает город Веракрус на континенте. Оттуда дорога к столице провинции - Мехико. Крепость на Улоа слабенькая, но из-за дующих с континента ветров корабли могут стоять, только держась якорями за берег. Прямо под жерлами орудий. Главная же опасность: туда приходили испанские военные эскорты, сопровождавшие "серебряные флоты"- те, что вывозят в Испанию сокровища Америки и привозят колонистам товары и подкрепления местным гарнизонам. У пас тогда осталось всего семь кораблей, из которых, как я говорил, только "Иисус" и "Баловень" могли считаться боевыми. Но мистер Хокинс решил рискнуть. Надо было подготовиться к длительному пути на родину. Риск - благородное дело, счастье, утверждает пословица, любит храбрых. Мы не были трусами. Но все в руках божьих.

¹ (Новая Испания - официальное название испанского владения (вице-королевства) в Северной Америке (Мексика))

Рассказчик потянулся к бутыли. Сам долил свою кружку. Пил долго - до дна. Запрокинул голову и стряхнул в рот последнюю каплю. Поставил кружку. Оперся руками о стол, как бы собираясь встать.

- Пожалуй, поздно. Пора идти. Расскажу, в какое пекло мы попали. О том, как я с двумя Ричардами, Брауном и Твидом, плутал по Америке, в другой раз.

Он рисовался, и слушатели это понимали. Но понимали также, что сейчас речь пойдет о главном. Промолчали.

- Так вот... Началось все прекрасно. На пути в Улоа встретили три небольших испанских судна. Приказали идти за нами.

15 сентября, перед заходом солнца, увидели крепость. В порту стояли суда, но военного флота не было. Решили дождаться следующего дня. Наутро, преодолевая встречный ветер, медленно приближались к острову, когда к нам подплыла шедшая от материка шлюпка. Легли в дрейф. Пригласили людей на борт. То был сюрприз! Для нас. Для них - и говорить нечего. В наши руки, кроме других, попали две важнейшие персоны Веракруса: казначей и заместитель мэра - алькальда, по-ихнему. Они, оказывается, плыли приветствовать испанский флот, с которым прибывал новый вице-король. Не больно они, бедняги, разбирались в кораблях и особенностях оснастки. Не присмотрелись даже к флагам. Были уверены, что встречают своих.

Подошли к острову. Торжественный салют. И здесь встречают своих. Когда обнаружилась ошибка, заряжать пушки заново у испанцев не оставалось времени, да они не были к этому готовы. Мы стояли в порту, целясь в растерявшихся людей. С криком "еретики!" они пустились бежать к лодкам... В крепости остался только комендант Дельгадильо и восемь солдат, не бросивших своего командира. При всей безнадежности положения он старался сохранить достоинство. Разумеется, ничего не стоило взять его в плен и овладеть крепостью. Но на этот раз мы пришли не торговать и не ворошить их добро. Мы нуждались в приюте и мире. Коменданта мистер Хокинс заверил в лучших намерениях. Отправил подобное же заверение в Мехико, прося разрешение на стоянку. Отпустили три захваченных накануне корабля. Не посягнули на стоявшие в порту, как мы узнали, с грузом для "серебряного флота". Комендант немного успокоился. Постепенно стали возвращаться на остров сбежавшие. Мы набирали воду, покупали продукты, латали свои посудины. Так прошел день. Спокойно миновала ночь. Наступило утро...

В лучах восходящего солнца воздух был чертовски прозрачен - такого я не видел нигде. Чертовски - потому что в тех местах прозрачность эта - дурная примета: к морю летит ветер с материковых гор. Ветер, срывающий и уносящий корабли. Поэтому со своими делами особенно спешили. Вдруг крик марсовых: "На горизонте корабль!". Через некоторое время и мы видим: крошечный силуэт. Приближается медленно. Сделал поворот - на солнце засветились паруса. Почти во все их полотнище - кресты. А на горизонте новый корабль, а за ним еще и еще... Сомнений не оставалось: испанский флот! Их было 13!

Вы думаете, мы струхнули? Нам ничего не стоило в один миг занять крепость. Ветер крепчал, затруднял движение испанского флота и угрожал унести его в открытое море или бросить на каменную гряду. И нам и им нужен был отдых и ремонт. Страны наши в то время не воевали. Нам хотелось благополучно уйти, испанцам - достичь цели. Обеим сторонам лучше было обойтись без драки. Во всяком случае так решил мистер Хокинс. Он вызвал к себе Дельгадильо и вручил ему письмо к испанскому адмиралу, корабли которого уже стягивались к рейду. Комендант вернулся, сообщив, что во главе флота - новый вице-король дон Мартин Энрикес.

Нужно сказать, что прохвост Дельгадильо сумел еще раньше отправить к своим суденышко, предупреждая о случившемся. Поэтому, когда он предстал перед вице- королем, у того уже был готов коварный план. Но об этом потом. Энрикес ответил с холодной вежливостью, спрашивал, па каких условиях испанский флот может войти в порт. Наш флагман ответил: разрешение на продажу товаров - для приобретения необходимого продовольствия; обмен 12 заложниками - в качестве гарантии исполнения соглашения; передача крепости в наши руки - с правом для испанцев сходить без оружия на остров для своих дел. Чуть стихший ветер оставлял время для переговоров и, черт возьми, для осуществления задуманного испанцами плана. Переговоры шли три дня. Энрикес в конце концов согласился на наши условия, но настоял на сокращении числа заложников до десяти.

21 сентября испанский флот вошел в порт. Там уже находилось десять испанских купцов и наши корабли. Стоять теперь можно было только вплотную. Расположились так: с одной стороны - англичане, с другой - испанцы. Ближе всех к последним - с небольшим просветом - "Баловень", за ним - "Иисус" и остальные паши. Рядом с "Баловнем" - какая-то испанская старая развалина, потом "Альмиранте" и "Капитана" - главные боевые корабли испанцев, далее - весь их флот. Разместились. Казалось, все пошло, как договорились. Мы владели крепостью, моряки обеих сторон занимались на острове своими делами, при встречах обменивались приветствиями. Прошел день и еще один...

При всей нашей осторожности испанцы, этого не отнимешь, сумели нас надуть. Только на третий цепь, 23-го, по тому, как сновали шлюпки, по возне у орудийных люков мы поняли: что-то неладно. Флагман отдал приказ быть начеку. Капитана Роберта Баррэтта, командира "Баловня", говорившего по-испански, он отправил к вице-королю выяснить, в чем дело, а также предупредить, что при первом признаке опасности мы откроем огонь.

Я смотрел, как Баррэтт поднимался на борт "Капитаны", когда у каюты нашего флагмана поднялся шум. Да, дело оказалось серьезное. Офицеры обедали с заложниками. Неожиданно обнаружилось, что сидевший ближе всех к мистеру Хокинсу прятал кинжал, чтобы убить его. Не улеглась еще вызванная этим суматоха, как с "Баловня" увидели, что на палубе стоявшего рядом с ним корабля испанцев появился их вице-адмирал Убилья в полном вооружении. Не успели у нас поднять тревогу, как Убилья взмахнул чем-то белым, и на "Капитане" тотчас прозвучала труба. Атака!

Нам повезло. Как потом рассказал мне мистер Хокинс (об этой встрече когда-нибудь в следующий раз), Убилья дал сигнал раньше времени: до того, как по плану испанцев им удалось подтянуть свой корабль к борту "Баловня". Это позволило команде Баррэтта обрубить канаты, державшие их у берега. "Иисус" и остальные наши изготовились к бою. Кому пришлось плохо, так это нашим парням па острове. Их было немного, и их захватили врасплох солдаты, напав с суши; подкрепления из Веракруса, спрятанные в лодках; моряки с кораблей. Часть наших погибла в крепости и у ее стен сразу же. Бежавших перехватили. Считанным удалось вернуться на "Иисус".

Испанские корабли спешили завязать абордажный бой, имея значительный перевес в людях. "Иисус", как и "Баловень", сумел отшвартоваться. Но на него уже двигалось несколько кораблей противника. Наши артиллеристы работали на славу. "Капитана" быстро пошел ко дну. Запылал "Альмиранте" и еще какой-то. На абордаж они нас так и не взяли. Беда опять пришла с берега. Орудия крепости, оказавшиеся в руках испанцев, расстреливали нас в упор. Наши малые корабли, объятые огнем, тонули один за другим. Все мачты "Иисуса" обрушились. Горел такелаж. Душил дым. Глаза едва не лопались от жары, их застилали слезы. Мы видели только вспышки выстрелов и языки пламени. Ослепленные, обгорелые, обливающиеся потом, спотыкаясь среди обломков, трупов и поверженных раненых товарищей, наши дрались из последних сил. Наконец "Иисус" изнемог. Но он не бежал. Он пожертвовал собой!

Голос рассказчика зазвенел. Светлые глаза заблестели. Руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки.

- С невероятным трудом подтянули "Иисуса" к борту "Баловня" и закрыли его собой от береговых орудий. В огненном аду пытались перетащить на "Баловень" самое необходимое и раненых. Испанцы, чтобы ускорить наш конец, подожгли два своих судна и пустили прямо на "Иисуса". Столкновение и взрыв были неизбежны. "Баловень" стал удаляться от "Иисуса". Тут дрогнули самые стойкие. Бросили багры, которыми собирались отталкивать надвигавшиеся на пас плавучие костры, и начали перепрыгивать на "Баловень". Удалось немногим. С неимоверным трудом перебрался мистер Хокинс. Несколько человек спрыгнули в шлюпки и догнали уходивший корабль. Остальных ждали гибель или плен, что было почти равносильно гибели.

Едва держась на ногах, с трудом соображая и чуть не воя от ожога на боку, я стоял на палубе "Баловня". Набирая ход, он покидал место боя. За ним висела степа дыма и огня. Мы бежали: побежденные, одинокие... Но когда оглянулись назад, в багряно-черной стене показался светлый проблеск. То были паруса. Погоня!? Но нет, за нами шла "Юдифь"! Маленькая 50-тониая "Юдифь", почти безоружная, которой командовал племянник нашего флагмана - ныне знаменитый и всем вам известный адмирал сэр Фрэнсис Дрейк. "Юдифь" спаслась потому, что стояла последней в ряду наших кораблей. Испанцы не успели до нее добраться.

"Юдифь" шла рядом с нами, когда за кормой показались преследователи. Погоня велась весь остаток дня и всю ночь, и все же мы ускользнули. Но на рассвете "Юдифи" рядом с нами не оказалось. (Как я узнал позже, она благополучно добралась до Англии.)

"Баловень" держал курс на север. Днем подошли к какому-то островку. Наскоро починили, что смогли. Ветер заставил сняться с якоря. Он угрожал порвать канат и выбросить корабль на берег. Пошли дальше на север. Нас терзали голод и жажда. Съели собак, переловили всех крыс. Принялись за обезьян и попугаев, которых везли в подарок домой. Через две недели многие начали мечтать о плене - хоть у испанцев, хоть у туземцев. Только бы земля, только бы вода, только бы еда.

9 октября "Баловень" подошел к берегу. Увы, совершенно безлюдному и пустынному. Мистер Хокинс хотел набрать воды и идти дальше. Но, ступив на землю, мы не захотели возвращаться на корабль! Это означало голод, жажду и почти верную смерть. Было решено, что желающие могут остаться. Нас оказалось человек около ста. Прощание было печальным.

"Баловень" ушел. (Ему потом сопутствовала удача.) Безоружные - чтобы испанцы не расправились с нами, как с лазутчиками,- мы какое-то время шли все вместе. Затем стали распадаться на группы: некоторые хотели сдаться в плен, другие - найти приют у туземцев, часть - отыскать французскую колонию во Флориде. Я и еще человек двадцать пошли на север, подальше от испанцев, надеясь выйти к местам, куда нет-нет да и заходили английские корабли: ловить рыбу или искать проход через материк - к сокровищам Индии и Китая.

Когда мы плелись еще все вместе, произошла первая встреча с туземцами...

Дверь в таверну резко распахнулась. На светлом фоне проема появились темные силуэты людей. Входили быстро. Пригибались, придерживая шляпы с высокими тульями, чтобы не задеть ими за низкую притолоку. У пояса шпаги. Солдаты. Оглядевшись, вошедшие решительно направились к столу, где сидел моряк. Слушатели расступились, капрал указал на рассказчика и скомандовал:

- Вставай, быстро, пойдешь с нами!

- Но я ...

Договорить ему не дали. Схватили и повели к выходу.

Стоял август 1582 года.

Сэр Фрэнсис Уоллсингем, министр и шеф тайной полиции, садясь, снял круглую шапочку, положил на край стола, поправил пышное жабо, кивнул присутствующим, как бы говоря: "Приступим". Распорядился:

- Введите.

Подхватив низко висевшую шпагу, офицер, стоявший у дверей, тотчас вышел. Он вернулся, ведя за собой испуганного, растерявшегося при виде высокопоставленных особ человека. Уоллсингем несколько мгновений вглядывался в его лицо холодными, чуть навыкате глазами.

- Имя?

Вошедший, опустив голову, глухо ответил:

- Дэвид Ингрэм из Бэркинга, графство Эссекс.

- Профессия?

- Моряк.

- Вы участвовали в бою у Сан-Хуан-де-Улоа, были в числе других оставлены на американском берегу, пробыли там долгое время?

- Да, сэр.

- Вы и два ваших товарища сумели избежать плена, вышли к берегу океана, там встретили французский корабль?

- Да, сэр.

- Отвечая на следующие вопросы, будьте предельно точны.

Уоллсингем придвинул к себе лист бумаги. Посмотрел, отодвинул и произнес:

- Как долго вы путешествовали севернее реки Мэй во Флориде?

За этим вопросом последовало еще шесть: о плодородии тамошней земли и приносимых ею плодах; об обитающих там животных; о населяющих страну людях и их облике; о характере их построек; о наличии в стране золота, серебра, жемчуга, алмазов и других драгоценных металлов и камней; о звере, который размером превосходит крупного быка.

Ингрэм, вначале сбивчиво, а потом приобретая уверенность, давал обстоятельные ответы. Он клялся жизнью, что все сообщаемое им истинная правда. Он выражал готовность отправиться в интересующую министра страну еще раз, чтобы доказать подлинность своих слов.

Читатель, вероятно, уже неоднократно спрашивал себя: не столкнулся ли он с попыткой автора написать приключенческий роман? Действительно: таверны, экзотические страны, морские сражения, новые робинзоны, необыкновенная встреча министра и портового босяка, чудесное спасение от гибели главного действующего лица. Но все это вполне достоверно: насколько, конечно, может быть достоверно воспроизведение эпохи, столь от нас отдаленной. Все изложено по дошедшим до нас документам - в частности, по отчету Хокинса об экспедиции 1567 - 1568 гг. и записи рассказа Ингрэма на допросе у Уоллсингема.¹ Изложенные в этих документах события, хотя и напоминают красочную легенду, отчасти и являются ею, не были случайными или из ряда вон выходящими. Они - неотделимая часть эпохи Великих географических открытий.

¹ (См., например, Вейклес Дж. Америка глазами первооткрывателей. М., 1949, гл. 11; Spanish Documents Concerning English Voyages to the Caribbean. I. A. Wright (Ed.). London, 1929, N 19 - 28; The Elizabethans' America. L. B. Wriyht (Ed.). Cambridge (Mass.), 1965, N 5 - 6; The Voyages and Colonising Enterprises of Humphrey Gilbert. D. B. Quinn (Ed.). London,. 1940, vol. II, К 94 (далее "The Voyages of Gilbert"); Early English and French Voyages. H. S. Burrage (Ed.). Washington, 1906, p. 135 - 148; Hakluyt R. The Principal Navigations. Glasgow, 1903, vol. X, p. 64 - 74; Unwin R. The Defeat of John Hawkins. London, 1960, chap. 1 - 12.)

В 1492 г. Христофор Колумб пересек океан и достиг Америки. Вслед за ним к ее берегам устремились: Америго Веспуччи, по имени которого континент был назван, Алонсо де Охеда, Висенте Пинсон, Диего де Леппе, Алвариш Кабрал и другие.

Испанцы и португальцы, победоносно закончившие реконкист¹, располагавшие большим числом опытных воинов, оказавшихся не у дел, готовых на риск и мечтавших разбогатеть, опередили других европейцев в открытии и завоевании Америки. Они заняли там огромные территории. Захваченные ими богатства были неисчислимы. Французы и голландцы, шведы и англичане не могли смотреть на это спокойно.

¹ (Реконкиста - обратное завоевание. Это название получила война, закончившаяся изгнанием из Португалии и Испании арабов, в начале VIII в. н. э. почти полностью завоевавших Пиренейский полуостров.)

За 12 лет до того, как Колумб, плывя на запад, достиг своей "Индии", в том же направлении из Ирландии отправился англичанин Джон Ллойд. Он пробыл в море девять недель, но штормы отнесли его корабль обратно. Соотечественники Ллойда предприняли еще несколько попыток пробиться через океан. Но Северная Атлантика оказывалась для них слишком трудным препятствием.

В 1494 г. папа римский утвердил Тордесильясский договор. По нему Испания получила все права на открытия в западном, а Португалия в восточном полушарии. В тогдашней Англии, где недавно закончилась опустошительная война Алой и Белой розы (1485), правительство не рисковало оспаривать притязания держав Пиренейского полуострова. Однако уже первый Тюдор, Генрих VII (1485 - 1509), показал, что фактически не признает узурпированных ими прав. В год заключения Тордесильясского договора бристольские купцы Роберт Торн и Хью Эллиот достигли острова, позже названного Ньюфаундлендом.

Наиболее известные экспедиции англичан связаны с именем генуэзца Джона Кабота и его сына Себастьяна, которые сыграли в Англии приблизительно ту же роль, что Колумб в Испании. Им приписывается открытие Лабрадора и посещение Флориды. Они искали северо-западный проход в Индию и Китай.

Следуя примеру французов, английские моряки изредка осмеливались курсировать в южных морях Америки. Это сильно осложняло англо-испанские отношения, которые стали особенно натянутыми после церковных реформ Генриха VIII (1509 - 1547), вызвавших разрыв английской церкви с Римом. Развод короля с Екатериной Арагонской в Мадриде восприняли как дерзкий вызов.

При Эдуарде VI (1547 - 1553) страна окончательно примкнула к лагерю Реформации. Английская церковь приобрела те признаки, которые сделали ее англиканской¹: независимость от папского престола, супрематия², компромиссное слияние протестантизма (преобладал в вероучении) и католицизма (преобладал в богослужении и обрядах). Отношения Лондона и Мадрида в связи с этим обострились еще больше. Примешивалось и экономическое соперничество, вызванное ростом английской торговли и промышленности, а также противоборством в морях западного полушария, куда, минуя испанские дозоры, все решительней проникали моряки Альбиона. В лондонских придворных кругах начали даже составлять план завоевания испанского Перу, не осуществленный из-за смерти юного короля.

¹ (От Ecclesia anglicana (лат.); по-английски the Church of England.)

² (Supremus (лат.) - верховный; supremacy (англ.) - верховенство, главенство. В английской истории - установленное с времен Генриха VIII верховенство королевской власти над церковью, право короля назначать высших церковных иерархов.)

На английский престол вступила Мария I - ярая католичка, вскоре ставшая к тому же женой Филиппа II. Англия пошла на поводу у Испании, примирилась с Римом. Протестантов жестоко преследовали. Путь в Америку для англичан оказался закрытым у самого их порога.

Правление Марии было недолгим. В 1558 г. она скончалась. Трон перешел к ее сводной сестре Елизавете I, стороннице англиканизма. Теперь стали преследовать католиков. Англиканизм укрепился как государственная религия, являясь духовным орудием абсолютистской политики новой королевы. Супрематия, сохранение церковной иерархии и обрядности при умеренном протестантизме служили упрочению королевской власти, давали правительству возможность ловко маневрировать между Римом, его союзниками и воинствующими протестантами, позволяли надеяться на достижение "единообразия" в вероисповедании подданных.

Новый Свет - богатейшая сокровищница, широчайший рынок - по мере развития в Англии буржуазных отношений все более привлекал оборотистых купцов и джентльменов, обуреваемых жаждой наживы и предпринимательским азартом. Вступать в единоборство с Испанией у Англии еще недоставало сил. Но грабительские набеги на испанские города за океаном и пиратство в водах Америки превратились для многих англичан в постоянный промысел.

Среди пионеров этого опасного промысла больше других прославился знакомый нам Джон Хокинс - моряк, купец и судовладелец из Плимута. Он начал с контрабандной торговли у Канарских островов. В 1562 г. снарядил экспедицию в Гвинею, где захватил 300 черных невольников, которых продал в Вест-Индии, угрожая протестующим властям тамошних городов орудийным обстрелом и разграблением. Дерзкая авантюра первого английского работорговца принесла его стране редкие товары (индиго¹, табак, пряности), а ему самому баснословные барыши. Вдохновленный удачей, Хокинс совершил новую вылазку в испанские владения. Награбленная добыча и контрабандная торговля сделали его богатейшим человеком Англии. В 1568 г., однако, он, как мы знаем, потерпел неудачу, разгромленный, бежал из Испанской Америки, с огромным трудом добрался до родины.

Джон Хокинс

¹ (Индиго - синий краситель, который добывался из тропического кустарника.)

Джон Хокинс действовал на свой страх и риск. Английское правительство в ту пору не пошевелило бы пальцем, чтобы выручить своего подданного, захвати его испанцы в Америке. Но, пока Хокинс жил, пока его деятельность приносила выгоду, он не оставался без поддержки и поощрения. Его компаньонами и покровителями являлись важные сановники: лорд-адмирал Клинтон, советник королевы Уильям Сесил, ее фаворит граф Лей- стер и другие. Партнером Хокинса была королева Елизавета, которая предоставила ему корабль, не внимала протестам испанского посла, и, более того, возвела контрабандиста в рыцари, а потом назначила казначеем своего флота.

Примеру Хокинса последовал Фрэнсис Дрейк, счастливо доставивший свою "Юдифь" в Англию после боя у Сан-Хуан-де-Улоа. Дрейк нападал на испанские суда, шедшие из Америки, опустошая города Панамского перешейка, и предпринимал рейды на материк, чтобы завладеть сокровищами, которые доставлялись к местам стоянки "серебряных"¹ флотов. У Номбре-де-Диос он отбил огромное количество серебра. Испанский монах Педро Симон, автор "Исторических заметок о завоевании Американского материка", современник событий, собиравший сведения у свидетелей происшествий, писал: "Дрейк возвратился в Лондон, куда прибыл с добычей после своего удачного путешествия. Здесь он был встречен овациями, которыми обычно приветствуют богатство, и даже королева приняла его исключительно радушно и более милостиво, чем это подобало царствующей особе... Она была так поражена обилием добычи, что сразу же замыслила новую экспедицию, снаряжение которой - корабли, люди и провизия - должно было быть оплачено из богатств, награбленных у наших берегов"¹.

¹ (Английские авторы нередко стремятся подчеркнуть разницу между каперством - ведением частной морской войны против державы тем лицом, кораблям или товарам которого подданные этой державы нанесли материальный ущерб (это лицо получало от своего правительства каперское свидетельство для возмещения понесенных убытков) - и пиратством - действиями вне закона и без сохранения подданства. В частности, это касается и Дрейка, имевшего каперский патент. Однако в те времена и в тех условиях действия каперов и пиратов ничем не различались и, более того, под прикрытием каперства могли совершаться наиболее крупные и поддерживаемые государством пиратские экспедиции, которые истинным пиратам было организовать значительно трудней или даже по под силу.)

² (Jenner G. A Spanish Account of Drake's Voyages.- The Spanish Historical Review, 1901, vol. XVI, p. 48 - 49.)

Дрейк не ограничился операциями в Атлантике (1572 - 1573). Идя путем Магеллана, он вторым обогнул Южную Америку, открыл пролив, отделяющий Огненную Землю от Антарктиды¹. Оказавшись в Тихом океане, где никто и никогда не тревожил испанских владений, Дрейк приступил к систематическому ограблению прибрежных городов и всех встречных кораблей. Так он дошел до Калифорнии, окрестив открытые там земли Новым Альбионом и объявив их владением Англии². На родину Дрейк вернулся, обогнув мыс Доброй Надежды, чем завершил кругосветное путешествие (1577 - 1580).

¹ (Позже назван его именем.)

² (В районе залива Дрейка.)

Если ареной деятельности Хокинса была Вест-Индия, то ареной деятельности Дрейка - "Индии", как официально именовались испанские владения в Америке. К высоким покровителям заморского пиратства прибавились два члена Тайного совета, а также начальник королевской гвардии; предоставила Дрейку корабль и внесла 400 ф. ст. в его дело сама королева; его компаньоном был Джон Хокинс. Они были вознаграждены с лихвой. Дрейк буквально осыпал их драгоценностями. "...Нечего удивляться, что приобретенное золото пробуждает желание увеличить его, особенно у тех, кто не признает закона и Бога... Это произошло с Дрейком и королевой Елизаветой, которые не удовлетворились добычей во время двух первых авантюр, но составили новую компанию для нового вторжения на те берега с еще большими силами"¹,- продолжал свой рассказ Педро Симон.

¹ (Ibid., p. 52.)

Испанский посол в Англии, наблюдавший все это, пытался протестовать, жаловался на жестокость Дрейка. Руководители Севильской торговой палаты писали своим английским клиентам: "Нам нет необходимости распространяться о грабежах и насилиях, которые Фрэнсис Дрейк, подданный Ее Величества, совершил во время трех своих путешествий в Индии¹,- они хорошо известны... Мы поручили, как Вы слышали, Педро де Субиауру от собственного имени и по повелению короля, а также дону Бернардино де Мендосе, послу в Вашем королевстве, просить о наискорейшем возвращении награбленного"².

¹ (Севильцы считали и его путешествие с Хокинсом в 1568 г.)

² (Calendar of State Papers. Foreign Series of the Reign of Elizabeth. A. I. Butler (Ed.). London, 1907, vol. XV, N 304.)

После некоторых колебаний королева, встретившись с послом, в ответ на его представления заявила, что в действиях Дрейка она не усматривает нарушений, за которые моряк подлежал бы наказанию. Конечно, случившееся не может быть приятно подданным "Его Католического Величества", "но испанцы навлекли на себя эти неприятности своей несправедливостью в отношении англичан, которых они исключили из торговли с Вест-Индией". Секретарь, присутствовавший во время беседы, записал далее: "Королева не считает законным положение, при котором ее подданные или подданные других наций лишились возможности посещать Индию на том основании, что страны эти дарованы королю Испании папой, право которого на передачу Нового Света королю Испании королева не признает... Этот дар не является правомерной акцией, а воображаемое право не может помешать другим государям вести торговлю в тех странах или основывать колонии в тех местах, где нет испанских поселенцев. Запрещение без истинного владения - недействительно. Более того, все свободно могут плавать по тому океану, так как использование моря и воздуха не имеет ограничений. Ни одна нация, ни один человек не могут иметь права на океан и воздух, так как ни суть природы, ни общественная практика не допускают какого-либо владения им"¹.

¹ (Rowse A. The Elizabethans and America. London, 1"959, p. 31 - 32.)

Мендоса присутствовал на роскошном обеде в Депт-форде (там стоял корабль Дрейка), устроенном на награбленные у испанцев деньги, а также на театрально разыгранной церемонии посвящения пирата в рыцари. Члены Тайного совета предлагали послу взятку, чтобы тот умерил гнев своего повелителя. Мендоса отверг оскорбительное предложение, однако спокойно. "Он не угрожал, он не так глуп",- записал один из придворных¹. Выход чувствам Мендоса дал в своих донесениях королю, настаивая на необходимости покарать Англию. Он получил ответ, в котором указывалось, что король не видит возможности из-за случая с Дрейком прерывать отношения с английским правительством, раз уж пирата не застигли па месте преступления.

¹(Calendar of State Papers..., vol. XIV, N 474, p. 464.)

Решительность Елизаветы и сдержанность Филиппа объяснялись прежде всего положением, создавшимся тогда для Испании в Нидерландах.

Очень долго испанская армия считалась лучшей в Европе, а испанский флот господствовал на морях. Разгром Хокинса лишний раз напомнил англичанам об опасности столкновения с силами Филиппа II. Но в 1572 г. против испанского господства в Нидерландах восстали местные патриоты - гёзы. В войне с ними Испанию преследовали многочисленные неудачи. "Морские гёзы" контролировали Ла-Манш и Па-де-Кале, препятствуя действиям испанского флота на подступах к Англии. 23 января 1579 г. северные провинции Нидерландов заключили в Утрехте унию, что было прологом к объявлению независимости.

Испанская казна с трудом выдерживала бремя бесконечных военных расходов. Филипп II не был заинтересован увеличивать число своих противников, к которым, кроме гёзов, принадлежали протестантские князья Германии и Франция. Кругосветный поход Дрейка убеждал в том, что война с Англией могла быть весьма опасной для испанских владений в Новом Свете и пополнявшейся оттуда казны. Филипп II предпочел усилить охрану своих заморских колоний, а не вести войну с Англией - в Европе и Америке.

Безнаказанность окрылила Елизавету и ее "морских псов", понимавших, что при чрезмерной распыленности испанских сил всегда найдется брешь, через которую можно проникнуть в западное полушарие. Их не отрезвила даже внушительная победа испанского флота Над французским у Азорских островов в июле 1582 г. "Появились новые "звезды" морского разбоя - Мартин Фробишер, Кристофер Карлайл, Томас Кавендиш, Ричард Хокинс (сын Джона Хокинса), Джон Берроуз, Томас Феннер.

В открытое море вышли пираты-джентльмены, люди голубой крови: Джон Клиффорд, граф Камберлендский, Уолтер Рэли - фаворит Елизаветы, Уильям Сесил - внук канцлера Ее Величества лорда Барлея, Фрэнсис Ноллис- шурин графа Лейстера.

Уолтер Рэли

Десятки кораблей бороздили морские дороги Атлантики"¹.

¹(Сеет Я. Пираты Антильских морей.- Новая и новейшая история, 1966, № 2, с. 106.)

Тогда же в английской литературе появилось имя Гаклюйтов - летописцев английской морской славы, апостолов колониальной политики любыми средствами, в любом направлении, но прежде всего в Новом Свете. Ричард Гаклюйт Старший, юрист, написавший "Заметки о колонизации" (1578), был духовным отцом и наставником Мартина Фробишера, возродившего идею о достижении Китая северо-западным путем. Три попытки последнего осуществить эту идею окончились неудачно (1576 - 1578), так же как намерение основать колонию в том месте Баффиновой Земли¹, где, как он ошибочно полагал, имелись залежи золота. "Главный адмирал всех морей, озер, земель и островов, стран и мест, вновь открываемых, особенно в Китае", вернулся к пиратскому промыслу.

¹ (Имеется в виду - в заливе Фробишера; Баффиновой Землей остров был назван позже - по имени участника последующих экспедиций. Фробишер открыл проливы, впоследствии названные Девисовым и Гудзоновым.)

Постигшая неудача и понесенные убытки не остановили англичан. Фробишер составлял новые проекты путешествий. Дрейк, "мастер грабежа", как называл его Мендоса, обдумывал новые морские экспедиции. Математик и космограф Джон Ди обосновывал английский приоритет в открытии Америки, ссылаясь не только на Каботов, но также на короля Артура и на принца Мэдока из далекого Средневековья. Приверженцы колониальной политики в окружении королевы собирали сведения о Новом Свете. В 1582 г. они услышали о Дэвиде Ингрэме - первом англичанине, который познакомился с американской землей, не только наблюдая ее с борта корабля во время коротких стоянок¹. Был отдан приказ найти моряка. Так он оказался перед Уоллсингемом.

¹ (В качестве исключения разрешение на длительное пребывание в Новой Испании получили в 50 - 60-х годах два английских купца.)

В августе и сентябре 1582 г. Ингрэма допрашивали несколько раз. В результате был составлен документ под названием: "Рассказ Дэвида Ингрэма из Бэркинга, что в графстве Эссекс, моряка, о всевозможных вещах, которые он и другие видели, путешествуя по суше от самой северной части Мексиканского залива (где он с другими был высажен на берег капитаном Хокинсом), через значительную часть Америки, до его прибытия в место, находящееся приблизительно в 15 милях¹, или около того, от мыса Бриттон"^2,3.

¹ (Миля равна 1,852 км.)

² (Предполагают, что мыс Бриттон - это Кейп-Бретон в Новой Шотландии (Канада).)

³ (The Voyages of Gilbert, vol. II, N 95.)

"Земля там исключительно плодородна, вся страна весьма привлекательна",- рассказывал Ингрэм. Он описывал различные деревья, необычные травы, диковинных птиц и животных. Еще в начале своего пути Ингрэм и его товарищи, блуждая по лесу, неожиданно вышли к деревне местных жителей. Моряк вспоминал: "У тамошних людей хороший характер, привлекательные черты лица и правильное сложение, ростом они выше пяти футов¹, чуть полноваты, лицо и тело цвета оливы, а севернее - цвета бронзы, но некоторые раскрашены разными красками; волосы па голове у них в основном выбриты, а там, где нет волос, голова разрисована". Со слов Ингрэма можно было понять, что туземцы юга и севера страны отличались не только оттенками цвета кожи, но и условиями жизни: сравнительно благоприятными у первых и весьма суровыми у вторых.

Приход белых в первую туземную деревню несказанно поразил ее обитателей, но не вызвал враждебных чувств. Англичан отпустили с миром, "не причинив вреда". Более близкое знакомство с аборигенами окончательно убедило Ингрэма в том, что "народ в целом обладает хорошим характером". "Они,- пояснял моряк,- по природе своей очень обходительны, если вы не причиняете вреда им самим или их вещам и сами ведете себя учтиво. Их не гневает, если вы убиваете или берете их животных, птиц или рыб, или собираете их фрукты, исключая домашних животных и птицу, например цесарку, и т. п."

¹ (Фут равен 304,8 мм.)

Ингрэм встречался с индейцами. Но слово "индейцы" моряк или забыл или не знал. Он называл их: "народ", "люди", "они".

Направляемый вопросами, Ингрэм пространнее всего говорил о природных богатствах страны, о наличии там золота, серебра, драгоценных камней и жемчуга, которые, по его словам, не только имелись в изобилии в недрах и на поверхности земли, но также служили обычным украшением туземцев. Говорил он и о разнообразных дорогих мехах, которые использовались ими для изготовления каждодневной и парадной одежды.

В рассказе Ингрэма, как выяснилось позже, были, конечно, несуразности. Так, он поведал министру о том, что "народ тех стран враждовал с каннибалами, или людоедами, у которых зубы подобны собачьим, что позволяет распознавать их". Моряк утверждал, что встречал в Америке слонов. Он преувеличивал размеры многих виденных им животных, предметов, построек, количество встречавшихся ему сокровищ. Подвергаются сомнению срок и протяженность проделанного беглецами путешествия. Считается маловероятным, что указанный Ингрэмом путь мог быть преодолен за 11 - 12 месяцев. Но если вспомнить, что со времени событий до момента допроса прошло более десяти лет, что Ингрэм был суеверным и малограмотным или вовсе неграмотным матросом, что часть сведений он передавал со слов индейцев, языка которых не знал или знал очень плохо, что у затерянных в неведомой стране безоружных пришельцев всякое незнакомое животное, вещь или явление вызывали страх, а порой ужас, то известные неточности рассказа естественны. Удивительно другое - явных несуразностей в нем довольно мало. Кроме того, некоторые из них вряд ли казались таковыми людям конца XVI в., которые заинтересовались судьбой Ингрэма. Что-то, позже открывшееся как несуразность, как раз и могло привлекать их. Современный американский ученый Джон Бейклес справедливо отметил: "Можно верить или не верить рассказам Ингрэма, по, какими бы невероятными они иногда ни казались, они имели одно достоинство: именно их-то и желали услышать елизаветинские предприниматели, готовые вложить деньги в заморские исследования. Лучшего средства возбудить у англичан интерес к Северной Америке нечего было и желать, тем более, что успех в этом деле означал бы еще одну победу над ненавистной Испанией"¹.

¹ (Бейклес Дж. Указ. соч., с. 184.)

Особый интерес к рассказу Ингрэма проявил Хэмфри Гилберт (Джилберт) - девонширский дворянин, офицер, горячий поборник заморской экспансии. Еще в 1565- 1566 гг., вернувшись из Франции, где он воевал на стороне гугенотов, Гилберт составил несколько петиций на имя королевы, предлагая организовать путешествие для поисков северо-западного прохода в Китай, но не получил обнадеживающего ответа. Инициативу перехватил Мартин Фробишер, а Гилберт вновь отправился воевать (1566 - 1570). На этот раз против ирландцев, не желавших подчиняться Англии. Вернувшись в Лондон, полковник Гилберт опять занялся составлением проектов морских походов.

"Гилберт по своему характеру и интересам являлся типичным представителем своего времени... Он родился и рос в период быстрых социальных перемен... Сельские джентри¹ переставали быть только землевладельцами... Гилберт проявил любознательность, а также стремление к власти и богатству, что сочеталось со значительной личной энергией, которая не давала ему мириться как со спокойным существованием сельского землевладельца, так и удовлетвориться единственным умением - воевать. Будучи младшим сыном, он до женитьбы не мог обладать большими средствами и имел возможность пополнить их только за счет солдатского жалованья, а потому он быстро реагировал на атмосферу спекуляции капиталом, когда разговоры о приобретении состояния - с помощью ли королевского благоволения, путем ли открытия новых земель или богатств - являлись неизменной темой"².

¹ (Джентри - мелкопоместное дворянство в Англии.)

² (The Voyages of Gilbert, vol. I, p. 102 - 103.)

В 1576 г. Гилберт издал "Трактат об открытии нового пути в Китай", а в следующем году представил Елизавете документ под названием "Как Ее Величество может повредить королю Испании"¹ - путем нанесения удара по Вест-Индии и курсирующим там испанским караванам. Для начала предлагалось захватить Ньюфаундленд. На этот раз Гилберт добился своего. Правда, в патенте на право открытий и завоеваний речь шла только об открытии и завоевании стран, "ныне не принадлежащих какому-либо государю"². Королева формально ограждала себя от возможного протеста Испании.

¹ (Ibid., vol. I, N 5, 22, 23.)

² (Ibid., N 28.)

Своим успехом Гилберт в немалой степени был обязан поддержке Гаклюйтов (особенно младшего)¹, Джона Ди, поэта Томаса Чарчарда и, по словам последнего, "покровительству очень значительных и уважаемых лиц". Их настроения нашли яркое отражение в стихах того же Чарчарда:

 О, те, что ищут славу в дальних странах, 
 Богатство и покой оставив там, где были рождены, 
 Особого покроя люди и большей милости достойны, 
 Чем остальные все, отважусь я сказать. 

 Друзей покинувшие, жен, чтоб на волнах качаться; 
 Рискующие жизнью смело и достоянием своим, 
 И государю и стране весьма полезны 
 И вправе обладать почетом до своей кончины2.

¹ (Гаклюйт Младший, священник, прославился своим трудом "Основные морские путешествия" (1589), в котором собрал все доступные ему документы на эту тему и записи рассказов участников всевозможных экспедиций.)

²(Ibid., vol. II, N 18, p. 169 (вольный перевод автора).)

Пропаганда путешествий, открытий и колонизации заморских стран достигла тогда в Англии небывалого размаха и интенсивности. В осуществляемых морских предприятиях (с разной степенью личного и материального риска) участвовало множество самых различных людей, представителей всех сословий и профессий, включая священников.

26 сентября 1578 г. И кораблей Гилберта вышли из Дортмунда, но очень скоро были рассеяны сильным ветром. Разногласия среди командиров привели к окончательному распаду флотилии.

Гилберт, однако, не успокоился. Отсюда его повышенный интерес к Ингрэму. Полученные от моряка сведения помогли вновь привлечь внимание к Америке значительного числа влиятельных людей. Немалую роль здесь сыграло то, что участники допроса Ингрэма не только выслушали моряка, но, чтобы уточнить сообщаемые им сведения, обратились за советом к тогдашним авторитетам в вопросах мореплавания и путешествий, чтобы сверить и систематизировать все имеющиеся данные о Северной Америке и способах ее достижения. Гилберт приступил к подготовке экспедиции: шли поиски компаньонов, вербовались участники, велись переговоры с судовладельцами, создавалось нужное настроение при дворе. Был составлен "Отчет о стране, для открытия которой отправляется сэр Хэмфри Гилберт" и "Список полезных вещей, найденных в Северной Америке"¹.

¹ (Ibid., vol. II, p. 296 - 313.)

В ходе приготовлений к путешествию Гилберт не забыл составить завещание. Ведь Хокинс потерпел неудачу, Ингрэм едва спасся, а сколько дерзавших исчезло без следа!