Глава четвертая. Рядовой Абрахэмсон

Голос инструктора прозвучал в казарме подобно грому:

- Абра-амсон, ко мне!

Тон, которым была произнесена эта команда, растянутая по-южному гласная "а" и неправильное произношение его фамилии поразили Давида Абрахэмсона сильнее удара.

Он вскочил с койки, споткнулся, упал и, быстро поднявшись на ноги, побежал по проходу между койками к инструктору, небольшого роста, крепко сложенному блондину, который стоял, широко расставив ноги, посередине инструкторской комнаты.

- Еще раз, Абра-амсон, еще раз!

Вот уже несколько недель подряд повторялась эта игра, и рядовой Абрахэмсон по два раза пробегал расстояние от своей койки до инструкторской комнаты, остро чувствуя на себе нервные взгляды остальных солдат взвода, которые понимали, что их товарищ подвергается унижению. Солдаты молча следили за происходящим. В беде оказался Абрахэмсон, а не они, а ведь могла настать и их очередь.

Инструктор кивком головы приказал Абрахэмсону войти в комнату.

Происходило это поздно вечером. Учебное время давно закончилось. Другие инструкторы уже ушли домой, оставив взвод на попечение сержанта Стайлза. Инструкторы по очереди дежурили в казарме, а всего во взводе их было три - сержанты Ричарде, Херш и Стайлз.

Рядовой Абрахэмсон стоял в положении "смирно" в комнате инструктора, ожидая, пока туда вернется сержант Стайлз, оставшийся в общем помещении взвода. Сержант вошел, закрыл за собой дверь и, подойдя вплотную к Абрахэмсону, зло посмотрел ему в глаза.

- Скажи мне, Абра-амсон, ты - еврей?

- Да, сэр. Стайлз кивнул.

- Я так и полагал, - произнес он, подходя к аккуратно убранной койке. В комнате был идеальный порядок, следить за которым инструкторы поручали рядовому Эль Барио из Гарлема. Он выполнял и другие "хозяйственные" поручения инструкторов. Стайлз взял с койки стек и снова вплотную подошел к Абрахэмсону, продолжавшему стоять в положении "смирно". Играя стеком, сержант спросил:

- Евреи любят фаршированную рыбу, не так ли, Абра-амсон?

- Да, сэр.

- Я никогда не ел этого блюда и никогда не стану есть. Предпочитаю американскую кухню.

Абрахэмсон промолчал. Он почувствовал, как ладони у него покрылись потом, а в горле запершило.

- Скажи мне, любитель фаршированной рыбы, ты - старомодный еврей?

Абрахэмсон замигал, его мозг мучительно стал искать нужный ответ. Он пытался понять, к чему клонит сержант.

- Тебя спрашивают: ты - старомодный еврей?

- Нет, сэр, - ответил наконец Абрахэмсон.

Инструктор кивнул и снова заиграл стеком.

- Конечно, все старомодные евреи уничтожены немцами, не так ли? - Сержант поднял стек и похлопал им по щеке, а потом по голове Абрахэмсона. - Ты знаешь, что сержант Ричарде - немец? Ты знаешь, как немцы относятся к евреям? - Стайлз снова ударил солдата стеком и отошел в сторону. - Пошел вон отсюда! - прорычал сержант.

Рядовой Абрахэмсон четко и быстро вышел из комнаты инструктора и направился через потонувшее в темноте общее помещение казармы к своей койке.

- О боже, - прошептал он, в изнеможении опускаясь на койку и закрывая лицо руками. - Наверное, именно так было в концентрационных лагерях. Как же долго все это будет продолжаться?

Этот вопрос не давал покоя Давиду всю ночь, а когда в предрассветных сумерках в казарме прогремел голос сержанта Ричардса и взвод проснулся, рядовой Абрахэмсон еще и глаз не сомкнул. В его сознании всю ночь мелькали картины ужасов в нацистских лагерях смерти, голова побаливала в том месте, куда пришелся удар стеком.

- Подъем, скоты, - кричал Ричарде, идя по проходу между койками. - Подъем, сволочи!

Сержант остановился на мгновение, взглянув на рядового Абрахэмсона, уже вскочившего с койки.

- Побыстрее, еврейская морда, - проворчал сержант. - Здесь тебе не синагога, а морская пехота США.

В марте 1969 года молодой человек, которого мы назвали Давидом Абрахэмсоном (это не настоящая фамилия солдата, о случае с которым рассказывалось выше), поступил на службу в морскую пехоту после окончания Пенсильванского университета.

Настоящая фамилия солдата не упоминается, поскольку это только усилило бы страдания, которые он испытал и в результате которых к моменту написания этой книги он все еще вынужден проходить лечение. Изменены также фамилии инструкторов и одного свидетеля по делу Абрахэмсона, поскольку судебное разбирательство к моменту публикации этих материалов еще не было завершено.

Давиду Абрахэмсону был 21 год, когда он окончил университет и намеревался продолжать учебу в юридической школе. Однако, чтобы облегчить себе возможность учиться без перерыва, паренек решил несколько оттянуть срок своего призыва на военную службу. У него, как и у других молодых людей призывного возраста, было несколько возможностей решить эту задачу, и он решил поступить в резерв морской пехоты^*. Для прохождения курса подготовки его, как жителя восточных районов страны, отправили в рекрутское депо морской пехоты в Пэррис-Айленд, штат Южная Каролина.

^* (По действовавшей в США системе выпускники высших учебных заведений подлежали призыву на военную службу на общих основаниях. Исключение составляли лица, числящиеся в так называемой национальной гвардии (территориальные формирования штатов) или в частях организованного резерва вооруженных сил. Молодежь, завербовавшаяся в эти части, проходит 8-12-недельное обучение в учебных центрах соответствующего вида вооруженных сил, а затем в течение 6 лет числится в резерве, и ее периодически привлекают на краткосрочные учебные сборы. - Прим. ред.)

Давид чувствовал себя уверенно, был готов преодолеть трудности обучения в Пэррис-Айленд. Он сознавал, что физическая подготовка потребует от него много сил, но был убежден, что выдержит. В школе он играл в бейсбол, а в университете увлекался гольфом. Возможно, он был не таким сильным, как некоторые из его сверстников, но полагал, что служба в морской пехоте только закалит его и пойдет на пользу. И в школьные годы, и в университете Давид активно участвовал в общественной жизни. Ему казалось, что он понимает, каким должен быть руководитель, и потому надеялся, что поймет поведение сержантов-инструкторов. А ведь такое понимание недоступно многим новобранцам морской пехоты просто из-за недостатка образования. Давид считал, что можно вынести любые наказания, если веришь, что им когда-то наступит конец.

"Ты умный парень, Давид, - говорил ему товарищ по учебе в университете, перед тем как Абрахэмсон отправился в Пэррис-Айленд. - Я уверен, что у тебя все будет в порядке, только не горячись".

Мать Давида, однако, была обеспокоена решением сына. "Не понимаю, зачем ты поступаешь в морскую пехоту, - повторяла она снова и снова. - Ты слишком скромен и добродушен для такой службы. Не могу себе представить, как ты сумеешь приспособиться к этим грубиянам. Зачем тебе все это нужно?"

Давид выслушал мать и постарался ее успокоить, сказав, что ей всегда мерещится что-то плохое.

Но спустя неделю после прибытия в Пэррис-Айленд он уже начал сомневаться в своем выборе, в последующие же дни его не покидали сомнения.

Чаще всего ему приходилось слышать оскорбления от сержантов Ричардса и Стайлза.

- Помни, как мы, немцы, относимся к евреям, - любил говорить Ричарде.

Каждый вечер, когда в казарме дежурил Стайлз, Абрахэмсон ждал, что прозвучит команда "Абра-амсон, ко мне!" и начнется обычный ритуал издевательств. Сержант оскорблял Давида, а потом брал в руки стек и бил им его по голове. По истечении какого-то времени в ритуале произошло небольшое изменение. Абрахэмсон должен был становиться на колени перед сержантом, а тот, размахивая стеком, приказывал: "Ну, Абра-амсон, начинай же!" Дрожащим голосом молодой солдат бормотал: "Я - сумасшедший, я - сумасшедший, я - сумасшедший!", а Стайлз в такт этим словам хлестал его стеком по голове. Давид Абрахэмсон все эти ночи буквально не смыкал глаз. Он напряженно ждал рассвета, ждал, когда в дверях спального помещения казармы появится сержант Ричарде и с руганью поднимет с коек сонных солдат.

Каждое утро повторялось одно и то же, каждый день был ужаснее предыдущего. Каждая минута для Абрахэмсона - это напряженное ожидание нового оскорбления, новых надругательств над его достоинством. Наступала ночь, и Стайлз снова вызывал его к себе в комнату.

Как-то раз (когда точно это случилось, Абрахэмсон так и не вспомнил) Давид стоял на коленях в инструкторской и ждал начала обычной процедуры оскорблений и избиения. Вдруг сержант вытащил из тумбочки небольшую банку желтой краски и кисть.

- Ты знаешь, что делали немцы, чтобы быстро различить еврея среди других людей? - спросил он. - Они обязывали евреев рисовать шестиконечную звезду на одежде. И с этими словами сержант поднял кисть. При первом прикосновении холодной влажной кисти ко лбу Абрахэмсон закрыл глаза. У него захватило дух. Ему послышался отдаленный рев толпы: "Зиг хайль, зиг хайль, зиг хайль!" Этот рев прекратился, как только на голову обрушился первый удар стека.

"Я - сумасшедший, - безразлично произнес Абрахэмсон. - Я - сумасшедший..."

До окончания курса подготовки в Пэррис-Айленд оставалось три дня. Давид сидел на койке и писал письмо домой.

- Что ты тут делаешь, Абра-амсон? - спросил появившийся сержант-инструктор.

- Пишу письмо, - тихо ответил Давид.

- Ты должен почистить ботинки и форму перед выпускным парадом, - зло произнес инструктор.

- Я еще не кончил писать письмо, - сказал Давид.

- Пойдем к лейтенанту. По-моему, у тебя не все шарики в порядке.

Лейтенант презрительно хмыкнул, увидев перед собой Абрахэмсона, и сказал, постучав пальцами по столу:

- Сержант обеспокоен твоим поведением. Может быть, ты нуждаешься в помощи? Я имею в виду врачебную помощь.

- Может быть, сэр, - ответил Давид. Зрачки его расширились, голос звучал как-то странно, подобно эху.

- Отправляйся к себе в казарму, - приказал лейтенант, - а вы, сержант, присмотрите за ним, пока я созвонюсь с кем надо.

В казарме сержант приказал:

- Стой у своей койки и не двигайся, пока я не разрешу.

- Да, сэр.

Десять минут спустя Давид услышал, как кто-то, положив ему руку на плечо, сказал:

- Пошли со мной.

Это был не сержант.

- Я не могу никуда идти без разрешения сержанта, - сказал Давид. Он взглянул на человека, положившего ему руку на плечо, и увидел на рукаве у него повязку с буквами "MP"^*.

^* (MP (Military Police) - военная полиция.)

- Взять его! - раздалась команда.

Полицейские повалили Давида на пол, заломили ему руки назад и надели наручники. Потом они выволокли Абрахэмсона из казармы и бросили в кузов автомобиля.

Машина промчалась по казарменному двору, направляясь к гарнизонному лазарету.

Год спустя после того, как рядовой Давид Абрахэмсон был госпитализирован в связи с психическим расстройством, капитан-лейтенант Форстофель, недавно назначенный начальником медицинской службы гарнизона в Пэррис-Айленд, заявил авторам этой книги, что Абрахэмсон не был осмотрен врачом-психиатром в лазарете. Его принял дежурный врач-терапевт, по заключению которого Абрахэмсона отправили в военно-морской госпиталь в Чарльстоне.

Авторы имели возможность ознакомиться с заключением врачей госпиталя и заключением дежурного врача лазарета в Пэррис-Айленд, куда Абрахэмсон был доставлен 28 мая 1969 года.

В своем заключении от 15 июля 1969 года врачи госпиталя указывали, что Абрахэмсон страдал тяжелой формой шизофрении, полной психической подавленностью. У него наблюдались галлюцинации, бредовое состояние. В заключении также говорилось, что заболевание Абрахэмсона вполне излечимо. Врачи отметили, что до поступления на службу Абрахэмсон не страдал психическим расстройством.

После окончания курса лечения в госпитале Давид Абрахэмсон предстал перед медицинской комиссией. Он был признан негодным к военной службе и уволен. Однако на этом его страдания не кончились.

Вернувшись домой в Лонг-Айленд, Абрахэмсон обратился к врачу-психиатру. Потрясенный умственным состоянием пациента, врач высказал убеждение, что "случившееся с ним в Пэррис-Айленд" послужило причиной заболевания. Это подтверждалось историей болезни и заключениями врачей морской пехоты.

Врач заявил, что, "если бы не служба в морской пехоте, Абрахэмсон никогда бы не заболел. Перенесенное им напряжение послужило толчком к заболеванию".

Врач потребовал продолжительной госпитализации Абрахэмсона и длительного медицинского наблюдения за ним, чтобы "ликвидировать повышенную чувствительность нервной системы больного и депрессивное состояние, вызванное нападками на него и душевной травмой, полученной во время службы в морской пехоте".

Примерно в это же время в частях морской пехоты произошли еще два инцидента, которые привлекли внимание одного из членов конгресса, выражавшего беспокойство по поводу условий службы в морской пехоте. В июле 1969 года в Кэмп-Леджене (Северная Каролина) произошли расовые столкновения, во время которых в опасности оказалась жизнь резервистов, проходивших подготовку в этом гарнизоне. Регулярно поступали тревожные сообщения о случаях издевательского обращения с новобранцами в Пэррис-Айленд. Все эти сообщения стали предметом внимания конгрессмена Марио Биаджи.

В ходе расследования расовых столкновений в Кэмп-Леджене и других инцидентов, свидетельствовавших о ненормальных условиях службы новобранцев морской пехоты, Биаджи познакомился с делом рядового Абрахэмсона. Конгрессмен потребовал суда над двумя причастными к трагедии Абрахэмсона сержантами-инструкторами, обвинив их в издевательстве над новобранцем. Биаджи утверждал, что случай с Абрахэмсоном - не единичное явление и в нем нашла отражение общая атмосфера зверств, царящая в морской пехоте. "Мне бы хотелось считать случай с Абрахэмсоном исключением из общего правила, но я не могу прийти к такому выводу, поскольку знаю о нескольких подобных инцидентах", - писал Биаджи.

Как член конгресса Биаджи потребовал от командования морской пехоты принять меры против виновников трагедии Абрахэмсона. В своем ответе конгрессмену заместитель генерал-инспектора морской пехоты полковник Фишер писал:

"Командование морской пехоты с удовольствием рассмотрит дело, затронутое в Вашем письме, и окажет Вам лично любую помощь в расследовании указанных Вами случаев".

Командование морской пехоты получило много писем, содержавших требования прекратить издевательства над новобранцами. В одном из них говорилось: "Многие из нас служили в морской пехоте и прошли трудный курс обучения, прежде чем из новобранцев превратиться в настоящих морских пехотинцев. В ходе обучения возможны некоторые эксцессы в обращении с новобранцами, но совершенно нетерпимы издевательства над новобранцами в связи с их национальной принадлежностью".

Под давлением нарастающего протеста со стороны общественности, вызванного опубликованием материалов по делу Абрахэмсона, командование морской пехоты 4 декабря 1969 года выступило с заявлением, в котором говорилось, что в дальнейшем не будут допускаться издевательства сержантов-инструкторов над новобранцами и будет проведено полное расследование фактов зверского обращения с новобранцами еврейской национальности в рекрутском депо Пэррис-Айленд.

В ходе начатого им расследования конгрессмен Биаджи затронул многие аспекты комплектования морской пехоты и условий службы в частях этого вида вооруженных сил, в частности вопрос вербовки и отбора новобранцев. В интервью с авторами этой книги личный секретарь конгрессмена Дон Фраска сказал: "Почему на вербовочном пункте не было выявлено каких-либо признаков психического заболевания Абрахэмсона, если, как сейчас утверждают представители морской пехоты, Абрахэмсон был болен еще до поступления на службу? В анкете рядового никаких записей на этот счет не имеется. Вполне возможно, что уже после поступления Абрахэмсона в госпиталь в его личном деле была сделана запись, подтверждающая заключение врачей морской пехоты".

Проводя расследование, Биаджи какое-то время рассчитывал на показания рядового Кристиана Янга, сослуживца Абрахэмсона. Но Янг неожиданно стал уклоняться от показаний, видимо, по той причине, что еще продолжал службу.

Авторы этой книги также попытались вступить в контакт с Янгом, но встретили с его стороны полное нежелание давать какие-либо показания. Как выяснилось, несколько раньше его вызвал к себе один из офицеров штаба морской пехоты и долго беседовал с ним. После этого Янг наотрез отказался обсуждать с нами дело Абрахэмсона. Мы можем себе только представить, о чем беседовали молодой резервист морской пехоты и офицер, специально прибывший из Вашингтона.

Нам удалось поговорить по телефону с матерью Кристиана Янга. Эта беседа полностью раскрывает ту атмосферу, которая неожиданно возникла вокруг дела Абрахэмсона, как только мы занялись расследованием в связи с подготовкой данной книги.

Авторы. Вам, вероятно, известна причина, по которой мы хотели бы с вами поговорить?

Мать. Моему сыну звонят довольно часто с тех пор, как он вернулся домой. Однажды ему позвонил из Вашингтона офицер или генерал. Я знаю, о чем сын беседовал с ним. Разве опять что-нибудь случилось? Почему вас интересует мой сын?

Авторы. Нам известно, что ваш сын был свидетелем по делу Абрахэмсона.

Мать. Не совсем так. От него добивались какой-то информации. Абрахэмсон был сослуживцем моего сына в морской пехоте. Но и мой сын чувствовал себя отвратительно, когда вернулся со службы.

Авторы. И ваш сын тоже?

Мать. Он не мог ничего понять. Когда он вернулся со службы, мы рассчитывали, что все скоро кончится. Но вот начались телефонные звонки. Я знаю только одно - сыну предстоит еще шесть лет состоять в резерве, и в этом главная беда.

Авторы. Ваш сын служил в одном взводе с Абрахэмсоном.

Мать. Правильно. Они дружили. Кристиан был свидетелем всего, что происходило во взводе, но ведь трудно было всем. Давиду просто досталось больше других.

Авторы. Значит, у Кристиана были свои трудности?

Мать. Он вернулся со службы каким-то расстроенным. Правда, он не сразу приехал домой. Еще до службы он учился в школе в штате Западная Вирджиния и поэтому сначала поехал туда. Домой он вернулся только спустя месяц после увольнения со службы. Чтобы понять, что происходило во время службы, нужно услышать рассказ самого очевидца.

Как я уже говорила, Кристиан рассказал нам очень подробно о своей службе. Трудно было поверить всему, что он говорил. У меня есть еще три сына, один из них служит в сухопутных войсках. Все они с ужасом слушали рассказ Кристиана о службе в морской пехоте. Если бы все это рассказывал не мой сын, а кто-нибудь другой, я бы не поверила.

Колесо военной юстиции вращается медленно, и по истечении нескольких месяцев такие судебные дела, как дело Абрахэмсона, неизбежно заканчиваются как положено. Если возникает необходимость в наказании виновных, суд выносит соответствующий приговор^*.

^* (Авторы явно вступают в противоречие как с фактическим положением дел, так и с собственными утверждениями. Выше они сами приводили ряд примеров, когда после длительного расследования обстоятельств гибели солдат в рекрутских депо и учебных Центрах морской пехоты, фактов издевательств и глумления над солдатами со стороны сержантов-инструкторов виновных или вообще освобождали от ответственности, или накладывали легкие взыскания, служившие скорее поощрением для садистов и грубиянов. - Прим. ред.)

Но Давиду Абрахэмсону никакой приговор не принесет облегчения. Никакой суд не сможет возместить ущерб, нанесенный его психике, не изгладит из памяти Абрахэмсона пережитые им ужасы.

Единственное, чему может радоваться Абрахэмсон, тому, что он остался в живых.