Американский фермер. Рисунок из 'Пенсильваниа альманах'. 1765 г.
Кампания против гербового сбора и рост освободительного движения, вызванного Актами Таушненда, выдвинули на поверхность силы, которые до того находились как бы под спудом. Аналогичным было положение с фермерским движением, принявшим широкий размах в те же годы, хотя по своему характеру и происхождению оно, как увидим, отличалось от массовых выступлений в городах. Внутреннее положение в американских колониях было чрезвычайно сложным и характеризовалось острой борьбой, которая определялась в значительной мере пестротой социального состава населения, состоявшего из различных классов, слоев и групп. С развитием освободительного движения в него вливались новые силы, из которых формировался лагерь патриотов, или, как их стали называть по аналогии с Англией, вигов. Сторонники короны составляли опору враждебного освободительному движению лагеря - тори. Губернаторы, судьи, таможенные чиновники и прочие чины колониальной администрации пользовались важными привилегиями, которые прочно привязывали их к метрополии. Весь класс земельной аристократии, владевшей землей на правах феодального пожалования, был обязан метрополии своим существованием. Вместе с тем условия политической борьбы после 1763 г. привели к расколу в рядах земельных собственников. Наглядным примером этому было жестокое соперничество между крупнейшими землевладельцами колонии Нью-Йорка Ливингстонами и Делансе. В интересах привлечения голосов избирателей и завоевания большинства в местной ассамблее они приняли участие в политической полемике и борьбе между патриотами и сторонниками коророны, переходя из одного лагеря в другой в зависимости от обстоятельств. В 1769 г. законодательная ассамблея, в которой господствовали Ли-вингстоны, была распущена п назначены новые выборы. Представители семейства Делансе, используя аргументы патриотов, обрушились на политику Ливингстонов, критикуя их за поддержку закона о гербовом сборе, вотирование средств на содержание британских войск и т. п. После победы на выборах Делансе изгнали представителей Ливингстонов из местных органов власти. Но их собственная политика во многом продолжала линию, проводимую прежде Ливингстонамп. Делансе поддерживали ассигнование средств па содержание английской армии и в целом проводили довольно лояльный курс в отношении метрополии. Этим воспользовались Ливипгстоны, чтобы с патриотических позиций атаковать семейство Делансе (Jensen M. The founding of a nation. A history of the American revolution 1763 - 1776. New York, 1968. р. 335-339; Young A. The democratic republicans of New York. The origins, 1763-1797. Chapel Hill, 1967, p. 9-10.) . Каждая из групп придерживалась прагматических установок, действуя на беспринципной основе. Их позиция менялась, как флюгер, в зависимости от обстоятельств борьбы за власть. Такая тактика была довольно характерной для политической борьбы того времени, а также и в последующем. Она стала традиционной и дожила до наших дней.
Противоборство между различными группами земельной аристократии имело параллели и среди других групп, в частности купечества. Определенная часть купцов, зависевшая от рынка метрополии и не заинтересованная в контрабанде, была враждебно настроена к освободительному движению. Пайщики Английского банка, владельцы акций Ост-Индской и других английских компаний, часть владельцев судов, застрахованных британскими страховыми обществами, - все они были прочно привязаны к метрополии. Кроме того, находясь в составе Британской империи, колонии, как уже отмечалось, пользовались рядом привилегий в торговле, и это определяло проанглийские настроения среди части купечества. С другой стороны, политика ограничений, проводимая короной, наносила ущерб интересам этих кругов. Поэтому даже представители купечества, связанные с английским капиталом, приняли участие в кампании бойкота. Бесспорно и то, что, подобно земельным собственникам Нью-Йорка, колониальное купечество учитывало повороты и зигзаги политической борьбы. Трудно согласиться с английским историком Робсоном в том, что единственным мотивом вступления купечества в антибританскую кампанию было стремление «поставить под контроль радикальные элементы» и приобрести таким образом определенные политические гарантии перед лицом бурно растущего патриотического движения (Rоbsоn Е. The American revolution. London, 1955, p. 76.) , хотя бесспорно соображение это играло свою роль. «Каждый купец, - писал Робсон, - который боялся анархии и был заинтересован в ограждении интересов своих растущих предприятий, был слишком расположен в пользу закона, порядка и торговли, чтобы быть сбитым с толку стремлением к свободе, особенно к такой свободе, как ее понимали низшие классы, услугами которых они пользовались для увеличения своего собственного богатства» (Ibid., p. 76.) . С этими доводами трудно не согласиться, ибо верно, что купцы представляли собой в принципе консервативную силу. Однако интересы этой группы населения в еще большей степени, чем интересы земельных собственников, тяготели к самостоятельному экономическому развитию колоний.
Наконец, говоря о сторонниках консервативного лагеря, составлявшего опору британской политики в колониях, хотя и в данном случае небезусловную, следует назвать некоторую часть плантаторов и духовенство англиканской церкви. Таковы были в общих чертах силы, на полную или частичную поддержку которых Англия могла рассчитывать в борьбе с освободительным движением.
Что же касается сил патриотов, то они объединили в своих рядах всех недовольных политикой метрополии, всех противников привилегированного сословия, которое насаждалось короной в Америке и олицетворяло старый колониальный режим. Главной опорой этого лагеря были низы и средние слои городского населения - ремесленники и мелкие торговцы. Большую роль в ходе ос-вободительпого движения и последующей революционной борьбы сыграли фермеры. Они стремились устранить свою зависимость от земельных собственников, нередко сопровождавшуюся феодальными повинностями. Особенно радикальными настроениями отличались те, кто захватывал землю в порядке скваттерства.
К лагерю патриотов примыкали и имущие группы, представлявшие умеренное крыло движения. Это были прежде всего те, кто выражал интересы находившейся в процессе формирования национальной буржуазии, занятой в промышленности колоний, развитии межколониальных связей и внутреннего рынка. Активная роль принадлежала той части купечества, которая оказалась связанной с развитием национальной американской экономики. В 60 - 70-х гг. были сделаны первые шаги по пути создания подобия банковской организации. Возникли временные группы взаимного страхования, объединившие значительную часть колониального купечества (Рочестер А. Американский капитализм 1607 - 1800. Пер. с англ. М., 1950, с. 102.) . К этому же лагерю примыкали купцы-контрабандисты. К умеренному крылу принадлежали и земельные спекулянты, которых по живому резал британский указ 1763 г., запрещавший занимать земли за Аллеганами. Их недовольство разделяли многие плантаторы, заинтересованные в расширении своих владений за счет западных земель. Кроме того, недовольство плантаторов подогревалось их растущими из года в год долгами метрополии. В связи с этим Дж. Вашингтон писал даже, что, «сомнений yет, все наше достояние так или иначе уже уплывает в Великобританию» (Аптекер Г. Американская революция 1763 - 1783. Пер. с англ. М., 1962, с. 48.).
Расстановка сил, их соотношение в период освободительного движения и последующей борьбы за независимость, позиция различных классов и социальных групп, мотивы их поведения - от того как трактуются эти вопросы, зависит освещение истории американской революции. Хотя со времени описываемых событий прошло более двух столетий, вопросы эти не утратили своей остроты и продолжают оставаться предметом горячих споров между представителями различных школ в историографии. Их правильное решение возможно только при условии учета всей совокупности факторов, определявших роль народных масс и соотношение классовых сил в борьбе за свободу. Не случайно американские историки-марксисты уделили этой проблеме значительное внимание в своих трудах.
Господствующее в современной буржуазной историографии США направление «неоконсерваторов» придерживается «элитарной» концепции происхождения американской революции, согласно которой основная роль в ее подготовке и осуществлении принадлежит горстке руководителей освободительного движения, «отцов-основателей» США; при этом отрицается решающая роль народных масс. Как уже отмечалось, краеугольным камнем теории «неоконсерваторов» является тезис «согласия» - «преемственности», ставящий целью доказать бесконфликтный характер американской истории. Между тем в последние годы тезис этот подвергся серьезной критике в самой буржуазной историографии США. В результате опубликования сборника статей под редакцией А. Янга, а также работ Д. Лемиша, Г. Нэша, Д. Мейна и др. появилось целое направление в науке, серьезно подорвавшее положение школы «согласия». Значение указанных исследований заключается в том, что в отличие от идеализированных построений школы «согласия» они приводят ценный материал, свидетельствующий о неуклонном росте имущественного неравенства, прогрессирующем социальном расслоении и усилении классовых противоречий колониального общества. Об этом уже говорилось применительно к политическим предпосылкам революции, а также при характеристике массовых выступлений и тактики имущих групп в период борьбы против гербового сбора и Актов Тауншепда, прежде всего в отношении революционно-освободительного движения в городах. Не менее показательным в этом смысле было и фермерское движение, которое приобрело в канун революции весьма активный характер и в своей основе представляло классовый конфликт непреходящего значения. «Фермеры-повстанцы, - отмечает американский историк М. Кей, - в конечном итоге вели борьбу против находившихся у власти богатых эксплуататоров» (Kay M. L. M. The North Carolina regulation, 1766 - 1776: A class conflict, - In: The American revolution. Explorations in the history of American radicalism. Ed. by A. F. Young. De Kalb, 1976. p. 73). .
Представители «новых левых» верно отмечали, что одним из существенных пороков в изучении американской революции является концентрация внимания на деятельности «великих белых мужей», оставивших после себя обширное литературное наследие. Что же касается «молчаливых» участников революции - народных масс, то к ним и их роли в движении историки не проявили долитого внимания (Lemish J., Alexander J. K. The White Oaks, Jack Tar and the concept of the «Inarticulate». - William and Mary quarterly, 1972, 3d ser., v. 29, p. 129- 134; L e m i s h J. The American revolution seen from the bottom up. - In: Towards a new past: dissenting essais in American history. Ed. by B. J. Bernstein. New York. 1969, p. 29.) . Это относится в равной мере и к революционным действиям городских низов, и к выступлениям фермеров.
Подавляющее большинство населения колоний (90 - 95%) было занято сельским хозяйством, мелкие и средние фермеры составляли около половины белого населения колоний. (Main J. T. The social structure of revolutionary America. Princeton, 1965, p. 273 - 274.) Уже одни эти цифры могут объяснить, почему аграрный вопрос имел такое важное значение. Однако суть заключалась не только в численной стороне дела. Конфликт между бедными и средними фермерами, с одной стороны, богатыми землевладельцами и в целом господствующей верхушкой колоний, с другой, как уже отмечалось, отражал наличие социальных противоречий в колониальной Америке и был важной объективной предпосылкой американской революции.
Фермеры являлись подлинной опорой демократического движения. Наиболее радикальными па-строениями отличались жители «пограничных» районов. У «пограничников» был свой счет к господствующей верхушке колоний, и они, по справедливому замечанию Ф. Шэннопа, еще «задолго до революции знали все аргументы восстания» (Sсhannоn F. A. Аmerica's economic growth. New York, 1947, p. 97.) .
Большинство американских историков, к сожалению, игнорирует социальное значение конфликта между фермерами Запада и господствующей верхушкой Атлантического побережья. Этот конфликт нередко представляется как «межрайонный», «географический», вследствие чего умаляется факт имущественного и правового неравенства населения, нивелируются классовые противоречия американской революции. Примером подобного рода подхода может служить концепция Э. Моргана, объясняющего фермерские выступления противоречием между новыми поселениями Запада и старым истэблишментом Востока. Являясь сторонником теории «согласия», но не имея возможности отрицать наличие конфликта, Морган стремится принизить его значение. «В целом, - заявляет он, - нет достаточных оснований говорить о классовом конфликте в период революции» (Morgan E. S. Conflict and consensus in the American revolution. - In: Essays on the American revolution. Ed. by S. G. Kurtz, J. II. Hutson. Chapel Hill, 1973. p. 297.) . Морган готов признать наличие такого конфликта позднее, после революции. По его словам, кульминационным пунктом революционного «согласия» была конституция 1787 г., лишь после ее принятия «социальные, политические и экономические перемены» спровоцировали рост классовых противоречий. (Ibid.) Бесспорно, принятие конституции вызвало обострение социально-политической борьбы в Америке. Однако в целом схема Моргана искажает логику исторического развития. В исследовании М. Кея приведены убедительные доказательства того, что фермеры Запада выступали против господствующих имущих классов, «независимо от того, где они жили - на Востоке или на Западе». Фермеры «никогда не смотрели на этот конфликт как на межрайонный» (Кау М. L. M. Op. cit., p. 73 - 75.) .
Причины фермерского движения коренятся в классовых противоречиях между бедными и богатыми. Население «внутренней страны» решительно протестовало против действий имущей верхушки восточного побережья. Однако фермеры-бедняки Запада так же решительно выступали против плантаторов и земельных спекулянтов западных районов (Ibid.). Фермерское движение тех лет практически проходило в стороне от массовых ан-тибритапских выступлений городских низов. Однако фермерское движение и городские выступления имели много общего в своей направленности, характере и методах борьбы. В некоторых же колониях, как это было в Массачусетсе, фермерское движение оказалось непосредственно связано с выступлениями городских масс. Объективно фермерское движение явилось составной частью единого революционно-освободительного процесса борьбы американских колоний за демократию и независимость.
Лозунгом всего патриотического движения было требование «никаких налогов без представительства». Оно приобрело универсальное значение в Америке, как в массовых городских антибри-танскпх кампаниях, так и в фермерских выступлениях. Этот лозунг был одинаково актуальным, как в движении протеста против колониальной политики метрополии, так и при решении внутри-колониальных проблем. В частности, он воплотил в себе старые требования реформы налогообложения и справедливого представительства в колониальных законодательных собраниях. Эти требования звучали еще в выступлениях XV11 в. (восстаниях Бэкона 1676 г. в Виргинии и Лейслера 1689 г. в Нью-Йорке). В фермерских выступлениях середины XVIII в. настойчиво выдвигалось требование выпуска «дешевых» бумажных денег и отмены налогов. Ко всему этому после 1763 г. присоединилось широкое возмущение мероприятиями английского правительства, разместившего свои войска на «границе» и запретившего переселение на западные земли.
Фермерские выступления 60-х - начала 70-х гг. носили явно выраженный революционный характер. Их по праву можно считать первой большой классовой битвой американской революции. Они возникли почти одновременно в нескольких колониях. Урегулирование существующих проблем, как это понимали участники фермерских выступлений, включало в себя право пропорционального представительства в местных органах власти, введение справедливой системы налогообложения, ликвидацию феодальных институтов первородства н неотчуждаемости имущества, а также отмену платежей в качестве фиксированной ренты (Аптекер Г. Колониальная эра. Пер. с англ., М., 1961, с. 76 - 79.) .
Наибольшего размаха фермерские выступления достигли в Северной и Южной Каролине, а также в Нью-Йорке. В Северной и Южной Каролине его участники выступали за «урегулирование» существующих несправедливостей и получили название «регуляторов». Население «внутренней страны» быстро увеличивалось, и ко времени войны за независимость здесь проживало около половины всех жителей колоний и 80% их белого населения. Период подъема движения «регуляторов» совпал с бурным потоком колонизации на Запад. «Пограничники» селились в предгорных районах. Почва здесь была плодородной, климат благоприятным. Небольшие и средних размеров фермы усеяли склоны и плато холмистой местности. Образ жизни поселенцев этого края существенно отличался от образа жизни зажиточных слоев восточного побережья. Люди жили в хижинах с земляным полом, спали на соломенных подстилках, ездили верхом без седла. Фермерское хозяйство в значительной степени было натуральным. «Пограничные» поселения отделялись от населенных пунктов восточной части плотной полосой сосновых лесов протяженностью от 80 до 160 км (Jensen M. Op. cit. p. 28, 30. ).
Особо острая обстановка сложилась в Северной Каролине. Связь «внутренней страны» с торговыми центрами, где фермер мог реализовать свою продукцию, была затруднена. Между тем власти требовали уплаты налогов звонкой монетой. Порядок и размер взыскиваемых податей устанавливались произвольно. По признанию губернатора Северной Каролины Трайона, «шерифы присваивали более половины общественных денег..., собранных ими в качестве налога» (Вassell J. S. The Regulators of North Carolina (1705 - 1771). - Annual report of the American historical association. 1894. New York, 1895, p. 152.) .
Беззаконие и грабительские действия местных властей вызывали массовое недовольство. В июне 1765 г., еще до начала массового движения «регуляторов», колониальная ассамблея Северной Каролины получила петицию-жалобу на «плачевное состояние» жителей графства Гренвиль. В ней излагались трудности финансового положения и говорилось о необходимости проведения реформ. Петиция была составлена в умеренных выражениях. Она даже призывала колонистов оставаться «осторожными», «рассудительными», «не делать ничего сгоряча», не выступать «против существующих законов». В ней перечислялись случаи притеснения колонистов и нарушения законности представителями власти на местах (Henderson A. The origin of the Regulation in North Carolina. - American historical review, 1915 - 1916, v. 21. p. 324 - 332.) . Результатом этой жалобы были гонения на тех, кто ее подписал. Их обвиняли в клевете, автора же петиции привлекли к суду и посадили в тюрьму (Bassett J. Op. cit... p. 161.) .
Такое положение создалось не только в графстве Гренвиль. Аналогичные выступления имели место в соседних графствах. Здесь фермеры заявили об отказе платить налоги. Однако выступления эти не только по были связаны между собой каким-либо образом, но пх участники ничего не знали даже о том, что происходит в других графствах (Ibid.; Jensen M. Op. cit.. p. 30.) .
Начало движению «регуляторов» положило выступление фермеров графства Орандж в октябре 1765 г. с призывом к представителям власти организовать встречу для обсуждения назревших проблем. Хотя первоначально администрация намеревалась принять участие во встрече, затем это решение было пересмотрено. Прибывших па нее представителей фермеров объявили мятежниками. Характерно, что это первое выступление «регуляторов» не только совпало по времени с движением против акта о гербовом сборе, но и солидаризировалось с организацией «Сыны свободы», руководившей антибрптанской кампанией. В петиции «регуляторов» закон о взимании гербового сбора назывался «величайшим злым умыслом». «В то время как «Сыны свободы» выступают против британского парламента в защиту истинной свободы, - гласила петиция, - не дадим колониальным чиновникам подвергать нас несправедливому угнетению в нашей собственной колонии». В другой части того же документа говорилось, что дело, за которое борются «Сыны свободы», это - борьба против «тирании» (Вassett J. Op. cit., p. 162. ). Таким образом, «регуляторы» недвусмысленно заявляли о своей солидарности с «Сынами свободы». Однако следует присоединиться к выводу одного из первых исследователей движения «регуляторов» Д. Бассета: движение это практически не было связано с ан-тибританскими выступлениями в городах (Ibid.) . Один из руководителей «регуляторов» Северной Каролины Г. Хазбенд поддерживал связь с Б. Франклином, получая через него и других активистов антибрптанской кампании памфлеты, критикующие действия метрополии, размножал их и распространял среди жителей «внутренней страны». Эти памфлеты бесспорно подогревали недовольство, стимулируя рост оппозиционных настроений (The Regulators in North Carolina. Papers (далее - Papers). Ed. by W. S. Powell, 1 K. Huhta, T. J. Tarn-ham. Raleigh, 1971, p. 16.) . Однако многое из того, что глубочайшим образом задевало интересы городского населения Атлантического побережья, сравнительно слабо затрагивало жителей «внутренней страны». Поэтому, несмотря па общность объективных предпосылок фермерских выступлений и массовых городских кампаний протеста, на практике они проходили изолированно, независимо друг от друга.
Движение «регуляторов» не имело последовательной программы. Его участники требовали «урегулирования» общественного недовольства и ликвидации злоупотреблений властью. Как уже отмечалось, речь шла об упорядочении системы налогообложения, более справедливом представительстве в судах и местных органах власти. Выступления «регуляторов» в Орандже были поддержаны соседним графством Апсон, где также «более чем очевидным» было засплие «олигархии чиновников». Если в 1766 - 1767 гг. «регуляторы» ограничивались петициями и жалобами в адрес властей по поводу существующего положения, то с 1768 г. начался новый этап в развитии движения - время активных действий. Была создана «ассоциация», члены которой решили не платить налогов, освобождать всех, кто будет заключен в тюрьму за неуплату налога, силой захватывать собственность, отобранную в погашение долгов и т. п. (Ibid., p. XVIII.) Вслед за Ансопом к «регуляторам» Орап-джа присоединились фермеры графства Роуан. Эти три графства и составили оплот движения «регуляторов». Жители семи соседних графств сочувствовали движению, но не приняли в нем активного участия. Что же касается Оранджа, Ансона и Роуана, то по подсчетам М. Кея из 8 тыс. облагаемых здесь налогом жителей «регуляторов» поддерживало от 6 до 7 тыс. человек (Кау М. L. Op. cit., p. 73. ).
Губернатор Северной Каролины Трайон и другие представители власти осудили выступления «регуляторов» как противозаконные и мятежные. Были приведены в боевую готовность милицейские вооруженные части. В то же время сотни людей вступили в отряды «регуляторов». Многие из них были вооружены. Власти колебались, применять ли силу. Трайон заявил представителям графства Ансон, что готов рассмотреть их жалобы, если те откажутся от сопротивления и обязуются в последующем соблюдать приказы администрации. В то же время против графства Орандж готовилась карательная экспедиция. Губернатор рассчитывал разобщить силы «регуляторов», частично уступив одним и жестоко усмирив других. Переговоры и шедшие параллельно военные приготовления тянулись около полугодa (Вassett J. Op. cit., p. 173 f.).
В сентябре 1768 г. отряды «регуляторов», насчитывавшие по разным оценкам от 800 до 3700 человек, подошли к г. Хиллсборо, где находился полуторатысячный милицейский корпус под командованием Трайоyа. Обе стороны проявили колебания и нерешительность. Результатом был мирный исход (Кау М. L. M. Op. cit., p. 90 - 91. ). Ни одну из сторон этот исход не мог удовлетворить. Положение фермеров нисколько не улучшилось, а власть не стала более прочной. Движение «регуляторов» разрасталось, и губернатор решил распустить законодательные собрания. Однако в результате новых выборов представители «регуляторов» вошли в состав законодательных собраний, а усиление в них оппозиции превратило собрания в арену острых политических дебатов. Более 250 человек подписали петицию, представленную па рассмотрение законодательного собрания графства Ансон. В этом документе, составленном, по-видимому, Г. Хазбепдом, в наиболее полной форме были изложены требования «регуляторов» (Вassett J. Op. cit., p. 186 - 187.) . Они заключались в следующем: 1) все выборы должны производиться путем тайного голосования; 2) налоги должны взиматься в соответствии с имущественным положением жителей колонии; 3) разрешается выпуск бумажных денег с предоставлением денежных ссуд под земельные участки; 4) пересматривается система оплаты судей и чиновников с переводом их на жалованье вместо гонорара; 5) производится справедливое распределение земельных участков, чтобы избежать злоупотреблений, в результате которых лучшие участки попадают в руки немногих богатых людей, а худшие достаются беднякам; 6) декларируется отмена феодальных повинностей в виде фиксированной ренты и выдачи земельных пожалований; 7) объявляется полная свобода церковных обрядов для представителей всех религиозных течений; 8) рекомендуется назначение Б. Франклина либо какого-нибудь другого известного патриота представителем интересов Северной Каролины при королевском дворе в Англии (Documents of American history, v. I. Ed. by H. S. Com-mager, 1958, New York, p. 68 - 70. ).
Эта петиция более чем какой-либо другой документ показывает понимание «регуляторами» задач революционно-освободительного движения североамериканских колоний против политики метрополии. «Некоторые из предложенных реформ, - отмечает Бассет, - предусматривали коренyые перемены в управлении, а то, что в качестве возможного агента был назван именно Франклин, показывает, что была сделана попытка установить тесную связь с патриотическим движением» (Ibid., p. 187. ). Подобные петиции, хотя и не так полно выражавшие программу фермерских выступлений, - некоторые из них касались лишь частных вопросов - были направлены законодательным собраниям других графств, окружным судьям и губернатору Трайону (Papers, p. XVIII.) .
Почти два года - с 1768 по 1770 - прошли в «петиционной» кампании. Эта кампания протекала негладко и далеко не всегда мирно (Вassett J. Op. cit., p. 187 f. )Податели петиций настаивали на рассмотрении их требований и принятии практических мер. Толпы недовольных собирались у зданий судов, от которых «регуляторы» требовали рассмотрения своих жалоб. Отказ властей от решения требований «регулятров» вызвал ряд столкновений. Были разгромлены здания судов, избиты судьи и чиновники. Дома самых ненавистных высокопоставленных деятелей, ведавшего сбором налогов зятя губернатора Э. Фаннинга, а также судьи Р. Ген-дерсона, были сожжены. При попытке ареста двух «регуляторов» в графстве Доббс один колониальный чиновник был убит (Papers, p. XXI; De Mond R. 0. The loyalists of North Carolina during the revolution. Hamden, 1964, p. 40 - 43.) .
В середине декабря 1770 г. губернатор Северной Каролины предложил законопроект о борьбе с мятежами, который был внесен на рассмотрение законодательной ассамблеи. Законопроект давал право окружным прокурорам возбуждать в судах высшей инстанции обвинение в участии в мятеже, объявлять вне закона неявившихся на суд и предоставлял губернатору право мобилизации вооруженных отрядов для борьбы с мятежниками. Поскольку большинство ассамблеи принадлежало к оппозиции, сочувственно относившейся к требованиям «регуляторов», рассмотрение законопроекта было отложено. Вместо этого депутаты предложили рассмотреть проект реформ, устраняющих возможность злоупотребления властью. Однако, ссылаясь на то, что волнения продолжаются п воспользовавшись известием о том, что крупный отряд «регуляторов» движется на столицу, губернатор настоял па ассигновании денежных средств для осуществления мер по защите города п незамедлительном одобрении отложенного законопроекта о мятежах, получившего название «кровавого акта» (Вoatner III M. M. Encyclopedia of the American revolution. New York, 1966. p. 928. ).
Специальным рескриптом было создано большое жюри, составленное, по словам Трайона, «из самых уважаемых лиц» - представителей колониальной аристократии. Члены этого жюри «с признательностью и единодушием» приняли предложение Трайона, заявив о своей готовности возглавить вооруженные силы, чтобы разгромить повстанцев. Они также подписали воззвание, которым декларировали создание «ассоциации», направленной на защиту «закона и порядка» (Вassett J. Op. cit., p. 197. ). Губернатор отдал распоряжение о срочной мобилизации вооруженных отрядов милиции.
Собрав необходимые силы, Трайон предпринял военную экспедицию во «внутреннюю страну» (Papers, p. XXII.). 16 мая 1771 г. его отряды, насчитывавшие около тысячи человек пехоты, небольшой отряд кавалеристов и артиллерийское подразделение, атаковали лагерь «регуляторов» на р. Аламансе. Численно силы фермеров были превосходящими - около двух тысяч человек, но были плохо вооружены. Они не имели ни артиллерии, ни достаточного количества ружей. Главное же заключалось в том, что они оказались совершенно беспомощны в военном отношении, так как все их силы состояли из небольших разрозненных отрядов, пе имевших ни общего военного руководителя, пи руководителя вообще. Средп повстанческих отрядов находился Г. Хазбепд, по как только был получен ультиматум губернатора с требованием немедленного роспуска отрядов и присяги па верность властям, когда стало ясно, что нет шансов на мирное решение, Хазбенд спешно покинул лагерь повстанцев (Вassett J. Op. cit, p. 202-204; Boatner III M. M. Landmarks of the American revolution. Harrisburg, 1973, p. 333 - 334.) .
После интенсивной артиллерийской подготовки отряды Трайона перешли в наступление. Хотя небольшие группы стрелков, укрывшись за деревьями, оказали сопротивление, основная масса «регуляторов» была смята и обращена в бегство. По прошествии двух часов сражение при Аламапсе закончилось победой «сил порядка». Несколько человек было арестовано. Один из них был тут же повешен. Через некоторое время состоялся суд, приговоривший к смерти еще 12 человек. 6 из них в «назидание» другим были подвергнуты публичной казни, остальных помиловали, чтобы не вызывать излишнего ожесточения (Bassett J. Op. cit., p. 204 - 205.).
В самой Северной Каролине выступления «регуляторов» не были поддержаны патриотическими силами, но в Массачусетсе и Пенсильвании, ставших к началу 70-х гг. важнейшими центрами революционно-освободительной борьбы, газеты поместили статьи, солидаризировавшиеся с движением фермеров (Maier P. From resistance to revolution. Colonial radicals and the development of American opposition to Britain 1765 - 1776. New York, 1972, p. 197; К а у M. L. M. Op. cit., p. 103, 122.).
Колониальные власти опасались, что массовые репрессии могут спровоцировать дальнейшее развитие движения протеста, с которым администрация не сумеет справиться. Эти соображения определили и тактику властей в соседней колонии - Южной Каролине, где также развернулось движение «регуляторов». В «пограничных» районах этой колонии не было ни избирательных участков, ни школ, пи судов. Недовольство подогревалось тем, что жители «внутренней страны» были лишены элементарной безопасности. На «границе» процветали разбой и воровство. Крали коней и имущество, поджигали дома, убивали мужчин и насиловали женщин. Фермеры жестоко страдали от набегов бандитских шаек и обращались к властям с просьбой принять меры по поддержанию порядка, гарантировав безопасность их жизни и имущества. Важной причиной недовольства было также то, что фермеры «внутренней страны» вынуждены были платить высокие подати, по размеру ничуть пе уступавшие налогам владельцев богатых плантаций риса и индиго в плодородных районах прибрежной полосы (Подробное описание движения «регуляторов» Южной Каролины дано в исследовании: Brown R. M. The South Carolina regulators. Cambridge, 1963.) .
Под влиянием усиления общей политической активности в колониях «регуляторы» Южной Каролины стали более настойчиво требовать удовлетворения своих жалоб. Губернатор арестовал руководителей движения и направил для усмирения повстанцев отряды милиции. Оказалось, что в их составе находились те самые воры и насильники, против которых обращены были жалобы фермеров. Впрочем, колониальная администрация довольно быстро поняла ошибочность этих действий. Властям пришлось освободить арестованных руководителей движения, отозвать вооруженные отряды милиции и удовлетворить некоторые требования «регуляторов». Таким путем было приостановлено развитие конфликта и удалось избежать вооруженного столкновения, как это случилось в Северной Каролине (Jensen M. Op. cit., p. 29; A1den R. The South in the revolution 1763 - 1789. Baton Rouge, 1957, p. 151 - 152.).
Движение «регуляторов» в Северной и Южной Каролине имело одинаковое происхождение. Что же касается исхода конфликта, то различие не было существенным, хотя в Южной Каролине и удалось избежать вооруженного столкновения. Практически ни в первом, ни во втором случае основные требования фермеров не были удовлетворены. Это предопределило поведение и роль, которую суждено было сыграть «регуляторам» и в целом фермерству в американской революции.
Движение «регуляторов» в Северной и Южной Каролине - двух расположенных по соседству южных колониях - в сущности представляло собой один очаг недовольства. Однако эти выступления нельзя рассматривать как локальное явление. Движение «регуляторов» имело значение для всех американских колоний. Этот факт с полной определенностью подтвердился аналогичными действиями фермеров в центральных колониях - Пенсильвании и Нью-Йорке.
Выступление пенсильванских фермеров было первым выступлением такого рода. К началу 60-х гг. в «пограничных» районах Пенсильвании проживало столько же жителей, сколько в прибрежной полосе. Однако количество представителей от западных графств в законодательной ассамблее было вдвое меньше, чем от восточных. В январе 1764 г. недовольство политикой колониальных властей вылилось в поход отряда «парней из Пакстона» («пограничного» поселения) на столицу колонии Филадельфию. Это выступление не получило своего развития, так как высланные навстречу парламентарии обещаниями уступок уговорили «пограничников» вернуться назад (Нind1е В. The march of the Paxton Boys. - William and Mary quarterly, 3d ser., 1946, v. 3, p. 461 - 486.).
Иной оборот приняли события в Нью-Йорке. Если о движении «регуляторов» Северной Каролины можно сказать, что оно было крупномасштабным и самым продолжительным в период освободительной борьбы колоний против Англии, начавшейся после 1763 г., то аграрные волнения в Нью-Йорке продемонстрировали во всей остроте глубину конфликта между фермерами и теми, кто по воле короны пытался насадить в Америке исторически отжившие феодальные отношения. Конфликт в Нью-Йорке протекал в иных «географических» рамках. И здесь существовало противоречие Восток-Запад, но ожесточенные столкновения происходили повсеместно, на всей территории колонии. Фермерское движение в Нью-Йорке получило и иное наименование - «левеллеров» («уравнителей»). Но по сути своей выступления фермеров в разных колониях были однородными (Маrk I. Agrarian conflicts in colonial New York, 1711 - 1775. New York, 1940, p. 15.).
Феодальные порядки в той или иной форме существовали в разных колониях, но в Нью-Йорке они, как справедливо полагают исследователи, мало отличались от европейского феодализма (Ibid., p. 62, 75.) . В этом, видимо, была одна из причин того, что в период революции Нью-Йорк являлся оплотом метрополии и власть британской короны здесь пала в последнюю очередь.
Колония Нью-Йорк была сравнительно малонаселенной. Будучи разделена на крупные феодальные поместья - маноры, она в меньшей степени, чем другие, подверглась колонизации мелких фермеров. Правда, и в Нью-Йорке земля захватывалась в порядке скваттерства, в особенности это касалось полосы районов, граничивших с Новой Англией, Пенсильванией и Нью-Джерси на Западе (Lynd S. Class conflict, slavery and the United States constitution. New York, 1967, p. 27.) . Конфликт в этих районах усугублялся деятельностью земельных спекулянтов, для которых феодальная регламентация являлась серьезным препятствием. В итоге аграрный конфликт в Нью-Йорке приобрел чрезвычайно сложный характер. Именно в Нью-Йорке, как ни в одной другой колонии решение этого конфликта требовало революционных преобразований, ибо противоречия здесь носили настолько острый, антагонистический характер, что разрешить их не могла никакая реформа.
Что же представляли собой на практике феодальные порядки в Нью-Йорке (при всей условности употребления этого термина применительно к Америке) и каким образом они приходили и столкновение с интересами фермерства? Все самые плодородные и благоприятные для ведения сельского хозяйства земли в устье р. Гудзон принадлежали крупным земельным собственникам. Огромные поместья Ливингстонов, Филппсов, Ван Кортландов, Ван Ренселлеров и других были дарованы английским королем своим приближенным как феодальное пожалование. Существовала определенная форма вассалитета. Собственники владений платили ежегодную дань королю - своему сюзерену. Она носила, правда, символический характер. Например, Ван Кортланды, владевшие 86 тыс. акров земли, платили ежегодно 40 шиллингов, Филиппсы за 156 тыс. акров - 4 ф. ст. 12 шиллингов, Ливингстоны за 150 тыс. акров - 28 шиллингов, Ренселлеры за 1 млн. акров - 50 бушелей пшеницы и т. д. (Ibid., p. 60.) В то же время сами они собирали несравненно большую дань с тех, кто арендовал у них землю. Например, Филиппсы в 60-х гг. сдавали в аренду около 10 тыс. акров и ежегодно получали около 200 ф. ст. арендной платы и фиксированной ренты (Ibid., p. 71.) . Если учесть, что количество фермерских семей, арендовавших у них землю, равнялось 50, то получается, что каждый арендатор платил Филиппсам столько же, сколько они сами платили королю. Иными словами, то, что взыскивалось с одного фермера, позволяло владельцу выплатить дань своему сюзерену-королю. Остальное было чистой прибылью.
Не только порядок взимания платежей - одновременно арендной платы и фиксированной ренты, но п система аренды земли в Нью-Йорке давали повод для недовольства. «Гнет этих (нью-йоркских, - А. Ф.) лендлордов, отличавшихся безудержной алчностью, - пишет по этому поводу Г. Аптекер, - был особенно нестерпимым, потому что владения их представляли собой патронаты, т. е. фактически феодальные маноры; крестьяне, обрабатывающие землю, не могли и мечтать о том, что они когда-либо станут ее собственниками или собственниками того, что было сделано на ней с целью повышения продуктивности, не говоря уже о том, что они находились в непосредственном подчинении у магнатов-землевладельцев также и в отношении судопроизводства п политического представительства» (Аптекер Г. Колониальная эра, с. 77.) .
Приобретение фермерами земли в полную собственность было исключено существующими правилами. Можно было только арендовать ее. Земля сдавалась лишь на короткие сроки, в некоторых случаях всего на два-три года. Возобновление аренды не гарантировалось. В тех случаях, когда владелец хотел отделаться от нежелательных беспокойных поселенцев, он делал это без труда, отказываясь возобновить соглашение об аренде па новый срок. Практика такого рода отказов вошла в систему и широко использовалась для пресечения любых проявлений недовольства. Никакими правами фермеры-арендаторы не обладали. Избирательное право было предоставлено лишь земельным собственникам либо лицам, владевшим собственностью в 40 ф. ст. и более. Согласно утверждению американского историка Ч. Уильямсона, это давало возможность участвовать в голосовании немногим менее половины населения (Williamson Ch. American suffrage: from property to democracy. 1760 - 1860. Princeton, 1968, p. 27. ). Более убедительным, однако, представляется вывод И. Марка о том, что «значительная часть взрослого белого мужского населения не имела права участвовать в выборах», а те, кто имел это право, были поставлены в такие условия, что вольно или невольно способствовали «дальнейшему усилению крупных земельных собственников» (Маrk I. Op. cit., p. 93. ). В результате в состав ассамблеи, как правило, избиралась богатая верхушка колонии. По данным Марка за 1750 - 1776 гг., более двух третей депутатов ассамблеи состояли из владельцев крупных земельных поместий (Ibid., p. 93.) . К аналогичному выводу пришел в своих исследованиях и один из наиболее авторитетных специалистов по данной проблеме Д. Т. Мейн. Произведенный им анализ имущественного состава ассамблеи, избранной в 1769 г., показывает, что 43% депутатов владели собственностью, оценивавшейся в 5 тыс. ф. ст. и более, столько же депутатов имели от 2 до 5 тыс. ф. ст., а остальные - от 500 до 2 тыс. ф. ст. (Main J. T. Government by the people. The American revolution and the democratization of the legislatures. - William and Mary quarterly, 3d ser., 1966, v. 23, p. 394.)
Такая же картина наблюдалась и во всех остальных звеньях власти. Губернаторами были только крупные собственники. Губернаторский совет состоял из земельной аристократии, хотя и был дополнен в 1758 г. несколькими представителями купечества. В связи с этим Мейн справедливо заметил, что в совете безраздельно господствовала «элита», или «высший класс» (Main J. T. Social origins of a political elite. The upper house in the Revolutionary era. - Huntington library quarterly, 1964, v. 27, p. 155. ). Чиновники местного правительства подбирались по принципу родства и по рекомендации земельных собственников. Судебные должности, если не передавались по наследству, то во всяком случае предоставлялись с учетом родственных и деловых связей. Семьи богатых собственников были связаны между собой родством (Lуnd S. Op. cit., p. 27 - 28.) . «Крупные земельные собственники, - отмечает И. Марк, - усиливали свой контроль над экономической и политической жизнью, используя сложные матримониальные связи» (Mark I. Op. cit., p. 87.) .
Таким образом политическая власть в Нью-Йорке оказалась сосредоточена в руках земельной олигархии, установившей свою ничем не ограниченную власть (Lynd S. Op. cit, p. 27.) . Британская корона сознательно насаждала и активно поддерживала этот порядок. Вся система рассчитана была на то, чтобы воздвигнуть прочный барьер, закрывающий путь проявлениям какого-либо недовольства.
Сильным ударом по этой системе явилось восстание фермеров 1766 г. Первыми поднялись арендаторы Фшишпсов в графстве Датчес во главе с Уильямом Прендергастом, затем фермеры Ван Кортландов в графстве Уестчестер и арендаторы Ливингстопов в Датчесе. Сначала это были десятки повстанцев, потом сотни и даже тысячи. В течение нескольких месяцев восстание приобрело такие масштабы, что превратилось в серьезную угрозу собственности и власти в Нью-Йорке. Так же, как и в Северной и Южной Каролине, это движение не имело четко очерченной программы. Главные требования повстанцев заключались в предоставлении им гарантированного права пользования землей: в одних случаях долгосрочной аренды, в других - свободного владения, отмены долговых обязательств и феодальных повинностей. Определенная часть фермеров рассчитывала, что их требования могут быть решены путем обращения в суд. Однако большинство было настроено воинственно и не верило в добрую волю властей.
Прендергаст и его сподвижники выступили за равенство прав на землю для всех. Они заявляли, что не нужно строить иллюзий - суд не восстановит справедливости, ибо ему безразличны интересы бедняков. «Бедный человек всегда испытывал насилие со стороны богатого», - говорил Прендергаст. Провозглашенное повстанцами «естественное право бедного на равное владение землей с богатым» пользовалось широкой поддержкой. «Несколько сот арендаторов, - говорилось в одном из тогдашних сообщений, - присоединились к левеллерам. Они готовы лишить владения одних и предоставить в собственность землю другим без уплаты ренты или налога» (Mark I. Op. cit., р. 136. 140; Lynd S. Op. cit,, p. 27.) . Фермерские выступления в Нью-Йорке были поддержаны в соседних графствах колотит Нью-Джерси и Коннектикута, где несколько тысяч человек подписали петицию с требованием отмены долгов, а отряды бедняков в этих колониях также участвовали в демонстрациях п нападениях па суды.
Фермеры поджигали усадьбы собственников, угрожали расправой судьям и чиновникам. В тех случаях, когда предводителей повстанцев захватывали и сажали в тюрьму, удержать их в заключении было непростым делом. Слух о пленении повстанческих вожаков распространялся мгновенно. Толпа вооруженных фермеров окружала тюрьму и силой освобождала их из-под стражи. Нападения фермеров на тюрьмы в Нью-Йорке были таким же распространенным явлениям, как в Северной Каролине в разгар движения «регуляторов» (Papers, p. XIX, XX.). Силы повстанцев, однако, и в Нью-Йорке были плохо организованы. Выступления фермеров носили стихийный характер. Между тем колониальные власти приняли спешные меры. В район волнений были отправлены регулярные части британской армии. Прендергаст с ближайшими сподвижниками был схвачен и заключен в тюрьму. Наиболее активные участники фермерских выступлений предстали перед Верховным судом. Из 9 человек, разбиравших их дело и участвовавших в вынесении приговора, не было ни одного беспристрастного лица. Все они принадлежали к числу крупнейших земельных собственииков. Здание, где в течение двух недель происходил суд, было оцеплено плотным кольцом регулярных частей. 60 - 70 участников были приговорены к тюремному заключению, денежным штрафам и иным видам наказания (Mark I. Op. cit, p.) .
Суд над Прендергастом продолжался 24 часа. Обвиняемый мужественно и стойко защищался. Приговор был скорым и беспощадным: повесить, затем обрубить веревку и казнить вторично четвертовать, вырезать внутренности, сжечь их. отрезать голову, разрубить тело на части п развеять прах.
Постановление суда подлежало утверждению короля, но из Лондона через некоторое время пришел приказ помиловать Прендергаста. Многим тогда жест британского монарха показался странным. Однако в решении короля был заложен элементарный расчет - расколоть оппозиционные силы (Ibid., p. 146 - 148. ). К этому следует добавить, что среди колониальной администрации далеко не все считали оправданной суровую расправу над участниками фермерских выступлений, в особенности учитывая тот факт, что активисты антибританских кампаний бойкота оставались безнаказанными. Помощник губернатора К. Колден так и писал тогда, что, хотя он «далек от мысли оправдывать» повстанческие действия фермеров, но не может не отметить «разницы» в подходе к участникам фермерских выступлений и к тем, кто «в течение нескольких месяцев» участвовал в «самых опасных восстаниях» против власти короля и парламента «без какой-либо попытки подавить их, а скорее при активной общественной поддержке» (Ibid., p. 151.) . То же самое в сущности отмечал и командующий британскими войсками генерал Гейдж, полагавший, что движение против «гербового сбора» породило фермерские выступления. Гейдж считал, что земельные собственники не заслуживают сострадания в связи с понесенными ими потерями из-за фермерских восстаний, ибо в свое время они не оказали должного отпора участникам антибританских выступлений. «Им поделом любой убыток, если они его понесли, - писал Гейдж в Лондон, - так как это дело их собственных рук. Сначала они посеяли среди народа семена подрывных действий и научили его выступать против закона. То, что происходит сейчас, - лишь следствие того, что можно было легко предвидеть после буйства по поводу гербового сбора» (Т. Гейдж - Т. Конвею, 24 июня 1766 г. - The correspondence of general Thomas Gage with the secretaries of State 1763 - 1775. v. I. Ed. by С. Е. Carter. New Haven, 1931, p. 95.) .
Амнистируя Прендергаста, британское правительство, как отмечалось, преследовало далеко идущие цели. Этим целям оно осталось вериым и впоследствии, уже после начала войны за независимость. Известный пробританскими настроениями крупный нью-йоркский купец Джон Уотс спустя два с лишним года после начала войны даже рекомендовал английскому правительству воспользоваться недовольством фермеров, чтобы привлечь их на свою сторону. Он советовал издать королевский указ, освобождающий арендаторов от феодальных повинностей, объявить их свободными собственниками, при условии, что те принесут королю присягу и с оружием в руках выступят против землевладельцев, изменивших короне (Mark I. Op. cit., p. 13. ).
Движение «регуляторов» - «левеллеров» в Америке не получило широкого распространения, ибо за Аллеганами на Западе лежали огромные пространства свободных, еще неколонизованных земель. Никакой, даже самый сложный аграрный конфликт в Америке не достигал такой остроты, как это было в странах Старого Света, ибо там при любом перераспределении земель крестьяне продолжали страдать от земельной тесноты. В Америке Запад был и в колониальный период, и в дальнейшем в течение более чем ста лет своего рода отдушиной при всякого рода столкновениях и классовых конфликтах. Показательно, что непосредственным результатом поражения фермерских выступлений в Нью-Йорке, Северной и Южной Каролинах было переселение фермеров на новые западные земли (Boatner III М. М. Landmarks of the American revolution, p. 334. ). Это бегство на «свободные» земли происходило стихийно. Но объективно заселение Запада, учитывая, в частности, британский запрет селиться за Аллеганы, представляло собой акт революционного значения.
Фермерские выступления 60-х - начала 70-х гг. при всех своих особенностях по существу мало чем отличались друг от друга, выражая протест против колониальных порядков, экономического угнетения и политического бесправия. Несмотря на специфику социально-экономического, географического и политического положения Нового Света, фермерские выступления в Америке имели много общего с крестьянскими выступлениями в Европе. И тем, и другим в полной мере присущи были черты, характерные аграрным мелкобуржуазным движениям. Они были широкими по своим масштабам, но стихийными и плохо организованными.
В. И. Ленин неоднократно отмечал, что отличительной чертой крестьянского движения является его стихийный характер. Вместе с тем он подчеркивал, что «стихийный элемент» представляет собой не что иное, как «зачаточную форму сознательности». Указывая на наличие в крестьянстве революционных элементов, он писал, что «и примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности» (Ленин В. И. Поли. собр. соч.. т. П. с. 29 - 30.) . Эти ленинские определения имеют прямое отношение к характеристике фермерских выступлений в Америке.
Фермерские отряды не раз прибегали к оружию. Однако в массе повстанцев постоянно жила вера в «добрых» правителей. В 1765 г. фермеры графства Грепвиль, жалуясь на «самые злостные и нетерпимые злоупотребления», заявляли тем не менее, что по подвергают сомнению ни форму правления, ни существующие законы, а выступают лишь против «дурных действий» чиновников (Papers, p. XVII. ). В Северной и Южной Каролинах, Пенсильвании и Нью-Йорке податели жалоб п петиций апеллировали к «доброй воле» властей в надежде на то, что именем короля будет восстановлена справедливость (Lynd S. Op. cit, p. 28.) .
Развиваясь параллельно с ростом антибританского патриотического движения, фермерские выступления проходили обособленно. Наряду с тем, что уже было сказано по этому поводу, одна из причин такого положения заключалась в том, что лидеры патриотического движения, прежде всего те из них, кто принадлежал к зажиточным слоям восточного побережья, отнюдь не собирались объединяться с фермерами Запада и даже поддерживали карательные меры властей. В Северной Каролине, например, те самые лица, которые командовали карательными отрядами в годы войны за независимость, находились па руководящих должностях в американской армии. В Нью-Йорке один из активных участников «Сынов свободы» входил в состав судебной коллегии, рассматривавшей дело Препдергаста.
Мы уже видели, что в Лондоне понимали потенциальную опасность объединения фермерского движения с патриотическими силами и делали все возможное для того, чтобы не дать им объединиться. Ради этого британская корона иной раз проявляла снисхождение к повстанцам, не доводя дела до казней и рекомендуя местной администрации проявлять сдержанность. Надо сказать, что в какой-то мере ей это удалось, так как в годы войны за независимость некоторые участники фермерских выступлений 60-х - начала 70-х гг. устранились от участия в конфликте, а кое-кто даже выступал на стороне Англии (De Моnd R. О. Op. cit., p. 48 - 50.) .
Представители буржуазной историографии США, умаляющие значение социального размежевания сил и классовых истоков американской революции, пытаются доказать, будто фермеры в своем большинстве выступали на стороне консервативного лагеря. Подобного рода вывод не подтверждается фактами (См.: Аптекер Г. Американская революция, с. 84 - 85).
История свидетельствует об обратном: большинство участников фермерских выступлений приняли активное участие в революции на стороне вигов и лишь ничтожно малое число - на стороне тори. Так, например, было установлено, что из обнаруженных 888 имен «регуляторов» Северной Каролины 323 активно участвовали в войне за независимость. Из них 289 на стороне революции и только 37 против (Alden J. R. Op. cit., p. 162. ). К аналогичному выводу пришел Р. М. Браун, исследовав соответствующие данные по Южной Каролине. «Большинство «регуляторов» Южной Каролины, - пишет он, - стали позднее вигами и во время революционной войны сражались за Америку против Англии и южпокаролинских тори» (Brown R. M. Violence and the American revolution. - In: Essays on the American revolution, p. 107.) . То же самое относится к участникам фермерских выступлений в Нью-Йорке (Lynd S. Op. cit, p. 33. ).
Подводя итоги сказанному, следует решительно подчеркнуть, что фермерские выступления 60-х - начала 70-х гг. явились одним из важнейших факторов демократического движения в колониях. Этот вывод имеет принципиальное значение, так как определение места и значения фермерского движения как активной революционной силы дает возможность правильно понять расстановку сил в колониях. У. 3. Фостер отмечал, что мелкие фермеры, составлявшие большинство населения колоний, оказали «основное» влияние на ход революционной борьбы (Фостер У. З. Очерк политической истории Америки. М., 1953, с. 175.).
Британский командующий генерал Гейдж, оценивая соотношение сил освободительного движения в Массачусетсе за несколько месяцев до начала вооруженного восстания, писал, что «не бостонская чернь, а землевладельцы и фермеры» являются главным источником «ярости» (Т. Гейдж - У. Дартмуту, 2 сентября 1774 г. - The correspondence of general Thomas Gage, v. I, p. 371.) . Следует, однако, помнить, что в отличие от других колоний в Массачусетсе городское и сельское движения были связаны теснее и выступали согласованнее. Фермерское движение в Массачусетсе развивалось под сильным влиянием местной организации «Сынов свободы», руководитель которой С. Адамс неоднократно обращался к фермерам за поддержкой, призывая их активно участвовать в патриотической кампании. Это стремление к сближению между двумя потоками освободительного движения - сельского и городского -имело большое значение для исхода борьбы за независимость.