V ГОДЫ ТРЕВОГ И НАДЕЖД

Более двух тысяч монографий посвящено президенту Аврааму Линкольну, его жизни и четырехлетнему пребыванию в Белом доме. Лишь одному из всех его предшественников и преемников на этом посту удалось удостоиться столь же пристального внимания со стороны историков, социологов, публицистов и журналистов. Этим человеком был Франклин Делано Рузвельт - тридцать второй президент Соединенных Штатов.

Подобно Линкольну, Франклин Рузвельт по сей день остается спорной фигурой в американской истории. Влияние, оказанное им лично на ход развития американского общества, на события, имевшие место при его жизни и даже спустя много лет после его смерти, настолько серьезно и многосторонне, что, по-видимому, и не могло сложиться единого мнения о роли, сыгранной им в истории своей страны. Американский историк Л. Браунлоу утверждал, что все президенты США, за исключением лишь одного (Единственным президентом США, которому "удалось" избежать этих обвинений, был Уильям Генри Гаррисон (1773 - 1841), который скончался спустя месяц после официального вступления на пост президента), обвинялись теми или иными авторами в деспотизме, диктаторских замашках, в стремлении использовать предоставленную мм власть в личных интересах, в ненасытной жажде власти (Louis Brownlow. The President and the Presidency. Public Administration Service. Chicago, 1949, p. 17 - 18). Это утверждение в значительной мере соответствует действительности, но то, что писалось о Ф. Рузвельте, можно сказать, не имеет прецедентов в американской историко-мемуарной и политической литературе. Правда, с течением времени страсти в значительной мере улеглись, и сейчас многие исследователи пытаются дать более или менее объективную оценку его деятельности и личных качеств, но в годы его президентства Рузвельта, как правило, не рисовали полутонами. Он объявлялся либо самым великим президентом Соединенных Штатов, либо же беспринципным оппортунистом, введшим в заблуждение растерявшихся в результате экономического кризиса американских избирателей. Для иллюстрации этих крайних точек зрения о Рузвельте можно привести лишь два примера высказываний.

Джон Флинн, автор книги "Рузвельтовский миф", писал: "Фигура Рузвельта, представленная нашему пароду, является фикцией. Не было на свете такого человека, сочетавшего в себе благородство, самоотверженность, искушенность, мудрость и дальновидность с качествами философа, филантропа и бойца. Этот образ был сфабрикован в чисто пропагандистских целях и использовался в Соединенных Штатах несколькими опасными группами для достижения своих собственных зловещих целей" (John T. Flynn. The Roosevelt Myth. The Devin-Adair Company. New York, 1948. p. 419). Представлявший противоположную точку зрения автор Джеральд Джонсон в книге "Рузвельт: диктатор или демократ?" писал: "Никакой софистикой не удастся доказать, что Франклин Д. Рузвельт обладает какими-то сходными чертями с Кулиджем, Мак-Кинли, Гаррисоном, Артуром, Хейсом, Бьюкене-ном, Филлмором, Пирсом, Полком, Тейлором или Монро, не говоря уже о Гардинге и Гранте (Имена этих президентов США чаще всего фигурируют в перечне наиболее слабых государственных деятелей, когда-либо стоявших во главе американского государства). Если уж говорить в его случае о преемственности, то это должна быть преемственность исключительных людей, список которых намного короче" (Gerald W. Johnson, Roosevelt: Dictator or Democrat. Harper and Brothers. New York, 1941, p. 9). Сторонники Рузвельта в своих мемуарах и монографиях создают образ "отца нации", в трудные для Соединенных Штатов дни решительно взявшего в свои руки бразды правления страной и спасшего ее от гибели. Его противники, со своей стороны, прослеживают буквально шаг за шагом рузвельтовские реформы в области внутренней политики и его внешнеполитические акции и приходят к противоположному выводу о том, что достигнутые им отдельные успехи носили случайный характер, и сравнивают предпринятые администрацией Рузвельта меры с беспорядочной стрельбой по мишени, когда, согласно теории вероятности, отдельные выстрелы должны хотя бы иногда попадать в цель.

Прежде чем говорить о том, какую роль сыграл Рузвельт в истории Соединенных Штатов и чьи интересы, по существу, он отражал в своей политической деятельности (В числе работ советских историков, посвященных жизни и деятельности президента Ф. Рузвельта, следует назвать в первую очередь монографию Н. Н. Яковлева "Франклин Рузвельт - человек и политик" (М., 1969), в которой дается объективная оценка роли и места этого государственного деятеля в американской и мировой истории), уместно вспомнить слова бывшего министра труда в рузвельтовском кабинете Фрэнсис Перкинс. "Много книг будет написано о Франклине Рузвельте, но не будет и двух книг, которые рисовали бы его одинаково... Он был наиболее сложным из всех знакомых мне людей",- писала эта первая в истории США женщина - член кабинета, проработавшая рядом с Рузвельтом все двенадцать лет его пребывания на президентском посту (Herbert Agar. The United States; The Presidents, the Parties and the Constitution, p. 679).

Многие американские авторы монографий о Франклине Рузвельте склонны начинать свое повествование о дне принесения им присяги на пост президента с описания субботнего утра 4 марта 1933 г. Бросается в глаза одна любопытная деталь - авторы порой расходятся даже в описании погоды в то памятное для Соединенных Штатов утро. У одних авторов над Вашингтоном светит солнце, лениво пробивающееся сквозь толщу облаков, у других - над городом нависает затянутое тяжелыми тучами небо и беспрестанно моросит дождь. Дело тут, конечно, не в забывчивости историков и не в неустойчивости мартовской погоды, а в различном отношении авторов к личности Ф. Рузвельта. В зависимости от своего отношения к Рузвельту, они стремились создать у читателя соответственно положительные или отрицательные ассоциации со всем периодом его президентства. Но все авторы сходятся в том, что в то утро Вашингтон напоминал осажденный город. Крупные чиновники, принадлежавшие к республиканской партии, принялись спозаранку за упаковку чемоданов, готовясь сдать демократам столь долго принадлежавшие им государственные посты. Город был заполнен прибывшими со всех концов страны торжествующими демократами, которые в течение двенадцати лет томились в ожидании дня своего триумфа и теперь не могли сдержать восторга в предвкушении ожидавших их благ. В Вашингтон приехали не только те, кто активно способствовал победе Рузвельта и был вправе рассчитывать на щедрое вознаграждение. Среди приехавших в столицу были и видные деятели демократической партии, которые лишь с большим опозданием угадали в Рузвельте будущего президента и теперь буквально выбивались из сил, стараясь загладить свой промах хотя бы тем, что им удалось привезти огромные делегации из своих штатов на церемонию торжественного вступления Рузвельта в Белый дом. Большинство из них ждало разочарование. Новому правительству предстояло заполнить 125 тыс. освобождаемых республиканцами государственных постов на различном уровне. На эти посты претендовали, как минимум, 1250 тыс. демократов, принявших деятельное участие на различных этапах кампании и на различных уровнях в обеспечении победы Рузвельта. Следовательно, лишь один из десяти таких претендентов мог рассчитывать на получение "теплого" места, остальных девять ожидало лишь благодарственное письмо за подписью одного из руководителей Национального комитета демократической партии или за подписью самого президента.

А тем временем главный виновник этого переполоха готовился к самому ответственному дню в своей жизни. В воспоминаниях членов семьи Рузвельта приводится любопытный эпизод, относящийся к тем временам, когда президентом США был Гровер Кливленд. Рассказывают, что отец Франклина как-то представил своего единственного сына президенту. Погладив семилетнего мальчугана по голове, Кливленд неожиданно для присутствовавших пожелал ему никогда не быть президентом Соединенных Штатов. Странное пожелание Кливленда противоречило надеждам матери Рузвельта.

Симпатизирующие Рузвельту авторы пишут, что его мать Сара Делано сознательно готовила сына к политической карьере и предсказывала ему блестящее будущее. Немало американских матерей мечтают о том, чтобы их сыновья стали президентами, но Сара Делано была одной из немногих, чьи надежды оправдались. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло то, что благодаря своему аристократическому происхождению и богатству (во всяком случае, по американским стандартам XIX в.) После смерти отца и сводного брата Ф. Рузвельт унаследовал от них около 600 тыс. долл. Кроме того, его мать, у которой он был единственным сыном, обладала капиталом, превышающим 1 млн. долл Рузвельту удалось получить хорошее по тому времени образование. Франклину было девятнадцать лет, когда дальний родственник их семьи Теодор Рузвельт ("дядя Тэд", как его называли в домашнем кругу Рузвельтов) стал президентом Соединенных Штатов. С тех пор блистательная политическая карьера "дяди Тэда" служила примером для молодого Франклина.

В 1920 г. кандидатура 38-летнего Ф. Рузвельта была выдвинута демократической партией на пост вице-президента США, но на выборах, как известно, одержали победу республиканцы. Лишь в 1928 г., после того, как он стал губернатором штата Нью-Йорк, о Франклине Д, Рузвельте заговорили как о возможном кандидате от демократической партии на пост президента. Позиции Рузвельта в еще большей степени окрепли после его победы на очередных губернаторских выборах в штате Нью-Йорк в 1930 г., когда он одержал победу над своим республиканским соперником с преимуществом почти в три четверти миллиона голосов. После получения окончательных результатов этих выборов председатель демократической партии штата Нью-Йорк Джеймс Фарли заявил, что он не видит, каким образом Рузвельту удастся избежать избрания в качестве следующего кандидата демократов на пост президента, даже если никто не удосужится шевельнуть пальцем, чтобы помочь ему (Arthur M. Schlesinger, jr. The Crisis of the Old Order, p. 278). Дело в том, что губернаторский пост в штате Нью-Йорк обеспечивал признание со стороны боссов демократической партии. В 1928 г., после первой победы на губернаторских выборах в штате Нью-Йорк, Рузвельт был признан перспективным кандидатом. В 1930 г., после своей второй победы на тех же выборах, он стал ведущим кандидатом.

Впрочем, не все даже весьма опытные люди видели в Рузвельте перспективного политического деятеля. Политический обозреватель Уолтер Липпман, уже в 30-х годах пользовавшийся солидным авторитетом у читателей, назвал Франклина Рузвельта приятным человеком, который очень хотел бы стать президентом Соединенных Штатов, не обладая на то необходимыми качествами (Herbert Agar. The United States; The Presidents, the Parties and the Constitution, p. 680 ) (Спустя тридцать семь лет, в 1970 г., 80-летний Уолтер Липпман уже следующим образом отзывался о Ф. Рузвельте: "Я считаю, что Франклин Рузвельт был человеком, который столкнулся с действительно серьезными проблемами, но который оказался на должной высоте и осуществил революцию в американском обществе, оказавшуюся в целом очень успешной" ) ("The International Herald Tribune", May 25, 1970.) (Оглядываясь назад, можно было бы мимоходом отметить, что мнение Рузвельта о самом Липпмане было более точным и справедливым. Рузвельт говорил в свое время, что Липпман "пишет настолько ярко и прелестно, что мы склонны не замечать, что он бывает, мягко выражаясь, не всегда последовательным" ) (Arthur M. Schlesinger. The Coming of the New Deal; The Ago of Roosevelt. Houghton, Mifflin Company. Boston, 1959, p. 564). Политические противники Рузвельта из числа республиканцев считали его беспринципным оппортунистом. Немало противников у Рузвельта было и в самой демократической партии. В их числе был недавний покровитель и соратник президента, бывший губернатор штата Нью-Йорк и неудачливый кандидат в президенты Альфред Смит, не желавший признавать растущей популярности Рузвельта в демократической партии. Личная антипатия к Рузвельту была основным мотивом и более поздних критических высказываний Смита в адрес президента в годы "нового курса".

Однако вернемся к 4 марта 1933 г. Когда до принятия торжественной присяги на пост президента США оставались считанные минуты, к помосту, ведущему на трибуну, подкатили коляску с Рузвельтом. Помост был сооружен таким образом, что подъезд к нему был полностью скрыт от глаз присутствовавшей на праздничной церемонии публики. Рузвельт встал с коляски и, опираясь на руку своего старшего сына, проследовал на трибуну. Все прошло в соответствии со строго составленным расписанием и согласно продуманному до мелочей плану. Собравшимся перед зданием Капитолия толпам приглашенных не удалось заметить никаких физических недостатков у своего будущего президента. Перед ними на трибуне стоял статный, с чуть седеющими висками мужчина, и слова торжественной присяги, произносимые его звучным и приятным голосом, разносились мощными репродукторами по всей площади. После принесения присяги Рузвельт обратился к собравшимся с программной речью, получившей с тех пор в значительной степени заслуженное признание в качестве образца ораторского искусства.

"Наступило время, - заявил Рузвельт, - чтобы сказать вам правду, всю правду, открыто и смело. Не пристало нам также уклоняться от честной оценки ситуации, в которой находится сегодня наша страна. Эта великая нация выстоит, как она выстояла в прошлом, возродится и будет процветать. Поэтому разрешите мне первым делом выразить твердую уверенность в тем, что единственным, чего нам следует опасаться, является страх, безымянный, необъяснимый, ничем не оправданный страх, парализующий усилия, необходимые для превращения отступления в наступление". Рузвельт заверил американцев в наличии у страны всех необходимых возможностей для преодоления экономического кризиса. А затем настала очередь долгожданных обещаний нового правительства демократов. Рабочим была обещана работа, фермерам - повышение цен на сельскохозяйственные продукты, вкладчикам капитала - ликвидация спекуляции в ущерб другим. Всему миру была обещана внешняя политика "доброго соседа". В условиях чрезвычайной обстановки в стране, подчеркнул Рузвельт, необходимо сосредоточение чрезвычайной исполнительной власти в руках президента, как если бы США были бы объектом иностранной интервенции. Он призвал американцев к войне против депрессии и потребовал от них соблюдения жесткой дисциплины и строгого выполнения долга (John Flynn. The Roosevelt Myth, p. 7 - 8).

Те, кто позднее анализировал эту речь Ф. Рузвельта, выделяли одну особенность, отличавшую ее от бесчисленного множества речей, которые пришлось выслушать американским избирателям за последние годы и, особенно, за несколько месяцев предвыборной кампании 1932 г. Основной упор в ней был сделан на необходимость действовать, и действовать немедленно. Ни сам Рузвельт, пи его советники, помогавшие в подготовке текста этой речи, не расшифровывали, да и не были в состоянии расшифровать, что же конкретно намерено делать новое правительство, чтобы вывести страну из глубокого экономического кризиса. Но Рузвельт сумел выделить главное во всем комплексе сложных проблем, стоявших перед новым правительством, а именно необходимость активного государственного вмешательства в экономическую жизнь страны, практически отсутствовавшего при прежнем республиканском правлении.

После того как Рузвельт произнес свою речь, Герберт Гувер, в ходе всей церемонии мрачно сидевший среди почетных гостей за спиной президента, поздравил его и сошел с трибуны. В тот же день он выехал из Вашингтона - уже без столь привычной охраны. После обеда в Вашингтоне состоялся торжественный парад. Рузвельт отказался отменить празднество, хотя кое-кто из его близкого окружения и сомневался в разумности этих мероприятий в условиях чрезвычайной ситуации в стране. По мнению некоторых американских историков, Рузвельт сознательно настаивал на полном соблюдении традиции торжественного дня въезда нового президента в Белый дом, чтобы подчеркнуть особую важность этого дня, как начала новой эпохи в истории страны.

На следующий день после церемонии все американские газеты опубликовали обстоятельные отчеты об этом событии, поместив их на первой странице. И лишь одна информация, помещенная в газете "Нью-Йорк таймс" на первой странице, не имела прямого отношения к новому президенту. Эта информация была озаглавлена: "Победа Гитлера ожидается сегодня. В результате подавления противников победа на выборах неизбежна". Прежде чем окончился этот день, единоличными хозяевами Германии стал Адольф Гитлер и его национал-социалистская партия.

А утром следующего дня президент Рузвельт приступил к исполнению своих обязанностей главы американского государства, на посту которого он пробыл дольше, чем кто-либо из его предшественников. Описание этого первого утра нового президента в Белом доме встречается у многих американских авторов. Вспоминал его и сам Рузвельт. Дело в том, что о президенте на некоторое время забыли все, кто находился в этот момент в Белом доме. Камердинер, прикативший коляску с Рузвельтом в президентский кабинет, вышел, оставив его одного. Президентский стол был девственно чист, все документы были изъяты из его ящиков прежним хозяином. Рузвельт не смог найти даже кнопки вызова секретарей. Выхода не было, и президент закричал. Кабинет немедленно наполнился взволнованными советниками и перепуганной прислугой. Так началось пребывание Рузвельта на посту президента.

Страна ждала чуда от новых руководителей в Вашингтоне. Предвыборная кампания стала достоянием истории, и с ее окончанием начал рассеиваться гипнотизм предвыборных заверений и обещаний. Перед страной стояли действительно большие и сложные социально-экономические проблемы, требовавшие срочного решения. Президент и его ближайшие помощники отдавали себе отчет в том, что сложившаяся в стране ситуация требовала решительных и далеко не обычных мер на правительственном уровне. Еще опьяненные своим успехом, они тем не менее понимали, что страна голосовала не столько за относительно неизвестного Рузвельта, сколько против Гувера и что еще предстояло убедительно доказать ей разумность оказанного демократам предпочтения.

К 4 марта 1933 г., т. е. к моменту вступления Рузвельта на пост президента США, большинство американских банков (а их в то время насчитывалось около 19 тыс.) было закрыто. Крупнейшие нью-йоркские и чикагские банки, еще функционировавшие в день принятия присяги новым президентом, были накануне разорения. 5 марта 1933 г. своим первым президентским актом Рузвельт временно закрыл все без исключения банки страны. Спустя несколько дней созванный на чрезвычайную сессию конгресс США принял закон, согласно которому в стране сначала возобновили свою деятельность двенадцать федеральных резервных банков, а затем постепенно начали открывать свои двери и частные банки, которым удалось заручиться государственной помощью. Более 6 тыс. банков не смогли получить такой помощи и окончательно прекратили свое существование.

Проведение серьезных экономических и социальных реформ на правительственном уровне (а именно это и имел в виду Рузвельт, говоря о необходимости действовать) требовало предоставления президенту практически неограниченных полномочий и власти. С молчаливого согласия конгресса и делового мира США, не видевших иного выхода из сложившейся ситуации, такая власть Рузвельту была предоставлена. Да и кто бы решился возразить против этого после того, как чуть ли не вся страна совсем недавно возмущалась бездействием правительства Гувера? Уже в течение первых ста дней своего пребывания у власти правительство Рузвельта продемонстрировало, что оно намерено действовать решительно. В результате правительственных закупок излишков у фермеров были повышены цены на сельскохозяйственные продукты, увеличены ассигнования на организацию общественных работ, социальное страхование, дешевое гражданское строительство, были расширены права профсоюзов, в целях экономии была сокращена заработная плата государственных чиновников, были созданы трудовые лагеря, в которых были заняты молодые безработные в возрасте 18 - 25 лет, и т п. Особое место в серии реформ, осуществленных новым правительством, отводилось отмене "сухого закона". На первых порах правительство легализовало продажу пива, а позднее решением конгресса была принята 21-я поправка к конституции, отменившая "сухой закон". Свободная продажа алкогольных напитков, обложенных весьма большим федеральным налогом, обеспечила поступление в казну значительных дополнительных средств. Так начинался комплекс государственных мер по борьбе с чрезвычайным экономическим положением в стране, получивший позднее известность под именем "нового курса" президента Рузвельта.

В 1937 г. сотрудники лондонского журнала "Экономист" опубликовали книгу, в которой была предпринята попытка ответить на вопрос: что же представлял собой "новый курс" Рузвельта? В заключение 143 страниц убористого текста авторы заявили, что данный ими ответ нельзя считать исчерпывающим. "Экономист" не был одинок в своем замешательстве и неспособности дать характеристику и полное определение "новому курсу". В сотнях книг и монографий, изданных на Западе, излагаются сложные аспекты и противоречия рузвельтовской программы "возрождения нации", но практически мало кому удалось дать более или менее исчерпывающую характеристику этой программы, определить ее цели и подвести ее итог.

Еще меньше знали о сущности "нового курса" его современники и, в частности, американские избиратели 30-х годов. Сам Рузвельт следующим образом изложил свою программу действий в период предвыборной кампании 23 сентября 1932 г.: "Наша задача заключается в настоящее время не в открытии и эксплуатации природных ресурсов и не в обязательном производстве большего количества товаров. Это более трезвая, менее драматичная задача управления уже имеющимися в наличии ресурсами и заводами, попыток восстановления иностранных рынков для нашей избыточной продукции, решения проблемы недостаточного потребления, приведения производства в соответствие с потреблением, более справедливого распределения богатства и продуктов, приспособления существующих экономических организаций к народным нуждам" (Gerald Johnson. Roosevelt: Dictator or Democrat, p. 174. G. Wright Mills. The Power Elite, p. 272 - 273). Американский социолог С. Райт Миллс считал, что "новый курс" отнюдь не представлял собой поворотного пункта в социальном развитии страны, как его пытались представить симпатизирующие Рузвельту историки и экономисты. Со временем, убежденно заявляет Миллс, экономическая элита стала "контролировать и использовать в своих целях институты "нового курса", против создания которых она столь резко выступала" (G Wrighte Mills. The Power Elite, p, 272 - 273).

Выше уже отмечалось, что ни сам Рузвельт, ни его ближайшие помощники не имели сколько-нибудь ясного, конкретного плана действий. "Новый курс" представлял собой, по сути дела, комплекс отдельных, не всегда взаимосвязанных и чуть ли не ежедневно выдвигавшихся идей и предложений, которые, будучи затем одобренными конгрессом, составили основу "нового курса". Сам термин "новый курс", широко подхваченный национальной прессой и разрекламированный единомышленниками Рузвельта, нес, скорее, пропагандистскую нагрузку, став, по замыслу его авторов, своеобразной исторической вехой между гибельным старым государственным курсом и политикой нового правительства.

В первые же дни после своего вступления в Белый дом Рузвельт призвал страну к проведению "смелых, настойчивых экспериментов", к поискам "новых методов преодоления трудностей", "Главное - пробовать что-нибудь", - неоднократно заявлял он. Нельзя отрицать того, что некоторые из предпринятых правительством Рузвельта в первые же месяцы шагов и принятых конгрессом по инициативе президента законов действительно представляли собой смелые эксперименты (особенно на фоне практически полного самоотстранения правительства США от государственного вмешательства в экономическую жизнь страны в предшествовавшее 1933 г. "республиканское двенадцатилетие"). Но "новый курс" Рузвельта никогда не означал, как пытались представить и как до сих пор пытаются представить его отдельные политические деятели США и некоторые авторы историко-мемуарных произведений, попытки экономического планирования и тем более шага в сторону социализма. И. В. Сталин в беседе с английским писателем Гербертом Уэллсом в 1934 г. сказал: "Американцы хотят разделаться с кризисом на основе частно-капиталистической деятельности, не меняя экономической базы. Они стремятся свести к минимуму ту разруху, тот ущерб, которые причиняются существующей экономической системой" (И. В. Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 10, стр. 600). Реформы, проведенные в жизнь по инициативе Рузвельта, были направлены в первую очередь на спасение капиталистической системы. Буржуазно-либеральные круги Соединенных Штатов видели в "новом курсе" президента прежде всего попытку оздоровления существующей системы и установления некой "социальной гармонии". Сам Рузвельт, разъясняя основную цель "нового курса", говорил Уильяму Рандольфу Херсту: "Я борюсь с коммунизмом... Я хочу спасти нашу систему, капиталистическую систему" (Arthur M. Schlesinger. The Politics of Upheaval; The Age of Roosevelt, p. 174). В 1936 г. в одном из своих выступлений Рузвельт повторял, что его правительство сознательно взяло на себя "ответственность за спасение бизнеса, за спасение американской системы частного предпринимательства и экономической демократии". Что же конкретно делалось правительством Рузвельта во имя этой цели? В 1933 и 1934 гг. область осуществленных реформ ограничивалась в основном экономикой, требовавшей особого внимания со стороны нового правительства. В 1935 г. были осуществлены реформы в области труда, социального обеспечения, налогообложения, банковского дела и т. д. В 1937 г. были проведены в жизнь реформы в области гражданского строительства, а в 1938 г. - в области заработной платы и трудового законодательства. Несмотря на такой широкий диапазон реформ в области труда и социального обеспечения, "новый курс" не ставил своей целью коренным образом изменить условия, приведшие к бедственному положению трудящихся масс США. Рузвельтовская администрация неоднократно подчеркивала свою озабоченность тяжелым положением той самой трети американского населения (по весьма оптимистичным подсчетам), которой негде было жить, не во что было одеться и нечем было питаться. Но не эти бедняки были основными получателями государственной помощи. Руководство демократической партии делало основную ставку на ту часть населения, которая могла представить реальную силу в решении исхода межпартийной борьбы за власть в стране, т. е. на мелкую и среднюю буржуазию, так называемого среднего американца. Буржуазные либералы исключали из сферы своего интереса и забот и негров. Ряд принятых при Рузвельте законов по-прежнему предусматривал две шкалы заработной платы - для белых и для негров. С большим трудом, да и то после того, как началась вторая мировая война, американским неграм удалось добиться отмены расовой дискриминации в оборонной промышленности. Совершенно неоправданно в этой связи утверждение уже упоминавшегося автора книги "Рузвельт: диктатор или демократ" Джеральда Джонсона, что "новый курс был явно прорабочим" (Gerald Johnson. Roosevelt: Dictator or Democrat, p. 6).

Демократия по-американски: солдаты охроняют учащихся-негров от ярости расистов

Американский историк Ричард Хофштадтер с гораздо большим основанием писал: "Хотя он (Рузвельт) использовал много новых, возможно рискованных, средств для достижения цели, он избегал доставлять серьезное беспокойство представителям капитала. К примеру, он не воспользовался легкой возможностью разрешить банковский кризис с помощью национализации, а вместо этого избрал курс настолько ортодоксальный, что заслужил одобрение Гувера. Основные принципы его политики в отношении промышленности и сельского хозяйства строились на основе моделей, предложенных группами крупных предпринимателей. Да, он провел ряд мер по выплате пособий и проведению реформ, но в основном такого рода, которые были бы признаны необходимыми любым разумным и человечным консерватором. Правда, он всколыхнул массы несколькими острыми замечаниями в адрес "менял" и мошенников, но он был достаточно осторожен, чтобы уточнить, что таковых среди бизнесменов меньшинство. Ведь не он, Рузвельт, а ужасные страдания, вызванные депрессией, явились причиной массового недовольства, и любой искушенный человек должен был бы знать, что в такое время несколько слов, направленных против зловредных богачей, необходимы для создания благоприятного впечатления о политическом деятеле" (Richard Hofstadter. The American Political Tradition, p. 335).

Многие представители либеральной буржуазии, в том числе и те, кто стоял у самих истоков "нового курса", понимали ограниченность, половинчатость осуществляемых правительством реформ. "Мы являемся детьми переходного периода, - признавал министр сельского хозяйства в правительстве Рузвельта Генри Уоллес. - Мы покинули Египет, но еще не достигли земли обетованной" (William E. Leuchtenberg in Franklin D. Mitchell and Richard 0. Davies (cd.). America's Recent Past, p. 237).

Рузвельт и его ближайшее окружение были убеждены в том, что неосторожная государственная политика в отношении могущественных представителей "большого бизнеса" может привести к нежелательным последствиям для экономики страны. Хотя в эти годы и было возбуждено несколько судебных дел против крупных трестов и даже были вынесены решения об их официальной ликвидации, а также были созданы государственные учреждения по контролю за деятельностью существующих трестов, все эти меры, как показало дальнейшее развитие событий, не оказали серьезного сдерживающего влияния на рост и процветание американских монополий. И тем не менее "новый курс" Рузвельта, сам президент и его ближайшие советники уже спустя короткое время стали объектом небывалой по своим масштабам и применявшимся средствам враждебной критики со стороны представителей крупного монополистического капитала Америки. Отражая точку зрения именно этих кругов, уже упоминавшийся Джон Флинн писал: "Основной темой нового курса г-на Рузвельта являлась война против бизнеса. Это была священная война. Рузвельту и окружавшим его людям доставляло удовольствие рисовать бизнес зловещим, а прибыль преступной" (John T. Flynn. The Roosevelt Myth, p. 118 )Национальный комитет республиканской партии с претензией на убийственный сарказм заявлял, что "этот бедный ягненок (имея в виду Рузвельта. - Э. И.) не осознает, что его фантастическая планируемая экономика... ведет прямым путем к уничтожению капиталистической системы... Сталин, там в России, понимает это и приказал своим приверженцам в Соединенных Штатах поддерживать Рузвельта" (Arthur M. Schlesinger. The Politics of Upheaval p. 625).

Антирузвельтовская кампания, без всякого сомнения, находила весьма значительную аудиторию в стране, особенно среди консервативно настроенных имущих слоев населения, но основная часть рядовых американцев продолжала видеть в Рузвельте человека, искренне пытавшегося оздоровить экономику Соединенных Штатов, покончить с нездоровыми явлениями во внутренней жизни и найти ответ на беспокоившие американскую общественность вопросы. Существенную роль в этом сыграли найденные новым правительством необычные доселе формы общения с массами. Дело в том, что одновременно с первыми конкретными мерами по упорядочению экономической жизни страны Ф. Рузвельт ввел практику непосредственного обращения к рядовым американцам и разъяснения им предпринимаемых правительством мер. 12 марта 1933 г., т. е. через неделю после своего вступления на пост президента США, Рузвельт выступил перед американскими радиослушателями со своей первой "беседой у камина", в которой простым и доходчивым языком рассказал о предпринимаемых его правительством шагах, первоочередных задачах и планах на ближайшее будущее. Это обращение президента сыграло положительную роль и полностью оправдало возлагавшиеся на него надежды. У рядового американского избирателя сложилось впечатление, что правительство и президент советуются с ним, косвенным образом привлекая к участию в решении его собственной судьбы. Искренность задушевных бесед президента явно контрастировала с набившими всем оскомину беспочвенными заверениями Гувера о скором разрешении всех проблем. Рузвельт, по утверждению одного из директоров американской радиокомпании, обладал исключительно важным качеством - идеально искренним тоном. Когда Рузвельт обращался к аудитории со словами "друзья мои", невозможно было ему не верить.

Одновременно с введением новой формы общения с массами Рузвельт привнес нечто новое и в отношения между Белым домом и прессой. Его предшественник Гувер, никогда не отличавшийся ни красноречием, ни находчивостью, продолжал практику Гардинга и Кулиджа, заключавшуюся в созыве периодических пресс-конференций с ответом на заблаговременно представляемые ему в письменном виде вопросы. По мере того как экономическая обстановка в стране обострялась, Гувер все чаще пытался уходить от организации пресс-конференций, а в ходе тех, которые все-таки проводились, уклонялся от ответов на наиболее щекотливые вопросы. Рузвельту же удалось на этом этапе превратить большую часть прессы в действенный инструмент пропаганды своего курса, хотя бы даже в силу того, что он не пытался уходить от обсуждения серьезных тем. Более того, уже на своей первой пресс-конференции Рузвельт заявил собравшимся корреспондентам, что они могут задавать ему любые вопросы без предварительного уведомления его о их содержании, чем привлек к себе внимание даже враждебно настроенной прессы. Большое впечатление на журналистов производили свободная форма общения президента с ними, его чувство юмора и то, что многих из них президент называл по имени чуть ли не с первой пресс-конференции. Нередко практиковались пресс-конференции на лоне природы в президентской резиденции в Гайд-парке, где обсуждение серьезных проблем принимало форму дружеских пикников, способствовавших росту популярности самого президента и организуемых им встреч с прессой. Президентские пресс-конференции собирали до двухсот представителей большинства периодических изданий Америки, способствуя тем самым широкому освещению в прессе позиций правительства по вопросам, беспокоившим страну.

Поведение Рузвельта уже в период президентской предвыборной кампании свидетельствовало о незаурядной личности этого человека, хорошо разбиравшегося во всех тонкостях политической игры и в психологии рядового избирателя. Обращал на себя внимание тот факт, что в своих речах, выступлениях и заявлениях Рузвельт уже с первого дня своего пребывания в Белом доме избегал упоминания своей принадлежности к демократической партии, подчеркивая тем самым общенациональный характер своей администрации и необходимость национального единства, независимо от партийной принадлежности, перед лицом сложных проблем, стоявших перед Соединенными Штатами. "Он взял на себя роль отца нации, внепартийного лидера, общенародного президента", - отмечал один из американских историков (James Mac-Gregor Burns. John Kennedy; A Political Profile, liar-court. New York, 1960. p. 183). Президент отказывался от участия в традиционных мероприятиях демократической партии. "Нашим сильнейшим утверждением в этот год действий, - заявлял он, - является то, что программа возрождения и реконструкции осуществляется мужчинами и женщинами, принадлежащими ко всем партиям, и то, что я неоднократно обращался как к республиканцам, так и к демократам с призывом выполнить их долг" (Arthur M. Schlesinger. The Coming of the New Deal, p. 503). Доказательством внепартийности президента и правительства в чрезвычайных условиях должно было служить и привлечение трех видных деятелей республиканской партии в качестве членов кабинета Рузвельта. Эти республиканцы - министр сельского хозяйства Генри Уоллес, министр внутренних дел Гарольд Икес и министр финансов Уильям Вудин - стали ближайшими помощниками Рузвельта и активными проводниками внутриполитического и внешнеполитического курса правительства демократов.

"Новый курс" президента Рузвельта не ограничивался реформами, имевшими сугубо внутреннее экономическое значение. Не менее серьезные проблемы стояли перед американским правительством и в области международной политики. Экономический кризис 1929 - 1933 гг. затронул в той или иной степени все капиталистические страны. Наиболее серьезным последствием этого кризиса было обострение борьбы между ведущими империалистическими державами за рынки сбыта товарной продукции, за источники сырья и сферы прибыльного вложения капитала.

Две крупные империалистические державы - Япония на Дальнем Востоке и Германия на Европейском континенте - не делали секрета из того, что их целью был новый передел мира в соответствии с их собственными политическими, военными и экономическими интересами. Япония к этому времени уже вторглась в Китай и оккупировала часть его территории. Этот шаг японских милитаристов укрепил руководящие круги США в убеждении, что рано или поздно американским и японским интересам суждено будет столкнуться на Дальнем Востоке. В условиях этой сложной и потенциально взрывоопасной международной обстановки правительство Рузвельта пришло к выводу о необходимости укрепления своих позиций в этом районе мира.

Наиболее серьезной инициативой нового правительства США в области внешней политики было решение об установлении дипломатических отношений с Советским Союзом. Игнорируя неоднократно проявлявшуюся Советским правительством готовность вступить в переговоры об установлении дипломатических отношений между двумя государствами, сменявшие друг друга правительства Соединенных Штатов в течение 16 лет после Великой Октябрьской социалистической революции не признавали Советского государства и продолжали считать Временное правительство Керенского "единственным законным правительством России". Еще в августе 1931 г. бывший в то время президентом США Герберт Гувер в своем интервью корреспонденту газеты "Сан-Франциско ньюс" заявлял: "Сказать по правде, цель моей жизни состоит в том, чтобы уничтожить Советский Союз" (W. A. Williams. American-Russian Relations, 1781 - 1947. Mew York. 1952, p. 225). Позицию Гувера разделяли представители реакционных кругов США и так называемые американские "изоляционисты".

Но, несмотря на яростное сопротивление этих кругов, в стране ширилось и постепенно приобретало действительно национальные масштабы движение с.а признание Советского Союза. За установление дипломатических отношений с СССР выступали многие влиятельные члены конгресса и деловые круги США, заинтересованные в развитии торговых отношений между обоими государствами. В 1929 г. американский буржуазно-либеральный еженедельник "Нью рипаблик" писал: "Мы подозреваем, что истинной причиной того, что США не удавалось в прошлом признать Советскую Россию, был страх умственно ограниченных политических деятелей, бизнесменов и профсоюзных лидеров перед мыслью, что успех большевизма будет означать гибель системы частного капитализма в Соединенных Штатах" ("The New Republic". August 14, 1929, p. 327).

Было бы неправильным утверждать, что именно Рузвельту принадлежит инициатива дипломатического признания Советского Союза. Еще в апреле 1932 г., т.е. до того, как Рузвельт стал официальным кандидатом демократической партии на пост президента, на рассмотрение Комиссии по иностранным делам американского сената была внесена резолюция, предлагавшая установить дипломатические отношения с СССР. Будучи трезвым и дальновидным политиком, Рузвельт довольно быстро определил свое отношение к этому вопросу, исходя при этом в первую очередь из военно-политических и экономических интересов Соединенных Штатов. Став кандидатом демократов, Рузвельт в беседе с одним из американских специалистов, работавших в СССР, заявил, что "если кто-либо хочет вести дело с людьми, то он должен впустить их через переднюю дверь". Будущий президент, по словам того же американского специалиста, сказал далее, что, по его мнению, Россия станет в будущем огромным рынком и что "если бы он был избран президентом, он бы провел с Советами переговоры с целью установления торговых связей, признания и т. д." ("Очерки новой и новейшей истории США", т. II Под редакцией Г. Н. Севостьянова. М., 1900. стр. 134).

После прихода Рузвельта в Белый дом требования американской общественности, а также трезво оценивавших международную обстановку представителей политических и деловых кругов США об установлении дипломатических отношений с СССР еще более усилились. В октябре 1933 г. в результате опроса, проведенного среди редакторов более 1100 американских газет, выяснилось, что 63% из них выступают за установление дипломатических отношений с Советским Союзом. В ноябре 1933 г. еженедельник "Нэйшн" перепечатал без каких-либо сокращений свою статью (Отрывок из этой редакционной статьи цитировался на стр. 95 - 98), опубликованную в январе 1919 г., в годы президентства В. Вильсона, сопроводив ее следующим комментарием: "С того времени, когда эта редакционная статья была впервые опубликована, в Белом доме сменилось пять президентов. Россия вышла из многолетней гражданской войны, голода, иностранной интервенции и экономической разрухи, обладая одним из наиболее прочных на Европейском континенте правительством и репутацией государства с выносливостью и способностью к восстановлению сил, вызывающей зависть у всего мира. Все крупные державы, за исключением Соединенных Штатов, уже давно признали Советское правительство и вступили с ним в деловые отношения"("The Nation". November 22, 1933). Неделей позднее в том же журнале была опубликована карикатура, весьма примечательная для характеристики сложившейся к тому периоду расстановки сил в стране. На этой карикатуре Россия была изображена сидящим в кресле бородатым мужиком. Возле кресла стояла "американская пресса" в образе раскормленной матроны, которой "американский бизнес" шептал на ухо, скосив глаза на "Россию": "Будь к нему добра, дорогая" ("The Nation", November 29. 1933).

У реалистически мыслящих представителей делового мира США были все основания быть заинтересованными в развитии торгово-экономических связей с Советским государством. В июне 1933 г. глава советской делегации на международной экономической конференции в Лондоне М. М. Литвинов заявил, что правительство Советского Союза готово разместить за границей заказы на сумму примерно в 1 млрд. долл. Это заявление представителя СССР, естественно, не было оставлено без внимания деловыми кругами США, опасавшимися, что эти заказы будут размещены в других странах, тогда как сами Соединенные Штаты испытывали острую нужду во внешних рынках для сбыта своей промышленной продукции. Отражая позицию этих американских кругов, уже упоминавшийся еженедельник "Нэйшн" настойчиво подчеркивал разумность скорейшего признания СССР. Автор статьи, в частности, писал: "Я убежден, что Советское правительство хочет и может закупить в 1934 г. американские товары по крайней мере на 100 млн. долл. Большую часть этих товаров будет составлять техническое оборудование, необходимое для восстановления железных дорог, а также другие виды оборудования, хлопок, скот, медь и кубинский сахар. Опыт убедил многих людей - а если кое-кого опыт не убедил, то не убедят их и мои аргументы,- что Советское правительство аккуратно, охотно и в оговоренный срок оплачивает свои счета. Полагают, что СССР помимо своего экспорта располагает ежегодным фондом в размере около 120 миллионов долларов, из которого он покрывает свои обязательства за рубежом... У Москвы есть план, и она не будет закупать, если у нее не будет уверенности в том, что она сможет заплатить. Чем долгосрочнее кредиты и чем лучше условия, тем больше Москва будет закупать"("The Nation", November 15, 1933, p, 500).

Но не только экономическая заинтересованность Е советском рынке толкала руководящие круги США к признанию Советского Союза. Перспектива установления дипломатических отношений с СССР нашла поддержку у тех представителей руководящих кругов США, которые увидели в агрессивных акциях японского правительства на Дальнем Востоке угрозу американским интересам и пришли к выводу, что нормализация отношений с СССР улучшит позиции их страны в этом районе мира. Один из впоследствии близких помощников президента Рузвельта, Чарльз Болэн, писал в 1969 г. в своей книге "Трансформация американской внешней политики": "Признание Советского правительства, с которым мы не поддерживали никаких отношений с 1918 г., по крайней мере косвенно и частично было мотивировано озабоченностью правительства США в результате агрессии Японии в Азии и прихода Гитлера к власти в Германии. В своем меморандуме президенту Рузвельту в сентябре 1933 г. Корделл Хэлл (государственный секретарь США в течение почти всего пребывания Рузвельта на посту президента.- Э. И.) особо выделил японский вопрос в качестве фактора, свидетельствовавшего в пользу признания Советского Союза" (Charles E. Bohlen. The Transformation of American Foreign Policy. W. W. Norton and Co., Inc.. New York, 1969, p. 16 - 17). Интересно, что позицию К. Хэлла разделял и его предшественник па посту государственного секретаря Г. Стимсон, не отличавшийся теплыми чувствами по отношению к Советскому Союзу.

Широкие массы американских трудящихся энергично поддерживали идею о необходимости скорейшего признания Советского Союза. О масштабах этого движения свидетельствовали многочисленные письма и петиции, ежедневно поступавшие в Белый дом и конгресс США. В предшествовавшие признанию СССР месяцы в некоторых американских журналах можно было встретить любопытное объявление: "Советская Россия будет скоро признана. Готовьтесь к открывающимся широким возможностям. Изучайте русский язык" (См. в частности, "The New Republic", October - November, 1933).

В октябре 1933 г. президент Рузвельт обратился с посланием к Председателю Центрального Исполнительного Комитета М. И. Калинину с предложением об установлении дипломатических отношений между СССР и США и попросил направить в Вашингтон полномочного представителя Советского правительства для обсуждения вопросов, связанных с актом признания.

Курс акций американских компаний, производящих вооружение, подпрыгнувший было в связи с выходом Германии из Лиги наций, резко упал, как только в печати появились первые сообщения о послании президента Рузвельта М. И. Калинину. "Биржа является, по крайней мере, хорошим сейсмографом,- писал в те дни один из американских журналов.- Нет никакого сомнения в том, что установление официальных отношений между Америкой и Россией хотя бы в некоторой степени остановит безумное, стремительное движение нашей планеты к следующей войне..." ("The Nation". November 15. 1933, p. 559).

Влияние акта дипломатического признания Советского Союза Соединенными Штатами на международную обстановку и на укрепление позиций кругов, выступавших за мир, подчеркивалось неоднократно и другими периодическими изданиями, отражавшими точку зрения американской либеральной буржуазии. "Без сомнения, наиболее явным и важным аспектом возобновления отношений является его влияние на мировую ситуацию,- отмечал журнал "Нью рипаблик". - Лет через двадцать историки, вспоминая сегодняшний день, вполне вероятно, придут к выводу, что возобновление дипломатических отношений между Соединенными Штатами и Россией было одним из двух или трех наиболее выдающихся событий за пятнадцать лет, прошедших со дня окончания войны... Вряд ли стоит говорить кому-либо из читателей нашего журнала, что мы рассматриваем решение президента Рузвельта как исключительно хорошую новость. Поскольку мы выступали за признание чуть ли не с момента образования Советского Союза, мы, естественно, глубоко удовлетворены тем, что мечта столь долгих лет наконец стала реальностью. Мы уверены, что большинство американского народа наконец стало разделять эту точку зрения... Мы также уверены, что мудрость этого решения будет становиться все очевидней с течением времени" ("The New Republic". November 29, 1933, p. 61).

Официальное признание Соединенными Штатами Советского Союза, объявленное 17 ноября 1933 г., нашло поддержку не только в кругах американской либеральной буржуазии. О реакции ведущих американских газет и кругов, стоявших за ними, можно судить по заголовкам статей, опубликованных в тот памятный день: "Начало новой эры" ("Геральд", г. Бостон), "Акт здравого смысла" ("Сан", г. Балтимор), "Триумф реализма" ("Плейн дилер", г. Кливленд), "Все будут надеяться на лучшее" ("Стар", г. Индианаполис), "Конец ненормального положения" ("Пайонир пресс", г. Сент-Пол). Газета "Нью-Йорк тайме" вышла 18 ноября 1933 г. с бросающимися в глаза заголовками: "Русские готовы купить товаров на 520 миллионов долларов. Ожидается договоренность. Первой, по-видимому, будет сделка на поставку хлопка на 50 миллионов долларов. Русских называют надежными партнерами с финансовой точки зрения". Один из видных экономистов, С. Брукхарт, заявил, что "русские более надежны с финансовой точки зрения, чем Уолл-стрит"("The New York Times", November 18, 1933).

Решение американского правительства о дипломатическом признании Советского Союза было положительно оценено и в СССР. Советское правительство приветствовало это разумное и дальновидное решение президента Рузвельта, свидетельствовавшее о начале новых взаимоотношений между двумя странами. В Отчетном докладе ЦК ВКП(б) XVII съезду партии подчеркивалось серьезнейшее значение этого акта и отмечалось, что он "поднимает шансы дела сохранения мира, улучшает отношения между обеими странами, укрепляет торговые связи между ними и создает базу для взаимного сотрудничества" ("XVII съезд Всесоюзной коммунистической партии (б)". Степ-отчет. М., 1934, стр. 14).

Но далеко не все круги Соединенных Штатов приветствовали этот шаг. Политические деятели, выражавшие интересы и точку зрения наиболее реакционных кругов монополистического капитала США, обвиняли президента Рузвельта и его сторонников в "сговоре с мировым большевизмом", в "предательстве" интересов Америки. На фоне сообщений о положительной реакции различных кругов американской общественности .на акт признания СССР диссонансом звучали по-прежнему злобные выступления газеты "Нью-Йорк геральд трибюн", отдельных республиканских сенаторов. Намного позднее, вспоминая эти дни, бывший президент США Герберт Гувер писал в своих мемуарах: "Признание России 16 ноября 1933 г. высвободило силы, которым было суждено оказать значительное влияние на попытку коллективизировать Соединенные Штаты, в частности через профессиональные союзы... Мы были свидетелями роста исполнительной власти за счет сокращения законодательной власти, за редким исключением, и превращения ее в послушную машину голосования. Мы были свидетелями того, как власть конгресса над государственными расходами была подорвана огромными федеральными субсидиями, выплачиваемыми непосредственно гражданам" (Herbert. Hoover. The Memoirs; The Great Depression, 1929 - 1941, vol. III. Macmillan Company, p. 484). Так, оставшийся до конца своих дней ярым врагом Советского Союза, Гувер злобно реагировал на ноябрьские события 1933 г.

Несмотря на предпринимавшиеся правительством меры, экономическое положение страны продолжало оставаться тяжелым - миллионы американцев по-прежнему скитались без работы, государственные субсидии и ассигнования не приносили желаемых результатов. Депрессия продолжалась. В 1934 г. национальный доход страны, составивший 48,6 млрд. долл., хотя и превосходил данные 1933 г., был на 10 млрд. долл. ниже уровня 1931 г. и на 40 млрд. долл. ниже уровни 1929 г. - последнего года экономического бума. В январе 1935 г. доходы городского населения были ниже на 13% их доходов в январе 1929 г. Денежный доход фермеров, хотя и возросший с 1933 г., все же был на 28% ниже уровня 1929 г. В стране все еще насчитывалось около 10 млн. безработных (Arthur M. Schlesingcr. The Politics of Upheaval, p. 2). Экономическая система капитализма была не способна устранить последствия кризиса.

В этих условиях возникли различные движения, выдвигавшие свои рецепты ликвидации социальной несправедливости в рамках капиталистического общества. Наибольшую известность получили деятельность Союза за социальную справедливость, возглавлявшегося католическим священником Чарльзом Кофлином, организации "Раздел богатства", созданной сенатором Хью Лонгом, а также программа выплаты пенсий по старости, предложенная провинциальным врачом Фрэнсисом Таупсендом. Эти демагогические планы и программы были заранее обречены на провал, так как они никак не затрагивали основы социальной несправедливости - капиталистической системы. Но многие отчаявшиеся американцы видели в них единственно возможное решение вопроса.

Полицейские и агенты ФБР с оружием в руках разгоняют бастующих рабочих в Питтсбурге. 1933 г

По плану доктора Таунсенда каждый американец в возрасте 60 лет и старше должен был получать 200 долл. в месяц. Выплата пенсий осуществлялась лишь в том случае, если претендент на правительственную помощь отвечал следующим четырем условиям: а) если он был неработающим; б) если он не совершал ранее уголовно наказуемых преступлений; в) если его ежегодный доход не превышал 2400 долл.; г) если он был готов полностью расходовать получаемые 200 долл. По подсчетам Таунсенда, всем четырем условиям отвечали около 8 млн. американцев, и, следовательно, выплата пенсий обошлась бы государству около 19 млрд. долл. в год. Для всякого разумного человека, даже не имевшего экономического образования, программа доктора Таунсенда была самой настоящей утопией, однако уже к 1936 г. по всем Соединенным Штатам насчитывалось около 6500 так называемых "таунсендовских клубов", имевших целью поддержку этой программы.

Сенатор от штата Луизиана Хыо Лонг 1 апреля 1934 г. внес на рассмотрение сената законопроект, согласно которому никто не должен был иметь права иметь годовой доход более 1 млн. долл. к никто не должен был иметь права получать в течение всей своей жизни даров, наследства и проч. на сумму, превышающую 5 млн. долл. Выступая в сенате 21 апреля, сенатор разъяснил своим коллегам предлагаемый им план "перераспределения доходов". По этому плану государство устанавливало налог в размере 1 % на капитал в пределах от 1 млн. до 2 млн. долл., налог в 2% на капитал в пределах от 3 млн. до 4 млн. долл., увеличивая далее налог вдвое с каждым новым миллионом. На капитал в 8 млн. долл. и более по идее Лонга должен был устанавливаться налог в размере 99%. В январе 1934 г. Лонг представил в сенат новый проект резолюции, согласно которому все лица, достигшие 60-летнего возраста, должны были получать пенсию в размере 300 долл. в год при условии, если общая стоимость их собственности не превышала 10 тыс. долл., или же если их чистый доход был менее 1000 долл. в год. Эта программа, названная автором "Планом осуществления воли божьей", проходила под лозунгом "Каждый человек король", ставшим лозунгом всего движения Лонга. Сенатор, однако, не раз заверял истинных хозяев Америки, что не является пропагандистом коммунистических идей. Рузвельт не скрывал своей озабоченности популярностью Лонга в Соединенных Штатах. Руководители Национального комитета демократической партии особенно всполошились после того, как один из опросов общественного мнения продемонстрировал силу Лонга и степень влияния, оказываемого его движением на американского обывателя (Сенатор X. Лонг явился прообразом демагога и авантюриста Вилли Старка, главного героя романа Роберта Пенна Уоррена "Вся королевская рать". Вскоре после смерти Лонга при обстоятельствах, описанных в романе, его движение прекратило свое существование).

Известные советские писатели И. Ильф и Е. Петров, путешествовавшие в 1935 г. по Соединенным Штатам и описавшие свои впечатления в книге "Одноэтажная Америка", приводят интересный эпизод встречи и разговора с одним из американских бродяг, наводнявших в тот период страну. Несомненно под влиянием идей таунсендизма и лонгизма бродяга видел решение всех экономических и социальных проблем Америки в ограничении личного капитала миллионеров 5 млн. долл. и распределении остальной части богатств между бедняками. На вопрос, не много ли это - по 5 млн., бродяга ответил: "Нет, надо им все-таки оставить по пяти миллионов. Меньше нельзя". Сопровождавший советских писателей американец объяснил: "Ну, как вы думаете, почему этот несчастный человек все-таки хочет оставить миллионерам по пяти миллионов? Не знаете? Ну, так я вам скажу. В глубине души он еще надеется, что сам когда-нибудь станет миллионером" ( И. Ильф и E. Петров. Собр. соч., т. 4. М., 1961, стр. 243 - 241).

Не решая никаких экономических и социальных проблем, стоявших перед Америкой, планы Таунсенда и Лонга способствовали возникновению несбыточной мечты о возможности установления "социальной гармонии" в рамках капиталистического общества. Во власти таких "детских идей", как справедливо назвали И. Ильф и Е. Петров эти прожекты, находились миллионы американцев.

Обострение классовых противоречий в Соединенных Штатах в годы кризиса требовало от правительства проведения гибкой политики маневрирования, включавшей подчас некоторые уступки рабочему классу во избежание более серьезных политических, экономических и социальных потрясений. Но наиболее реакционные монополистические круги считали, что эта политика уступок и реформ, за проведение которых ратовали представители либерально-буржуазных кругов, способствует опасному росту политической активности масс. В подтверждение своих опасений противники Рузвельта приводили факты роста рабочего движения в стране, повышения политической активности и сознательности трудящихся масс, роста рядов Коммунистической партии США и, конечно в первую очередь, факт признания Соединенными Штатами Советского Союза. Рузвельту не могли простить духа реформ, выпущенного президентом из, казалось, навечно захороненного "прогрессистского" сосуда и проявившего неожиданную способность с удивительной быстротой распространяться по всей стране. Рузвельту не могли простить не столько то, что делалось лично им и его правительством, сколько то, что делалось при нем в стране.

Студенческие демонстрации стали обычным явлением в политической жизни США, как, впрочем, и меры властей по поддержанию 'законности'

К 1934 г. консервативные круги США окончательно определили свое отношение к личности президента. По свидетельству современников, в семье миллиардера Джона П. Моргана запрещалось произносить имя Рузвельта, дабы не подвергать опасности сердечного приступа главу семейства, страдавшего гипертонией. Банки, частные клубы, финансовые конторы, фешенебельные курорты были источниками многочисленных слухов и анекдотов о президенте. В 1935 г. 60% американских газет выступали против Рузвельта, отражая взгляды их владельцев, тесно связанных с крупным монополистическим капиталом.

"Чувство ненависти к Рузвельту отличалось от честной оппозиции, какой бы сильной и глубокой она ни была. Это было эмоциональное чувство иррациональной ярости, направленное скорее против личности Рузвельта, чем против его программы, непоследовательное в своей аргументации, клеветническое в приводимых примерах, подчас экскрементальное по своей образности. Оно проявлялось по-разному. Почти все его проявления объединял, однако, не только общий психопатологический импульс, но также общий социальный источник. Этим источником был американский высший класс". Так писал один из видных американских историков, Артур М. Шлезингер (Arthur М. Schlesinger. The Coming of the New Deal, p. 568).

Джеральд Джонсон писал в книге "Рузвельт: диктатор или демократ", что "в течение своего первого президентского срока он (Рузвельт) приобрел врагов не столько многочисленных, как об этом свидетельствуют результаты выборов, сколько исключительно злобных и исключительно горластых... Все те, чьи доходы, личная власть или социальное положение пострадали от законов, принятых в период нового курса, естественно, надеялись и молили бога о предоставлении им возможности вонзить нож в Рузвельта" (Gerald W. Johnson. Roosevelt: Diclalor or Democrat, p. 257). Чувства, которые питали по отношению к Рузвельту многие из представителей крупного монополистического капитала США, распространялись и на тех лиц, которые входили в ближайшее окружение президента, в его так называемый "мозговой трест".

Все американские политические деятели, баллотировавшиеся в президенты США, уже на начальных этапах борьбы за президентское кресло создавали вокруг себя относительно небольшую группу советников и помощников из наиболее близких и пользующихся их личным доверием людей. Многие из этих лиц становились, в случае победы их лидера, членами кабинета или занимали наиболее ответственные посты в партийном или государственном аппарате. Обычно на эти посты могли рассчитывать не только советники и помощники будущих президентов, но и те, кто своим политическим влиянием или финансовой поддержкой обеспечивал избрание своего кандидата на пост президента. Так нередко в американской истории на решающих государственных постах оказывались люди, мало приспособленные к выполнению возлагавшихся на них задач или даже нечистые на руку.

Группа наиболее близких к Рузвельту лиц не включала ни одного члена кабинета. В составе этой не располагавшей никаким официальным статусом группы было несколько профессоров-экономистов (Моли, Тагуэлл, Берл), юристов (Розенман и О'Коннор) и бизнесменов (Тауссиг и Джонсон). В круг обязанностей членов этой группы входила разработка экономической политики президента, новых государственных законов и подготовка текстов заявлений и речей Рузвельта. Надо сказать, что Рузвельту удалось собрать вокруг себя исключительно сильный по составу аппарат советников и консультантов, лично преданных президенту и искренне веривших в правильность избранного им и, естественно, поддерживаемого ими самими политико-экономического курса. (Недаром один из помощников президента как-то назвал Рузвельта "лучшим из когда-либо живших на свете сборщиком умов" ( Marvin R. Weifsbord. Campaigning for President, p. 132).) В отношении этих людей противниками Рузвельта нередко употреблялись не менее злобные и клеветнические эпитеты, чем в адрес самого президента. Уже известный читателю Флинн называл советников Рузвельта "дилетантами-революционерами", утверждая, что эти люди "состряпали для своих нужд легкое, удобное попурри из социализма и капитализма, называемое планируемой экономикой, которое открывает перед его сторонниками широкое поле, где они могут свободно разглагольствовать, не называясь красными" (John Flynn. The Roosevelt Myth, p. 75).

К 1934 г. внутриполитическая обстановка в стране серьезно осложнилась. Консервативные круги США, республиканские политические деятели, контролируемая республиканцами пресса обрушились на президента и его политический и экономический курс. Но промежуточные выборы в конгресс 1934 г. убедительно продемонстрировали силу демократической партии и то большое влияние, которым пользовался среди американских избирателей Ф. Рузвельт.

"Новый курс" президента получил поддержку у рядовых избирателей Америки, и в результате активной избирательной кампании демократическая партия одержала новую убедительную победу над своими политическими противниками, завоевав большинство в обеих палатах конгресса. Но новая победа Рузвельта и сил, стоявших за ним, еще в большей степени настроила консервативные круги США против президента. Основная задача республиканской партии и ее руководства заключалась в том, чтобы найти подходящего кандидата, способного нанести поражение автору широко разрекламированного, но пока еще не оправдавшего возлагавшихся на него надежд "нового курса". В 1935 г. Рузвельт рассчитывал на то, что на очередных выборах его оппонентом вновь будет Герберт Гувер. Он даже в какой-то степени надеялся на это, так как знал, что в памяти избирателей еще свежи события, связанные с пребыванием Гувера в Белом доме и что в этих условиях Гувера ему будет нетрудно победить. Но лидеры республиканской партии не были намерены идти на верное поражение. По логике вещей перспективного кандидата следовало искать среди губернаторов-республиканцев, устоявших в 1932 и 1934 гг. перед победным шествием демократов. Таким кандидатом был губернатор штата Канзас нефтепромышленник Альфред М. Лэндон, прозванный с вескими на то основаниями "канзасским Кулиджем". С точки зрения республиканских боссов, в пользу кандидатуры Лэндона говорило и еще одно немаловажное обстоятельство - он пользовался поддержкой влиятельных правых сил страны.

Делегаты, собравшиеся в Кливленде на национальный съезд республиканской партии 9 июня 1936 г., практически лишь утвердили давно предрешенный партийными боссами выбор. Присутствовавший на съезде Гувер надеялся, что, разочаровавшись в предложенных кандидатурах, республиканские делегаты вновь призовут его. Но эти надежды рассеялись в первый же день работы съезда. Подавляющее большинство делегатов голосовало за утверждение кандидатуры Лэндона. Избранником республиканцев на пост вице-президента был издатель газеты "Чикаго дейли ньюс" полковник Фрэнк Нокс. Принятая съездом политическая платформа содержала длинный перечень провалов, ошибок и недостатков "нового курса" и его авторов. Но республиканцы были вынуждены включить в свою программу обещания реформ в области труда, социального обеспечения по старости, гарантировать оказание помощи фермерам, т. е. по существу те же обещания и реформы, которые поддерживались демократической партией. Разница заключалась лишь в том, что республиканцы обещали при этом "не сорить деньгами, ликвидировать бюрократию и избегать излишнего государственного вмешательства" (Herbert Agar. The United Slates; The Presidents, the Parties and the Constitution, p. 681).

По свидетельству историков, в 1935 - 1936 гг. Рузвельт подвергался более ожесточенной критике со стороны членов своей партии, чем со стороны республиканцев. Против Рузвельта в демократической партии выступали и те, кто успел разочароваться в "новом курсе", и те, кто никогда его не поддерживал. Среди этих противников Рузвельта было много весьма влиятельных в партии лиц, называвших себя "джефферсоновскими демократами", в отличие от прорузвельтовских демократов, именовавшихся "нью-дилерз" - "новокурсниками".

И тем не менее созванный в июне 1936 г. в Филадельфии съезд демократической партии единогласно утвердил Франклина Рузвельта и Джона Гарнера. Платформа демократической партии представляла собой длинный список достижений, успехов и удач "нового курса" и его творцов и подвергала критике предвыборные обещания республиканцев.

В июне 1936 г. вновь созданная юнионистская партия выдвинула на пост президента члена палаты представителей Уильяма Лемке. Возможно, об этой кандидатуре можно было бы и не упоминать, если бы не тот факт, что Лемке был выдвинут совместно представителями так называемого движения недовольства, а именно доктором Таунсендом, "святым отцом" Чарльзом Кофлином и священником Джеральдом Смитом, ставшим во главе "движения за раздел богатства" посла смерти сенатора Лонга. Но юнионистской партии так и не удалось выработать политической платформы из-за серьезных разногласий между ее лидерами.

Начавшаяся предвыборная кампания разделила всю Америку на два непримиримых лагеря. Свыше 70% газет пятнадцати крупнейших городов Соединенных Штатов встали на сторону республикаргского кандидата, открыв злобную кампанию клеветы против Рузвельта. Особенно изощрялись газеты, входившие в концерн Уильяма Рандольфа Херста. Рузвельта называли коммунистом, предателем своего класса. Республиканский кандидат в президенты Лэндон, выступая в г. Альбукерке, заявлял в эти дни: "Франклин Д. Рузвельт предложил ликвидировать ваше право избирать своих собственных представителей, обсуждать политические вопросы на улице, участвовать в политических демонстрациях, посещать церковь вашей веры, быть судимым жюри и владеть собственностью" (Marvin R. Weisbord. Campaigning for President, p. 140). (Выступая по телевидению двадцать пять лет спустя, в 1961 г., Лэндон был вынужден признать, что это заявление было, "по всей видимости, несколько преувеличенным") (Ibidem )

Республиканская партия не жалела денег, чтобы добиться победы на выборах. На свою предвыборную кампанию республиканцы истратили около 9 млн. долл., т. е. больше, чем кто-либо до них. Среди лиц, внесших крупные суммы денег в республиканскую кассу, назывались Херст, Рокфеллер, Вандербильт, Дюпон и другие столпы монополистического капитала. Лэндона поддерживали Национальная ассоциация промышленников. Лига свободы и другие влиятельные и могущественные с финансовой точки зрения организации. Существенную финансовую помощь демократической партии оказали американские профсоюзы, собравшие около 750 тыс. долл. В то же время деловые круги США, собравшие в 1932 г. около одной четверти всего фонда избирательной кампании демократов, внесли на этот раз в кассу демократической партии лишь 30 тыс. долл. Избирательная кампания 1936 г. обошлась демократам в 5 с лишним млн. долл. Именно в этот период демократы ввели в практику организацию так называемых платных обедов, обеспечивших в 1936 г. поступление столь необходимых средств.

Опрос общественного мнения, проведенный журналом "Литерари дайджест", который в прошлом неизменно правильно предсказывал победу на президентских выборах того или иного кандидата, показал, что победителем на этот раз будет Лэндон. Республиканский кандидат получил наибольшее количество голосов среди американских владельцев автомашин и телефонов, охваченных опросом "Литерари дайджест" (Последующий обстоятельный анализ методики опроса, проведенного журналом "Лнтерари дайджест", доказал заведомую порочность опросов среди владельцев автомашин и других символов престижного положения в обществе, так как они не охватывали большинство американцев). Но незадолго до этого созданный Американский институт общественного мнения, руководимый доктором Джорджем Гэллапом, предсказал победу Рузвельта, хотя и с незначительным преимуществом. Сам Лэндон был настолько уверен в своей близкой победе, что даже планировал, кто из его ближайших друзей войдет в состав нового правительства.

Победа Рузвельта была настолько внушительной, что, можно сказать, ошиблись даже те, кто просто предсказывал победу. 3 ноября 1936 г. Франклин Д. Рузвельт был переизбран президентом США на второй четырехлетний срок (27,7 млн. голосов избирателей против 16,6 млн., поданных за Лэндона). За Рузвельта проголосовали выборщики 46 штатов, за его противника подали голоса выборщики всего лишь двух штатов - Мэйна и Вермонта. Один из ближайших помощников Рузвельта, Фарли, считал позднее, что немаловажную роль в обеспечении победы сыграло радио. "Без радио, - заявил он, - работа по преодолению лживого впечатления, созданного тоннами печатной пропаганды, изданной врагами нового курса, была бы во много раз сложнее и, честно говоря, возможно, даже просто немыслимой" (Ibidem). Лэндону было трудно состязаться в остроумии, находчивости и красноречии с Рузвельтом, он по натуре своей не был оратором к, по свидетельству современников, попросту боялся радио. Голос Рузвельта, столь знакомый американским радиослушателям по "беседам у камина", помогал ему завоевывать все новых и новых сторонников.

Избирательная кампания, проходившая под малопопятным, но многозначительным лозунгом "Встреча с судьбой" (он был заимствован из одной из статей Уолтера Липпмана, опубликованных в 1935 г.), окончилась. Она была беспрецедентна по своим результатам. За Рузвельта проголосовало наибольшее количество избирателей за всю историю Соединенных Штатов. Демократическая партия располагала теперь таким большинством в сенате и в палате представителей, которого у нее не было с 1869 г. Число избирателей, голосующих за кандидатов демократической партии, за последние четыре года (т. е. за годы пребывания Рузвельта на посту президента), увеличилось почти на 5 млн. человек, тогда как число лиц, голосующих за республиканцев, увеличилось за тот же период только на 1 млн. Своим успехом демократы были полностью обязаны Рузвельту.

Президентские выборы 1936 г. продемонстрировали лидерам республиканской партии, что одного увеличения расходов на предвыборную кампанию явно недостаточно. Результаты этих выборов с новой силой подчеркнули необходимость выработки такой партийной программы, которая, не отрицая определенных достоинств избранного демократическим правительством курса, предлагала бы избирателям нечто более эффективное и конкретное. Но еще важнее было найти среди республиканских политических деятелей такого человека, который мог бы стать достойным соперником кандидата демократов. Это было первостепенной задачей республиканцев, поскольку, как рассчитывали противники Рузвельта, он вступил в свой второй и последний четырехлетний срок пребывания в Белом доме. Ведь ни один президент США, согласно традиции, не избирался более чем на два четырехлетних срока, и, следовательно, имелись все основания рассчитывать на уход Рузвельта с президентского поста в 1940 г. На подыскание перспективного кандидата у республиканцев было не менее двух лет.

А пока Франклин Д. Рузвельт приносил перед Капитолием торжественную присягу на пост президента. В отличие от всех предыдущих, эта церемония состоялась не 4 марта, а 20 января.

События объективно развивались в пользу республиканцев. Уже во второй половине 1937 г. после весьма короткого периода экономического оживления в стране разразился новый экономический кризис, охвативший промышленность, сельское хозяйство и торговлю. Едва Соединенные Штаты успели восстановить уровень выпуска промышленной продукции 1929 г., как в стране вновь начали закрываться фабрики и заводы. С мая по декабрь 1937 г. только производство стали уменьшилось почти в четыре раза, а выпуск всей промышленной продукции в США за четвертый квартал того же года сократился на 31%. Произошло резкое ухудшение и в положении американских фермеров, чей годовой доход сократился всего лишь за один год нового экономического кризиса на 1 млрд. долл. Значительно ухудшилось положение и в области торговли. Внешнеторговый оборот США сократился в 1938 г. по сравнению с 1937 г. на 1,3 млрд. долл.44 Очерки ноной и новейшей истории США", т. II. стр. 195 "Деловая активность резко упала, и масштаб все еще продолжающегося падения угрожает привести промышленность к полному застою. Минимальные прибыли исчезают там, где они еще имели место. Уныние растет во всех слоях общества...",- так комментировал экономическое положение США к концу 1939 г. орган Уолл-стрита "Коммершл энд файненшл кроникл" ("The Commercial and Financial Chronicle", December 18, 1937, p. 3860).

Предпринятые правительством Рузвельта меры по ослаблению влияния кризиса на экономическую жизнь страны, включавшие предоставление правительственных субсидий промышленникам, сокращение посевных площадей с выплатой компенсаций фермерам и государственных скупок излишков сельскохозяйственной продукции, резкое уменьшение импорта и т. д., не привели к сколько-нибудь существенным результатам.

Уровень промышленного производства продолжал падать. В условиях обострившегося экономического кризиса росло рабочее и профсоюзное движение, охватившее широкие слои трудящихся. Уильям 3. Фостер писал в своей книге "Закат мирового капитализма": "В течение всех 30-х годов промышленность США оставалась больной и хилой: она была загружена примерно на две трети своей мощности, и в стране постоянно имелось не менее 10 млн. безработных. "Совершенная" капиталистическая система была парализована. Искусственные мероприятия рузвельтовского "нового курса" не восстановили ее сил".

Экономические трудности США не могли не отразиться на внутриполитической жизни страны. В самой демократической партии начали расти влияние и авторитет ее консервативного крыла, выступавшего против Рузвельта не менее рьяно, чем его политические противники - республиканцы. Успех ряда республиканских сенаторов, активных противников президента, на промежуточных выборах 1938 г. особенно окрылил оппозицию.

Одним из эффективных способов борьбы с "новым курсом" президента Рузвельта уже в 1933 г. стало вмешательство Верховного суда США. Политические противники Рузвельта и те, кого проводимые реформы затрагивали самым непосредственным образом, нашли з лице членов Верховного суда США активных защитников якобы попираемых идей "свободного предпринимательства". С 1933 по 1936 г. ряд законопроектов и реформ, одобренных конгрессом по инициативе Рузвельта, были признаны Верховным судом США неконституционными и, следовательно, недействительными. Воспользовавшись тем, что большинство членов Верховного суда были людьми преклонного возраста, Рузвельт разработал план замены консервативно настроенных судей благожелательно относящимися к нему лично и к "новому курсу" юристами. В 1937 г. президент предложил, чтобы члены Верховного суда, достигшие 70-летнего возраста, подавали в отставку. В случае нежелания с их стороны подавать в отставку Рузвельт пытался зарезервировать за собой право назначать дополнительных членов суда, которые по идее президента смогли бы нейтрализовать оппозицию "девяти стариков" или, вернее, пяти членов Верховного суда, постоянно голосовавших против рузвельтовских реформ. При активной поддержке консервативного крыла демократической партии республиканцам удалось нанести Рузвельту первое серьезное поражение в сенате. Рузвельтовский план реорганизации Верховного суда США был провален, а умело организованная противниками президента кампания по дискредитации правительства привела к ослаблению его авторитета среди членов конгресса и в политических кругах страны.

В результате усилившегося раскола внутри демократической партии республиканцам удалось после промежуточных выборов 1938 г. почти удвоить число своих конгрессменов в палате представителей, хотя они по-прежнему оставались в меньшинстве. Республиканская партия готовилась к решительной схватке в 1940 г., и ее лидеры считали, что имеют все основания рассчитывать па успех. Отражая готовность республиканцев дать решительный бой Рузвельту на очередных президентских выборах, бывший президент Г. Гувер в значительной степени активизировал свои выступления против правительства демократов. В 1938 г. Гувер писал в присущем ему демагогическом духе: "Одним из результатов этой эры персонального правления был рост серьезных разногласий в нашем пароде. Пробуждение классовой ненависти в этом наиболее бесклассовом государстве является всего лишь одной стороной этого процесса. Постоянное насилие и репрессалии руководимой правительством экономики ежедневно разделяют наш народ в горечи и ненависти. Конфликт в промышленности становится все более гибельным с каждым годом. Мы бесконечно являемся свидетелями тому, как рабочие воюют с рабочими. Эти страдающие массы людей, получающих пособия по безработице, лишенных надежды получить плодотворную работу, ежедневно превращаются в массу иждивенцев правительства... Страшная пропасть растет с каждым днем между ними и теми, кто несет на своих плечах всю тяжесть. Мы являемся ужасно разобщенным народом. И это является наиболее серьезным предупреждением для Америки, так как дом, подрываемый внутренним раздором, не может устоять" (Herbert Agar. America's Way Forward, The Scvibner Press: New York, 1940, p. 25 - 26).

Международные события внесли существенные коррективы в расстановку и соотношение политических сил в Соединенных Штатах и в планы республиканской партии. Осложнение международной обстановки, рост агрессивности блока держав фашистской "оси" укрепили позиции тех политических и финансовых кругов США, которые выступали за необходимость обеспечения за американским империализмом главенствующей роли на мировой арене за счет ослабления конкурентов. 1 сентября 1939 г. началась вторая мировая война, и разногласия между политическими партиями и группировками по внутренним проблемам отошли на второй план, уступив место более серьезным противоречиям по вопросам внешней политики Соединегшых Штатов в условиях разраставшегося мирового конфликта. Реакционные политические и монополистические круги США делали ставку на расширение войны на Европейском континенте и на Дальнем Востоке с целью взаимного ослабления основных империалистических конкурентов США. "Изоляционисты" уверяли, что в послевоенном мире Соединенным Штатам не составит труда продиктовать свои условия истощенному войной и экономически ослабевшему миру, если США воздержатся в течение определенного времени от вступления в войну и сделают это лишь тогда, когда враждующие стороны будут, как говорится, при последнем издыхании и когда ситуация будет отвечать интересам Соединенных Штатов. "Изоляционисты" считали, что рано или поздно удар агрессоров будет направлен против Советского Союза. Ведь еще в сентябре 1936 г., выступая на конгрессе национал-социалистской партии в Нюрнберге, Гитлер заявил об этом на весь мир: "Если бы Урал с его неизмеримыми сокровищами сырьевых материалов, Сибирь с ее богатыми лесами и Украина с ее бескрайними пшеничными полями находились в Германии, наша страна под руководством национал-социалистов купалась бы в изобилии. Каждый немец имел бы более чем достаточно".

Либеральная часть американской буржуазии, чьи взгляды в значительной степени отражались Рузвельтом и его ближайшим окружением, в своей оценке международной ситуации также исходила из необходимости создания выгодных для США условий на мировой арене с целью утверждения Соединенных Штатов в роли мирового лидера в послевоенном мире. Но при этом представители либеральных буржуазных кругов считали, что наилучшим путем достижения этой цели является активная внешняя политика, предусматривающая приобретение союзников и занятие стратегически выгодных позиций в мире, которые смогут оказать влияние в нужный момент на исход войны. Исходя из стремления приобрести надежных союзников, Рузвельт выступил с инициативой оказания помощи вооружением странам, борющимся с фашистскими агрессорами в Европе, и в первую очередь Англии и Франции. (Немаловажную роль в этом решении Рузвельта играло то, что из общей суммы американских зарубежных капиталовложений, составлявших в то время 12 млрд. долл., свыше 5 млрд. долл. были размещены в Британской империи ("Очерки новой и новейшей истории США", т. II. стр. 229).)

30 июня 1939 г. американским "изоляционистам" удалось одержать победу над сторонниками Рузвельта в конгрессе, где незначительным большинством голосов им удалось добиться сохранения эмбарго на вывоз оружия в любые воюющие страны, в том числе в Англию и Францию. Однако реальная опасность военного поражения Великобритании и Франции и нарушение в связи с этим выгодного для США "баланса сил" в Европе вынудили Соединенные Штаты пойти, в конечном итоге, на сближение с Англией и укрепление военно-экономического и политического сотрудничества с ней. 21 сентября 1939 г. Рузвельт обратился к чрезвычайной сессии конгресса с посланием, в котором подтверждал нейтралитет США, но в то же время просил конгресс снять запрет с продажи и экспорта оружия дружественным воюющим державам. При этом он подчеркнул, что "все закупки должны быть оплачены наличными и весь груз должен оыть перевезен на судах покупателя..." (Samuel I. Rosenman (ed.). The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt. 1939 vol. New York, 1941. p. 512 - 522). Этой фразой Рузвельт подчеркивал, что продажа вооружения является чисто коммерческой сделкой (о чем свидетельствовало требование об оплате поставок наличными) и что США останутся нейтральными и не будут подвергать опасности вражеского нападения собственные суда и экипажи (требование о перевозке вооружения на судах закупающей стороны). 4 ноября 1939 г. конгресс одобрил предложение президента.

Изменения в расстановке политических сил в стране в связи с начавшейся войной отразились на созванном в июне 1940 г. национальном съезде республиканской партии, где позиция правительства и президента Рузвельта по ряду вопросов внешней и внутренней политики США нашла поддержку у многих республиканцев Это отнюдь не означало, что республиканцы в целом изменили свое отношение к Рузвельту. Республиканский съезд начал свою работу 24 июня 1940 г., а десятью днями раньше немецкие танки вошли в Париж. 21 июня Франция капитулировала перед агрессором. В этих условиях вопрос военных действий на Европейском континенте, естественно, был одной из важнейших тем дискуссии на съезде республиканцев. Война в Европе затрагивала интересы Америки в гораздо большей степени, чем это хотели признать американские "изоляционисты". Деловая активность в стране росла буквально с каждым днем, количество безработных уменьшалось, а государственные учреждения США были завалены заявками на выполнение военных заказов. Основным вопросом на республиканском съезде, как и во всей стране, был вопрос о том, будут ли Соединенные Штаты принимать участие в войне на Европейском континенте и в какой степени.

Группа республиканцев-"изоляционистов" выступила на съезде с обвинением президента в намерении втянуть Соединенные Штаты в войну, с тем чтобы остаться на посту президента на третий срок.

Выработанная республиканским съездом политическая платформа представляла собой компромисс между различными группировками в партии - она одобряла проведенные меры по укреплению национальной безопасности и по оказанию помощи "всем народам, борющимся за свободу", при условии, что эти действия не будут находиться в противоречии с положениями международного права.

В отличие от предыдущего республиканского съезда недостатка в кандидатах не было. В качестве основных претендентов выступили три видных деятеля республиканской партии: сын бывшего президента США сенатор Роберт А. Тафт, генеральный прокурор Нью-Йорка Томас Дьюи и сенатор Артур Ванденберг. Но был и четвертый - юрист и бизнесмен Уэнделл Уилки, всего лишь за год до этого числившийся в демократах, а ныне решивший испытать судьбу в рядах республиканской партии. Его имя не было известно в стране, не знали его и в республиканской партии, за ним не стоял ни один штат. До начала работы съезда Уэнделл Уилки был, пожалуй, наиболее темной из самых "темных лошадок" в истории республиканской партии. Но к съезду Уилки пришел, заручившись поддержкой Уоллстрита, газеты "Нью-Йорк геральд трибюн" и крупного издателя Генри Люса.

Отражая взгляды тех кругов, которые активно выступали против Рузвельта и его политики, Уилки утверждал, что "новый курс" привел к опасному росту государственной власти, расширив ее "далеко за пределы, тщательно выработанные основоположниками нашей системы". "Под знаменем "реформ" в Вашингтоне, - заявлял он в своей статье "Мы - народ", - появились и получили полную власть в различных федеральных правительственных учреждениях люди, чья ненависть по отношению к бизнесу и бизнесменам превзошла все границы разума и справедливости. Бизнес был подвергнут остракизму как злодей, которого следует неустанно обуздывать". "Но если мы хотим жить, если мы стремимся сохранить существующий уровень жизни и, главное, если мы хотим надеяться на свершение еще более великих дел в будущем, бизнес должен процветать",- призывал Уилки (Fortune", April 1940, p. 64-173). Статья Уилки, претендовавшая на изложение внепартийной политической платформы от имени всего американского народа, играла на руку противникам Рузвельта, которые не замедлили обратить внимание на способного и, по их убеждению, весьма перспективного конкурента Рузвельта.

В первом туре голосования делегаты республиканцев не смогли прийти к согласию - ни один из ведущих трех кандидатов не получил требуемого большинства голосов. За Дьюи, лидировавшего в первом туре голосования, подали свои голоса 360 делегатов, за Тафта - 189, за Уилки - всего 105. Остальные одиннадцать кандидатов разделили немногим более 300 голосов. В четвертом туре голосования из дальнейшей борьбы выбыл Дьюи, а в шестом туре кандидатом республиканской партии на пост президента был избран Уэнделл Уилки. Кандидатом на пост вице-президента был утвержден сенатор Ч. Макнэри, как ни странно бывший одним из наиболее активных противников Уилки на съезде. Сочетание двух отъявленных врагов в "тандеме" кандидатов беспокоило республиканцев гораздо меньше, чем решение президента Рузвельта ввести в состав своего кабинета еще двух представителей партии своих политических противников. Бывший государственный секретарь в правительстве Гувера Генри Стимсон получил портфель военного министра, а полковник Фрэнк Нокс. республиканский кандидат на 'пост вице-президента в 1936 г., стал во главе военно-морского министерства. Согласие этих двух видных республиканцев войти в правительство Рузвельта и тем более занять такие ответственные в военное время посты свидетельствовало о том, что Рузвельт не намеревался уходить с поста президента США. Наличие в кабинете еще одного видного республиканца, министра внутренних дел Гарольда Икеса (Вудин в 1934 г. умер), создавало видимость "правительства национального единства" в условиях чрезвычайной международной обстановки. Все это осложняло борьбу республиканцев в избирательной кампании.

Выступление Уэнделла Уилки в связи с выдвижением его кандидатуры республиканской партией вызвало недовольство правого крыла партии. Уилки признал разумность основных положений внешней и внутренней политики рузвельтовского правительства и критиковал лишь методы, которыми пользовался Рузвельт в достижении стоящих перед ним задач. Более того, Уилки отверг "изоляционизм" как курс, не отвечающий интересам США.

Демократический съезд был не столь богат событиями по сравнению со съездом республиканцев. В первый день работы съезда выступил сенатор Баркли, который, в частности, заявил: "Я и другие близкие друзья президента знали с давних пор, что он не хочет быть кандидатом на новый срок. Мы знаем также, что он никоим образом не оказывал влияния на избрание делегатов или на точки зрения делегатов данного съезда. Сегодня я сообщаю об этом съезду по особому поручению и в соответствии с полномочиями, предоставленными мне вашим президентом. Президент никогда ранее не имел и не имеет в настоящее время какого-либо желания или намерения продолжать оставаться на посту президента, быть кандидатом на этот пост или быть выдвинутым настоящим съездом на этот пост. Он хотел бы со всей серьезностью и искренностью заявить, что все делегаты настоящего съезда свободны голосовать за любого кандидата" (John T. Flynn. The Roosevelt Myth, p. 214).

Составленное в тщательно продуманных выражениях, это заявление, однако, не разъясняло, кого конкретно Рузвельт имел в виду, предлагая делегатам свободу в выборе любого кандидата. Дело в том, что, кроме Рузвельта, съезд не располагал ни одной заявленной кандидатурой для голосования. Более того, как свидетельствуют отдельные американские историки, ближайшие помощники Рузвельта в частных беседах с делегатами съезда конфиденциально заверяли их в том, что в случае выдвижения его кандидатуры на третий срок президент согласится с решением съезда (Ibidem). В первом же туре голосования демократический съезд подавляющим большинством голосов вновь избрал своим кандидатом Франклина Рузвельта. Согласие его баллотироваться последовало немедленно. На пост вице-президента, по настоянию Рузвельта, была утверждена кандидатура министра сельского хозяйства Генри Уоллеса, покинувшего к тому времени ряды республиканской партии.

Платформа демократов, учитывая влияние "изоляционистских" взглядов в стране и в конгрессе, заверяла избирателей, что "мы не будем участвовать в войнах за пределами наших границ и мы не направим нашу армию, флот или авиацию сражаться на чужой земле вне Американского континента, за исключением того случая, если мы сами подвергнемся нападению" (Denis W. Rrogan. The Era of Franklin D. Roosevelt, p. 304). Вместе с тем демократы чуть ли не в тех же выражениях, что и республиканцы за три недели до них, обещали оказывать помощь "свободолюбивым народам, подвергшимся нападению агрессоров".

С неистощимой энергией, которой он напоминал Теодора Рузвельта в период его политического расцвета, Уэнделл Уилки включился в предвыборную борьбу. Он ездил по стране в специальном поезде, делая ежедневно по 10 - 12 выступлений. Было подсчитано, что за три месяца он выступил 540 раз в 34 штатах. Будучи реалистом и отдавая себе отчет в том, что "новый курс" президента Рузвельта пользовался популярностью у рядового избирателя, Уилки не решался открыто его критиковать. Но, заявляя, что "новый курс" более или менее соответствовал американскому образу мышления, Уилки одновременно утверждал, что применение основных положений этого курса на практике предусматривало такое множество отклонений от "американизма", что он приобрел чужеродную окраску. Он обещал избирателям содействовать реализации тех задач, которые стояли перед "новым курсом", но гораздо эффективнее, быстрее и экономнее, чем президент Рузвельт. Почувствовав вскоре, что эти обещания не находят требуемого отклика у американского избирателя, Уилки по совету руководителей предвыборной кампании и по примеру Гувера стал играть на чувстве страха американского избирателя перед войной и ее последствиями. Он предостерегал "матерей Америки" от поддержки кандидатуры человека, который, по его словам, намеревался ввязать страну в войну в случае своего переизбрания и даже подписал специальное секретное соглашение с Англией о вступлении США в войну. Уилки активно подключился и к критике Рузвельта за нарушение им традиции американских президентов и согласие баллотироваться на третий срок. Республиканские политические деятели и контролируемая республиканцами пресса угрожали тем, что в случае переизбрания Рузвельта на третий срок в стране будет установлена диктатура одного человека и традиционным демократическим институтам США наступит конец.

На первых порах Ф. Рузвельт не собирался активно включаться в предвыборную борьбу, заявляя, что он не видит в этом необходимости, так как американский народ знает его и его программу достаточно хорошо. Но вскоре Рузвельт почувствовал, что молодой, энергичный и быстро завоевывающий популярность в стране республиканский кандидат может представить серьезную угрозу. Он отказался от избранной им роли постороннего наблюдателя и слишком занятого государственными делами президента и объявил, что намерен выступить с пятью предвыборными речами по радио. Демократическая партия пришла к президентским выборам 1940 г. с предвыборным лозунгом: "Два удачных срока заслуживают третий", подкрепляемым заявлениями о том, что в условиях чрезвычайной обстановки в мире нельзя менять президента. В оправдание решения Рузвельта баллотироваться на третий срок приводились памятные слова "отца нации" Джорджа Вашингтона, высказавшего в свое время мысль о том, что нет оснований "отказываться от услуг человека, который в условиях чрезвычайного положения окажется, по всеобщему мнению, наиболее способным к несению службы на пользу общества" (Marcus Cunliffe. The American Heritage History of Presidency, p. 72).

5 ноября 1940 г. за Рузвельта проголосовали свыше 27 млн. избирателей, более 22 млн. избирателей отдали свои голоса Уэнделлу Уилки. До самого последнего момента Уилки не желал признавать своего поражения и продолжал призывать своих сторонников не складывать оружия. К утру 6 ноября все его надежды рухнули: впервые в истории Соединенных Штатов Франклин Рузвельт был избран президентом на третий четырехлетний срок. Рузвельту и его сторонникам удалось одержать важную победу в условиях исключительно тяжелой предвыборной кампании, в ходе которой республиканцам удалось сплотить вокруг своего кандидата значительное число избирателей, поддавшихся на удочку "изоляционистов". Решающая поддержка Рузвельту была оказана американцами, выступавшими за укрепление международной солидарности перед лицом фашистской агрессии.

С самого начала третьего президентского срока Рузвельта перед правительством встали серьезные задачи по выработке внешнеполитического курса в условиях продолжающейся войны на Европейском континенте. По-прежнему оставались нерешенными и многие вопросы, связанные с экономическим положением страны. Одним из первых актов президента был закон о ленд-лизе, программе предоставления военной и экономической помощи воюющим союзным странам. Выступая перед радиослушателями в декабре 1940 г. с очередной, но уже редко практикуемой "беседой у камина", Рузвельт объяснял: "Имеется гораздо меньше шансов на то, что Соединенные Штаты окажутся втянутыми в войну, если мы будем делать сейчас все, что в наших силах, для поддержки стран, защищающихся от стран оси, чем если бы мы примирились с их поражением, покорно согласились бы с победой стран оси и ждали, когда настанет наша очередь быть подвергнутыми нападению в следующей войне на более позднем этапе". Сторонники "изоляционизма" подвергли жесточайшей критике программу ленд-лиза, но вынуждены были несколько уняться после того, как ее поддержал Уилки. Вскоре программа помощи союзникам была утверждена конгрессом США.

Во второй половине 1940 г. в Соединенных Штатах начало шириться движение за создание антигитлеровской коалиции из стран, подвергшихся нападению фашистской Германии и ее союзников. Это движение особенно разрослось после вероломного нападения Германии на Советский Союз.

Реакционные круги Соединенных Штатов встретили в штыки требование широкой американской общественности о создании антигитлеровской коалиции с участием Советского Союза. Соединенных Штатов Америки и Великобритании. Обвиняя президента Рузвельта в политической слепоте, антисоветски настроенные политические деятели, дельцы, финансисты, профсоюзные боссы и журналисты предсказывали близкую гибель Советского Союза. В числе этих злопыхателей был даже член рузвельтовского кабинета военный министр Генри Стимсон, считавший нападение Германии на СССР "даром провидения" для США. Сенаторы Беннетт Кларк, Уильям Бюлоу и другие, критикуя Рузвельта за его "недальновидность", высказывались за то, чтобы Германии и Советскому Союзу была предоставлена возможность взаимно истощить друг друга ("The New York Times". June 24. 1941). Хорошо известна циничная фраза сенатора Гарри Трумэна: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше" (Ibidem). И это было сказано на следующий день после того, как Советская страна подверглась нападению фашистских агрессоров! По свидетельству ближайшего помощника Рузвельта, Гарри Гопкинса, людей, желавших гибели Советского Союза и выступавших против оказания советскому народу помощи в его борьбе с фашизмом, в Америке было "поразительно много".

Но еще больше было американцев, требовавших сближения с Советским Союзом, объединения усилий в борьбе против общего врага и создания сильной антигитлеровской коалиции. Рузвельт и его соратники: Гарри Гопкинс, государственный секретарь Корделл Хэлл, министр внутренних дел Гарольд Икес и другие - понимали, что Советский Союз был практически единственной реальной силой на Европейском континенте, способной нанести поражение гитлеровской Германии. Осознавали это Fie только ближайшие советники президента, но и наиболее трезво мыслящие из его политических противников. Характерна в этом отношении позиция, занятая недавним соперником Рузвельта, кандидатом республиканской партии Уэнделлом Уилки. Именно его, кумира молодых республиканцев, человека, получившего поддержку у 22 млн. американцев, избрал президент в качестве своего эмиссара и направил в августе 1942 г. в полуторамесячную поездку в ряд стран Европы и в Советский Союз. Решение Рузвельта направить именно Уилки было еще одним свидетельством высокой степени мастерства политической борьбы, которым владел президент. Вряд ли можно было бы найти во всей стране человека, который решился бы обвинить недавнего активного критика рузвельтовской внутренней и внешней политики в симпатиях к президенту или в неискренности в оценке политики демократической администрации. Расчет Рузвельта оказался безошибочным. Возвратившись из поездки в Советский Союз, где он встречался с руководителями Советского правительства, Уилки во всеуслышание заявил о необходимости оказывать советским людям помощь в их борьбе с фашизмом. Этот в недавнем прошлом ставленник реакционно настроенных монополистических кругов США нашел в себе достаточно гражданского мужества, чтобы открыто заявить: "Мы не должны бояться России. Мы должны научиться сотрудничать с ней в борьбе против нашего общего врага Гитлера. Мы должны научиться сотрудничать с ней на мировой арене после окончания войны, так как Россия является динамичным государством, жизнеспособным новым обществом, силой, которую нельзя будет игнорировать в будущем мире, каким бы он ни был" (Wendell L. Willkie. One World. Pocket Books, Inc. New York, 1943, p. 73).

Поддержав Рузвельта в его внешней политике, Уилки окончательно подорвал свой престиж в руководстве республиканской партии, уже существенно пострадавший после его поражения на выборах. Вашингтонский корреспондент газеты "Нью-Йорк тайме" Артур Крок писал в своих мемуарах, что "крылья, на которых Уилки вознесся на вершину в партии, оказались в действительности сделанными из воска" (Arthur Krock., Memoirs, p. 188). Бывший любимец партии, первый из современных республиканцев, как его когда-то называли соратники, перестал существовать для республиканских боссов.

Позицию трезвомыслящих американских государственных и политических деятелей, выступавших за укрепление антигитлеровской коалиции, полностью разделило большинство американцев, видевших в единство сил залог уничтожения фашизма и освобождения народов от опасности порабощения нацистскими захватчиками. В октябре 1941 г., преодолевая яростное сопротивление недругов Советского Союза, нередко пытавшихся скрыть свои враждебные чувства к Советскому государству за вывеской сторонников традиционной изоляционистской политики, конгресс США значительным большинством голосов одобрил распространение принятого несколько ранее в отношении Великобритании закона о ленд-лизе и на Советский Союз. Уолтер Липпман заметил в эти дни, что Соединенные Штаты и Советский Союз были "разделены идеологической пропастью, но соединены мостом национальных интересов" (Edward R. Stettinins, Roosevelt and the Russians; The Yalta Conference. Jonathan Сaрe. London. 1950, p. 10). И по сей день в американской политической и исторической литературе можно встретить утверждения о неразумности этого решения рузвельтовского правительства с точки зрения американских интересов. Опровергая их, Эдвард Стеттиниус, заменивший в 1944 г. Корделла Хэлла на посту государственного секретаря США, писал позднее: "Способность быстро забывать события прошлого является человеческой слабостью, а американскому народу следует помнить, что он был на краю бедствия в 1942 г. Если бы Советский Союз не смог удержаться на своем фронте, немцы получили бы возможность захватить Великобританию. Они смогли бы оккупировать Африку, и в этом случае они могли бы утвердиться в Латинской Америке. Эта угроза была постоянной заботой президента Рузвельта" (Ibidem).

7 декабря 1941 г. японские военно-воздушные силы бомбардировали американскую военно-морскую базу на Тихом океане Пёрл-Харбор. На следующий день Рузвельт направил конгрессу США послание, содержавшее предложение об объявлении войны Японии. Палата представителей и сенат почти единогласно (возражал всего лишь один член палаты представителей) проголосовали за резолюцию, объявлявшую войну Японии. 9 декабря 1941 г. президент обратился к стране с речью, в которой именем погибших призвал американцев не забывать уроков Пёрл-Харбора. "Всегда помните,- заявил Рузвельт,- что Германия и Италия, несмотря на отсутствие официального объявления войны, считают себя в настоящее время в состоянии войны с Соединенными Штатами в такой же степени, в какой они считают себя находящимися в состоянии войны с Великобританией и Россией" (Thomas P. Brockway, Basic Documents in United Stales Foreign Policy, p. 132). Через два дня после этого выступления Рузвельта Германия и Италия официально объявили войну Соединенным Штатам. В тот же день конгресс США единогласно утвердил решение об объявлении войны этим странам. Вызванные военным положением меры по государственному контролю за ценами, политика рузвельтовского правительства в области трудового законодательства не способствовали росту популярности президента в политических и деловых кругах США. В ходе промежуточных выборов 1942 г. республиканцы значительно укрепили свои позиции в конгрессе и выступали теперь единым фронтом с консервативными демократами, недовольными внутренней политикой правительства. Подвергалась серьезной критике и внешняя политика рузвельтовской администрации, но уже не консерваторами, а представителями широкой общественности США, ожидавшей более решительных действий от президента в деле создания единого фронта борьбы с гитлеровской Германией и ее союзниками.

Рузвельту принадлежит идея назвать союз государств, объединившихся в борьбе против держав фашистской оси, Объединенными Нациями. Однако уже в 1942 г. нельзя было не обратить внимания на то, что президент крайне нерешительно идет на шаги, которые могли бы свидетельствовать о его искреннем стремлении к развитию действительно боевого союза со страной, принявшей на себя основной удар фашистских армий. Не скупясь на выражения восхищения героической борьбой советского народа и мужеством Красной Армии, уничтожавшей, по его собственному признанию, больше врагов, чем все остальные союзники по Объединенным Нациям, Рузвельт долгое время занимал выжидательную позицию в вопросе об открытии обещанного Советскому Союзу второго фронта. Нет, у этого мудрого и дальновидного политика капиталистического мира не возникало сомнений в разумности и необходимости боевого сотрудничества с Советским Союзом с целью разгрома опаснейшего врага человечества - фашизма, но в ограниченно-классово понимаемых национальных интересах США Рузвельт оставлял за собой право решать, в какой форме, на каком этапе развивающихся событий и насколько оперативно следует крепить это сотрудничество. По мере развития успешных действий советских армий президент США все более укреплялся в точке зрения о необходимости всестороннего и эффективного сотрудничества с Советским Союзом в целях полного разгрома фашизма и развития плодотворных взаимоотношений в послевоенном мире.

Республиканскому съезду, созванному в Чикаго з конце июня 1944 г., предшествовала ожесточенная борьба внутри партии между потенциальными кандидатами и их сторонниками. Однако сам съезд прошел относительно мирно. Кандидатом партии на пост президента стал губернатор штата Нью-Йорк Томас Дьюи, кандидатом на пост вице-президента - губернатор штата Огайо Джон Брикер. Прилетевший в Чикаго 42-летний Дьюи в своем выступлении по случаю выдвижения его кандидатуры резко критиковал правительство демократов, состоящее, по его словам, из "уставших, вздорных, состарившихся упрямцев". Предвыборная платформа республиканцев подтверждала готовность страны бороться до победного конца войны (За 20 дней до начала работы национального съезда республиканской партии союзные войска высадились в Нормандии, открыв, наконец, второй фронт против гитлеровской Германии и ее союзников )и обещала участие США в послевоенном сотрудничестве в интересах мира.

Демократы, собравшиеся на свой съезд в том же Чикаго неделей раньше, также утвердили давно предрешенный выбор. Кроме Рузвельта, у партии кандидатов не было, и он дал свое согласие баллотироваться в президенты на четвертый срок. Соглашаясь на выдвижение своей кандидатуры, Рузвельт заявил, что не намерен вести предвыборной кампании в обычном смысле этого слова, считая это неподобающим для себя в условиях мировой войны. Он ограничился лишь пятью предвыборными выступлениями, которые были призваны в первую очередь продемонстрировать избирателям, что широко циркулировавшие слухи об ухудшении здоровья президента не имеют под собой оснований. Кандидатом на пост вице-президента США от демократической партии при поддержке консервативно настроенных представителей южных штатов был избран ничем не примечательный сенатор от штата Миссури Гарри Трумэн. Лозунгом своей предвыборной кампании демократы избрали фразу: "Не время менять лошадей" (В основу этого лозунга легла известная фраза А. Линкольна: "Не имеет смысла менять лошадей на середине реки").

К президентским выборам 1944 г. экономическое положение Соединенных Штатов стабилизировалось в основном благодаря исключительно возросшему сбыту товарной продукции на рынках союзных стран, а несколько позднее и в освобожденных от гитлеровской оккупации странах. Соединенные Штаты вышли из промышленного и сельскохозяйственного кризиса. Заработали на полную мощность промышленные предприятия, в значительной мере перешедшие на обслуживание нужд военного времени и выполнение военных заказов, исчезла армия безработных, поглощенная частично 15-миллионными вооруженными силами, а частично промышленностью и сельским хозяйством, росла заработная плата, хотя в гораздо большей степени в номинальном выражении (в условиях жестокой инфляции), чем в реальном, росли доходы фермеров. Но все это не шло ни в какое сравнение с теми прибылями, которые получал монополистический капитал Соединенных Штатов. Заинтересованное в расширении военного производства, правительство практически свело на нет налоги, которыми облагались американские промышленники, и обновило за государственный счет значительную часть промышленного оборудования предприятий, принадлежавших крупным монополистическим объединениям. Львиная доля прибыльных военных заказов, размещенных в американской промышленности, досталась крупнейшим корпорациям США.

К 1944 г. имя Рузвельта связывалось многими американцами с созданием антигитлеровской коалиции, с военными успехами союзников, с планами послевоенного международного сотрудничества в интересах мира и безопасности, с успешной встречей с У. Черчиллем и И. В. Сталиным в Тегеране.

С таким послужным списком последних лет кандидату республиканцев Дьюи было трудно конкурировать. Возможно, этим объяснялось то, что в своих выступлениях он делал упор на обвинениях Рузвельта в установлении излишне строгих ограничений в промышленности и сельском хозяйстве, не вызываемых необходимостью, в намерении не демобилизовывать армию во избежание послевоенной безработицы. Немаловажное место в предвыборных речах Дьюи отводилось и обвинениям Рузвельта в "сговоре с коммунистами". На большее Дьюи не решался, опасаясь потерять голоса республиканцев, симпатизировавших кандидату партии на выборах 1940 г. Уэнделлу Уилки ( В октябре 1944 г. У. Уилки скоропостижно скончался, и многие из его бывших сторонников в партии перешли в рузвельтовский лагерь, считая, по-видимому, что Уилки по своим взглядам был гораздо ближе к президенту, чем к своему соратнику по партии Дьюи).

Демократической партии удалось обеспечить поддержку кандидатуры Рузвельта Конгрессом производственных профсоюзов, оказавшим серьезное давление на руководителей профсоюзов. Став во главе движения за переизбрание Рузвельта, профсоюзы практически создали избирательный блок с демократической партией и оказали серьезное влияние на исход избирательной кампании. Чтобы привлечь голоса американских трудящихся на сторону буржуазной партии, КПП не раз прибегал к демагогическим лозунгам, призванным затушевать социальные противоречия и представить демократическую партию и ее лидеров в качестве чуть ли не единственных поборников интересов американского рабочего класса. Решающее значение голосов многомиллионной армии трудящихся понимали и в руководстве демократической партии, представители которой неоднократно обращались к рабочим аудиториям с заявлениями, обещавшими всевозможные улучшения условий труда, повышение зарплаты и жизненного уровня.

Кандидаты республиканской партии старались не отставать от своих политических соперников и представляли свою партию в качестве "истинных друзей народа", заботящихся об улучшении условий жизни американских трудящихся.

Утром 8 ноября 1944 г. над фронтовыми сводками, над сообщениями о готовящемся новом наступлении Красной Армии на Восточном фронте в газете "Нью-Йорк тайме" был помещен набранный крупным шрифтом заголовок: "Рузвельт избран на четвертый срок. Ожидается рекордное количество поданных за него голосов. Демократы увеличивают число принадлежащих им мест в палате представителей". После подсчета голосов оказалось, что за Рузвельта проголосовали 25,6 млн. избирателей, за Дьюи - немногим более 22 млн. избирателей. Ставка демократической партии на профсоюзы оказалась решающей - за Рузвельта проголосовали избиратели из крупных городов и промышленных центров США. Голосуя за Рузвельта, американские избиратели голосовали прежде всего за скорейшую победу над фашизмом и установление мира. Своим активным участием в решении совместно с другими руководителями антигитлеровской коалиции вопросов борьбы против нацизма и послевоенного сотрудничества Рузвельт, несомненно, снискал уважение многих своих соотечественников.

Четвертую по счету речь в связи со своим вступлением на пост президента Рузвельт, как и подобало кандидату сил, выступавших за мир, посвятил в основном теме мира. А спустя две недели Рузвельт вылетел в Ялту, где принял участие во встрече с И. В. Сталиным и У. Черчиллем, в ходе которой были приняты важные решения, касающиеся будущего освобожденной Европы и послевоенного мирного сотрудничества.

Решения, принятые Рузвельтом в последние годы пребывания в Белом доме, и особенно его несомненно искреннее стремление к развитию сотрудничества в интересах мира с Советским Союзом дали повод политическим противникам президента для обвинения его в "предательстве" национальных интересов США, в "сговоре" с коммунистами и пр. Эти обвинения строились в основном на утверждении, что переутомление и болезнь оказали влияние на способность Рузвельта трезво оценивать складывающуюся обстановку и находить разумные решения. Пытаясь оправдать свой отход от внешнеполитического курса Рузвельта, его преемник, Гарри Трумэн, в своих мемуарах, завершенных в 1955 г., также подчеркивал крайнюю физическую усталость президента в результате многолетнего пребывания на требовавшем огромного умственного и физического напряжения посту (Harry S. Truman, Memoirs, Years of Decision, vol. I. The New American Library, New York, 1905, p. 11). Трумэн не был оригинален в своих утверждениях. Уже в 1948 г. американский дипломат-разведчик, бывший посол США в СССР Уильям Буллитт писал в журнале "Лайф": "В Ялте, в Крыму... Рузвельт действительно был более чем утомлен. Он был болен. От той физической и умственной энергии, с которой он вступил в Белый дом в 1933 г., почти ничего не осталось" ("Life", September 6, 1948).

Однако свидетельства людей, бывших в эти годы, в отличие от Трумэна, действительно ближайшими советниками и помощниками президента, опровергают эти утверждения. Государственный секретарь США Эдвард Стеттиниус писал в своей книге "Рузвельт и русские" в 1950 г.: "У меня создалось впечатление, что в здоровье президента произошло какое-то ухудшение в период между серединой декабря и вступлением в должность президента 20 января (1945 г.). Однако, несмотря на это обстоятельство, я должен подчеркнуть, что, начиная с Мальты, в ходе всей Крымской конференции и встречи в Александрии я видел его всегда начеку и полностью способным заниматься любыми возникавшими вопросами. Утверждения о том, что состояние его здоровья ухудшилось не то по дороге в Ялту, не то на самой конференции, являются по моему убеждению безосновательными. Способность президента участвовать ежедневно на равных основаниях в изнурительных переговорах о взаимных уступках за столом конференции с такими сильными партнерами, как Черчилль и Сталин, является лучшим ответом на эти утверждения" (Edward R. Stettinius, Roosevelt and the Russians, p. 74). Чарльз Болэн, личный переводчик президента, практически не покидавший Рузвельта в течение всей Крымской конференции, писал: "Хотя Рузвельт и не был вполне здоровым человеком в Ялте и не обладал обычной степенью энергии и здоровья, мне неизвестно о каком-либо случае, когда он действительно уступил в чем-нибудь Советам по причине плохого здоровья" (Charies E. Bohlen. The Transformation of Uie American Foreign Policy, p. 44).

Газета "Нью-Йорк геральд трибюн" называла коммюнике Крымской конференции "замечательным документом" (Edward R. Slettinius, Roosevelt and the Russians, p. 14), а газета "Нью-Йорк тайме" писала 13 февраля 1945 г., что соглашения, достигнутые участниками конференции, "оправдывают и превосходят большинство надежд, возлагавшихся на эту важную встречу", и что эти соглашения "указывают путь к скорой победе в Европе, к установлению мира и к более светлому будущему всего мира".

Рузвельту не суждено было дожить до мира. 12 апреля 1945 г. он скончался от кровоизлияния в мозг. Незадолго до своей кончины, 20 января 1945 г., в своей последней речи по поводу вступления в свой четвертый президентский срок Франклин Рузвельт произнес слова, звучавшие как политическое завещание этого дальновидного и мудрого политического деятеля Америки своим преемникам: "Мы не сможем добиться прочного мира, если мы подойдем к нему с позиций подозрений и недоверия или же страха".