Глава четвертая. Среди неотложных забот губернатор Уильям Брэдфорд берется за составление летописи управляемой им колонии
"... И была зима, и они знали, что зимы в этой стране холодные и суровые, с жестокими и яростными бурями, опасные для путешествий даже в знакомых местах, а тем более для исследования неизвестного побережья. К тому же что могли увидеть они, кроме страшных дебрей, где обитали дикие звери и дикие люди? И как много их там было, они не знали... Куда ни обращали они свои взоры (за исключением неба), мало что могло их утешить и порадовать... А когда они оборачивались назад, перед ними простирался пересеченный ими могучий океан, ставший главным препятствием, отделившим их от цивилизованного мира... Что могло теперь поддержать их, кроме Духа Господнего и Его милости?"1
1 (Bradford's History of Plymouth Plantation. W. T. Davis (Ed ) New York, 1908, p. 95 - 97 (ссылки на это издание, далее обозначаемое буквой Б, даются в тексте с указанием страницы).)
Прошло 10 лет. Уильям Брэдфорд, губернатор колонии Новый Плимут, сидит у очага на обтянутом кожей деревянном стуле. Под ногами оленья шкура. Ему тепло и уютно. Он защищен от непогоды стенами добротного дома. Не нужно, как когда-то, чутко прислушиваться к звукам ночи, со страхом различая среди них приближающийся вой волков. Еще больше пугала тогда тишина, в которой чудились шаги: индейцы?! Сейчас поселок охраняется не только часовыми, он огражден палисадом, на крыше блокгауза - их церкви и крепости - установлены пушки. В доме все, кроме него, спят. Брэдфорд смотрит на гудящее пламя, на сизый дым, быстро уносящийся вверх. Вспоминает пережитое.
Тогда, у мыса Код, глубокой осенью 1620 г., утонула в море его первая жена, мать старшего сына - Джона. Она ушла из этой жизни. Да будет воля господа - в лучшую. Он начал новую. Не он - они: "пилигримы".
Да, пилигримы! Он не спит, потому что должен записать их историю. С чего начать? Сколько раз он брался за перо и откладывал его, увлекаемый чредой воспоминаний.
За 12 лет до прибытия к мысу Код, в Америку, была Голландия. И туда вел нелегкий путь. "Оставить родную землю и страну, свои владения и имущество, а также всех своих друзей и близких знакомых представлялось тяжелым и для многих невероятным делом. Ехать в страну, которую они не знали (или знали только понаслышке), где они должны были учить новый язык и неизвестно как добывать средства к жизни, которая там была дорогой, и где они могли подвергнуться опасностям войны, казалось многим отчаянным предприятием, нереальным, и несчастьем худшим, чем смерть. Тем более что они не были знакомы с ремеслами или торговлей (которыми жила та страна), а только с сельской жизнью и примитивным деревенским хозяйством. Тем не менее все это не отпугнуло их..." В Голландии, как они слышали, была "свобода религии для всех людей" (Б., 33, 32).
А еще раньше, на родине, произошел тот решающий последний спор, когда Уильям сказал своим родственникам: "...иметь чистую совесть и идти тем путем, каким предписывает идти Господь в своем Слове, для меня важнее, чем близость с вами и сама жизнь. И поскольку дело, ради которого я готов принять описываемые вами страдания,- благое дело, вам не следует ни гневаться на меня, ни сожалеть обо мне. Более того, ради этого дела я не только готов пожертвовать всем, что мне дорого в этом мире, но я благодарен за то, что Бог укрепил мое сердце для такого поступка и хочет принять мои страдания во имя Него" (Б., 6).
Губернатор давно бросил в огонь последнее полено. Угли еще светились, но на них ложилась серая пелена. В доме все молчало. Не скреблась обычно неугомонная мышь. Так подойдет рассвет, а мысли бегут вперед, возвращаются, опять бегут... Этому не будет конца!
Он поднялся. Помешал угли, разбил самый большой - стрельнувший искрами и голубыми крутящимися струйками дыма. Подошел к столу. Придвинул лист бумаги, взял перо, обмакнул и написал крупно: "О плимутской колонии". Ниже и мельче: "И прежде всего о причинах и побуждениях к случившемуся. А чтобы я мог быть последовательным, я должен начать повествование от самых корней. Я буду стараться писать незамысловато, особенно попытаюсь во всем придерживаться простой истины - по крайней мере настолько, насколько позволят мне мои умеренные способности".
Остановил перо. Перечитал написанное. Отчеркнул. Поднял голову, посмотрел на мигавший светильник. Хотел встать, чтобы поправить фитиль и подлить масла. Но вновь склонил голову к листу. Вывел: "I глава". Опять отчеркнул. Под чертой рука побежала быстро, торопясь за мыслью: "Набожным и справедливым людям хорошо известно, что с момента проникновения первых лучей божественной истины в пределы нашей уважаемой английской нации (которая была одной из первых наций, избранных для этого Господом,- после кромешной тьмы папства, покрывшей христианский мир и распространившейся по нему) Сатана время от времени восставал, обрушиваясь и нападая на Святых не тем, так другим способом: иногда посылая верную смерть и жестокие муки, иногда тюрьмы, изгнание и другие истязания... Но когда он не смог одолеть этими мерами... тогда он начал прибегать к старой стратегии... Преследования христиан со стороны язычников и их императоров в древние времена не были более жестокими, чем преследования одних христиан другими; ариан и их соучастников - против правоверных и истинных христиан" (Б., 23 - 24).
Хотелось привести соответствующий отрывок из "Церковной истории" Сократа Схоластика. Но хватит на сегодня. Фитиль едва тлел, оставляя на бумаге только слабый темно-красный отблеск. Края листа покрывала густая тень. Скоро рассвет. Слава богу, первый шаг сделан...
Начав писать свою книгу в 1630 г., Уильям Брэдфорд закончил ее в 1648 г. Прошли долгие годы, прежде чем она увидела свет. Правда, наследники Брэдфорда, у которых хранилась рукопись, позволяли достойным доверия людям знакомиться с нею. Из семьи Брэдфордов рукопись попала в Бостонскую церковь, откуда во время войны североамериканских колоний за независимость была увезена в Англию и считалась пропавшей. В 1844 г. ее местонахождение стало известно. В 1856 г. в Бостоне вышло первое издание книги - по снятой копии. В 1897 г. после долгих хлопот в Бостон вернулась и сама рукопись. Книга Брэдфорда "О Плимутской колонии" известна и публиковалась под названием "История Плимутской колонии", а полнее: "Брэдфордовская история Плимутской колонии. 1606 - 1646". Эта "История", как и "Общая история" Джона Смита,- один из главных источников, по которому можно представить себе жизнь первых английских поселенцев на Североамериканском континенте, в данном случае - на территории колонии Новый Плимут.
'История Плимутской колонии' Уильяма Брэдфорда
Что их туда привело? Насколько можно судить по книге Брэдфорда - вера. По известный нам Хэмфри Гилберт, мы помним, тоже "был непоколебим в вере". В Англии того времени случилось так, что Гилберт и Брэдфорд, оба веря в Иисуса Христа, исповедовали разную веру. Разные мотивы влекли их за океан. Первый рвался туда "ради золота, почестей и славы", как очень точно сформулировал его брат Рэли1. Второй - "чтобы иметь чистую совесть". Два англичанина...
1 (Rowse A. L. The Expansion of Elizabethan England. London, 1955, p. 222.)
* * *
Обычный результат преследований за убеждения - их радикализация, еще большая к ним приверженность: скрываемая молчанием, прикрываемая вынужденным отречением, провозглашаемая ценой самопожертвования, спасаемая бегством. Англия времен Брэдфорда - тому наглядный пример. Жестокое возвращение страны к католицизму при Марии Тюдор "Кровавой" углубило процесс английской Реформации. Елизавета, при которой утвердился англиканизм, встретила оппозицию со стороны тех, кто считал теперь, что англиканская церковь грешит многими пороками римско-католической,- со стороны протестантов-кальвинистов. Их называли "пуританами"1, поскольку только себя они считали "истинными" церковными реформаторами и добивались "очищения" англиканской церкви. Их называли так еще из-за внешней строгости и чопорности поведения, подчеркнутого благочестия, вражды к показной роскоши в быту и церкви, педантизма и мелочной скрупулезности в делах, что отражало буржуазную направленность их веры и морали, противостоявших пышности и аристократизму, почитаемых феодалами2.
1 (Purus (лат.), pure (англ.) - чистый, истинный.)
2 (См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 314 - 315; т. 22, с. 308 - 309; Барг М. А. Кромвель и его время. М., 1950, с. 68 - 69; Лавровский В. М., Барг М. А. Английская буржуазная революция XVII века. М., 1958, гл. 5; Штокмар В. В. Пуританское движение 70 - 80 гг. XVI в. в Англии.- Уч. зап. ЛГУ им. А. А. Жданова. Сер. ист. наук. Л., 1956, вып. 21; Исаенко А. В. О политических взглядах английских пуритан XVI в.- Вести. МГУ им. М. В. Ломоносова. Сер. 9; ист., 1975, № 4, с. 86 - 94.)
Критикуя англиканскую церковь, сохранившуюся в ней обрядность, живо напоминавшую о католицизме, пуритане все же считали ее "божеской", доступной исправлению. Они склонялись к тому, чтобы "проглотить обряд, чем расколоть церковь"1, как говорил один из участников тогдашней полемики. Пуритане расходились с англичанами в основном не по вопросам вероучения, а по вопросам, касавшимся церковных обрядов, расходов на церковь и ее строение.
1 (Egleston Е. The Beginners of a Nation. New York, 1912, p. 142.)
Часть пуритан, главным образом зажиточных людей, претендовавших на руководящую роль в религиозных общинах, а после "очищения" англиканской церкви на такую же роль в государстве, стали называть пресвитерианами. Они отстаивали церковную организацию, при которой все основные проблемы религиозной жизни решались бы пасторами совместно с выборными лицами из мирян (пресвитерами1). Они считали необходимым единообразие культа, а потому были сторонниками местных и общегосударственных синодов - съездов представителей общин.
1 (Presbyteros (греч.), presbyter (англ.) - старец, старейшина (священник).)
Пресвитериане представляли правое, умеренное течение в пуританизме. Но были и радикальные пуританские течения. Руководителем одного из них стал воспитанник Кембриджа священник Роберт Броун (1550 - 1633) - проповедник и автор религиозных книг, в частности "Трактата о том, что Реформацию следует продолжать без всякого промедления, и о нечестивости тех проповедников, которые не хотят начинать ее сами, а ждут, когда побудит их к тому правительство".
Броун и его последователи считали официальную англиканскую церковь безнадежно испорченной. Они утверждали, что кальвинистские принципы построения церкви (пресвитеры, синоды) противоречат Священному писанию (источнику и закону веры!), и ратовали за максимально простое построение церкви. По их убеждению, единственная почва для объединения в церкви - только общность веры определенного числа людей, как правило соседей, единственный высший духовный руководитель -
Иисус Христос. Вхождение в церковную общину (конгрегацию) совершенно добровольное, ограниченное лишь заявлением о желании стать ее членом и признанием взаимного соглашения о вере - ковенанта. Пастор, старейшина и дьякон избираются конгрегацией (большинством голосов).
Пресвитериане, следуя Кальвину, подразумевали существование как бы двух церквей - церкви избранных к спасению и церкви остальных, осужденных на гибель. Броун исходил из того, что принадлежность любого человека к церкви если не является предопределением к "спасению", то во всяком случае - ступенью к "очищению", делая верующих "святыми".
Сепаратизм породили те же процессы, что и пуританизм вообще. И пуританизм, и сепаратизм не выходили за религиозные рамки. Но если умеренный пуританизм отражал в основном антифеодальную направленность Реформации, то сепаратизм напоминал собой явление, которое Ф. Энгельс определил как "крестьянско-плебейскую ересь": "Хотя она и разделяла все требования бюргерской ереси относительно попов, папства и восстановления раннехристианского церковного строя, она в то же время шла неизмеримо дальше. Она требовала восстановления раннехристианского равенства в отношениях между членами религиозной общины, а также признания этого равенства в качестве нормы и для гражданских отношений. Из "равенства сынов божьих" она выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имуществ"1. Такая ересь встречала решительный отпор со стороны правящих классов в лице королевского правительства и официальной церкви, а также со стороны умеренных пуритан.
1 (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 362; см. также: Паррингтон В. Л. Основные течения американской мысли. М., 1962, т. 1, с. 47 - 48; Барг М. А. Народные низы в Английской буржуазной революции XVII века. М., 1967.)
Правительство Елизаветы сурово пресекало деятельность Броуна. Он неоднократно подвергался арестам. В 1582 г. Броун вместе со своей общиной бежал в Миддельбург (Голландия). Вскоре, однако, из-за разногласий, возникших среди его последователей, проповедник, оставив их, вернулся в Англию. Здесь под страхом отлучения от церкви и сурового наказания Броун отрекся от своих убеждений. Воспринявшие его учение Бэрроу и Гринвуд в 1588 г. создали новую конгрегацию сепаратистов. За это они были повешены. Их соратники в 1593 г. бежали в Амстердам.
Особенности богослужения сепаратистов возбуждали неприязнь к ним со стороны большинства их соседей и родственников, которые не могли простить им решительного разрыва с остатками вековых традиций и привычными авторитетами. Это никогда не прощается косными обывателями. Гонимые со всех сторон, сепаратисты вынуждены были отказаться от открытой проповеди своей веры. Для собраний и богослужений они стали собираться тайно.
Одна из тайных конгрегаций в начале XVII в. возникла в селении Скруби (Нотингемшир). Она группировалась вокруг Уильяма Брюстера - сына местного почтмейстера, в 1590 г. наследовавшего дело своего отца. В Скруби он вернулся, пройдя неполный курс Кембриджского университета, где незадолго до этого проповедовал Броун, и бросив службу у видного дипломата Уильяма Дэвисона1. В конгрегацию Брюстера, кроме него, его жены Мэри и сына Джонатана, входили их ближайшие соседи. К ним присоединился уроженец Остерфилда (Йоркшир), сын зажиточного крестьянина (иомена) Уильям Брэдфорд, рано оставшийся сиротой и по существу усыновленный Брюстером. Духовным пастырем у них с 1606 г. стал воспитанник Кембриджа священник из близлежащего городка Бэбуорта - Ричард Клифтон: "степенный и почтенный проповедник, который старанием и усердием принес много добра и, ведомый Богом, обратил многих в истинную веру" (Б., 32).
1 (Пуританин по убеждениям, министр иностранных дел во время процесса над Марией Стюарт, подписавший ее смертный приговор. С ним Брюстер побывал в Нидерландах.)
В 1603 г. на английский престол вступил Яков I. Этот король страдал абсолютистскими амбициями, стоял на страже англиканизма. ("Нет епископа - нет короля", - провозгласил он.) Более или менее снисходительно он относился к католикам, но проявлял открытую враждебность к пуританам всех толков. Яков I пригрозил жестоко разделаться с ними, если те не подчинятся (conform1) законам об англиканской церкви. Нелояльных священников отстраняли от должности. Тайных и явных путитан, особенно сепаратистов, жестоко преследовали. К ним применяли ограничительные законы, введенные ранее, дополняли их другими утеснениями. Частные религиозные собрания были запрещены. Каждому подданному не реже одного раза в год следовало посетить англиканскую церковь.
Появилось немалое число "конформистов". Зато "нонконформисты", став нелегальной оппозицией, делались все упорнее и уходили все дальше по пути Реформации. Именно так случилось с конгрегацией в Скруби. Ее члены, испытав гонения, на третьем или четвертом году царствования Якова I решили сделать свою общину самостоятельной и независимой церковью.
На Брэдфорда и его единоверцев, возможно, оказали влияние также проповеди приехавшего в их округу (Гейнсборо, Линкольншир) последователя Броуна и выпускника Кембриджа Джона Смита, "человека одаренного и хорошего проповедника" (Б., 31)1. Однако влияние Смита было недолгим. С частью своих последователей, спасаясь от тюрьмы, он бежал в Амстердам.
1 (Будущий основатель секты баптистов (1609), которые ввели и проповедовали обряд крещения (baptize - англ.) взрослых как акт сознательного приобщения к вере.)
В 1606 г. к конгрегации Брюстера, которая насчитывала тогда около 40 - 50 человек, присоединился "превосходный и достойный человек" (Б., 32) - Джон Робинсон, ранее декан одного из колледжей Кембриджа ("Корпус Кристи") и священник в Нортунче. За свои протестантские взгляды он лишился сана, после чего и вернулся на родину близ Скруби. Став членом конгрегации, он вскоре сделался главным помощником Клифтона.
Конгрегация переживала тогда трудное время. Некоторые ее члены, выданные соседями, оказались в тюрьме. В 1607 г. Брюстер лишился места почтмейстера и предстал перед судом Высокой комиссии1.
1 (Высокая комиссия - созданный при Елизавете специальный орган, выполнявший в англиканской церкви функции, напоминавшие те, которые выполняла инквизиция в римско-католической церкви.)
Арестованных, подвергнув штрафу и категорически запретив им собираться для молений, отпустили, "но после всего случившегося они не могли жить спокойно" (Б., 32) и решили ехать в Голландию, хотя закон не позволял покидать Англию без разрешения короля.
Наиболее смелые во главе с Клифтоном, Брюстером и Робинсоном, наскоро распродав свой скарб, перебрались в Бостон. Здесь "после долгих ожиданий и больших расходов" (Б., 34) погрузились на корабль. Но капитан предал их, и они оказались в тюрьме.
Пережитое испытание отбило у некоторых охоту к бегству. У других, наоборот, - вызвало непоколебимое желание расстаться с Англией как можно скорее. В один из весенних дней 1608 г. смельчаки собрались на морском берегу между Гуллем и Грейт-Гримбси, куда подошел нанятый голландский корабль. Непогода сильно затрудняла погрузку. К кораблю успела подойти только одна шлюпка, когда появились бежавшие к берегу вооруженные люди. Капитан поднял якорь, и судно вышло в море. В пути налетел жестокий шторм, едва не отправивший всех на дно. После двух недель плавания (вместо обычных двух-трех дней) беглецы сошли в Амстердаме.
Задержанные близ Гулля (среди них: Клифтон, Робинсон, Брюстер), побывав в тюрьме, уже в меньшем числе, разбившись теперь па небольшие группы, вновь бежали. К лету 1608 г. они достигли Голландии.
Оживленный и богатый Амстердам поразил обездоленных обитателей сельского Скруби - ныне эмигрантов, вынужденных искать жилье и работу, соглашаться на невыгодные условия, чтобы как-то перебиться, прокормить детей. Их дух поддерживало убеждение в истинности избранной веры, твердость воли и авторитет признанных всеми руководителей. Немалую радость доставила встреча с сепаратистами, обосновавшимися в Амстердаме ранее. Бывшие жители Скруби чувствовали себя менее одинокими в обществе членов конгрегации Джона Смита (70 - 80 человек) и последователей Гринвуда и Бэрроу ("Братья первой сепаратистской английской церкви в Амстердаме"), которые незадолго до того построили молитвенный дом, куда все и собирались для богослужений (300 человек).
Мирная жизнь амстердамских конгрегаций, однако, скоро нарушилась. Последователи Смита, еще раньше начавшие спорить со "старыми братьями", отделились. Не было согласия и среди "братьев", к которым примкнул Клифтон. Джон Робинсон, ставший духовным пастырем конгрегации Скруби, решил уберечь своих "овец" от раздора. Весной 1609 г. они переехали в Лейден. Здесь поселились в тихих переулках недалеко от университета и в большинстве своем пошли рабочими на шерстяные и шелковые мануфактуры или занялись ремеслом (сапожники, парикмахеры, каменщики, шляпники, столяры и т. д.). Работали много и тяжело, терпели нужду, часто болели, некоторые умерли. Постепенно, однако, быт несколько наладился. Часть из них получила право гражданства, что открывало большие возможности для устройства сносной жизни. Приобрели в долг участок земли и дом для богослужений.
Конгрегация росла за счет родившихся в эмиграции, приехавших из Англии, вновь обращенных. Со временем число ее членов достигло почти 300 человек. Новых людей привлекали проповеди Робинсона, организаторский талант старейшины-управителя Брюстера. Первый - человек широко эрудированный - был приглашен для преподавания в университет (1615), писал религиозные сочинения. Второй - учил студентов английскому языку, а потом основал небольшую типографию, в которой печатались протестантские книги.
В конгрегации поддерживалась строгая дисциплина. Для церковной службы собирались три раза в неделю: два раза в субботу и один раз в четверг вечером. Ее ритуал был прост, традиционные атрибуты (свечи, орган, алтарь и др.) отсутствовали.
Утренняя служба начиналась в 8 часов и длилась до полудня. Во время проповеди сидели на деревянных скамьях, мужчин и женщин разделял проход (как у ранних христиан, которым они стремились подражать). За детьми присматривал дьякон Сэмюэл Фуллер. Для молитвы и пения гимнов вставали. Молитвы импровизировались, так как истинной, данной Христом, считалась только молитва "Отче наш", входящая в Евангелие. Проповедь состояла из отдельных библейских стихов. Их толковал и комментировал пастор. Одетый в черное, он стоял на небольшом возвышении за простым столом. После службы дьякон подносил молившимся блюдо для сбора пожертвований.
Вечерняя служба, начинавшаяся вскоре после обеда, носила менее официальный характер и заключалась главным образом в обсуждении (только мужчинами) почему- либо заинтересовавших или недостаточно понятных мест из обеих частей Библии (Священного писания): Ветхого (древнееврейского, дохристианского) и Нового (Евангелия и др.) завета.
Члены других конгрегаций и голландские протестанты подвергали подобную процедуру богослужения резкой критике. Свободное обсуждение священных текстов рассматривалось ими как невежественное посягательство на смысл божественных откровений. Вызывало насмешки пение паствы Робинсона, ибо пела она по слуху и без специальной подготовки. Ученики и соратники Робинсона, наоборот, считали, что наиболее точно следуют Священному писанию, решительно порвав с "папизмом". При этом они всё фанатичнее верили в свою "избранность" для "спасения", для проповеди и утверждения "истинной веры", в свою "святость". Их религиозная убежденность и соблюдение ими "Христовой дисциплины" позволили конгрегации завоевать значительный авторитет и, как упоминалось, сильно ее расширить. Но те же качества, особенно по мере растущего у "святых" чувства "избранности", вели постепенно от независимости их церкви к ее изоляции, рождали недоброжелательное к ней отношение менее строгих сепаратистов, особенно голландских кальвинистов, среди которых они жили. В процессе отчуждения сыграло свою роль участие Робинсона в университетских религиозных диспутах, во время которых он обличал элементы "папизма" в официальной голландской протестантской церкви.
Осложнения, возникшие на религиозной почве, со временем умножились. Они были вызваны, в частности, издательской деятельностью Брюстера, особенно после опубликования им памфлета, направленного против Якова I. Дипломатические представители и агенты английского короля в Нидерландах получили приказ найти издателей и добиться их ареста. Типографию обнаружили и с помощью местных властей задержали Томаса Брюэра, финансировавшего предприятие. Брюстер, которому грозила виселица, сумел скрыться. Постоянная слежка за членами общины и угроза ареста делали пребывание в Лейдене затруднительным. К тому же истекал срок перемирия между Голландией и Испанией (1609 - 1621), шла подготовка к вооруженной борьбе и можно было ждать вторжения испанских солдат, немилосердных к еретикам. В 1618 г. началась Тридцатилетняя война, охватившая почти всю Европу, что тоже не сулило покоя.
В создавшихся условиях особенно давали о себе знать материальные и другие трудности эмигрантской жизни. К этому же времени прекратился приток сепаратистов из Англии. Те предпочитали скрываться на родине, а не подвергать себя опасности на чужбине. Дальнейшая жизнь в Лейдене, кроме того, грозила постепенным размывом конгрегации и последующим ее растворением в голландском окружении. Если определенная замкнутость общины и обычное сопротивление взрослых эмигрантов (их становилось все меньше) ассимиляции служили для них достаточным щитом, то он оказывался и в языковом, и в других отношениях менее прочным и надежным для детей и молодежи, которых к тому же соблазняли "легкие" правы Голландии. Юноши уходили даже в солдаты, девушки не отвергали ухаживаний голландских кавалеров.
Все это подталкивало к мысли о поисках нового места для поселения. На родину возврата на было. В Европе многое пугало. Приблизительно с 1616 г. взоры лейденских эмигрантов все чаще обращались к Америке. Желание найти там убежище и стремление "к пропаганде и распространению проповеди о царстве Христовом в той отдаленной части света" (Б., 46) усиливались эмигрантскими тяготами, а также сообщениями об основании в Америке английской колонии Виргиния. Кроме прочего, лейденцы вернули бы себе в тех краях прежнее подданство, покончили бы с жизнью изгнанников. В столь отдаленной стране они надеялись иметь некоторую свободу действий, обрести, следуя заветам Библии, "Новый Ханаан"1. Среди руководителей и акционеров Виргинской компании нашлись люди, которые обратили внимание па лейденцев как на возможных колонистов.
1 (Ханаан - древнее название Палестины.)
В конце 1617 г. конгрегация послала в Лондон двух своих представителей - Роберта Кашмена и Джона Карвера - для ведения переговоров с правлением Виргинской компании. Парламентеры везли с собой для передачи правительству документ, подписанный Робинсоном и Брюстером, состоявший из семи статей1. Он свидетельствовал о том, что руководители лейденской общины отличались не только твердостью религиозных убеждений, но и были хорошими дипломатами. В первой же статье они признавали англиканскую церковь, а в последующих - супрематию, епископат, светскую власть короля и его официальных представителей в заморских владениях. Тем не менее это не было капитуляцией, которая открыла бы им путь не только в Америку, но и в Англию. Они признавали власть короля, которая, существуя, тем самым являлась творением бога. Но авторы документа оставляли за собой право судить о законности королевских повелений, прежде всего касавшихся церкви. Так, в ст. 3 говорилось о подчинении королю "во всех делах" и "над всеми людьми", "если его повеления не противоречат слову божьему". То же говорилось о власти епископов (ст. А). Робинсон и Брюстер не оспаривали религиозного "единообразия", но одновременно заверяли в намерении своих последователей жить "в мире" с конформистами и нонконформистами, что означало непризнание официальной позиции англиканской церкви.
1 (The Story of the Pilgrim Fathers... Told by Themselves... E. Arber (Ed.). London, 1897, p. 280; Documents of American History. H. S. Commager (Ed.). New York, 1945, p. 14 - 15. В исторической литературе документ получил название "7 статей" или "Лейденское соглашение" (ноябрь 1817 г.).)
В Лондоне оказались достаточно проницательными. Тайный совет потребовал разъяснений. Король предложил передать вопрос на рассмотрение епископов. Тогда же около 200 членов нонконформистской конгрегации Фрэнсиса Джонсона из Амстердама, подобно пастве Робинсона решивших обосноваться в Новом Свете, по прибытии в Англию были арестованы (1618). Их отпустили только после того, как руководивший ими Блекуэлл заверил власти в непричастности своих людей к сепаратизму1. Позже началось "дело Брюстера". Попытка Кашмена приобрести патент на участок земли в Виргинии через подставное лицо не увенчалась успехом.
1 (Впоследствии Виргинии достигло всего 50 человек; остальные погибли в пути, в том числе Блекуэлл.)
Утратив надежду добиться чего-либо в Лондоне, руководители лейденской конгрегации вступили в переговоры с Новой нидерландской компанией, осуществлявшей, не считаясь с правами англичан, колонизацию в устье реки Гудзон (Новый Амстердам). Однако появившийся тогда в Лейдене торговец Томас Уэстон, знакомый с Робинсоном и Брюстером, обещал содействовать тому, чтобы их предложением вновь заинтересовались в Англии. Он предпринял необходимые шаги и организовал торговую компанию, в которую вошло около 70 купцов1, решившихся субсидировать экспедицию и вести дела с Виргинской компанией. В 1619 г. Кашмен и Карвер опять прибыли на родину для переговоров, которые закончились на этот раз подписанием соглашения с купцами от 1 июля 1620 г. (Б., 66 - 67).
1 (Среди них - торговавший в Лейдене член конгрегации Эдвард Пикеринг и упоминавшийся Томас Брюэр.)
Соглашение было заключено сроком на семь лет, в течение которых все доходы от торговли, рыболовства и всей прочей деятельности считались общим достоянием купцов и колонистов. По прибытии в Виргинию колонисты обязывались выделить часть людей для морского рыболовства (предполагалось, что это будет главной отраслью хозяйства) , а остальных использовать для работы на земле, в строительстве и для других нужд поселения. Работа должна была вестись совместно и запасы распределяться поровну с общего склада. По истечении семи лет все доходы и имущество (дома, земли, товары, скот) предусматривалось разделить между участниками соглашения - акционерами (с учетом времени пребывания в колонии и прав наследования), после чего взаимные обязательства купцов и поселенцев аннулировались. По взаимной договоренности соглашение могло быть продлено.
Условия, на которые пошли парламентеры, вызвали возражения. Некоторые потребовали возвращения пая. Предприятие грозило рухнуть. Тогда купцы, уже вошедшие в расходы и не желавшие нести убытки, начали набирать колонистов в Англии. Представителем последних и казначеем экспедиции стал Кристофер Мартин, конфликтовавший с Карвером, Уэстоном и Кашменом.
После включения в экспедицию людей Мартина погибла идея создания колонии, поселенцы которой являлись бы исключительно сепаратистами. К тому же так и не было получено право на свободу вероисповедания. Это отпугнуло определенное число лейденцев. Но остальные полагали взять свое в далекой Америке, где будет невозможно или во всяком случае трудно контролировать их духовную жизнь. В этом убеждал их Робинсон. Чтобы преодолеть сомнения своей паствы, он напоминал также о нетребовательности к материальным благам, которой должны отличаться "избранные Богом", Убедительность его слов возрастала для некоторых в силу действительных трудностей эмигрантского существования, уже понесенных издержек на экспедицию. Кроме того, в июне 1620 г. в Лондоне был уже зафрахтован корабль "Мэйфлауэр" ("Майский цветок"), отправленный для снаряжения в Саутгемптон. В Голландии вскоре приобрели небольшое судно "Спидуэлл" ("Вероника").
20 июля самые молодые и сильные во главе с Брюстером покидали Лейден (около 50 человек). Робинсон и большая часть конгрегации временно оставались. Прощание не было веселым: уезжали близкие и кормильцы, дети. Что ждало их на родине и в Америке? Но, как писал Брэдфорд, "они знали, что являются пилигримами и не придавали всему этому большого значения; возводя глаза к небу, к своей земле обетованной, они успокаивали свои души" (Б., 79). Под именем "пилигримов" лейденцы и их спутники, присоединившиеся к ним в Англии, вошли в историю.
В Саутгемптоне возникли трудности, связанные с ремонтом "Спидуэлла", неудачной попыткой отстоять право собственности на владение домом и приусадебным участком, нехваткой средств и припасов, раздором между лейденцами и людьми Мартина. Кашмен писал одному из своих знакомых: "Друг, если мы создадим колонию, то это значит, что Бог творит чудо, особенно принимая во внимание, как будет недоставать нам продуктов питания, а больше всего - единства и добрых наставлений. Насилие все погубит" (Б., 91).
Корабли вышли в море 5 августа 1620 г. - слишком поздно для путешествия в Америку. "Спидуэлл" подвел опять. Дважды возвращались из-за него обратно и, наконец, оставили в Плимуте. Это вызвало новые осложнения, так как все не могли погрузиться на один корабль. 20 человек и среди них Кашмен, упавшие духом, отказались от участия в экспедиции.
6 сентября тяжелогруженный "Мэйфлауэр" капитана Кристофера Джонса покинул Плимут, неся па себе 20 - 25 человек команды и 102 пассажира. Ветерапов Скруби на палубе "Мэйфлауэра" было только трое:
Уильям Брюстер с женой Мэри и Уильям Брэдфорд. Значительную часть пассажиров составили "чужаки" - колонисты, которых завербовали купцы в Англии. "Чужаков" в Америку влекло желание заново и лучше устроить свою жизнь и ни в коей мере - утверждение "истинной веры", ради которой туда отправлялись "святые". Пассажиров "Мэйфлауэра" объединяло лишь то, что они не принадлежали к привилегированным слоям английского общества, среди них насчитывалось мало даже относительно состоятельных людей, особенно среди "чужаков".
Во время путешествия многие страдали от морской болезни, все испытывали недостаток пресной воды. В переполненных помещениях было душно, не удавалось навести необходимый порядок и чистоту. В штормовые дни волны захлестывали корабль, оставляя после себя поломки и вредоносную сырость. Болели дети. Умер один моряк и один колонист. В какой-то момент трудности пути и неисправности корабля, обнаруженные после перенесенной бури, чуть не вынудили вернуться. По мере приближения к Америке становилось все холодней.
Наконец увидели землю. Стали двигаться к югу, предполагая найти там устье Гудзона, но подошли к мысу Код, который преградил дорогу подводными камнями и бурунами. Ночь провели в открытом море. Утром 11 (21) ноября 1620 г., обогнув мыс, корабль вошел в бухту1, где бросили якорь. Пилигримы прибыли в Америку, на свою новую родину.
1 (Ныне Провинстаун-харбор.)
* * *
Корабль стоял у берега. Не теряя времени, избрали Кар- вера губернатором создаваемой колонии. Однако сойти на ее землю в этот день пассажирам "Мэйфлауэра" так и не удалось. Бот, привезенный для нужд колонии, оказался неисправным. Его спешно чинили плотники. Мысль о том, что не удастся ступить на берег, представлялась невероятной. Требовалось топливо для камбуза и обогрева отсыревших помещений корабля. Завтра воскресенье (протестантская "суббота"): день, предназначенный только для духовных забот. Решили, воспользовавшись корабельной шлюпкой, отправить хотя бы разведчиков. Отобрали 16 "хорошо вооруженных людей" (Б., 98). Их возглавил Майлз Стэндиш - "капитан" пилигримов, ветеран войны в Голландии против испанцев1. Разведчики долго бродили по дюнам и лесу. Никого не встретили. Вернулись с наступлением темноты, принеся с собой хворост и съедобные ракушки.
1 (Ростом хотя не высок, но крепок и с грудью могучей, Был он широк и в плечах, а мускулы - словно железо. Смуглый загар на лице, но уже бороды рыжеватой Легкий коснулся снежок, как дубравы в ноябрьскую пору 7.)
7 Лонгфелло Г. Избранное. М., 1958, с. 235. Г. Лонгфелло (Пер. Д. Горфинкеля).
Следующий день, воскресенье 12 ноября, посвятили богослужению. 13-го на той же корабельной шлюпке перевезли наконец на берег всех пассажиров, способных двигаться. Отбуксировали туда и бот для дальнейшего ремонта. Опять собирали хворост и ракушки. Женщины стирали, дети резвились. Ожидая, когда будет починен бот, в тех же занятиях провели еще день, омраченный сообщением плотников, что окончание их работы задерживается. Бот требовался не только для связи с землей. На нем предполагали отправиться на поиски места, подходящего для основания колонии. Моряки торопили с окончательной высадкой и разгрузкой корабля, боясь, что наступление зимы затруднит их возвращение на родину. Оставался единственный выход - пешая экспедиция.
15 ноября она отправилась в поход: отряд Стэндиша - "у каждого мушкет, меч и латы" - и трое влиятельных пассажиров: Уильям Брэдфорд, Стэфен Гопкинс и Эдвард Тилли - "для советов и наставлений"1. В первый день пути издали заметили пять-шесть индейцев с собакой, которые скрылись в зарослях. Пытаясь догнать их, заблудились. Ночевали в лесу. Утром вышли на расчищенное место, которое оказалось заброшенным маисовым полем. За ним обнаружили несколько захоронений, остатки разрушенных туземных жилищ, брошенную утварь. Порывшись, к своей радости, нашли медный корабельный котел и несколько корзин с маисом.
1 (Journall of the English Plantation at Plimouth. Unstity Microfilms (Ed.). Ann Arbor, 1966, p. 4.)
"... Мы поставили вокруг часовых, а двое или трое выкапывали зерно. При этом нас занимала мысль, что жe делать с этим зерном и с этим котлом? После длительного обсуждения мы решили взять котел и столько зерна, сколько мы сможем унести с собой... Мы взяли все початки, а очищенным зерном наполнили котел - с таким расчетом, чтобы два человека могли нести его на палке,- а кроме того, каждый набил зерном свои карманы; остальное мы закопали, ибо, тяжело вооруженные, мы не могли нести больше"1, - записано в одном из самых первых, если не первом, документе, составленном пилигримами в Америке.
1 (Ibid., p. 6 - 7.)
Двинулись в обратный путь к кораблю. Миновали разрушенный палисад и остатки бывшего форта, вероятно сооруженные когда-то европейцами. Пересекли реку, которую видели еще с моря. Переночевав в лесу, утром пришли к своим.
Когда бот наконец починили, к брошенной индейской деревне выслали новую экспедицию (около 30 человек). Как узнали об этом позже, жители деревни оставили ее из-за распространившейся среди них смертельной болезни, занесенной экипажем какого-то европейского корабля. Кроме маиса, на сей раз нашли еще запас бобов. "Маис и бобы путешественники унесли, предполагая за все заплатить индейцам при встрече с ними (как спустя шесть месяцев они и сделали к полному удовольствию индейцев)" (Б., 100).
Место, где удалось столь неожиданно и удачно поживиться, назвали Корнхилл (Маисовый холм). Некоторые предлагали здесь обосноваться. Отговорил моряк Роберт Коффин (Коппин), уже побывавший у мыса Код и утверждавший, что дальше по берегу места более подходящие для поселения. Он, как выяснилось, был прав. Но не встреться им Корнхилл, не встреться он до снега, который бы все скрыл от глаз, "они могли бы умереть с голода, так как они не имели своих семян, у них не было никакой возможности (как показало будущее) где-нибудь достать их до нового урожая" (Б., 100).
6 декабря, переждав непогоду и выслушав многочисленные ругательства и угрозы моряков, рвавшихся домой, отправили в разведку еще один отряд. Шли на боте. "Было очень холодно, и морские брызги, замерзая на их одежде, делали пилигримов похожими на стеклянные фигуры" (Б., 101). Сойдя с бота, продолжали путь по берегу. Видели группу индейцев. К вечеру второго дня выбрали удобное место для ночлега и огородили его сваленными деревьями. "Будучи очень уставшими, они расположились на отдых. Но около полуночи услышали ужасный и громкий вой, одновременно часовой закричал: "К оружию! К оружию!". Они вскочили с оружием в руках и сделали несколько выстрелов из мушкетов, после чего наступила тишина. Решили, что это была стая волков или других диких зверей; один из моряков сказал им, что он часто слышал подобные звуки на Ньюфаундленде" (Б., 101). Остались там же до утра. Когда сели завтракать, вновь услышали знакомый устрашающий вой. В то же время увидели одного из своих, бежавшего от бота с криком: "Индейцы!". В следующий момент полетели стрелы. Побежали к боту. Достигнув его, начали отстреливаться. Индейцы отступили.
Отбив нападение, поплыли дальше. Когда стало смеркаться, пошел мокрый снег, сгущавший темноту. Налетевший шквал сорвал парус, сломал мачту и едва не перевернул судно. К счастью, до берега было недалеко. Пристали с большим трудом. Наступила морозная ночь. Мокрая одежда обледенела. Развести костер не решались, опасаясь индейцев. Без сна, не выпуская из рук оружия, сидели у чуть тлевших поленьев. Утром 9 декабря обнаружили, что находятся на острове1, расположенном в бухте, которая показалась удобной для стоянки кораблей. Весь этот и следующий день посвятили ее осмотру.
1 (Имеется в виду остров Кларка, названный так в честь моряка, руководившего экспедицией (или первого человека, вступившего на остров).)
11 (21) декабря сошли на берег материка. Здесь протекало несколько ручьев с хорошей питьевой водой, которые пересекали заброшенные, как в Корнхилле, маисовые поля. Дальше простирались леса. Место понравилось. "По крайней мере оно было лучшим из тех, что они видели, а время года и их тогдашние насущные нужды заставили довольствоваться тем, что казалось хотя бы подходящим" (Б., 104).
День первой высадки пилигримов на этом месте1 считается в США праздничным и носит название "День Праотцев", или "День Отцов-пилигримов" (Forefathers Day). Официально, с поправками на разницу календарных стилей и в результате недоразумений с датировкой, отмечается 22 декабря.
1 (До этого там была оставленная индейцами деревня Патуксет.)
Итак, задача была выполнена. С радостным сообщением вернулись на "Мэйфлауэр". 16-го корабль пересек бухту у мыса Код и вошел в соседнюю, меньшую, но более закрытую, в ту, что облюбовали разведчики. Приступили к разгрузке, поискам площадки для строительства первое го здания - общего жилья и одновременно склада. Вы-брали место на возвышенности в южной части бухты (ныне Плимутская скала). К постройке дома приступили 25-го, тем положив начало поселению и будущему городу Новый Плимут.
Существует немало предположений относительно того, почему поселенцы избрали именно это название. Согласно одному из них, пилигримы дали его в память о своем отплытии в Америку из Плимута. Более вероятным, однако, представляется предположение издателя "Истории" Брэдфорда - У. Т. Дэвиса: место, где обосновались пассажиры "Мэйфлауэра", именовалось "Плимутом" на карте Новой Англии Джона Смита (Б., 112, сноска 2)1, добавить "Новый" теперь, когда появилось реальное поселение, было необходимо для того, чтобы отличить его от одноименного английского города.
1 (Это название, как и другие, повторяющие английские, дал в свое время будущий король, а тогда принц Карл, которому капитан Смит посвятил свой труд.)
Стояла зима, а потому пилигримы продолжали ютиться на корабле. Еще недостроенный "Общий дом" загорелся, и его с трудом спасли. "Серьезные первые трудности вызвали недовольство и ропот одних, мятежные речи и недостойное поведение - других; но все это вскоре было погашено и преодолено мудростью и терпением, а также справедливостью и равным ко всем отношением губернатора и лучшей части людей, которые тесно сплотились и играли решающую роль. Самым печальным и горестным было то, что в течение двух-трех месяцев половина людей погибла, особенно в январе и феврале - из-за суровой зимы, отсутствия жилищ и других удобств, из-за цинги и других болезней, которые явились результатом долгого путешествия и тяжелых условий, в которых они оказались; иногда в указанные месяцы умирало по два-три человека в день; из 100 с лишним человек осталось едва 501, из которых в самые тяжелые моменты здоровыми оказывались не более шести или семи, и эти люди, да будут они помянуты добрым словом, не считаясь с собственными страданиями, день ли был или ночь, рискуя собственным здоровьем и не жалея сил, рубили для других дрова, разжигали огонь, готовили им пищу, стелили им постели, стирали их отвратительно грязную одежду, одевали и раздевали их; одним словом, делали всю необходимую работу..." (Б., 107 - 108).
1 (Среди них 5 женщин (из 18), 7 девочек и 3 мальчика. Только 3 женатые пары не разлучила смерть. Только одна семья не потеряла ни одного из своих членов.)
В это тяжелое время индейцы показывались редко, только издали. Однажды они унесли оставленные без присмотра рабочие инструменты.
16 марта 1621 г. произошло удивительное событие. Индеец, шедший навстречу колонистам, заговорил по-английски. На ломаном английском, но английском! Выяснилось, что он из тех мест, куда приходили английские корабли для ловли рыбы. Звали его Самосет. Он рассказал, что недалеко от Нового Плимута живет индеец по имени Сканто (Тискантум), говорящий на языке бледнолицых гораздо лучше его1. Англичане пожаловались гостю на совершенную у них кражу.
1 (Этот индеец когда-то был взят в плен английскими моряками и жил несколько лет в Англии, откуда его потом вновь привезли на родину.)
Через несколько дней Самосет привел с собой группу индейцев, вернувших поселенцам похищенные у них инструменты. Это послужило началом установления добрососедских отношений. 22 марта лагерь пилигримов посетил вождь (племени и конфедерации)1 Массасойт в сопровождении "свиты". В качестве переводчика выступал Сканто. Очевидец вспоминал: "Всё, что здешний король считает нужным сделать, получает восторженное одобрение его подданных; пока он сидел рядом с губернатором, он дрожал от страха. Физически он очень сильный человек, в расцвете лет, ловкий, с серьезным выражением лица, немногословный. Своим одеянием он мало, почти совсем, не отличается от остальных индейцев - только нитью белых костяных бус на шее..."2
1 (Племя вампаноагов алгонкинской языковой группы, объединенное в конфедерацию с другими родственными племенами.)
2 (Ibid., p. 37.)
Самосет у пилигримов
Англичане остались довольны встречей. Их радовал, вероятно, страх Массасойта, если этот страх не выдумка автора цитируемых строк. Они не могли не понимать, однако, что страх, скорее всего вызванный у храброго воина лишь необычностью обстановки, может исчезнуть.
Они помнили, что находятся в окружении индейских племен, и не слишком еще были уверены в себе. Поэтому англичане предложили Массасойту заключить с ними договор о мире. Видя дружеский прием, довольный полученными подарками, вождь согласился.
Тогда же в лице Сканто колонисты обрели своего ангела-хранителя. Он остался жить с ними, и они по достоинству оценили его как "помощника, неожиданно посланного Богом для их благополучия" (Б., 111). Сканто стал их постоянным переводчиком, посредником и проводником. Он научил их сажать маис, ловить рыбу, охотиться и делать тысячу других дел, необходимых для поддержания жизни среди дикой природы.
21 марта 1621 г. "Мэйфлауэр" покинул последний задержавшийся на нем пассажир. 4 апреля корабль уплыл на родину. Колонисты могли полагаться теперь только на собственные силы. Они расчищали землю, ухаживали за посевами, строили дома, разводили огороды. Дом каждая семья строила отдельно. Одинокие колонисты присоединялись к какой-нибудь семье. Кроме возведения дома и периодической обработки приусадебных земельных участков, вся остальная жизнь колонии, в соответствии с соглашением, заключенным с лондонскими купцами, строилась, как в свое время в Виргинии, на коллективных началах: общий труд, общий склад, централизованное и равное распределение продуктов, инструментов и т. д.
Вскоре после ухода "Мэйфлауэра" умер Карвер. Общее собрание свободных колонистов избрало новым губернатором Уильяма Брэдфорда, а в помощь ему - Исаака (Айзека) Эллертона, тоже из "святых". Отдаленность от метрополии, немногочисленность колонистов и сплоченность лейденцев создавали условия, при которых губернатор, избранный из числа последних, обладал большой властью и значительной свободой в учреждении общественных установлений. Одно из них ввели 12 мая 1621 г. В тот день состоялась первая свадьба. Священника среди поселенцев не было. Вынужденный обстоятельствами, Брэдфорд ввел гражданский брак, который утвердился в Новом Плимуте как постоянный институт.
Брэдфорд руководил Плимутом с несколькими перерывами (по одному году) до 1656 г. Общие собрания, особенно в первые годы, устраивались редко и по инициативе самого губернатора. Его активно поддерживали:
У. Брюстер, С. Фуллер, Э. Уинслоу, И. Эллертон, а из "чужаков" - М. Стэндиш и С. Гопкинс. Все они, исключая Стэндиша, приехали в колонию со своими сервентами, т. е. были людьми довольно состоятельными, на чем основывался, как видно, их авторитет и что делало их сторонниками "законного" порядка. Кристофер Мартин, возглавлявший когда-то "чужаков", умер еще зимой.
В церковных делах лейденцы, тем более их руководители, пользовались непререкаемым авторитетом. У них уже была церковь, состоявшая из дисциплинированных прихожан, один из которых занял пост губернатора колонии, а другой - его помощника. Они так или иначе пресекали действия "чужаков", шедшие вразрез с моралью "святых", проявляя, однако, достаточную гибкость, не затрагивая особенно больных мест.
Только с отплытием "Мэйфлауэра" началось настоящее знакомство колонистов с окружавшим их миром. Прежде они все еще оставались как бы пассажирами корабля. Теперь пилигримы решили разведать окружающие леса, а заодно посетить своего союзника Массасойта. Захватив подарки, 2 июля 1621 г. Уинслоу и Гопкинс вышли в поход, но вернулись. На пути им встречались пустеющие индейские деревни, где не было здоровых люден и где больные не успевали хоронить умерших: свирепствовала эпидемия. В то же время удачей обернулось исчезновение колониста Джона Биллингтона, потерявшегося в лесу. После долгих блужданий он нашел приют у индейцев того племени, продовольственные запасы которого пилигримы унесли из Корнхилла. Индейцы привели Джона в Плимут. Здесь им возместили понесенный убыток, после чего заключили с ними мирный договор.
В Плимут пришел и поселился там воин из племени Массасойта Хобомок - "сильный мужчина, уважаемый индейцами за свою храбрость и способности, который был предан и верен англичанам до самой своей смерти" (Б., 119). Пилигримы приобрели второго проводника и переводчика, что значительно расширило их возможности исследовать страну.
Лесные встречи не всегда оканчивались благополучно. Однажды колонисты получили известие о том, что на союзных с ними индейцев напали наррагансеты, обитавшие в значительном отдалении от Плимута, на юго-западе от него. Для выяснения послали Сканто и Хобомока.
Их перехватили по дороге воины одного из племен конфедерации Массасойта. Вождь этого племени, Корбитант, противник дружбы с англичанами, обвинил гонцов в измене. Хобомок сумел вырваться и бежал в Плимут. Он сообщил, что Сканто грозит неминуемая гибель. Собрали военный совет. Тот постановил отправить к Корбитанту Стэндиша во главе отряда из 14 человек, чтобы освободить Сканто и проучить виновных. В случае, если проводник убит, предписывалось обезглавить зачинщика конфликта.
14 августа отряд пустился в путь. Корбитанта в предполагаемом месте не оказалось. Сканто был жив и невредим. Без жертв, однако, не обошлось. К деревне подошли ночью. Окружив ее, запретили кому-либо покидать жилища. Несколько воинов попытались бежать. По ним стреляли и троих ранили.
В сентябре группа плимутцев посетила на боте Массачусетскую бухту, получившую название по имени обитавших по ее берегам индейцев. Там впервые выменяли на свои товары бобровые шкурки и меховую одежду.
Наступило "бабье лето" (по-американски - "индейское"). Собрали первый урожай с общего поля. Маис, посаженный под руководством Сканто, уродился хорошо, европейские культуры (пшеница, горох) - плохо. Удивляться не приходилось: далеко не все умели заниматься земледелием, недостаточно подготовили почву. Как бы то ни было, урожай собрали, норма муки в рационе увеличилась. Решили отпраздновать День благодарения, тем отмечая свои первые успехи. Это произошло в октябре 1621 г.1
1 (С 1863 г., по решению президента Авраама Линкольна, День благодарения отмечается в США каждый последний четверг ноября.)
День Благодарения
В один из ноябрьских дней прибежал индеец и сообщил о приближении "большой крылатой пироги". В первый момент забеспокоились: не голландцы ли? Приготовились к защите. Тревога оказалась напрасной: прибыл корабль из Англии - "Форчун", па борту которого находилось 12 "святых" (9 мужчин, 2 женщины, ребенок) и 23 "чужака" (17 мужчин, 2 женщины, 4 детей). Радость встречи несколько омрачило известие, что привезены самые мизерные запасы продовольствия и снаряжения. Но радость была все же большей, чем огорчение: они не только закрепились в новой стране, по и не утратили связи с родиной.
* * *
Прошло еще 10 лет. Опять в Новом Плимуте царила ночь. И опять Уильям Брэдфорд не спал. Весна - ломило больные ноги. Раздражал непрестанный писк мышей. Но больше всего мешали заснуть беспокойные мысли. Он давно уже писал вторую книгу "Истории". Во введении к ней предупредил будущих читателей о своем намерении "для краткости следовать летописному методу, отмечая только суть главных событий в их временной последовательности" (Б., 106). Казалось, далее все пойдет просто. Увы, нет.
Вторую книгу он начал с рассказа о соглашении, заключенном колонистами еще на борту "Мэйфлауэра" - до того, как первые из них сошли на берег. Пилигримы были так предусмотрительны! И позже они делали все возможное, чтобы идти "истинным" путем, возводя "Новый Ханаан", покорно и неустанно следовать божеским заветам. А вчера он записал: "Удивительно видеть и наблюдать, как развиваются и прорываются здесь злые силы - в стране, где - казалось бы, все противостоит этому, где за ними тщательно следят и где, когда их распознают, сурово наказывают - суровее, чем где бы то ни было... Однако все это не смогло помешать появлению многих грехов..." (Б., 363 - 364).
Может быть, "чужаки" со своими неизлечимыми пороками дурно повлияли на остальных? Ища ответа, он записал вчера: "И за Христом следовали многие ради хлебов… И из Древнего Египта с божьим народом, смешавшись с ним, вышли и другие" (Б., 238). А что, если пилигримы отклонились от "истинного" пути? Уильям Брэдфорд не спал...
А 20 лет назад "Мэйфлауэр" стоял у американского берега. Но пассажиры, истомленные долгим морским путешествием, вместо того чтобы спешить на долгожданную землю, о чем-то совещались. Потом мужчины стали подходить к столу, чтобы подписать лежащий на нем документ. Это было Соглашение на "Мэйфлауэре" от 11 (21) ноября 1620 г.
"Именем Господа, аминь.
Подписание соглашения на 'Мэйфлауэре'
Мы, нижеподписавшиеся, верноподданные нашего могущественного суверенного государя Якова, Божей милостью короля Великобритании, Франции и Ирландии, защитника веры и проч., предприняв во славу Божью - для распространения христианской веры и славы нашего короля и отечества - путешествие с целью основать колонию в северной части Виргинии, настоящим торжественно и взаимно перед лицом Бога объединяемся в гражданский политический организм для поддержания среди нас лучшего порядка и безопасности, а также для достижения вышеуказанных целей; а в силу этого мы создадим и введем такие справедливые и одинаковые для всех законы, ордонансы, акты, установления и административные учреждения, которые в то или иное время будут считаться наиболее подходящими и соответствующими всеобщему благу колонии и которым мы обещаем следовать и подчиняться. В свидетельство чего мы ставим наши имена, мыс Код, 11 ноября... Anno Domini 1620" (Б., 107).
Еще в XVIII в. знаменитый автор "Истории Америки" Уильям Робертсон писал, что Соглашение и созданные па его основе общественные институты "опирались на обычные принципы человеческого благоразумия". Что это за принципы? Робертсон сформулировал их следующим образом: "Привилегия выражать свое собственное мнение и привилегия управлять с помощью законов, составленных по собственному разумению"1.
1 (Robertson W. The History of America. London, 1821, vol. Ill, p. 311.)
Робертсон был историографом английского короля. Описываемое событие казалось ему примечательным, но не слишком важным для судеб западного полушария. Когда вышло первое издание его "Истории Америки", английские колонисты выиграли битву при Саратоге (1777), а через шесть лет Англия признала независимость восставших колоний. Еще через четыре года конгресс их представителей утвердил конституцию Соединенных Штатов. С этого времени американцы все чаще задумывались над тем, где им следует искать истоки своей национальной гражданской истории. Одним из таких истоков, нередко главным, стали признавать Соглашение на "Мэйфлауэре". Соглашение толковалось в духе Робертсона, но с ударением па его американском происхождении. Утверждалось, что оно - "зародыш" американской конституции, иначе говоря, "зародыш" Соединенных Штатов.
Прошли годы, и некоторые историки стали усматривать в Соглашении - прежде всего, или только - стремление влиятельных и имущих пассажиров "Мэйфлауэра" установить свою власть над остальными свободными пассажирами корабля и закрепить ее в отношении сервентов.
Противоречивость оценки исторического значения Соглашения па "Мэйфлауэре", разнозначность его объяснений вызывались эволюцией исторических воззрений, несходством общественных и научных взглядов, сложностью отраженного в Соглашении социального явления.
Обратимся к содержанию документа.
Упоминание бога в первой же строке Соглашения, а также в ряде последующих не следует рассматривать лишь как отражение норм тогдашнего официального языка. Среди пассажиров "Мэйфлауэра" находились "святые", что могло накладывать отпечаток как на форму, так и на суть документа. Конгрегационализм и сепаратизм "святых" несли в себе демократические тенденции и идею самоуправления. Эти тенденции должны были стимулироваться, а идея материализоваться в результате многолетней эмигрантской жизни, так как в Голландии "святым" приходилось самим устраивать свои дела. Противостоя материальным невзгодам и нападкам голландских кальвинистов, которые, как и английские пуритане, порицали их за сепаратизм, лейденцы, потеряв слабых и нестойких, духовно и организационно сплотились в своей церковной общине.
Все пассажиры "Мэйфлауэра" были знакомы с практикой английского муниципального самоуправления.
В те времена статут колонизационных предприятий утверждался королевской хартией (патентом), в которой указывались границы предоставляемой территории и форма управления ею. При отплытии "Мэйфлауэра" компаньоны предприятия - субсидировавшие его купцы и будущие колонисты - такой хартии еще не имели. Они использовали патент лондонского купца Джона Пирса. Ему, как пайщику Виргинской компании, полагался участок земли в Америке. Сам Пирс туда не ехал. Но даже и в том случае, если бы он оказался в числе колонистов, купец не смог бы вводить там порядки по своему усмотрению. Он являлся только одним из акционеров предприятия, дела которого решались собранием пайщиков. В данном случае ими было значительное число будущих колонистов. Именно они в лице свободных колонистов (фрименов) имели право решать вопросы, связанные с устройством поселения, на общем собрании. Такое право, несмотря на незначительное материальное участие пайщиков в деле, обеспечивалось позицией купцов, не только взявших на себя основные расходы - в предвидении будущих барышей,- но и стремившихся, следуя своим религиозным симпатиям, облегчить сепаратистам достижение их целей. Некоторая самостоятельность, обретенная таким образом, а также надежда закрепить ее в стране, далекой от английских властей, являлись той приманкой, которая сделала из "святых" - пилигримов "Нового Ханаана".
Пунктом назначения "Мэйфлауэра" считалось устье реки Гудзон. Власть Виргинской компании, в юрисдикцию которой должно было войти предполагаемое поселение, па данный район Виргинии фактически не распространялась и оспаривалась голландцами. По крайней мере на некоторое время это давало колонистам известную свободу и независимость от ортодоксальных англикан, осевших южнее. Есть и прямые указания на стремление к такой независимости. В то время права на Северную Виргинию, которую уже называли Новой Англией, переходили в другие руки. Только задержка с утверждением патента для ее нового хозяина - Совета Новой Англии - помешали Пирсу и его компаньонам переменить патрона, к чему они готовились вплоть до отплытия "Мэйфлауэра".
По причинам, которые остаются невыясненными, корабль пристал к берегу у мыса Код - много севернее устья Гудзона, т. е. на территории, отходившей к Совету Новой Англии1. Официальные права он получил на нее еще до прибытия "Мэйфлауэра" в Америку. Иначе говоря, с патентом на землю, которой управляла Виргинская компания, колонисты оказались во владениях другого хозяина, еще не приступившего к управлению. Временное самоуправление делалось неизбежным.
1 (Некоторые исследователи предполагают, что капитана подкупили голландцы; другие - что капитан сбился с курса; третьи - что существовал сговор между компаньонами Пирса и Советом Новой Англии, )
В пути общее руководство, естественно, лежало на капитане - Кристофере Джонсе. Так как Робинсон остался в Лейдене, старшим среди его людей считался Джон Карвер, который от их лица вел дела с купцами. Остальными пассажирами, набранными дополнительно в Англии, неофициально управлял Кристофер Мартин.
Что касается "святых", то они имели конкретные распоряжения относительно самоуправления. Незадолго до отплытия "Мэйфлауэра" из Англии их духовный пастырь и фактический руководитель отправил им из Лейдена 27 июля 1620 г. напутственное письмо-проповедь (Б., 84 - 86).
Робинсон наставлял их избегать всяких ссор и конфликтов с "чужаками", которых они получили в попутчики и компаньоны и с которыми они составят единое "гражданское сообщество". Он умолял их до прочного обоснования па американской земле "не расшатывать дом Бога", объединявший лейденцев, "ненужными новшествами".
"...Поскольку вы становитесь политическим организмом, осуществляющим гражданское самоуправление,- писал он,- и среди вас нет каких-либо особо выдающихся людей, из которых вы могли бы избрать правителя, проявите мудрость и благочестие, не только избирая для этой цели людей, проявляющих со всей очевидностью любовь и волю к достижению всеобщего блага, но и выказывая все необходимое уважение и подчинение их законному управлению; вы должны видеть в них... божественное указание к достижению всеобщего блага, чтобы не стать глупой толпой, которая больше уважает яркий наряд, чем добродетельный ум человека или чудесное предначертание Господа; вы ведь хорошо знаете, что образ божеской власти и авторитета, который воплощается в правителе, должен уважаться в ком бы то ни было".
Цитируемое письмо подтверждает и без того достаточно очевидный факт, что вопрос о самоуправлении обсуждался и был решен лейденцами еще до их отъезда из Голландии. Его решение совпадало с достижением основных преследуемых ими целей: свободой вероисповедания и обзаведением собственным хозяйством, предпочтительно сходным с тем, каким они располагали или к какому они привыкли па родине.
Первая цель осознавалась четко и определилась давно. Вторая определялась постепенно. Глубинный социально-экономический стимул, сделавший этих англичан эмигрантами, ими не осознавался. Он представал перед ними в религиозном обличье. Они отдавались своей вере бескорыстно, более того, жертвенно, потеряв из-за нее отчизну, родной очаг, значительную часть или все свое имущество. Трудности эмиграции сделали экономический стимул если не осознанным, то весьма ощутимым, слитым с религиозным.
"Святые" не могли достигнуть преследуемых ими целей в Англии, откуда им пришлось бежать, где их считали преступниками, нарушившими церковные и государственные законы. В Голландии при наличии веротерпимости и личной свободы они тем не менее были чужестранцами, иноверцами, неустроенными и неполноправными гражданами (за некоторым исключением), нежелательными, маломощными и неумелыми конкурентами. Жизнь на чужбине не давала уверенности в прочном будущем, столь необходимой для приобретения специальности или занятия торговлей (большинство "святых", мы знаем, прежде были сельскими жителями). Голландия вот-вот могла вступить в войну с Испанией. В Америке они искали "Новый Ханаан": со своей верой, своей землей, своим управлением. Свой "Новый Ханаан".
Если вспомнить, однако, "7 статей", последнюю фразу из письма Робинсона и текст Соглашения, то нетрудно убедиться в том, что лейденцы (тем более "чужаки") не предполагали отвергать власть короля и объявлять о своей независимости. Именно желание вновь связать себя с родиной привело их в отдаленные, но английские владения, заставило отвергнуть предложение Новой нидерландской компании. Они не искали государственной независимости, не подвергали сомнению "образ божеской власти и авторитета", воплощенный в "божьей милостью" английском короле, который вольно или невольно являлся их защитником как владелец страны, где они собирались обосноваться. Всем пассажирам "Мэйфлауэра" не было выгоды рвать свои связи с лондонскими купцами, без помощи которых они не покинули бы Европу и на помощь которых рассчитывали в будущем. Америка сулила лейденцам достижение искомых целей без окончательного разрыва с Англией, без неповиновения "чудесному указанию Господа".
Они прибыли в Америку, их корабль стоял у мыса Код. Что могло помешать исполнению задуманного? Не желание "чужаков" согласиться с предлагаемой формой правления. Такая угроза представлялась реальной.
Еще перед отплытием из Англии отношения между "святыми" и "чужаками" оказались испорченными. Последних купцы включили в состав экспедиции, желая увеличить число колонистов, труд которых обеспечил бы доходность предприятия. Это разрушало замыслы лейденцев: "Новому Ханаану" приходилось начинать жизнь с религиозных распрей. "Чужаки" в большинстве своем принадлежали к англиканской церкви, некоторые, вероятно, были пуританами (к ним относят Кристофера Мартина). Все они считали лейденцев "раскольниками". Беззащитность сепаратистов, находившихся в Англии на полулегальном положении, давала их противникам возможность помыкать ими. Взаимная неприязнь питалась также финансовыми трудностями. Мартин, претендовавший на роль общего руководителя, вызывал у лейденцев раздражение своей кичливой грубостью при плохом исполнении прямых обязанностей.
В море единоначалие капитана корабля, напутственные слова Робинсона своей пастве, а также опасности и невзгоды, равные для всех, могли притушить взаимное раздражение, даже сблизить некоторых, до того враждовавших. Если это и случилось, то не обеспечило единства и мира. Уильям Брэдфорд, рассказывая о Соглашении на "Мэйфлауэре", объяснял, что его необходимость вызывалась "частично недовольством и мятежными речами, которые вели некоторые чужаки, заявлявшие, что, когда они сойдут на берег, они будут вести себя как захотят: из-за отсутствия какой-либо власти над ними, поскольку путешественники имели патент для Виргинии, а не для Новой Англии, принадлежавшей другому хозяину, к которому Виргиния не имела никакого отношения. А частично потому, что заключенное ими самими такое соглашение... могло быть прочным как обусловленное патентом, а в некоторых отношениях еще и более прочным" (Б., 106).
К моменту подписания Соглашения на "Мэйфлауэре" находилось 103 пассажира1. "Святые" составляли немногим более одной трети: 41 человек (17 мужчин, 10 женщин, 14 детей - двое родились в пути). "Чужаков" было 40 человек (17 мужчин, 9 женщин, 14 детей). Остальные пассажиры не принадлежали к числу собственно поселенцев: пятеро специалистов (бочар и четыре моряка), нанятых для нужд колонии на ограниченное время и за определенную плату, и 17 сервентов (домашних слуг и законтрактованных работников). Восемнадцатый, У. Баттен, умер в пути.
1(Данные о них см.: Willison G. F. Op. cit., Appendix A; Bradford's History, Appendix N 1.)
Среди лейденцев "мятежников" не было (мятежные речи "вели некоторые чужаки"). Сомнительно, чтобы ими могли стать наемные специалисты. Их интересовал заработок, которого они лишились бы при распаде колонии. Из 17 сервентов 13 являлись сервентами "святых". Лейденцы обратили их в свою веру, по крайней мере нанимали из людей, сочувствовавших ей и собиравшихся по окончании срока контракта остаться в колонии. Таким образом, среди сервентов потенциальными "мятежниками", вероятно, можно считать только четверых, принадлежавших "чужакам" (К. Мартину и С. Гопкинсу). При этом нельзя забывать, что люди, только что законтрактованные, еще не приступившие к ожидавшей их тяжелой работе, но уже получившие кров, питание и одежду, пусть плохие, имели не так уж много оснований для бурного возмущения. Они согласились на кабальные условия контрактов, надеясь через семь лет обрести свободу и обзавестись в Америке землей и хозяйством, чем не обладали в Англии или чего там лишились, так как власти считали их "бездельниками" и "бродягами". Вряд ли сервенты стали зачинщиками "мятежа", участие в котором грозило им впоследствии жестокими наказаниями и убивало всякую надежду вернуться в среду "добропорядочных" англичан, на что они рассчитывали, отправляясь за океан1.
Возможное недовольство сервентов их положением или обращением с ними хозяев могло, разумеется, выливаться в "мятежные речи". Однако главными "мятежниками" следует скорее всего считать собственно "чужаков", в частности тех из них, которые владели сервентами. "Мятеж" направлялся против "святых", вернее, против явной претензии их руководителей (Карвер, Брэдфорд, Брюстер) на главенство среди колонистов, против несомненного намерения этих руководителей осуществить свой план организации поселения.
1 (Из четырех упомянутых выше "мятежников"- сервентов один умер в год приезда; второй - в 1621 г.; третий, недовольный жизнью в основанной колонии, как только окончился срок контракта, уехал в Виргинию. Из 17 сервентов, сошедших с "Мэйфлауэра" на американскую землю, в течение 1620 - 1621 гг. умерло 11 человек. Вообще из 362 колонистов, приехавших в Новый Плимут до 1630 г., сервентов насчитывалось максимум 50 человек, даже в том случае, если считать таковыми большинство или всех пассажиров "Талбота" (1629). В "Истории" Брэдфорда о них сказано: "Мы послали вам несколько сервентов", "число пассажиров 35 человек" (Б., 245 - 246).)
Недовольство не вышло за пределы "мятежных речей". 41 человек поставил под Соглашением свою подпись: 17 "святых", 17 "чужаков", 3 наемных специалиста и 4 сервента (двое - "чужака" Гопкинса и двое - "святых" Карвера и Уинслоу),- как можно полагать, все мужчины, достигшие 21 года, т. е. совершеннолетня1. Что же, кроме предположительного и весьма относительного большинства (наемные специалисты, двое сервентов), помогло лейденцам одержать верх.
1 (Дата рождения двух моряков и остальных сервентов-мужчин, чьих подписей нет, неизвестна. Судя по всему, они не достигли 21 года.)
Они составляли организованную и духовно спаянную силу, твердо знали, чего хотели. Этого нельзя сказать о "чужаках". Претендовавший на лидерство Мартин дискредитировал себя. Руководители "святых", исполнявшие наставление Робинсона, привыкшие к пропаганде своих взглядов, проявлявшие "христианское милосердие" к своим болевшим спутникам, поддерживаемые всей церковной общиной сепаратистов, относительно более образованные, не могли не пользоваться авторитетом. Он рос с падением престижа Мартина.
Все пассажиры "Мэйфлауэра", как упоминалось, были связаны с купцами. Капитан, несомненно, делал все, чтобы привезти в Англию благоприятный отчет об основанной колонии, а не известие о разбежавшейся мятежной толпе. Далеко не все "чужаки", вложившие в предприятие свои, пусть небольшие средства, как правило, последние, располагали мужеством порвать с предприятием. Колонисты имели очень скромный запас продовольствия и снаряжения, которые до высадки на берег находились в руках капитана. На берегу их не ждал подготовленный кров, обработанные поля, друзья, на помощь которых они могли рассчитывать. Поселение можно было основать только общим трудом. Это предусматривал и договор, которым основывалось предприятие. Всем предстояло пользоваться общими запасами. Один или даже несколько человек, решившие отделиться от остальных - в незнакомой стране, среди девственной суровой природы, в условиях наступившей зимы, вполне вероятного нападения индейцев, усталости от путешествия и недостатка припасов - шли бы на смертельный риск. У многих были жены и дети, составлявшие половину всех колонистов. "Здравый смысл" играл на руку лейденцам. К тому же они предложили заключить Соглашение, которое формально никого не ущемляло. К его подписанию привлекли даже сервентов.
"После этого, - как о само собой разумеющемся писал Брэдфорд,- они избрали, а скорее утвердили мр. Джона Карвера (человека набожного и уважаемого ими) своим губернатором на текущий год" (Б., 107).
Слова "скорее утвердили" подтверждают предположение, что "святые" заранее готовили почву для заключения Соглашения, текст которого, несомненно, составили их руководители, положив в основу письмо Робинсона. Избранием Карвера они закрепили свое преимущественное влияние среди пилигримов и осуществили свой план создания колонии с внутренним самоуправлением.
Соглашение, по-видимому, не имело главной целью изменить к худшему положение сервентов. Более того, против обыкновения тех лет и английской юридической практики сервентов призвали стать участниками утверждения чрезвычайно важного документа.
При всей конкретности и даже "случайности" Соглашения, при том, что пилигримы, подписывая его, стремились лишь удовлетворить свои насущнейшие жизненные нужды, Соглашение было очень емким. Оно включало ближайшие цели, запланированные лейденцами, а также те, что диктовались объективными условиями общественной жизни, продуктом которых были все пилигримы. Часть общих целей могла осознаваться, могла представляться смутно, могла не осознаваться или восприниматься в искаженном виде, обусловленном мировоззрением данных людей.
"Святые" составляли независимую конгрегационалистскую церковь на левом фланге английской Реформации. Но они находились достаточно далеко от той "ереси", о которой говорилось в цитировавшемся отрывке из "Крестьянской войны в Германии" Ф. Энгельса. Руководимые Робинсоном, лейденские сепаратисты по своим воззрениям стояли где-то между левым крылом полулегальных пуритан-нонконформистов и первыми броунистами, от которых они отмежевались, оценивая их учение и поведение как слишком решительные.
В сознании "чужаков" не было и следов "еретических" идей. И они и "святые" считали подневольное положение сервентов вполне нормальным и, кто мог, имели их еще в Голландии и в Англии.
Участие сервентов в подписании Соглашения не рассматривалось ни ими самими, ни их хозяевами как изменение существовавших между ними отношений. В ином случае это, несомненно, нашло бы какое-то отражение в документе, являясь мерой слишком значительной и радикальной, идущей вразрез с английскими законами. Наоборот, в документе словами о "верноподданности" английскому королю подтверждались автоматически: владение сервентами, власть над ними, возможность их почти рабской эксплуатации, обязанность сервентов под страхом жестоких наказаний выполнить условия контрактов. Статут сервентов в колонии в принципе остался неизменным, повторяя английские и виргинские образцы.
Сервентов призвали подписать соглашение не как равноправных колонистов и не для того, чтобы чем-то специально обременить их. Их связывали круговой порукой при учреждаемом самоуправлении, обязывали подчиняться будущим местным законам - на время контракта и по истечении его действия. Ведь, освободившись, сервенты формально приобретали все права подданных английского короля наравне с другими колонистами, а следовательно, в каких-то случаях теоретически могли апеллировать к английским законам, если местные в чем-то с ними расходились, ущемляя чьи-то права. В то же время, что не менее важно, подписывая Соглашение, сервенты как бы утверждали для себя и других слуг право по истечении срока контракта стать полноправными колонистами и пользоваться льготами местного законодательства. Другое дело, что ни английские, пи местные условия не давали освободившимся сервентам возможности воспользоваться своими формальными правами.
Являлась ли основанная пилигримами колония "зародышем" Соединенных Штатов? Да, но им являлась и Виргиния (1606), и более поздний Массачусетс, и Мэриленд, а также другие английские колонии в Северной Америке.
Каждая из них находит в своей ранней истории что-то, что дает ей право считать себя таким "зародышем".
Если говорить о прямой связи Соглашения с американской конституцией, то их соединяет нить длиной более чем в 150 лет, но нисколько не толще той, которая связывает конституцию с некоторыми другими установлениями раннего колониального периода в истории США. Связь тем не менее налицо. Соглашение на "Мэйфлауэре" и американскую конституцию, несмотря на их отдаленность друг от друга во времени, объединяет то, что они порождены буржуазным развитием страны. Остальное зависело от степени этого развития и конкретных обстоятельств создания документов.
В Соглашении па "Мэйфлауэре", в других важнейших установлениях и проявлениях общественной жизни английских колоний в Северной Америке содержались в зачаточном состоянии те противоречия, которые, обусловленные местом и временем, существуют в буржуазном обществе и влияют на степень его демократичности. Это нашло свое выражение в подписании Соглашения частью сервентов при сохранении всех прав хозяев на владение этими сервентами. Преобразованные временем, те же противоречия проступили в американской конституции.
Почему же стало традицией выделять в качестве "зародыша" Соединенных Штатов прежде всего Соглашение на "Мэйфлауэре"? Главным образом под влиянием американской историографии. Целый ряд "случайностей", а точнее, обстоятельств - определенный состав пассажиров "Мэйфлауэра", прибытие корабля к мысу Код и другие - придали заключенному на нем Соглашению вид наиболее подходящий для того, чтобы истолковать его в качестве первого опыта "американской демократии". Мы помним, Робертсон, не предполагавший, что подобный термин может появиться, усматривал в Соглашении "принципы человеческого благоразумия". После появления этого термина в зависимости от отношения к скрывавшемуся в нем содержанию авторы выводили из Соглашения или американские демократические институты, или узаконение эксплуатации трудящихся. На деле зачатки того и другого содержались в нем неразделимо и существовали не потому, что они были американскими, а потому, что были буржуазными, отражали, хотя еще далеко не полно, принципы новых буржуазных отношений.
* * *
... Уильям Брэдфорд не спал. Он искал ответа на мучившие его вопросы: "Как произошло, что столько духовно слабых и столько испорченных людей так быстро наводнили эту страну?... Не стала ли большая часть колонистов хуже, чем раньше?" (Б., 367 - 368).
Брэдфорд склонялся к мысли, что виною всему проникновение в Новый Плимут "злых сил", которые мешали исправлению пороков старых и новых "чужаков", заражали пороками "святых", сбивая их с "истинного пути".
Брэдфорд ошибался. "Святые" шли именно тем путем, на который вступили с самого начала. Они были первыми посланцами буржуазного мира из числа левых пуританских "сектантов", которых порождало разорение крестьян и ремесленников в предреволюционной Англии. Они хотели воздвигнуть "Новый Ханаан", но основали Новый... Плимут. Он, если не считать очень незначительных формальных черт, был свободен от стеснений, которые делали невозможной жизнь "святых" на родине, - от старого общественного строя и связанного с ним гонения на сепаратистскую "ересь". Не сознавая этого, ощущая несоответствие реальной жизни своим "ханаанским" представлениям, перетолковывая их в связи с происходившими изменениями, "святые" создавали новый строй - буржуазный. Не только "святые" - пилигримы, новоплимутцы.
Брэдфорд - один из главных, можно сказать, главный строитель Нового Плимута. Его сомнения и переживания - сомнения и переживания тех, чья мечта, осуществляемая на практике, приносила неожиданные результаты. Но при всех душевных сомнениях и переживаниях он творил как раз то, что отвечало его социальной миссии создания на новой земле зачатков буржуазных отношений. "Новый Ханаан" был тем, без чего ему и другим "святым", может быть, не хватило бы духа покинуть Англию и Голландию, без чего им было бы много трудней организовать управление, проложившее путь от "Нового Ханаана" к Новому Плимуту.