Глава первая. Побывай в Пэррисе и умри

Это случилось на стрельбище в пятницу 28 июня 1968 года, в последний день занятий, завершавших двухнедельный курс огневой подготовки взвода. Стрельбы продолжались весь день. Безжалостно палило солнце. То и дело раздавались выстрелы и характерные щелчки пуль по фанерным мишеням. Из громкоговорителей доносились слова команды руководителя стрельб, а на огневом рубеже солдат подгоняли инструкторы.

Рядовой Томми Бартоломео был в прекрасном настроении. Он выполнил упражнение, отстрелявшись довольно неплохо для молодого парня, никогда до службы в морской пехоте не державшего в руках винтовку.

Стоя в стороне от огневого рубежа и испытывая вполне понятную гордость, рядовой Бартоломео уже начинал верить, что из него в конце концов получился настоящий морской пехотинец. Этот темноволосый невысокий паренек с карими глазами всегда улыбался, хотя ему нелегко приходилось во взводе.

К трудностям Томми, как и его товарищи, был готов с самого начала пребывания в рекрутском депо, но никто из них не ожидал, что им придется познакомиться с таким человеком, как штаб-сержант Джордж Янач. Сержант был одним из двух инструкторов во взводе, где служил Томми Бартоломео^*.

^* (По принятой в морской пехоте США системе все новобранцы, завербованные на военную службу (призывников в морской пехоте в настоящее время нет), направляются сразу же в рекрутские депо. Здесь они подвергаются тщательному медицинскому обследованию, обмундировываются, а затем в течение 9-10 недель проходят первоначальное военное обучение. Основу его составляют строевая подготовка, изучение личного оружия, выполнение начальных огневых упражнений и тщательная идеологическая обработка. На протяжении всего времени нахождения в рекрутском депо новобранцы живут и действуют под самым пристальным надзором так называемых сержантов-инструкторов - кадровых, профессиональных сержантов, специально обученных методам "превращения сырого материала в настоящих морских пехотинцев". В течение всей 200-летней истории морской пехоты складывался облик этих сержантов-инструкторов - грубых, беспощадных "костоломов" и "зубодробилыциков", способных в кратчайший срок "выбить гражданские привычки" из любого рекрута. - Прим. ред.)

"Он - сущая скотина", - сказал о сержанте один из новобранцев в первые же дни пребывания в депо. Скотами новобранцы называли большинство инструкторов, а поскольку и инструкторы, как правило, так же звали новобранцев, то и казарму называли "стойло". Новобранцы взвода, в котором служил Томми Бартоломео, считали, что они вполне вправе называть сержанта Янача не только скотиной, но и зверем. Янач был человеком настроения, злым в душе.

- Ну, кажется, все выполнили упражнение, - обратился к Томми его друг. - Надеюсь, сегодня никого не побьют.

- Хорошо бы, - прошептал Томми в ответ.

- Эй вы, прекратить разговоры! - неожиданно прозвучал грубый голос сержанта Янача.

В полуденном зное отгремели последние выстрелы, и вскоре взвод отправился в казарму, чтобы собрать имущество и на следующее утро вернуться на базу. Все с удовольствием говорили о скором ужине. Они радовались этому больше, чем обычно, поскольку в тот день занятия на стрельбище затянулись, да и жара была изнурительной.

От жары некуда было спрятаться и на казарменном дворе, пока солдаты умывались перед ужином. Через некоторое время инструкторы зычными голосами приказали им построиться, чтобы идти в столовую. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем длинная очередь молодых парней миновала вход в столовую и окно раздаточной. Каждый солдат, держа поднос прямо перед собой, подходил к окну, затем быстро шел к столу. Томми устроился за одним столом со своим другом и начал есть. Кто-то шепотом рассказал какую-то шутку об инструкторе из другого взвода, и все громко рассмеялись. Но Томми, не услышав шутки, только улыбнулся. "Потом спрошу кого-нибудь и посмеюсь", - решил он.

Неподалеку от стола, за которым сидел Томми, прохаживались инструкторы, угрюмо опустив голову, внимательно вглядываясь в лица солдат, следя за тем, чтобы солдаты уложились точно в отведенные на прием пищи двадцать минут. Присутствие инструкторов как бы окутало столовую пеленой молчания.

Томми постарался побыстрее закончить еду, чтобы выйти на свежий воздух, хотя жара еще не спала. Только на пути к казарме, когда с моря подул легкий ветерок, солдаты почувствовали какое-то облегчение.

Замерев в положении "смирно" в ожидании приказа разойтись, чтобы собрать и упаковать свои личные вещи и имущество, солдаты настороженно поглядывали за сержантом Яначем, который медленно прохаживался перед строем взвода. Было совершенно ясно, что он не в духе. Вдруг сержант остановился и заговорил о том, что некоторые "болваны" в столовой позволили себе отпускать шутки в адрес инструкторов. "Эти болваны - позор для взвода, а такие шутки недопустимы. И они даром шутникам не пройдут".

Последовавший за этими словами приказ был предельно ясен: отправиться в казарму, к водопроводному крану и наполнить котелки емкостью около 700 граммов водой.

Солдаты бросились в казарму, наполнили водой котелки. Затем прозвучал приказ выпить воду залпом. Приказ был выполнен. "Наполнить котелки снова... Выпить воду, всю до дна, залпом!" Кого-то из солдат стошнило, потом еще одного и еще. "Наполнить котелки снова!.. Выпить воду!" Площадка для построений покрылась рвотной массой. "Наполнить котелки!"

Скользя, спотыкаясь, солдаты взвода снова бросились к крану и снова наполнили котелки.

- Я не могу больше пить, - задыхаясь, произнес Томми Бартоломео. - Мне плохо, я не могу.

Товарищ посоветовал Томми все же наполнить котелок.

- Не могу, не могу, - пробормотал Томми и, еле волоча ноги, отошел от крана. Его котелок был почти пуст.

Взвод выстроился прямо в казарме у коек. Солдаты замерли в напряженном ожидании, держа котелки с водой перед собой. Сержант Янач медленно шел вдоль строя, проверяя, как выполнен его приказ.

Позднее, в письме к родителям Томми, его друг рассказал, что тогда произошло:

"Сержант шел вдоль строя и у каждого солдата проверял, наполнен ли котелок. Я говорил Томми, чтобы он набрал в котелок воды, но он, видимо, не думал о том, что может произойти. Жалею, что не заставил его наполнить котелок. Когда сержант увидел, что в котелке у Томми почти нет воды, он ударил Томми, тот упал на койку. Когда Томми поднялся, сержант нанес новый удар и бил его до тех пор, пока он без чувств не опустился на колени. Всю ночь Томми мучился от боли".

На следующий день взвод вернулся на базу - в казармы учебного полка в Пэррис-Айленд. В субботу вечером Томми стало еще хуже. Всю ночь у него не прекращалось кровохарканье. Утром его отправили в лазарет, а оттуда в военно-морской госпиталь около Бофорта. Там его сразу же осмотрел врач капитан 3 ранга А. Флинн.

Поставив диагноз: кишечное кровотечение, врач потребовал немедленно оперировать больного. Операцию провел 2 июля капитан 3 ранга Б. Дефьебр. Как и Флинн, Дефьебр заявил, что в желудке и брюшной полости Бартоломео не было обнаружено никаких тканевых повреждений, которые свидетельствовали бы о том, что "больному были нанесены сильные удары в область живота". Дефьебр подчеркнул, что он "не нашел никаких признаков травмы, а кровотечение у больного объяснялось заболеванием кишечника".

Врачи отметили, что Бартоломео страдал острым гастритом и геморроем - заболеваниями, которые "часто вызываются длительной физической или психической нагрузкой, аналогичной той, которая наблюдается при хронических заболеваниях или тяжелых ожогах". В медицинском заключении Дефьебр указал, что "не было никаких признаков, позволяющих установить взаимосвязь между подозреваемым избиением рядового Бартоломео и появлением у него кишечного кровотечения".

Несмотря на сделанную операцию, Томми Бартоломео умер 21 июля, как указывалось в медицинском заключении, от перитонита. В протоколе вскрытия отмечалось, что перитонит был вызван осложнениями в послеоперационный период, которые потребовали повторного операционного вмешательства и переливания крови. В этом же протоколе говорилось, что "больной слишком много перенес, чтобы точно установить первоначальную причину заболевания. Даже ход болезни, вызвавшей необходимость первой операции, не ясен из-за происшедших впоследствии изменений".

Результаты вскрытия позволили установить причину смерти, но не дали никаких сведений, позволяющих определить, чем была вызвана необходимость операции. Таким образом, получилось два противоположных объяснения: два врача отмечали, что Томми Бартоломео страдал заболеванием кишечного тракта; сослуживцы Томми утверждали, что он подвергся избиению.

Учтя только заключение врачей, командование морской пехоты не приняло никаких мер в отношении сержанта Янача. Однако родители Томми Бартоломео не были удовлетворены официальным объяснением причин смерти их сына. Письмо от друга Томми, в котором описывался инцидент с котелками, убедило их в том, что Томми умер в результате побоев. В письме также говорилось, что во взводе у Томми много друзей, которые могли бы подтвердить происшедшее, хотя "некоторые из них опасаются наказания за это".

Страх перед наказанием за то, что они расскажут о зверствах сержантов-инструкторов или офицеров, удерживает многих солдат морской пехоты от жалоб. Не раз при сборе материалов для данной книги авторы сталкивались с тем, что свидетели зверств отказывались что-либо рассказать из опасения подвергнуться наказанию. Один солдат из резерва морской пехоты сказал, что ему придется тяжело во время двухнедельных сборов, если он согласится помочь журналистам в получении материалов для данной книги. Один из заключенных гарнизонной тюрьмы, иронически улыбаясь, сказал авторам этой книги: "Вы, господа, уйдете отсюда, а я останусь". Нам пришлось столкнуться с несколькими случаями, когда солдаты были предупреждены, что инструкторы стоят друг за друга горой. Куда бы солдата ни послали для прохождения службы, он так или иначе попадет в руки дружка "обиженного" им инструктора, и ему не избежать мести. "У меня есть друзья в других гарнизонах, которые разделаются с тобой, если ты расскажешь о случившемся. Если меня понизят в звании, я с тобой рассчитаюсь", - так говорят инструкторы тем солдатам, которые были свидетелями издевательств.

Однако подобные угрозы не испугали друга Томми Бартоломео. Он писал: "Мне теперь нечего бояться, потому что через два месяца я отправлюсь во Вьетнам".

Родственники Томми Бартоломео обратились к члену конгресса Джону Уайдлеру с просьбой помочь разобраться в деле о смерти их сына и о побоях, полученных им от сержанта Янача. "Мы требуем, чтобы сержант Янач был предан суду военного трибунала и наказан за свои преступления", - писали родители Томми.

В ноябре 1968 года, через три с лишним месяца после смерти Томми Бартоломео, сержант Янач предстал перед судом военного трибунала по обвинению в издевательстве над подчиненными и избиении рядового Томми Бартоломео. Янач признал себя виновным. Ему не было предъявлено обвинение в убийстве, учитывая показания двух врачей и результаты вскрытия тела Бартоломео, хотя вскрытие не позволило определить причину, обусловившую необходимость первой операции. Янач был приговорен к двум годам тюремного заключения, разжалованию в рядовые, штрафу и увольнению со службы.

Постепенно внимание общественности к этому делу ослабло.

Никто не обратил внимания и на дальнейшие шаги в отношении Янача - автоматический пересмотр высшим командованием вынесенного ему приговора. Срок тюремного заключения был сокращен до шести месяцев. Янача освободили от уплаты штрафа и отменили решение о его увольнении. Все это было сделано на следующем основании: во-первых, двухлетний срок тюремного заключения был определен незаконно (между прочим, это следовало бы знать при вынесении приговора), во-вторых, у Янача был примерный послужной список. Пересмотр первоначального приговора позволил Яначу остаться на службе в морской пехоте.

Узнав об этом, родственники Бартоломео снова написали письмо члену конгресса Уайдлеру и просили его использовать свое влияние, чтобы не допустить продления срока службы Янача в морской пехоте:

"Известие о том, что рядовой Янач больше не будет иметь власти над новобранцами в остающийся (по контракту) период его службы в морской пехоте, доставляет нам удовлетворение. Но тот факт, что он будет иметь возможность продлить контракт и снова сделать карьеру, приводит нас в ужас.

Этот человек - садист и должен быть уволен со службы. Г-н Уайдлер, мы получили копию показаний новобранцев из взвода, где служил наш сын, на предварительном следствии и на суде. Если учесть, как издевались над этими ребятами и как их избивали, то невозможно поверить, что приговор этому человеку был так мягок. Мы также получили копию протокола вскрытия и познакомили с ним патологоанатома. Врач был потрясен тем, что узнал. Поэтому весть о том, что Янач как ни в чем не бывало продолжает службу, глубоко взволновала нас.

Выходит, что сегодня единственный путь к сохранению своей жизни для человека состоит в том, чтобы протестовать публично, сжечь флаг своей страны или призывную карточку. Если бы Томми поступил так, то, возможно, был бы жив сейчас.

Мы учили детей любить свою страну, уважать закон. И вот Томми подвергся зверскому избиению со стороны одного из своих сограждан. Таково было "вознаграждение" за послушание родительским наставлениям.

У каждого, с кем нам приходилось разговаривать, находился знакомый, служивший в центре подготовки новобранцев и подвергавшийся там издевательствам и побоям. Свидетелям нет числа. Мы понимаем, что такие люди, как Янач, всегда были и будут, но почему же военные власти потворствуют им?

Просим помочь нам".

В своем ответе родственникам Бартоломео конгрессмен Уайдлер писал: "Позвольте заверить, что я непременно переговорю с командующим морской пехотой в январе 1970 года и попрошу его не допустить продления контракта Янача на дальнейшую службу".

Янач прослужил шесть месяцев, а затем стал по вольному найму работать в яхт-клубе при рекрутском депо в Пэррис-Айленд. Ему не разрешили продолжать службу в морской пехоте, но с его уходом не прекратились издевательства над новобранцами и избиение их. Как ни печально, но дело Янача - только один из множества подобных случаев.

В докладе на конференции ассоциации американских психиатров и невропатологов 31 марта 1969 года доктор Уалдо Лайон, в течение 17 лет работавший невропатологом в частях и соединениях морской пехоты и ВМФ, в том числе 8 лет в рекрутском депо в Пэррис-Айленд, говорил, что зверства, издевательства и другие формы унижения человеческого достоинства настолько прочно вошли в жизнь морской пехоты, что этот вид вооруженных сил превратился в настоящую лабораторию, в которой можно было бы изучать методы узаконенного насилия. С 1956 года, когда в Пэррис-Айленд произошел всем известный ныне трагический эпизод, никто не бросал столь сурового обвинения в адрес командования морской пехоты.

До 8 апреля 1956 года не очень многие американцы, не служившие в морской пехоте, слыхали что-либо о рекрутском депо в Пэррис-Айленд. Но в ту ночь инструктор завел в болото во время ночного марша, проведенного в качестве меры наказания, взвод, насчитывавший семьдесят пять новобранцев. Шесть новобранцев утонули. Марш проводился по приказу штаб-сержанта Мэтью Маккеона. Сержанту было предъявлено обвинение в убийстве, издевательствах над новобранцами и нарушении приказа, запрещающего употребление спиртных напитков на службе. На суде с Маккеона было снято обвинение в убийстве и издевательствах над новобранцами. Он был признан виновным в халатном отношении к службе, повлекшем за собой гибель людей, и распитии спиртных напитков в казарме. Маккеона приговорили к девяти месяцам тюрьмы, разжалованию в рядовые и штрафу в размере 270 долларов. Впоследствии командование снизило эти меры наказания, и три года спустя Маккеон был уволен из морской пехоты по состоянию здоровья.

Маккеоновский "марш смерти" и вызванное им возмущение широких кругов общественности повлекли за собой изменения в программе подготовки личного состава морской пехоты. В апреле 1959 года была издана инструкция, согласно которой запрещалось "прикасаться рукой или каким-либо предметом к новобранцу, за исключением тех случаев, когда необходимо поправить обмундирование или снаряжение, научить тем или иным действиям".

Инструкция запрещала "принуждать новобранцев бесцельно бегать по ступенькам лестницы вверх и вниз, есть или пить сверх нормальных потребностей, заставлять новобранцев нападать друг на друга, принимать неестественные позы, с разбега бросаться на стену", запрещались и другие традиционные меры дисциплинарного воздействия. Сержантам-инструкторам было запрещено брать деньги "взаймы" у рекрутов, что фактически очень часто было формой прямого вымогательства.

Начальник гарнизона Пэррис-Айленд генерал-майор Р. Лаки отрицал, что эти изменения введены в результате возмущения общественности, вызванного делом Маккеона. Однако с этого момента в Пэррис-Айленд все события рассматриваются в такой периодизации: до или после маккеоновского дела.

Новая инструкция о порядке обращения с новобранцами в морской пехоте успокоила страсти американцев. Страна не вела войны, и срок обучения новобранцев был продлен до одиннадцати недель. Однако по мере того, как увеличивалась численность американских войск, действующих во Вьетнаме, потребности в пополнении частей морской пехоты стали возрастать.

В январе 1962 года командующий морской пехотой генерал Д. Шоуп выступил с лекцией о партизанской войне. Он сказал тогда, что у солдат недостаточно высок боевой дух, и подчеркнул, что морские пехотинцы должны привыкнуть к дождю и снегу, жаре и холоду, крысам и совам, комарам и змеям.

В 1965 году морские пехотинцы, практику обучения которых критиковал Шоуп, оказались в составе частей 1-го корпуса в Южном Вьетнаме, где противником были не крысы и комары, а закаленные в боях вьетнамские воины и партизаны. Подготовку морских пехотинцев пришлось проводить в соответствии с требованиями войны. Продолжительность обучения новобранцев была сокращена до восьми недель. От инструкторов потребовали быстрее готовить новобранцев и без задержки отправлять их в действующие части.

Число случаев жестокого обращения с новобранцами начало постепенно расти. За 27 месяцев, с 1964 по 1966 год, от своих обязанностей были освобождены 120 инструкторов, из них 73 - за издевательства над новобранцами.

Полковник Джеймс Жуэ, командир учебного полка новобранцев, оправдывал жестокость сержантов-инструкторов. "Дисциплина, закалка, владение личным оружием, то есть все, чему учат новобранцев инструкторы, - говорил Жуэ, - может спасти солдату жизнь в бою". По мнению полковника, сокращение срока обучения не нанесло ущерба подготовке новобранцев. "Возможно, несколько сократилась подготовка к ведению ближнего боя, но морским пехотинцам в юго-восточной Азии не придется часто вести ближний бой".

Однако некоторые из новобранцев, прошедшие новый, усложненный курс обучения, никогда не попадут в Индокитай. За период с января 1968 года по сентябрь 1969 года в рекрутском депо Пэррис-Айленд умерло 17 новобранцев. Официально трое из умерших утонули, трое покончили жизнь самоубийством, один погиб в аварии, а десять умерли естественной смертью от различных заболеваний. Эти цифры кажутся вполне возможными, если учесть тот факт, что в указанный период через Пэррис-Айленд прошли тысячи новобранцев. Число смертных случаев в Пэррис-Айленд не выходит и за рамки аналогичных показателей в других гарнизонах, но совершенно очевидно, что сюда вошли случаи смерти новобранцев по естественным причинам, которые усугублялись систематическим насилием над людьми.

Как отмечал доктор Лайон в упоминавшемся выше докладе, количество случаев жестокого обращения сержантов-инструкторов с новобранцами умышленно занижается командованием и истинную причину смерти некоторых молодых солдат установить трудно. Жалобы на инструкторов часто остаются без ответа, а если виновный и наказывается, то мера наказания обычно снижается высшими инстанциями под различными сугубо формальными предлогами.

Например, в октябре 1958 года, два года спустя после маккеоновского "марша смерти", три инструктора были обвинены в издевательствах над новобранцами и в том, что они собрали по десять долларов с каждого из 69 новобранцев в их взводе. В результате проведенного "расследования" все трое были оправданы. Газета "Нью-Йорк таймс" по этому поводу писала; "Приговор был встречей буквально овацией другими инструкторами центра".

В ноябре 1965 года штабной сержант Клайд Корнелисон и два других сержанта-инструктора были преданы суду военного трибунала по обвинению в избиении новобранцев. На суде восемь новобранцев показали, что Корнелисон и другие инструкторы часто издевались над ними. Корнелисон отрицал свою вину, но признал, что "дотронулся" до одного из новобранцев, рядового Д. Буна.

"Его называли у нас толстяком. Я потрогал его живот, чтобы узнать, сколько в нем жиру и как тяжело ему дышать", - сказал Корнелисон. Рядовой Бун дал иные показания: "Он завел нас в казарму и начал бить меня в живот". Новобранец Эрнест Поаг заявил, что инструктор ударил его по голове. Корнелисон утверждал, что только "постучал пальцем по макушке", чтобы напомнить рядовому о необходимости надевать пилотку, когда находишься вне казармы.

Штабной сержант Корнелисон был полностью оправдан.

Сержант-инструктор Рональд Стюарт, дело которого рассматривалось тем же судом, обвинялся в избиении семи новобранцев, тех самых, которые дали показания против Корнелисона. Рядовой Ральф Грейнджер заявил, что первая стычка с сержантом Стюартом была у него уже вскоре после прибытия в Пэррис-Айленд. "Он был начальником караула, - рассказывал Грейнджер, - а я часовым. Я не знал, хотя должен был знать, кто дежурный офицер. Стюарт ударил меня веревкой". Далее Грейнджер сказал, что сержант снял его с наряда и отправил на гауптвахту. "В помещении гауптвахты он начал избивать меня. Трижды он сбивал меня с ног".

Командование учебного полка новобранцев признало сержанта Стюарта невиновным.

Как раз в то время, когда проходил этот процесс, начальник рекрутского депо в Пэррис-Айленд генерал-майор Дж. Мастере заявил представителям печати, что за период с 1 января по 31 октября 1965 года обвинения в оскорблении и избиении новобранцев были предъявлены 56 сержантам-инструкторам. "Это немногим меньше 10 процентов наших инструкторов, - похвалился генерал. - Из этих 56 инструкторов 18 были отстранены от службы, уволены и оштрафованы. Остальные 38 оправданы".

Очевидно, считалось вполне допустимым, что около 10 процентов инструкторов обвиняется в жестоком обращении с новобранцами. Если сам начальник центра считает нормальным, что за десять месяцев 18 сержантов-инструкторов были уличены в зверствах по отношению к новобранцам, то легко поверить, что морская пехота действительно служит лабораторией по изучению методов узаконенного насилия.

Никто не сомневается в необходимости подготовки морских пехотинцев к суровым условиям боя. Никто не сомневается в том, что человек должен быть закален и дисциплинирован, чтобы успешно вести бой в современных условиях. Вопрос состоит только в том, должны ли зверства и садистские приемы быть частью процесса подготовки новобранцев. Единственный аргумент командования центра в Пэррис-Айленд в свою защиту состоит в том, что это происходит не только в данном учебном центре, но и во всех частях и соединениях морской пехоты. Это правда, 15 апреля 1966 года сержант-инструктор рекрутского депо в Сан-Диего (Калифорния) был обвинен в избиении рядового Роберта Пирса и нанесении ему тяжелых травм в области печени. Пирс все еще находился на излечении в госпитале, когда дело сержанта Рассела Армстронга было рассмотрено в суде и он был оправдан.

Оправдательные приговоры выносятся гораздо чаще, чем обвинительные, а сами меры наказания неоправданно снижаются или не реализуются вовсе после пересмотра дела высшими инстанциями. В большинстве случаев виновные в жестоком обращении с новобранцами так или иначе остаются на службе в морской пехоте.

Самые вопиющие случаи грубого обращения с новобранцами происходят в так называемом штрафном взводе, который создан в Пэррис-Айленд для обучения "трудных" новобранцев.

"Штрафной взвод - настоящий кошмар", - писал один из морских пехотинцев, который из Пэррис-Айленд был направлен во Вьетнам. Он рассказал о многих случаях грубого обращения с новобранцами в этом взводе, и даже об убийствах. Один из новобранцев, по его словам, задохнулся на бегу, зная, что будет жестоко избит, если остановится хоть на миг отдохнуть. "Я сам был в этом взводе, - писал участник войны во Вьетнаме. - Меня били, лишали пищи".

Еще один из бывших новобранцев, проходивший подготовку в Пэррис-Айленд и теперь уже уволенный со службы в морской пехоте после тяжелой травмы шейного позвонка, рассказал: "Я был свидетелем того, как инструкторы избивали новобранцев, и сам подвергался побоям. Взвод, в котором я служил, заставляли выполнять упражнения, бесчеловечные даже по стандартам морской пехоты".

Невропатолог Уалдо Лайон утверждает, что перевод во взвод для "трудных" новобранцев в Пэррис-Айленд считается гораздо более суровым наказанием, чем заключение в тюрьму. Один морской пехотинец в письме члену конгресса рассказал ужасающие факты грубого, бесчеловечного обращения с новобранцами в штрафном взводе в Пэррис-Айленд. Он писал, что новобранцев заставляют избивать друг друга палками, избивают тех, кто упал, не выдержав длительного бега, а однажды новобранца даже заставили выпить свою мочу.

Мать одного из новобранцев, не пожелавшая назвать себя из опасения поставить под удар своего сына, рассказала такой случай;

"Мой сын хотел стать морским пехотинцем еще с детства. Но едва он попал в Пэррис-Айленд, как его зверски избил инструктор. Мой муж и я видели шрамы на лице сына, когда он стоял в строю во время торжественного парада в Пэррис-Айленд. Наш сын был так изуродован, что мы едва узнали его... Я не могу подписать это письмо, так как опасаюсь за судьбу сына - он ведь еще служит в морской пехоте. Каждого новобранца предупредили, что если кто-нибудь из них пожалуется, то "получит свое", и, конечно, никто не хотел рисковать".

Пишут не только матери морских пехотинцев, но и сами солдаты. Морской пехотинец, проходящий службу во Вьетнаме, писал, что условия службы в Пэррис-Айленд позорны для морской пехоты. Бывший солдат морской пехоты, проходивший обучение в Пэррис-Айленд, заявил авторам данной книги: "Жестокое обращение с новобранцами в Пэррис-Айленд является правилом, а не исключением". Рядовому Стиву Мелсону предстояло узнать это и заплатить своей жизнью за урок.