Футуролог - предсказатель будущего

Кубриковский фильм, его пронзительный холодок не раз вспоминались мне потом, когда, встречаясь с очень разными людьми в Нью-Йорке, Вашингтоне, я старался понять, как живет американец и что он думает.

"2001 год" обещает приоткрыть будущее, показать XXI столетие. Но дышит он сегодняшним днем. Его мрачноватая мораль - сколок мироощущения человека, живущего в США, Англии или, может быть, в ФРГ или во Франции в 60-х - 70-х годах XX века. Да, собственно говоря, иначе и быть не могло. Как всякий художник, ограниченный жизненным опытом и мировоззрением своей социальной среды, Кубрик лепит воображаемый мир XXI века из хорошо знакомого ему материала сегодняшнего дня. Самые смелые фантазии художника - это спроецированные на экран технических чудес будущего сегодняшние заботы, тревоги, надежды его среды, его общества.

И он не прав только в одном, очень важном - в том, что выдает это свое капиталистическое завтра за путь, предназначенный всему человечеству.

Америка заглядывает в будущее. Как человек из той сказки, что старался отгадать свою судьбу, вглядываясь в магический кристалл. Но кристалл, как гласит легенда, помутнел и не давал ответа.

Страна традиционных прагматиков, людей сегодняшнего дня охвачена непреоборимым, мучительным желанием узнать, что ждет ее впереди. Научные конференции, фильмы, журнальные статьи, книги, церковные проповеди... И все тот же вопрос: "Что несут Соединенным Штатам 70-е годы?", "Каким будет мир через 50 лет?", "Америка в году 2020-м".

Корреспондент журнала "Чикаго трибюн мэгэзин" решил получить квалифицированный ответ на свои вопросы. Он отправился к профессиональному "футурологу". Корреспондент встретился с Германом Каном из Гудзоновского института, тем самым Каном, "думающим танком" и "военным аналитиком", автором нашумевших книг "Размышления о немыслимом", "О термоядерной войне, об эскалации" и "Год 2000-й".

Спрос, как известно, рождает предложение. Потребность капиталистической Америки в прогнозировании породила плеяду ученых-предсказателей. На щедрых хлебах монополий, преимущественно военных, взросло племя теоретиков-прогнозистов. Возникли так называемые "мыслительные бункеры". Открылись десятки институтов и отделений при университетах, обязанность которых - анализировать экономические и социальные данные развития мира и отдельных стран, "разыгрывать" политические и военные ситуации, давать правящим кругам США варианты возможного хода событий.

"Рэнд корпорейшн", Гудзоновский институт, Русский институт Колумбийского университета во главе с Бржезинским, Институт революции, войны и мира Стэнфордского университета - таковы наиболее известные из них. Пожалуй что, самым знаменитым и самым преуспевающим среди ученых хиромантов сегодняшней Америки стал сорокашестилетний Герман Кан.

Человек, "скрывающийся за необъятным животом и огромными очками, высокомерный и категоричный в суждениях, один из наиболее противоречивых мыслителей Америки", - так писал о Кане французский журнал "Реалите". Корреспондент американского "Чикаго трибюн мэгэзин" увидел знаменитого прогнозиста в ином обличий.

- Я не нашел его, - говорит корреспондент, - ни надменным, ни безапелляционным в суждениях. У себя дома с женой и детьми в Чаппакуа в штате Нью-Йорк, перед пылающим камином, он показался мне очень любезным и терпеливым человеком и каждый раз без колебаний говорил: "Я этого просто не знаю", когда не мог дать прямого ответа.

У камелька в семейном кругу современный звездочет рисовал журналисту картину будущего.

"Наступил 2000 год, первый год XXI столетия, - записывал корреспондент. - Население Соединенных Штатов составляет 320 миллионов человек, а национальный доход на душу населения достиг 10 тысяч долларов. Продолжительность рабочей недели - 30 часов, и все работающие имеют три дня отдыха в неделю, трехмесячный отпуск, а время от времени берут отпуск на целый год..."

Здесь "футуролог" делает многозначительную паузу, и корреспондент фиксирует ее многоточием.

- Казалось бы, - продолжает он, - имеются все основания для того, чтобы люди были счастливы. Но многих отталкивает одержимость людей материальной стороной жизни, дух стяжательства. Процесс девальвации ценностей нашего западного наследия заходит очень далеко. Конец нынешнего столетия уже приходится на эру неопределенности, когда американская система оказывается под угрозой.

Сложность высокоорганизованного общества и требования национальной безопасности оправдывают введение правительством все более жестких ограничений свободы личности, а прогресс техники облегчает ему эту задачу. Страна охвачена страхом, страхом перед источниками и внутренней и внешней опасности. XXI столетие может принести нам бесчисленные кошмары, о характере которых пока можно только догадываться.

Штатный прорицатель из Гудзоновского института наговорил немало любопытного. Он обещал, что к 90-м годам нынешнего века не менее 50 стран будут иметь ядерную бомбу, подсчитал, что в канун столетия население земного шара составит 6 миллиардов человек, почти вдвое больше, чем ныне; предсказал, что к 2000 году люди смогут сами выбирать пол своих детей и что путем широких генетических экспериментов можно будет даже изобретать новые растения и животных.

Но корреспондент был удивлен явным несоответствием между первой - оптимистической - частью прогноза и весьма мрачным заключением предсказаний. Получалось так, что техническому прогрессу, росту жизненного уровня людей будут сопутствовать всяческие беды морального, социального и политического порядка. Корреспондент продолжал свои расспросы.

Интервью журналиста с футурологом протекало так:

- Какой будет жизнь в США в 2000 году?

- Наиболее важные перемены выразятся, по-видимому, в колоссальном изобилии, огромном техническом прогрессе и, вероятно, в продолжающемся распаде нравственных устоев, в ослаблении традиций героизма, патриотизма, лояльности в Соединенных Штатах. Многие американцы будут отвергать подобный образ жизни, вступать на путь отчуждения. Но большинство будет поистине счастливо.

- Даже при том, что другие будут смотреть на тех как на обывателей?

- Да, они будут обывателями.

- Как будет обстоять дело со свободой в Соединенных Штатах?

- Я склонен полагать, что она будет еще более урезана, поскольку свобода может превратиться в распущенность. По мере того как нормы поведения будут падать, а народ терять свои религиозные и героические традиции, будет все труднее оставаться поборником свободы.

- Возникнет ли тенденция к установлению все более жесткого правительственного контроля ради обеспечения национальной безопасности?

- Да, это еще одна причина, почему можно ожидать "закручивания гаек". К этому времени у нас, вероятно, будет большой профессиональный оборонный аппарат. Но немало хлопот могут доставить чемоданные бомбы. К 2000 году каждый будет знать, как изготовить термоядерную бомбу, которую можно перенести в чемодане.

- В своей книге вы высказываете предположение о возможности распространения весьма опасных электронных устройств для подслушивания разговоров, которые правительство сможет использовать вместе с вычислительными машинами и централизованной обработкой информации для противозаконного вмешательства в частную жизнь граждан. Вы также пишете о контроле над мыслями. Считаете ли вы, что правительство будет все это делать?

- Такой оборот дела вполне возможен.

- Как может осуществляться контроль над мыслями?

- Самыми различными путями. Мы уже контролируем мышление, используя для этого химические вещества или прямое электростимулирование мозга.

- Будут ли эти химические вещества вводиться в организм через продукты питания и воду или через атмосферу, чтобы сделать людей послушными?

- Я не думаю, чтобы государство вступило на этот путь. Это могло бы быть сделано, но я не думаю, чтобы на это пошли.

- Предвидите ли вы какие-нибудь принципиальные политические перемены в нашей стране до конца нынешнего столетия?

- Я думаю, что возникнет тенденция к цезаризму. Произойдет колоссальное падение интереса к политическим проблемам. Население потеряет всякий интерес к делам государственного управления: а ну их всех, пусть этим занимаются специалисты!

- Народ может примириться с режимом элиты?

- Да, именно так - элита технократов.

Что касается международной обстановки, то все более широкое распространение получат новые опаснейшие виды оружия. Хотя причин для войны будет все меньше, опасность войны будет возрастать. Таким образом, на ближайшее будущее я делаю вполне оптимистический прогноз, но на более отдаленный период он пессимистичен, если только нам не удастся так или иначе изменить всю нашу систему.

Корреспондент ушел от прогнозиста обескураженным. Будущее, по словам "человека-компьютера", сулило мало хорошего американцам. Огромное развитие производительных сил, все чудеса науки и техники не обещали людям избавления от элементарных социальных бед сегодняшней Америки. Прорицатель уклончиво ответил на вопрос корреспондента о том, исчезнут ли к концу нынешнего столетия трущобы, сказал, что и тогда, в XXI веке, в Соединенных Штатах "будет множество районов, где негров будут встречать враждебно". Он предрекал "разрастание внутренних разногласий в стране, если не возникнет какого-либо нажима извне, который бы их сдерживал". А "тенденция к цезаризму", к "установлению все более жесткого правительственного контроля" - чем отличается это от сегодняшних устремлений ультра, мечтающих о "всаднике на белом коне"?

Журналист ушел от ясновидца обеспокоенный. В глубине "волшебного кристалла" он увидел жутковатые картины.

Соединенные Штаты заглядывают в будущее. Страна напоминает автомобилиста за рулем машины, которая на большой скорости летит по шоссе. Немало силенок у мотора, хоть и работает он временами с перебоями, еще неплохо действуют тормоза, но мучит автомобилиста вопрос: куда он мчится, зачем он мчится, что ждет его за дальним поворотом.

За ширмой привычных будней Америки развертываются сложные, противоречивые процессы научно-технической революции, "третьей промышленной революции, столь же удивительной, как и те две, которые были вызваны к жизни использованием силы пара и всеобщим употреблением электричества". "Новая революция, - продолжает американский журнал "Ю. С. ньюс энд уорлд ри-порт", - является следствием промышленного применения ядерной энергии, колоссального прогресса в электронике и дальнейшего развития систем автоматического управления и счетно-решающих устройств".

У моего товарища, советского журналиста, работающего в Нью-Йорке, исчезли водительские права. Обнаружив пропажу, он немало огорчился. Без машины в Америке как без рук, точнее, как без ног. Во многие места в самом Нью-Йорке и в его окрестностях, кроме как на автомобиле, добраться невозможно. Придется три месяца сидеть на приколе, ожидая дубликата, решил журналист, памятуя старые правила.

- Минуточку, - сказали в нью-йоркском бюро автомототранспорта. - Заплатите три доллара штрафа и два тридцать за дубликат. Не отходите.

Клерк подошел к аппарату, похожему на пишущую машинку, и отстучал на клавишах имя и адрес моего знакомого. Не прошло и трех минут, как ожил соседний аппарат, задергался, заверещал и выплюнул жесткую картонную карточку - точную копию утерянных водительских прав. За какие-то доли секунды сигнал из Нью-Йорка был получен в столице штата - городе Олбани, где находится "центр памяти". Почти молниеносно ЭВМ отыскала в своих закромах данные о злополучном автомобилисте и передала их в Нью-Йорк.

Пожарное депо города Нью-Хейвена (штат Коннектикут). Сигнал тревоги. Пожарные бросаются по местам, машины выруливают из гаража, а брандмайору уже вручают выданную компьютером подробную информацию о горящем доме: тип строения, магазины на первом этаже, число жилых квартир, имеются ли среди жильцов дети и инвалиды. Одновременно ЭВМ приказывает электрокомпании отключить энергию, а полицейскому управлению блокировать улицу.

Крупный сталелитейный завод. Электронно-вычислительные машины поддерживают оптимальный режим мартенов, дают сигнал к окончанию плавки, учитывают запасы сырья, сигнализируют о возможных перебоях в производстве.

Сегодня в Соединенных Штатах трудятся свыше 60 тысяч электронно-вычислительных машин (в 1964 году их насчитывалось 16 тысяч). Они производят сложные подсчеты финансовых операций в банках и промышленных корпорациях, обрабатывают данные о подоходном налоге американцев, широко применяются на транспорте, в торговле.

Электронно-вычислительные системы - важнейший компонент автоматизации и механизации производственных процессов. Широко применяются вычислительные машины на предприятиях с непрерывными процессами, таких, как сталелитейное, нефтяное, нефтехимическое. В станкостроении автоматические станки с программным управлением выполняют операции по обработке металла, какие ранее были по плечу только высококвалифицированному мастеру. Как писал научный обозреватель газеты "Нью-Йорк тайме" Уильям Смит, "в стране фактически нет крупной отрасли промышленности, которая не пользовалась бы вычислительными машинами. Их применяют даже некоторые магазины".

Первоначальная подозрительность, с которой лет двадцать назад было встречено на Западе появление громоздкого и капризного первенца электронно-вычислительной техники, сменилось подобием обожествления неутомимого и безошибочного электронного "мозга". Кое-кто объявил даже, что компьютер излечил капиталистическую экономику от кризисов. Факты жизни убедительно опровергают это утверждение апологетов общества "свободной предпринимательской деятельности". Периодические спады в экономике капиталистических стран, обострившиеся кризисные явления в области валюты и финансов Запада, инфляция, рост стоимости жизни - все это говорит о том, что и в период научно-технической революции капитализм остается самим собою, с присущими ему глубочайшими противоречиями.

И все же новейшая техника, несомненно, наложила свой отпечаток и на сферу производства и сбыта продукции в масштабах всей страны. Быстро предоставляя крупным корпорациям данные объема их складских запасов и проданной продукции, соотношение между выпуском продукции и ее сбытом на рынке, ЭВМ дает компаниям возможность маневрирования. Пуская в ход рычаги государственного регулирования, имеющиеся ныне в его руках, монополистический капитал пытается уменьшить серьезность экономического спада, предотвратить наиболее разрушительные, опасные для буржуазного строя социально-экономические потрясения. Выхода в этом случае ищут за счет интересов трудящихся. Для того чтобы "охладить" перегревшуюся на военном буме экономику, правящие круги США добиваются замедления темпов роста промышленности и идут на заведомое увеличение безработицы.

Электронно-вычислительная машина входит в быт Америки. ЭВМ помогает врачу поставить диагноз болезни. Авиаконструктору машина рисует по заданным условиям наилучшие очертания самолета. Ученому в мгновение ока "подбивает" сложнейшие ряды данных, на анализ которых ранее потребовались бы часы и дни. Полицейскому, преследующему подозрительную машину, она передает приметы преступника.

Я видел компьютер, который, подобно малышу, собирал из кубиков домики, металлические руки поскрипывали, робот пыхтел. Другой - печатал под диктовку статьи, а третий - учился говорить. В одном университете электронную машину подрядили для подыскания молодым людям идеального спутника жизни. Успех был на уровне старого визуального метода, разработанного Адамом и Евой. И наконец, ЭВМ пробовали использовать для программирования внешней политики Вашингтона; результат оказался плачевным. Впрочем, машина была тут ни при чем, виноваты были программисты из государственного департамента, поставившие перед роботом столь невыполнимые задачи, что, как говорят, от натуги лопнули самые прочные, привычные к многократным перегрузкам транзисторы.

Вторжение в "американский образ жизни" электронного робота -- лишь один, наиболее эффектный аспект научно-технической революции. Имеются и другие, не менее важные. Это возрастание роли таких отраслей, как энергетика, новейшие виды химического производства, ускоренный процесс модернизации оборудования, размах научно-исследовательских работ.

Вот некоторые количественные вехи этих важных процессов в жизни Америки. Только за один прошлый год капиталовложения в строительство новых заводов и оснащение старых новейшим оборудованием выразились внушительной цифрой - 64 миллиарда долларов (в два раза больше, чем десятилетие назад). Также удвоились за этот период расходы на научные исследования и разработку новой техники (с 12,5 миллиарда до 25 миллиардов).

Результатом модернизации производства является неуклонный рост производительности труда. Общий объем продукции, выпускаемой американской промышленностью, возрос за десятилетие более чем в полтора раза. Ныне за один квартал с конвейеров автосборочных заводов США сходит 2 миллиона 230 тысяч автомашин, металлургические заводы дают 36,4 миллиона тонн стали, 741 тысячу тонн алюминия. За этот же отрезок времени в США добывается 109 миллионов тонн нефти (потребляется в полтора раза больше).

Как подсчитали экономисты, две трети реального роста американской экономики получены за счет увеличения выпуска продукции в расчете на один человеко-час. В 60-е годы производительность труда в американской промышленности возросла на 36,5 процента (в среднем 3,2 процента в год).

Крупный бизнес ныне холит и лелеет автоматы и компьютеры. Затраты на их приобретение окупаются с лихвой. Рост прибылей, укрепление позиций корпораций на переговорах с профсоюзами - весьма ценные дивиденды. Как заметил один предприниматель, легче выключить на месяц автомат, чем уволить сотню рабочих.

Отношение к новой машине простого американца гораздо сложнее. Помнится, в Нью-Йорке бастовали работники метро. Они требовали, чтобы компания отказалась от намерения пустить на простом - челночном участке пути автоматический поезд, бегающий без водителя. Забастовка была упорной. Ни та, ни другая сторона не хотела уступать. В конце концов было найдено соломоново решение: автоматический поезд отправился в путь, но водитель не лишился своего рабочего места - восемь часов в день он катается в головном вагоне, сидя рядом с вытеснившим его автоматом.

С самого начала профсоюзы увидели в автоматизации производства угрозу массовой безработицы. "Проклятием общества" назвал в свое время автоматизацию председатель АФТ - КПП Джордж Мини. Экономический бум, замешанный на крови Вьетнама, да и сама эскалация американской интервенции в Юго-Восточной Азии замаскировали влияние модернизации производства на занятость в США. Дополнительно несколько миллионов американцев нашли себе "работу" в рядах вооруженных сил либо на военных предприятиях. Это позволяло поддерживать безработицу на "здоровом" уровне - в 3,5 - 4 процента от общего числа работающих. Но угроза возрастающей безработицы сегодня - реальность американской жизни. Многих мучит во сне кошмарное видение - стальной робот, взявший за горло человека.

Профессор Фредерик Бэйтс обнаружил, что многие американцы заражены новым заболеванием - "технофобией" - ненавистью к технике. Профессор руководит кафедрой социологии и антропологии в университете штата Джорджия и занимается проблемами влияния автоматизации на общество. Больше всего "технофобов", по его словам, "находится среди бедняков, молодежи и профессиональных мыслителей". Эти люди считают, что "машины и электронные вычислительные устройства обесчеловечивают жизнь и грозят поработить человека. Из этих воззрений проистекает тревога по поводу дальнейших последствий автоматизации".

Профессор установил, что настроения технофобии особенно сильны среди обездоленных, придавленных безработицей негров - участников движения за гражданские права, и в среде бунтующей молодежи из числа "новых левых".

Поставив диагноз, профессор указал и источники заболевания: огромный разрыв между техническими и научными достижениями Америки и состоянием ее социальных проблем, хроническая неспособность капиталистического общества использовать чудеса научно-технической революции на благо человека. Профессор сетовал на "неуправляемость" американской экономики, на незнание людьми, стоящими у кормила власти, "внутреннего механизма функционирования общества".

Свое выступление на научном симпозиуме в городе Атенсе Фредерик Бэйтс закончил прямо-таки вещими словами.

"Именно потому, - сказал он, - что мы так плохо знаем внутренний механизм общественных систем, мы находимся в таком затруднительном положении. Мы больше знаем, как надо строить ракеты и электронные вычислительные машины или налаживать процессы автоматического производства, чем как организовать человеческое общество, дабы удовлетворить нужды людей. Мы можем послать человека на Луну с достаточной уверенностью в успехе. Однако мы настолько плохо знаем, каким образом функционирует общество, что не можем взяться с достаточными шансами на успех за искоренение нищеты, преступности, загрязнения воздуха или за обеспечение быстрого, не приносящего ущерба технического развития".

Внимательного наблюдателя, соприкоснувшегося, как говорится, вплотную с американской действительностью, не может не поразить потрясающий контраст между огромными производительными возможностями этой страны и плачевным состоянием ее социальных дел. Не может не удивить и другая сторона той же проблемы: разительное противоречие между рациональностью, высокой эффективностью в организации производственной жизни завода, банка, строительного предприятия и иррациональностью, противоестественностью, расточительностью общества в отношении ресурсов страны в целом и прежде всего основного и самого ценного богатства - человека.

Можно понять американского сенатора Уильяма Проксмайра, который в день высадки первых землян на Луну воскликнул:

- Теперь нам необходимо совершить иного рода чудо: спасти наши города от упадка и страха, дать медицинскую помощь больным, престарелым и бедным и, что более всего важно, освободиться от груза беспрерывно растущих военных расходов!

Тревога по поводу заражения человеком биологической среды, жалобы на изнуряющий темп жизни, построенной на жестокой конкуренции, опасения, что вооруженные новинками электроники монополии и ФБР ликвидируют остатки личных свобод человека, раздаются со всех сторон.

Чувство отчуждения людей друг от друга и от общества пронизывает рассуждения многих американцев о плодах научно-технической революции. Человек не столько творец, сколько жертва технического прогресса - эту мысль высказывают сегодня, как ни странно, и те, кто создает чудо-машины, прокладывает новые пути в науке.

Большинству американцев, заявляет известный химик Роберт Гоумер, свойственно "усиливающееся ощущение личной беспомощности, острое чувство того, что ты остаешься позади в слишком быстро меняющемся мире".

"В гораздо большей степени, чем мы сами то сознаем, - констатирует ученый, - мы захвачены водоворотом эволюционных изменений, произведенных нашими руками, но неподконтрольных нам..."

"Можем ли мы и дальше позволить, чтобы наша экономика была бесплановой, хаотичной и бесчеловечной?" - спрашивает человек, познавший четкие, логичные законы строения материи и обескураженный алогичностью, иррациональностью своего общества.

Невеселыми раздумьями Роберт Гоумер поделился с коллегами - читателями журнала "Бюллетень ученых-атомников". Он озаглавил статью "Тирания прогресса". Правильнее было бы назвать ее "Тирания капиталистического прогресса".

"Плановость", "планировать", "планы" - эти слова, столь чуждые лет тридцать назад стороннику "свободной игры рыночной стихии", ныне вошли в лексиконы бизнесменов и политиканов. Конгрессмены проводят "конференцию по планированию первоочередных задач". Боссы страховых компаний обсуждают вопрос - "тенденции экономики и программирование бизнеса". А известный ученый и политический деятель Джон Гэлбрайт призывает капитализм "искать какой-то баланс между общественным и частным сектором".

Недавно Белый дом объявил: решением президента учреждается группа исследования национальных целей. Задача экспертов - анализировать данные, касающиеся социальных проблем, предсказывать изменения в современной и будущей жизни Америки.

- Мы больше не можем позволить себе решать долгосрочные проблемы без всякого плана, - заявил президент Никсон, сообщая о создании группы.

"Планирование", "национальные цели" - проникновение этих терминов в лексикон политиков Запада явление глубоко знаменательное. В нем, помимо воли тех, кто научился выговаривать "крамольные слова", отразился великий факт существования нового, социалистического мира, его исторических успехов. Буржуазные политики не могут не считаться с этим фактом, не могут не учитывать того колоссального влияния, которое оказывает на сознание людей в их странах пример стран социализма.

Но если говорить по существу, то о каком планировании можно думать в Соединенных Штатах, стране, раздираемой внутренними противоречиями, стране, все богатства которой сосредоточены в руках борющихся не на живот, а насмерть монополистических акул? Какие могут быть "общие, национальные" цели у Рокфеллера и лифтера в небоскребе Рокфеллер-центр, у банкира и аппалачского безработного, у пентагоновского генерала и студента из Колумбийки, у негра, поднявшегося на освободительную борьбу, и лавочника-куклуксклановца?